21.01.2013 3823

Проблема абсолютного субъективного права на информацию

 

Широко известно деление субъективных прав на абсолютные и относительные. Например, абсолютные гражданские права опосредуют статичные общественные отношения принадлежности (присвоения) определенного блага конкретному лицу. В свою очередь, конструкция абсолютных гражданских прав является важнейшей основой для построения динамичных гражданских правоотношений, опосредующих движение вещей, результатов интеллектуальной деятельности и других объектов. Эта классификация имеет существенное значение для исследования права на информацию.

Проблема абсолютного права на информацию актуальна, прежде всего, для частного, гражданского права. Говоря о юридической форме закрепления экономического отношения присвоения некоего блага, его принадлежности определенному лицу, мы ставим вопрос о возможности существования какого-либо абсолютного права на данное благо. На базе юридической конструкции абсолютного гражданского права на определенное благо строятся относительные гражданские правоотношения. Ключевым вопросом в понимании гражданско-правового регулирования отношений в области информации является вопрос об установлении в отношении информации определенного абсолютного субъективного права.

В этой связи А.П.Сергеев отмечает, что: «Наиболее проблематичным является вопрос о том, может ли информация быть объектом, на который за кем-либо закрепляется исключительное право. На первый взгляд это невозможно в силу самой природы информации. В самом деле, знания, как только к ним имеется свободный доступ, не могут быть монополизированы каким-либо конкретным лицом и с момента своего обнародования становятся всеобщим достоянием. Именно поэтому юридической наукой пока и не предложено адекватных правовых средств для охраны научных идей, теорий, гипотез и иных научных результатов как таковых». В то же время, несмотря на сказанное, А.П.Сергеев замечает, что не следует исключать возможности монопольного владения и пользования информацией. В частности, он признает, что в отношении коммерческой тайны налицо исключительное право.

В.А.Дозорцев по рассматриваемому вопросу полагает, что: «Для обособленной информации требуется особая система регламентации, совершенно новая правовая база. Необходимым условием пуска объекта в оборот является закрепление на него абсолютного права».

На наш взгляд, говорить о наличии абсолютного права на информацию вполне допустимо. В частности, субъективное право на личную или семейную тайну представляет собой ни что иное, как неотчуждаемое неимущественное абсолютное право человека на информацию. Это отмечается и в литературе. А.Е.Шерстобитов полагает, что: «С теоретической точки зрения право на тайну личной жизни представляет собой абсолютное право, в силу которого управомоченное лицо вправе требовать сохранения в тайне информации, полученной с его согласия либо в силу закона без его согласия, а также прекращения ее распространения».

Субъективное право на информацию, составляющую коммерческую тайну, также относится к категории абсолютных прав. На данное обстоятельство обращают внимание В.А.Белов, а также А.В.Орлов и М.Ю.Челышев.

На наш взгляд, нельзя согласиться с Е.А.Сухановым, который пишет, что: «для охраноспособной коммерческой информации, носящей название ноу-хау устанавливается режим обязательственного, а не вещного права (при заключении с ее обладателем договора об условиях ее использования)». Действительно, для охраны информации неприменимы вещные права. Однако неприменимость вещного права, сама по себе, не еще означает отсутствия какого бы то ни было абсолютного права в отношении информации. И для информации, составляющей коммерческую тайну (ноу-хау), такое абсолютное право все же существует. При реализации системы правовой охраны блага, отделимого от поведения человека (вещи, изобретения, информации и т.д.), обязательственное правоотношение не замещает, а дополняет абсолютное правоотношение. Как резонно замечает в этой связи В.А.Белов: «Если бы у обладателя ноу-хау отсутствовало исключительное право на него, каково было бы правовое основание для защиты состояния неизвестности этой информации от посягательств любых третьих лиц?»

Важно отметить, что абсолютное право на информацию, составляющую коммерческую тайну, носит имущественный характер. В то время как абсолютному праву на информацию, составляющему личную или семейную тайну, присущ личный неимущественный характер. Соответственно, субъективное право на информацию, составляющую коммерческую тайну, подлежит отчуждению, в то время как право на информацию, составляющую личную или семейную тайну, в соответствии со статьей 150 Гражданского кодекса Российской Федерации, неотчуждаемо.

Рассматривая вопрос об абсолютном гражданском праве на информацию, необходимо четко представлять различие между тайнами-объектами (коммерческая, личная, семейная тайны) и тайнами-обязанностями (различные виды профессиональных тайн: банковская, тайна страхования и т.п.). Очевидно, что говорить об абсолютном праве на информацию возможно лишь применительно к тайнам-объектам. Для тайн-обязанностей, напротив, управомоченная сторона наделена относительным правом требовать сохранять конфиденциальность информации. Строго говоря, это право не на саму информацию, а право на чужие действия, связанные с информацией. Центральным звеном в правоотношении по поводу тайн-обязанностей является обязанность не разглашать тайну, именно через надлежащее исполнение данной обязанности реализуется указанное субъективное право.

Проблема права собственности на документ (документированную информацию).

Законодатель делает акцент на выделении категории «документ» и ее производных, а также на установлении в отношении документов права собственности. Это можно проследить на примере Федерального закона «Об информации, информатизации и защите информации».

Статья 2 данного закона содержит базовые понятия, на основе которых строится концепция данного закона, а именно: «документированная информация (документ)» - зафиксированная на материальном носителе информация с реквизитами, позволяющими ее идентифицировать; «информационные ресурсы» - отдельные документы и отдельные массивы документов, документы и массивы документов в информационных системах (библиотеках, архивах, фондах, банках данных, других информационных системах); «конфиденциальная информация» - документированная информация, доступ к которой ограничивается в соответствии с законодательством Российской Федерации; «собственник информационных ресурсов, информационных систем, технологий и средств их обеспечения» - субъект, в полном объеме реализующий полномочия владения, пользования, распоряжения указанными объектами.

Согласно статье 4 Федерального закона «Об информации, информатизации и защите информации» правовой режим информационных ресурсов определяется нормами, устанавливающими, в том числе, право собственности на отдельные документы и отдельные массивы документов, документы и массивы документов в информационных системах. Статья 6 этого же закона, названная «Информационные ресурсы как элемент состава имущества и объект права собственности», предусматривает, что информационные ресурсы могут быть государственными и негосударственными и как элемент состава имущества находятся в собственности граждан, органов государственной власти, органов местного самоуправления, организаций и общественных объединений. Отношения по поводу права собственности на информационные ресурсы регулируются гражданским законодательством Российской Федерации.

Эта же концепция «документированной информации» лежит в основе Федерального закона «Об участии в международном информационном обмене». В нем в статье 6 «Право собственности на информационные продукты и средства международного информационного обмена» документированная информация, информационные ресурсы, информационные продукты, средства международного информационного обмена относятся к объектам имущественных прав собственников и включаются в состав их имущества. Отношения, связанные с правом собственности на российские информационные продукты и средства международного информационного обмена, регулируются гражданским законодательством Российской Федерации.

Основным сторонником использования для правовой охраны информации проприетарной - основанной на вещном праве - концепции является В.А.Копылов. В ее обоснование он использует более чем своеобразное словосочетание «информационная собственность».

Эффективность использования для правовой охраны информации проприетарной концепции, на наш взгляд, сомнительна. Субъективное вещное право имеет дело с объектами внешнего мира, с теми явлениями, которые доступны осязанию человека и механическому воздействию. Внутренний мир личности при использовании вещей не играет существенной роли, поскольку человек взаимодействует с миром вещей лишь своей телесной, физической оболочкой. Поэтому властвование, господство не может быть выражено иначе, чем как физическое господство над вещью. Это экономическое отношение присвоения вещи как пространственно ограниченного объема вещества и опосредуют вещные права.

В то время как объекты интеллектуальной собственности, а также информация это объекты, обращенные к внутреннему миру человека. Их потребление, использование с необходимостью проходит через внутренний мир человека: через рациональную и (или) эмоциональную стороны человеческого сознания. Таким объектам должен соответствовать свой, особый, тип правовой охраны. Поэтому вещные права изначально, по своей сути, не направлены и не могут охватить объекты, проходящие в своем использовании через внутренний мир человека (для которых принципиально важна их содержательная, внутренняя ценность, а не только конкретный экземпляр их воплощения, конкретное объективное воплощение (книга ценна все же не своим оформлением - ценно именно то литературное произведение, которое воплощено в данной конкретной вещи - книге, и т.п.)).

Появление около 300 лет назад в большом количестве, в связи с промышленной революцией и активным внедрением книгопечатания, внутренне (содержательно) ценностных объектов правоотношений (объектов интеллектуальной собственности, прежде всего, произведений литературы и изобретений) вызвало появление принципиально нового типа правовой охраны - исключительных прав. Физическое властвование над нематериальным объектом невозможно. Отсюда и новый, принципиальный тип правовой охраны результатов интеллектуальной деятельности. Даже сами правомочия носят во многом личностный характер (скажем, правомочие авторства) - это все правомочия, которые связаны с внутренним миром человека, с оценкой достоинства того или иного человека обществом. Такие правомочия немыслимы и просто не нужны для вещей, для которых вполне достаточно правомочий владения, пользования и распоряжения конкретной вещью.

При перемещении вещей не возникает вопросов локализации вещи у определенного субъекта просто по причине того, что вещи - это явления окружающего мира, которые естественным образом локализованы в пространстве. Вещь - явление материального мира, поэтому она не может одновременно находиться в разных местах, у разных лиц. Когда к одному и тому же объекту простираются «линии» фактических отношений использования, потребления от разных лиц, возникают потребности правового упорядочения отношений между этими лицами. Это можно сделать, если выделить лицо, которое обладает главным, основным правом господствования над конкретным объектом, и субъективные права всех остальных лиц являются производными от основного. Примером служит авторское право - такие отношения могут существовать между множеством лиц, обладающих субъективным правом на использование произведения, которое им предоставил автор произведения. Но все равно, кто-то один является господствующим над объектом: собственник - над вещью, автор - над произведением. Только один может считать определенный объект своим, принадлежащим ему и больше никому иному. Иначе говоря, это абсолютное субъективное право на объект.

Информация, наоборот, - явление идеального мира, поэтому ее естественное свойство - существовать во множестве своих копий. Она, в противоположность предметам материального мира, не обладает природным свойством пространственной ограниченности, точной локализации своего местонахождения. Поэтому одна и та же информация может одновременно находиться у разных лиц.

Для того чтобы существовало абсолютное субъективное право на нематериальный объект, необходима индивидуализация этого объекта. Когда речь идет об абсолютном праве, то имеется в виду абсолютное право только на этот конкретный объект, и больше ни на какой другой. Признак, который естественно присущ вещам - уникальность - позволяет с легкостью устанавливать на конкретную вещь абсолютное право (скажем, право собственности). Здесь проблема индивидуализации одних конкретных сведений от других.

Поэтому статика и динамика отношений, складывающихся по поводу владения, использования и отчуждения вещей, в правопорядке опосредуется субъективными вещными правами (прежде всего, через право собственности) и посредством обязательственных правоотношений. Проблема абсолютного субъективного права на информацию заключается прежде всего в надежной индивидуализации объекта. Право на информационный ресурс с этой точки зрения не может являться решением.

Кроме того, не приходится говорить о праве собственности на так называемые «электронные документы», по крайней мере, когда информация существует в виде физического поля. Как указывалось выше, материальным носителем информации может быть не только вещь (пространственно ограниченное количество вещества как одной из разновидностей материи), но и физическое поле (также разновидность материи). Например, для хранения, обработки и передачи информации с помощью средств электронно-вычислительной техники сегодня активно используются электромагнитное поле: для хранения информации применяются дискеты (накопители на гибких магнитных дисках), «винчестеры» (накопители на жестких магнитных дисках), стриммеры (накопители на магнитной ленте) и т.п. Центральный процессор ЭВМ обрабатывает информацию в виде электрических сигналов, информация, в основном, размещается на накопителях на жестких магнитных дисках («винчестерах»). Цифровая форма представления компьютерной информации создала возможности по быстрой и легкой передаче информации.

Следовательно, в юридической конструкции «документированная информация» материальным носителем информации должно признаваться не только пространственно ограниченное количество материи-вещества - вещь, но также и физические поля (скажем, магнитное). Простота и удобство обращения с этим материальным носителем информации демонстрирует современная вычислительная техника, построенная на работе с информацией, которую несут электромагнитные физические поля. Однако эта простота одновременно породила сложные правовые проблемы. Одна из главных - на физическое поле невозможно распространить субъективное право собственности. Таким образом, уже по одной только этой причине, конструкция «документированная информация», несмотря на ее широкое определение, пригодна только лишь для охраны традиционных - бумажных-документов.

Помимо этого, конструкция «документированной информации» создает непреодолимый барьер между правом собственности на вещь - материальный носитель информации и правом на информацию.

Эта конструкция не учитывает, что правом на информацию и правом на вещь, на которой в конкретный момент размещена информация, могут обладать разные лица. Например, собственник ЭВМ может физически размещать на накопителях своей ЭВМ информацию, которая принадлежит другому лицу. Более того, один накопитель на жестких магнитных дисках («винчестер») может в одно и тоже время содержать информацию, принадлежащую нескольким совершенно разным субъектам. Таким образом, собственником ЭВМ (вещи) является субъект А., но при этом обладателями права на информацию, размещенную на этой ЭВМ, являются субъекты Б., В. и Д. Конструкция «документированной информации» разрешить эту проблему не может.

Дело заключается в том, что права на вещь и на информацию, находящуюся на этом носителе в принципе не связаны друг с другом. Они столь же естественно могут принадлежать как одному и тому же лицу, так и совершенно разным лицам. Юридические конструкции такого типа давно известны в праве. Речь идет о праве интеллектуальной собственности. В авторском праве этот вопрос однозначно решен: нематериальный объект (охраняемое произведение) и его материальный носитель (вещь) четко различаются. Например, обладание правом собственности на книгу (вещь) отнюдь не означает, что собственник книги непременно является обладателем авторских прав. Более того, личные неимущественные права автора вообще не могут быть отчуждены и тем более никак не увязываются с вещными правами на материальный носитель произведения.

Речь идет о лицах, оказывающих услуги по предоставлению доступа в Интернет. Используемое ими оборудование в виде ЭВМ, модемов, маршрутизаторов и т.д. может принадлежать им на праве собственности, поскольку такое оборудование является вещами. ЭВМ, вещь с точки зрения гражданского права, на которой размещается информация, доступная через Интернет, обычно обозначают как сервер.

Оператор связи («провайдер») может оказывать услуги по размещению на своем сервере информации, принадлежащей своим клиентам. Поэтому создателю интернет-страницы (сайта), куда он может поместить созданные им объекты авторского права (литературное или музыкальное произведение, фотографию и т.д.), зачастую не имеет смысла самому приобретать для этих целей дорогостоящее оборудование: ему проще обратиться к лицу, которое профессионально занимается предоставлением услуг телематических служб (в просторечии услуг «доступа в Интернет») и услуг предоставления «дискового пространства» сервера (услуг «хостинга»).

Кроме того, существуют так называемые почтовые серверы, которые предоставляют возможность пользоваться услугами электронной почты, в том числе получить (создать) свой почтовый ящик, получать, отправлять и хранить электронные письма. Физически эти письма размещаются на накопителях внутри определенной ЭВМ. Причем электронные письма, при их хранении внутри самой ЭВМ, существуют в виде электромагнитного поля - намагниченного участка жесткого диска ЭВМ. С правовой точки зрения необходимо заметить, что письма (вне зависимости от того, электронные они или нет) могут составлять и, как правило, составляют личную или семейную тайну.

В подобных случаях имеет место на практике вышеописанная ситуация, когда собственника вещи (ЭВМ, выполняющей функции «сервера») нельзя отождествлять с обладателем права на нематериальные объекты, размещенные на такой вещи. Если же применять конструкцию «документированной информации», декларирующей единство материального носителя информации и самой информации, то следовало бы считать провайдера собственником не только ЭВМ, но и собственником в целом всей «документированной информации», включая сервер - вещь, на которой временно размещается информация, и саму информацию. Следовательно, в таком случае провайдер считался бы в буквальном смысле собственником (!) личных тайн своих клиентов-граждан и собственником объектов авторского права, которые размещены на сервере. Такая ситуация не выдерживает никакой критики.

По вышеизложенным причинам в литературе критикуется конструкция права собственности на «документированную информацию». Например, как пишет А.Е.Шерстобитов: «Информация представляет собой нематериальную субстанцию, ее свойства не могут быть сведены к свойствам материального носителя. Следовательно к информации в принципе неприменимо право собственности».

Е.А.Суханов обоснованно считает, что «понятие «интеллектуальная собственность» является условным и применяется к объектам не вещных, а исключительных прав Аналогичный по сути вывод следует сделать и по отношению коммерческой информации как объекта гражданских прав. Ее товарный характер и коммерческая ценность отнюдь не превращают ее в вещь (точно так же, как и сама информация не может быть отождествлена с ее материальным носителем, например с чертежами или рукописью) ее правовая охрана не может осуществляться с помощью тех же способов, что и охрана вещей (ибо, например, даже возврат в неприкосновенности неправомерно скопированных чертежей все равно не восстанавливает их коммерческую ценность).

Следует согласиться с В.А.Беловым, который отмечает, что: «Применительно к гражданско-правовому регулированию отождествлять информацию и ее носитель нельзя. Так, право собственности на носитель информации или средство ее обработки вовсе не равнозначно праву на саму информацию.

Л.К.Терещенко пишет, что хотя «позиция распространения категории «собственности» на информацию достаточно привлекательна: у информации появляется свой собственник, который будет защищать свои права от любых посягательств», тем не менее использование вещных прав для охраны информации создаст лишь иллюзию защищенности, поскольку правом собственности будет охраняться материальный носитель информации, а не сама информация.

А.Титов обоснованно полагает, что «информация и вещи - антиподы. Таким образом, нельзя не согласиться с мнением о том, что обеспечить право собственности на информацию невозможно.

Исследуя правовую охрану конфиденциальной информации в праве Великобритании, О.В.Власова подчеркивает, что хотя термин «собственность» и используется применительно к информации, однако «никакая информация не является собственностью кого-либо в строгом понимании этого термина. Многие английские юристы отмечают, что данная терминология полезна только в описательном значении, а в целях понятийной определенности ее лучше не употреблять.

Вопрос состоит даже не в невозможности или возможности виндицировать «документированную информацию» (если документ - вещь, то его, разумеется, можно виндицировать). Существенная проблема заключается в том, что незаконное получение информации отнюдь не всегда связано с посягательством на материальный носитель - вещь. Выше мы привели примеры обязательственных правоотношений, которые обеспечивают право на тайну-объект. Это было бы абсолютно не нужным, если бы конструкция «документированной информации» действительно решала проблему абсолютного права на информацию. Специфика построенного на конфиденциальности абсолютного права на информацию, которая для реализации этого права обусловливает потребность в относительных правоотношениях, ярко показывает, что ценность имеет сама информация, а не ее конкретное выражение на материальном носителе.

Следует обратить внимание на такое существенное обстоятельство, что в рамках права собственности не может быть установлена обязанность неразглашения, для вещей этого не нужно и физически невозможно, право собственности не предназначено для этих целей. Например, правовой режим государственной тайны охраняет информацию во всех ее проявлениях, в том числе в качестве вещи - скажем секретного образца военной техники; сведений о факте существования такой вещи; сведений, носителем которых является сама эта вещь (химический состав, тактико-технические характеристики секретного изделия и т.д.). Тогда как для права собственности охрана этих качеств не свойственна.

Так, целенаправленное проведение иностранным гражданином дистанционного съема параметров секретного изделия-вещи для права собственности вообще не имеет никакого значения: ведь при этом не нарушаются правомочия пользования, владения и распоряжения. Нет механического контакта с вещью, значит, у собственника из владения вещь не изымается (основание для предъявления виндикационного иска), собственнику не чинится каких-либо препятствий в осуществлении права собственности, не связанных с лишением владения (основание для предъявления негаторного иска). Тем более нет посягательств на правомочие распоряжения вещью. С точки зрения вещных прав, таким образом, в данном случае вообще нет никаких посягательств на вещь.

Однако с точки зрения правового режима государственной тайны в приведенном примере имеет место прямое посягательство на засекреченную информацию (шпионаж), обладателем которой является государство. Было бы абсурдным приравнивать все возможные случаи посягательств на государственную тайну к единственному случаю - посягательству на вещь, содержащую секретную информацию. Если бы это было так и государственная тайна охранялась на основе вещных прав, то шпионаж мог бы осуществляться только в отношении засекреченных вещей, при том только путем непосредственного, механического контакта с вещью. Тогда как все многообразные формы выдачи, разглашения самих сведений, составляющих государственную тайну, были бы выведены из сферы противоправных деяний. Разумеется, подобное положение совершенно неприемлемо.

Сказанное выше применимо и для других тайн: для правовых режимов информации вообще и, в первую очередь, для тайн, недопустимо приравнивать охрану самой информации к охране ее материального носителя. Если копирование, разглашение информации происходит без посягательств на индивидуально-определенную вещь - носитель информации, то это для права собственности не имеет юридического значения. Следовательно, нарушением правового режима тайны будет только нарушение вещных прав на вещь - носитель информации. При охране на основе права собственности только материального носителя информации, составляющей тайну, вообще не может иметь место такое правонарушение, как разглашение тайны. Это поставит под вопрос существование каких-либо тайн, что повлечет за собой соответствующие последствия.

Обязанность сохранения конфиденциальности характерна только для правовых режимов информации ограниченного доступа. Эти правовые режимы информации строятся на иной, нежели чем право собственности, основе.

Проблема вещных прав на безналичные деньги и бездокументарные ценные бумаги.

В связи с исследованием права собственности на документированную информацию уместно обратиться к аналогичной проблеме вещных прав для безналичных денег и бездокументарных ценных бумаг.

Необходимо учитывать, что некоторые явления, которые законодатель хотя и называет собственностью, формально приравнивая их правовой режим к правовому режиму вещей, в действительности не являются вещами. Право собственности на них представляет собой юридическую фикцию. Говоря о безналичных деньгах и бездокументарных ценных бумагах, важно отметить следующее обстоятельство: несмотря на юридическую фикцию права собственности, в действительности эти объекты тем не менее не лишены охраны - они имеют достаточно отработанные механизмы своей правовой охраны, функционально заменяющие абсолютное правоотношение собственности. Указанные объекты правоотношений существуют в рамках обязательственных гражданских правоотношений.

Попытка же использования для охраны информации конструкции вещных прав, напротив, означает обращение к юридической фикции, но такой, которая на деле означает отказ от охраны самой информации. Поэтому конструкции В.А.Копылова, реализованные в законодательстве (Федеральный закон «Об информации, информатизации и защите информации», Федеральный закон «Об участии в международном информационном обмене»), просто не имеют никакого смысла: как не охранялась информация в режиме вещных прав, так она и не охраняется; как были вещи объектами права собственности, так они и остались объектами права собственности.

Безналичные деньги. И.Л.Бачило полагает, что: «Деньги не виндицируются в прямом смысле, но это не мешает применять к ним характеристики вещного права». С этим подходом, на наш взгляд, согласиться нельзя. Когда наличные деньги выступают в качестве индивидуально-определенных вещей (скажем, купюры с индивидуальными номерами), то в этом случае они виндицируются в прямом смысле, точно так же, как и другие вещи. Виндикация всегда присуща праву собственности. И если она принципиально не может быть произведена к определенному объекту, то данный объект не может охраняться правом собственности как индивидуально определенная вещь.

Однако отсутствие вещных прав на безналичные деньги не следует трактовать как полное отсутствие какого-либо правового регулирования. На самом деле имеют место субъективные права требования к банку, у которого находятся безналичные деньги «собственника», а не вещные права. Безналичные деньги, как отмечает Л.А.Новоселова, «могут являться объектом только обязательственных прав, но не вещных. При безналичных расчетах не происходит перемещения материальных объектов, как при расчетах наличными, происходит лишь передача прав требования к банку ». Здесь действительно не может быть и виндикации, но только по той простой причине, что нет и вещи. Субъективное гражданское право требования, составляющее юридическую сущность безналичных денег, конечно же, не виндицируется, поскольку само субъективное право не может находиться в чужом незаконном владении, не будучи вещью.

Как указывалось выше, цивилисты однозначно высказываются о природе безналичных денег, характеризуя их как права требования, а не вещи. Следовательно, невозможно и установление на них права собственности. Об этом так пишет Л.А.Новоселова: «Нередко приходится сталкиваться с мнением о том, что денежные средства на банковском счете клиента являются его собственностью. Ни юридических, ни фактических оснований для такого вывода не имеется. Право собственности, как и любое иное вещное право, в качестве объекта может иметь вещь или совокупность вещей».

Таким образом, следует признать, что право собственности на безналичные деньги является юридической фикцией.

Бездокументарные ценные бумаги. Ситуация, аналогичная «праву собственности» на безналичные деньги, складывается и в отношении так называемых бездокументарных ценных бумаг. Проблема заключается, главным образом, в том, что термин «бездокументарные ценные бумаги» обозначает совершенно иное явление, нежели традиционные ценные бумаги-вещи. Различие правовых режимов традиционных ценных бумаг на бумажном носителе и так называемых «бездокументарных ценных бумаг», а также неприменимость к последним конструкции субъективных вещных прав убедительно доказаны в отечественной цивилистике.

Безналичные деньги и «бездокументарные ценные бумаги» - это субъективные права требования, представляющие собой нематериальные явления юридической действительности.

Таким образом, право собственности на безналичные деньги, которые сегодня наряду с бездокументарными ценными бумагами технически представляют собой не что иное, как записи в электронном виде, является, по сути, юридической фикцией. В том смысле, что это не абсолютное субъективное право собственности на определенный уникальный объект, а относительное право требования к банку (в случае с ценными бумагами - к реестродержателю, депозитарию), который обязан совершать соответствующие действия по реализации юридической фикции, «имитирующей» право собственности. Субъективное право «собственности» на безналичные деньги и бездокументарные ценные бумаги требует наличия не только самого правообладателя, но и еще одного лица. Право собственности на указанные объекты существует и реализуется только при наличии относительного обязательственного правоотношения. Все остальные лица обязаны признавать наличие такого права «собственности», не посягать на его существование и не препятствовать его осуществлению.

Психологические корни проприетарных концепций правовой охраны нематериальных благ: исторические уроки. Можно привести исторический пример попыток использовать вещное право в несвойственных ему целях. Речь идет, прежде всего, о правовой охране таких нематериальных объектов, как произведения науки, литературы и искусства, а также изобретения.

Среди первых субъективных прав на объекты, отделимых от поведения обязанного лица (то есть абсолютных прав), первыми появились вещные права. С течением времени они развивались и оформились на сегодня в достаточно эффективный инструмент правового регулирования, правовой охраны. Значительно позже, всего 200-300 лет назад, появились исключительные права, прежде всего, авторские права и права на изобретения. Это стало новым этапом развития системы абсолютных прав. Эти субъективные права характеризуются принципиально новой конструкцией.

Более того, само появление термина «интеллектуальная собственность» исторически связано с неудачными попытками лет 200-300 назад использовать для правовой охраны результатов интеллектуальной деятельности институт права собственности. Термины «литературная собственность», «художественная собственность» мы может встретить только в ранней дореволюционной литературе. Однако в более поздних работах проявляется все большее понимание sui geneirs природы исключительных прав, их отличия от вещных прав. На примере этих работ можно проследить эволюцию научных взглядов на проблему юридической природы авторского и патентного права. Правильный, сегодня уже ставший аксиомой, подход к пониманию sui generis, невещной природы авторских прав или прав патентообладателя, в процессе своего становления испытывал сильнейшее сопротивление инертности мышления, привычного к оперированию с конструкциями вещного права.

Мышление в силу традиции тяготело к применению вещных прав ко всем отделимым от поведения объектам правоотношений, вне зависимости от того, являлся ли определенный объект материальным (вещь) или же, напротив, нематериальным (произведения литературы, изобретения и др.). Хотя даже само наименование - «вещные права» - не случайным образом указывает на сферу применения - только для охраны вещей.

Однако уже в конце XIX - начале XX века стала очевидна особая или, как еще говорят, sui generis природа авторских прав и прав патентообладателей. Среди исследователей того времени нельзя не назвать Г.Ф.Шершеневича и А.А.Пиленко, блестяще доказавших особый, не вещный характер исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности. Так, Г.Ф.Шершеневич указывая на психологическую привязанность к вещным правам, отмечал, что главным препятствием «является приверженность к римскому праву, не знавшему указанных институтов, к системе выработанной на этой почве Необходимо поэтому отрешиться от римских традиций, идти в ногу с новыми явлениями и создать систему гражданского права, обнимающую все частные права».

В действительности не существует иной, нежели чем классическая вещная, собственности. Сегодня термин «интеллектуальная собственность» не более чем метафора, традиционно используемая в праве. Не случайно В.А.Дозорцев активно и последовательно выступает за прекращение использования термина «интеллектуальная собственность», вводящего неспециалистов в заблуждение относительно юридической природы прав на результаты интеллектуальной деятельности.

Сегодня тот же путь, которой сто лет назад в научном сознании прошли авторское право и патентное право, проходит правовая охрана информации: возникают те же самые попытки приспособить к охране нематериального явления привычную, психологически удобную для обыденного правосознания («священную»!) конструкцию субъективного права собственности.

Исходя из всего выше изложенного, необходимо констатировать, что юридическая конструкция субъективного права собственности в гражданском праве неприменима к нематериальным объектам (имущественным или неимущественным). Ни один из объектов так называемой «интеллектуальной собственности» не является объектом вещных прав. Точно так же не существует права собственности на принадлежащие личности от рождения неотчуждаемые нематериальные блага, среди которых в статье 150 ГК РФ законодатель называет личную и семейную тайну (то есть разновидность информации). Тем более не может быть субъективного права собственности на вид поведения человека - работы или услуги.

Таким образом, гражданскому праву известен целый ряд нематериальных объектов гражданских правоотношений, их правовая охрана имеет длительную историю и осуществляется вполне эффективно. Однако ни к одному из них не применяется конструкция вещных прав. В.А.Дозорцев, обращая внимание на зависимость между внутренними свойствами объекта и его правовым режимом, совершенно справедливо указывает, что «правовой режим в большей мере определяется натуральными свойствами объекта. На нематериальные объекты невозможно распространить правовой режим, установленный для вещей». В.А.Белов подчеркивает очевидность того обстоятельства, что «предметы материального мира, вещи (документы) и нечто идеальное (права и «символы») объективно невозможно подвергнуть идентичному правовому регулированию, сообщить им одинаковый правовой режим.

Если с помощью вещных прав была бы решаема задача правовой охраны нематериальных объектов (скажем, произведений литературы), то можно не сомневаться, что законодатель обязательно избрал бы именно этот простой путь. Однако этого не было сделано отнюдь не по причине нежелания либо непонимания такой возможности, а по причине объективной невозможности решения данной задачи средствами вещного права.

Еще раз отметим, что недопустимо отождествлять экономические или иные социальные функции явления (объекта) с его правовым режимом. Нечто может вполне эффективно выполнять экономическую функцию традиционных денег, но из этого факта отнюдь не вытекает утверждение, что это нечто - вещь. С другой стороны, экономическую функцию права собственности, опосредующего присвоение некоего отделимого (от поведения человека) блага, может выполнять не только право собственности. Типичный пример - авторские права.

Следовательно, задаваясь целью установить механизм вещно-правовой охраны информации, следует учитывать, что:

1. на материальный носитель информации - физическое поле установить субъективное право собственности (а равно как и любое другое вещное право) невозможно в силу естественных причин. В тексте закона предусмотреть, конечно, можно, но никаким образом это положение нельзя реализовать в жизни;

2. на материальный носитель информации - вещь установить субъективное право собственности возможно, но бессмысленно. В том числе по причине того, что вещи уже признаются объектами вещных прав.

Поэтому законодатель, принимая нормы о праве собственности на документированную информацию, информационные ресурсы якобы как новеллу, в действительности ничего не изменил. Вещи, в том числе и те вещи, что являются документами, и до принятия Федерального закона «Об информации, информатизации и защите информации» обладали правовым режимом объектов вещных прав. Нельзя сделать вещь еще большей собственностью, чем она была до этого - собственностью в силу норм Гражданского кодекса. Как было физически невозможным охранять информацию с помощью вещных прав, так это и остается невозможным. Объективные законы присущи не только материальной реальности, но и правовой действительности. Существуют объективные пределы правового регулирования, которые в принципе нельзя отменить изданием каких бы то ни было нормативных актов.

Несмотря на сложность юридического обеспечения ограничения доступа к информации (посредством системы множественности правоотношений), единственный выход - признание объектом охраны самой информации, в противном случае охраняемым может оказаться любое иное явление, но только не сама информация. Попытка искусственного объединения права собственности на материальный носитель информации и субъективного права на саму информацию просто неосуществима в силу объективных причин. Это не следует путать с тем, что существование информации на материальном носителе информации вполне естественно; юридически все равно существуют два различных объекта - информация и ее материальный носитель.

Разумеется, в тексте закона можно сформулировать любую норму. Конечно, тексты нормативных актов - порождение человека, в этом смысле они искусственны и субъективны. Но закономерности правового регулирования не искусственны, а объективны. Правовое регулирование возможно только тогда, когда оно соответствует объективным свойствам явлений окружающего мира, закономерностям тех или иных общественных отношений. Не случайно в правовой науке выработана категория «пределы правового регулирования». Если пределы правового регулирования пытаются преступить, то в таком случае нереализуемый нормативный акт останется всего лишь юридическим текстом, не более того. В этом случае воля законодателя не выйдет за пределы данного юридического текста, не найдя воплощения в конкретных правовых отношениях.

На сегодня абсолютное право на саму информацию существует лишь для правовых режимов информации, основанных на конфиденциальности (ограничении доступа). Вопрос о возможности существования какого-либо абсолютного права на информацию, которое не было бы основано на конфиденциальности, остается открытым. К сожалению, необходимо объективно признать, что эту проблему нельзя решить быстро и простыми средствами, если возможно решить вообще. Концепция «документированной информации» - иллюзия выхода из затруднения.

Разумеется, есть необходимость в использовании вещных прав на некоторые вещественные носители, содержащие информацию. Однако сфера их использования крайне ограничена. Практически единственной областью применения такой конструкции является охрана культурных и исторических ценностей. В таких случаях социальную ценность имеет не столько информация, содержащаяся в данном документе (тем более воспроизведенная в многочисленных копиях), сколько уникальная вещь - оригинал картины, письма и т.п.

В связи с тем, что здесь имеет место вещественный носитель информации, он сравнительно легко поддается индивидуализации, а, значит, право собственности способно выполнять свою регулятивную функцию.

Право собственности на саму информацию. Несмотря на то, что весьма спорной является даже конструкция вещных прав на вещь («документированную информацию»), в ряде нормативных актов используется конструкция права собственности на нематериальное благо - собственности на саму информацию, что просто физически невозможно.

Например, часть 2 статьи 75 Лесного кодекса Российской Федерации, принятого 22 января 1997 г., предусматривает, что информация о лесном фонде, полученная за счет средств федерального бюджета, является федеральной собственностью и предоставляется гражданам и юридическим лицам в порядке, определяемом Правительством Российской Федерации.

Статья 11 Федерального закона № 225-ФЗ «О соглашениях о разделе продукции», принятого 6 декабря 1995г., названная «Право собственности на имущество и информацию», в пункте 2 предусматривает, что вся первичная геологическая, геофизическая, геохимическая и иная информация, данные по ее интерпретации и производные данные, полученные инвестором в результате выполнения работ по соглашению, принадлежат на праве собственности государству. При соблюдении условий конфиденциальности, предусмотренных соглашением, инвестор имеет право свободно и безвозмездно пользоваться указанными информацией, данными и образцами в целях выполнения работ по соглашению.

Причем здесь же, в пункте 2 статьи 11, законодатель закрепляет право собственности на такие вещи, как образцы горных пород, пластовые жидкости. Очевидным образом здесь законодатель не различает право собственности и на упомянутые вещи и на саму информацию (!), вероятно, считая совершенно одинаковыми естественные свойства и горных пород, и информации.

Часть 1 статьи 27 Закона Российской Федерации № 2395-1 «О недрах» от 21 февраля 1992 г. (в ред. Федерального закона № 27-ФЗ, принятого 8 февраля 1995 г.) предусматривает, что информация о геологическом строении недр, находящихся в них полезных ископаемых, об условиях их разработки, а также иных качествах и особенностях недр, содержащаяся в геологических отчетах, картах и иных материалах, может находиться в государственной собственности или в собственности пользователя недр. Часть 5 статьи 27 указанного закона содержит четко сформулированное правило: право собственности на геологическую и иную информацию о недрах охраняется в порядке, установленном законодательством Российской Федерации для других объектов собственности (!). И, что особо примечательно, за этой нормой располагается норма части 6 статьи 27 Закона РФ «О недрах»: исполнитель имеет право использовать полученную в результате проведения работ геологическую и иную информацию о недрах для научной и преподавательской деятельности, если иное не предусмотрено договором. Эта норма вообще характерна для авторского права (случай свободного воспроизведения) и для вещных прав никогда не используется. Кроме того, часть 4 статьи 27 Закона РФ «О недрах» устанавливает, что должностные лица федерального и территориальных фондов геологической информации обязаны обеспечить конфиденциальность представляемой им информации, а также несут материальную, административную или уголовную ответственность за ее несанкционированное разглашение.

Таким образом, исходя из систематического толкования правовых норм, содержащихся в частях 4, 5 и 6 статьи 27 Закона Российской Федерации «О недрах», нельзя не прийти к более чем парадоксальному выводу: по мысли законодателя якобы возможно разглашение собственности, разглашение вещи. Подчеркиваем - не информации о вещи, не информации, которую содержит вещь, а разглашение вещи.

Справедливо замечание В.И.Сенчищева о том, что «закрепление какой-либо теоретической конструкции в тексте нормативного акта само по себе не может служить неопровержимым доказательством глубокой теоретической обоснованности закрепленного понятия или окончательного разрешения спора». Если конструкция права собственности на «документированную информацию», не рассматривая вопросы ее эффективности, может существовать в действительности, то право собственности на саму информацию физически невозможно и существует только лишь в тексте некоторых нормативных актов.

Абсолютное субъективное право на информацию в публичном правопорядке. Несмотря на вышеизложенное, проблему абсолютного субъективного права на информацию вряд ли справедливо сводить лишь только к ее цивилистическим аспектам. Конструкция абсолютного права применима к публично-правовым отношениям: речь идет о государственной тайне. В статье 2 Закона Российской Федерации от 21 июля 1993 г. № 5485-1 «О государственной тайне» законодатель определяет государственную тайну как защищаемые государством сведения в области его военной, внешнеполитической, экономической, разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности, распространение которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации.

Наличие такого особо охраняемого объекта общепризнанно, а его правовая охрана весьма совершенна. Но в то же время возникает вопрос: существует ли субъективное право в отношении информации, составляющей государственную тайну? На наш взгляд, существует: государство обладает абсолютным субъективным правом на определенную информацию (например, в статье 71 Конституции Российской Федерации говорится о федеральной информации), к которой прежде всего относится информация, составляющая государственную тайну.

Разумеется, когда мы говорим об абсолютном праве на информацию, составляющую государственную тайну, мы имеем в виду именно государство как обладателя такого права; для лиц же, которым такая информация передана, правовой режим государственной тайны выражается в виде юридической обязанности неразглашения информации. И.Л.Бачило также указывает на тот факт, что: «Субъектом отношений относительно информации является государство в целом согласно пункту «и» статьи 71 Конституции Российской Федерации. Это же подтверждается и международными актами».

Сложным является вопрос о сущности права государства на информацию, составляющую государственную тайну. Действительно, некоторыми абсолютными субъективными правами обладает исключительно государство, они нетождественны абсолютным правам частных лиц. Для адекватного представления природы абсолютного права государства на информацию, составляющую государственную тайну, уместно обратиться к аналогии с природой субъективного права государства на территорию. Аналогия заключается в особой, суверенной природе того и другого права. Государство, как территориальная организация суверенной публичной власти, и его территория нераздельны. Территория государства - это не просто материальный объект, а пространство, в котором государство существует и действует, без него государство просто немыслимо. Поэтому абсолютное субъективное право на территорию не может быть тривиальным имущественным правом собственности, оно представляет особое право - атрибут существования государства. Так, рассматривая концепции правовой природы государственной территории в науке международного права, Ю.Н.Малеев пишет, что: «Старейшая объектная теория, объясняющая правовую природу государственной территории, основана на признании земельного участка объектом частной собственности. При этом государство в своих границах обладает публично-вещным правом собственности на землю, и оно (право) имеет преимущественную силу перед правами частных земельных собственников.

Данная теория со временем изжила себя Наибольшим признанием пользуется обоснованная в прошлом веке В.А.Незабитовским третья теория - пространственная, в соответствии с которой территория государства представляет собой сферу его властвования, территориального верховенства, суверенитета, осуществляемого в тех пределах, которые образуются совокупностью земельных, водных и воздушных участков, входящих в состав данного государства как страны в целом. Данная теория не исключает оценки территории не только как пространства осуществления государственной власти, но и как особого вида материального достояния».

Абсолютное субъективное право государства на территорию, безусловно, нельзя смешивать с возможностью государства, когда оно выступает как участник гражданского оборота, обладать обычным субъективным гражданским правом собственности на конкретный земельный участок.

В определенном смысле характер права государства на территорию и права на информацию, составляющую государственную тайну, схожи: как территория является особым материальным достоянием и представляет собой пространственную сферу действия (властвования) государства, так и государственная тайна, будучи особым нематериальным достоянием, является информационной сферой исключительного действия (властвования) государства. Иначе говоря, территория государства - выражение суверенитета в пространстве; государственная тайна - это выражение суверенитета в информационной сфере. Таким образом, абсолютное право государства в отношении государственной тайны имеет sui generis природу - данное субъективное право, будучи неимущественным публично-правовым, выражает властную сущность государства. По этой причине его нельзя сравнивать с абсолютными правами на тайны частноправового характера, которыми обладают физические или юридические лица (например, с имущественным гражданским правом на коммерческую тайну).

Суверенный характер абсолютного права государства на информацию, составляющую государственную тайну, подтверждает также и тот факт, что в соответствии со статьей 10 Закона Российской Федерации «О государственной тайне» может быть принято решение о засекречивании и переводе в режим государственной тайны информации, находящейся у частных (юридических и физических) лиц. При этом материальный ущерб, наносимый «собственнику» информации в связи с ее засекречиванием, возмещается государством в размере, определяемом договором между органом государственной власти, в распоряжение которого переходит эта информация, и ее «собственником». В этом же договоре должны быть предусмотрены обязательства «собственника» информации по ее нераспространению. Засекречивание может быть произведено и без согласия частного лица. В случае отказа заключить договор такое лицо предупреждается об ответственности за несанкционированное распространение сведений, составляющих государственную тайну.

Возможность принудительного засекречивания выражает властную, публичноправовую сущность абсолютного права государства на информацию, составляющую государственную тайну.

Отметим лишь, что конструкция так называемого «права собственности на информацию», на которую ссылается законодатель в законе «О государственной тайне», в действительности существовать не может. Речь здесь может идти только о некоем специальном субъективном праве на информацию (скажем, о праве на информацию, составляющую коммерческую тайну), которое, конечно же, не является правом собственности.

Государственная тайна - важный фактор, обеспечивающий независимость государства и практическую возможность исполнения его важнейших функций (охрана прав и законных интересов граждан, оборона, внешняя политика, борьба с преступностью и т.д.), безопасность всего государства в целом. Это приводит к постановке вопросов безопасности государства, общества, личности, в том числе информационной безопасности. Сегодня эти вопросы крайне актуальны. Не случайно в последнее время принимаются соответствующие программные документы - Концепция национальной безопасности Российской Федерации, Доктрина информационной безопасности.

Различным аспектам информационной безопасности уделяется заметное внимание в юридической литературе.

Как правило, государственная тайна является тайной-объектом. Следовательно, в отношении информации, составляющей государственную тайну, существует абсолютное субъективное право публичного характера. Однако может быть исключение - это возникающая на основании международного договора обязанность Российской Федерации сохранять в режиме государственной тайны сведения ограниченного доступа, переданные иностранным государством. Примером служат Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Федеративной Республики Германия о взаимном обеспечении сохранности секретных материалов, Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Словацкой Республики о защите информации ограниченного доступа. В подобных случаях правовой режим государственной тайны выражается не через субъективное право, а через юридическую обязанность государства обеспечивать конфиденциальность информации, переданной ему иностранным государством.

Следует подчеркнуть, что субъективное право государства на информацию, составляющую государственную тайну, является неотчуждаемым правом. Поскольку государственная тайна является одним из атрибутов властной сущности государства, то такое право в принципе передано быть не может. С неотчуждаемостью данного права не следует путать возможность предоставления доступа к сведениям, составляющим государственную тайну, определенному физическому лицу, организации, иностранному государству, разумеется, с возложением на таковых обязанности не разглашать государственную тайну. Абсолютное право государства на такую информацию в этом случае продолжит существовать. Если же сведения, составлявшие ранее государственную тайну, будут рассекречены и переданы в полное распоряжение, скажем, коммерческой организации, то они перестанут быть государственной тайной; при этом само абсолютное право на информацию, составляющую государственную тайну, отчуждено не будет - оно просто прекратится.

Абсолютное право на информацию может входить в юридическое содержание только правовых отношений в информационной сфере. Характерным примером абсолютного права на информацию являются права на информацию, составляющую тайну-объект (государственная тайна, личная и семейная тайна, коммерческая тайна).

Проблематика абсолютного субъективного права на информацию имеет значение не только для частноправовых, но и для публично-правовых отношений. В частности, предлагается выделять абсолютное субъективное право публично-правовой природы, которым обладает государство в отношении информации, составляющей государственную тайну.

 

Автор: Огородов Д.В.