Миграции населения Ставропольского и Терского округов на рубеже 20-х - 30-х годов XX века
Коллективизация, раскулачивание и последовавший за ними голод стали не только причиной уменьшения естественного прироста населения, но и причиной массовых миграций населения. На усилившиеся в конце 20-х - начале 30-х годов миграционные процессы обращали внимание в 30-е годы в ЦУНХУ. И. А. Краваль в отчете И. В. Сталину и В. М. Молотову об итогах переписи 1937 г. писал, что численность городского населения в 1937 г. выросла до 51,9 млн. человек против 26,3 млн. человек, зарегистрированных переписью 1926 г. По его словам «таких темпов роста городского населения (удвоение за 10 лет) не знает и не знала ни одна страна в мире», так как «удельный вес городского населения во всем населении вырос до 31,2 % против 17,9% в 1926 г.». Краваль И. А. в отчете также приводил данные о количестве городских поселений (городов, рабочих поселков, поселков городского типа): с 1926 г. по 1937 г. их численность увеличилось с 1 925 до 2208.
Одновременно Краваль отмечал, что с ростом числа городов шел процесс их укрупнения. В 1926 г. было 86 городов с населением более 50 тыс. человек, а в 1937 г. их стало 159, по переписи 1926 года было 3 крупных города с численностью жителей более 500 тыс. человек, а за 10 лет их стало 8.
О высокой мобильности населения в конце 20-х - 30-е годы в своих исследованиях также пишут Е. А. Осокина, М. М. Горинов и многие другие современные исследователи.
Сложность в изучении переселенческих процессов вызывается плохим учетом населения. Начальник УНХУ РСФСР Н. Соловьев и начальник сектора учета населения и здравоохранения И. Гуревич в 1934 г. отмечали, что принятие или корректировка местных исчислений в отношении сельского населения затруднены вследствие того, что не выявлена численность выбывших из села. Почти ни на одной территории, куда они, как указывается, выбывали, их не учитывали. Новые же миграционные процессы затрудняли устранение разрыва между местными данными и расчетами по РСФСР.
И. А. Краваль в 1937 г. обращал внимание на то, что ошибки в расчетах численности населения по отдельным территориям происходят из-за «никуда не годной» организации системы прописки и выписки, осуществляемой органами милиции, и полного отсутствия учета механического движения населения в сельской местности.
Тем не менее, в органах статистики имеются некоторые материалы о миграции населения, которые позволяют, в общем, охарактеризовать механическое движение населения на рубеже 20-х - 30-х годов.
Согласно статистическим данным, переселенческие потоки особенно усилились в период жесткого нажима на крестьянство, связанного с проведением коллективизации. Необходимость обобществления скота, посевов, урожая и инвентаря приводила к тому, что часть населения предпочитала распродать свое имущество и переселиться либо в села других районов, либо в города. В 1930 г. в города РСФСР (материал представлен по 82 городам) прибыло 3 367 226 человек, причем 2 102 579 из них, или 62,44%, были из сельской местности, 166 205, или 4,94%, - неизвестно откуда, а остальные 1098 442 человека или 32,62 % - переехавшие из города в город. В 1931 г., после первой крупной волны раскулачивания и сокращения количества единоличных хозяйств, миграционный поток уменьшился. В этот год в городах по республике (сводка дана по 92 городам, включая Москву и Ленинград) осело 1374,3 тыс. человек. В 1932 г. количество переехавших в города из сельской местности и других городов продолжало сокращаться и составило 1 686,9 тыс. человек. Навстречу переселенческому потоку из сел в города шел другой - из городов в сельскую местность. В течение 1930 г. из 82 городов РСФСР выбыли 1 754 210 человек. Из них в села отправились 836 815 человек или 47,7 % переселенцев, в другие города - 744 822 человека или 42,46 % жителей. Среди уезжавших из городов были крестьяне и представители других категорий населения, ранее бежавшие из деревни, но не сумевшие устроиться на новом месте. Возвращалась часть населения из городов еще и потому, что преследование бывших зажиточных и кулаков продолжалось и в городах, не говоря о воевавших на стороне белой гвардии, служителях культа и их родственниках и т.д. Таким образом, механический прирост населения 82 городских поселений в 1930 г. составил 1 613 016 человек, то есть 47,9 % от количества прибывших и преимущественно за счет сельских жителей. В 1931 г. механический прирост населения по 300 городам РСФСР был 3 053 079 человек или 50,1 % от числа прибывших и 18% от числа в этих городах жителей. В 1932 г. население 300 городов выросло на 2 538 791 человека, то есть, это 39,6 % приехавших и 14,2 % от численности городского населения в 1932 г.
По Северо-Кавказскому краю также наблюдался рост населения городов и также главным образом за счет селян. В первую очередь эти города заселяли жители края. В 1931 г. большинство, 38,1 %, переехавших на место жительства в города края были жителями сел Северного Кавказа и 5,23 % приехали из сельской местности других областей и краев страны.
В 1932 г. уже 39,18 % от числа прибывших в городские поселения края составляли местные сельские жители и 6,78 % являлись переселенцами из сел других областей. В 1933 г., в связи с вводом с 1932 года паспортной системы, установлением заградительных отрядов, а также в связи с тем, что большинство потенциальных беженцев было репрессировано и коллективизировано, основная часть не желавших мириться с новыми порядками или опасавшихся за свою жизнь и жизнь членов своей семьи из-за репрессий уже поменяли место жительства, миграционный поток сократился. Но в этом году появилась еще одна причина, обусловившая высокий уровень мобильности населения - это голод. 30,8 % переселившихся в города Северо-Кавказского края в 1933 г. были сельскими жителями края и 5 % - выходцы из сел других регионов. С началом стабилизации обстановки в деревне в 1934 г. (прекращение массового раскулачивания и голода) количество переселенцев из сельской местности края сократилось до 23,35 % от общего числа мигрантов, при этом возросла численность прибывавших в города Северного Кавказа из сел других территорий страны.
Межкраевые переселенческие потоки были не менее многочисленны, чем внутрикраевые. На Северном Кавказе в 1931 г. 42,57 % всех менявших место жительства покинули пределы края, причем 39,56 % из них переехали в города (3,42 % в Ленинград, 8,43 % в Москву, 6,4 % в города УССР, 5,69 % в города ЗСФСР и т.д.), а остальные 3,01 % - в сельские местности (из 57,43 % внутрикраевых переселенцев, 35,67% отправлялись в города и 21,76% - в села). С 1932 г. количество покинувших пределы края превысило количество внутренних мигрантов. В 1932 г. из Северо-Кавказского края выехало 52% всех переселенцев и 48,17 % из них предпочли сельской местности городские поселения (9,94 % выбрали в качестве нового места жительства Москву, 3,95 % Ленинград, 9,32% - города УССР, 5,41% - города ЗСФСР) (из 48% оставшихся в крае 24,17 % осели в городах и 23,83 % в сельской местности). Во время голода 1933 г. из Северо-Кавказского края в другие области уехало уже 53,21 % всех мигрантов (49,7 % в города и 3,5 % в сельскую местность). Из городов, куда преимущественно ехали жители с Северного Кавказа продолжали оставаться, в первую очередь, Москва, во вторую, - города УССР. 23,22 % внутрикраевых мигрантов переселились в города и 23,57 % расселились по сельской местности. В 1934 г. за границу края выехало 54,04% всех переселенцев. Частично повышение процента выезжавших могло дать разделение в январе 1934 г. Северо-Кавказского края на Северо-Кавказский и Азово-Черноморский края, так как теперь переезжавшие в Азово- Черноморский край также считались межкраевыми мигрантами. Поток переселившихся в Москву продолжал расти и составил 10,78 %. Процент выбывавших в села краев и областей СССР также рос после 1933 г. и в 1934 году достиг цифры 6,05 %.
Показательно, что всех переселенцев с Северного Кавказа, но особенно горожан, привлекали не просто города, но промышленные центры. Кроме уже упоминавшихся Москвы (из переехавших на место жительства переселенцев-горожан в Московскую область 83,3 % осели в Москве) и Ленинграда (84,4 % выбывавших из городов края устроились в Ленинграде) мигранты из городов направлялись в Центрально-Черноземную и Уральскую области, в Дагестанскую АССР, Крымскую АССР, в Нижневолжский край. Сельское население уезжало, главным образом, в Ленинградскую область (56,9 % в г. Ленинград), Московскую область (82 % - в г. Москву), Нижневолжский край, Дагестанскую АССР.
Одним из отрицательных моментов миграции было то, что из сел уходило население преимущественно рабочего возраста - 23-44 лет. По данным Ставропольского окружного статистического бюро, на начальном этапе коллективизации (данные представлены за декабрь 1928 - апрель 29 г.) из прибывших в г. Ставрополь из сел округа 922 человек 921 человек относился к возрастной группе 16 лет и старше и только 1 переселенец был моложе 16 лет.
Такая же ситуация с возрастным составом мигрантов складывалась и в последующие годы.
Из приехавших на новое место жительства из сельской местности в общем по РСФСР во всех возрастных группах, кроме двенадцати, пятнадцатилетних, шестидесятилетних и старше, преобладали мужчины. Особенно большой процент мигрировавшего мужского населения был среди сельских жителей 18-49 лет, что еще более ухудшало обстановку с численностью мужчин в сельской местности, поскольку, как уже говорилось выше, начиная с возрастной группы 22-23 лет, численность мужчин резко сокращалась.
Большой процент в числе уезжавших мужского населения молодых возрастов в потенциале ухудшал демографическую ситуацию. Если вывоз родителями мальчиков до 5 лет серьезной проблемы не составлял, так как, согласно переписи 1926 г., по Ставропольскому округу в этом возрасте численность мальчиков была больше, чем девочек на 1 %, то в более старших возрастах сокращение числа мальчиков и юношей отрицательно сказывалось на процентном соотношении полов. Процент мужского населения старше 5 лет, за некоторым исключением, был меньше, чем процент представительниц женского пола и, начиная с семилетнего возраста, стабильно снижался.
Приезжавшее на место жительства в сельскую местность население также было преимущественно рабочего возраста 20-44 лет. Представителей этой возрастной группы по РСФСР в 1934 г. в села приехало 66,08 %, молодежь 18-19 лет составила 8,5 % переселенцев. Детей до 11 лет из новоселов было 6,12%, подростков 12-15 лет 1,86%, молодых людей 16-17 лет 3,8%. Среди переселенцев большой процент составляло население старших возрастов: 4,55 % - люди 45-49 лет и 5,83 % - люди 50-59 лет.
Если сравнивать количественно-возрастные показатели мигрировавших, то оказывается, что в 1934 г. из сел уехало 19,27% жителей до 17 лет, а приехало 11,06 %, 67,24 % уехавших из сельской местности составляли жители 18-44 лет, а приехало в села 74,58% представителей этих возрастов. Процентное соотношение выбывших и прибывших старше 45 лет примерно одинаковое.
Среди приезжавших в села также преобладало мужское население. Особенно большая доля мужчин была в возрастной группе 20-44 лет. Согласно данным по возрастно-половой структуре мигрировавшего населения, по республике в 1934 г. из всех выехавших на место жительства в сельские местности мужчин этого возраста было 69,56 %, что на 8,09 % больше, чем выбыло; мужчины-новоселы 20-44 лет составляли 68,58 %, женщины 31,42 %. Количество привезенных мальчиков до 7 лет в процентном соотношении, по сравнению с девочками, почти не отличалось от увезенных - 50,3 % и разница в пользу уехавших составляла 0,4 %. Из возрастной группы 12-22 лет доля выбывших юношей и молодых людей по отношению к выехавшему женскому населению была меньше прибывших и разница колебалась от 0,2 % среди 12- 15-летних до 8,1 % в возрасте 20-22 лет. Гораздо больший процент мужчин, чем женщин, приезжал в сельскую местность, по сравнению с уехавшими в возрасте 45-59 лет. Разница между прибывшим и выбывшим мужским населением колебалась от 5,94% до 6,16%. Начиная с 60-летнего возраста, среди приезжих преобладали женщины.
Но приезжавшее в села население не могло компенсировать выбывавшее, так как оседало в сельской местности меньше приезжих, чем уехало, тем более, что приведенное выше процентное соотношение половозрастных показателей не равнозначно количественному. По исправленным (с поправкой на недоучет) данным 1934 года в сельской местности Северо-Кавказского края после переезда и неоднократных переездов в городе осело 27,4 тыс. сельских жителей края и других областей, а население сел и деревень на Северном Кавказе не увеличилось, а уменьшилось на 17,8 тыс. жителей.
Итак, миграции было подвержено, прежде всего, самодеятельное население. В 1934 г. по РСФСР по отчетным данным они составили 71 % переселенцев из села. Среди покидавших сельскую местность были главным образом рабочие - это 62,8 % самодеятельных (строители, чернорабочие и т.д.). Второй группой по мобильности были служащие - 13 % переселенцев (в их числе была личная прислуга). Третьей многочисленной группой в миграционном потоке были учащиеся - 9 %, четвертой - обслуживающий персонал - 7,8 %. Из приезжавших в сельскую местность самодеятельные составили 80%, из них рабочих было 64,3%, служащих 13,5%, младшего обслуживающего персонала 8,5 %, учащихся 7,1 % и т. д.
Необходимо отметить, что помимо стихийной миграции государством проводилась и плановая. Плановая миграция была частью внутренней политики государства по социалистическому переустройству страны. Переселение происходило в Российской Советской Республике и сразу после революции, но его скорее можно назвать стихийным, так как государство почти не принимало в этом никакого участия и не имело плана проведения переселенческих мероприятий. Первые плановые переселения начали проводиться при отсутствии переселенческих организаций. Впервые переселение в соответствии с планом было предпринято в Поволжье в 1924-1925 г. Цели и задачи переселения в советском государстве определялись в постановлении Совета Труда и Обороны от 17 октября 1924 г. Основной целью проведения переселенческих мероприятий называлось увеличение сельскохозяйственной и промышленной продукции в стране, достичь которое предполагалось путем вовлечения в хозяйственный оборот необжитых земель, рационального расселения населения и эксплуатации естественных богатств заселяемых районов. Организации, которые должны были заниматься мероприятиями, связанными с переселением, на районном уровне начали создаваться с 1926 г. До 1929 г. производили переселение на Дальний Восток, в Сибирь, на Урал, в Поволжье, в УССР, Карело-Мурманский край, Муганскую степь Азербайджанской ССР, в Северо-Кавказский край, а также незначительные переселения в Крым, Дагестан, Белоруссию и т.д. Часто это были местные расселения.
Организация переселений была связана с большой аграрной перенаселенностью некоторых районов. Во Всероссийском переселенческом комитете был разработан пятилетний перспективный план переселенческих мероприятий на 1928-1933 гг. В плане говорилось, что в Грузии избыточное население составило 500 тыс. человек, на Украине из 16,7 млн. жителей 7,2 млн. - это избыточный труд, в перенаселенных районах РСФСР из 49,2 млн. 14,5 млн. жителей являлись лишними и т.д.; проведение же землеустройства без повышения трудоемкости хозяйства, машинизации и коллективизации будет иметь результатом высвобождение еще большего количества свободных рук. Часть населения уходит в город, а промышленность его не поглощает и растет безработица. Поэтому выход из ситуации, по мнению составителей «Пятилетнего перспективного плана», - это развитие промышленности, интенсификация сельского хозяйства, переселение и, в редких случаях, введение в оборот бросовых земель и осушение болот. Самый приемлемый в ближайшие 5 лет способ - переселение, и в связи с этим в плане предполагалось начать переселение в недонаселенные районы некоторых контингентов безработных и стоящих на учете на бирже труда, способных при содействии государства к организации и ведению хозяйства. Необходимых рабочих и ремесленников (кузнецов, шорников и т. д.) намеревались набирать на городских биржах труда, ослабляя напряженность в городах. Устройство новых поселений считали удобным тем, что в них хозяйство собирались строить сразу на социалистической основе. Характерно, что речь не шла о стопроцентной коллективизации переселяемых. К концу первой пятилетки предполагалось коллективизировать не менее 50 % хозяйств, правда на государственном уровне еще не говорилось и об обязанной коллективизации всего населения, даже в течение пятилетки. Но в этом же документе была фраза о том, что организационно-финансовая сторона полностью в руках государства, и это облегчит коллективизацию.
Далее в плане указывалось, что для проведения переселенческих мероприятий нужны деньги, а их не хватает (вместо необходимых 32 млн. на первый год пятилетки имелось лишь 23,5 млн.) и от этого страдает организация переселенческого дела. В результате многие переселенцы возвращаются на прежнее место жительства. В 1925/26 г. возвратилось 20,9 % переселившихся, в 1926/27 г. - 17,2%, в 1927/28 г. - 15,9%. Для содействия развитию переселенческого дела переселяемым предоставлялась финансовая поддержка при сборах к переезду и при обустройстве на новом месте. В отношении переселения на Северный Кавказ говорилось, что земельные ресурсы в крае исчерпаны и можно располагать лишь небольшой частью земель в Сальском, Терском и Шахтинском округах. Предполагалось устроить на этих землях ранее переселившееся и еще не устроившееся население, которое насчитывало 30-32 тыс. человек и вселить еще 56 149 человек; для первых 25 тысяч земельный фонд должен был подготавливаться на протяжении 1927/28 г., для остальных намечалось подготовить фонды в течение 1928/29 и 1929/30 годов.
В «Рабочем плане переселенческих мероприятий на Северном Кавказе, без Черноморья, на 1929-30 г.» ставились следующие цели на ближайший год:
1. обеспечение землей безземельных нацмен-беженцев и самовольцев;
2. «укрепление хозяйственно-производственной базы переселенцев, организуемых в колхозы, как ранее осевших на фондах, так и вновь устраиваемых».
На подготовку земельных фондов и землеустройство Ставропольскому округу предварительно выделялось 3 500 руб. (на обустройство 2 800 га), Терскому 7 800 руб. (на обустройство 3 300 га). Все выделяемые средства должны были направляться только по колхозному сектору. Переселенцам предполагалось оказывать агрономическую помощь, поскольку они не были знакомы с новыми условиями ведения хозяйства, техническую помощь при строительных работах (своевременная доставка строительных материалов, техническое наблюдение за строительством, организация строительных работ самих переселенцев и наем квалифицированных рабочих и т.д.). Культурное обслуживание переселенцев (содержание школ, пунктов ликвидации неграмотности, книжных баз) должно было осуществляться за счет ассигнуемых по смете НКПроса средств. Всех новых переселенцев в 1929/30 году намечалось объединить в колхозы, а осевших коллективизировать к осени 1930 г. на 90 %.
Во время проведения переселенческих работ оказалось, что неустроенные беженцы из числа национальных меньшинств были согласны получить землю, но при условии организации на ней индивидуальных хозяйств, а не колхозов. Упорство беженцев тормозило землеустройство. В итоге Северо-Кавказскому краевому исполнительному комитету пришлось пойти на временные уступки. 28 мая 1930 года Президиум Крайисполкома принял постановление о возможности в виде исключения допустить переселение нацмен-беженцев в единоличном порядке с сохранением предоставляемых всем переселенцам льгот, в том числе и возможность получения ссудной помощи.
Что касается Ставропольского и Терского округов, то по плану там предполагались следующие мероприятия: устройство в Терском округе семей юго-осетин из Грузии, оказание помощи алагинцам-беженцам в Прохладненском районе, армянам-переселенцам в Ставропольском и Терском округах.
Одним из первых межкраевых переселенческих мероприятий должно было стать переселение нескольких тысяч человек из западной Грузии, вследствие избытка там населения. В постановлении второго пленума Всесоюзного переселенческого комитета от 5-6 июля 1927г. признали необходимым предварительно представить 40 тысяч га в Сочинском районе и Терском округе для вселения 48 тысяч человек из западной части Грузии. 20 июня 1927г. ВЦИК своим постановлением утвердил это решение. Но в Сочинском районе земельные фонды готовы не были, и переселение было отложено. Президиум Всесоюзного переселенческого комитета 4 ноября 1927г. после заслушивания всех вопросов, связанных с этим переселением, постановил просить Народный комиссариат земледелия через Северо-Кавказское районное переселенческое управление выявить возможность выделения новых земель на Черноморском побережье и Северном Кавказе, учтя уже выделенные. Северо-Кавказским РПУ было сообщено в НКЗ РСФСР, что в его распоряжении остался свободный земельный фонд в Терском округе, находившийся в северной засушливой части округа, и предназначен он был для расселения безземельных жителей края. Лучшие участки края уже были отданы группам осетин, евреев, тюрков, армян, безземельных терских казаков и другому неустроенному населению, а имеющиеся пустующие земли, по словам РГГУ, по климатическим и географическим условиям могли быть не пригодны для переселенцев из Грузии. О наличии свободных земель РПУ могло сообщить только после проведения землеустройства уже проживавших в крае. Представители 60 семей из грузинского селения Чиори отказались от земель на севере Терского округа и претендовали на южные районы. В итоге 89 семей, которые должны были быть переселены в Терский округ, получили земли в Прохладненском районе.
Переселенцам на новом месте по плану оказывалась финансовая поддержка при обустройстве. Например, в Ставропольском округе она оказывалась армянам-беженцам, размещенным на Струковском участке Спицевского сельсовета. Их насчитывалось 27 дворов или 108 едоков. Сначала они были объединены в два товарищества по совместной обработке земли - им. Рыльского и «Новая жизнь». В 1928 г. товариществам были предоставлены кредиты на сельскохозяйственные машины, самообзаведение и т.д. в сумме 7 586 руб. После товарищества были слиты и преобразованы в колхоз «Новая жизнь». Колхозу выделялись кредиты для хозяйственного устройства.
С конца 20-х годов одновременно со свободным переселением и землеустройством населения проходило и другое, принудительное, связанное с проведением коллективизации и раскулачивания. Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП/б/ «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», крестьян, отнесенных к категории кулаков, разделили на три категории. К первой категории относился «контрреволюционный кулацкий актив», который подлежал немедленной ликвидации путем заключения в концентрационные лагеря, а к организаторам терактов, контрреволюционных выступлений, повстанческих организаций должна была применяться высшая репрессивная мера. Вторую категорию составляли наиболее богатые кулаки и полупомещики, подлежащие высылке в отдаленные районы страны или края, в котором проживали. Кулаки - представители третьей категории - должны были расселяться в своем районе на отводимых им территориях, за пределами колхозных хозяйств. Количество ликвидируемых кулацких хозяйств по всем основным районам определялось в 3-5 %. Выселению не подлежали семьи красноармейцев и командного состава армии. В постановлении ОПТУ было предложено в ближайшие 4 месяца, то есть в феврале-мае, направить в концлагеря примерно 60 тыс. и выслать в отдаленные районы 150 тыс. кулаков. К 15 апреля надлежало выполнить решение данного постановления в отношении не менее половины указанных 210 000 кулаков. Члены семей раскулаченных могли с согласия районных исполнительных комитетов временно или постоянно оставаться на старом месте проживания. С территории Северного Кавказа и Дагестана подлежало высылке 20 тыс. и отправке в концлагерь 6-8 тыс. человек. Местами высылки были выбраны необжитые и мало обжитые районы Северного края, Сибири, Урала, Казахстана. Высланные, согласно постановлению, должны были использоваться на сельскохозяйственных работах или промыслах. Раскулаченных надлежало расселять в небольших поселках.
Согласно данным налогового учета, в 1929-1930 гг. на Северном Кавказе было 49 552 кулацких хозяйства, 45 852 из них получали основной доход от занятия земледелием, скотоводством. Остальные 3 700 хозяйств значились как не имевшие дохода от ведения сельского хозяйства и сельхозналогом не облагались. Из учтенных кулацких хозяйств 10 942 хозяйства были высланы за пределы Северного Кавказа.
Обследование Северо-Кавказского края показало, что при определении принадлежности к кулацким хозяйствам использовались признаки, установленные не на 1 мая 1929 г., а на 1928 г., что увеличивало количество хозяев, отнесенных к кулакам. Все облагаемые в индивидуальном порядке хозяйства в крае, за исключением редких случаев, раскулачивались, хотя кулак и обложенный в индивидуальном порядке было не одно и то же. Местные власти считали, что кулаков нужно не привлекать к индивидуальному обложению, а сразу раскулачивать без последующего обложения. Проверяющие отмечали, что местным органам необходимо указать на эту ошибку, поскольку первое не исключает второе. В качестве пожелания на будущее местные власти просили расширить их права по установлению признаков хозяйств, привлекаемых к индивидуальному обложению.
В 1931 г. ситуация продолжала ухудшаться. Из края выселялись наиболее жизнеспособные в хозяйственном отношении семьи. 20 мая 1931 года в Свердловск телеграммой было сообщено, что с 1 июня по 15 июля на Урал будут выселяться 65 ООО семей кулаков второй категории, причем 15 ООО из них должны были прибыть из Северо-Кавказского края. Поскольку одной из причин раскулачивания и высылки крестьян в необжитые районы было освоение не вовлеченных в хозяйственный оборот земель и использование дешевого труда заключенных, то первоначально предполагалось выселять только трудоспособное население. На начальном этапе при выселении семей детей до десятилетнего возраста и стариков старше 65 лет разрешалось оставлять на содержание родственников и знакомых при согласии последних. Выселению не подлежали семьи кулаков, не имевшие трудоспособных мужчин. Но уже через несколько месяцев, 29 декабря 1931 г. на места была послана новая директива, в которой говорилось, что положение с устройством спецпереселенцев улучшилось и в связи с этим массовая передача детей и стариков родственникам запрещена. Исключения могли быть только в случаях многосемейности, круглого сиротства и т.д., но с разрешения 1111 ОПТУ.
С 1931 года законодательно ужесточались преследования скрывавшихся кулаков и их родственников. Еще 30 января 1930 года в постановлении Политбюро «О выселении раскулачиваемых» указывалось, что, применяя осторожность, необходимо выяснять положение членов семей кулаков, работающих в деревне и на промышленных предприятиях. А 15 марта 1931 г. в меморандуме ОПТУ своим нижестоящим организациям требования были изложены гораздо жестче: «В целях полной очистки от кулаков, с мая по сентябрь 1931г. намечено провести массовую операцию по кулачеству с высылкой в отдаленные местности Союза со всех областей». Одним из пунктов плана была предусмотрена проверка агентурным способом производственных предприятий, городов и колхозов с целью выявления бежавших с постоянного места жительства и из ссылки кулаков.
Несмотря на опасность быть пойманными, люди, знавшие о том, что их ждали суд, ссылка или уже высланные, старались спасти свою жизнь и жизнь близких. В 1931 году ОГПУ было серьезно обеспокоено проблемой бегства. В Управлении отмечалось, что среди спецпереселенцев распространены побеги и учет беглецов не ведется. Для прекращения побегов предлагались премирование населения за оказание помощи в поимке беглецов, устройство скрытых застав и организация опергрупп в местах наиболее вероятного прохождения маршрутов бегущих из мест ссылки или выселки. Кроме того, с целью предотвращения бегства выселяемых до отправки на место ссылки или выселки, главы семей и трудоспособные мужчины изымались и брались под охрану.
Поимка беглых ссыльных для последних имела следствием содержание под стражей до 1 года из-за необходимости оформления документов, этапирования пойманного на место его прежнего жительства или осуждения для рассмотрения его дела органами ОГПУ. Прокурор ОГПУ 7 апреля 1932 года, с целью ускорения разрешения подобных дел, предлагал заместителю председателя ОГПУ сократить срок оформления документов до 1 месяца для беглецов, проживавших или осужденных в месте поимки или до 2 месяцев, если беглецы были пойманы в другом месте. Дела беглецов предлагалось рассматривать органами ОГПУ по мере задержания.
После оформления документов пойманных ждала та же участь, что и остальных репрессированных. Например, согласно меморандуму № 106 от 25 февраля 1931г., беглецы из Северо-Кавказского края, задержанные на тот момент и еще не высланные, подлежали высылке вместе с 35 семьями первой категории и 400 семьями второй категории, выдворявшимися из Закавказья, в Казахстан. Первые 150 семей этапировались до станции Челкан, а остальные на станцию Аральское море.
Политика коллективизации и раскулачивания стала причиной распада многих семей, подрывала устои традиционной патриархальности. Ради сохранения детей, ради спасения своей жизни или «прозрев» от новой идеологии жены отказывались от мужей. Не редким было явление публичного отказа детей от своего отца-кулака. Например, в начале 1930 года, после выселения из Терского округа 1 421 кулацкой семьи (6 971 человек) второй категории, изъятия 215 человек третьей категории и 484 человек контрреволюционных элементов, на заседании Терского Бюро Окружкома сообщалось, что «раскулачивание и ликвидация кулакаоказало влияние на развал кулацкой семьи, выразившийся в довольно многочисленных случаях разводов со стороны батрачек, беднячек с мужем-кулаком, отказ молодежи от родителей, семьи и наличие случаев привода сыновьями своих отцов, братьев - для изъятия их, как злостных, кулацких элементов» В газетах постоянно печатали заявления граждан, отказавшихся от родственников-кулаков. Например, только 11 апреля 1931 года в газете «Власть Советов» были напечатаны 4 отказа жителей села Пелагиады от своих отцов. Эти заявления имеют стандартную форму: «Я прерываю всякую связь со своим отцами желаю работать на пользу социалистического строительства», что свидетельствует о превращении отказов от родственников в тот период в формальность.
Кроме того, участились случаи бегства, взрослых членов семьи и оставления своих детей и нетрудоспособных стариков, что вызывало увеличение количества нищих и беспризорных. Инструктор Президиума ВЦИК Кураш после командировки в Северно-Кавказский край в мае 1932г. докладывал фракции Президиума ВЦИК о появлении в крае, в частности, это касалось станицы Фастовской Тихорецкого района, Кореновского района, следующей тенденции: раскулаченные и арестованные за контрреволюционную деятельность, а также бегущие от раскулачивания и ареста, это касается мужчин и женщин, бросали своих маленьких детей и стариков. При полной конфискации всего имущества и построек у вышеуказанных категорий населения детям и старикам приходилось жить, где попало, и питаться отходами. Родственники и односельчане не помогали им, боясь обвинения в связи с контрреволюционными элементами, репрессий или не имели возможности помочь из-за нехватки продовольствия для членов своих семей. Местные власти также отказывали в помощи вследствие отсутствия мест в детских домах, неполучения директив сверху, боязни быть в обвиненными в жалости к раскулаченным и из-за собственной беспомощности. Отчаянное положение оставшихся без дома и пропитания толкало некоторых из них на самоубийство.
Голод 1932-1933гг. еще больше осложнял положение с беспризорностью. 23 мая 1933 г. председатель Северо-Кавказского исполнительного комитета Ларин сообщал во ВЦИК М. Калинину, что беспризорность приняла в крае угрожающий характер и затрагивала все возрастные группы. Дети бежали из своих станиц, в городах ряды деклассированных пополняли дети низкооплачиваемых категорий граждан. К 1 мая количество беспризорных дошкольного и школьного возрастов до 16 лет в крае возросло до 16,5 тыс. человек, 3 тыс. беспризорных были детьми ясельного возраста и более 1 ООО человек - это бездомные престарелые и калеки (для сравнения следует сказать, что в 1926г. по Северо-Кавказскому краю деклассированное население насчитывало 10 114 человек из самодеятельных и 1 833 человека из несамодеятельных, из них в сельской местности из самодеятельного населения 5 391 человек и 1 083 из несамодеятельного). Детские дома, рассчитанные на 15 тысяч человек, были переполнены, в них находилось 17,5 тыс. детей и подростков. Особо тяжелая обстановка складывалась на Кубани и в первую очередь в Коневском, Тимашевском, Староминском, Краснодарском, Ейском и ряде других районов, но рост количества нищих и беспризорных наблюдался и в Ставропольском и в Терском округах.
Для исправления ситуации Президиум Северо-Кавказского Крайкома принял постановление об организации в 25 районах новых детских домов на 10 тысяч человек, 10 детских преемников на 930 человек, 22 ясель на 2 000 детей и учреждений для калек и престарелых на 500 человек. Борьба с беспризорностью требовала больших средств: на организацию и содержание детдомов, детприемников и т.д. на Северном Кавказе необходимо было на 1933 год 3,5 тысячи рублей.
Сложная ситуация была и в самих детских домах. О нехватке в детских учреждениях продовольствия, белья, предметов первой необходимости, денег и о завшивленности говорилось еще в 1928-1930 годах. Но теперь, при переполненности детских домов, ситуация была еще более серьезной. По Поручению ВЦИКа Народный комиссариат снабжения РСФСР добивался от Наркомата СССР дополнительных поставок продовольствия для детских домов Северного Кавказа на июнь 1933 года, но в помощи было отказано. Увеличение планов поставок было обещано с июля, хотя в 1933 г. был важен каждый месяц. Местные власти постоянно обращались в центр за финансовой помощью, которую не спешили предоставлять.
Пока местные и центральные органы власти вели переписку о выделении средств и оказании иной помощи для борьбы с беспризорностью, беспризорные дети и нищие скапливались на железных дорогах и в городах. Поскольку беспризорные являлись переносчиками острых инфекционных и других заболеваний, то для локализации эпидемии в 1933 году, прежде всего, требовалось очистить страну от деклассированных элементов. В крае предпринимались попытки очистить железные дороги от беспризорных и установить заслоны (необходимо отметить, что эти мероприятия не были экстраординарными; например, Терский округ являлся курортным регионом и туда обычно стекались нищие, беспризорные со всего Советского Союза, поэтому в округе и раньше принимались постановления о создании заградительных отрядов для недопущения бродяг на территорию курортов).
Большой поток беспризорных пришелся на Москву. В сообщении Деткомиссии при ВЦИК Секретариату ВЦИК от 20 октября 1933 года говорилось, что вспышка детской беспризорности летом на Украине, Северном Кавказе и Нижней Волге вызвала большой приток детей в Москву. Основная работа по борьбе с беспризорностью велась Даниловским приемником, находившимся в системе МУРа. Из этого приемника детей отправляли к родным, в детские дома Московской области (туда была определена 1 000 человек), в Томск по линии ОГПУ (отправлено 5 тысяч человек). В городе не справлялись с наплывом беспризорных. С улиц еще предстояло убрать 3 тыс. детей, но в самом детприемнике в то время находилась 1 000 детей. Выход видели в увеличении сети детучреждений в Москве и продолжение высылки детей в детские дома других областей и краев (в частности, намечали отправку части снятых с улиц беспризорных в Ивановскую и Западную области, трудкоммуну г. Томска).
Еще более трагичной была судьба тех сельских жителей, которые не смогли или не хотели бежать и оставлять свою семью, родных. Государству нужны были средства для индустриализации, увеличения производства промышленной продукции, поэтому необходимо было как можно скорее искать новые источники дохода. Вовлечение в оборот новых земель не сразу приносило прибыль. Для начала нужны были крупные денежные вливания в переселение и обустройство населения. Но средств и времени не было. С наименьшими потерями достичь цели было возможно, используя труд заключенных. В качестве заключенных вполне могли выступать кулаки, тем более, что они уже доказали свою способность к высокоэффективному труду. Кроме того, они мешали коллективизации в деревне, а если и не мешали, то их преследование могло способствовать объединению остальных крестьян в коллективные хозяйства. Задача обживания неосвоенных территорий, часто богатых полезными ископаемыми и другими природными ресурсами, выполнялась, но ценой жизни тысяч людей и деформацией демографической структуры общества в местах выселения.
Местами ссылки кулаков выбирались Северный край, Сибирь, Урал, Казахстан. До 1931 г. функцией ГУЛАГа была доставка рабочей силы. С 1931 г. на ОГПУ возлагался весь производственный процесс в отношении спецпереселенцев. 25 мая 1931 года телеграммой всем представительствам ОГПУ сообщалось, что хозяйственное, административное, организационное управление, материальные и денежные фонды, выделенные для спецпереселенцев, передаются ОГПУ. Согласно имеющимся документам, ОГПУ на директивном уровне пыталось скоординировать деятельность организаций, имеющих отношение к перевозке и устройству кулаков на новом месте, чтобы избежать крупных потерь трудовых ресурсов во время доставки и обустройства из-за отсутствия элементарных бытовых условий и медицинского обслуживания и не допустить не использование в производственных целях уже имеющихся в наличии рабочих. На полномочные представительства ОГПУ возлагалась обязанность информировать о станциях отправления и прибытия, о пристанях для переправки к месту поселения, обеспечивать питанием переселенцев при транспортировке на некоторых направлениях, заключать договора с хозяйственными организациями о приеме рабочей силы, проверять готовность этих организаций принять и обустроить прибывающих, уточнять обоснованность применения репрессий к ссыльным и высланным, регулярно сообщать в ОГПУ об условиях проживания спецпереселенцев.
Но директивы сами по себе без соответствующих мероприятий не обеспечивали необходимого порядка на местах. ОПТУ отмечало, что положение спецпереселенцев, особенно распределенных по спецпоселкам в 1930 и начале 1931 годов, тяжелое. Договоры с сельскохозяйственными организациями и промышленными предприятиями о приеме рабочей силы в большинстве случаев не заключались. Заключенные договора не обеспечивали получения ссыльными жилья, медпомощи, продовольствия и тем более культурного обслуживания. Привозимое в поселки население сталкивалось с проблемой отсутствия помещений для жилья. В частности на Урале, куда были высланы тысячи крестьян с Северного Кавказа, семьи жили в бараках при большой скученности. Зафиксирован случай проживания 400 человек на 100 квадратных метрах. Иногда хозяйственные организации имели около перенаселенных бараков пустующие помещения, но не использовали их для расселения спецпереселенцев. Некоторым ссыльным приходилось жить в шалашах и других не приспособленных для жилья помещениях без окон и печей. Положение ухудшалось отсутствием или недостаточным медицинским обслуживанием, отсутствием в некоторых поселках бань, неправильной планировкой поселков (имелись случаи организации поселков в затопляемых районах, не обеспечивалась охрана от пожаров, особенно в хвойном лесу и т.д.), что имело следствием рост заболеваемости.
Условия труда также не способствовали повышению жизненного уровня ссыльных. Широкое распространение получило недифференцированное нормирование труда. Для подростков, нетрудоспособных, беременных женщин и здоровых мужчин часто устанавливались одинаковые нормы выработки. Кроме того, в некоторых местах дневные нормы на производстве для спецпереселенцев были в два раза выше, чем для вольнонаемных рабочих.
Но особенно остро стояла проблема питания. Трудность состояла еще и в том, что земля для устройства огородов, чтобы поселенцы могли сами себя обеспечить сельскохозяйственной продукцией, не отводилась, а если участок и выделялся, то из-за отсутствия помощи в освоении не возделывался. Наркомзем РСФСР выделял средства поселкам на сельхознужды, но они не полностью распределялись.
Все это способствовало бегству спецпереселенцев из поселков, о чем говорилось выше, и высокому уровню смертности. Похожая ситуация складывалась и в поселках для высланных на Северном Кавказе. Об уровне жизни в спецпоселках могут свидетельствовать сохранившиеся статистические данные по спецпоселкам за 1932, 1933 и 1936 годы. На 1 января 1932 года Северном Кавказе было 55 318 спецпереселенцев. В течение 1932 г. на территории поселков родилось 703 ребенка и за этот же период умерло 2 845 человек. Механический прирост спецпереселенцев за счет вновь прибывших, 1 890 возвращенных из побегов и т.д. составил 5 203 человека. В 1933 г. голод способствовал падению рождаемости почти в 2 раза (родился 341 младенец) и росту смертности в 2,5 раза (умерло 7 107 человек). Если в 1932 г. общий коэффициент рождаемости был 13 %, то в 1933 г. снизился до 7 %. В 1932 г. общий коэффициент смертности составлял 54 %, а в 1933 г. поднялся до 154 %.
Крестьяне не желали ждать смерти в поселках и убегали. На фоне резких изменений показателей уровней рождаемости и смертности рост числа незаконно оставивших места высылки кажется незначительным, но, тем не менее, он наблюдался. В целом же количество бежавших оставалось стабильно высоким: 6 897 человек в 1932 г. и 7 190 человек в 1933 г. К 1934 г. на учете в спецпоселках состояли уже 41616 поселенцев.
Более наглядно о жизни в спецпоселке может свидетельствовать судьба одной из семей спецпереселенцев. Судьба семьи Шаповалова Дмитрия Ивановича, оказавшаяся в 1930 году в спецпоселке, является типичной в отношении значительной части высланных семей конца 20-х - начала 30-х годов. На момент выселения, в 1930 году, Дмитрию было 15 лет. Его семья во время войны распалась и лишилась почти всего имущества: отец был направлен на фронт, мать умерла весной 1918 года, оставив 4 детей. Старшие дети пошли батрачить (сестра работала домработницей, один из братьев - пастухом), а маленького, Диму, взяла на воспитание бабушка. В 1924 году вернулся отец, собрал детей, но хозяйства уже не было. Оставался только дом и отец его поменял на 2 пары быков, пару молодых и пару старых, 2 коровы, дойную и тельную, 10 овец, телегу для быков, ярмо, посев, семена для посева. Новая экономическая политика дала возможность развить хозяйство. Хозяйство Шаповаловых причислялось к культурным, так как имело племенную корову и производило посевы с учетом правил агрономии. В 1930 году семья была определена на выселение в спецпоселок Дивное, хотя до этого никаким наказаниям не подвергалась. В 1931 году отец был осужден, затем 5 лет провел в тюрьмах и скончался. Дмитрий жил в спецпоселке в тяжелых условиях, обучаться в школе пятый год ему не дали. По прошествии некоторого времени он убежал из поселка к сестре в станицу Егорлыкскую, после с ней переехал на новое место жительства. Там он учился на курсах, закончил рабфак и хотел поступить в институт. Последнему помешало отсутствие нужных документов, поскольку он был спецпоселенцем. В итоге Дмитрию пришлось вернуться в спецпоселок. Вернувшись, он работал со своей коровой в неуставной артели «Маныч». Работа в артели осуществлялась под усиленным режимом. Питание было крайне плохое. В пищу употреблялся суррогатный хлеб из сорго и отходов проса. Большое количество людей умирало от голода. Особенно большая смертность была среди маленьких детей, так как для них не было специального питания.
Право участвовать в выборах впервые населению спецпоселка было предоставлено в 1937 году, хотя права голоса жители поселка еще не имели.
Для стабилизации ситуации в поселках для высланных и ссыльных в 30-е годы предпринимались некоторые мероприятия, начиная от отсрочки во взимании налогов, до проведения дополнительных переселений. Так, четыре неуставные сельскохозяйственных артели, образованные в начале 1933 г. высланными из Средней Азии семьями, и располагавшиеся в Прикумском и Дивенском районах, были освобождены от сельхозналога, сборов и поставок государству всей сельскохозяйственной продукции, кроме хлопка, до 1 января 1935 г.
Даже после окончания кампании по раскулачиванию и прекращению массового поступления крестьян в спецпоселки, демографическая ситуация там оставалась тяжелой. Данные за 1936 г., хотя, как отмечали статистики ЦУНХУ, по СССР по территориям, переписываемым по линии НКВД в 1935 г. качественные показатели по уровням рождаемости и смертности были лучше и за 10 месяцев 1936 г. отмечался более быстрый рост смертности, чем рождаемости по отношению к 10 месяцам 1935 г., свидетельствует о том, что, несмотря на всевозможные директивы о необходимости улучшения условий жизни спецпереселенцев, отношение к ним оставалось как к врагам народа, действенные мероприятия по улучшению их жизни не проводились. На фоне реальной политики эти директивы выглядели лицемерно. По спецпоселкам Северо-Кавказского края, все они были сельского типа, в 1936 г. зафиксировано, не считая мертворожденных, 1 035 родившихся младенцев. За этот же год умерли в поселках 1 135 человек, что составило 109,7 % от числа рожденных. Большим был коэффициент младенческой смертности: он составил 226,9 % (по спецпоселениям на Урале в Свердловской области в это время коэффициент был 144 %, в Челябинской - 249,5 %). Мужская смертность на 5,4 % превышала женскую и мужчины составляли 52,7 % от числа умерших.
Как и в селах, в спецпоселках государственная политика способствовала развалу семей. Семьи при высылке разделялись. Часто главы семей, осужденные за контрреволюционную деятельность, спекуляцию, уклонение от выполнения государственных повинностей, сокрытие объектов обложения, хищнический убой скота, побег с места высылки или заключения, нарушение законов о национализации, отправлялись в исправительно-трудовые лагеря, а члены их семей в спецпоселки. Такие семьи в поселках были обречены на вымирание, особенно если в них не было трудоспособных мужчин. Кроме того, из-за больших людских потерь во время доставки ссыльных и высланных к месту вселения и тяжелых условий жизни в поселках умирали взрослые трудоспособные члены семьи и оставалось большое количество безнадзорных детей и инвалидов.
2 августа 1931 г. в полномочные представительства ОГПУ была разослана телеграмма о необходимости изъять из спецпоселков круглых сирот до 14 лет включительно и устроить в ясли, детские дома края или области. Сирот-подростков старше 14 лет предполагалось устроить в трудкомунны или на производство. Все мероприятия необходимо было провести в течение двух недель. Но работа по изъятию с улиц беспризорных проходила слабо. За пять месяцев после разосланных указаний на Урале была устроена половина детей (450 из 909 беспризорных), в Северном Казакстане (Северный Казахстан) 7,7 % (46 детей из 598). В Южном Казахстане вообще никакие мероприятия в этом направлении не предпринимались.
В спецпоселках других краев и областей ситуация складывалась таким же образом: сотни детей остались без родителей и бродили по улицам, не имея помещения для жилья и пищи. Устройством инвалидов в то время совсем не занимались. На устройство стариков-инвалидов деньги выделялись, но по прямому назначению не использовались. Количество отпускаемых для них бесплатных пайков было ограничено и им приходилось нищенствовать. Постоянно содержать нищих, нетрудоспособных и беспризорных хозяйственные органы отказывались, если трудоспособность была утрачена не на рабочем месте в этих организациях. ОГЛУ также не желало заниматься социальной сферой и постоянно выплачивать пособия по нетрудоспособности. Оно дало указания до 1 октября 1932 года устроить нетрудоспособных, привлекая для этого силы ПП ОГПУ, хозяйственных организаций, использовавших труд спецпереселенцев, Крайкустпромсоюза, Крайздрава, Крайоно и Крайсобеза, а остатки уже выделенных средств для этой категории лиц обязало использовать на организацию для них работ. Неполноценную рабочую силу предлагалось задействовать в сборе грибов, ягод и т. д.
С целью улучшения положения семей в спецпоселках и для уменьшения и без того мизерной социальной помощи и увеличения возможности использования труда спецпереселенцев, в конце 1931г. решили начать перевод глав семей, осужденных на срок не выше 3 лет, из исправительно-трудовых лагерей в поселки для ссыльных и высланных для соединения с семьями. При систематическом нарушении досрочно освобожденными из лагерей режима в поселках, последние подлежали возвращению в исправительно- трудовые лагеря.
Двумя единственно возможными законными способами покинуть спецпоселки были пересмотр дела спецпереселенца и признание высылки незаконной, восстановление в гражданских правах. Но получить свободу таким способом было сложно. Восстановление в гражданских правах старались производить в случаях, когда население прочно осело на новом месте. В 1931г. краевым и областным исполкомами было предложено в соответствии с постановлением ЦИКа СССР от 3 июля 1931 года восстанавливать в гражданских правах по представлению ПП ОГПУ лиц, работавших в золотопромышленности по прошествии 3 лет и остальных высланных через 5 лет, если они зарекомендовали себя как сторонники политики государства и хорошие работники. В 1932 году ОГПУ информировало ПП ОГПУ о необходимости начать вести учет получивших гражданские права и оставшихся в поселках спецпереселенцев, разработать и провести для них различные поощрительные мероприятия: предоставление лучшей работы, улучшение жилищных условий, выдвижение на должности. Настоятельно рекомендовалось больше привлекать ударников для оказания помощи комендантам поселков, выдвигая на поселковые должности, допуская к выступлению на собраниях с целью агитации поднятия производительности труда и по другим подобным вопросам.
Восстановлению в правах подлежала преимущественно молодежь, особенно та, которая прочно осела на новом месте жительства. Восстановление в гражданских правах взрослого человека, не являвшегося главой семьи, не распространялось на отца и мать, а только на его семью и это во многом держало молодых людей в поселках. Таким образом, предоставление гражданских прав имело показное значение. Цель - обеспечить лояльное отношение жителей спецпоселков к советскому государству и политике правительства, заставить их работать при отсутствии нормальных жилищных условий и питания. Также дело обстояло с получением свободы путем пересмотра дела. Согласно инструкциям, по прибытии спецпереселенцев в места назначения их должны были проверять местные органы ОГПУ. Уже переселенных и не проверенных также необходимо было проверять и обращать внимание на заявления о неправильном выселении. Краевые и областные комитеты после проверки заявлений должны были выносить по ним решения.
Окончательное решение о возвращении ссыльных принимало ОГПУ. На практике нарушения этих правил прослеживались на всех этапах. Во-первых, спецпереселенцев не проверяли, расследование по заявлениям проводили поверхностное: размер доходов проверяли не полностью, факт службы в Красной Армии не устанавливали. В случае если дело и было пересмотрено, то отказ в удовлетворении просьбы изменить решение о высылке и положительный ответ на заявление спецпереселенца не обосновывались. Постановления областных и краевых комитетов по заявлениям высланным и ссыльным не сообщались. Полномочные представительства ОГПУ жалобами о неправильной высылке сами не занимались, а передавали их оперсекторам и райуполномоченным. Последние направляли просьбы крестьян по месту их прежнего жительства и полномочным представительствам сообщали готовый результат.
Переселенческая волна, связанная с раскулачиванием, стала причиной проведения других переселенческих мероприятий. Если до раскулачивания, как уже отмечалось, свободных земельных фондов для расселения переселенцев и беженцев не хватало, особенно в Ставропольском и Терском округах, то теперь пустующие территории появились за счет опустевших черно-досочных станиц (то есть станиц, не выполнявших планы хлебозаготовок и поэтому заносимых на черные доски, после чего к жителям применяли различные меры воздействия, вплоть до выселения), выселенных кулацких семей и вымершего от голода населения. Кроме того, в результате необдуманной политики по коллективизации и раскулачиванию на Северном Кавказе не хватало рабочих рук и квалифицированных кадров. Чтобы разрешить возникшие проблемы, в край начали переселять население из других районов, землеустраивать свое неустроенное население, выделять землю бродягам. В первую очередь эти мероприятия проводились в опустевших станицах Кубани. 26 сентября 1933 г. было намечено заселить 60 крупнейших станиц, в том числе в 14 черно-досочных станиц вселить 3 450 хозяйств. Кроме того, для заселения намечались и другие районы края. В станицах и селах для переселенцев должны были готовить дома: ремонтировать пустующие дома раскулаченных и выселять из них не законно вселившихся жильцов. На территорию Северо-Кавказского края должны были переселиться демобилизованные красноармейцы, колхозники. Красноармейцам намеревались выделять беспроцентные долгосрочные кредиты с банковской комиссией в 3,5 % для покупки коров, лошадей, мелкого скота и птицы, мелкого сельскохозяйственного и транспортного инвентаря, на ремонт домов и хозяйственное строительство. Как и всем переселенцам, красноармейцам предоставлялась возможность в месте выхода продать свое имущество колхозу (правления колхозов должны были скупать это имущество за счет краткосрочного кредита, выдаваемого Сельскохозяйственным Банком на 2 года в расчете 100 руб. на семью). На время следования к месту расселения желавшим переселиться гарантировалось питание.
Красноармейцы вербовались Кавказской Краснознаменной армией, Приволжским, Московским, Средне-Азиатским, Северо-Кавказским, Белорусским, Ленинградским и Украинским военными округами. В числе красноармейцев подбирались квалифицированные кадры для МТС и колхозов (трактористы, комбайнеры, шоферы, руководящие работники). В бывшие Ставропольский и Терский округа Северо-Кавказского края специалисты, завербованные Кавказской Краснознаменной армией, были предварительно распределены в Бекешевскую МТС (туда направлялись 29 человек), завербованные Ленинградским военным округом предварительно были распределены в Прикумский (17 человек), Воронцово-Александровский (3 человека), Моздокский (в Стародеревскую, Наурскую и Калиновскую МТС 39 специалистов) районы, завербованные Украинским военным округом в Прикумский район для семи МТС (201 человек), в две благодарненские МТС (60 человек), в пять станций Воронцово-Александровского района (124 специалиста), в ессентукский совхоз № 3 им. К. Маркса (7 специалистов). Согласно постановлению СНК СССР, переселение красноармейцев должно было быть закончено к 1 ноября 1933 г. и, следовательно, к этому времени необходимо было закончить все мероприятия по подготовке жилья, продовольствия, топлива. По имеющимся по ряду районов данным, общий процент готовности жилья для вселения в них к 8 октября был на уровне 46,8 %. Подготовка помещений для жилья требовала больших сил и затрат, так как к этому времени дома бывших кулаков были либо проданы, либо расхищены из-за отсутствия охраны. Продукты и топливо имелись не во всех станицах и не в достаточном количестве. Не были созданы условия для жизни переселенцев и к 1 ноября, к наступлению холодов. В результате переселившееся население в массовом порядке возвращалось на прежнее место жительства. Краевое руководство, вместо обеспечения бытовых условий уже имеющимся неустроенным переселенцам, вело переписку с ЦК ВКП(б) и СНК СССР о вселении в станицы Северо-Кавказского края 50 тыс. семей колхозников из других областей и краев союза. В декабре 1933 г. в Москву на утверждение был отправлен краевой план о вселении до 15 марта 1934 года 10 тыс. семей и с 1 мая по 1 августа 1934 года еще 40 тыс. семей.
Одно из наиболее заметных землеустроительных мероприятий на Северном Кавказе, которое пришлось на 30-е годы - это обустройство горских евреев. Горские евреи находились в очень тяжелом экономическом положении (представители этой национальности на 85-87 % состояли из бедняков) и их переселением занимались с 1926 г. Постановлением краевого исполнительного комитета от 19-20 мая 1927 г. началось выделение земель для переселения евреев. Участки земли были отведены в Моздокском районе в Ганштаковке и Богдановке. В 1927 г. переселили первую группу подлежащих переселению семей. Затем с каждым годом количество переселяемых росло. Если в 1926/27 г. переселили 66 семей, то в 1927/28 г. 124 семьи, в 1928/29 г. 164 семьи и т.д. На 19 сентября на выделенных под вселение горских евреев фондах находилось 230 семей: 105 в Ганштаковке в количестве 518 человек и 125 в Богдановке в количестве 682 человек.
Как и все другие проводимые переселенческие мероприятия, это тоже имело не большой успех. 46 % переселенных уезжали на место прежнего жительства, потому что на новом месте не могли устроиться. Средства на обустройство семей выделялись с опозданием и не в достаточном количестве. Домов для вселения переселенцев не хватало. Только 116 семей или 48 % всех переселенных смогли получить жилплощадь. Остальным приходилось жить в землянках и у родственников по несколько семей в доме. На устройство одной семьи в 1927 году предполагалось выдавать по 1 300 рублей, но Терский ОЗЕТ не выделил свою часть средств по 550 рублей на хозяйство. В 1927/28 году сумма на обустройство одной семьи была снижена до 1 143 руб. Еще больше усиливали отсев семей неурожайные годы.
Плохой организации переселения евреев противоречили заявления об успехах переселенческих мероприятий, появлявшиеся в печати. В газете «Молот» в 1928 году в одной из статей писалось, что казаки и другие местные жители активно поддерживают переселение, и тут же были напечатаны слова казака переселенцам: «Мы никогда не оставим без поддержки, потому что вы наши братья по труду. Пусть крепнет еврейское земледелие». В статье журнала «За работой» говорилось, что, несмотря на неурожаи, еврейское население не покидало новые места.
Переселение горских евреев 1932 г. связано с присоединением к Северо-Кавказскому краю Дагестана и наличием в Дагестане 800 неустроенных семей. На 1932 г. было запланировано переселение 245 семей. Весной 1932 г. начался первый этап переселения и было отправлено 74 семьи в Ганштаковку и 6 в Богдановку. Переселенцы по прибытии на место вселения в первое время получали продуктовый паек, а затем принимались в местные колхозы («КИМ» в Ганштаковке и «Дружба» в Богдановке), куда уже были объединены все прежние переселенцы, и там получали оплату за трудодни. Вновь прибывших горских евреев селили в дома старых колхозников, где им отводилось по одной отремонтированной комнате. Переселенцев, в первую очередь ударников, обеспечивали коровами, птицей и т. д.
Землеустройство неустроенного населения, проводившееся в 20-30-е годы, было, безусловно, положительным моментом. Люди получали возможность иметь дом, земельный участок, скот. Но предпринимавшиеся меры не были обдуманы, не достаточно финансировались. Деньги шли на развитие промышленности и на переселенческие мероприятия выделялись в ограниченном количестве. В результате часть выделенных средств также терялась. Уже переселенные семьи возвращались на старое место жительства, и потраченные на них деньги можно было считать израсходованными впустую. Между тем, поток возвращенцев был высок. Из 80 переселенных семей из Дагестана в начале 1932 г. 20 вернулись обратно. Второй этап переселения, переселение 145 семей, в 1932 г. был отложен из-за того, что в колхозах после заготовок 1932 года были отобраны все продукты питания.
Таким образом, на рубеже 20-х - 30-х годов XX века отмечалась повышенная мобильность населения, и объяснялось это в первую очередь политикой коллективизации. С началом форсированного создания коллективных хозяйств и раскулачивания в конце 20-х годов сельское население в массовом порядке начало покидать обжитые места. Значительная часть крестьянских семей переезжала в города, в результате чего быстрыми темпами рос удельный вес городского населения. В первую очередь покидало село мужское население рабочего возраста. Навстречу потоку переселенцев из сел края шел другой поток - в села края. В число этих переселенцев входили сельские жители, ранее покинувшие свое место жительства, но не устроившиеся на новом месте. Статистические данные свидетельствуют о том, что приезжавшие в села переселенцы не компенсировали потери в численности населения, так как поток выезжавших был многочисленнее потока приезжавших.
В конце 20-х - начале 30-х годов государственные органы также предпринимали попытку провести плановые переселенческие мероприятия, чтобы разрешить проблему перенаселенности отдельных регионов страны. Но из-за нехватки средств переселение проходило крайне не организованно.
Миграционные процессы во второй половине 20-х - начале 30-х годов усиливались за счет выселения и ссылки раскулаченных крестьян. В свою очередь раскулачивание ухудшало социальную обстановку в деревне, увеличивало смертность (из-за расстрелов раскулаченных, высокой смертности высылаемых при перевозке, вселения высланных и ссыльных на местность, не подготовленную для проживания людей). Кроме того, раскулачивание в сочетании с коллективизацией повлияло на институт брака. Во-первых, распространенным явлением стал отказ родственников от членов своей семьи, признанных кулаками. Во-вторых репрессии вызвали рост беспризорности.
Автор: Булгакова Н.И.