25.12.2012 2255

Социально-экономическая адаптация поляков на Северном Кавказе в XIX веке

 

Выходцы из Польши, как и другие переселенцы в той или иной степени пережили процесс адаптации к новым условиям жизни. В целом адаптация перманентна и присуща человечеству на всех этапах его развития. Непрерывное общение переселенцев с населением новой территории проживания породило политическую, психологическую, профессиональную, административную и др. формы адаптации.

Переселенцы, оказавшиеся в иной среде обитания, вынуждены были приспосабливаться к новым природно-климатическим условиям, изменение которых, в свою очередь, приводило к изменению характера хозяйственной и производственной деятельности. Необходимость постоянного общения с исконным и пришлым населением новой территории, приспособление к иной человеческой общности, иной социально-этнической обстановке составило социально-этническую адаптацию.

Появление польских переселенцев в регионе в начале XIX века привело к изменению и расширению демографической карты Северного Кавказа, возникновению довольно значительной этнической группы - польского населения. Дальнейшая судьба народов Северного Кавказа шла в тесном контакте с польским элементом, сыгравшим значительную прогрессивную роль в социально-экономической, политической и культурной жизни региона. Каждая из национальных групп полиэтничного северокавказского общества внесла свой вклад в дело развития общества, с характерным для каждого этноса оттенком. Не последнюю роль в развитии всех сфер общественной жизни сыграли и польские переселенцы.

За пределами интересов исследователей, занимающихся данной проблемой, оказывались материальные и социальные проблемы жизни поляков в ссылке, взаимоотношения различных поколений, а также групп, разных по национальности, вероисповеданию, взглядам, особенностям культуры местного общества и, наконец, индивидуальные психологические и национальные особенности ссыльных. Не рассматривалось взаимодействие поляков с местным населением в области языка, культуры и идеологии.

Как правило, процесс перемещения больших групп ссыльнопоселенцев сопровождается созданием моноэтничных поселений. В отличие от других этнических групп, поляки не основали в регионе какого-либо отдельного поселения или компактного расселения в части города. Они жили, в большей степени, рассеяно по области. Причинами этого являлись сфера их жизнедеятельности, характер их занятий, проводимая политика правительства.

В отношении насильственно перемещённых на Северный Кавказ польских граждан самодержавие заняло жёсткую позицию. Специально для ссыльных селения или колонии власти не решались создавать, опасаясь новых возмущений. Сразу после переселения поляков старались рассредоточить, поэтому распределяли не в городах, а «в разного рода» селениях по несколько человек. Исключение составил возникший в 1834 году, преимущественно из семей ссыльных хутор Польский в Ставропольской губернии. К 1925 году хутор входил в Шахтинский округ и включал 122 двора (мужчин - 362, женщин - 435, всего - 797 человек). Селение находится близ хутора Извещательного у горы Недрёманной, ныне Ставропольский край.

В Государственном Архиве Ставропольского края нами обнаружен документ, ранее не введённый в научный оборот, - геометрический план двух участков земли, выделенной для поляков. Площадь каждого из этих участков составляет 600 десятин земли. К сожалению, в документе не указана дата предоставления в пользование этих участков и не представляется возможным выяснить причины наделения правительством земельным наделом поляков. Из документа лишь известно, что данный участок земли был отведён для поляков «из дачи с. Новоселиц» в Пятигорском округе Ставропольской губернии.

Со временем ситуация изменилась: польские переселенцы в силу своих профессиональных особенностей переезжали и оседали в областных и уездных центрах. По данным «Первой Всеобщей переписи населения» в Ставропольской губернии всего проживало 0,11% поляков из них 74, 65% человек - в городах. В Терской области всего поляков числилось 0, 45%, из них 78, 77% всех уроженцев Царства Польского проживало в городах. Подобная ситуация не являлась исключением. Она была характерна для всех регионов России, куда направляли наказанных поляков. В Вятской губернии количество оседавших поляков в городах составило 74, 4%.

Этнические факторы сужают спектр допустимых способов общения, реакций на поведение партнёра, а сложившаяся система ценностей, социальные нормативы и трудовые традиции этноса ограничивают общение в профессиональной сфере и могут стать одним из факторов возникновения затруднённого общения в различных областях жизнедеятельности этнических групп. Неприятие этнической миграции на уровне обыденного сознания обусловлено опасением роста преступности, ухудшения своего материального положения и обострения ситуации на рынках труда и потребительских товаров и услуг.

Социализация ссыльных осложнялась недоверчивым отношением коренного населения: «Владельцы заводов и торгующие лица принимают для занятий и работ местных жителей губернии. Кроме того, торгующие лица не желают брать в услужение высланных сюда преступников, как опороченных в поведении. При таких обстоятельствах встречается крайнее затруднение в устройстве быта высланных в здешнюю губернию под надзор полиции лиц так, чтобы они могли существовать без пособия от казны». Подобное подозрительное и отталкивающее поведение местных народов характерно было на первом этапе адаптации поляков в иноэтничное общество. Постепенно ссыльные находили общий язык с жителями губернии и становились частью новой для них среды.

С момента прибытия «польских мятежников» на место ссылки имело место расселение их на непродолжительное время в дома местных старожилов. Со стороны местного общества эта мера не вызвала резкого недовольства. Бывших «мятежников» не чуждались, а напротив старались облегчить их положение. Во многих домах их принимали как своих людей. Редко можно было услышать слово «поляк», произносимое с оттенком недоброжелательства.

Центральная власть скрупулезно интересовалась общественными настроениями на местах: даже самые незначительные вопросы в среде польского населения весьма волновали правительство. В 1841 г. куратор Моздокской римско-католической церкви Милосницкий купил акции польской фирмы «Олень». Позже связь с фирмой по неуказанным причинам была потеряна. По прошествии четырёх лет, Милосницкий просит власти выяснить от кого он должен получить вложенные им деньги или проценты. Согласно предписанию III отделения Е.И.В. канцелярии пастору было объявлено, что данная фирма перестала существовать уже давно и претендовать на какие-нибудь денежные выплаты не представляется возможным.

Положительное отношение местного населения к ссыльным полякам связано с довольно существенным обстоятельством. «Поляки - заговорщики были, как правило, великолепно образованы. К примеру, из формулярного списка квартального надзирателя пятигорской городовой частной управы губернского секретаря Маргушевского становится известным, что по окончании Житомирского уездного училища он владел четырьмя языками: «российским, польским, латинским и французским». Умение правильно составлять деловые бумаги, прошения позволяло найти или создать для себя определённую экономическую нишу, приспособиться к новым условиям жизни.

В представлении ставропольского городового полицейского управления отмечалось: « усматривается, что лица, состоящие под надзором полиции, коллежский секретарь Янковский, отставной чиновник Подольский занимаются сочинением разным лицам просьб и часто бывают поверенными по делам в Присутственных местах исключительно из собственных постыдных видов корыстолюбия». Однако подобная деятельность отставных военных и гражданских чиновников «дурного поведения» не приветствовалась и строго пресекалась местными властями. В предписании начальника Кавказской области господину Кавказскому гражданскому губернатору констатируется следующее: «согласно ст. 1634 свода законов гражданских и ст.245 устава о предупреждении и пресечении преступлений заниматься чиновникам, находящихся под надзором полиции подобным видом деятельности воспрещено, то я предлагаю сделать распоряжение о воспрещении этим чиновникам заниматься сочинением посторонним лицам бумаг, кроме собственно до них относящихся».

В 30-е, 40-е годы XIX века ссыльные не оказывали существенного влияния на жизнь губернского общества. Например, многочисленные отзывы Ставропольского, Пятигорского, Георгиевского, Моздокского уездных исправников о ссыльных поляках на подведомственной им территории лишь отмечают «благонравное, безукоризненное поведение поднадзорных» и констатируют, что «ни в чём дурном замечены не были, образа мыслей хорошего».

Особенностью следующего периода с середины 40-х-50-х годов XIX века является появление поляков на государственной службе в губернских учреждениях. Приблизительно за эти годы в ГАСК существует большое количество дел о поляках на государственной службе, занимающих достаточно высокие посты на государственной службе: георгиевский городничий губернский секретарь JI.K. Конопельский, непременный член Ставропольской Губернской Строительной и Дорожной Комиссии титулярный советник А. Биберштейн-Левицкий, гражданский губернатор М.М. Ольшевский.

Большинство ссыльных, тем не менее, испытывали определённые трудности в вопросе выбора занятий. В жестокой борьбе за существование большому количеству поляков, каково бы ни было их социальное положение на родине, какие бы посты они не занимали, пришлось спуститься на самые низкие ступени общественной лестницы.

В своих воспоминаниях К.В. Гловацкий - один из сосланных на Кавказ поляков, писал: «т.к. здесь всякие занятия и службы не дозволяются, кроме лакейской и сторожевой обязанности, то приходиться переносить большие затруднения в средствах к жизни».

Вследствие такого положения вещей, единственным источником существования ссыльнопоселенцев являлось «пособие от казны». «Почти все высылаемые сюда лица являются почти без платья, с тою только одеждою, которая находится на них и без всяких средств к жизни». В связи, с чем Канцелярия Кавказского Областного правления требует предоставить «наиполнейшие отчёты за 1834 г. о сумме на содержание лиц, состоящих под полицейским надзором с указанием сведений: по чьему распоряжению оное и откуда производилось».

Первые точные статистические сведения о занятости поляков на Северном Кавказе появляются лишь в конце XIX века. «Первая Всеобщая перепись населения 1897 года» даёт в руки исследователей достаточно надёжные, сопоставимые и относительно подробные, объективные данные, позволяющие проследить целый ряд социально-экономических характеристик польского населения.

Статистика отмечает в целом высокую общую занятость поляков, которые служили или работали в разных отраслях экономики. Основная сфера занятости - военно-административная служба. Доля занятых в администрации, суде, полиции, на общественной и сословной службе, вооружённых силах составила - 27, 4%. Среди других сфер деятельности следует отметить: частную службу и подённую работу - 11, 2%, извозный промысел - 8,6%, изготовление одежды - 6, 3 %, работ на железных дорогах - 6,6%, врачебную и санитарную деятельность - 5,9%, земледелие - 8,4 %, учебно-воспитательную деятельность - 4,1 %. Немалой была и доля лиц, живущих на доход с капитала и недвижимого имущества, а также лиц, получающих средства от казны - 8,1 %.

Среди мужчин и женщин были свои, отличные сферы приложения сил. Для мужчин (причём холостых) приоритетной была военная служба - 37,7 %. Женский труд, в первую очередь, использовался на частной службе или подённой работе - 23,3 %.

При одобрительном, безукоризненном поведении и образе жизни, по представлению местного губернатора, министр внутренних дел мог уменьшить назначенный срок или освободить от некоторых ограничений. Так, например, гражданским губернатором Кавказской области было разрешено заниматься акушерской деятельностью полькам М. Гавронской и В. Яцковской. Работая «повивальными бабками по крайней нужде», они уделяли внимание в случае необходимости бесплатно.

Российское правительство принимало строгие меры по отношению к тем кто, так или иначе, провинился на службе. Польские переселенцы не составили исключения. В деле дворянина Беньковского, занимающегося врачебной деятельностью, содержались жалобы посетителей по поводу неумелого лечения. Ставропольское губернское правление посчитало их справедливыми, и определило в качестве наказания выплату штрафа в пользу пострадавших.

В случае открытого неподчинения начальству, власти не стеснялись добавлять эпитеты, характеризуя принадлежность переселенцев к польской национальности. По предложению господина исправляющего должность инспектора Врачебной Управы предполагалось передать «заботы о городе» ветеринарному помощнику Коханскому. Надеясь на более высокое назначение, недовольный Коханский, сославшись на болезнь, уведомил начальство, что не сможет выполнять возложенные на него обязанности. Исправляющий должность на это сказал: « извольте идти отсюда вон и не развращайте такими поступками других канцелярских чиновников, ибо у вас я замечаю всегда одну польскую амбицию и непослушание, которое нетерпимо на службе».

Особенно характерна служба ссыльных поляков в системе правоохранительных органов губерний юга России. Как правило, им разрешалось занимать низшие должности в этой сфере. Отслужив в рядах российских войск необходимое количество лет, бывших польских рекрутов переводили в разряд служителей полицейского управления по большей части «по слабости здоровья».

Попытки занять руководящие места или вести адвокатскую деятельность, быть присяжными поверенными вначале строго пресекались. Представитель польской общины из числа ссыльных П.И. Янек в 1842 году находит себе занятие «по вольному найму в судебной палате». Указом губернатора эта работа была запрещена. По истечении срока ссылки, П.И. Янек освобождается от надзора полиции и ему разрешают быть частным поверенным кавказского областного суда и «как адвокат, частный и присяжный поверенный П. Янек исправлял все свои обязанности весьма успешно».

Вскоре после известных событий в Польше в 60-х годах XIX века губернатор обратился со специальным предписанием к местным полицмейстерам о запрещении допуска политических ссыльных к занятиям адвокатурой, при которых «бывшие ссыльные в Кавказской области принимают на себя защиту по делам, производящимся в общих судебных учреждениях, являются поверенными даже по арестантским делам и очень часто посещают Ставропольский тюремный замок, имеют свидания с арестантами и совещаются с ними по их делам».

Полицмейстер должен был взять подписку, что адвокаты из числа «бывших польских мятежников» не будут впредь принимать на себя «поверенничество и защиту». Опасаясь распространения революционных идей в среде северокавказского общества, а особенно в среде исправляющихся бывших ссыльных, губернатор фактически запрещал заниматься адвокатской деятельностью польским ссыльным.

Политика правительства, направленная на пресечение политического недовольства в регионе, отражалась на социальном положении ссыльных поляков. По указу Николая I поляков не должны были назначать на ответственные посты, представлять на повышение или к награде до истечения срока наказания.

Поляков охотно зачисляли в штат на государственную службу в губернии, прежде всего в полицейское управление. Чиновничий аппарат местных органов власти пополнялся исключительно лицами «политически благонадежными» и преданными интересам имперского правительства, готовыми реализовать требования последнего в деле стабилизации социальной сферы российского общества.

Срок службы при полиции согласно 3 и 5 пунктам 297 статьи первой книги второй части свода военных постановлений определялся пятнадцатью годами службы, после чего на основании Высочайшего повеления поляки имели право на увольнение в отставку.

По причине непрекращающихся волнений в Царстве Польском срок несколько раз продлевали. В Отношении штаба войск Кавказской линии и Черномории от 21 октября 1851 года указывается, что низшие чины, поступившие в российские войска из бывшей польской армии и, взятые в плен во время мятежа, имеют право на увольнение в отставку.

Ставропольское полицейское управление ходатайствовало по вопросу увольнения в отставку некоторых полицейских служителей из поляков. Отмечалось, что рядовые выслужили уже более необходимых пятнадцати лет. Их службу называли «беспорочной». Перечисляя состоявших на службе при полиции поляков, каждому давалась краткая справка: уроженец какой губернии; сословие, к которому принадлежал; когда взят в плен и зачислен в Кавказский линейный батальон, в каком году поступил на полицейскую службу. Анализируя эти данные, выяснилось, что на 1852 год они прослужили от восемнадцати до двадцати одного года.

Из-за сложной нестабильной политической ситуации в Царстве Польском срок службы бывшим мятежникам, сосланным на Северный Кавказ, постоянно продлевали. В итоге служба становилась бессрочной. Власти предписывали руководствоваться новым дополнением к статье 1423 второй части первой книги пятого продолжения свода, которое было утверждено в начале 50-х годов XIX века. По новому дополнению в отставку следовало увольнять, когда сверх 25-летнего срока они прослужат за каждый штраф по два года.

Но чуть позже было утверждено новое решение командира Кавказского Линейного батальона №1: «главнокомандующему угодно было, чтобы из всех вообще частей войск на Кавказе и Закавказье нижние чины не были увольняемы в бессрочный отпуск».

Впоследствии, указ императора был несколько смягчён. Некоторых поляков за усердную службу разрешалось представлять к награде. В силу своего административно-правового положения депортированные поляки находились вне общих правил награждения. «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: как высланные во внутренние губернии на службу лица из польских уроженцев выходят из обыкновенного ряда чиновников, то они не должны быть в производстве подводимы под общие правила, но о каждом из них должно испрашивать особое Высочайшее разрешение». Рассказывая же о каждом «соискателе» необходимо было указывать все мелочи его службы и жизни. В случае безупречной репутации ссыльный поляк мог надеяться на награду - повышение чина. Кроме этого по императорскому указу «польские уроженцы, - к производству коих в чины было испрошено однажды особое Высочайшее разрешение - производились в следующие чины обыкновенным порядком».

Награждение ссыльных поляков происходило по представлению местного департамента исполнительной полиции определённого лица или нескольких лиц и утверждалось на уровне департамента полиции Министерства Внутренних Дел.

К примеру, ходатайство ставропольской полиции о награждении на основании существующих законоположений при отставке «унтер- офицерским чином» С. Орловского, А. Кшевского, Ф. Зайковского, находившихся при этом управлении в течение восьми лет и «отличившихся хорошим поведением, исполнением долга службы со всею точностью и тем, что не были замечены в пьянстве и других дурных поступках» было одобрено.

Чиновничий аппарат местных органов власти пополнялся исключительно лицами «политически благонадежными» и преданными интересам имперского правительства, готовыми реализовать требования последнего в деле стабилизации социальной сферы российского общества.

В отношении добровольно переселившихся на Северный Кавказ выходцев из Польши, проявлявших лояльное отношение к властям, царское правительство не представляло каких-либо ограничений по службе. Государственная политика самодержавия была ориентирована на сохранение «мира и порядка в стране», меры к достижению поставленной цели не включали наказания по национальному принципу. Занимая ответственные посты на государственно-чиновничьей службе, представители польской национальности внесли свой вклад в социально-экономическую жизнь региона.

«Штабная добросовестность и административный навык» М.М. Ольшевского на посту гражданского губернатора позволили ему отладить бюрократическую машину и вникать во все рассматриваемые дела. К примеру, по предложению титулярного советника окружного суда в Ставрополе П. Вильчинского, в городе был открыт паспортный стол.

Заметная роль в деле развития экономики, в частности машиностроения, Северного Кавказа принадлежит потомственному дворянину П.В. Буковскому. Основав собственное дело в Екатеринодаре, он самостоятельно строил машиностроительные предприятия в городах области, приобретал их у других владельцев. На рубеже XIX-XX веков П.В. Буковский становится крупнейшим предпринимателем в сфере машиностроительного производства Кубанской области. В итоге ему принадлежали два чугунно-литейных завода, фабрика земледельческих машин и орудий, машиностроительный, деревообрабатывающий, столярный заводы, мастерские и склады.

Отбыв сроки наказания, либо по освобождении лиц от учреждённого над ним надзора одни поляки возвращались на родину, другие оставались на постоянное жительство на Северном Кавказе. В первом случае, местная полиция помогала им с получением паспортов и некоторым предоставлялась возможность выехать на исконную родину. В «Билете», выданном польскому уроженцу из числа нижних чинов А. Карасю, отправляемому на родину, указано: «в пути его следования на родину и в проживательстве на месте препятствия не чинить, а оказать законную защиту».

Во втором случае можно выделить три причины, повлиявшие на решения поляков остаться в России. Во-первых, по экономическим. В Царстве Польском царил произвол, имения были конфискованы. На Северном Кавказе было значительно больше свободы и возможностей заниматься сельским хозяйством, ремеслом, добиваться высоких должностей на военной или гражданской службе. Почти все ограничения в политической, экономической, правовой сферах деятельности к середине XIX века для поляков были сняты. Начиная с 70-х годов XIX века, в Царстве Польском царили массовая нищета, нехватка земли, безработица.

Во-вторых, по политическим. Лейтмотивом российской политики стало «слияние» польских земель с метрополией: на территории Польши распространялись реформы, проведённые в России. Национальное угнетение приняло особенно жёсткие формы: чиновники - практически полностью уничтожалась автономия Царства Польского, поляки были замещены русскими, польский язык был заменён русским. В крае фактически устанавливалось военное положение.

В-третьих, по личным обстоятельствам. Значительное количество поляков уже свыклось с мыслью - жить в России. Здесь они обзаводились семьями, устраивали свой быт, хоронили родных и друзей.

У поляков, пожелавших остаться, было несколько вариантов устроить свою жизнь. Одни причислялись к мещанским обществам или поступали в разряд государственных крестьян, другие по своему желанию поступали на службу в регулярные и казачьи войска; третьи, проживая в селениях, занимались сельскими работами; четвертые, не желая выбирать ни один из выше перечисленных «родов жизни», шли по наиболее легкому пути наживы и вскоре оказывались под следствием полиции или в тюрьме.

По результатам архивных данных можно предположить, что значительное количество поляков причислялось к тем или иным мещанским обществам. Этим правом одинаково пользовались ссыльные, проживающие и в волостях старожилов, и в новых казенных поселениях, и в городах. В мещанские общества записывали польских переселенцев, которые не представили геральдических доказательств принадлежности к дворянству. Ссыльные приписывались к мещанским или сельским обществам на общем основании по получении надлежащих документов.

При выборе того или иного общества руководствовались местом жительства кандидата. Если поляк жил близ г. Ставрополя, то его включали в ставропольское мещанское общество. Желающие приписаться могли выбирать или менять их. В одном из архивных дел найдено нами прошение поляка - члена георгиевского мещанского общества о переводе его в кизлярское общество. Причина заключается в том, что он нашёл там своих родственников и желает жить вместе с ними. Просьба была удовлетворена.

Приписавшимся к мещанским обществам полякам выдавали особые виды на жительство по общим правилам и нормам, но с указанием, что документы действительны только в пределах Кавказа и владельцы документов происходят из ссыльных. В остальном, поляки уравнивались в правах со всеми членами общества.

К этому времени ссыльнопоселенцы уже обладали, как правило, собственными домами. Раньше они не имели права приобретать никакого недвижимого имущества в собственность. В исключительных случаях, для поощрения их к трудолюбию, бережливости и оседлой жизни, «не участвовавшим в новых преступлениях» полякам разрешалось владеть некоторыми видами имущества. Современник отмечает: «Мещане из поляков живут прилично, стараясь подражать родовитой шляхте, но большинство - беднейшее живёт в простых крестьянских домиках с весьма незавидною обстановкою».

Со снятием ограничений недвижимое имущество приобретали в частную собственность. Поляки владели им на полных правах: покупали на свое имя земли и дома в пределах той волости, к которой они приписаны; поляки, проживающие в городах, получали право владения имуществом при условии беспорочного поведения не менее трёх лет подряд. Характерно, что ссыльные сначала должны были получить разрешение полиции, волостного или другого начальства.

Владельцы имущества обладали правом его отчуждения, распоряжения по духовному завещанию. Предусматривалось в «Уставе», что в случае смерти деньги и движимое имущество переходило к прямым наследникам и жене. Если на месте ссылки не окажется прямых наследников, то имущество поступало в экономический капитал ссыльных через продажу, а не наследникам, пребывающих во внутренних губерниях.

На примере жизни и деятельности И.В. Бентковского, можно предположить, что основными видами деятельности поляков - членов мещанских обществ являлись занятия сельским хозяйством и торговлей.

Довольно распространённым было «приписание» поляков в разряд государственных крестьян. Согласно «Уставу о ссыльных» лицам, сосланным на поселение с лишением всех прав состояния разрешалось причисляться к крестьянам по истечении десяти лет пребывания их в ссылке. Губернатору предоставлялось право сокращать указанный срок для тех ссыльных, которые в течении шести лет вели себя безукоризненно и занимались полезным трудом, приобретали оседлость.

Были и такие, которые не хотели причисляться ни к каким обществам и не избирали место жительства. Местные власти пытались бороться с бродяжничеством. Властью наместника кавказского поляков принудительно приписывали к назначенному месту жительства.

Ссыльные поселенцы, не причислившиеся в мещанское или сельское (крестьянское) состояние, в случае преступлений и проступков подлежали наказанию и суду по общему закону. Таковых было достаточное количество. По отзыву начальника штаба войск Кубанской области в Ставропольскую арестантскую роту зачислились 13 человек - польских мятежников.

При «наблюдении и содержании в тюрьмах польских повстанцев» предлагалось руководствоваться следующими принципами. Вопросы «удобнейшего размещения арестантов в тюремных больничных или других зданиях» возлагались на особых поручителей при военном министре. В случае безотлагательной надобности употреблять «потребные для сего деньги» из эктраординарных сумм заимообразно «вести этим деньгам особый счёт». Все сведения об издержках должны представляться в МВД, где утверждались означенные расходы и их пополнение из особых источников. При расходовании сумм необходимо руководствоваться крайней необходимостью и строгой экономией.

Ежегодно с 1816-1817 годов, когда на территории Северного Кавказа обосновались в массовом количестве польские переселенцы, местные власти пытались проконтролировать динамику прироста польского населения и выяснить их социально-экономическое положение. «Выправки» обо всех проживающих поляках проводились с учётом следующих факторов: присягнувшие на подданство России и избравшие род жизни; находящиеся у кого-либо в услужении или проживающие под разными предлогами; состоящие за какое-либо преступление под судом и содержащиеся под присмотром.

Данные рапортов начальников каждого уезда показывают, что большинство поляков определило и выбрало для себя вид жизни и деятельности в виде «приписания» к мещанским обществам. Отметки по второму и третьему пунктам незначительны. Так, например, в рапорте начальника Александровского уезда отмечается, что из 12 польских ссыльных десять человек (из мещан и из крестьян) - вступили в мещанское общество, один (из шляхты неимущего дворянства) - находится в услужении на подённой работе, один (из вольных людей) - находится под судом.

В условиях социально-экономической адаптации поляков сохранялись и проявлялись в своих реалиях все грани их повседневной жизни. Повседневность отражалась в таких естественных событиях людей как рождение, крещение, причащение, венчание, учёба, работа.

Вопрос о браке оказался тесно связан с религиозной проблемой. В России закон, народ и господствующая церковь толерантно относились к признанным христианским вероисповеданиям. Все «инославные» конфессии были поставлены в равные условия как по отношению друг к другу, так и по отношению к государственному православию. После восстания 1830- 1831 гг. в Польше в отношении католиков методично вводились новые ограничительные меры. В высших политических кругах католицизм и католики неизменно связывались с польским вопросом.

Подтверждение принципов государственной политики нашло отражение в вопросе смешанных браков. Брачный союз между представителями различных вероисповеданий, в первую очередь между православными и католиками был законодательно урегулирован, но претерпевал некоторые изменения. До 1830 г. главный вопрос, по которому велись споры - в чьей юрисдикции должны находится браки - в светской или церковной. После событий 30-х годов XIX века в Царстве Польском Николай I закрепил преимущества православной церкви, как абсолютные.

Отправной точкой для рассмотрения дел о «разноверных» браках на протяжении всего XIX века являются нормы, зафиксированные в «Уложениях о наказании». Дети, рождённые в таком браке, непременно должны были исповедовать православие. Супругу - католику запрещалось склонять членов семьи к смене религии.

Законодательство было призвано способствовать слиянию поляков с русскими, при этом эффект часто был прямо противоположным. Обязательное выполнение условий, закреплённых законом, отвращало многих от вступления в подобный союз.

Российское общественное мнение неоднозначно относилось к смешанным бракам. С одной стороны, соединение семейными узами русских и поляков не поощрялось. Распространение смешанных браков приводило к религиозной и национальной путанице в семьях. В архивном документе о ходе судебного разбирательства отмечается, что молодой человек православного исповедания, носивший русскую фамилию Евдокимов, унаследовал «польское самосознание от своей матери - польки». «Русская народность и греко-православное исповедание много от смешанных браков потеряли», отмечает современник. С другой стороны, браки между русскими и поляками взаимообогащали национально-культурные традиции двух народов созданием семей с русско-польским мироощущением.

Своё исключительное право в вопросе «разноверных» браков высказывали как православная, таки католическая церкви. Русский священник благословит подобный брак, не убеждая (принуждая) воспитывать детей в господствующей вере. Несколько иначе обстоит дело с римско-католической церковью. Стремление папы Римского состоит в том, чтобы дети смешанных браков воспитывались непременно в католическом исповедании, тем самым не допуская равенства исповеданий.

По мнению М.Каткова, ни один католический священник не сможет благословить брак католика с православной, если брачующиеся не дадут обещания воспитывать детей в католическом вероисповедании. Различие заключается в том, что, несмотря на существующий в России закон, чтобы дети от смешанных браков непременно воспитывались в православии, этот закон не является догматом церкви. После провозглашения религиозной свободы католичество утратило бы свой отличительный характер и перестало бы существовать.

Число и характер смешанных браков варьировались в зависимости от региональных особенностей, характера переселения и конкретной исторической эпохи. Обнаруженные метрические книги за период 1840-1861 гг. и 1876 г., не вошедшие ранее в научный оборот, отражают ценную информацию, необходимую для определения семейно-брачных отношений польских переселенцев и их потомков. Данные метрик свидетельствуют, что выходцы из Польши, вне зависимости от характера их переселения, стремились заключать «одноверные» браки. Поляки, сохраняющие языковые особенности, национальные обычаи и традиции строго придерживались правил и норм в семейном поведении. К примеру, георгиевский городничий JT.K. Конопельский был женат на дворянке и имел от неё четырёх детей и все они были обращены в римско-католическую веру.

Достаточно распространёнными были и «разноверные» русско-польские браки. В демографическом плане наблюдается значительное численное преобладание мужчин - католиков над женщинами - католичками, заключающих смешанные браки в силу количественного превосходства переселяемых на Северный Кавказ мужчин - поляков. Дисбаланс полов был глубоким и ярко выраженным: в конце XIX века на ~ 68 % мужчин приходилось ~ 31 % женщин. Как следствие это напрямую порождало межнациональные, «разноверные» браки.

Женитьба на православной часто вынуждала поляка переходить в иную веру. После заключения брака секретарь Пятигорского окружного суда М.М. Ольшанский принимает православие. Дети его также воспитываются в традициях господствующей религии. Решающее значение при этом имела совокупность жизненных обстоятельств - место жительства, учёба, климат в семье. Благотворно складываясь для польского самосознания, они могли нейтрализовать ассимилирующий заряд некатолического исповедания. Причины перемены веры заключаются и в том, что поляк находится «вне общения с лицами польского происхождения на почве проведения или сочувствия польским тенденциям». Подобная форма браков вела к разрыву с соотечественниками, оседанием на Кавказе, полному обрусению и, как следствие, частичной утрате национальных традиций.

Наиболее распространённой была «классическая» модель смешанных браков: глава семьи - католик, поляк по происхождению, остальные члены семьи - православные. Например, губернский секретарь Н. Неинский, гражданский губернатор М.Я. Ольшевский исповедовали католичество, а члены их семей - православие. Смешанные браки отличает национально-культурный климат в семьях. Дети от «разноверных» браков создавали ядро «мнимо-православных», официальная принадлежность которых к государственной религии скрывала либо тайную приверженность католицизму, либо религиозную независимость. Такого рода семьи сохраняли элементы польской культуры и мироощущения и сохраняли в себе конфликтный потенциал для отдалённого будущего.

Крайне редкими были случаи, когда выходившие замуж за католиков девушки переходили из православия в веру мужа. Государство строго стояло на страже господствующей религии. Надзиратель больницы Ставропольской губернской гимназии И.И. Заводской, исповедующий римо-католицизм, был женат на дворянке Агафье Ильиничне, которая приняла веру мужа.

Наряду с существованием смешанных браков, существовали «одноверные», чисто польские семьи, строго сохраняющие традиции «польскости» и католицизма. Непременный член Ставропольской Губернской Строительной и Дорожной Комиссии титулярный советник А.В. Биберштейн-Левицкий и все члены его семьи свято почитают традиции римско-католической религии, национальные обряды и обычаи.

В обыденной жизни польской семьи особое место занимали такие события как вступление в брак, рождение ребёнка, похороны, торжества, традиционные праздники. В них прослеживается межпоколенная преемственность, изменение или отмирание старых и формирование новых традиций в общем процессе этнокультурного развития.

Обратившись, к примеру, к особенностям польской свадьбы можно проследить региональные и социальные отличия при общей структуре связей, включающей основные элементы в их меняющемся соотношении. Непременным делом как у себя на родине, так и на месте ссылки было приглашение на свадьбу гостей вне зависимости от возраста, вероисповедания, национальности приглашённых.

Таким образом, изучение разновидностей польских браков показало, что семья являлась носителем своеобразных этнических черт, особенно в сфере обычаев, обрядов, этикета, позиционных внутрисемейных взаимоотношений. Благополучие семей польских переселенцев зависело от ряда факторов, в том числе от возможностей адаптации всех членов семьи к изменяющимся условиям их домашнего быта, а, следовательно, от личностных свойств каждого и от традиций, в том числе и этнических.

Реализация осторожной политической линии местной власти к полякам находила свое отражение и в вопросе получения школьного образования детей ссыльных поляков. В этом отношении Ставропольский гражданский губернатор придерживался жесткой и четкой позиции «о недопущении детей политических преступников польского происхождения в учебные заведения». В докладе Министру внутренних дел он отмечал, что «директор Ставропольской гимназии А.Д. Пузыревский возбудил вопрос о том, могут ли быть принимаемы в учебные заведения, на общем основании, дети политических преступников польского происхождения». Рассмотрев данный вопрос со своей стороны, губернатор признал «неудобным допускать детей польских ссыльных к приему в учебные заведения, т.к. они под влиянием своих родителей, неминуемо будут проводить вредные идеи между русским юношеством. На это МВД, Департамент полиции исполнительной дал ответ «о возможности предоставления детям политических ссыльных права на вступление в учебные заведения Кавказской области, но в случае политической пропаганды среди учащихся гимназий немедленно удалять их из этих заведений».

Подтверждение данному факту мы находим в работе современного исследователя В.П. Невской, которая отмечала, что у начальника Эльбрусского военно-народного округа - Н.Г. Петрусевича, родившегося в семье ссыльного участника польского восстания, были сложности в определении его на учёбу.

Образование растворялось в жизнедеятельности человека, повышая его социализирующий эффект и как следствие превращало его в фактор социально-экономической и профессиональной адаптации.

Таким образом, изучение изменений в социально-экономическом положении поляков на местах, как в связи с действиями центральной власти, так и губернского начальства, позволило поставить основанные на микроанализе сюжеты истории переселения поляков на Северный Кавказ в XIX веке в эксплицитную зависимость от макроисторической ситуации. Польские переселенцы отвечали на вызовы социальной среды, выживали, адаптировались, преуспевая в различных сферах жизнедеятельности в условиях социально-экономических трансформаций, происходящих на южной окраине в рассматриваемый период.

Польское население смогло перенести на территорию своего проживания национальный опыт социально-экономической деятельности и активизировать экономические связи в полиэтничном северокавказском обществе.

В рамках комплексной и многомерной системы социально- экономической адаптации польских переселенцев сохранялись и проявлялись в своих реалиях все грани их повседневной жизни в зависимости от личностных свойств и этнических традиций.

 

Автор: Цифанова И.В.