Нормы прусского права XIII в.: общие особенности
Обращаясь к нормам прусского права XIII в., следует иметь в виду, что средневековое западноевропейское право не знало современного деления на отрасли (государственное, уголовное, гражданское и т.д.). Первостепенную роль в нем играло не содержание предписаний, а то, к какой категории лиц эти предписания относились. Иными словами, в основу классификации норм был положен лично-сословный принцип, отражавший социальную стратификацию феодального общества. В соответствии с этим выделялись право земское, городское, церковное, ленное, право министериалов; особым правом пользовались представители национально-религиозных меньшинств и т.п. Следует добавить к этому, что право отличалось крайним партикуляризмом (каждая местность жила по своим обычаям).
В то же время значение отдельных источников выходит за рамки какого-то одного населенного пункта, поскольку получателями привилегий могли выступать не только отдельные личности, но и значительные группы. Прежде всего, это касается Кульмской грамоты. Будучи адресована прежде всего населению Кульма и Торна, КГ регулирует в первую очередь его права и обязанности. Однако круг затронутых в ней вопросов, как уже указывалось, более широк. Правоотношения, регулируемые грамотой, предстают в виде своеобразного «треугольника»: государство (в лице ордена)- колонисты- церковь. Основные блага, пожалованные властями общинам - это Магдебургское право (с рядом изъятий) и земельные угодья. В свою очередь, колонисты должны были нести по отношению к ордену натуральные и денежные повинности. Церкви орден обязался отвести земельные угодья, оставив за собою право патроната. Наконец, отношения между колонистами и церковью также получили урегулирование (ограничение повинностей). Таким образом, орден выступает как главный субъект регулирования, тогда как общины и в меньшей степени церковные учреждения занимают подчиненное положение.
В некоторой степени отмеченная черта характерна также для других крупных правовых памятников, таких как привилегия для польского рыцарства Кульмской земли и Христбургский мир.
Эти особенности анализируемых источников и средневекового права в целом в какой-то мере определяют и логику дальнейшего изложения. Исследование институтов прусского права мы начинаем именно с правового статуса различных групп населения. От него мы переходим к вопросу о политическом устройстве городских общин, поскольку в средние века действовал принцип «Ubi societas, ibi jus» («Где общество, там и право»). Важнейшим объектом прав в интересующую нас эпоху была земля, поэтому далее мы рассматриваем комплекс норм, связанных с землевладением общин и отдельных колонистов. Землевладение порождало целый ряд дополнительных прав (например, право рыболовства). Поскольку землею в покоряемом крае распоряжался орден, предоставлявший угодья общинам и церковным учреждениям, то закономерно встает проблема отношений колонистов с орденскими и церковными властями.
Некоторые статьи грамот регулируют сходные права, как колонистов, так и властей. Поэтому о соответствующих нормах грамоты говорится в статье о землевладении жителей, а в последующих статьях раскрываются лишь их особенности применительно к иным участникам правоотношений (ордену, церкви).
Подчеркнем также, что далеко не все стороны жизни в Пруссии получили подробное правовое урегулирование в источниках изучаемой эпохи. Например, большинство уголовно-правовых норм, применяемых в тот период, определялись не распоряжениями ордена, а предписаниями обычного права (в частности, Магдебургского); Такие нормы рассматриваются нами постольку, поскольку они разрабатывались специально для Пруссии либо видоизменялись властями применительно к условиям этого края.
Основные институты прусского права XIII в. (прежде всего нормы, направленные на скорейшее покорение и колонизацию Пруссии), мы считаем целесообразным сопоставить их со сходными правовыми институтами в других странах Европы. Феномен прусской государственности неоднократно побуждал исследователей к поиску исторических аналогий. Так, уже упоминавшийся нами немецкий историк Генрих фон Трейчке сравнивал колонизацию Пруссии с античной греческой колонизацией. При этом он указывал, что грекам были известны две основные формы колоний. Одна из них (апойкия) возникала в результате стихийного оттока переселенцев из более старых общин в земли варваров. Другая (клерухия) появлялась под руководством государства и являлась преобладающей. Орденскую Пруссию этот автор рассматривал как пример средневековой клерухии. Хотя Трейчке не стал развивать свою мысль, но известное сходство в целях и формах колонизации действительно присутствует. Как известно, клерухия представляла собою особый тип греческой военно-земледельческой колонии, обитатели которой (клерухи), в отличие от обычных колонистов, не утрачивали гражданства и не образовывали самостоятельной общины. Иногда, как свидетельствует Геродот (История, V, 77), подобные поселения устраивались в завоеванных греками областях, откуда изгонялись коренные жители. Но чаще такие колонии образовывались в ненаселенных местах. Особенно активно выводили клерухии Афины в V в. до н. э. в период существования Афинского морского союза. Клерухии были призваны осуществлять военно-политический контроль над союзниками. Как граждане Афин клерухи были военнообязанными, должны были платить военный налог и принимать участие в религиозной жизни родного города. Плутарх указывал, что Перикл, проводя эту политику, «руководился желанием освободить город от ничего не делающей и вследствие праздности беспокойной толпы, и в то же время помочь бедным людям, а также держать союзников под страхом и наблюдением, чтобы предотвратить их попытки к восстанию поселением афинских граждан подле них» (Перикл, гл. XI).
Клерухии вызывали недовольство союзников, и ко времени второго Афинского морского союза (основан в 378/377 до н. э.) афиняне вынуждены были от них отказаться. Тем не менее, колонии греков сыграли огромную роль в развитии Средиземноморья и распространении греческой цивилизации. Как известно, впоследствии этот опыт был востребован и Римской державой. В отличие от греков, римляне обычно основывали колонии не в пустующих местах, а путем направления поселенцев в уже существующие (нередко завоеванные) города, что вызывало конфликты с коренным населением. Последней военной колонией римлян была Верона, выведенная в 265 г.
Несмотря на то, что античная колонизация имеет ряд сходных черт со средневековой (например, с образованием поселений викингов), к Пруссии эта аналогия едва ли может быть применима без существенных оговорок, поскольку слишком различны оказывались расстановка общественных и политических сил, заинтересованных в колонизации, иную роль играл религиозный фактор и т.п. Правильнее, на наш взгляд, искать аналогии в более поздних временах. Попытка развернуто использовать сравнительный подход при изучении прусской истории, была предпринята лишь в упоминавшейся выше монографии Петера Эрлена. Этот автор сопоставляет колонизацию орденской Пруссии с заселением юго-западной Франции и Нидерландов в XI - середине XIV в. Собранный материал приводит его к выводу о значительном сходстве колонизационного процесса в столь несхожих регионах. Несмотря на несомненные достоинства этой книги, мы полагаем, что она имеет существенный пробел. Свое исследование П. Эрлен строит в основном на материалах социально-экономической истории и явно недооценивает еще один фактор, наложивший сильнейший отпечаток на колонизацию Пруссии, а именно ситуацию постоянной военной опасности. В начале покорения края она была обусловлена войною с пруссами и померанским князем, позднее - военным противостоянием с Польшей и Литвой. Иными словами, для Пруссии был характерен феномен так называемого фронтира - подвижной военной и культурной границы, порождающей специфические формы общественного и государственного устройства. Современный исследователь пишет по этому поводу: «Фронтир - понятие географическое, экономическое, социальное, правовое, но также и политическое. Фронтир - это физическое перемещение человека, уже привыкшего к гражданскому состоянию, в условия состояния естественного. Но естественное состояние не увековечивалось. Рецидив естественного состояния был недолгим. Люди сразу же начинали сплачиваться в гражданский коллектив. Гражданская община в полной мере выступала в роли суверена». Как известно, концепция фронтира возникла в XIX в. применительно к росту территории США на западе. В работах на эти темы рассматривалось превращение границы, понимаемой как некая переходная область (frontier), в четкий рубеж (border), разделяющий национальные государства. Позднее данная концепция стала использоваться и при изучении других регионов мира. В последние годы делаются, в частности, довольно плодотворные попытки применить ее к истории России. При этом рассматриваются не только события, имевшие место в далеком прошлом, но и современность. Взглянув под этим углом зрения на судьбы средневековых европейских держав, мы без труда обнаружим регионы, находившиеся в сходном с Пруссией положении и демонстрирующие также заметное сходство юридических механизмов колонизации.
Автор: Рогачевский А.Л.