Объективная истина как цель доказывания (статья)

Проблема истины является доминирующей в теории познания. Утвердительный ответ на один из основных вопросов философии «Познаваем ли мир?» в целом не решен. Данный вопрос должен быть разбит на несколько более конкретных. В противном случае неизбежны подмена либо смешение предмета исследования и ошибочные выводы. Многие проблемы теории познания касаются либо средств и путей достижения истины (чувственным или рациональным, интуитивным или дискурсивным и т.д.), либо форм ее существования и реализации. Дискуссионным остается вопрос о самом понятии «истины». Это обусловлено не в последнюю очередь тем, что проблема истины интересовала и интересует не только философов, но и представителей других наук - психологии, археологии, истории и т.д.

Имеются различные толкования понятия «истина». Например, под ней понимают то «опытную подтверждаемость», то «свойство самосогласованности знаний», то «полезность знания, его эффективность» и т.п. Из всех концепций следует выделить так называемую классическую, согласно которой «истина» -это соответствие знаний действительности». Она называется так потому, пишет Э. М. Чудинов, что оказывается древнейшей из всех концепций истины: именно с нее и начинается теоретическое исследование истины. Первые попытки ее исследования были предприняты Платоном и Аристотелем. Классическое понимание истины разделяли Фома Аквинский, П. Гольбах, Г. Гегель, Л. Фейербах, К. Маркс; разделяют его и многие философы XX столетия.

Данной концепции придерживаются представители многих школ -материалистической, идеалистической, теологической, некоторых других. Различия внутри нее (концепции) проходят по вопросу о характере отражаемой действительности и по вопросу о механизме соответствия. Ее признает и марксистско-ленинская теория познания, считая единственно правильной. Из этой трактовки истины исходили большинство ученых-процессуалистов советского периода, исследуя данную проблему применительно к условиям уголовного процесса. Реформирование, начатое в сфере уголовного судопроизводства Российской Федерации, явилось толчком к формированию иных взглядов и на данную тему.

Для полноты анализа и последующего формулирования собственных выводов рассмотрим содержание нескольких концепций. С точки зрения познавательной следует остановиться на конвенциональной концепции истины.

Согласно данной концепции, суждение является истинным не потому, что соответствует действительности, а в силу действия конвенции, соглашения, признающих его (суждение) истинным. Эта концепция широко распространена.

Конвенциональной истиной являются многие постулаты в различных научных системах. При этом они могут как совпадать (соответствовать) с объективной истиной, так и не совпадать. Имеются таковые и в уголовном процессе.

В соответствии со ст. 49 Конституции РФ каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Это - типичный пример конвенциональной истины. Лицо считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в силу предусмотренного в законе правила. В данном случае не имеет значения, установлена невиновность лица или нет. Вполне возможно, что преступление совершило именно данное лицо. Однако его оправдывают потому, что так велит постулат - презумпция невиновности и вытекающее из нее правило, согласно которому «недоказанная виновность приравнивается к доказанной невиновности. Но в принципе возможен и прямо противоположный постулат и принятие на его основе другого решения - о признании лица виновным или оставлении его под подозрением, что, как известно, в истории права имело место. Постулат этот имеет не правовую, а социальную природу и поэтому каждое общество выбирает себе свой, исходя из своих социальных принципов и представлений».

От данной концепции следует отличать концепцию формальной истины. Формальной признают истину, которая соответствует не объективной действительности, а каким-то заранее заданным условиям, правилам.

В свое время авторы, признававшие целью доказывания в судопроизводстве формальную истину, подвергались резкой критике. Предполагалось, что такая позиция присуща буржуазной науке, а идеология, опирающаяся на принципы формальной истины, является реакционной. Объяснялось это тем, что теория доказательств советского периода признавала возможность и необходимость установления объективной истины по каждому уголовному делу, не учитывая реального положения. Возводилась данная позиция в ранг идеологии, в связи с чем не подвергалась сомнению.

По мнению Н.Н. Тарасова, в уголовном судопроизводстве имеет место референтная концепция истины. Это есть «информационная модель применения права, представляющая, по сути, интеллектуальное решение на основе сопоставления информации о конкретных обстоятельствах и норме права». Позиция многих ученых поменялась с изменением данной идеологии, причем с отрицанием вполне очевидных и научно обоснованных положений.

В настоящее время, однако, интерес к вопросу о формальной истине, о ее роли в процессе доказывания возрос не только по названной причине, но и по ряду других.

Во-первых, в уголовно-процессуальном доказывании существенно выросли роль и значение формальных моментов. Особенно это касается допустимости, относимости, достоверности доказательств, где решающее значение имеют, прежде всего, вопросы формы, а не соответствия их объективной реальности.

Во-вторых, все активнее обсуждается вопрос о роли суда в процессе доказывания. С этих позиций решение проблемы истины в уголовном процессе имеет важное значение. Действительно, если исходить из того, что суд в этом процессе пассивен, если на нем не лежит обязанность принятия мер к установлению объективной истины, как это имеет место в процессе англо-американского типа, то можно, скорее всего, говорить об истине формальной, а не содержательной (фактической, объективной, материальной).

В-третьих, от этого зависит получение ответов на другие вопросы, касающиеся проблемы истины. В частности, на вопрос о содержании истины.

Все перечисленные проблемы имеют не только теоретическое, но и важное прикладное значение. От их решения будет зависеть по многим параметрам и позиция законодателя, который, судя по всему, оказался не в простом положении. Иначе процесс принятия нового закона не затянулся бы на столь длительное время. Обусловлено оно, по мнению автора, не в последнюю очередь тем, что разработки некоторых авторов концепции судебной реформы в РФ по ряду вопросов отличаются демократическим пафосом, а не научной обоснованностью и аргументированностью. Касается это и проблемы истины в уголовном процессе.

«В постсоветское время, - пишет Ю. К. Якимович, - вновь начались споры о характере истины в уголовном судопроизводстве: является ли она объективной (материальной) или носит характер истины формальной (юридической)? Споры эти обусловлены в основном провозглашением в новом УПК состязательности как главного начала уголовного судопроизводства во всех его (в том числе досудебных) стадиях. Нам представляется, что эти споры стали итогом смешения понятий «цель» и «результат... Целью доказывания, уголовно-процессуальной деятельности, безусловно, - заключает он, - является достижение объективной истины, но, естественно, в рамках предмета и пределов доказывания».Действительно, огульно отбросив устоявшийся и, надо признать, многократно проверенный в ходе судебной и прокурорско-следственной правоприменительной деятельности взгляд на то, что целью доказывания и уголовного судопроизводства в целом является установление объективной (материальной) истины, сторонники формальной истины, зачастую игнорируя общие закономерности познания действительности, методологические основы уголовно-процессуального познания и доказывания, возможности частных методов доказывания, впали в другую крайность. Они вслед за зарубежными и дореволюционными юристами стали утверждать, что в судебной практике «прошлое восстанавливается с весьма относительной степенью достоверности». Несмотря, однако, на мнение ряда ученых-процессуалистов, данную позицию заняли и авторы проекта общей части УПК РФ, разработанного в Государственном правовом управлении Президента РФ, предложив в ст. 150 стандарт доказанности вины лица в совершении преступления «с установленной законом степенью вероятности».

Между тем данная точка зрения не просто противоречит основам теории познания, законам диалектического материализма, она к тому же чревата негативными социальными последствиями.

Философской основой таких взглядов является агностицизм - учение, отрицающее возможность достоверного познания сущности материальных систем, закономерностей природы и общества. Его представители не отрицают возможности познания сущности явлений природы и общества вообще, но и ставят под сомнение достоверность получаемых знаний. Обсуждая вопрос о том, познаваем ли мир, они уловили реальную сложность проблемы «Что я могу знать?». Такая проблема действительно существует, она составляет внутренний стержень всех проблем современной гносеологии: «Каковы познавательные способности человека?», «Каковы критерии отграничения истины от заблуждения?», «Каковы возможности научного познания?» и др.Безусловно, проблема истины является ведущей не только в философии познания, но и, бесспорно, в юридическом познании. Однако если в философской теории познания проблемы обостряются при рассмотрении средств и путей достижения истины, форм существования истины (понятий факта, гипотезы, теории и т. д.) форм ее реализации, структуры познавательных отношений, то в уголовном судопроизводстве данные проблемы приобретают особо дискуссионный характер в связи с рассмотрением вопроса о цели доказывания. При этом споры то утихают, то разворачиваются с новой силой, нередко выходя, как справедливо заметил Н. Н. Ковтун, «за рамки чисто научной полемики». В данном случае исследователя должны настораживать не дискуссии как таковые, а толкование истины. Ведь от того, «как трактуется истина, как решается вопрос, достижима ли она, - зависит зачастую и жизненная позиция человека, понимание им своего назначения».Не удивительно, поэтому, что центральной нитью мысль «что я могу знать?» проходит в рассуждениях юристов, отрицающих возможность познания объективной истины.

Так, известные дореволюционные ученые В. Случевский и С. И. Викторский выражали ее следующим образом: «о полной несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в делах судебных судья вынужден, по несовершенству средств человеческого правосудия, удовлетворяться по необходимости лишь более или менее высокой степенью вероятности».

И.В. Михайловский, раскрывая назначение уголовного суда, достаточно категорично утверждал, что задачей суда «должно быть не стремление к отысканию безусловной материальной истины, а стремление к истине юридической». С.В. Познышев излагал аналогичные мысли формулой: «Уголовно-судебная достоверность есть такая высокая степень вероятности, при которой известное решение подкрепляется твердо установленными фактами при отсутствии фактов, ему противоречащих и указывающих на недостаточную обследованность дел и недостаточность собранных данных». Подобной позиции придерживались И.Я. Фойницкий, Н.Н. Розин.

Настойчиво проповедовались идеи агностицизма в трудах зарубежных ученых. Например, в американской юриспруденции широкое распространение получило «социологическое» направление, объединяющее несколько школ, которое исходило из отрицания объективной истины, из права судьи решать дела по своему усмотрению, сообразуясь с интересами личности, с интересами общества.

В период культа личности И.В. Сталина доминирующей стала точка зрения А.Я. Вышинского. По его мнению, «условия судебной деятельности ставят судью в необходимость решать вопрос не с точки зрения установления абсолютной истины, а с точки зрения установления максимальной вероятности тех или иных факторов, подлежащих судебной оценке». Данная позиция А. Я. Вышинского отражала идеологическую платформу государства, объявившего красный террор врагам народа. К сожалению, его взгляд на истину «не только оправдывал беззаконие, произвол, но и длительное время препятствовал формированию в теории правильного мнения о природе и содержании истины и распространению его среди практических работников». Мнение, высказанное А.Я. Вышинским, разделяли С.А. Голунский,

М.А. Чельцов, В. С. Тадевосян. Результатом такой позиции первого этого явилось то, что многие невиновные люди были необоснованно осуждены, в том числе за особо опасные государственные преступления. Существенно снизилось качество работы органов расследования, в качестве источников доказательств признавались источники, не предусмотренные законом либо полученные с нарушением процессуальной формы.

Очевидно, этот исторический опыт не пошел впрок, не для всех послужил уроком и не явился основанием для соответствующих выводов.

Под эгидой демократических преобразований в уголовном судопроизводстве, дальнейшего укрепления процессуальных гарантий, направленных на обеспечение прав личности в уголовном процессе, предпринимаются попытки возродить то, что опровергнуто практикой. Предлагается проблему юридического познания и юридической истины «ставить заново, применительно к современной сложной юридической ситуации», то есть по существу повторить пройденное в бытность А.Я. Вышинского, когда трактовка истины в уголовном процессе была обусловлена ничем иным как «сложной юридической ситуацией», обострением классовой борьбы.

В обосновании данного предложения выдвигается и еще один аргумент -якобы несовершенство юридической науки. В этой связи профессор В.М. Розин пишет следующее: «Как, например, юридическая наука понимает природу юридического познания, характерного для современного судопроизводства? В основном так же, как и три десятка лет тому назад. Цель судопроизводства и правосудия - установление объективной истины с помощью исследования и познания особого рода». Далее, подвергая сомнению доводы М.С. Строговича о том, что если истину можно познать в науке, то почему нельзя то же самое сделать в суде, автор приводит такие аргументы: «Во-первых, говоря о познании он (Строгович) имеет в виду, очевидно, естественную науку, но можно ли считать юридическое познание (назовем так этот особый вид познания, который осуществляется в ходе предварительного расследования и в суде) естественнонаучным, не напоминает ли оно больше гуманитарное познание. Во- вторых, из того, что в науке можно установить истину, не следует, что ее можно установить и в судопроизводстве. В-третьих, назначение судопроизводства по М.С. Строговичу можно и оспорить: цель суда не раскрытие преступления и не осуждение преступника, а, например, соблюдение законов и права относительно данного конкретного случая». И заключает В.М. Розин свое исследование выводом о том, что, несмотря на субъективный характер версии следователя о происшедшем, она может рассматриваться как правдоподобное и юридически приемлемое знание.

Конечно, нет смысла оспаривать вывод о том, что наука должна развиваться и совершенствоваться, что отдельные ее положения могут и должны корректироваться, а то и изменяться, если опровергнуты практикой. Однако нельзя согласиться с тем, что какие-то положения должны меняться за давностью времени или в связи с изменением идеологии государства, а следовательно, общественных интересов либо интересов каких-то отдельных групп. Закон земного тяготения, однажды открытый, действует независимо от указанных обстоятельств, определяя ускорение свободного падения на широте, например, г. Москвы 981, 56 см., / с 2.Таким образом, главное в научных исследованиях обоснованность, аргументированность и проверка практикой, выступающей в качестве критерия истинности выводов.

Нельзя полностью согласиться по вопросу о цели уголовного судопроизводства с точкой зрения, высказанной методологом В.В. Никитаевым.

Подвергнув критике позицию ученых-процессуалистов, полагающих, что целью уголовного процесса является достижение материальной истины как полного и точного соответствия выводов следствия и суда об обстоятельствах совершенного преступления объективной действительности, о виновности или невиновности привлеченных к уголовной ответственности лиц, В.В. Никитаев пишет: «Объективная (материальная) истина есть фикция, точнее, юридическая фикция, позволяющая использовать уголовный кодекс для постановления приговора; а потому ее сохранение как средства уголовного процесса предполагает, что на первое место будет поставлена процессуальная истина». Под процессуальной истиной он понимает «соответствие судебного процесса (а значит и его результата) требованиям процессуального права».Таким образом, целью уголовного процесса определяется не объективная (материальная) истина, не установление того, что было «на самом деле», не истинные знания об общественно опасном деянии со всеми присущими ему объективными и субъективными характеристиками или о его отсутствии, а истина «процессуальная». Иными словами, события, действие либо бездействие лица (лиц) пусть даже не происходившие в действительности, реально не существовавшие, но сформулированные судом на основе доказательств, признанных им достоверными, доброкачественными.

Между тем согласиться с такой точкой зрения, так же как и с предложением о том, что вина лица в совершении преступления может быть доказана с «установленной законом степенью вероятности», нельзя, ибо это может сориентировать органы расследования, прокуратуру и суд на поверхностное и необъективное исследование обстоятельств дела, подготовить еще «лучшие» условия, нежели они есть сейчас, для размывания ответственности за незаконное привлечение граждан к уголовной ответственности. Однако самая существенная и нежелательная идея во всем этом заключается в том, что как бы между строк приведенных формул о «процессуальной истине» совершенно определенно читается и другая. Суть ее в том, что в качестве цели уголовного процесса и правосудия определяется не установление объективной истины, не установление действительных обстоятельств содеянного, значение которых позволило бы суду назначить виновному справедливое и соразмерное степени опасности совершенного преступления наказание либо вовсе реабилитировать (при наличии к тому оснований), а принятие решений, формально правильных с точки зрения материальных и процессуальных, норм. При этом отодвигаются на второстепенный план такие важные вопросы, как: соответствуют ли сформулированные в решении органов следствия и суда обстоятельства содеянного тем, которые имели место в действительности, если нет, то -исчерпаны ли для их восстановления уголовно-процессуальные возможности; нет ли оснований для вывода в том, что доказательства, признанные судом первой, к примеру, инстанции, доброкачественными, искусно сфальсифицированы; не осужден ли невиновный, а истинный преступник, сумевший «замести» следы, ушел от ответственности, и ряд других обстоятельств, имеющих существенное значение для правильного разрешения дела.

По тем же соображениям нельзя допустить законодательного закрепления нормы, согласно которой вина лица в содеянном может быть доказана «лишь» с «установленной законом степенью вероятности».

Пагубность и псевдонаучность данного предложения более чем очевидны, ибо на уровне закона и общественного сознания может быть закреплено положение, в соответствии с которым судебные ошибки должны признаваться неизбежными. Причем, как в сторону освобождения от ответственности и наказания за недостаточностью улик, так и в сторону необоснованного осуждения в случае, например, представления суду искусственно созданных (не обязательно органами расследования) доказательств. Не выдерживает критики и сама предложенная формула - с установленной законом степенью вероятности. Во-первых, юридическая техника не достигла того уровня, чтобы в законе определить ту или иную степень вероятности доказанности вины лица в совершении преступления. Вина может быть либо доказана, либо не доказана - третьего не дано. Во-вторых, кто сможет взять на себя смелость установить в законе эту самую «степень вероятности», вывести, какой величины она должна быть и есть ли такая, которую можно признать оптимальной. Представляется, что любые попытки найти ответы на данные вопросы в итоге окажутся бесперспективными, поскольку нет и вряд ли могут быть разработаны критерии выведения степени доказанности вины. Теория вероятности и больших чисел здесь явно неприемлемы, ибо вопрос о доказанности либо недоказанности вины лица в совершении преступления не зависит ни от количества доказательств, ни от того, к какому виду они могут быть отнесены. Он решается судом в каждом конкретном уголовном деле исключительно по своему внутреннему убеждению и в соответствии с сформировавшимся в обществе правосознанием (ст. 16 УПК РФ). Главные критерии для признания лица виновным в совершении преступления - это всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела и внутреннее убеждение судьи в том, что именно это лицо совершило преступление, будучи вменяемым. Данные критерии выдержали испытание жизнью. В противном случае отправление правосудия осуществлялось бы уже не судом, не судьей, а с помощью компьютера, использование которого позволило бы решить проблемы и с дефицитом судейского корпуса, и нарушениями сроков рассмотрения дел, и «объективным» разрешением жалоб, и многие другие. Но, как известно, никто пока, к всеобщему удовлетворению, несмотря на серьезные проблемы, существующие в сфере отправления правосудия, решить их с помощью компьютера не предлагает. И совершенно правильно, ибо в таком порядке задачи, сформулированные законом перед органами расследования и судом, не решить, цели уголовно-процессуального доказывания и правосудия в целом не определить и не достичь.

В философской интерпретации цель - это идеальное мысленное предвосхищение результата какой-либо деятельности. В нашем случае речь необходимо вести об уголовно-процессуальной деятельности и доказывании, как основополагающей ее (деятельности) части. Именно основополагающей, поскольку посредством уголовно-процессуального доказывания осуществляется процесс уголовно-процессуального познания. Данный процесс должен продолжаться до тех пор, пока не будут установлены обстоятельства дела так, как они происходили в реальности, либо не исчерпаны возможности для достижения такого результата. Именно в этом заключается смысл уголовно-процессуального познания как одного из видов познания действительности вообще, но с одной существенной оговоркой, что оно от начала и до конца жестко урегулировано законом, а от достоверности полученных знаний, их глубины, всесторонности и объективности зависит судьба не только конкретного индивида, привлекаемого и осуждаемого за совершение преступления, но и его родственников, близких, знакомых и т.д. Данное обстоятельство приобретает особую значимость тогда, когда речь идет о применении исключительной меры наказания. С учетом сказанного данная проблема переходит из плоскости конкретного уголовного дела в плоскость социально значимую и, более того, регулируемую нормами международного права и нравственности. В соответствии со ст. 2 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.

По мнению автора, целью уголовно-процессуального доказывания следует определить установление объективной истины. Однако данный вывод сам по себе мало о чем говорит. Для уяснения его сущности необходимо ответить на вопрос о том, какой смысл в это понятие вкладывается. Как и большинство авторов, признающих целью уголовно-процессуального доказывания объективную истину, автор понимает под ней соответствие выводов следствия и суда о фактических обстоятельствах дела тому, что произошло в действительности, то есть наличие таких знаний об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания, которые объективно существовали или существуют вне человеческого сознания. «Установить истину в уголовном процессе, - пишет П. А. Лупинская, - означает познать произошедшее событие и все обстоятельства, подлежащие установлению по уголовному делу, в соответствии с тем, как они имели место в действительности». Свершившись единожды, реально и объективно, данные обстоятельства становятся прошлым событием. Их невозможно изменить либо каким-то образом трансформировать. Их можно установить или не установить, установить полностью либо в части, доказать в том виде, как они произошли в действительности, либо с какими-то отступлениями от имевшей место действительности. От этого, однако, существо произошедших обстоятельств не изменится. Другими, не точными будут знания и выводы органов расследования и суда о происшедшем общественно опасном деянии. То есть эти обстоятельства не могут и не должны ставиться в зависимость от наличия либо отсутствия доказательств, их подтверждающих и устанавливающих. Отсутствие доказательств еще не означает, что какого-то обстоятельства не было в природе. Возможно обратное - обстоятельство, событие в действительности имели место, но доказательств, подтверждающих это, не добыто. Или получены такие, которые отражают их несколько иначе, чем они происходили в действительности. Если это так, то говорить об установлении по делу объективной истины и достижении цели доказывания нет оснований. Ибо до тех пор, пока знания дознавателя, следователя, прокурора, судьи не соответствуют действительности, не отражают реальность, цель доказывания нельзя считать достигнутой.

Между тем из сказанного не следует делать вывод о том, что цель уголовно-процессуального доказывания должна быть определена иначе. Например, как предлагается некоторыми современными «реалистами» в уголовном судопроизводстве - познать происшедшее с «установленной законом степенью вероятности». По мнению автора, решая данную проблему, необходимо уяснить еще три момента. Во-первых, то, что цель - это не сам конечный результат какой-либо деятельности, а идеальное мысленное предвосхищение этого результата. Он может быть достигнут, а может быть и не достигнут. Применительно к уголовному судопроизводству идеальный результат уголовно- процессуального доказывания - идеальный образ того, что необходимо доказать, или, как правильно заметил А. А. Давлетов, - это «тезисы доказывания в уголовном процессе», которые достаточно четко определены в законе. Прежде всего имеется в виду ст. 68 УПК РСФСР, ст. 73 УПК РФ. В них предельно ясно очерчен перечень основных, подчеркнем, основных, обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу. При этом данный перечень не меняется уже длительное время, несмотря на смену формаций и государственного строя России. Не меняется и требование устанавливать их не в каком-то приближении, а в соответствии с реальной действительностью. А это не что иное как формула объективной истины. В данном перечне могут уточняться, конкретизироваться другие обстоятельства, входящие в предмет доказывания, что, естественно, не противоречит логике диалектического материализма.

Во-вторых, реально подойти к вопросу о возможностях органов расследования и суда устанавливать объективную истину по уголовному делу. «Бессмысленно и антинаучно отрицать очевидное. А именно то, что в реальной судебно-прокурорской практике установить по каждому уголовному делу то, что произошло в действительности, невозможно». Подойти реально, но не с тем, чтобы снизить планку при определении цели доказывания по конкретному уголовному делу, а с тем, чтобы к оценке деятельности субъектов доказывания найти более реалистические подходы. Следует учитывать и другой аспект, на который в свое время справедливо обратил внимание А.И. Трусов, - случайное стечение обстоятельств. Пытаясь преодолеть последствия сталинщины, некоторые ученые впали, справедливо отмечает он, в другую крайность -»роль случайного фактора в процессуальном доказывании вообще стали сбрасывать со счета... Порождая иллюзии наивного гносеологического оптимизма в отношении оценки познавательной ситуации в судопроизводстве, подобный подход чрезвычайно упрощает задачу установления истины по судебному делу, ведет к недооценке тех многочисленных факторов, которые могут как способствовать, так и препятствовать ее установлению».

В этой связи необходимо поддержать мнение Ю.В. Кореневского, полагающего, что «установление истины зависит не только от старания и умения практика, но и в значительной, порой решающей мере от объективных факторов: каковы объем и качество этих следов. И если их недостаточно, тем более если причастными к преступлению лицами еще до вмешательства правоохранительных органов приняты меры к уничтожению или искажению данных следов, установление истины становится проблематичным. Это вполне реальные факторы, и не считаться с ними нельзя».Абсолютно права П.С. Элькинд, высказывая мысль о том, что «в той же мере, в какой суждение о непознаваемости истины в уголовном судопроизводстве разоружает компетентные органы государства в борьбе с преступностью, недооценка... трудностей дезориентирует эти органы (должностных лиц) в преодолении таковых, содержит опасность привлечения и осуждения невиновных».

Таким образом, необходимо и с точки зрения защиты интересов общества разумно не снижать требования к органам расследования, прокурору и суду по принятию всех мер, направленных на установление истины в уголовном процессе, а повышать их. Необходимо, однако, к оценке их деятельности при выполнении возложенных задач подходить не столько с позиций того, достигли они истины по делу или' нет, а сколько с позиций принятия -непринятия всех возможных и необходимых для достижения данной цели мер с тем, чтобы число дел, по которым достичь истину не удалось, сокращалось. Необходимо совершенствовать тактику и методику расследования преступлений, организационно-правовые формы работы следователя, прокурора, суда, создавать соответствующую материально- техническую базу, а не уповать на один человеческий фактор.

Наконец, в-третьих, необходимо более четко определить, что такое объективная истина как философская категория вообще и объективная истина в уголовно-процессуальном доказывании, в частности. Ведь зачастую спор идет не в связи с полярными взглядами на это понятие, а вследствие того, что ее (истину) по-разному трактуют. И это понятно, поскольку само определение истины как соответствие полученных знаний о произошедшем событии действительности довольно расплывчато и абстрактно. Само это понятие необходимо конкретизировать, разбить на более определенные вопросы. Из самого определения объективной истины напрашивается вывод: чтобы уяснить сущность истины, необходимо углубиться и определиться как минимум в двух более конкретных вопросах, а именно: 1) что означает понятие «соответствие знаний действительности» в философии и соответствие выводов следствия и суда о фактических обстоятельствах дела тому, что имело место в действительности в уголовно-процессуальном познании и доказывании; 2) какие именно обстоятельства и в каких пределах должны соответствовать действительности.

Попробуем рассмотреть данные вопросы.

В философских трудах высказано мнение, что определение истины через термины «соответствие», «верное» неудачно, поскольку тавтологично. Между тем такие определения полезны и приемлемы, т. к. играют роль разъяснений значений менее знакомых слов через слова, значения которых интуитивно более ясны.

По мнению Д. П. Горского, И. С. Нарского и Т. И. Ойзермана, «верное отображение как мысленный образ, возникающий в результате познания объекта, есть: 1) отображение, причинно обусловленное отображаемым; 2) отображение, которое находится в отношении изоморфизма или гомоморфизма по отношению к отображаемому; 3) отображение, в котором компоненты, находящиеся в отношении изоморфизма или гомоморфизма к компонентам отображаемого, связаны с последним отношением сходства. Всякое верное отображение (как мысленный образ) находится в указанных отношениях с отображаемым и поэтому может быть охарактеризовано как истинное. Предикат «истинный» выступает, таким образом, как некоторое сокращение для описания отображений, отличающихся указанными выше свойствами. Этим оправдано традиционное определение истины». Аналогичным образом обосновывал понятие «истина» П. А. Флоренский. «Наше русское слово «истина», - писал он, - сближается с глаголом есть («истина» - «естина»)... Истина - «сущее», подлинно-существующее... В отличие от мнимого, не действительного... Русский язык отмечает в слове «истина» онтологический момент этой идеи. Поэтому «истина» обозначает абсолютное само-тождество и, следовательно, само-равенство, точность, подлинность. «Истина», «истинный», «истовый» - это выводок слов из одного этимологического гнезда».

Из приведенных высказываний можно вывести, что «истина» - это такие знания, мысленный образ, которые верно, правильно отображают действительность. При этом не имеет значения, о какой действительности ведется речь - уже произошедшей либо имеющей место в настоящий момент. Однако обосновать данный вывод еще не означает ответить на поставленный вопрос, ибо остается без ответа другой - что следует понимать под «действительностью»?

По мнению П. В. Алексеева и А. В. Панина, с этой точки зрения «Современная трактовка истины...включает в себя следующие моменты. Во-первых, понятие «действительность» трактуется прежде всего как объективная реальность, существующая до и независимо от нашего сознания, как состоящая не только из явлений, но и из сущностей, скрывающихся за ними, в них проявляющихся. Во-вторых, в «действительность» входит также и субъективная действительность, познается, отражается в истине также и духовная реальность. В-третьих, познание, его результат - истина, а также сам объект понимаются как неразрывно связанные с предметно-чувственной деятельностью человека, с практикой; объект задается через практику; истина, то есть достоверное знание сущности и ее проявлений, воспроизводима на практике. В-четвертых, признается, что истина не только статичное, но также динамичное образование; истина есть процесс». Следовательно, заключают названные ученые, характерной чертой истины является наличие в ней объективной и субъективной сторон. По определению - она в субъекте, но она же и вне субъекта как реальность. «Когда мы говорим, что истина «субъективна», это значит, что она не существует помимо человека и человечества; истина объективна - это значит, что истинное содержание человеческих представлении не зависит ни от человека, ни от человечества». Сказанное означает, что в последнем случае человеческие представления, познания соответствуют объективной реальности, действительности. И, напротив, если человеческие представления, познания не отражают действительности, то, следовательно, на каком-то этапе их формирования произошел, образно говоря, сбой, то есть сработал субъективный фактор, исказивший познание, мысленный образ по отношению к действительности.

Рассматривая так объективную истину, необходимо в то же время иметь в виду, что о ней как данности реальной действительности можно вести речь лишь в конкретном выражении. Невозможно говорить об объективной истине в абстрактной форме. В этом случае существует огромный риск допустить ошибку и принять за объективную истину то, что происходило или происходит в другом месте, в другое время, в других отношениях и т. д. «Ведь о каждом предмете можно высказать столько истин, - пишут И. В. Ватин, В. П. Кохановский и другие авторы, - сколько в нем сторон, связей, отношении и т. п., т. е. достаточно много, но отнюдь не одну истину». Поэтому требование конкретности истины должно выполняться неуклонно.

Конкретность истины - это зависимость знания от связей и взаимодействий, присущих тем или иным явлениям, от условий, места и времени, в которых они существуют и развиваются.

Учитывая наличие в объективной истине объективной и субъективной сторон, в ней выделяют 3 аспекта: бытийственный, аксиологический и праксеологический.

Бытийственный аспект выражается в фиксации в ней бытия как предметно-субстратного, так и духовного. Это бытие «является данным субъекту как объект, т. е. как объективная реальность, хотя и сопряженная с субъектом, но находящаяся вне субъекта познания». Аксиологический аспект истины состоит в нравственно-этической, эстетической и праксеологической наполненности, в тесной связи со смыслом жизни, с ее ценностью для всей, в том числе практической деятельности человека. Праксеологический аспект истины входит в ее аксиологический аспект, но выделяется для полноты исследования. Он указывает на то, что истина есть характеристика определенного отношения между идеей и предметом и поэтому должна включать в себя как объективное знание о свойствах предмета, так и субъективное понимание возможностей его практического употребления. Исходя из этих посылок, например, Б. И. Липский определяет истину как «содержание человеческого сознания, соответствующее объективной реальности и выступающее теоретической основой ее преобразования для достижения субъективной цели»

Изложенные положения, выведенные в философии и теории познания, могут и должны быть использованы для определения объективной истины в уголовно-процессуальном доказывании. Руководствуясь этими положениями, приходим к выводу, что под «соответствием выводов следствия и суда о фактических обстоятельствах дела действительности» понимается тождество знаний и сделанных на их основе выводов следствия и суда о фактических обстоятельствах дела тем событиям и явлениям, которые имели место в реальной действительности, то есть тому, что было и есть в объективной реальности, включая субъективную и объективную стороны. При этом под субъективной стороной, мы полагаем, следует понимать то, что общественно опасное деяние как реальность не существует помимо и вне человека, ибо есть «продукт» его действий (бездействия). Под объективной стороной - то, что содержание полученных в процессе доказывания знаний о происшедшем событии, явлении соответствует реальному событию, явлению и не зависит ни от органов расследования, прокурора, суда, ни от иных участников уголовного процесса. Иначе говоря, истина есть «результат правильного познания объективной действительности, а не сама действительность. Она объективна потому, что ее содержание соответствует отражаемому объекту и не зависит от субъективных устремлений человека».

Однако мы не можем ограничиться сделанными выводами, ибо специфика уголовно-процессуального доказывания обязывает исследовать второй вопрос - какие именно обстоятельства дела и в каких пределах должны соответствовать действительности?

Здесь необходимо отметить, что среди ученых, занимающихся проблемой истины в уголовном процессе, нет единства мнений. При этом расхождения в них весьма существенные. Одни ученые полагают, что понятием объективная истина в уголовном процессе охватываются только достоверные выводы органов расследования, прокуратуры и суда о фактических обстоятельствах, подлежащих установлению по уголовному делу, выводя тем самым за ее рамки обоснованность квалификации, законность и справедливость назначенных вида и меры наказания. Они исходят из того, что социально-правовая сущность содеянного не является категорией объективной действительности, а потому не может включаться в понятие объективной (материальной) истины по делу.

Возражая против такой позиции, их оппоненты включают в содержание объективной истины, помимо указанных обстоятельств, также квалификацию (юридическую оценку) содеянного и наказание. В обоснование для такого вывода приводятся различные доводы. Например, В. Я. Дорохов считает, что определение содержания объективной истины учеными первой группы находится в полном соответствии с определением истины, даваемым в науке диалектического материализма. «Но философское определение истины как истины объективной не преследует цели раскрытия конкретного содержания всех знаний, получаемых в различных областях науки и практической деятельности. Это входит в задачу других естественньгх и общественных наук. Определение содержания истины как соответствия выводов следователя и суда фактам объективной действительности недостаточно, потому что в нем не отражаются специфические особенности, не только свойственные явлениям природы, но и присущие тем или иным общественным явлениям». И далее «сторонники взгляда на объективную истину как на простое соответствие выводов суда фактам объективной действительности, фактам в их внешнем проявлении обедняют содержание объективной истины, искусственно отделяют основные качества действий от самих действий, чего нельзя сделать, не вступив в противоречие с действительностью». Мнение названного ученого поддержал и развил Ф.Н. Фаткуллин. «В уголовном судопроизводстве, - пишет он, - не менее важно познание степени общественной опасности и других свойств установленных фактов, характеризующих их социально-правовое существо. Имевшиеся в действительности факты и их свойства - внешняя и внутренняя стороны содеянного - одинаково значимы для правильного разрешения дела. Пока не познаны и сами факты, и все их существенные свойства, нельзя признать истину по делу достигнутой, поскольку истина всегда «есть узнанная сущность».

Придерживаясь аналогичного мнения, ряд ученых пытаются подкрепить его ссылками на содержание предмета и объекта доказывания по уголовному делу. «Достижение объективной истины по уголовному делу, - пишет 3.3. Зинатуллин, - на основе уголовно-процессуального доказывания во многом предопределяется четким представлением о предмете данной деятельности». По его мнению, любые черты, свойства того или иного деяния, в том числе и учитываемые в качестве конструктивных признаков состава конкретного преступления, существуют объективно, независимо от сознания следователя, прокурора, суда. Поэтому уголовно-процессуальное доказывание и есть познание реальной действительности, фактов и обстоятельств конкретного уголовного дела в их социально-правовой сущности. В этой связи, кроме того, «нельзя отделять процесс отыскания истины по делу от применения следователем, прокурором, судьей норм права, поскольку это есть две стороны единого процесса, которые переплетаются, взаимовозникают в процессе познания окружающей, независимой от нашего сознания объективной реальности». Подобное мнение высказано В. С. Зеленецким.

Рациональным зерном в этих соображениях является то, что содержание объективной истины действительно ошибочно сужать до достоверных выводов органов расследования, прокурора и суда о происшедшем событии. Такой подход означал бы, что ее (истины) содержанием охватываются лишь фактические обстоятельства общественно опасного деяния. Иные же обстоятельства, входящие в предмет доказывания и подлежащие установлению по делу, находятся за ее пределами. Например, смягчающие и отягчающие вину обстоятельства, обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость, характеризующие психические и иные свойства личности. Это было бы абсолютно неверно.

Вместе с тем невозможно согласиться с названными авторами в том, что в содержание объективной истины по уголовному делу необходимо включать юридическую оценку содеянного и наказание.

Во-первых, с одной стороны, указанные обстоятельства находятся за рамками предмета доказывания по уголовному делу. Этой точки зрения придерживается большинство ученых-процессуалистов. Такой вывод вытекает из прежнего и ныне действующего уголовно-процессуального закона (ст. 68 УПК РСФСР, ст. 73 УПК РФ).

На наш взгляд, данная позиция обоснована, ибо предмет доказывания должен быть единым для всех уголовных дел и сквозным для всех стадий уголовного процесса. Если его расширить за счет включения юридической оценки и наказания, то он будет «недосягаем» для органов расследования, чего нельзя допускать. С другой стороны, предмет доказывания, зачастую, требует большей детализации при установлении истины по делу, нежели требуется для квалификации по определенной статье уголовного закона.

Во-вторых, как верно пишет И.Л. Петрухин, «в отличие от фактов, правовые оценки, вводимые законодателем и применяемые следователями и судами, субъективны и произвольны, поэтому они не должны включаться в понятие истины. То же самое относится к видам и мерам наказания. За одно и то же деяние в разные исторические периоды законом предусматриваются различные наказания - от смертной казни до применения мер общественного воздействия... Надо также учитывать, что назначенные судом вид и мера наказания - не факты, а в сущности субъективный прогноз о времени и условиях, необходимых для исправления преступника».

К этому необходимо добавить то, что и юридическая оценка, и мера и вид наказания имеют место быть значительно позже произошедшего деяния. Кроме того, они - его результат, который наступает после того, как доказывание с точки зрения требований уголовно-процессуального закона завершается соответствующим решением. И более того, квалификация деяния и наказание, назначаемое лицу за его (деяние) совершение, - это «деяние» самих органов расследования, прокуратуры и суда, что не может быть объектом познания их самих, так как противоречит самой сути уголовно-процессуального доказывания, главной чертой которого выступает ретроспективный и опосредованный характер познания ранее произошедших событий и явлений.

Наконец, если в объективную истину включить указанные обстоятельства, то следует признать', что при прекращении уголовного дела либо уголовного преследования независимо от оснований прекращения и органов, принимающих это решение, объективная истина не устанавливается, поскольку ни мера, ни вид наказания не определяются. Между тем согласиться с данным выводом нельзя. Фактическим основанием для принятия такого решения по общему правилу должна являться объективная истина, установленная по конкретному уголовному делу, т.е. соответствие знания органов расследования, прокуратуры и суда об объективных обстоятельствах, входящих в предмет доказывания, реальной действительности. Единственным исключением из этого правила может быть прекращение дела либо уголовного преследования за непричастностью подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления. Но данная формулировка говорит сама за себя.

Следовательно, содержанием объективной истины следует признать обстоятельства, входящие в предмет доказывания по уголовному делу.

Далее, исследуя данный вопрос, надо помнить о том, что объективная истина в уголовном процессе имеет особенность, обусловленную спецификой уголовно-процессуального доказывания. Заключается она в том, что в уголовном процессе мало располагать знаниями, их необходимо еще сформулировать и изложить в соответствующих процессуальных документах и, кроме того, в установленной законом форме - форме выводов и решений, то есть предпринять предусмотренные законом действия с тем, чтобы знания, «факты из «истины в себе» стали «истиной для нас».

Таким образом, обобщая сказанное, понятие объективной истины в уголовном процессе следует определить как соответствие содержащихся в итоговых выводах и решениях органов расследования, прокуратуры и суда знаний об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания по уголовному делу, реальной действительности.

Что касается пределов исследования указанных обстоятельств, вопроса о том, абсолютная либо относительная истина устанавливается по делу, то здесь автор придерживается мнения И. Л. Петрухина, который обоснованно полагает, что в уголовном судопроизводстве в принципе возможно бесконечное, углубленное изучение каждого элемента предмета доказывания по уголовному делу. «Но такая степень детализации исследования в уголовном процессе бессмысленна (хотя со временем она может и расширяться), поэтому применение категорий абсолютно-относительной истины в отношении этого вида деятельности не имеет оснований».

Возвращаясь к затронутой ранее проблеме, следует признать: бессмысленно и псевдонаучно отрицать то, что в реально судебно-прокурорско-следственной практике невозможно установить объективную истину по каждому уголовному делу. К тому есть и объективные и субъективные причины. Нельзя забывать и о том, что УПК РФ установил презумпции, которые предполагают вынесение решений в ситуации, когда достигнутый органами расследования, прокуратурой и судом уровень знаний по уголовному делу не может быть расценен как отвечающий требованиям объективной истины. Можно выделить два вида таких презумпций: 1) когда возможности органов расследования, прокуратуры и суда исчерпаны и когда они признают, что не в состоянии установить объективную истину, прекращая уголовное дело либо уголовное преследование за непричастностью подозреваемого, обвиняемого, подсудимого к совершению преступления; 2) когда такие возможности имеются, но с целью обеспечить оперативность приведения решения суда в исполнение, а значит, и с целью достичь большего эффекта по предупреждению преступлений, воспитанию и исправлению лица, совершившего преступление. И, кроме того, для экономии времени, сил и средств органов судопроизводства и государства в целом признается допустимым постановление приговора в отсутствие гарантий того, что по делу объективная истина установлена.

Кроме того, невозможно игнорировать то обстоятельство, что суду в современном уголовном процессе де-факто отведена несколько иная роль, нежели она была в советском уголовном процессе. Она заключается в том, чтобы создавать условия для стороны защиты и стороны обвинения обосновывать при помощи представляемых ими доказательств свою позицию. Теперь он не является субъектом, на котором лежит бремя доказывания вины лица, привлеченного в качестве обвиняемого. Следовательно, в настоящее время объективно цель уголовно-процессуального доказывания, стоящая перед субъектами, на которых возлагается бремя доказывания, и цель, которая определена уголовно-процессуальным законом для суда, не совпадают. Здесь сложно не согласиться с В. В. Никитаевым, который пишет, что в настоящий период де-факто «следственная и судебная практики - это разные практики».

В то же время, имея в виду, что, несмотря на указанное положение, УПК РФ тем не менее ставит перед судами задачу выносить законные, обоснованные и справедливые решения. В идеальном варианте таковыми можно признать только такие решения, в которых имеется полное совпадение объективной и процессуальных истин. К сожалению, несколько повторяясь, - это идеальный вариант, который достигается далеко не по каждому уголовному делу. Судебная практика признает законными, обоснованными и справедливыми судебные решения, по которым установлена процессуальная истина. С этим приходится мириться, признавая, что по разным причинам, в частности, при особом порядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением объективная истина в суде, зачастую, не достигается. Вместе с тем ни общество, ни граждане не могут и не должны смириться с тем, что под предлогом обеспечения ложной беспристрастности и ложного нейтралитета суды уклоняются от проверки представляемых доказательств посредством производства таких действий, как осмотр местности и помещения, следственный эксперимент, предъявление для опознания, освидетельствование. Некоторыми авторами и практическими работниками совершенно необоснованно это квалифицируется как действия, свидетельствующие об обвинительном уклоне суда, хотя между ними и обвинительным уклоном нет никакой связи. Обвинительный уклон есть действия, обусловленные мотивациями субъективного характера и направленные на получение обвинительных доказательств. Он может присутствовать как при активной, так и при пассивной позиции суда. Например, суд может создавать условия для работы стороны обвинения и не реагировать должным образом на доказательства, представляемые стороной защиты, и наоборот. Проверка же доказательств посредством указанных судебных действий предполагает получение новых и дополнительных доказательств, позволяющих суду полно, объективно и всесторонне исследовать представленные стороной защиты и обвинения доказательства. Поэтому есть все основания возвратить в уголовный процесс принцип полного, объективного и всестороннего исследования обстоятельств дела, как доказавший свою необходимость и гарантию обеспечения законности и обоснованности судебных решений. Тем более, что из содержания ст. 73 УПК данный принцип вытекает. «Объективность и всесторонность, - пишет П. А. Лупинская,- остаются принципиально важными условиями доказательственной деятельности. Поэтому несостоятельны упреки в том, что новый УПК РФ, отнеся следователя к «участникам уголовного судопроизводства на стороне обвинения», видит в нем лицо, вся деятельность которого направлена на одностороннюю деятельность по уголовному преследованию, обвинению. Такое мнение находится в противоречии со ст. 73 УПК, включающей такой круг обстоятельств, подлежащих доказыванию, который обязывает всесторонне выяснить обстоятельства дела».

С другой стороны, провести исследования по вопросу о том, насколько оправдано введение института особого порядка принятия судебного решения.

К данному предложению примыкает и другое - предложение реанимировать институт возвращения уголовных дел прокурору для производства дополнительного расследования. Ибо невозможно в целом ряде случаев обеспечить реализацию принципов законности, полного, объективного и всестороннего исследования обстоятельств дела, обеспечения права обвиняемого на защиту и, наконец, независимости суда и подчинения его только закону, не направив дело для производства дополнительного расследования. Например, с целью исправить чисто техническую ошибку, допущенную в постановлении о привлечении лица в качестве обвиняемого, чтобы, образно говоря, «поменять местами» взрослого подсудимого с несовершеннолетним (если последний взял на себя вину взрослого за совершение более тяжкого преступления), для отмены постановления следователя, дознавателя о прекращении уголовного дела либо преследования в отношении лица, преданного суду, по небрежности не отмененного прокурором до направления дела в суд, и т. п. Это необходимо не только с точки зрения здравого смысла, поскольку некоторые положения УПК РФ действительно оказались оторванными от реальности, но и с точки зрения обеспечения основополагающих принципов уголовного процесса и уголовного права, в том числе с позиций принципов состязательности и равноправия сторон, справедливости назначаемого наказания.

По мнению автора, нельзя, исходя из сущности названных принципов, ставить стороны обвинения и защиты в неравное положение, как нельзя с позиций неравных возможностей установить объективную истину. И больше того, невозможно с этих позиций добиться постановления законного, обоснованного и справедливого решения, основываясь хотя бы на процессуальной истине. Автор вынужден об этом писать, ибо в указанных выше случаях, вследствие содержащегося в УПК РФ запрета возвращать дела для производства дополнительного расследования, суд вынужден, вопреки установленным обстоятельствам дела, вопреки внутреннему убеждению, вопреки закону и принципу независимости суда и подчинения его только закону, принимать решения, противоречащие материалам дела и имеющимся доказательствам. В Российской действительности это - нонсенс, основанный не на принципе гуманности, а на ложных представлениях о нем.

На основании проведенных исследований, учитывая, что суд не является субъектом, на которого возлагается бремя доказывания в том смысле, в котором оно возлагается на органы расследования и прокурора, определить в теории доказывания, с одной стороны, цель уголовно-процессуального доказывания, а с другой - цель правосудия.

Целью уголовно-процессуального доказывания, которая вытекает из требований уголовно-процессуального закона для органов расследования и прокуратуры, следует определить достижение объективной истины на основе полученных в полном соответствии с законом и надлежащим образом оцененных доказательств. Целью правосудия - постановление законного, обоснованного и справедливого приговора, определения, постановления. Естественно, в идеальном варианте она может быть достигнута только в том случае, если объективная и процессуальная истины полностью совпадут. Однако, исходя из реальных возможностей, цель правосудия можно считать достигнутой в случае, если восторжествует процессуальная истина, то есть если судебное решение будет основано на материалах уголовного дела, полностью соответствовать имеющимся в нем доказательствам, надлежаще проверенным и оцененным.

Подводя итог, приходим к следующим выводам.

1. Объективной истиной в уголовном процессе является соответствие содержащихся в итоговых выводах и решениях органов расследования, прокуратуры и суда знаний об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания по уголовному делу, реальной действительности.

2. В реальной судебной и прокурорско-следственной практике установить по каждому уголовному делу объективную истину невозможно. Это обусловлено объективными и субъективными причинами, положением и предназначением суда в современном уголовном процессе. Поэтому, исходя из реалий жизни, в теории доказывания необходимо ввести понятия цели уголовно-процессуального доказывания и цели правосудия.

Целью уголовно-процессуального доказывания для субъектов, на которых лежит бремя уголовного преследования, следует признать установление объективной истины, а целью правосудия - установление процессуальной истины.

3. Идеальный вариант цели правосудия следует определить как совпадение объективной и процессуальной истины. Однако такого результата по каждому уголовному делу достичь невозможно. Поэтому под процессуальной истиной следует понимать соответствие выводов и решений суда относительно обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу, доказательствам, собранным, надлежащим образом проверенным и оцененным в процессе доказывания.

4. Признать противоречащими положениям основополагающих принципов уголовного процесса и межотраслевого принципа справедливости назначенного наказания нормы УПК РФ, в которых предусмотрена обязанность суда делать выводы и принимать решения исходя из обстоятельств, не вытекающих из собранных по делу доказательств и сформировавшегося внутреннего убеждения. Такое возможно, например, при необоснованном, по мнению суда, отказе государственного обвинителя от обвинения.

5. С целью создания правовых гарантий по реализации принципа независимости суда и подчинения его только закону дополнительно исследовать вопрос о необходимости вновь предусмотреть в Уголовно-процессуальном законе институт возвращения уголовных дел для производства дополнительного расследования. Кроме того, пополнить перечень принципов уголовного процесса принципом полного, всестороннего и объективного исследования обстоятельств уголовного дела.

Автор: Балакшин В.С.