22.01.2013 11187

Некоторые проблемы квалификации фальсификации доказательств

 

В статье будут рассмотрены проблемы квалификации фальсификации доказательств, связанные с установлением квалифицирующих обстоятельств, предусмотренных в ч. 3 ст. 303 УК РФ, а также вопросы отграничения фальсификации доказательств от смежных составов.

Квалифицированные виды фальсификации доказательств.

В ч. 3 ст. 303 УК РФ установлена ответственность за фальсификацию доказательств по уголовному делу о тяжком или особо тяжком преступлении, а равно за фальсификацию доказательств, повлекшую тяжкие последствия.

Таким образом, в ч. 3 ст. 303 УК РФ содержатся два альтернативных отягчающих обстоятельства, причем одно из них характеризует само поведение виновного, а другое последствия такого поведения. Следовательно, состав преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 303 УК РФ носит формально-материальный характер.

Понимание фальсификации по уголовному делу о тяжком или особо тяжком преступлении не представляет особой теоретической трудности, и понимание этого квалифицирующего признака совпадает практически у всех авторов.

Данное квалифицирующее обстоятельство носит формализованный характер и выражается в том, что дознаватель, следователь, прокурор или защитник фальсифицируют доказательство, относимое к делу по обвинению лица в тяжком или особо тяжком преступлении. При этом не играет юридической роли, какова цель такой фальсификации (желание незаконно освободить лицо от уголовной ответственности, «занизить обвинение», либо наоборот незаконно освободить обвиняемого от уголовной ответственности или «завысить обвинение»). Таким образом, для вменения данного квалифицирующего признака неважно, сфальсифицировано обвинительное или, наоборот, оправдывающее доказательство.

Как известно, в соответствии со ст. 15 УК РФ, тяжкими преступлениями признаются умышленные деяния, за совершение которых максимальное наказание, предусмотренное настоящим Кодексом, не превышает десяти лет лишения свободы. В свою очередь, особо тяжкими преступлениями признаются умышленные деяния, за совершение которых настоящим Кодексом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше десяти лет или более строгое наказание.

Данный квалифицирующий признак вменяется по факту фальсификации доказательства по уголовному делу о тяжком или особо тяжком преступлении, т.е. этот вид фальсификации доказательств окончен в момент приобщения фальсифицированного доказательства к материалам уголовного дела о тяжком или особо тяжком преступлении на стадии предварительного следствия либо судебного производства по делу.

Субъективное отношение виновного в данном случае состоит только в вине в форме прямого умысла: субъект осознает, что фальсифицирует доказательство по уголовному делу о тяжком или особо тяжком преступлении и желает совершения такого действия. Также как и в ч. 2 ст. 303 УК РФ, мотивы и цели данной фальсификации юридической роли не играют.

Гораздо более сложен вопрос о вменении такого квалифицирующего фальсификацию доказательств обстоятельства как наступление тяжких последствий. Это обусловлено, в первую очередь, оценочным характером «тяжких последствий», наступающих в результате фальсификации.

Надо оговорить, что в ч. 3 ст. 303 УК РФ не указано, фальсификация по какому именно делу может повлечь тяжкие последствия. Полагаем, что они могут наступить в результате фальсификации как по уголовному, так и по гражданскому делу.

В литературе подчеркивается трудность правильного установления тяжких последствий фальсификации доказательств. Так как характер и виды тяжких последствий законодательно не раскрываются, то их установление зависит от конкретных обстоятельств дела.

В теории уголовного права обоснована позиция о том, что квалифицирующие обстоятельства - это ничто иное, как признаки состава преступления, влекущее установление иной, более жесткой санкции. А раз так, квалифицирующим обстоятельством должно признаваться такое обстоятельство, которое не является атрибутом большинства типичных преступлений. Говоря иными словами, квалифицирующее обстоятельство не является типичным признаком преступлений, а, напротив, всегда свидетельствует о значительном изменении в уровне общественной опасности деяний определенного вида.

В литературе к тяжким последствиям фальсификации доказательств, предложено отнести осуждение невиновного, назначение длительного срока лишения свободы, пожизненного лишения свободы или смертной казни, самоубийство либо попытку самоубийства подследственного (проигравшего по гражданскому делу) или его тяжелую болезнь, а также заболевание близких родственников. Тяжкими последствиями также предложено считать разорение, банкротство, незаконное взыскание имущества, подрыв деловой репутации, серьезное ухудшение финансового состояния предприятия.

Приведенный перечень тяжких последствий фальсификации доказательств по своему содержанию не вызывает возражений. Однако нетрудно заметить его хаотичность и непоследовательность. Авторами предлагается «поставить на одну полку» такие принципиально разные последствия как, например, факт незаконного осуждения, самоубийство обвиняемого (проигравшего по гражданскому делу), вынесение неправосудного приговора к пожизненному лишению свободы и «подрыв деловой репутации» хозяйствующего субъекта.

Беда усугубляется еще и тем, что в официальных судебных толкованиях оценочного признака тяжких последствий при квалификации самых разных преступлений нет внутреннего единства, что вряд ли способствует конституционному предписанию о единообразном применении уголовного законодательства на всей территории России (ст. 71 Конституции РФ).

Например, в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР № 4 от 30 марта 1990 г. «О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге» признак наступления тяжких последствий рекомендуется вменять в случаях, когда по делу установлено, что в результате преступления причинен такой вред, как крупные аварии, длительная остановка транспорта или производственного процесса, дезорганизация работы учреждения, предприятия, срыв выполнения народно-хозяйственных заданий, нанесение государству материального ущерба в особо крупных размерах, причинение смерти или тяжких телесных повреждений хотя бы одному человеку и т.п.

В одном из последних судебных разъяснений к тяжким последствиям отнесено причинение по неосторожности тяжкого вреда здоровью хотя бы одному человеку либо причинение средней тяжести вреда здоровью двум и более лицам; оставление потерпевших без жилья или средств к существованию; длительная приостановка или дезорганизация работы предприятия, учреждения или организации; отключение потребителей от источников жизнеобеспечения - электроэнергии, газа, тепла, водоснабжения и т.п.

Таким образом, различные преступления, квалифицируемые по оценочному признаку наступления тяжких последствий, могут, по мнению Верховного Суда РФ, вменяться в самых разнообразных конкретных ситуациях.

Приходится констатировать, что пока признак наступления тяжких последствий фальсификации доказательств будет иметь оценочный характер, это не будет способствовать единообразному применению данного квалифицирующего вида изучаемого преступления.

Надо также сказать, что, ввиду материального характера фальсификации доказательств, повлекшей тяжкие последствия, субъективное отношение виновного может выражаться в прямом или косвенном умысле по отношению к факту наступления таких последствий. Этот вывод прямо следует из конструкции ст. 25 УК РФ, определяющей виды умысла в уголовном праве, а также из положений ч. 2 ст. 24 УК РФ, в силу которых, на неосторожное отношение виновного к последствиям своего поведения должно иметься прямое указание в статье Особенной части УК РФ

В реальной судебной практике случаи вменения ч. 3 ст. 303 УК РФ по признаку наступления тяжких последствий единичны. Приведем пример из практики стран СНГ.

Сотрудники Службы безопасности Украины (СБУ) и Генеральной прокуратуры Украины 21 июня 2003 г. задержали в Киеве бывшего старшего участкового инспектора Краматорского районного отдела ГУ МВД Украины в Донецкой области, подозреваемого в причастности к фальсификации материалов уголовного дела по обвинению Ю. Вередюка в убийстве журналиста И. Александрова. В мае 2003 г. Генеральная прокуратура Украины завершила расследование уголовного дела об убийстве гендиректора телерадиокомпании «ТОР» (Славянск, Донецкая область) И. Александрова.

В ходе досудебного следствия было установлено, что Вередюк был привлечен к уголовной ответственности за это преступление на основании сфальсифицированных правоохранительными органами материалов. В отношении него апелляционный суд Донецкой области вынес оправдательный приговор, который был отменен решением Верховного суда. Украины, после чего уголовное дело направлено на дополнительное расследование. По поручению действующего тогда генерального прокурора Украины от 8 августа 2001 года следственно-оперативную группу Генпрокуратуры, которая расследовала дело в отношении Вередюка, возглавлял следователь по особо важным делам В. Голик, а организация расследования и прокурорский надзор с выездом на место были возложены на бывшего заместителя генпрокурора С. Винокурова.

В поведении и высказываниях Вередюка имели место противоречия, которые давали веские основания для сомнений в его причастности к совершению этого преступления, однако следователь Голик и бывший замгенпрокурора Винокуров не проверили их надлежащим образом и не дали им правовую оценку. В ходе расследования доказано, что работники правоохранительных органов фальсифицировали путем запугивания, предоставления материальных и денежных вознаграждений, а также другого незаконного влияния, как на Вередюка, так и на свидетелей обвинения, доказательства по делу об убийстве журналиста.

В конце сентября 2002 г. Генпрокуратура объявила о раскрытии убийства Александрова. По данным следствия, мотивом убийства журналиста является его профессиональная деятельность; заказчиком преступления является директор фирмы «Укрлига» А. Рыбак, а непосредственным организатором - его младший брат Д. Рыбак. Исполнители убийства - два члена: краматорской преступной группировки «17 участок».

Александров, подвергшийся нападению, скончался от тяжелой черепно-мозговой травмы 7 июля 2001 года. Обвиненный на основе сфальсифицированных доказательств в его убийстве Вередюк скончался от острой сердечной недостаточности, вызванной повторным инфарктом миокарда, 19 июля 2002 года.

Отграничение фальсификации доказательств от смежных преступлений.

Как уже говорилось, фальсификацию доказательств, произведенную должностным лицом, необходимо отграничивать от служебного подлога (ст. 2 92 УК РФ).

В данном случае речь идет о конкуренции норм. При этом специальной следует считать норму о фальсификации доказательств, так как она устанавливает ответственность за искажение фактических сведений, необходимых для осуществления правосудия. В силу этого ущерб наносится интересам правосудия как составной части, разновидности интересов государственной власти в целом. Норма о служебном подлоге является общей, так как охватывает все иные случаи подделки официальных документов, не являющихся доказательствами и не подлежащих использованию в данном качестве.

Кроме того, круг должностных лиц, которые могут совершить фальсификацию доказательств, также значительно сужен по сравнению с субъектным кругом служебного подлога, который может совершить любое должностное лицо.

В силу правила конкуренции общей и специальной нормы (ч. 3 ст. 17 УК РФ), вменению в ситуации фальсификации доказательств, совершенной должностным лицом, названным в диспозиции ст. 303 УК РФ, подлежит только специальная норма, т.е. содеянное квалифицируется как фальсификация доказательств.

В литературе предложено расценивать в качестве фальсификации доказательств искажение предметов и документов, полученных в результате оперативно-розыскных мероприятий, но еще не приобщенных к делу. Авторы этого вывода придерживаются следующих соображений:                                                            не всегда доказательства фальсифицируются субъектами, указанными в ч.ч. 1, 2 ст.303 УК РФ, после приобщения к делу.

Реализация права представлять доказательства означает «их предварительное получение указанными лицами» (видимо, оперативными работниками). Подделка, подмена или искажение соответствующих материальных носителей доказательственной информации этими лицами возможны скорее в период до их предоставления, «поскольку в дальнейшем они приобщаются к делу, и доступ к ним ограничен и находится под контролем». Так как предметом рассматриваемого преступления являются объекты материального мира, используемые в качестве доказательств, благодаря их способности к отражению объективных событий, «то их фальсификация возможна и до процессуального оформления, т.е. официального приобщения к делу. Следовательно, работники органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность тоже могут быть субъектами фальсификации доказательств».

Тот факт, что оперативные работники совершают всевозможные подделки, подкидывания предметов с. целью возбуждения уголовных: дел и пр. не вызывает сомнений. Однако одно лишь это обстоятельство не дает достаточного основания для признания их субъектами фальсификации доказательств.

Для придания оперативным материалам процессуального статуса доказательства необходимо, чтобы они были «легализованы»; обрели надлежащую процессуальную форму, что обеспечило бы приобретение ими свойства допустимости. Согласно ч. 3 ст. 11 Федерального Закона РФ «Об оперативно-розыскной деятельности», «введение» сведений, полученных в результате оперативно-розыскных мероприятий, в уголовный процесс осуществляется путем представления этих сведений в органы дознания, следователю или в суд, в производстве которого находится уголовное дело.

Представление оперативных материалов производится на основании постановления руководителя органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, в порядке, предусмотренном ведомственными нормативными актами.

Однако эти материалы могут быть не только представлены в орган дознания, следователю или суд, но и истребованы из оперативных подразделений по инициативе названных органов и лиц.

После получения представленных органу дознания, следователю или суду сведений, добытых оперативных путем, их процессуального оформления и приобщения к делу эти сведения становятся доказательствами и подлежат проверке и оценке в совокупности с другими доказательствами.

И было бы неправильным утверждение, что результаты, оперативных действий могут использоваться в качестве доказательств лишь после их проверки в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства. Ведь не процессуальная информация, даже если ее правильность подтверждается процессуальным путем, не приобретает в результате этого доказательственного значения. Например, даже при подтверждении анонимных писем, слухов и т.п. содержащиеся в них сведения не становятся доказательствами, на них нельзя ссылаться при обосновании принимаемых по делу решений. То же можно сказать и об оперативной информации. Проверке в уголовном процессе подлежат доказательства, а не результаты оперативно-розыскной деятельности.

Обычно оперативно-розыскная деятельность предшествует возбуждению уголовного дела (что делает непонятным предложение считать оперативных работников субъектами фальсификации по гражданским делам).

Согласно ст. 8 9 УПК РФ, в процессе доказывания запрещается использование результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом. Таким образом, результаты оперативно-розыскной деятельности для того, чтобы стать доказательством, должны быть легализованы. Но эта легализация производится дознавателем, следователем или прокурором. Сам оперативный работник приобщить сфабрикованный материал в качестве доказательства по уголовному делу не имеет права и, следовательно, не может быть субъектом фальсификации. Это суждение тем более верно, если учесть, что материалы оперативно-розыскной деятельности обычно фабрикуются до возбуждения уголовного дела, когда исключено существование доказательств в процессуальном смысле.

Другое дело, если на основе сфабрикованного материала принимается процессуальное решение (например, возбуждается уголовное дело, фальсифицированный предмет приобщается в качестве доказательства) - в этом случае оперативный работник как представитель власти совершает должностное преступление. А вот следователь, дознаватель, прокурор, приобщивший такой материал в качестве доказательства и заведомо знавший о его подложном характере, может нести ответственность за фальсификацию доказательства (по признаку придания процессуального статуса доказательства подложному предмету или материалу).

По субъектному кругу фальсификация доказательств отличается от такого однородного преступления против правосудия как заведомо ложное показание, заключение эксперта, специалиста или неправильного перевода (ст. 307 УК РФ).

Свидетель, эксперт, специалист имеют принципиально иной процессуальный статус, нежели лица, участвующие в гражданском деле, их представители, а также лица, участвующие в уголовном судопроизводстве на стороне обвинения или защиты. Субъекты преступления, предусмотренного ст. 307 УК РФ, являются «иными участниками» уголовного судопроизводства, не имеющими ни личного, ни служебного интереса в исходе уголовного дела. Более того, свидетель, эксперт и специалист являются «очеловеченными» источниками доказательств.

При даче ложных показаний (заключения, перевода) они своими действиями не представляют доказательство в ходе производства по гражданскому делу, равно как и не могут сами приобщить такие показания (заключение, перевод) в качестве доказательства по уголовному делу.

Поэтому полагаем, что отсутствуют юридические основания возможности привлечения свидетеля, эксперта, специалиста по норме о фальсификации доказательств.

Сложен вопрос о соотношении фальсификации доказательств и квалифицированного вида заведомо ложного доноса (ч. 2 ст. 306 УК РФ), устанавливающего ответственность за заведомо ложное сообщение о совершении преступления, соединенное с искусственным созданием доказательств обвинения.

Субъект ложного доноса сам по себе не может сфабриковать ложные доказательства тех или иных фактов, что входит в компетенцию лиц, имеющих право приобщать доказательства к уголовному делу. Заведомо ложное сообщение о совершении преступления может выступать в качестве повода к возбуждению уголовного дела. Даже в случае соучастия доносчика и лица, компетентного возбудить уголовное дело, действия последнего не могут расцениваться как фальсификация доказательств по причине того, что уголовное дело еще не возбуждено.

Конечно, мы рассмотрели далеко не все случаи отграничения фальсификации доказательств от смежных составов. Но общее правило сводится к тому, что в основе такого отграничения должны находиться два обстоятельства:

1. понимание интересов законного доказывания по гражданскому и уголовному делу как составной части интересов правосудия;

2. наличие исчерпывающего круга лиц, являющихся субъектами фальсификации доказательств. Определенного их правомочиями как по гражданскому делу (предоставление доказательств), так и по уголовному делу (собирание доказательств).

 

Автор: Майборода В.А.