15.05.2011 23809

Модели и концепции понятия доказательства (статья)

 

Специфика уголовно-процессуальной деятельности не могла не отразиться на выработке понятия «доказательство» в уголовном процессе. Если, например, в логике с помощью доказательств (системы умозаключений) выводится новое положение, подтверждается либо опровергается выдвинутый тезис, то в уголовном судопроизводстве доказательство - это средство установления и доказывания обстоятельств совершенного деяния, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела. Это особое положение доказательства в уголовном (а также в гражданском, арбитражном) процессе не упростило, а во многом осложнило формирование его научно-обоснованного понятия.

По названной проблеме были высказаны десятки мнений и предложений, дискуссии по ней то затихали, то вновь обострялись. Характерно, что нередко побуждали к этому происходящие в стране политические события.

Между тем понятие доказательства как уголовно-процессуальной категории не может находиться в зависимости от какой-либо политической конъюнктуры, взглядов политических деятелей. Оно должно определяться целью уголовного процесса, его основополагающими принципами, обеспечивающими достижение истины и постановление законного и обоснованного решения по делу. Понятие доказательства должно быть неизменным независимо от чьих-либо взглядов на судоустройство, на роль суда и органов расследования в установлении обстоятельств содеянного.

Данную уголовно-процессуальную категорию необходимо исследовать, научно обосновать и поставить, как предлагает Е. А. Доля, во главу угла уголовного процесса в качестве одного из базовых начал.

Думается, решению этой сложной задачи могут способствовать обобщение и анализ если не всех, то, во всяком случае, большинства существующих моделей и концепций понятия «доказательство».

Одну из удачных попыток здесь предпринял Ю. К. Орлов, выделивший пять таких моделей или концепций: 1) донаучную (архаическую) концепцию доказательства; 2) «двойственную» концепцию доказательства; 3) логическую модель; 4) информационную концепцию; 5) смешанную или синтезированную концепцию доказательства. Рассмотрим их подробнее.

Донаучная (архаическая) концепция понятия доказательства. Известный юрист XVIII-XIX столетий Бентам определял доказательство как «общее название, даваемое каждому факту, когда он представляется на рассмотрение судьи с целью вызвать в последнем убеждение в существовании факта, долженствующего послужить основанием для судебного приговора». Русский дореволюционный юрист Л. В. Владимиров также считал доказательством всякий факт, имеющий назначением вызвать в суде убеждение о существовании или не существовании какого-либо обстоятельства, составляющего предмет судебного исследования. В одной из работ он писал: «Все, что наполняет мир вещественный, все, что может быть нами воспринято из мира духовного, может составлять уголовное доказательство». Как это ни странно, похожую позицию занимал А. Я. Вышинский: «Судебные доказательства - это обычные факты, те же совершающиеся в жизни явления, те же вещи, те же люди, те же действия людей. Судебными доказательствами они являются лишь постольку, поскольку вступают в орбиту судебного процесса, становятся средством для установления интересующих суд и следствие обстоятельств, для решения интересующих суд и следствие вопросов».

Иначе говоря, сторонники рассматриваемой концепции не придавали значения такому атрибуту судебного доказательства, как процессуальная форма. Не акцентировали они внимания и на том, что может вызвать у судьи убеждение в существовании факта, который ляжет в обоснование судебного решения, - фактические данные об обстоятельствах содеянного либо удачно сформулированное стороной умозаключение об этих обстоятельствах.

«Двойственная» концепция понятия доказательства. Эта концепция возникла в 30-е гг. прошлого столетия и, сформировавшись, длительное время являлась приоритетной в нашей стране. По ней понятие доказательства имеет два значения: 1) факты, на основе которых устанавливается наличие преступления или его отсутствие, виновность либо невиновность лица в совершении деяния, иные обстоятельства дела; 2) источники (по терминологии отдельных авторов - средства доказывания) из которых органы расследования и суд такие факты получают, - показания свидетелей, потерпевших, подозреваемых, обвиняемых, заключения экспертов и др. Названную концепцию сформулировал и развил известный ученый в области уголовного процесса и права М. С. Строгович. Аналогичной позиции длительное время придерживались М. А. Чельцов, М. М. Гродзинский, Р. Д. Рахунов, Л. Якуб.

Отметим, что во многом их подход был обусловлен позицией законодателя, ибо в ст. 58 УПК РСФСР 1923 г. доказательствами назывались как фактические данные, так и показания свидетелей, заключения экспертов, другие источники. Между тем двойственность значения понятия «доказательство» существенно осложняла исследование данной и других проблем теории доказывания, порождала неоднозначность использования доказательств на практике.

В литературе неоднократно справедливо отмечалось, что во многих случаях приходилось домысливать, в каком значении (первом или втором) автор соответствующей работы употребил анализируемый термин. Поэтому в ст. 16 Основ уголовного судопроизводства 1958 г. появилась новая формула (хотя в проекте Основ, опубликованном в июне 1957 г. для широкого обсуждения, сохранялось старое положение). В статье было предусмотрено, что доказательствами являются «любые фактические данные, на основе которых в определенном законом порядке органы дознания, следователь и суд устанавливают наличие или отсутствие общественно опасного деяния, виновность лица, совершившего это деяние, и иные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела». Эту норму восприняли УПК ряда республик Союза ССР (ст. 69 УПК РСФСР), что и положило начало формированию логической модели доказательств.

Логическая модель понятия доказательства. По мнению С. А. Голунского, с принятием Основ уголовного судопроизводства 1958 г. двойственное значение понятия доказательства было устранено. «Уголовно-судебные доказательства, - писал он, - это фактические данные; источники же таких данных доказательствами не являются». В связи с изменением законодательства многие ученые пересмотрели свою позицию по указанной проблеме. М.М. Гродзинский стал последовательно придерживаться точки зрения С.А. Голунского.

М. А. Чельцов занял более жесткую позицию, предложив понимать под доказательствами только факты, а не сведения о них. По его мнению, неверны по сути даже выражения «сомнительные доказательства», «противоречивые доказательства», так как обозначаемые ими объекты не могут быть отнесены к доказательствам. Факты же не могут быть сомнительными или недоброкачественными: они либо существуют, либо не существуют.

Точку зрения М. А. Чельцова отличают определенная строгость и последовательность суждений. Но в этом и ее слабые стороны. По сути, доказывание здесь сводится к логическому процессу - оперированию фактами -доказательствами. Однако если доказательствами являются только факты, то как и откуда они берутся в уголовном деле? Сами по себе, в готовом виде они в уголовном процессе не существуют, а значит, их необходимо устанавливать с помощью фактической информации, содержащейся в соответствующих источниках. Образно говоря, эти доказательства нужно доказать при помощи других доказательств. Между тем в уголовно-процессуальном доказывании подобной неопределенности быть не должно. Далее: каким образом органы расследования, прокурор, суд должны выявлять, закреплять, истребовать такие факты? Есть ли смысл проводить их проверку и оценку, если это достоверно установленные факты-доказательства?

Указанные и некоторые другие возражения стали причиной того, что теория М. А. Чельцова не получила дальнейшего развития. В качестве альтернативы была предложена новая концепция, получившая название информационной.

Информационная концепция понятия доказательства. Как отмечал Ю. К. Орлов, она «появилась под влиянием кибернетических идей и теорий, в самый разгар «кибернетического бума» и явилась мощным толчком для интенсивной разработки информационного аспекта доказывания, максимального использования достижений кибернетики в теории доказательств. Ее создателем был В. Я. Дорохов». Центральная идея концепции - утверждение о том, что доказательство есть единство сведений (информации) и их источника (материального носителя). Иначе говоря, в понятие доказательств включаются не сами факты, а сведения о них в совокупности с источниками. В основу понятия положена материя, которая может быть выявлена, обнаружена, собрана, проверена, оценена.

Концепция, таким образом, отвечает требованию, согласно которому никакое доказательство не имеет заранее установленной силы и должно оцениваться по внутреннему убеждению соответствующего должностного лица или органа.

Концепция получила признание, используемое в ней понятие доказательства стало широко распространенным. Споры, однако, возникли вокруг понятия «источник доказательств». Большинство авторов высказалось против точки зрения В. Я. Дорохова, который посчитал, что таким источником всегда выступает человек - субъект, занимающий определенное процессуальное положение. Названный вопрос требует самостоятельного исследования, и будет рассмотрен ниже.

Смешанная или синтезированная концепция понятия доказательства.

Сторонники ее признают доказательствами: во-первых, факты, во-вторых, сведения о фактах, в-третьих, источники этих фактов. При этом они разделились на две группы. Представители первой группы считают доказательствами «единство сведений (информации) и источника, если речь идет об информационном пути доказывания, и факты-аргументы, если имеется в виду логический путь доказывания. Представители второй - Ф. Н. Фаткуллин, И. И. Мухин, Г. Ф. Горский, Л. Д. Кокорев, П. С. Элькинд - к ним относят и факты, и сведения о них, если они содержатся в предусмотренном законом источнике.

На наш взгляд, имеются основания вычленить еще одну концепцию, которая, по своей сути, выступает как «прагматическая» модель понятия доказательства. По мнению одного из ее авторов (С. А. Пашина), «доказательствами служат процессуально оформленные сообщения, а также документы или другие предметы, которые правомерно использовать в судопроизводстве для установления фактов, учитываемых при вынесении процессуальных решений, в особенности - приговоров». «Сообщения, а также документы или другие предметы» С. А. Пашин относит к «материалам», делая вывод о том, что «все доказательства суть материалы, но не все материалы могут быть доказательствами».

Аналогичное понятие было заложено в ст. 147 общей части проекта Уголовно-процессуального кодекса РФ, подготовленного в свое время авторским коллективом под руководством названного автора. В указанной статье, озаглавленной «Понятие доказательства», говорится, что «доказательствами являются любые законно полученные судом или сторонами предметы, документы и другие материалы, использование которых в соответствии с положениями настоящего Кодекса допустимо для установления обстоятельств происшествия, а также иных имеющих значение при производстве по уголовному делу обстоятельств». Приведенная формулировка была обоснованно подвергнута критике. Как правильно заметил Е.А. Доля, в ее основе лежит идея объективизации доказательств, согласно которой «доказательства нельзя помещать в голову человека надо обращаться не к «сведениям», «данным» или «информации», существующим в сознании и вербализуемым в коммуникации, а к самим показаниям, предметам, документам». Однако эта идея практически невыполнима в силу следующих обстоятельств.

Во-первых, что значит обращаться не к «сведениям», «данным», «информации», а к самим показаниям? Разве показания сами по себе есть доказательства? Они приобретают статус таковых при соблюдении ряда условий, предъявляемых и к их процессуальной форме, и к содержанию. Последнее предполагает не что иное, как наличие в показаниях сведений, данных, информации, имеющих отношение к предмету доказывания расследуемого дела. Если их нет, либо допрашиваемый не указывает источника своей осведомленности, то говорить о доказательствах не приходится.

Аналогично складывается ситуация относительно предметов и документов. Можно, конечно, предположить, что при некоторых обстоятельствах доказательствами могут выступать непосредственно сами предметы и документы как объекты, имеющие какую-то форму, размеры, вес и т. д., т. е. как реалии внешнего мира (например, предметы одежды, документы, похищенные из квартиры). Но опять же они будут признаны доказательствами не потому, что являются предметами, документами, а потому, что несут в себе определенную информацию, сведения, характеризуются некими свойствами и качествами, в силу которых их можно отличить от других подобных предметов и документов и установить, имеют ли они отношение к конкретному делу, подтверждают либо опровергают обстоятельства, подлежащие доказыванию.

Во-вторых, в определении задействована явно не юридическая терминология, которая может быть истолкована весьма неоднозначно. В первую очередь, вызывает сомнение словосочетание «предметы, документы и другие материалы». Исходя из его смысла и предметы, и документы можно отнести к «материалам». Но помимо предметов и документов к ним (материалам) можно отнести и что-то другое. Что именно, не разъясняется, а разъяснение заменяется общей формулой «использование которых в соответствии с положениями настоящего Кодекса допустимо для установления обстоятельств происшествия...».

Так, согласно проекту кодекса в доказывании возможно и необходимо использовать показания потерпевших, свидетелей и т. д. Между тем вряд ли мы вправе утверждать, что показания как устные сообщения об обстоятельствах дела есть материалы. Если же применить в законе такую формулировку, то многие общеизвестные, общепринятые в мировой практике доказательства не составит труда вообще вывести из процесса. Кроме того, под термин «материалы» легко подвести любой объект и добиваться признания его доказательством на том основании, что предусмотреть в УПК полный перечень того, что допустимо использовать для установления обстоятельств, имеющих значение для дела, просто невозможно.

Представляется, что при решении вопроса о понятии и сущности доказательства в уголовном процессе необходимо руководствоваться следующим.

1. В основе теории доказывания лежит материалистическая диалектика, в частности два центральных ее раздела - гносеология и теория отражения, из которых следует: а) мир материален; б) мир первичен; в) мир отражаем и познаваем.

2. Понятие «доказательство» в уголовном процессе нетождественно этому понятию в формальной и математической логике.

3. В уголовном процессе понятие «доказательство» должно трактоваться, во-первых, единообразно, а, во-вторых, не как формально-логическая, а как уголовно-процессуальная категория.

4. По своей гносеологической и юридической природе «доказательство» как уголовно-процессуальная категория представляет собой фактическую информацию (фактические данные) об обстоятельствах, подлежащих установлению по уголовному делу, и служит объективной основой для промежуточных и итоговых выводов по нему.

5. Будучи процессуальной категорией, «доказательство» должно отвечать ряду требований, совокупность которых позволяла бы гарантировать его достоверность, соблюдение прав и свобод личности в уголовном судопроизводстве, а в конечном счете - установление обстоятельств общественно опасного деяния в том виде, который имел место в действительности.

6. В уголовном процессе недопустимо смешение понятий «доказательство» и «доказывание», ибо это сводит уголовно-процессуальное доказывание к формально-логическому.

7. Посредством доказательств в уголовном процессе не «реставрируется» событие преступления (общественно опасного деяния), а ретроспективно восстанавливаются его фактические обстоятельства. В этом аспекте фактические обстоятельства происшествия представляют собой юридический факт, но не факт реальной жизни, а факт-знание.

Как показал анализ, большинство авторов, анализируя проблему понятия «доказательство», не совсем корректны. Они допускают вольное толкование «доказательства» и некоторых других понятий, логическую непоследовательность. Их рассуждения зачастую не отражают действительного положения вещей в уголовном судопроизводстве. В силу перечисленных причин, представляется, и наблюдается такой большой разброс мнений по проблемам теории доказывания в целом и понятия «доказательство» в частности.

Ключевым для уяснения сущности и определения понятия «доказательство» в уголовном процессе, думается, является вопрос о сущности и толковании понятия «факт» и различных словосочетаний с ним. Его исследование важно хотя бы потому, что в четырех из шести описанных концепций термин «факт» выступает отправной либо одной из отправных категорий. В двух из них между понятиями «доказательство» и «факт» ставится знак равенства. Поэтому не приходится удивляться, что В. В. Никитаев выступил с концепцией так называемой» догмы факта» и пришел к выводу, что в процессе доказывания устанавливается не объективная (материальная) истина, а субъективное состояние уверенности или процессуальная истина. На его взгляд, «догма факта, присутствующая во всех трех концепциях, заключается в утверждении, что факты существуют сами по себе, что известного рода вещи как бы по самой своей природе являются фактами, хотя бы они и не были нам известны. Над этим слоем фактов как бы надстраивается слой сведений о фактах, производимых теми или иными источниками, которым эти факты даны (или были даны) как они есть». И заканчивая свой анализ или, по его выражению, «догму факта», дальше ученый пишет, «что она только тогда действительно выполняет свое предназначение - а именно, обосновывает и обеспечивает догму реставрации, - и, следовательно, получает свое завершение, когда факты, фактические данные и доказательства так или иначе отождествляются. Только вследствие такого принципиального неразличения можно быть уверенным в том, что видишь «картину совершенного преступления».Отвлекаясь от некоторых юридических неточностей в приведенных рассуждениях, следует признать, что в главном В. В. Никитаев прав. Некоторые авторы, исследуя проблему понятия «судебное доказательство», не только отождествляли факты, фактические данные, побочные факты и доказательства, но и позволяли себе очень свободно ими оперировать. По большому счету, любое явление, событие, любой предмет, вещь, документ, любые действия либо бездействие, которые были или есть, подпадают под понятие «факт». В это широкое понятие не входит, пожалуй, только то, что еще не произошло. И, конечно, любой следователь на практике сталкивается со множеством фактов. «Фактов вообще» так много, что нечего и пытаться определить юридические факты путем перебора. Кроме того, одни факты входят в другие, связаны с ними, факты образуют конгломераты и сети. Иначе говоря, перед следователем протекает сплошной поток жизни, и он факты не «собирает», а выделяет, «вырезает». Однако относиться к этому нужно не критически, как делает В. В. Никитаев, а достаточно спокойно, поскольку подобные действия следователя есть нормальный, диалектический путь доказывания обстоятельств дела. Он не может строиться по-другому. «Следователь, судья обращают внимание на те факты, предметы, явления и свойства, которые необходимы для раскрытия преступления. Другие воспринимаемые факты, не имеющие такого практического значения, не выделяются при их восприятии и не фиксируются в материалах дела». Задача следователя, дознавателя, судьи заключается в том, чтобы не упустить из вида сведения и обстоятельства, имеющие значение для дела. В таком же положении, по существу, находятся и другие субъекты уголовно-процессуального доказывания. Вместе с тем здесь необходимо уточнить, что в силу специфики уголовного судопроизводства субъекты доказывания, выделив факты и пропустив их через свое сознание, обязаны это оформить, придать им соответствующую процессуальную форму. И в дальнейшем все субъекты доказывания имеют дело уже не с самими реальными фактами, независимо от природы их происхождения, а с представлениями о них, со знаниями об этих фактах. «Здесь на первый план вместо эмпирического выступает рациональное, на базе ощущений и представлений мысленно восстанавливаются исследуемые события (обстоятельства), раскрывается их сущность». В этом смысле, следовательно, речь необходимо вести лишь о сведениях, о фактических данных. Не меняет гносеологической природы фактов и то обстоятельство, что в какой-то момент расследования или судебного разбирательства следователь, прокурор, суд и другие участники процесса могут их воспринимать реально и непосредственно (например, орудие преступления). Ведь, в любом случае, в протоколах следственных и судебных действий должны получить отражение и быть зафиксированы не только факт (здесь не описка!) производства следственного, судебного действия, но и его результаты: наименование предмета, его форма, размеры, дефекты и т. д. А это не что иное, как сведения о предмете, фактические данные. Несоблюдение процессуальной формы предопределяет исключение источника и, естественно, содержащихся в нем фактических данных из системы средств доказывания по уголовному делу. Невыполнение установленного уголовно-процессуальным законом порядка производства иных процессуальных действий, которые повлекли за собой лишение или стеснение гарантированных законом прав и интересов участников процесса, квалифицируются как существенные нарушения уголовно-процессуального закона, обусловливающие признание этих действий и их результатов не имеющими юридического значения.

Например, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РФ оставила частный протест прокурора Челябинской области без удовлетворения, признав законным и обоснованным постановление судьи областного суда о возвращении уголовного дела в отношении Янг Пиня и Яо Джайфенга для производства дополнительного расследования в связи с существенным нарушением уголовно-процессуального закона. Свое решение коллегия мотивировала следующим образом: «Как видно из материалов дела и правильно указано в постановлении судьи, органами следствия при предъявлении обвинения были нарушены требования ст. 151 УПК РСФСР, выразившиеся в том, что переводчик 3. не была предупреждена следователем об уголовной ответственности за заведомо неправильный перевод. Кроме того, обвиняемым не разъяснено их право заявить отвод переводчику, в протоколах допросов Янг Пиня и Яо Джайфенга в качестве обвиняемых переводчиком не подписана каждая страница протоколов допроса. Названные в постановлении судьи нарушения, допущенные следственными органами, не могут быть устранены в судебном заседании». Таким образом, Судебная коллегия признала действия следователя, произведенные при предъявлении обвинения, а также полученные с нарушением установленного порядка доказательства не имеющими юридической силы.

Изложенное позволяет заключить, что обращение к понятию «факт» с целью определить понятие «судебное доказательство» методологически неверно. Аналогичные выводы напрашиваются и в отношении отождествления факта и фактических данных (сведений о фактах), а также введения в уголовно-процессуальную лексику под видом доказательств понятия «доказательственные факты». Это приводит к путанице, тавтологии и, если не уводит исследователей от формулирования научно обоснованного понятия доказательств в уголовном процессе, то, во всяком случае, существенно его осложняет. Так, авторы гл. IV «Теории доказательств...» пишут: «Закон понятие доказательств связывает с понятием фактов, обстоятельств объективной действительности. Назначение доказательств определяется необходимостью познать обстоятельства совершившегося в прошлом события». На первый взгляд все верно, но если внимательно проанализировать смысл приведенного текста, то следует прийти к выводу, что назначение доказательств (они же факты, обстоятельства объективной действительности), по мнению данных авторов, заключается в том, чтобы познать те же факты, обстоятельства, т. е. доказательства получить с помощью доказательств, а факты познать через факты.

Далее, подразделяя «факты, с которыми закон связывает доказательства», на две группы (входящие и не входящие в предмет доказывания), авторы не поясняют, что имеется в виду: факты реальной действительности, факты-знания, факты, которые описываются в предъявляемом лицу обвинении, либо факты-аргументы, с помощью которых логическим путем выводятся обстоятельства совершения преступления. Противоречивые утверждения в связи с рассматриваемым вопросом можно встретить в исследованиях одного и того же автора. Например, Ф. Н. Фаткуллин сначала подверг критике попытки других авторов свести все фактические данные к объективно существующим фактам, а несколько ниже стал утверждать, что под «те любые фактические данные» необходимо подвести и «сами доказательственные факты, если они признаны достоверно установленными». Как справедливо отметил В. М. Розин, «в юридической практике и науке доказательство отождествляется то с основаниями доказательства, то с реальными фактами, по поводу которых строится доказательство, то с самим процессом доказывания. При таком понимании доказательства ошибки неизбежны».Действительно, анализ обозначенной проблемы должен быть более последовательным. При этом необходимо стремиться к тому, чтобы используемые понятия и термины толковались в соответствии с их этимологическим смыслом и с учетом его употреблялись. Безусловно, придание какому-то термину одного значения не должно влечь за собой аннулирование иных его значений. Вместе с тем это позволит ясно и единообразно толковать нормы права, события и явления, избежать ненужных дискуссий. «Четкое разграничение значений термина «факт», - констатирует А. Ф. Черданцев, -способствует четкости рассуждений в практической деятельности, четкости и определенности в научных доводах и научных выводах». Данный аспект, думается, и является наиболее слабым звеном в исследованиях рассматриваемой проблемы.

Прежде всего, разберемся в том, в каких значениях в теории доказывания используется понятие «факт».

Проведенный анализ показал, что таковых набирается больше десятка. Достаточно часто это понятие употребляется в значении, определяющем событие преступления, происшествие как свершившуюся реальность. В других случаях оно используется для обозначения обстоятельств совершенного преступления (общественно опасного деяния), но не как имеющих место в реальности, а как установленного в процессе уголовно-процессуального познания образа происшедшего события. Нередко оно отражает одновременно и часть этого образа, например место совершения преступления либо другие обстоятельства, которые можно объединить одним термином «событие преступления», и реальность. Употребляется это понятие и для обозначения доказательства, причем, как минимум, в четырех случаях: доказательства как реально существующего события; как установленного, доказанного образа этого события, явления; как фактических данных, сведений о событии, явлении; наконец, как аргумента, используемого в логическом доказывании.

Вряд ли приведенный перечень можно признать исчерпывающим. Но это еще одно подтверждение вывода, который был сделан - замыкать понятие «судебное доказательство» на понятие «факт» методологически неправильно.

В юридической науке и практике выделяются два вида фактов: факты-явления действительности и факты - форма человеческого знания. По мнению А. Ф. Черданцева, природа познания такова, что приводит к «удвоению мира» (реальный мир и его образ, представленный в языке и знаниях), вследствие чего в юридической действительности неизбежно «существование юридического факта в двух плоскостях: и как факта реальной жизни, и как факта-знания».

Вполне очевидно, что субъекты, на которых лежит обязанность доказывания, никогда не имеют дела с событием преступления как фактом реальной жизни. Если такое случается, то это лицо не вправе участвовать в уголовном судопроизводстве. Вместе с тем непосредственное созерцание и восприятие следователем, дознавателем, прокурором и судом «следов преступления» в широком смысле не меняет положения, ибо они наблюдают уже другие события, другие факты реальной жизни, хотя и находящиеся, допустим, в причинно-следственной связи с первым. Стало быть, в процессе уголовно-процессуального доказывания не «реставрируется» событие преступления (общественно опасное деяние) как реальный факт жизни, а при помощи средств доказывания восстанавливается образ данного события как факт-знание. Происходит это, как отмечалось, опосредствованным путем, в процессе обнаружения, собирания, закрепления, проверки и оценки доказательств в качестве первоосновы, первоисточника знаний об отдельных либо всех обстоятельствах содеянного. Такой первоосновой могут и должны признаваться лишь фактические данные или сведения о фактах, зафиксированные в предусмотренных законом источниках, а не сами факты реальной жизни. Полученные сведения обязательно фиксируются в языковой и факультативно - в других формах. Несоблюдение данного требования означает отсутствие доказательства как такового. Именно этим «доказательство» как уголовно-процессуальная категория также принципиально отличается от логического доказательства и доказывания.

К сожалению, различные варианты понятия доказательств, содержащиеся в современных актах, в частности в Модельном УПК для государств-участников СНГ, не лишены перечисленных недостатков.

Например, Модельный УПК по сути повторяет формулу, предложенную С. А. Пашиным. В ч. 1 его ст. 142 доказательства определяются как «любые законно полученные судом или стороной сообщения, а также документы и другие предметы, использование которых правомерно для установления обстоятельств, имеющих значение при производстве по делу». В ч. 2 статьи перечисляются общепринятые источники, кроме актов ревизий и документальных проверок; в ч.ч. 3 и 4 формулируются требования, предъявляемые к порядку и способам получения документов и других предметов, которые могут использоваться в ходе уголовного судопроизводства. Особо оговорены условия, при которых допускается применение в качестве доказательств материалов, полученных оперативно-розыскным путем, а именно: если они получены в соответствии с законодательством, регулирующим осуществление оперативно-розыскной и частной детективной деятельности без ограничения прав человека и гражданина или с дозволенным судом их ограничением; если свидетель, допрошенный в установленном порядке, подтвердил их подлинность и сообщил об их происхождении и обстоятельствах получения.

Относительно определения, содержащегося в ст. 142 Модельного УПК, следует заметить, что оно не отличается четкостью. В нем явно обособлены те элементы, которые лишь в совокупности могут дать доказательство. Более того, к доказательствам оно относит «просто» «сообщения, а также документы и другие предметы», которые сами по себе, если даже «получены органом, ведущим уголовный процесс, либо стороной с соблюдением требований, установленных настоящим Кодексом», не могут выступать уголовно-процессуальными доказательствами. Чтобы быть таковыми, они должны содержать основной элемент, который позволяет говорить о доказательстве, - фактические данные. Между тем не любое сообщение, документ или предмет их содержит, что свидетельствует о несовершенстве приведенной формулы. Определенный интерес представляет понятие, которое предлагалось в первом варианте ст. 142 Модельного УПК: «Доказательствами являются полученные в установленном законом порядке без ограничения конституционных прав человека и гражданина либо с их ограничениями с дозволения суда достоверные данные, которые устанавливают действительные обстоятельства совершения преступления и иные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела».

Здесь доказательствами предлагается признавать не любые фактические данные, не материалы и предметы, а «достоверные данные», причем только такие, которые устанавливают действительные обстоятельства совершения преступления. Иначе говоря, формулировка статьи подчеркивает цель доказывания - установление объективной истины. Этот существенный момент, по нашему мнению, мог бы быть использован при выработке оптимального варианта анализируемого понятия. Вместе с тем представляется неудачным уточнение, что названные данные должны быть получены «без ограничения конституционных прав человека и гражданина либо с их ограничениями с дозволения суда».

Дело в том, что без ограничения прав человека не выполняется даже допрос свидетеля. Тем более, налицо элементы принуждения при осуществлении таких следственных действий, как выемка, обыск, предъявление лица для опознания и т. д. Разрешения суда на их выполнение (кроме выемки, обыска в жилище, некоторых других случаев) не требуется. Поэтому может возникнуть вопрос либо о получении дозволения суда на выполнение указанных следственных действий, либо о возможности и целесообразности их производства при отсутствии подобного дозволения, хотя понятно, что введение в закон требования о получении разрешения суда на выполнение всех следственных действий лишено здравого смысла. Кроме того, анализ п. 1 в совокупности с п.п. 2-4 ст. 142 показывает логическую непоследовательность в рассуждениях авторов: в п. 1 (повторим) доказательствами признаются «достоверные данные», а в п. 2 ими называются показания подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля, заключение эксперта и др., в пп. 3 и 4 - сообщения, документы и другие предметы, материалы, полученные оперативно-розыскным путем или с использованием услуг частного детектива. Иначе говоря, повторяется ситуация, которая теорией доказательств, надо полагать, преодолена, - ситуация «двойственной» модели понятия доказательств, когда таковыми признаются и фактические данные, и их источники. Второй вариант п. 1 ст. 142 Модельного кодекса практически дословно повторял формулу ч. 1 ст. 69 УПК РСФСР, а также норму проекта Уголовно-процессуального кодекса, подготовленного Министерством юстиции РФ. Разница между ними лишь в том, что по УПК РСФСР субъекты доказывания устанавливают «наличие или отсутствие общественно опасного деяния, виновность лица, совершившего это деяние», а согласно нормам обоих проектов они устанавливают «наличие или отсутствие деяния, предусмотренного Уголовным кодексом, совершение или несовершение этого деяния обвиняемым и виновность либо невиновность обвиняемого». Несколько различаются перечни субъектов доказывания: в ст. 69 -»орган дознания, следователь и суд»,а в проектах - «дознаватель, следователь, прокурор и суд». Кроме того, в проектах среди источников не названы акты ревизий и документальных проверок.

Думается, что различия в обозначении устанавливаемого субъектами доказывания деяния - общественно опасного либо предусмотренного УК - для понятия доказательства существенного значения не имеют. Относительно же самих субъектов доказывания необходимо отметить, что включение в их число прокурора совершенно обоснованно, ибо на нем лежит значительная нагрузка по доказыванию, особенно на стадии судебного разбирательства. Правильность замены «органа дознания» на «дознавателя» сомнительна, ибо заниматься собиранием, закреплением, проверкой, оценкой доказательств должен не только уполномоченный на то дознаватель, но и другие сотрудники органов дознания. Практика подтвердила и правильность того, что в качестве источников фактических данных особо должны быть выделены акты ревизий и документальных проверок.

Выгодно, на наш взгляд, отличается от остальных вариантов формулировка доказательств, предлагавшаяся в проекте УПК, разработанном в Научно-исследовательском институте проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ. Под доказательством в ст. 55 проекта понимаются «сведения, полученные и закрепленные в предусмотренном законом порядке, на основе которых лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и суд устанавливают наличие или отсутствие общественно опасного деяния, виновность лица в совершении этого деяния и иные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела. Источниками этих сведений являются: показания свидетеля, показания потерпевшего, показания подозреваемого, показания обвиняемого, заключение эксперта, вещественные доказательства, протоколы следственных и судебных действий и другие документы». Приведенное определение позволяет вычленить элементы, которые в совокупности могут составить доказательство: сведения, порядок и способы их получения, закрепления и проверки, а также источники этих сведений. Однако и здесь некоторые моменты не могут не вызвать возражений. В частности, в основу понятия положены не фактические данные, а «просто» сведения, что может значительно ослабить информационную составляющую доказательства, вызвать острые дискуссии и т. д.Обобщая изложенное, акцентируем внимание на следующих выводах. 1. Определяя понятие «доказательство», необходимо исходить из того, что в силу присущих уголовному процессу особенностей оно не тождественно понятию доказательства в формальной и математической логике. В уголовно-процессуальном смысле не могут признаваться доказательствами факты-аргументы. Они не отвечают предъявляемым к уголовно-процессуальному доказательству требованиям хотя бы потому, что не облечены в ту процессуальную форму, которая предусмотрена уголовно-процессуальным законом для доказательств.

2. Никакой «догмы факта» в уголовном судопроизводстве не существует, но есть проблема определения понятия «доказательство». Основными причинами этого служат: во-первых, то, что, зачастую, в основу понятия «доказательство» кладется понятие «факт», которому придаются различные смысловые значения; во-вторых, устоявшееся мнение о том, что при расследовании и рассмотрении дел устанавливается событие преступления как факт реальной действительности, а не как факт-знание.

3. В уголовном судопроизводстве (как мы уже отмечали) нельзя смешивать понятия «доказательство» и «доказывание». Такое смешение влечет за собой сведение уголовно-процессуального доказывания к формально-логическому, вследствие чего обвинение строится на логических умозаключениях, а не на сведениях о фактах, что нередко является причиной незаконного привлечения граждан к уголовной ответственности. Поэтому факты-аргументы - это логические приемы, логические способы выведения знаний из других знаний. Однако в основу знаний об обстоятельствах совершенного общественно опасного деяния должны быть положены фактические данные, полученные в установленном законом порядке и закрепленные с помощью языковых знаков-символов и других средств фиксации в соответствующих источниках. В указанном аспекте уголовно-процессуальное доказательство представляет собой целостную систему, состоящую из нескольких взаимосвязанных и взаимозависимых элементов.

 

Автор: Балакшин В.С.