11.07.2011 1992

Проблемы эволюции формы государства в период демократизации в Испании - 1975-1982 гг. (статья)

 

Беспрецедентный мирный и консенсуальный переход в Испании на основе пакта между основными политическими силами избавил страну от трагедии новой гражданской войны, затяжного и тяжёлого политического кризиса противостояния старых и новых сил, чрезмерно трудного особенно для населения страны, экономического кризиса. Вместе с тем ни один процесс, в особенности столь неоднозначный и тяжёлый, как переходный, когда необходимо не просто заменить чиновников одного режима на других, но принять решения по основным направлениям развития страны, не может пройти настолько гладко, чтобы не вызвать никакого недовольства с какой-либо стороны. И в Испании было так, о чем свидетельствуют, например такие факты, как попытка переворота 23 февраля 1981 г. (выступление генералов с целью повторить мятеж, подобный тому, главным участником которого стал в своё время Франко, если только это не было провокацией, как предполагают некоторые исследователи, считающие, что происшествия такого рода «кому-нибудь нужны», а в данном случае авторитет короля и правительства вырос недосягаемо) или многочисленные, непрекращающиеся и по сей день террористические выступления ЭТА, националистической организации басков, продолжающей держать в страхе и напряжении не только политическую элиту, но и испанский народ.

И это лишь наиболее яркие проявления тех проблем, что были порождены еще в самом начале переходного процесса, в 1976 г., но существуют и сегодня. Возможно, одной из причин этого была «глобальность» мышления политиков, участвовавших в переходном процессе. Основным считался вопрос смены режимов, избавление от фашизма, тоталитаризма, авторитаризма (как характеризовали предшествующий строй), и возможно более быстрый переход к демократии. Естественно, что более мелкие, частные вопросы казались не столь уж существенными, а если они и заявляли о себе, то казалось, что в результате решения основного вопроса автоматически должны прийти к разрешению и остальные. Это вообще является ярким примером, подтверждающим искажённость мышления народа и правящей элиты в данные периоды. В России существовала та же проблема, и опыт государств, уже прошедших данный исторический этап в своём развитии просто не воспринимался.

Все проблемы, заявляющие о себе в процессе перехода от одного режима к другому, требующие, как правило, принятие немедленных и решительных мер, в целом можно разделить на две группы: политико-правовые и социально-экономические. Обе группы тесно взаимосвязаны и не существуют в разрыве, а напротив, обусловливают друг друга. Неразрешённость или промедление политиков в разрешении одной из этих проблем влечёт за собой другую проблему. Причём, как правило, оказывается, что определяющим фоном, детерминирующим фактором выступают проблемы экономического характера, которые проявляют, выделяют на передний план проблемы политические, а также иные. Возможно, что более мягкий характер переходного периода в Испании объясняется именно тем, что здесь не происходила коренная замена одной экономической системы на другую, противоположную ей. Необходимая сверхобществу экономическая система была исподволь создана уже в период франкизма технократами и «опусдеистами».

Перелом экономической системы произошёл, несмотря на проведение особой экономической политики франкизма, которая соответствовала всем условиям диктатуры. Ей были свойственны замкнутость, обособленность от мировой экономики, мирового торгового оборота, особенно в период автаркии, наличие механизма государственного регулирования. Этот механизм действовал не только с помощью собственно экономических рычагов, таких как создание определенных государственных органов, осуществляющих управление экономикой от имени государства, но и непосредственно: через идеологию, путём создания структуры синдикатов, пронизывающих все сферы производства. С другой стороны, особенностью Испании было то, что естественные процессы не тормозились, не было прервано экономическое развитие с заменой самого типа экономики, поскольку это было выгодно самому Франко для успешного нахождения у власти. Так диктатура почти не затронула статус таких первичных элементов социально-экономической жизни страны как собственность и земля. Хотя и с ограничениями, но рынок продолжал действовать. В 1960-е годы началась либерализация всей системы, в том числе и экономики. Стабильное и замкнутое испанское общество начало меняться. Открытие границ в экономическом плане привело к увеличению инвестиций в испанскую экономику через приток капитала, через туристический бизнес.

Испанский феномен состоял и в том, что в это время к управлению экономикой пришли профессионалы, которые были связаны со светской, но в то же время католической организацией, а значит все же религиозной, «Опус Дей». С одной стороны, эта организация проявляет себя как «иезуиты в миру», проникая в основные сферы политической и экономической жизни общества, с другой же, члены этой организации являются, в основном, интеллектуальной и профессиональной элитой. «В организацию принимали (и принимают) прежде всего профессионалов высокого класса, как правило, людей с учёными степенями. Опус Дей помогает своим членам делать карьеру; многие из них становятся министрами, директорами католических банков, ректорами университетов, президентами теле- и радиокомпаний, издательств». Деятельность этой организации в период десаррольизма привела к экономическому росту в Испании.

С другой стороны, такие прогрессивные моменты в экономической политике франкизма, которые, несомненно, были причиной того, что в переходный период, «демонтируя диктатуру, испанцы осуществляли, прежде всего, политическую демократизацию общества», вместе с тем соседствовали с негативными проявлениями, неизбежными в диктаторском обществе. «Все усилия и жертвы с целью утверждения авторитарной тенденции, которая обеспечит единство в политической области, - писал видный фалангистский экономист И.Парис Эгилас, - окажутся бесплодными для нации, если одновременно будут сохранены формы организации экономики, противоречащие указанному единству, как, например, либеральный капитализм; одним словом, следует распространить на экономику ту концепцию, которая служит основой политики». Государство, не став собственником средств производства, как это было, например, в России, тем не менее, получило полный контроль над экономикой через политику корпоративизма.

Однако всё это было так, поскольку было выгодно самому Франко. В данном случае мы наблюдаем странное, казалось бы, противоречие, когда экономический скачок сочетается с бедностью народа страны; экономическая стабильность - с противоречивыми явлениями в экономической политике каудильо. Во мнениях авторов, пишущих об Испании, нет единства: одни характеризуют Испанию как корпоративное государство, синдикалистское государство, государство, которые через разветвлённую структуру смогло взять в свои руки контроль над всеми сферами производства, распределения и потребления, крупными капиталистическими и малыми предпринимателями, рабочими и крестьянами, заводами и банками. Другие же, напротив, говорят о смягчении диктатуры в области экономики, развития рынка, относительной экономической свободе бизнеса в стране. Наверное, это было в большой степени связано с личностью диктатора, его политикой маневрирования, баланса сил. Для сохранения личной власти Франко использовал те механизмы, которые были выгодны лично ему, а в результате, « когда он умер, и в стране начались переходные процессы, уже некому было контролировать все эти противоречия, умело использовать их. Вот тогда-то они и проявились со всей возможной силой, обрели форму социально-экономических проблем переходного периода. И сегодня, когда в стране построена демократия, переходный период давно уже завершился, эти  проблемы, будучи во многом разрешёнными, все же дают о себе знать, поскольку все указанные выше противоречия зародились в связи с противоречивой политикой личной власти одного человека.

Однако, с другой стороны, необходимо отметить, что существующие сегодня экономические проблемы невозможно связывать всецело с предыдущим правлением, хотя бы потому, что прошло уже тридцать лет со смерти диктатора, Испания является типично капиталистическим государством в области экономики, и, соответственно, существующие недостатки отражают глобальные недостатки самой мировой системы. Это, прежде всего, безработица, невозможность найти работу по специальности или в соответствии с личными пристрастиями, вопреки декларируемому принципу демократии о свободе личности и праве выбора, социальные проблемы невозможности реализовать право на жилище, поскольку купить квартиру не представляется возможным для большинства семей. Это невозможность достижения желаемого образовательного уровня, и многие другие проблемы. Кажется, что речь идёт о проблемах российских, а наше государство, по видимости, ещё не осуществило переход, в отличие от Испании.

Нынешним политикам (в том числе тем, которые стояли у истоков переходного периода) пришлось решать, во-первых, наиболее серьёзную проблему о том, образно говоря, каким путём должна идти Испания. То есть из двух объективно несовместимых политик, которые объединил Франко в рамках своей личной власти, выбрать одну для последующего развития страны. Во-вторых, выбрав таковую, необходимо было также решить проблемы, существующие и проявляющиеся не только в связи с одной из них, но и с другой, которая подверглась ликвидации, но ведь её элементы, её последствия реально существовали, и с этим надо было что-то делать.

Так, если первый вопрос, естественно был решен в пользу демократической, рыночной системы, элементы которой были заложены и развивались, хотя и с ограничениями, ещё во времена правления диктатора, и в данном случае было необходимо всего лишь предоставить им* большую свободу для естественного, эволюционного процесса развития, то с элементами автаркии, синдикализма, корпоративизма, необходимо было что-то делать, поскольку таковые не являются совместимыми с демократической рыночной доктриной. Вдобавок ко всему к моменту начала переходного процесса в стране начался экономический кризис. Экономические проблемы тесно переплелись с политическими. Основные политические силы были вынуждены прибегнуть не только к политическому, но и экономическому консенсусу. Пакт Монклоа был не столько соглашением политическим, сколько экономическим. В нем решались наиболее важные экономические проблемы, в частности почти невиданный для Испании уровень инфляции, который в 1977 г. достигал 30%. «В соглашении предусматривались уступки правительству - довольно жёсткие меры по сокращению государственных ресурсов, умеренному росту заработной платы, ограничению кредита. В свою очередь правительство обязалось ввести прогрессивную шкалу налогообложения, усовершенствовать систему социального страхования, реорганизовать финансовую систему и осуществить ряд других реформ. Уже в 1978 г. инфляция сократилась до 16%».

Помимо всех прочих проблем, основной для Испании стала проблема безработицы, которая и по сей день является одной из важнейших, поскольку Испания - одна из лидирующих стран в Европе по этому показателю. Недаром именно эта проблема наиболее обсуждаема в средствах массовой информации, в политических дискуссиях, в быту. Другие проблемы могут быть очень важны в плане глобальном, для развития государства, для демократизации, для нормального функционирования гражданского общества, однако все это звучит абстрактно для простого гражданина, вынужденного кормить и обеспечивать себя и свою семью. Этим объясняется повышенное внимание к проблемам безработицы. Так в нормально развивающемся обществе работающий человек, с теоретической точки зрения организации труда, ищет в своей работе реализацию себя как личности, «средство для достижения своих личных целей через выполнение своей работы», как показывают результаты исследований, опубликованные в одной из основных испанских газет, El Pais. В ситуации же кризисной, когда, например, происходит переход от одной системы к другой, «человек находится в положении, в котором его заботой становится удовлетворение основных потребностей, он ищет материальную выгоду, безопасность, не чувствуя заинтересованность в своей работе, и желает избежать любой ответственности». Для страны в глобальном плане это означает отбрасывание в развитии назад, когда «люди обеспокоены более тем, чтобы найти место работы, чем условиями и качеством её же», поскольку в этой ситуации, «человека необходимо направлять и контролировать, ведь его цели не соответствуют целям предприятия». Напротив, если человек достигает определенного материального уровня жизни, найдя уверенность в работе, он не нуждается в жёстком контроле, повышается уровень его ответственности, соответственно улучшается и экономическая ситуация в целом. Таков тот замкнутый круг, из которого ищет выход не только Испания, однако Испания, да и Россия, как никакие другие страны нуждаются в выходе из него.

Среди других проблем, которые приобрели достаточную остроту именно в переходный период, выделяется особо такая, которая носит социальный, а в большей степени моральный, этический характер, действительно важная не только в отношении социальных основ государства, но и для психологического состояния граждан. Это проблема взаимоотношений государства и церкви. Хотя, согласно проведённому в Испании в 1979 г. перед выборами опросу населения, большинство считало основной проблему безработицы, а на втором месте называли терроризм (эти проблемы действительно волнуют испанцев в гораздо больше всех остальных и вплоть до сегодняшнего дня), а следовательно, как делала вывод газета «Е1 Pais», проводившая опрос, «не занимают ни первое, ни второе место по важности ни «горести» проблемы аборта, ни сохранение незыблемости брака, ни финансирование католических школ». Впрочем, думается, люди отвечали так потому, что экономические проблемы всегда более заметны для простых граждан, кроме того, экономические проблемы являются исходными для всех остальных. Проблема терроризма и проблема безработицы - те, с которыми каждый может столкнуться в Испании непосредственно, в любой день. Эти проблемы - самые явные.

Этические же вопросы, подобные тому, стоит ли разрешить развод, легализовать аборты и нужно ли обязательное религиозное образование, а тем более вопрос о необходимости отделения церкви от государства - всё это проблемы весьма абстрактные, которые могут заинтересовать обычного человека лишь в том случае, если они его касаются непосредственно. Конечно, общественная мораль веками порицала такие явления, которые считались не просто неприемлемыми для Испании, но такими, о которых стыдно не только говорить вслух, но думать. Причём эта традиция (главным образом подкрепляющаяся и державшаяся за счет незыблемого авторитета Церкви) продолжалась в Испании в то время, когда в остальной Европе это уже давно не было краеугольным камнем общественной жизни, а тем более - политической. Так сразу после смерти Франко напряжённое ожидание сменилось бурными всплесками активности, причём не всегда чётко направленной, а напротив, скорее, беспорядочной. Это характерно для отдельных моментов в развитии общества, когда всезапрещённость тоталитаризма сменяется вседозволенностью псевдодемократии или, точнее, ее образа, сложившегося в воображении людей, привыкших жить под запретом, в том числе моральным.

В Испании также возникло вполне естественное желание, особенно у людей молодых, провозгласить новые принципы жизни. Однако, не стоит забывать, что речь идет все же об Испании, где 98% населения -католики, где Церковь всегда играла доминирующую роль в жизни общества, где именно попытка разрушить одним махом это многовековое влияние явилась одним из решающих факторов поражения Республики. Это влияние стало, наверное, органичным для Испании. И дело даже не в некой врождённой склонности, почти мистической, о которой говорили и продолжают говорить многие учёные, мыслители, к католицизму, хотя надо признать, что характер испанской религиозности приобрел легендарный оттенок, что не всегда совпадает с действительностью.

С другой стороны, часто это проявляется именно так, хотя многие современные испанцы отрицают это. Всё же и они вынуждены признать этот феномен, который заключается в том, что, несмотря на трезвый взгляд на вещи, современное мышление, в испанском народе живёт религиозность, которая зачастую носит не просто средневековый характер, но граничит по своей наивности с детским (или раннехристианским) взглядом на веру. Чего стоят, например, красочные процессии во время религиозных праздников с традиционными испанскими шествиями («pasos»), которые, несмотря на свой театрализованный вид, всё же воспринимаются многими совершенно серьёзно.

В любом случае не вызывает сомнений убеждение о том, что «в действительности испанский католицизм соответствовал как до, так и после Гражданской войны, модели «включённости» в режим, был замкнут на себе самом, нёс в себе компонент политической анахроничности, антилиоерализма». В стране, где католическая церковь всегда играла роль единственного «справедливого» судьи частных и семейных отношений, где христианская мораль возводилась в государственный принцип, вопросы брака, семьи, регулирования рождаемости и т.п. в период демократических преобразований стали предметом острых дискуссий и политической борьбы». Кроме того, проблема эта приобретает особый характер, если говорить о ней как о борьбе массовой культуры, захлестнувшей Запад (важнейший аспект и орудие глобализации), и традиции.

С другой стороны, несправедливо было бы смешивать католиков и правых, как зачастую это делается в литературе и прессе, испанской, российской и зарубежной. «Сейчас прерывается и думается, что окончательно, традиция политической идентификации испанских католиков. Мы приобретаем право не сходиться во мнениях по политическим вопросам с церковными иерархами. Нам все чаще позволяется оставаться католиками и «быть за левых». По прошествии многих лет для испанских католиков стало реальным иметь разные мнения». Конечно, именно среди верующих огромное количество людей, которые придерживаются традиционных взглядов, возможно, реакционных, это связано с тем, что Церковь по своей сути является хранительницей традиций в обществе, проповедует традиционные ценности, охраняет их. Церковь увлекается перспективой стать политической силой, она может начать смешивать политику с морально-этическими нормами, которые, в общем-то, и являются ее прерогативой, но не более того. Даже мнение Конференции епископата провозглашалось этой частью католиков «законом в отношении иерархии, но это не означает ни что оно является единственным по-настоящему католическим, ни то, что оно обладает правом быть единственным».

Точно такую же символическую роль для Испании, как Католическая Церковь, играет институт монархии. Патриархальный характер культуры испанского народа предполагает оформление власти в стране именно таким образом: в виде монархии, несмотря на то, что в стране существуют и республиканские традиции, особенно ярко проявившиеся в XX веке. Всё равно монархические традиции для Испании являются более устойчивыми: они - важный элемент политико-правовой культуры страны и культуры вообще. Яркой иллюстрацией этого факта можно назвать то, что диктатор Франко, добившийся в стране режима своей личной власти, предпочёл, однако, возродить институт монархии, несмотря на то, что большинство фалангистов не поддерживало идею монархии. Однако вопрос о монархии после схода со сцены диктатуры являлся спорным. Эта проблема была довольно многогранной и включала в себя несколько разных по своему смыслу и содержанию проблем, в частности, таких; какая форма правления наиболее адекватна современным условиям, сложившимся в Испании переходного периода, и если эта форма - монархия, то может ли стать королём Хуан Карлос, преемник предыдущего режима? Так в 1969г. «Financial Times» задавалась вопросом о личности монарха: «Испания официально является монархией, чей нынешний правитель оказывается у власти благодаря хорошо известным обстоятельствам, будучи генералом, не пролившим королевской крови. Однако с династической точки зрения вопрос наследования не совсем ясен».

Королевская семья в современной Испании, наверное, в связи с огромной ролью средств массовой информации, является публичной, находится постоянно на виду, упоминания о ней нередко появляются в испанской прессе, причём зачастую это связано больше с частными аспектами её жизни, нежели общественной. Будучи «первой» семьёй страны, она, естественно становится объектом пристального внимания, для некоторых людей «королевская семья является примером общей, без единой трещины, суммы всех возможных добродетелей. Король - образец истинного гражданина, простой в обращении, спортсмен, гарантия прав и свобод, как он доказал это ночью 23 февраля (имеется в виду попытка государственного переворота 23 февраля 1981г.-авт.) Донья София - пример образованности и человечности, «Королева Искусств», как ее недавно назвали. Принц Астурийский так благороден и изящен, получил столь блестящее образование в школах, военных академиях и факультетах, что представляет собой живую картину воплощения всех надежд в будущем. Принцессы - хорошие дочери...».

С другой стороны, малейшие промахи и недостатки также становятся достоянием общественности и предметом обсуждения. Всё это доказывает огромное значение монархии в жизни испанского народа, её включённость в общественную жизнь, место в современности, её легитимность. Она не является искусственным образованием в конкретно взятой стране - Испании, хотя, возможно, с точки зрения человека, оценивающего современное положение этого государства извне, например, из России, монархия может показаться институтом анахроничным. Несомненно, есть люди и в Испании, думающие также.

Монархия - своеобразный феномен в современном мире, приспосабливающийся к условиям сегодняшней жизни, органично вписывающийся в структуру современного общества, в механизм государства, однако, монархия одновременно является символом, хранительницей традиций, сочетает в себе черты мобильности и способности к приспособлению с элементами косности, преданности формальным отжившим традициям. Монархия и стала символом политического компромисса, сложившегося в Испании переходного периода. К этой форме правления склонились многие известные общественные деятели, например, социалист Энрике Тьерно Гальван.

Однако парадоксальней всего выглядела поддержка монархической формы правления генеральным секретарём КПИ, Сантьяго Каррильо. Этот представитель коммунистической партии, выступая в Кортесах на обсуждении проекта Конституции, и начав с того, что «мы защищали Республику нашей кровью», посвятил, однако, свой доклад одобрению и защите монархической формы правления. Почему? Профессор Мадридского университета К.Л.Арангурен считал, что «в послефранкистской Испании республика может стать только консервативной, в то время как конституционная монархия, будучи формальной уступкой правым, поможет избежать диктатуры военных. Теоретически, - писал Арангурен,- монархии будет легче, чем республике, осуществить программу левых». Возможно также, что глава Коммунистической партии шёл на сознательный компромисс, понимая, что в условиях нестабильности, когда общество всеми силами стремится избежать нового раскола, который мог бы привести к трагедии, подобной трагедии 1936г., было бы слишком эгоистично настаивать на своих узкопартийных интересах в том момент, когда Испания нуждается в согласии. С другой стороны, здесь возможны именно эгоистичные субъективные мотивы лично Сантьяго Каррильо и его партии: КПИ лишь недавно была легализована, её члены смогли, наконец, выйти из подполья, начать осуществлять широкую общественную деятельность, влиять на государственную политику. Ко времени ли им было проявлять амбиции, явное несогласие с линией большинства? В этом отношении более свободно, пожалуй, могли высказаться лишь представители партий меньшинства, имевшие всего по 1-2 представителя в Конституционной Комиссии, а потому их голоса, не имели никакого значения, кроме показательного, всего лишь придавали большее демократическое значение происходящей процедуре. Страха они не испытывали, так как предполагалось заранее, в силу самого их присутствия, отрицательное отношение ко всему происходящему, их критика всего и всецело: уж таков был их характер.

В частности (как и предполагалось заранее) против проекта Конституции вообще и ряда ее отдельных положений (например, по поводу монархии и права народа Испании на самоопределение) выступили такие депутаты, как Франсиско Летамендия (Эускадико Эскерра, левая националистическая партия Страны Басков) и Эриберт Баррера (Эскерра Каталана, левая республиканская партия Каталонии). Первый из них «произнес жёсткую речь против проекта Конституции, поскольку он не включает права и свободы истинно демократические, поскольку он имеет ряд недостатков в определении экономической системы государства (...), поскольку он не признает право народов на самоопределение и даже не устанавливает федеративное устройство» По поводу монархической формы правления он заявил следующее: «Мы ничего не имеем против Хуана Карлоса как физического лица. Ни против, ни за. Единственное, чего мы могли бы опасаться, так это то, что он - король, сосуществовавший с фашистским режимом. Он же - король-реформатор. Однако его содействие реформе не может усилить симпатии к нему со стороны Эускади».

Более осторожно проявил свою позицию Эриберт Баррера, который, упомянув о «республиканском характере своей партии, помимо национального, демократического и левого, отрицал своевременность постановки вопроса о законности монархии или республики, поскольку на него следовало бы ответить народу». При этом он отметил, что республиканцы - прежде всего демократы, а потому, если народ одобрит монархию, Эскерра Каталана присоединится к тому решению. Вместе с тем и он отметил парадоксальность позиции Сантьяго Каррильо. Он заявил, что тот факт, что Король принёс в страну демократию, не является причиной для столь усиленной поддержки монархии как таковой и «заметил, что это напоминает благодарность девушки рыцарю, спасшему её от дракона, хотя и признал, что дон Хуан Карлос заслужил благодарность, расположение и уважение испанцев. Другой же аргумент Каррильо в пользу монархии,- что это существующая реальность, - сеньор Баррера не принял во внимание и не счёл достаточным, отметив также, что безработица и экономический кризис тоже существуют, к тому же продолжают расти».

В действительности же Каррильо, с одной стороны, присоединялся к мнению большинства, чтобы укрепить и обезопасить позиции свои и своей партии в момент всеобщего устремления к демократии, осознавая, что КПИ имеет большой авторитет в память о её несравнимой ни с чем роли в истории Испании. С другой стороны, лидер коммунистов призвал своих последователей и сторонников к компромиссу, спасшему Испанию конца 70х годов от глубокого кризиса и хаоса. «Если бы в нынешних конкретных условиях, существующих в Испании, мы бы стали обсуждать вопрос о Республике, мы пришли бы к катастрофической авантюре, в результате которой не добились бы установления Республики, однако потеряли бы демократию», - заявил он. Но главное, что всеобщая народная поддержка преобразований в том числе «основывалась на том факте, что переход строился на всеобщем согласии правых и левых», а следовательно, консенсус прежде всего был выгоден политическим партиям как вместе, так и в отдельности.

Также неожиданно была поддержана и унитарная форма государственного устройства, хотя национальные проблемы свидетельствовали о возможности установления федеративного устройства. В начале 70-х гг. Долорес Ибаррури, например, писала о том, что «КПИ считает, что после франкизма политическое будущее страны не может быть простым возвратом к Испании 1931 года, а должно быть организацией федеративной Испании, в которой все народы и области, обладающие несомненной специфичностью, вновь обретут свою национальную или региональную индивидуальность». Необходимо отметить, что так думали не только члены КПИ. Однако Испания пошла по новому пути, создав «государство автономий».

Следует с осторожностью подходить к оценке национальных процессов в государственном строительстве в разных странах, потому что параллельно -можно наблюдать два очень схожих процесса. Это национальное движение в защиту культуры народа, его самобытной ценности и проявление национализма, который, по сути, есть ни что иное, как отражение деятельности, направленной на расчленение и подавление очередного государства. То же можно было наблюдать в процессе перехода и в Испании. В связи с процессами, происходившими в стране, менялось и представление о сепаратизме. Сначала ЭТА и подобные организации при всеобщем стремлении к освобождению от мрачного франкистского прошлого воспринимались как искренние борцы за независимость. «Демонстрации протеста, сопровождаемые пением «Gora ETA! ETA herria zurekin!» («Долгой жизни ЭТА! ЭТА, народ с тобой!»), свидетельствовали о народной поддержке активистов, порождённой политикой репрессий». Поведение правительства, которое вдруг словно начало пугаться собственных решительных действий, вновь подняло в народах Испании волну недовольства и побуждало голосовать за националистические партии.

Впоследствии отношение к ним стало меняться. Надо отметить, что к ЭТА отношение становится негативным даже со стороны басков. Дистанцируясь от действий этой организации, современные националисты объясняют свои действия тем, что нельзя думать, будто борьба за независимость и сепаратизм идентичны, поскольку «борьба за независимость - это не борьба против народа, это борьба народов против общего врага - олигархии... Борьба баскского народа - это борьба, объединяющая рабочих из предместий Мадрида, астурийских шахтеров, андалузских крестьян». Однако заключение соглашения между центром и Басконией сопровождалось долгим и мучительным поиском компромисса. Так был прокомментирован этот процесс американскими средствами массовой информации в сообщении «Разработан статут об автономии страны басков»: «Целых 15 дней переговоры не продвигались вперед. Их участники уединились в канцелярии премьер-министра Испании А. Суареса, чтобы разработать статут о предоставлении ограниченного самоуправления беспокойным баскским провинциям. Многие наблюдатели полагали, что на карту поставлено будущее хрупкой испанской демократии, и мало кто верил в возможность достижения соглашения. И вдруг после долгих часов непрекращающегося, упорного торга небритый баск - один из участников переговоров - ворвался в испанский Парламент и объявил ошеломленным испанским законодателям: «Соглашение достигнуто, и оно всех устраивает». И далее: «Еще не так давно казалось, что шансов на соглашение почти нет. Правящая партия Испании СДЦ охарактеризовала более 80% статута, разработанного в прошлом году (1978 г. - авт.) членами Парламента Страны басков как «потенциально неконституционные». Кроме того, СДЦ наложил вето на избрание лидера басков Карлоса Гараи Гараикоэчеа председателем Генерального Совета Страны басков...».

«Проблема политики Суареса в отношении басков состояла в том, что он постоянно был застигаем врасплох различными инцидентами. Только он уступал в чем-то одном, как баски требовали совершенно другого. Его политика (...) представляла собой исключительно реакцию на давление или происшествие». Таким образом, беспорядочные и жёсткие выступления террористов вкупе с беспорядочной политикой центра запутали «и без того сложные и неразрешимые пока противоречия, накопившиеся за долгие годы, что не раз ставило под угрозу сам процесс осуществления демократических преобразований в стране».

То же зачастую касалось и самой, как считается, развитой в промышленном, экономическом, культурном и социальном отношении области Испании - Каталонии. «Мы больше, чем какой-то там регион. Мы -государство!» - не так давно утверждал глава Каталонии, Жорди Пужоль. Кстати, Каталония имеет 25 собственных представителей в Европе, США, Латинской Америке и т.д. Сегодня также периодически встаёт вопрос о статусе Каталонии в составе Испании.

В период преобразований и определении новой формы государства особенно остро встаёт вопрос о феномене национализма. Национализм можно рассматривать достаточно широко, включая в него национальное, националистическое, нацистское и т.п., можно сужать его до пределов только одного из явлений, входящих в его состав. Часто этим пользуются недобросовестно. Таким образом, возникает немало вопросов, как то: может ли национализм претендовать на полноту выражения национального, национальных интересов, чувств, относится ли к его сфере патриотизм и если да, то к чему отнести националистические проявления экстремистского толка, как провести границу между ними и питаются ли они из одного источника и т.д. В бытовой - или несколько зауженной научной трактовке -»национализм при всех его претензиях на монополию выражения национальных интересов в конечном итоге, как показывает практика, является источником нарушений прав человека, дискриминации людей по национальному признаку, разного рода провокаций». Поэтому говорить о национализме как о феномене нужно достаточно осторожно, определяя при каждом упоминании, о каком из аспектов идёт речь, а говорить о явлении в целом достаточно сложно. «Национализм предрассудков даже без особого идеологического обоснования может стать агрессивной, разрушительной силой. Для такого перехода достаточен любой в обычной ситуации, казалось бы, самый незначительный повод». Более того: он сам может выступать в качестве простейшей народной идеологии, которая, в отличие от многих других видов идеологии, наиболее просто и - главное - прочно усваивается массами, поскольку национальное - это то, что естественно связывает индивидов в современном обществе распавшихся связей. Этим часто пользуются в недобросовестных целях разные политические группировки.

В процессе перехода ни в Испании, ни в России не удалось разрешить окончательно национальную проблему. Понять это достаточно сложно, ведь кажется, что политики прилагали немало усилий для её урегулирования, предоставляли регионам достаточно прав, закрепляя в конституции принципы построения государства, его территориальное устройство. Однако этот процесс продолжается и во время, когда официально переход уже завершён, то есть, формально, в период демократии. Именно это даёт основания некоторым исследователям выдвинуть предположение, что, либо проблема эта столь серьёзна, что не поддаётся быстрому решению, а потому остаётся перспективной проблемой, либо политики-демократизаторы вообще не ставят перед собой задачу решить её, а даже, быть может, наоборот. Это смелое предположение, кажется, подтверждает тот факт, что некоторые проблемы переходного периода были порождены им, то есть не существовали в недемократическом режиме. Следовательно, раз они продолжают существовать и сейчас, когда, казалось бы, мы живём в демократическом режиме, справедливо задаться вопросом: переходный период ещё не завершён, но тогда где его формальные границы, или демократизация началась именно с целью породить такие проблемы в обществе? Либо необходимо признать, что ни в одной стране, которая совершила переход в рамках, по крайней мере, Третьей волны, этот период не завершился. Значит, либо переходный период должен быть обозначен более пространными временными рамками, либо надо признать, что демократический режим ставил своей целью порождение такого рода проблем, как, например, национальная, не говоря уже об экономической, социальной и пр.

Первое предположение невозможно, потому что процесс перехода потому и называется так, что представляет собой некую полосу нестабильности между двумя различными режимами. Это тот период, когда существует ряд конфликтов, которые и делают данную систему нестабильной. Это именно та точка, которая означает момент перехода количественных явлений в качественные.

Но эта точка не может растягиваться на десятилетия, также как и система не может существовать в нестабильном состоянии длительное время.

В качестве такой критической точки обычно называют момент принятия Конституции. Всё, что было с момента слома предыдущего режима, до этой точки, а также всё до некоего предположительного момента, когда законодательство будет окончательно приведено в соответствие с новой Конституцией - это переходный период. Хотя очень трудно определить его конкретными временными рамками, всё же так он определяется. Можно предположить, что с момента, когда считается, что старый режим ушёл с политической арены, до принятия Конституции проходит в среднем около трёх лет (1975-76 - 1978 в Испании, 1991-1993 или 1989-1993 в России). После принятия конституции для приведения законодательства в соответствие с требованиями Конституции - около четырёх лет. Значит полностью на переход можно дать около десяти лет, но это уже с учётом стабилизации системы, построенной по новому образцу.

С подобными проблемами в той или иной форме сталкиваются многие государства, осуществляющие переход к демократии. Исследователи выделяют различные причины этого, например, неукоренённость демократических традиций, традиционный фундамент и т.п. Этой проблеме уделяется немалое внимание на европейском уровне, когда в различных международных нормативно-правовых актах говорится о необходимости совместных действий государств-членов против насилия, выступлений против демократизации, о необходимости «создать механизм быстрого реагирования перед лицом возможных актов нарушения демократических принципов или прав человека со стороны государства-члена».

Часто проблемы в период демократизации возникают потому, что и элита, и народ ждут чуда быстрых преобразований. В особенности это положение относится к странам «догоняющего типа развития». Как справедливо отмечал в представленном Адольфо Суаресу проекте закона о политической реформе один из крупных политиков, Торкуато Фернандес-Миранда, «демократия не может быть импровизацией: она должна быть результатом усилий и трудов всего испанского народа. Наша сложная современная история (...) показывает, что сотворение абстракций, иллюзий, как бы прекрасны они не были, непомерные требования, перевороты и насилие, принцип партийности, возведённый в догму, не только не ведут к демократии, но, напротив, ломают её».

В целом политико-правовые вопросы о форме государства, которые встают в переходный период действительно могут не осознаваться большей частью населения и политиками. Так «только меньшинство простых испанцев и наиболее осторожные политики действительно понимали уровень проблем, которые ждут впереди». С другой стороны, задача профессионального политика состоит в том, чтобы с большей степенью вероятности просчитать возможные положительные и отрицательные стороны последствия проводимой политики особенно с учётом имеющегося международного опыта.

 

АВТОР: Калинина Е.Ю.