08.04.2011 7956

Развитие института доверительного управления имуществом в российском законодательстве (статья)

 

Следует отметить, что поскольку романо-германская правовая семья не признает возможности расщепления права собственности, то в связи с этим юридическая мысль в континентальной науке пошла по иному пути: не заимствуя институт доверительной собственности в целом, она создает на его основе доверительные конструкции, позволяющие добиваться правовой защиты складывающихся доверительных отношений. При этом удалось избежать коренной структурной перестройки романо-германской правовой системы, которая потребовалась бы в случае прямого заимствования института доверительной собственности. Такие доверительные конструкции управления чужим имуществом в интересах собственника или указанных им лиц стали активно утверждаться в континентальной системе права. Однако речь не идет именно о доверительной собственности в англо-американском варианте, поскольку законодательство стран Европы не содержит подобных норм, а о схожих механизмах регулирования доверительных отношений.

Как полагает Л. Ю. Михеева, «к причинам восприятия идеи траста (в той или иной системе) необходимо также добавить и то, что управление чужим имуществом в интересах третьих лиц является привычным для континентального права». Действительно, подобные правоотношения имеют место при несостоятельности (банкротстве), опеке, наследовании и в некоторых других случаях. Однако, обеспечивая детальное правовое регулирование указанных правоотношений, законодательства, относящихся к континентальной правовой системе, не прибегают к «расщеплению» неделимого права собственности и другим чуждым ей приемам и принципам.

Так, отношение, при котором собственник передает свои права кому-либо другому, в Германии является абсолютно невозможным, чуждым реальному положению дел. По мнению Р. Давида, с точки зрения французского права управление имуществом в чужих интересах выглядит как обыкновенное представительство, доверенность. P. O. Халфина обращает внимание на то, что, например, в законодательстве Германии «также урегулированы отношения между собственником и лицом, осуществляющим все функции по управлению имуществом собственника. Эти отношения устанавливаются между доверившим (treugeber) и доверенным (treuhahder). Собственником может быть либо один из них, либо другой. Их отношения определяются условиями заключенного между ними договора либо иного акта. Их воля определяет также и распределение доходов, получаемых в результате деятельности доверенного. Такая форма нередко используется для того, чтобы перенести юридический статус учредителя на доверенного». Такие отношения именуются «treuhhandeigentum», что может быть переведено как доверительная собственность.

Как и другие континентальные системы, российское дореволюционное законодательство, советское гражданское право не знало института доверительной собственности. Однако можно выделять в нем некоторые способы управления чужим имуществом, в той или иной степени похожие на доверительную собственность.

В частности, по свидетельству Г. Ф. Шершеневича, уже Карамзинские списки включали в себя нормы о том, что если «мать умирала или выбывала сама из семьи вследствие нового замужества, то опека над малолетними детьми, которые не в состоянии сами о себе заботиться, вручалась ближним родственникам. Имущество опекаемых передавалось им при свидетелях. Опекун мог пользоваться имуществом в свою пользу, отдавать капитал опекаемых в рост, торговлю. По достижении ими зрелого возраста опекун обязан был возвратить все имущество в целости и уплатить все растраченное ». В XIX в. существовало три способа призвания к исполнению опекунских обязанностей: по завещанию, по закону и по назначению. На опекуна возлагались две основные обязанности: попечение об особе опекаемого и управление имуществом, состоящим под опекой. При осуществлении управления имуществом опекун мог совершать определенные действия по своему усмотрению, другие – с разрешения опекунских установлений (дворянской опеки или сиротского суда), а в особых случаях - с разрешения сената. Причем по общему правилу опекун мог совершать любые сделки с имуществом подопечного, за исключением тех, в отношении которых закон требует получения разрешения. В частности, сделки по продаже имущества малолетних могли совершаться опекуном только с разрешения опекунских установлений. Разрешение сената требовалось для продажи и залога недвижимостей. Еще древнему русскому праву были известны душеприказчики, исполняющие волю наследодателя. Как отмечал Г. Ф. Шершеневич (применительно к законодательству XIX в.), «душеприказчик, являясь представителем наследства, для исполнения воли завещателя должен был принять оставшееся имущество в свое заведование, но не во владениепотому что душеприказчик распоряжается им не в виде собственности, не от своего имени». Интересно отметить, что при подготовке проекта Гражданского уложения в его текст было включено большое число норм, определяющих порядок исполнения завещаний и соответственно управления имуществом наследодателя со стороны душеприказчика (глава V раздела III книги IV, ст. 1435-1459). В частности, ст. 1442 проекта предусматривалось, что права и обязанности душеприказчика определяются завещанием. При отсутствии указаний в завещании на душеприказчика (в пределах, необходимых для исполнения завещания) возлагаются управление наследственным имуществом и представительство по искам наследства и к наследству и вообще по делам наследства.

Душеприказчик обязывался составить опись всего поступающего в его управление наследственного имущества. Управляя наследственным имуществом, душеприказчик имел право отчуждать или закладывать это имущество и вообще распоряжаться им, насколько это необходимо для исполнения завещания. Душеприказчику запрещалось лишь совершать дарение, за исключением обычных подарков (ст. 1443, 1444 проекта Гражданского уложения (далее - ГУ)). Причем в материалах Редакционной комиссии, составившей проект ГУ, подчеркивалось, что в проекте нашла отражение реально существующая судебная практика, которая признавала за душеприказчиком следующие права: заведование и управление наследственным имуществом, распоряжение им (продажа и залог) в пределах, необходимых для исполнения завещания, исполнение обязательств, лежащих на наследстве, требование исполнения обязательств, принадлежащих наследству, и вообще исполнение поручений завещателя. Показательно, что при доктринальных подходах, свойственных российскому дореволюционному гражданскому праву, так же как и законодательству, в том числе и при рассмотрении проблем, связанных с определением правовой природы отношений, возникающих при исполнении завещания душеприказчиком, не принималась во внимание возможность квалификации управления наследственным имуществом в качестве доверительной собственности либо иного вещного права.

Например, Г. Ф. Шершеневич по этому поводу писал: «Юридическая природа душеприказничества возбуждает значительные разногласия. Германское законодательство представляет себе душеприказничество как должность. Но едва ли возможно считать душеприказчика должностным лицом, потому что он назначается не властью, а частным лицом. Напротив, швейцарское законодательство представляет себе душеприказничество как поручение, mandate Несомненно, что в основании душеприказничества лежит договорное отношение между завещателем, делающим предложение, и душеприказчиком, принимающим последнее». Пожалуй, в этом случае имеет место относительное расщепление собственности, что и придает сходство правоотношениям душеприказчика и траста.

По российскому дореволюционному законодательству аналогию с трастом усматривали в ликвидации обанкротившихся предприятий. Так, в случае признания должника несостоятельным определением суда назначался особый присяжный попечитель для принятия первоначальных охранительных мер в отношении имущества должника, который начинал свою деятельность с составления описи имущества должника и его ареста.

При обнаружении большого числа кредиторов судом учреждалось конкурсное управление (назначался конкурсный попечитель), который считался преемником присяжного попечителя в отношении управления имуществом должника. В обязанности конкурсного управления вменялись: розыск имущества несостоятельного должника; составление счета актива и пассива; выделение из конкурсной массы имущества, не принадлежавшего должнику; проверка предъявленных кредитору требований, распределение их по родам и разрядам; составление примерного расчета удовлетворения требований кредиторов. В дореволюционной российской юридической литературе велись дискуссии о правовой природе конкурсного управления при несостоятельности должника. При этом в поле зрения российских правоведов, которые строили свои выводы, основываясь на сравнительно-правовом анализе многих зарубежных законодательств, попадала, естественно, и фигура trustee по английскому законодательству, однако концепция доверительной собственности не находила своих сторонников среди российских цивилистов.

Например, Г. Ф. Шершеневич на основе анализа всех имевшихся в то время теоретических концепций, объяснявших правовую природу конкурсного управления, пришел к следующему выводу: «Из обозрения указанных теорий можно заключить, что деятельность конкурсного попечителя осуществляется в интересах как должника, так и кредиторов. Действительно, конкурсное управление обязано исполнить свою задачу возможно полного удовлетворения кредиторов, стараясь по возможности охранять интересы должника. Но подобное явление совершенно не согласуется с понятием представительства на той или другой стороне. Очевидно, конкурсный попечитель не может быть представителем ни должника, ни его кредиторов. Отсюда само собой напрашивается заключение, что конкурсный попечитель или конкурсное управление является органом государственной власти - органом, действующим под непосредственным контролем суда, подобно судебным приставам». Таким образом, дореволюционному российскому гражданскому праву были известны случаи управления чужим имуществом, которые представляли собой отдельные элементы различных гражданско-правовых институтов: опеки, наследования, конкурсного производства. Однако, объясняя правовую природу соответствующих правоотношений, отечественные цивилисты не обращались к чужеродным концепциям траста или «расщепления» собственности.

В этой связи, пожалуй, необоснованными следует признать некоторые высказывания о том, что «трастовые» отношения существовали на практике. Если «русский барин нанимает немца-управляющего, отдает ему в руки свою деревеньку с крепостными душами, а сам прожигает жизнь в Париже», то в такой ситуации налицо именно наем услуг управляющего, соединенный с представительством.

В советский период развития отечественное гражданское право также не исключало возможность управления чужим имуществом, которое, как и прежде, оставалось лишь элементом других гражданско-правовых институтов. Незаслуженно забытыми оказались и способы управления имуществом в чужих интересах, в том числе и при опеке или наследовании. Созданные в 20-е годы «тресты» имели сходство с трастом лишь в названии. По своей сути это были объединения входящих в их состав предприятий, причем последние не были субъектами гражданского права, так как не имели статуса юридического лица. Так, согласно Гражданскому кодексу РСФСР 1922 г. в наследственном праве действовало правило, по которому при отсутствии наличных наследников имущества, требующего управления (предприятия, строения и т. п.), нотариальный орган назначал ответственного попечителя над указанным имуществом по представлению государственного органа, ведающего соответствующими предприятиями или имуществом (ст. 432). Управляли государственным имуществом и государственные предприятия и их объединения, переведенные на хозяйственный расчет и не финансируемые в сметном порядке, которые выступали в обороте как самостоятельные и не связанные с казной юридические лица. По своим долгам они отвечали имуществом, состоящим в их свободном распоряжении (ст. 19).

В соответствии с Гражданским кодексом РСФСР 1964 г. государственное имущество, закрепленное за государственными организациями, находилось в управлении этих организаций, осуществлявших в пределах, установленных законом, в соответствии с целями их деятельности, плановыми заданиями и назначением имущества право владения, пользования и распоряжения имуществом. Однако государство признавалось единым собственником всего государственного имущества (ст. 94).

В гражданско-правовой доктрине того времени признавалось, что «советское государство является единым и единственным собственником всех государственных имуществ, в чем бы они ни выражались и в чьем бы ведении ни находились. Все без исключения государственные имущества составляют единый фонд государственной собственности. Советское государство, соединяя в своих руках всю полноту политической власти со всеми правомочиями собственника, само определяет правовой режим принадлежащих ему имуществ», а право оперативного управления государственных организаций считалось одним из «средств осуществления принадлежащего государству права собственности». Термины «доверительная собственность», «траст», «доверительное управление», «коммерческое управление» появились в российских правовых нормах в начале 90-х годов. Впервые о трасте упомянул Закон РСФСР от 2 декабря 1990 г. № 395-1 «О банках и банковской деятельности в РСФСР» в п. «л» ст. 5, где было указано, что банки вправе «привлекать и размещать средства и управлять ценными бумагами по поручению клиентов (доверительные (трастовые) операции)». Вполне очевидно, что такая формулировка в условиях действующего в тот момент гражданского законодательства, по крайней мере, вызывала сомнения в ее значении, так как понятия трастовых операций или трастовых сделок не существовало. Это было «использование чужеродной терминологии, в действительности не несущей никакой содержательной нагрузки». Появление такой нормы объяснимо стремлением законодателя приблизить правовое регулирование банковской деятельности в России к мировым стандартам. Как отмечено выше, в банковской практике широко распространены «трастовые» операции, но для придания им правовой формы требуется использование существующих в национальном праве видов обязательств. В противном случае осуществление этих операций будет затруднено. Воспользовавшись таким указанием Федерального Закона РФ от 2 декабря 1990 г. № 395-1 «О банках и банковской деятельности»,кредитные организации, да и иные участники гражданского оборота стали заключать всевозможные «трастовые» договоры. Так, широкую деятельность в этой сфере развернула компания GMM, привлекая средства физических лиц и пользуясь «правовым вакуумом» в сфере банковского законодательства.

GMM размещал средства клиента на депозитах в банках Бенилюкса, Англии, Франции, Кипра, Германии, США, Канады, Австралии, Испании, Ирландии, с получением в любой стране и валюте мира, под обычный банковский процент (3-5%). 10% и выше - если клиент доверял GMM использовать свои средства в фондовых операциях на Голландской, Нью-Йоркской, Лондонской фондовых биржах, Амстердамской бирже опционов. GMM в своей рекламной кампании подчеркивал, что трастовая компания в Голландии находится под постоянным госконтролем. По словам Антона Ненахова, «зарабатывая на российском валютном рынке порядка 4% в месяц в СКВ, компания из всего привлеченного капитала в 80-90 млн. долл. лишь около 3 млн. вкладывала в России, остальное инвестировала в западные фондовые инструменты, причем для гарантии использовался швейцарский общий страховой фонд группы GMM». Деньги инвесторов сливались в общий котел. Компания обещала минимум 24% годовых и брала вознаграждение в размере 15% прибыли, если та не превышала 50% годовых, и 25% с величины превышения.

Следующим этапом в развитии законодательства о трасте был 1992 г. , когда в различных нормативных правовых актах появились предложения и рекомендации ведомствам передавать акции, находящиеся в государственной собственности, в «доверительное управление (траст)» или просто в «траст». Именно на основании таких указаний принадлежащие государству акции некоторых предприятий машиностроения, стройиндустрии были переданы «в траст» РАО «ЕЭС России». Тенденция к использованию нового вида взаимоотношений по поводу государственного имущества получила свое распространение и в субъектах Российской Федерации.

В Указе Президента РФ от 5 декабря 1993 г. № 2096 «О создании финансово-промышленных групп в Российской Федерации» в качестве одной из мер государственного стимулирования создания и деятельности финансово-промышленнных групп предусмотрена модель траста. Однако, если следовать данному указу, речь в нем идет о концепции «доверительного управления», а не «доверительной собственности».

Различного рода участники хозяйственного оборота пытались в данный период воспользоваться категорией траста для оформления тех или иных, чаще заемных, отношений. Так, в практике Высшего Арбитражного Суда РФ имело место следующее дело: 26 ноября 1993 г. юридическое лицо заключило со страховой компанией договор «о передаче средств в доверительное использование (распоряжение)» на сумму 1000000 долл. США. В процессе истец («вкладчик») пояснил, что позже «договор о передаче денежных средств в доверительное использование по просьбе страхового общества был перезаключен на договор страхования. Просьба мотивирована отсутствием у последнего лицензии на занятие банковской деятельностью и тем, что трастовые операции облагаются налогом на добавленную стоимость, в то время как для операций по страхованию существует льгота по налогообложению». Таким образом, по-видимому, сущность взаимоотношений сторон заключалась не в трасте или в страховании, а в займе. Суд в данном случае должен был рассмотреть вопрос о притворном характере как первого, так и второго договора.

Подобные ситуации были вызваны противоречивостью норм, регулирующих доверительную собственность (доверительное управление) и отсутствием современного, отвечающего рыночным отношениям гражданского законодательства.

В юридической науке данного периода возрос интерес к англоамериканскому институту траста. Вместе с тем появилась и концепция доверительного управления, наиболее приближенная к российской правовой традиции. В частности, специалисты Центрального банка РФ (далее - ЦБ РФ) разрабатывали проект глав ГК «О доверительном управлении имуществом». Верховный Совет РФ рассматривал проект Закона «О доверительном управлении имуществом», который был принят в первом чтении в июне 1993 г. Окончательное принятие этого акта планировалось в начале 1994 г.

Однако в период так называемой конституционной реформы (сентябрь-декабрь 1993 г.), когда старая конституция была отменена указом Президента Российской Федерации, а новая, принятая на референдуме, еще не вступила в силу, и по этой причине Президент осуществлял не только исполнительную, но и законодательную власть, появился весьма примечательный нормативный акт в виде Указа Президента Российской Федерации от 24 декабря 1993 г. № 2296 «О доверительной собственности (трасте)», Данным Указом предусматривалось, «в целях совершенствования управления экономикой в период экономической реформы и содействия конституционным преобразованиям в Российской Федерации ввести в гражданское законодательство Российской Федерации институт доверительной собственности (траст)». Хотелось бы отметить, что данный

Указ в этой редакции уже был однажды отклонен Верховным Советом РФ. «Лишь последующий роспуск Верховного Совета дал возможность придать этому Указу юридическую силу». Вместе с тем Указ Президента РФ «О доверительной собственности (трасте)» не содержал какого-либо позитивного регулирования отношений, возникающих между доверительным собственником и третьими лицами по поводу имущества, переданного в траст. Однако, учитывая, что к праву доверительной собственности подлежали применению правила о праве собственности (п. 4 Указа), действительно предполагалось, что единое и неделимое право собственности будет «расщепляться» между двумя субъектами: собственником имущества (учредителем траста) и доверительным собственником, как это происходит в англо-американском праве, что представляется нелогичным для российского гражданского права, относящегося к континентальной правовой системе.

Дискуссионной представляется позиция В. Безбаха о том, что «объективных условий для переноса этой конструкции на почву хозяйственной, предпринимательской практики в нашей стране не было». Обосновывая актуальность Указа, ряд аналитиков отмечал, что практическая необходимость доверительных отношений заключалась в том, что государство в лице своих управленческих и иных структур не в состоянии эффективно использовать государственное имущество и управлять им. Поэтому и была воспроизведена такая юридическая (финансово-правовая) конструкция, при которой наличие частного имущественного интереса (у доверительного собственника) способствовало получению прибыли государством. Этот вывод следовал из п. 21 Указа, согласно которому бенефициантом является исключительно федеральный бюджет.

Несмотря на крайне ограниченную сферу применения рассматриваемого Указа, который распространил свое действие исключительно на отношения, связанные с передачей в траст пакетов акций акционерных обществ, созданных при приватизации государственных предприятий, закрепленных в федеральной собственности, принятие Указа послужило причиной негативной реакции российских цивилистов на попытку внедрить в российское гражданское право чуждый ему институт доверительной собственности. Следует отметить, что в тот период времени, в литературе достаточно подробно был исследован вопрос о применении института доверительной собственности в России. Так, например, профессор В. А. Дозорцев прокомментировал попытку внедрения траста в российское законодательство следующим образом: «Учреждение доверительной собственности означает само по себе прекращение государственной собственности и возникновение права собственности «доверенного». Не приведет ли это к еще более интенсивному и безнаказанному расхищению государственного имущества? Особенно, когда нет оснований полагать, что все управляющие будут заслуживать полного «доверия» и можно исключить их злоупотребления в собственных интересах. При отсутствии специального механизма, корни которого уходят в другую систему права, найти управу было бы достаточно трудно».

Не менее категоричной является оценка профессора Е. А. Суханова, который полагает, что отечественному правопорядку пытались навязать доверительную собственность «путем прямого буквального заимствования аналогичного института англо-американского права ». «Институт доверительной собственности (траста), - пишет Е. А. Суханов, - отсутствует в континентальных правопорядках, поскольку он основан на весьма своеобразных средневековых традициях английского права, заимствованных впоследствии американской правовой системой. Траст («доверительную собственность») нельзя относить ни к вещным, ни к обязательственным правам, ибо такое деление имущественных прав не соответствует породившему его правопорядку. Именно поэтому «введение» этого института в отечественный правопорядок президентским указом было крайне неудачной и непродуманной попыткой использования чужеродных конструкций, рассчитанных на совершенно иную «систему координат»». Не менее интересной представляется позиция Я. Миркина, который, оценивая внесенные в Государственную Думу два проекта закона: «О доверительном управлении имуществом» (подготовленный в Комитете по собственности) и «О доверительной собственности (трастах)» (внесенный группой депутата Бунича), поддержал второй проект, однако высказал опасения, что с учетом российских реалий безотзывная доверительная собственность может привести к массовой бесплатной и бюрократической раздаче государственного имущества «на кормление» с последующей неэффективной эксплуатацией и утратой, а также к массовым скандалам вокруг фактически безвозвратных передач населением в траст денег, квартир и пр. недобросовестным «доверенным лицам»». В некоторых публикациях, появившихся сразу после издания Указа Президента РФ «О доверительной собственности (трасте)», «вводившего» институт доверительной собственности (траста), авторы пытались объяснить причины его появления и отыскать позитивные стороны этого события. Например, К. Н. Скловский предложил рассматривать траст «не как собственность, а как вещное право», полагая, что «доверительный собственник - не собственник», поскольку «к нему переходит только имущество, а не власть действовать в своем интересе». «Чтобы не ломать систему права, - предлагает К. Н. Скловский, - достаточно не считать в интересах системы доверительного собственника формальным собственником».

Рассматривая российский образец доверительной собственности (траста) в качестве ограниченного вещного права, К. Н. Скловский сравнивает его с иными ограниченными вещными правами и приходит к выводу, что «проблема траста в целом возникла именно из-за неясности конструкции хозяйственного ведения (оперативного управления) как способ создания наряду с ней иного весьма широкого вещного права с гораздо более определенным содержанием». Л. Ю. Михеева видит значение Указа Президента РФ «О доверительной собственности (трасте)», хорошо понимая и отмечая все его недостатки, в том, что «данный нормативный акт играл значительную роль в становлении отношений по управлению чужим имуществом. Эти отношения стали привычными для отечественного правосознания, хотя не были приняты им однозначно. В науке гражданского права возникла дискуссия о природе той доверительной собственности, которая была провозглашена указом».

Примечательным фактом является применение положений Указа о трасте в практике Высшего Арбитражного Суда РФ. Соответствующие указания по применению данного акта были разработаны также Государственной налоговой службой РФ, антимонопольными ведомствами. Претворяя эту конструкцию в жизнь, одновременно с Указом «О доверительной собственности (трасте)» был изменен Указ Президента РФ «О мерах по формированию Федеральной контрактной системы». В нем Госкомимуществу было поручено передать по «трастовым договорам» 51% акций приватизируемых предприятий, принадлежащих государству, акционерному обществу «Росконтракт» сроком на пять лет. При этом все акции «доверительного собственника» сохранялись в собственности государства на срок действия договоров.

Во исполнение п. 22 Указа Президента РФ «О доверительной собственности (трасте)» Государственным комитетом РФ по управлению государственным имуществом был утвержден Типовой договор об учреждении траста (доверительной собственности) на пакет акций, находящихся в государственной собственности, положения которого сразу были использованы на практике. Так, Государственный комитет по управлению имуществом РФ передал обществу «Роснефтегазстрой» пакет акций, находящихся в федеральной собственности. Однако, поскольку, по мнению многих, параллельно с трастом могло существовать и доверительное управление имуществом, заключались и договоры доверительного управления.

В настоящий момент этот акт утратил силу. Очевидно, что новый ГК РФ совершенно по-другому регулирует такие отношения, а нормативные акты, принятые до вступления его в действие, действуют, лишь в том случае, если не противоречат ГК.

Между тем для отдельных авторов процесс внедрения в российское законодательство доверительной собственности (траста) еще не завершился. Некоторые цивилисты полагают, что с принятием ГК утратил юридическую силу не весь Указ, а лишь ряд его положений, в которых говорится о возникновении у управляющего права собственности, часть же норм сохраняют свое действие; «Указ должен применяться в той части, в которой он не противоречит ГК».

Иной точки зрения придерживаются З. Э. Беневоленская, которая полагает, что «модель, предложенная в Указе, более подходит к праву доверительного управления, и этот Указ надо непременно использовать», а также и В. Р. Захарьин, утверждающий, что «в настоящее время сложилась ситуация, когда одновременно существуют два понятия -доверительная собственность (т. к. Указ № 2296 официально не отменен) и доверительное управление, установленное статьей 209 части первой и главой 53 части второй ГК РФ. В некоторых источниках эти понятия смешиваются, хотя разница между ними довольно существенная». Указанные ученые считают, что в российском праве возможно параллельное существование двух институтов: доверительного управления имуществом и доверительной собственности.

Такая позиция представляется ошибочной, поскольку для утраты силы нормативного акта не является обязательным прямое указание другого акта на его отмену.

Кроме того, как справедливо отмечает Л. Ю. Михеева, «полагая, что Указ «О доверительной собственности (трасте)» действует в настоящее время, В. Р. Захарьин допускает действие одновременно двух противоречащих друг другу нормативных актов. По меньшей мере это влекло бы за собой невозможность разрешения судебных споров». Таким образом, в связи с утратой силы упомянутого Указа анализ данного нормативного акта не представляет интереса. Подводя итог, можно выделить слова Е. А. Суханова: «Заведомо неудачными оказались все попытки ввести в отечественный правопорядок как конструкцию «расщепленной» собственности. . , так и институт траста. Российский закон вполне обоснованно рассматривал и рассматривает правомочие государственных и муниципальных предприятий на закрепленное за ними имущество как ограниченное вещное право, а доверительное управление (но не доверительную собственность) - как институт обязательственного, а не вещного права». Тем не менее особо следует отметить, что, несмотря на внешнюю схожесть между собой институтов доверительной собственности и доверительного управления, они имеют различное содержание. В связи с этим при наличии потребности в экономике существование двух институтов, предоставляя возможность самостоятельности выбора для субъектов того или иного института, представляется вполне допустимым и логичным. Истории известны многочисленные примеры, когда параллельно существовали обязательственные и вещно-правовые способы достижения одного и того же результата, скажем, чиншевое право и аренда.

Принятие первой части ГК РФ значительным образом изменило отношение к применению доверительной собственности в российских условиях. В российском гражданском праве произошло создание нового типа договорных обязательств - договора доверительного управления имуществом, который был сконструирован как институт обязательственного права.

С этого момента в нормативных актах и в литературе больше не встречается термин «доверительная собственность», однако до сих пор употребляется термин «траст», что, пожалуй, является юридически неграмотным. Как указывалось; траст и доверительное управление -несколько разные правовые явления прежде всего потому, что первое из них означает переход права собственности к лицу, управляющему имуществом в интересах других лиц, а второе - ни в коем случае этого не допускает.

С 1 марта 1996 г. была введена в действие часть вторая ГК РФ, предусматривающая в качестве самостоятельного вида договор доверительного управления имуществом. С этого времени Государственный комитет РФ по управлению государственным имуществом активизировал свою деятельность по передаче имущества в доверительное управление. Безусловно, и в настоящее время объективно возникают потребности в урегулировании тех или иных услуг, в разработке новых правовых форм эффективного управления государственным имуществом и т. п. Однако регламентация этих новых отношений должна осуществляться в адекватных, соответствующих их сути формах. Такой формой в настоящее время стало доверительное управление имуществом (гл. 53 ГК РФ). А институт доверительной собственности (траста) может быть использован наукой отечественного гражданского права в порядке сравнительного правоведения, полезность которого никем не оспаривается. Принятие в 1996 году Закона РФ от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг», вне всякого сомнения, явилось важнейшим шагом в развитии доверительного управления как существующего на рынке ценных бумаг института. Закон закрепил сложившиеся на практике виды профессиональной деятельности на рынке ценных бумаг, в том числе деятельности по доверительному управлению ценными бумагами, и впервые дал их законодательное определение. Вместе с тем не все обозначенные в Законе цели достигнуты. Многие его нормы не работают: где-то из-за неясности формулировок самого Закона, где-то из-за отсутствия необходимых механизмов их практического применения. Однако у российского рынка ценных бумаг существует значительный потенциал для дальнейшего развития. Наибольшее развитие закрепленные Законом положения получили в нормативных актах Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг (далее -ФКЦБ), регулирующих доверительное управление ценными бумагами. Среди них в первую очередь следует назвать «Положение о доверительном управлении ценными бумагами и средствами инвестирования в ценные бумаги» (далее - Положение о доверительном управлении), утвержденное постановлением ФКЦБ России от 17 октября 1997 г. № 37.

Центральный банк РФ регламентировал осуществление кредитными учреждениями доверительного управления имуществом, утвердив Приказом № 02-287 от 2 июля 1997 года Инструкцию № 63 «О порядке осуществления операций доверительного управления и бухгалтерском учете этих операций кредитными организациями Российской Федерации» (далее - Инструкция ЦБ «О порядке осуществления операций доверительного управления»). В соответствии с Инструкцией «Объектами доверительного управления для кредитной организации, выступающей в качестве доверительного управляющего, могут быть денежные средства в валюте РФ и в иностранной валюте, ценные бумаги, природные драгоценные камни и драгоценные металлы, производные финансовые инструменты, принадлежащие резидентам РФ на правах собственности». Инструкция предусматривает возможность заключения индивидуального договора управления имуществом и создания общих фондов банковского управления (ОФБУ), по целям создания и структуре аналогичных паевым инвестиционным фондам. Инструкция ЦБ является детальным и тщательно проработанным документом, регламентирующим прежде всего создание, функционирование, учет имущества и прекращение деятельности общих фондов банковского управления, с приложением примерных форм документов: общих условий фонда (договора доверительного управления), сертификата долевого участия, а также форм банковской отчетности по указанному виду деятельности.

Изложенное выше позволяет говорить о том, что нормативно-правовая база в сфере регулирования отношений по доверительному управлению имуществом активно формируется органами различного уровня и в различных сферах правового регулирования. Поэтому, говоря о детальном регулировании доверительного управления на рынке ценных бумаг, следует заметить характерное для него регулирование на уровне подзаконных актов. Эта тенденция имеет негативный характер, она способна породить проблемы и внести путаницу и в без того недостаточно совершенную правовую базу. Подзаконные нормативные акты призваны развивать и дополнять регулирующие законы, здесь же налицо обратная ситуация, когда подзаконные нормативные акты не только составляют основу правового регулирования, но позволяют себе корректировать законы.

Наряду с регулированием на федеральном уровне идет и региональное регулирование вопросов доверительного управления ценными бумагами, что, несомненно, говорит о необходимости и востребованности института доверительного управления на рынке ценных бумаг. Хотя при этом нельзя не отметить, что в основном акты субъектов РФ посвящены вопросам доверительного управления акциями созданных в процессе приватизации акционерных обществ, находящимися в собственности субъекта РФ либо муниципального образования. С другой стороны, здесь возникает вопрос о правомерности принятия субъектами РФ актов, регулирующих доверительное управление, поскольку принятие субъектами РФ актов гражданского законодательства не предусмотрено ни Конституцией РФ, ни ГК РФ.

При анализе законодательства о доверительном управлении на рынке ценных бумаг можно выявить некоторые особенности современного этапа правового регулирования в этой сфере.

Во-первых, это определение на уровне законов лишь самых общих фундаментальных основ доверительного управления. ГК РФ заложил только основные принципы функционирования конструкции доверительного управления, в отношении ценных бумаг особо выделив, что более детальное регулирование доверительного управления этим объектом должно осуществляться специальным законом, который до сих пор не был принят.

Во-вторых, отсутствие в основном комплексного подхода к регулированию: разбросанность правовых норм по различным нормативно-правовым актам, а также противоречия и пробелы в регулирующих актах.

За сравнительно короткий период функционирования в России института доверительного управления предпринимались попытки сконцентрировать касающиеся его нормы в законе. При этом имели место различные подходы к данному вопросу: говорилось о принятии как единого закона о доверительном управлении, так и специальных законодательных актов, регулирующих доверительное управление в определенных сферах. Применительно к доверительному управлению на рынке ценных бумаг достаточно четко прослеживается тенденция к разделению законодательного регулирования трех основных схем доверительного управления на рынке ценных бумаг: профессиональной деятельности по управлению ценными бумагами в соответствии с Положением «О доверительном управлении ценными бумагами»; доверительного управления ОФБУ - (деятельность ОФБУ регулируется Инструкцией ЦБ «О порядке осуществления операций доверительного управления») и доверительного управления паевыми инвестиционными фондами.

Необходимо отметить, что Закон РФ «О рынке ценных бумаг» не имел цели детально расписывать каждый из видов профессиональной деятельности, осуществляемой на фондовом рынке. Однако, говоря о доверительном управлении ценными бумагами, указанный Закон направлен на регулирование доверительного управления на рынке ценных бумаг, осуществляемого в качестве профессиональной деятельности, оставив «за бортом» доверительное управление банков и ПИФов, тем самым сохранив тенденцию разделения регулирующих актов. С другой стороны, законодатель пошел по пути сохранения существовавшей базы правового регулирования, в особенности ПИФов, которая к тому времени была уже достаточно проработана и закреплена в целом ряде правовых актов. Тем неменее представляется, что особенности доверительного управления ценными бумагами должны быть едиными для всех структур, осуществляющих управление этим объектом. Это еще один довод в пользу принятия единого закона об особенностях доверительного управления ценными бумагами. Такой закон должен заложить основные начала доверительного управления ценными бумагами, учитывая специфику этого объекта, обозначить ключевые вопросы, стать базой для дальнейшего, еще более детального правового регулирования в более узком сегменте использования доверительного управления ценными бумагами. На сегодняшний день законодательство о доверительном управлении на рынке ценных бумаг включает в себя нормы обеих частей ГК РФ, Федеральных законов РФ «О рынке ценных бумаг» и «О банках и банковской деятельности». Отдельные вопросы, связанные с осуществлением доверительного управления на рынке ценных бумаг, затрагиваются в иных законах.

Таким образом, можно сделать следующие выводы.

Поскольку романо-германская правовая семья не признает возможности расщепления права собственности, использование института доверительной собственности целиком в континентальном праве, в частности в российском, является, пожалуй, невозможным. Тем не менее некоторые положения института доверительной собственности могут применяться в других правовых системах, в том числе и в России. Например, правила, регулирующие трастовую деятельность банков, не могут не нести на себе отпечаток доверительной собственности.

Из анализа нынешнего состояния российского законодательства, регулирующего отношения по доверительному управлению на рынке ценных бумаг, можно сделать следующий основной вывод. Недостаточная степень развития законодательной базы служит сдерживающим фактором развития доверительного управления на рынке ценных бумаг. Тем не менее в целом законодательство о доверительном управлении на рынке ценных бумаг имеет тенденцию к дальнейшему развитию и совершенствованию.

В связи с этим развитие законодательства целесообразно было бы направить на устранение практики регулирования отношений доверительного управления ценными бумагами подзаконными нормативными актами путем принятия единого закона, учитывающего особенности доверительного управления этим объектом, а также использование ведомственного нормотворчества только для развития положений законов.

 

Автор: Соловьев А.М.