05.02.2012 1673

Место православия в политико-культурных переменах пореформенной России

 

После относительно непродолжительного периода безраздельного господства коммунистической идеологии наступил период серьезных трансформационных изменений во всей культурной системе России, и, прежде всего, в ее политико-правовой сфере. Если использовать логику и лексику Л.Н. Гумилева, то большевистско-коммунистическая культурная антисистема, паразитирующая на культурных системных ценностях России, исчерпав свой потенциал, взяла на вооружение внешне совершенно иную, либерально-демократическую, идеологию, однако обладающую рядом, весьма существенных черт, роднящих ее с коммунизмом, и характеризующих ее как антисистему. Вопросу детального изучения культурных антисистемных образований посвящено достаточно много серьезных исследований, поэтому мы ограничимся лишь выделением основных, типичных признаков, роднящих их.

Основная черта, позволяющая нам относить эти системы к классу антисистем, - жизнеотрицание, «выражающееся в том, что истина и ложь не противопоставляются, а приравниваются друг к другу....».

Для идеологий этих антисистем характерным является постоянное противопоставление всего прошлого и ныне существующего будущему, причем такому будущему, которое кажется идеальным их идеологам. Мнение других людей в расчет не принимается. Утверждается, что все прошлое, как и его герои за исключением отдельных личностей, имеющих заслуги перед антисистемой, покрыто мраком, декларируется, что тогда жили темные и забитые люди, которые еще не знали антисистемной идеологии, но в душе всегда мечтали о ней; в настоящем героическая группа посвященных в тайные способы построения светлого будущего занимается тем, что строит его, попутно разрушая все ненужное, а все непосвященные должны или слепо повиноваться посвященным, или прекратить свое существование. И только будущее, вернее та идея, которая понимается как будущее, достойно существования. Это всегда была программа «истребления мира ради потусторонних идеалов, чуждых и невнятных...».

Основными признаками антисистемы является:

Футуристическое мировоззрение. Могут использоваться различные философские платформы.

Противопоставление себя системному этносу.

Отрицание истории страны нахождения, негативный взгляд на неё.

Отрицание права этноса на самобытность.

Свободолюбие, стремление стать свободным атомом, стремление к крайнему индивидуализму.

Презрительное отношение к любой национальной традиции и общечеловеческим стереотипам.

Принятие любой лжи и дезинформации ради достижения своих целей.

Склонность к созданию химер.

Эти черты в большинстве своем свойственны и коммунизму и либерализму. Поэтому внешне, столь легко произошел «слом», а точнее трансформация, старой системы.

Изменение политико-правовой идеологии, стало зарождаться в недрах коммунистической партии сразу же после смерти Л.И. Брежнева. Однако перестройка и «новое мышление» неразрывно связанны с именем М.С. Горбачева, а активизация либерально-демократических преобразования с Б.Н. Ельциным.

Избрание Генеральным секретарем М. С. Горбачева было в основном предопределено составом руководства высших партийных органов, сложившихся еще при Андропове. На заседании Политбюро 11 марта 1985года генсеком единогласно избрали М. С. Горбачева. В тех тяжелых условиях, в которых оказалась наша страна в начале 80-х годов, трудно было найти более неподходящую личность на роль национального лидера, чем Горбачев. Он был абсолютно чужд Русскому народу и традиционной культуре России. Лишенный национального сознания и, более того, агрессивно враждебный всему, что составляло национальную суть России, ее традиции и основы, Горбачев представлял собою идеального представителя антисистемы. Политикан в американском смысле этого слова, Горбачев, по мнению его сотрудников, был личностью, мыслящей по-западному, и именно поэтому легко нашел общий язык с такими известными деятелями, как М. Тэтчер и Д. Буш, Г. Коль и Ф. Миттеран.

Уже к XXVII съезду КПСС Горбачев, опираясь на команду своих единомышленников, сумел обеспечить себе монопольное положение в партии. Чисто внешне XXVII съезд мало отличался от предыдущих съездов. Однако уже на нем была заложена основа космополитизации идеологии и ориентирования страны к либеральной системе ценностей. Весьма характерно, что в числе прочих на XXVII съезде КПСС выступил Б. Н. Ельцин. «С удовлетворением можно сказать, - заявил он, - что на нашем съезде снова атмосфера того большевистского духа, ленинского оптимизма, призыва к борьбе со старым, отжившим, во имя нового».

Во вновь избранные руководящие органы не попал ни один человек, который бы выражал национальные интересы Русского народа. Более того, в результате кадровой политики Горбачева состав ЦК, Политбюро и Секретариата ЦК стал более космополитическим, чем был при Л.И.Брежневе.

Раскрытие конкретных деталей превращения коммунистических функционеров и идеологов в деятелей международного мондиалистского движения, не является целью нашего исследования. Однако главное не в том, как их купили, запугали или обманули, а в том механизме, который сделал возможным это предательство. Механизм этот был встроен в саму систему управления коммунистической партии, которая изначально работала по принципам некоего ордена как закулисная властная структура всеохватывающего контроля и влияния. Система управления КПСС существовала не как идейная организация, а как голое орудие власти, абсолютно независимое от народа и, более того, противостоящее ему. Эта независимость от народа делала возможным любой поворот в политике, а деятелей, осуществлявших его освобождала от всякой ответственности. В течение десятилетий руководящие кадры КПСС формировались, как правило, из духовно маргинальных слоев общества, т.е. антисистема инкорпорировала в свои ряды наиболее беспринципных представителей. В период так называемой перестройки система высшего управления КПСС не разрушалась, а преобразовывалась почти в том же составе в две взаимно дополняющиеся и переплетающиеся структуры закулисной власти - космополитическо-международную, и мафиозно-предпринимательскую. 15 января 1988 года в газете «Правда» по личному указанию Горбачева и Яковлева публикуется большая статья советника, а впоследствии помощника Горбачева Г. Шахназарова «Мировое сообщество управляемо». В этой статье советник генсека излагал азы мондиалистской идеологии. Шахназаров пересказал главные программные понятия ведущих центров мондиализма - Бильдербергского клуба, Трехсторонней комиссии и Совета по международным отношениям. Статья призывала к созданию наднационального правительства, которое бы управляло мировым сообществом. Единственно новое, что вносил Шахназаров в идеологию мондиализма, это постоянные ссылки на классиков марксизма-ленинизма, только подтверждавшие общий источник космополитизма и интернационализма. Статья советника Горбачева в центральном органе КПСС как бы указывала направление перемен и стала сигналом космополитическим и мондиалистским силам как внутри страны, так и за рубежом.

Первые связи лидеров КПСС с международными мондиалисткими организациями налаживаются, конечно, не в период перестройки, а относятся к 60-70-м годам. Однако самым веским свидетельством принадлежности М.С. Горбачева к мондиалистическим организациям становятся его вступление в члены одной из главных мондиалистских структур - Трехсторонней комиссии. Посредником между Горбачевым и Трехсторонней комиссией выступал известный финансовый делец Д. Сорос, образовавший в 1987 году так называемый «Фонд Сороса - Советский Союз», из которого позднее вырос советско-американский фонд «Культурная инициатива», имевший откровенно антирусский характер.

Из средств Сороса оплачивалась антирусская деятельность политиков, сыгравших трагическую роль в судьбе СССР. В 1990 году он финансировал пребывание в США группы разработчиков программы «500 дней» во главе с Г. Явлинским, а позднее и членов «команды Гайдара» (когда они еще не были в правительстве). За счет Сороса финансировалась антирусская деятельность органов печати и телевидения, велась подготовка специалистов «независимого телерадиовещания».

В 1989 году в журнале «Знамя» (№ 6) Д. Сорос фактически призывает к борьбе с русским национальным движением, видя в нем самую большую опасность для демократических преобразований в России.

Вступление Горбачева в состав членов Трехсторонней комиссии (возглавляемой Д. Рокфеллером, исполнительный директор 3. Бжезинский) следует отнести к январю 1989 года. Встреча главных архитекторов советской перестройки и руководителей нового мирового порядка, состоялась в Москве. Трехстороннюю комиссию представляли ее председатель Дэвид Рокфеллер (он же руководитель Совета по международным связям), Генри Киссинджер (руководитель «Бнай Брит»), Ж. Бертуан, В. Жискар д'Эстен, Я. Накасонэ и У. Хайленд. Со стороны России, кроме М. Горбачева, присутствовали А. Яковлев, Э. Шеварднадзе, Г. Арбатов, Е. Примаков, В. Медведев и некоторые другие. В результате секретных переговоров были выработаны соглашения о совместной деятельности, характер которой в то время был мало кому ясен. Однако все стало понятно в конце того же года, когда в том же составе своих соратников, что и на встрече с делегацией Трехсторонней комиссии, М. Горбачев встретился на острове Мальта с президентом Д. Бушем. «Многие специалисты склонны считать, что Мальта стала местом роковых договоренностей Горбачева с Бушем, которые вскоре привели к крушению СССР и катаклизмам в странах Восточной Европы».

Главные особенности нового режима выражались в следующем:

Во-первых, его властные структуры и обслуживающие средства массовой информации враждебно (в лучшем случае скептически) относились к традиционным, культурным и духовным ценностям России, усматривая в них отсталость и помеху перестройки страны на западный лад.

Во-вторых, прямая и косвенная связь многих высших и средних представителей режима с властными структурами и спецслужбами Запада (прежде всего США).

В-третьих, тесный альянс влиятельных деятелей режима с мафиозными объединениями и преступными группировками (включая зарубежные), отмывание «грязных» денег и использование их части как на нужды режима, так и в личных целях.

В-четвертых, невиданные коррупция и расхищение государственной собственности - почти поголовные взяточничество и преступные манипуляции с государственной собственностью в крупных и особо крупных размерах во всех звеньях новой власти, от мелких чиновников до первых лиц государства.

В-пятых, личная незаинтересованность деятелей режима в возрождении России и ориентация их на эмиграцию и заграницу (для этого - перевод денег в зарубежные банки и покупка недвижимости вне нашей страны).

И, наконец, как вывод из предыдущих, полнейшее пренебрежение интересами Русского народа, хищническое расхищение национального богатства России и перекачка его за границу.

Три четверти руководства нового режима составила бывшая советская номенклатура, остальную, может быть, самую опасную, - «молодые волки» и «новые русские».

Организационные структуры КПСС не были уничтожены, а полностью вошли в структуру нового режима, который преобразовал значительную часть центрального и местного аппарата в звенья президентской администрации, республиканских, областных и местных органов управления. Были сохранены все партийные номенклатурные структуры и кадры, поменялись только таблички названий должностей на кабинетах бывших руководителей КПСС.

По сравнению с коммунистическим периодом произошло значительное увеличение структур и рост численности управленческого государственного аппарата. Если в 1990 году в России было 604,9 тыс. работников органов государственной власти и управления всех уровней (в том числе союзного), то на конец 1993 года их стало 921,6 тыс., что в 1,5 раза больше. Расширилась сеть территориальных органов федеральных министерств и ведомств, численность работников которых только в 1993 году выросла на 20%. Возросла и доля расходов на управление. Резко меняется система управления и на местах.

Политический режим, пришедший к власти в 1991 году, имел много общего с большевистским режимом эпохи революции и Гражданской войны.

Оба режима пришли к власти в результате государственной измены и предательства национальных интересов России.

Оба режима были связаны с иностранными правительствами и спецслужбами, использовали их деньги и помощь.

Оба режима под прикрытием благих намерений ограбили русское государство и народ, проводя целенаправленную антигосударствнную политику.

Подобно большевикам, создавшим институт комиссаров, наделенных абсолютной властью и направлявшихся на определенные участки военной, хозяйственной, финансовой и культурной жизни, либерально-демократический режим воссоздает систему тех же комиссаров под видом так называемых «уполномоченных», т. е. лиц, облеченных от имени государства особыми правами для деятельности в определенной области экономики, торговли, туризма, «шоу-бизнеса».

Еще до начала так называемой массовой (чековой) приватизации все ключевые составляющие российской государственной экономики были захвачены фактически в личную собственность бывшей советской номенклатурой (высшим государственным чиновничеством) и теми, которых эта номенклатура «уполномочила» осуществить захват. Строго говоря, система уполномоченных, как и система комиссаров при большевиках, возникла несколько ранее. Комиссарство, как мы знаем, было введено еще Временным правительством, также и уполномоченные начали использоваться с 1987 года. Однако между уполномоченными конца 80-х и уполномоченными начала90-х годов такая же резкая разница, как между комиссарами Временного правительства и комиссарами большевиков.

Фактически «в экономике произошел раскол на «уполномоченный сектор» и остальные отрасли. Уполномоченным, то есть близким к государству, контролируемому государством, - стали экспортные отрасли (нефть, газ, металлы, лес и некоторые другие) и финансовые институты. Именно эти отрасли давали самые быстрые прибыли».

В течение 3-4 лет от 60% до 75% общенациональной российской собственности перешло в частное владение или под контроль криминально-теневых структур, чуждых интересам России и Русского народа. Такого моментального и масштабного ограбления (и одновременно фантастического обогащения немногих) не знал ни один другой народ за всю мировую историю.

Именно это стало основой жесткого контроля либерально-демократического режима, многие представители которого объединяли в своем лице огромную политического и экономическую власть. Экспроприация общенациональной российской собственности криминально-космополитическим режимом баснословно обогатила его политических лидеров.

Без всяких ограничений растет сеть представительств так называемого Фонда Сороса. По мнению зарубежных аналитиков, «Сорос стал самым влиятельным лицом на огромной территории, простирающейся от берегов Рейна до Уральских гор». Как многократно справедливо отмечаюсь, Фонд Сороса свою деятельность направляет на изменение мировоззрения людей в либеральном духе, насаждение американского образа жизни. Этому фонду во многом принадлежит и «заслуга» по определенному изменению доминирующей идеологии в России, без которой все вышеуказанные изменения были бы практически невозможны. Фактически была проведена «революция» сознания советского человека, что во многом предопределило успех реформаторов. Она была совершена без насилия и даже без явного столкновения крупных социальных сил. Речь идет о революции нового типа, совершенной согласно теории А. Грамши с использованием современных технологий воздействия на общественное сознание и программирования поведения больших масс людей. Предварительной стадией этой революции (до изменения политического и социального строя) послужила перестройка как программа разрушения «культурного ядра» советского общества и подрыва гегемонии советского государства. Эффективность перестройки во многом определялась тем, что ее идеологи, стоявшие у рычагов партийно-государственной власти, выступали уже в союзе с противниками СССР в холодной войне и получили от них большие интеллектуальные, культурные и технологические ресурсы. Важным условием успеха был также тот факт, что в СССР было практически полностью уничтожено общество, построенное на системе традиционных ценностей. Космополитическая идеология, официально доминирующая в СССР показала свое полное бессилие против духовной агрессии запада. Кроме того, тоталитаризм государственной власти в советской системе в большой степени способствовал ее гибели.

Говоря в одной фразе, перестройка сумела оторвать сознание граждан СССР от здравого смысла и житейской мудрости, заставила их поверить в химеры, созданные антисистемой, зачастую противоречащие очевидным фактам и элементарному знанию. Можно выделить некоторые приоритетные направления, по которым происходило вторжение в культурное ядро СССР.

Советское жизнеустройство сложилось под воздействием конкретных природных, исторических и культурных обстоятельств. Исходя из них, поколения, создававшие Россию вообще и советский строй в частности, определили свою мировоззренческую доминанту как «сокращение тягот». На этом пути советский строй добился признанных всем миром успехов, в СССР были устранены главные источники массовых страданий и страхов - бедность, безработица, бездомность, голод, преступное, политическое и межнациональное насилие, а также массовая гибель в войне с более сильным противником. Ради этого были понесены большие жертвы, но уже с 60-х годов возникло стабильное и нарастающее благополучие.

Альтернативным критерием выбора жизнеустройства было «увеличение удовольствий». В ходе перестройки ее идеологи убедили политически активную часть общества изменить выбор - пойти по пути увеличения удовольствий и пренебречь опасностью массовых страданий. Речь идет о фундаментальном изменении, которое не сводится к смене политического, государственного и социального устройства (хотя неизбежно выражается и в них). Это изменение критерия жизнеустройства противоречило исторической памяти русского народа и тем непреодолимым ограничениям, которые накладывали географическая и геополитическая реальность, доступность ресурсов и уровень развития страны. Согласиться на такое изменение значило отвергнуть голос здравого смысла.

Как пример успешного продвижения по пути увеличения удовольствий идеологи перестройки дали советским людям Запад, представленный светлым мифом. Активная часть населения приняла этот пример за образец, оценив собственное жизнеустройство как недостойное («так жить нельзя!»). Воздействие на массовое сознание было столь эффективным, что образ Запада к концу 80-х годов стал поистине вожделенным, что было немыслимо еще пять лет назад. Такая массовая зависть к идеализированному образу «чужого дома» с самоотрицанием своего дома - явный признак действия антисистемы. При ее внедрении в политическую практику она неизбежно должна была повести к национальной катастрофе.

Для перехода к жизнеустройству, направленному на увеличение удовольствий, требовалось глубокое изменение в культуре. Поскольку стремление к наслаждениям, связанным с потреблением, не имеет предела, то с новым критерием жизнеустройства оказывались несовместимы два главных устоя русской культуры - нестяжательство и соборность. Ведь ресурсы всегда ограничены, и за них приходится конкурировать. Следовательно, сильные в таком обществе должны со спокойной совестью топтать ближних. Поэтому с самого начала перестройки была развернута идеологическая кампания по внедрению в массовое сознание нового представления о человеке и его правах. Нового не только для СССР, но и для дореволюционной России, культура которой отвергла социал-дарвинизм.

Чуть ли не главным принципом, который надо было сломать в советском человеке, чтобы совершить «перестройку», была идея равенства людей. Она понималась русскими в глубоко религиозном контексте, как равенство всех перед лицом Бога. На западе идея равенства, носит исключительно правовой характер, как равенство возможностей, что изначально создает фактическое неравенство людей, и как следствие деление их на людей избранных и не избранных. Начиная с 1987 г. в СССР была начата и быстро нарастала кампания по внедрению в массовое сознание жесткого и зачастую вульгарного социал-дарвинизма и даже мальтузианства. Так, Н. М. Амосов в журнале «Вопросы философии» говорит: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству... За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу - ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых». Разрушение «культурного ядра» путем внедрения мальтузианских представлений о человеке привело к расщеплению сознания людей. Новая антропологическая модель, воспринятая на уровне идеологии, вошла в противоречие с глубинными уравнительными идеалами, которые не удалось искоренить

Идеологическая машина перестройки произвела большую работу по разрушению коллективной исторической памяти советского общества. Были очернены, осмеяны, перемешаны символы-вехи национальной истории. Затем был создан хаос в системе мер, оценок и даже временной последовательности событий, образующих историческую картину. Была подорвана способность общества вырабатывать коллективную память даже самых недавних событий - по прошествии всего нескольких месяцев они вытеснялись, стирались из памяти. Общество в целом и каждый человек в отдельности потеряли возможность анализировать прошлое и использовать его уроки для того, чтобы определять свою позицию в конфликтах настоящего.

Причина поражения советского мировоззрения во многом определялась еще и тем, что, по сути, его ценностное ядро лишь внешне, и очень часто фрагментарно, копировало ценностную систему дореволюционной России, создавая глубочайшее внутреннее противоречие. Оно заключалось в полной несовместимости коммунистической идеологии и традиционной культуры России, имеющей своим базисом православие. В период перестройки и либерально-демократических преобразований, как и в другие критические моменты истории русской государственности, основным консервативным институтом хранящим систему абсолютных, структурообразующих ценностей выступила Русская Православная Церковь. После крушения коммунистического режима это стали понимать очень многие. Как отмечал писатель В. Карпец: «У нас есть одна законная власть, которая осталась, это - власть Патриарха, власть духовная. Юридической крепи для России нет, но осталась мистическая крепь. И поэтому изначально так называемое «российское единство» должно строиться сейчас исключительно на единстве вокруг Патриарха. Не политическом, а духовном. Даже если мы с ним не согласны по-человечески в каких-то отдельных вещах...». Это понимают и разрушители России. Космополитические силы, как в стране, так и за рубежом всячески стремятся ослабить единство православной паствы.

В результате определенной лояльности государства к православию с начала перестройки стали возрастать количество приходов в 1988 году их было открыто уже более тысячи; этот процесс продолжался и в 1989 году, в конце которого число православных приходов приблизилось к десяти тысячам. В 1988-1989 годах были замещены правящими архиереями кафедры, не имевшие епископов в течение десятилетий. В 1988 году был увеличен прием абитуриентов в семинарии. В Смоленске в том же году открылось первое межепархиальное духовное училище. Вслед за ним духовные училища были открыты в Кишиневе, Чернигове, Ставрополе, Минске, Новосибирске. В 1989 году открылись новые семинарии: Киевская, Тобольская и Минская. В некоторых приходах начались внебогослужебные катехизические занятия с верующими: появились первые воскресные школы. Церковные деятели получили, наконец, доступ к средствам массовой информации.

В 1988 году Русская церковь торжественно отпраздновала 1000-летие Крещения Руси. Генеральная Ассамблея ЮНЕСКО призвала отметить «1000-летие введения Христианства на Руси как крупнейшее событие в европейской и мировой истории и культуре». В это же время был проведен Поместный собор русской православной церкви, главным деянием которого стало рассмотрение вопроса о канонизации святых в Русской православной церкви.

Поместный Собор принял новый Устав, который отменял прежнее положение (введенное при Хрущеве), по которому «духовенство оказалось фактически отстраненным от руководства приходами», а юридически - «вообще от самих приходов». Восстанавливались Епархиальные собрания.

Они объявлялись высшим органом, при содействии которого архиерей управляет епархией. Епархиальное собрание состоит из равного числа представителей клира и мирян. О Епархиальном совете в Уставе говорится, что он «образуется по благословению правящего архиерея и состоит не менее чем из четырех лиц в пресвитерском сане, половина из которых назначается архиереем, а остальные избираются Епархиальным собранием на один год». Важнейшие изменения, в сравнении с действовавшим ранее «Положением об управлении Русской православной церковью», касались приходов. Поместный Собор обратился с особым письмом к «чадам, не имеющим канонического общения с Матерью-Церковью», имея в виду сотни тысяч православных русских людей, оказавшихся в рассеянии за границей.

В 1991 году, после долгих десятилетий мощи преподобного Серафима Саровского вновь оказались в лоне Церкви. Крестный ход из Москвы в Дивеево, где с тех пор находятся мощи святого, стал всенародным торжеством всех русских православных патриотов. Преподобный предвидел тяжкие испытания России, падение царской власти, гибель миллионов людей. Но он же говорил и о возрождении России, которое неминуемо состоится незадолго до конца мира. Апокалиптические настроения, ожидание скорого конца света пронизывали сознание многих православных людей. В правление Горбачева они усматривали особый высший смысл, подтверждаемый Священным Писанием.

Тяжелейшие испытания, в которые поверг нашу страну либерально-демократический режим, для многих русских людей стали толчком в возрождению православного сознания и веры в Бога. Специальный опрос показал, что, если в 1991 году в Бога верило 31% населения России, то в 1996 году - уже 49%, 51% считали себя православными, а 61% верило, что

Русская православная церковь жизненно необходима для России. После десятилетий запустения по стране возобновляют свою службу тысячи закрытых ранее церквей, строятся новые храмы, образуются новые приходы и епархии, быстрыми темпами увеличивается число священнослужителей. На 1 января 1993 года в Русской православной церкви было 14 113 приходов. В 1996 году число православных приходов по сравнению с 1988-м возросло в 4 раза. Только в Москве насчитывалось 194 прихода и 267 храмов, в которых служили 477 священнослужителей. За десять лет, с 1985-го по 1994 год, число православных монастырей возросло с 18 до 249. Вновь открылись древние обители, долгое время находившиеся вне монашеской жизни, в частности Ново-Иерусалимский Воскресенский монастырь, обитель преподобных Сергия и Германа на Валааме, Ипатьевский монастырь в Костроме, Свято горский монастырь под Псковом, Александре-Невская лавра в Санкт-Петербурге, Новодевичий монастырь в Москве, Глинская пустынь на Украине и многие другие.

Восстановление русских храмов и монастырей осуществлялось с помощью сотен тысяч добровольцев, безвозмездно, с жертвенной любовью и самоотверженностю трудившихся на самой черной и тяжелой работе. Как отмечалось на Архиерейском соборе (1994), подвижническим трудом этих добровольцев не только созидались стены и кровли порушенных храмов, но очищались и воздвигались из тлена духовные храмы нашего народа, разрушенные традиции благочестия и христианской нравственности.

К концу 1993 года Русская православная церковь имела 3 Духовных академии, 13 духовных семинарий, 22 духовных училища и 1 школу псаломщиков. Открывались православные школы, лицеи, гимназии и детские сады. Кроме духовных академий и семинарий, появились Свято-Тихоновский богословский институт (1100 студентов) и Российский православный университет.

Противостоя духовному и моральному распаду, твердо и убежденно над страной зазвучали голоса подвижников российского благочестия - о. Александра (Шаргунова), епископа Владивостокского и Приморского Вениамина, о. Дмитрия (Дудко), игумена Кирилла (Сахарова), Николая (Гурьянова), игумена Тихона (Шевкунова) и многих других пастырей и архипастырей Русской церкви.

Одним из высших выразителей православной веры, духовности и церковного просвещения, в их истинном понимании, был митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев; + 20.10/2.11.1995), глубоко почитаемый всеми истинно православными людьми. С того момента, когда владыко прибыл на служение в Санкт-Петербургскую епархию, он стал главным духовным наставником и водителем современной России.

Вслед за святым Иоанном Кронштадтским владыко Иоанн провозглашал, что «родиться русским есть дар служения». Православная Россия стоит на страже духовного мира всего человечества. Ей определено Господом «до конца времен стоять преградой на пути зла, рвущегося к всемирной власти. Стоять насмерть, защищая собой Божественные истины и спасительные святыни Веры».

Владыко Иоанн являлся одним из крупнейших мыслителей и величайшим религиозно-нравственным авторитетом нашего времени. Его исследования, его публицистика - свидетельство нового взлета и цветения русского православного богословского и историко-философского творчества - всегда бесстрашного и исполненного благодатной глубины и правды. Митрополит стал духовным отцом и путеводителем Русского народа. А если вспомнить, что именно судьба России теперь в очередной раз стала эпицентром мировой истории, то значение деятельности владыки возрастает до масштабов общечеловеческих.

Церковь, с точки зрения владыки Иоанна, не может оставаться равнодушной к деструктивной деятельности нынешних реформаторов - экстремистов, унаследовавших худшие черты террористического большевистского самосознания, уже стоившего России невероятных жертв. Они ведут дело к созданию чудовищной по своему цинизму системы власти - коррумпированной и бесконтрольной, скрывающей за псевдодемократической риторикой полное презрение к закону.

Подводя итоги либерально-демократической реформы, митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн писал: «Сегодня мы имеем возможность оценить первые плоды такого реформирования. Единое государство разрушено. Русский народ расчленен на части границами новоявленных «независимых городов». Россия отброшена в своем территориальном развитии на триста пятьдесят лет назад. Общество оказалось совершенно беззащитным перед шквалом безнравственности и цинизма, обрушившимся на людей со страниц «свободной» прессы и экранов телевизоров. Церковь подвергается бешеным атакам еретиков и сектантов, понаехавших в Россию со всего света, чтобы «просветить» русских варваров. Ростки здорового национально-религиозного самосознания погребены под грудой нечистот «масскультуры» и фальшивых ценностей «общества потребления». Страной по-прежнему правят богоборцы, космополиты и русоненавистники...».

На вопросы многих людей, как бороться с космополитическим режимом, владыко неизменно отвечал, что единственный путь спасения - путь объединения вокруг русских вековых святынь, путь спасения русской соборности и державности, путь духовного прозрения и очищения. По мнению Митр. Иоанна только возврат к Богу сквозь толщу лжи и клеветы, нагроможденную христоненавистниками даст возможность возродить Святую Русь. Отступление же равносильно гибели России

Деятельность митрополита Иоанна способствовала росту широкого православного движения за чистоту веры и сохранение тысячелетней православной традиции, противостоящих наступлению мондиализма и экуменизма.

В октябре 1990 года по благословению Патриарха Алексия II создается массовая православная организация Союз православных братств, возглавляемый игуменом Кириллом. Союз объединил 125 братств и сестричеств, в том числе 35 из Малороссии, 2 из Белоруссии, 3 из США.

Союз православных братств выступал за возрождение истинной православной веры, возврат нашей церковной жизни в каноническое русло, восстановление Церковного Суда. Члены Союза были убежденными противниками компромиссов в области вероучения, стояли за выход Русской православной церкви из так называемого Всемирного совета церквей, считали экуменические молитвы грубым попранием церковных правил. Выражая мнение большинства русских православных людей, Союз выступал за укрепление церковной дисциплины, против повсеместного распространения сомнительного обливательного крещения, так называемой общей исповеди, небрежного отправления богослужений, неуместного в церкви концертного стиля песнопений и западной живописи. Члены братств протестовали против любых попыток модернизма и обновленчества: намерения перевести богослужения на русский язык, ввести новый календарный стиль и т. п.

Союз православных братств выступал за восстановление самодержавного православного царства, против антихристианских сил, которые стремятся уничтожить Святую Русь, а также требовал ограничения деятельности протестантских миссионеров, сектантов, католиков и униатов. Кроме того, он выступил первым инициатором канонизации царской семьи.

Государство также прекрасно понимало значимость православия как мощнейшего фактора структурирования общественных отношений и как самого последовательного оппонента идеологии либерально-демократических преобразований в России. Поэтому оно постаралось сразу же определиться в отношениях в Русской Православной Церковью и выразилось это в принятии целого ряда законов. Прежде всего, для лигитимации преобразований начатых в России и создания наиболее благоприятных условий для их проведения, заключающегося, прежде всего, в самоустранении государства из регулятивной сферы, была принята в 1993 году Конституция РФ. В целом она определяла неизменность взаимоотношений между церковью и государством, существовавшим в советский период. В ст. 14 Конституции РФ подтверждается светский характер государства и утверждается, что «никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Светский характер Российского государства означает отсутствие определенной церковной иерархии, стоящей над и на уровне государственной власти. Он проявляется в гражданском характере правосудия, в государственной регистрации актов гражданского состояния, в отсутствии у государственных служащих обязанностей исповедовать определенную религию, а также в гражданском статусе верующих.

Принцип, сформулированный в ч. 2 ст. 14 Конституции РФ, состоит в провозглашении равноправия религиозных объединений, создаваемых гражданами. Более широко этот принцип развит в ст. 4 Закона «О свободе совести и религиозных объединениях», указывающем на равноправие религий и религиозных объединений, которые не пользуются никакими преимуществами и не могут быть подвергнуты никаким ограничениям по сравнению с другими. Государство в вопросах свободы вероисповеданий и убеждений нейтрально, т. е. не становится на сторону какой-либо религии или мировоззрения. Поскольку деятельность религиозных объединений должна быть законной, они должны иметь устав и быть зарегистрированы в Министерстве юстиции Российской Федерации. Порядок образования и регистрации религиозных объединений, их права в благотворительной, информационной, культурно-просветительской, имущественной, финансовой сферах деятельности, при международных связях и контактах регулируются также вышеуказанным законом. Таким образом, совершенно одинаковый правовой статус получают Русская Православная Церковь, стоявшая у государственных истоков России и различные секты и секточки. Единственное условие, которое должно исполняться религиозными организациями это исполнение государственных законов, которые в силу того же закона, не вправе вмешиваться во внутренние дела религиозного объединения. Результатам такой умышленной духовной неразборчивости государства посвящено замечательное исследование А. Дворкина «Введение в сектоведение».

Но кроме этого всплыл еще один побочный результат такового правового регулирования. Это особая проблема - положение религиозных объединений, создаваемых иностранными гражданами и лицами без гражданства. Согласно закону «О свободе совести и религиозных объединениях», их право на такую деятельность признается, однако правовая регламентация создания, регистрации, деятельности и прекращения деятельности охватила лишь религиозные объединения, создаваемые гражданами Российской Федерации. Между тем законодательство должно определить границы внедрения религиозных объединений иностранных граждан с целью религиозной пропаганды в государственные учреждения образования, здравоохранения, культуры, структуры государственного телерадиовещания. Кроме того, поскольку в нашей стране в течение десятилетий нарушалась свобода совести, в том числе подрывались материальные основы традиционных массовых религий, необходима защита их от зарубежной религиозной экспансии. В этой области не может быть места рыночной конкуренции.

Однако, не считаться с религиозными предпочтениями большинства граждан России, особенно в критические моменты своего существования государство не может. От этого зависит само его существование. Поэтому, спустя четыре месяца, президентом Б.Н. Ельциным подписывается Распоряжение от 23 апреля 1993 г. N 281-рп «О передаче религиозным организациям культовых зданий и иного имущества». Он предписывал Совету Министров - Правительству Российской Федерации осуществить поэтапную передачу в собственность или пользование религиозным организациям культовых зданий, строений и прилегающих к ним территорий и иного имущества религиозного назначения, находящихся в федеральной собственности, для использования в религиозных, учебных, благотворительных и других уставных целях, связанных с деятельностью конфессий. Нельзя не отметить положительные моменты данного распоряжения, так как коснулись они, прежде всего Русской Православной Церкви. Связано это с той большевистской религиозной политикой, которая была направлена на полное уничтожение православия. С этой целью и происходили массовые изъятия церковного имущества РПЦ, а также конфискация культовых зданий и сооружений, поэтому и возврат коснулся, прежде всего, имущества РПЦ.

Во исполнение данного распоряжения было принято постановление Правительства РФ от 6 мая 1994 г. N 466 «О порядке передачи религиозным объединениям культовых зданий и иного имущества религиозного назначения, относящихся к федеральной собственности», а также распоряжение Госкомимущества РФ от 8 августа 1994 г. N 2115-р и постановление Правительства РФ от 30 июня 2001 г. N 490 «О порядке передачи религиозным организациям находящегося в федеральной собственности имущества религиозного назначения». Кроме того, постановлением Правительства РФ от 30 июня 2001 г. N 490 было утверждено Положение «О передаче религиозным организациям находящегося в федеральной собственности имущества религиозного назначения». Все эти меры способствовали передачи большого количества православных храмов в полное распоряжение РПЦ, и хотя никакой финансовой поддержки со стороны государства Церковь не получила, оно хотя бы постаралось по мере возможности не мешать православно-церковному возрождению.

Однако, негативные тенденции в религиозной сфере, вызванные непродуманным правовым регулированием, постепенно стали очевидны. Это вызвало необходимость в принятии новых документов и первым из них стал Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. N 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях». Он попытался определенным образом разрешить, и поставить под государственный контроль процесс возникновения и деятельности на территории России различных религиозных организаций. Конечно, нельзя сказать, что это было сделано достаточно качественно, так как генеральная конституционная линия религиозного безразличия государства была сохранена в неприкосновенности. Однако становится очевидно, что к этому моменту государство начинает осознавать опасность непосредственно для себя со стороны новоявленных «духовных» учений, а также всю, структурообразующую роль Православия. В соответствии со ст. 13. вышеуказанного закона иностранным религиозным организациям предоставлено право открывать свои представительства на территории России. Однако, представительство иностранной религиозной организации не может заниматься культовой и иной религиозной деятельностью, и на него не распространяется статус религиозного объединения, установленный федеральным законом.

Во исполнение Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», в частности порядка осуществления государственного контроля за религиозными организациями в процессе их создания, было принято Постановление Правительства РФ от 3 июня 1998 г. N 565 «О порядке проведения государственной религиоведческой экспертизы», которым утверждался «Порядок проведения государственной религиоведческой экспертизы». Контроль в процессе их деятельности был возложен законом на органы прокуратуры. Детализация данного полномочия была произведена в Письме Минюста РФ от 24 декабря 1997 г. N 08-18-25797, а также в методических рекомендациях по осуществлению органами юстиции контрольных функций в отношении религиозных организаций, утвержденных Минюстом России.

На фоне усиления государственного контроля за деятельностью религиозных организаций Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», дал право религиозным организациям проводить богослужения и религиозные обряды в лечебно-профилактических и больничных учреждениях, детских домах, домах-интернатах для престарелых и инвалидов, в учреждениях, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, по просьбам находящихся в них граждан в помещениях, специально выделяемых администрацией для этих целей. Командирам воинских частей данным Законом предписано не препятствовать участию военнослужащих в богослужениях, других религиозных обрядах и церемониях.

Положение религиозных объединений в вооруженных силах было серьезно упрочено Федеральным законом от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих». В соответствии со ст. 8 данного Закона Военнослужащие в свободное от военной службы время вправе участвовать в богослужениях и религиозных церемониях как частные лица. Данным законом не предусмотрено ограничение прав военнослужащих на получение, приобретение и пользование предметами культа и религиозной литературой, равно как и право совершать религиозные обряды и участвовать в них. В то же время командование воинских частей не несет прямых обязанностей по обеспечению реализации права военнослужащих на свободу вероисповедания. Однако оно может содействовать в предоставлении отдельных помещений для совершения обрядов и церемоний, в приглашении священнослужителей и создании условий для их свободного общения с гражданами.

Таким образом, сущность реализации права военнослужащих на свободу вероисповедания заключается в создании в воинских частях необходимых благоприятных условий для исповедания военнослужащими своей религии. Однако обязанности командования по созданию благоприятных условий возникают только с момента обращения военнослужащих к командованию с изложением намерений воспользоваться своим правом. Применительно к военнослужащим реализация свободы совести и вероисповедания ограничена в служебное время. К нашему сожалению, детальная регламентация реализации данного права военнослужащими действующими уставами вооруженных сил не предусмотрена.

Все вышеуказанные положения нормативного регулирования правового положения религиозных организаций, так или иначе, направлены к повсеместному увеличению значимости православия, так как контроль со стороны государства за деятельностью религиозных организаций фактически направлен против новоявленных сект, которые несут антисоциальные учения. Русской Православной Церкви нечего скрывать от государства. Все что она имеет, она отдает России. Правом же совершать богослужения не только в границах специально отведенных культовых сооружений, как правило, может воспользоваться, в силу востребованности, только православные священнослужители, а также представители ислама. Это же касается и деятельности РПЦ в вооруженных силах России. Весьма показательно, что Соглашение о сотрудничестве в данной сфере Министерством обороны РФ подписано в 1997 году именно с Русской Православной Церковью. Данным Соглашением предусмотрено развитие отношений по следующим направлениям:

- патриотическое воспитание военнослужащих;

- нравственное и духовное просвещение военнослужащих;

- социальная защита военнослужащих и членов их семей;

- реализация религиозных потребностей военнослужащих;

- восстановление культовых сооружений и т.д.

В частности, достигнуто соглашение о предоставлении возможности духовенству Русской Православной Церкви по согласованию с командованием воинской части посещать военнослужащих, содействии обеспечению верующих военнослужащих духовной литературой, церковными периодическими изданиями, кинофильмами, аудио- и видеоматериалами и т.д. Таким образом, православие постепенно занимает то место, которое соответствует его реальной значимости в современных условиях.

Все эти робкие попытки православно-церковного обновления России с первых своих шагов столкнулись с серьезными проблемами. Причем их эпицентр, как ни странно, оказался не вне, а внутри самой Церкви. Все это серьезно влияет на возможность Церкви, как института хранящего традиционные основы национально-религиозной культуры, каким-либо образом оказывать эффективное сопротивление идеологической агрессии «новых Западных ценностей». Для разрешения наиболее наболевших проблем во всех сферах церковной жизни был созван Юбилейный Архиерейский Собор Московской Патриархии. Он прошел в Москве 13-16 августа 2000 г.

По мнению К. Душеное главных «болевых точек» современной церковной жизни к моменту открытия собора насчитывалось восемь.

Участие Русской Православной Церкви в экуменическом движении, конкретно - во Всемирном Совете Церквей.

Проблема отношений с так называемыми «дохалкидонскими» церквами, а проще сказать - с еретиками-монофизитами, отпавшими от Православия еще в V веке вследствие отвержения ими IV (Халкидонского) Вселенского Собора.

Осуждение неообновленческой ереси.

Проблемы церковного управления.

Проблема канонизации Императора Николая II.

Отношение Церкви к вопиющим социальным проблемам современной России.

Созыв Поместного Собора.

Освещение всех вышеуказанных вопросов выходит за рамки нашего исследования. Однако такие проблемы как экуменизм и неообновленчество непосредственно влияют на внутреннюю жизнь Церкви и являются каналами прямого влияния на нее со стороны западных христианских конфессий, во многом формирующим идеологический базис либерально-демократической антисистемы, духовной агрессии, которой и призвана противостоять Православная Церковь. Следующей по значимости проблемой является внешняя сторона жизни Церкви и ее отношение к иным конфессиям и к наиболее значимым проблемам современности т.к. это во многом определяет соответствующие представления верующих, влияющих на их поведение в конкретной политико-правовой реальности.

По итогам Архиерейского Собора были приняты ряд очень важных документов таких как Устав Русской Православной Церкви, Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, а также Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию.

Огромный интерес, как в России, так и за рубежом вызвали принятые Архирейским Собором «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Из содержания документа «Основы социальной концепции» можно видеть, что в него включены самые различные вопросы, касающиеся жизни христианина в светском обществе. В самом общем виде в него входят следующие разделы:

- Основные богословские положения

- Церковь и нация

- Церковь и государство

- Христианская этика и светское право

- Церковь и политика

- Труд и его плоды

- Собственность

- Война и мир

- Преступность, наказание, исправление

- Вопросы личной, семейной и общественной нравственности

- Здоровье личности и народа

- Проблемы биоэтики

- Церковь и проблемы экологии

- Светская наука, культура, образование

- Церковь и светские средства массовой информации

- Международные отношения.

- Проблемы глобализации и секуляризма

В рамках нашего исследования наибольший интерес представляют разделы со второго по четвертый.

В разделе - Церковь и нация представлен богословски обоснованный подход к национальным вопросам, которые нередко возбуждают острые противоречия, причем от лица Церкви высказываются самые разные мнения. По мнению Митрополита Кирилла их можно свести к двум точкам зрения. Одни, указывая на вселенский характер Православия, пытаются отрицать само понятие христианского патриотизма и право христиан на национальную самобытность, национальное самовыражение.

Другая крайность - когда православную веру низводят до роли одного из атрибутов традиционного национального самосознания. По сути дела, нация при этом ставится на место Бога, Отсюда рождаются такие явления, как агрессивный национализм, ксенофобия, деление народов на лучшие и худшие, национальная исключительность, межэтническая вражда.

Поэтому в документе говорится как о вселенском характере Церкви Христовой (§ II, п. 1), так и о православном понимании патриотизма - с опорой на опыт русских и вселенских святых (§ II, п. 2). В § II, п. 3, отмечено, что патриотизм православного христианина должен быть действенным. Он проявляется и путем участия в делах государственного управления. «Если мы будем повторять полюбившуюся некоторым фразу, что политика - это слишком грязное для нас, нехристианское дело, то добровольно отдадим жизнь государства в руки людей в лучшем случае равнодушных к христианским нравственным ценностям».

Указана в § II, п. 4, и следующая обязательная для всех норма церковной жизни: в ходе межэтнических конфликтов Церковь «не выступает на чьей-либо стороне, за исключением случаев явной агрессии или несправедливости, проявляемой одной из сторон».

По вопросу взаимоотношения Церкви и государства, которому посвящен третий раздел, существует целый ряд документов Священноначалия Русской Православной Церкви. Так, на Архиерейском соборе 1992 года было заявлено, что «Церковь не связывает себя ни с каким общественным или государственным строем, ни с какой политической силой». Архиерейские Соборы 1994 и 1997 годов подтвердили и конкретизировали данную позицию. Таким образом выработался общий подход к исключительно важной проблематике взаимоотношений Церкви и государства.

В § III, п. 2, указано: «Государство как необходимый элемент жизни в испорченном грехом мире, где личность и общество нуждаются в ограждении от опасных проявлений греха, благословляется Богом... Священное Писание призывает власть имущих использовать силу государства для ограничения зла и поддержания добра, в чем и видится нравственный смысл существования государства (Рим. 13, 3-4)». Анархия, то есть отсутствие надлежащего устроения государства и общества, противоречит христианскому миропониманию (Рим. 13, 2). «Церковь не только предписывает своим чадам повиноваться государственной власти, независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, но и молиться за нее, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте (1 Рим. 2, 2)».

Вместе с тем очень важно правильно обозначить пределы компетентности государственной власти, поэтому тут же записано: «Христиане должны уклоняться от абсолютизации власти, от непризнания границ ее чисто земной, временной и преходящей ценности, обусловленной наличием в мире греха и необходимостью его сдерживания». Государство, по мнению авторов «Основ...», ни в коем случае не должно превращаться в самодовлеющий институт.

Основы взаимоотношений Церкви и светского государства, вытекающие из различия их природы и цели, изложены в § III, п. 3. Признается принцип «взаимного невмешательства» Церкви и государства в дела друг друга. Но Церковь явно и недвусмысленно не соглашается с таким пониманием светского характера государства, при котором нормой считается «радикальное вытеснение религии из всех сфер жизни народа, отстранение религиозных объединений от участия в решении общественно значимых задач, лишение их права давать оценку действиям властей».

В § III, п. 4, представлен краткий исторический очерк церковно-государственных отношений в различных странах в разные времена. Общий вывод из этого обзора таков: при всей несхожести конкретных моделей взаимоотношений Православной Церкви и государства, при всем различии условий, в которых Церковь осуществляет свое служение, она неизменно опирается на заповеди Христовы, учение Апостолов, святые каноны и потому всегда исполняет те задачи, которые заповеданы ей Богом.

Границы лояльности Церкви по отношению к государственной власти ясно обозначены в § III, п. 5. Они определяются заповедью Божией проповедовать Христову истину и совершать дело спасения людей в любых условиях, при любых обстоятельствах. «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении... В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты церковное Священноначалие, по должном рассмотрении вопроса, может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению;. обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению».

§ III, п. 6, выражает отношение Церкви к принципу свободы совести. Отношение это двоякое: с одной стороны, его утверждение конечно же «свидетельствует об утрате обществом религиозных целей и ценностей, о массовой апостасии и фактической индифферентности к делу Церкви и победе над грехом»; с другой стороны, реалистически оценивая современное состояние общества, надо признать, что «этот принцип оказывается одним из средств существования Церкви в безрелигиозном мире, позволяющих ей иметь легальный статус в секулярном государстве и независимость от инако-верующих или неверующих слоев общества».

Таким образом, «религиозно-мировоззренческий нейтралитет государства не противоречит христианскому представлению о призвании Церкви в обществе.». Может ли какая-то из форм государственного управления рассматриваться как наиболее желательная для Церкви? Этот вопрос рассмотрен в § III, п. 7. который гласит: «Форма и методы правления во многом обусловливаются духовным и нравственным состоянием общества. Зная это, Церковь принимает соответствующий выбор людей или, по крайней мере, не противится ему».

Практические области активного взаимодействия Церкви с государством на благо народа перечислены в § III, п. 8. Это:

«а) миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотрудничеству между людьми, народами и государствами;

б) забота о сохранении нравственности в обществе;

в) духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание;

г) дела милосердия и благотворительности, развитие совместных социальных программ;

д) охрана, восстановление и развитие исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры;

е) диалог с органами государственной власти любых ветвей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений;

ж) попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных учреждений, их духовно-нравственное воспитание;

з) труды по профилактике правонарушений, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы; и) наука, включая гуманитарные исследования; к) здравоохранение; л) культура и творческая деятельность;

и) работа церковных и светских средств массовой информации; н) деятельность по сохранению окружающей среды; о) экономическая деятельность на пользу Церкви, государства и общества;

к) поддержка института семьи, материнства и детства;

л) противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и общества».

Перечислены также направления деятельности, в которых священнослужители и канонические церковные структуры не могут сотрудничать с государством.

Конкретные нормы церковно-государственного взаимодействия подробно описаны в § III, п. 9, с учетом специфики взаимоотношений с законодательной, исполнительной и судебной ветвями власти на различных уровнях - общегосударственном, региональном и местном.

В разделе Христианская этика и светское право развивается тема о соотношении норм нравственности и закона (§ IV, п. 1).

Как сказано в § IV, п. 2, «право содержит в себе некоторый минимум нравственных норм, обязательных для всех членов общества. Задача светского закона не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он не превратился в ад». Церковь уважает государственное право и призывает верующих быть законопослушными гражданами; тем не менее в § IV, п. 3, отмечается, что «когда человеческий закон совершенно отвергает абсолютную Божественную норму, заменяя ее противоположной, он перестает быть законом, становясь беззаконием, в какие бы правовые одежды он ни рядился».

Вопросы взаимоотношений светского и религиозного (в частности, канонического) права разбираются в § I, п. 4-5. Далее приводится православная оценка представления о неотъемлемых правах личности, которое лежит в основе современного светского правосознания. В § IV, п. 6, указано, что сама по себе «идея таких прав основана на библейском учении о человеке как образе и подобии Божьем, как онтологически свободном существе». Права на веру, на жизнь, на семью являются защитой сокровенных оснований человеческой свободы от произвола посторонних сил. Эти внутренние права дополняются и гарантируются другими, внешними, например правами на свободу передвижения, получение информации, создание имущества, обладание им и его передачу. «Если право сообразуется с Божественной Правдой, то и оно стоит на страже человеческой свободы: где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17) - и соответственно охраняет неотъемлемые права личности».

Но, как отмечается в § IV, п. 7, по мере секуляризации высокие принципы неотчуждаемых прав человека превратились в понятие о правах индивидуума вне его связи с Богом. При этом охрана свободы личности трансформировалась в защиту своеволия (до тех пор, пока оно не вредит иным индивидуумам), а также в требование от государства гарантий определенного материального уровня существования личности и семьи... Однако вне Бога существует лишь человек падший... Между тем для христианского правосознания идея свободы и прав человека неразрывно связана с идеей служения. Права нужны христианину прежде всего для того, чтобы, обладая ими, он мог наилучшим образом осуществить свое высокое призвание к подобию Божию, исполнить свой долг перед Богом и Церковью, перед другими людьми, семьей, государством, народом и иными человеческими сообществами.

В § IV, п. 9, обозначена незыблемая граница законопослушания, которую Церковь указывает для своих чад: «Во всем что касается исключительно земного порядка вещей православный христианин обязан повиноваться закону. Когда же исполнение требования закона угрожает вечному спасению, предполагает акт вероотступничества или совершение иного несомненного греха перед Богом и ближним, христианин призывается к подвигу исповедничества ради правды Божией и спасения души своей для Вечной жизни. Он должен открыто выступать законным образом против безусловного нарушения обществом или государством установлений изаповедей Божьих, а если такое законное выступление невозможно или неэффективно, занимать позицию гражданского неповиновения».

Однако, при более внимательном изучении социальной доктрины возникает устойчивое впечатление, что Московская Патриархия решилась на превентивные шаги по дистанцированию от власти. Трудно поверить, что митрополит Кирилл - глава авторского коллектива доктрины - не учитывает неизбежного прочтения богословского документа как политического.

Так, в разделе «Церковь и государство» твердо устанавливается, что государственная власть вторична по отношению к духовной (Церковь - богоустановленная реальность, а государство - нет). Власть не вправе «абсолютизировать себя, расширяя свои границы до полной автономии от Бога и установленного Им порядка вещей». В социальной доктрине прямо требуется, чтобы государство в своих взаимоотношениях с Церковью учитывало «различие природ». «Церковь основана непосредственно Самим Богом - Господом нашим Иисусом Христом; богоустановленность же государственной власти являет себя в историческом процессе опосредованно».

Далее в тексте говорится о том, что Церковь может давать оценку действиям светских властей, в то время как светские власти не могут давать такой оценки. Светская власть может оценивать деятельность Церкви только в качестве юридического лица. РПЦ, разумеется, признает, что «правовой суверенитет на территории государства принадлежит его властям. Следовательно, они и определяют юридический статус Поместной Церкви или ее части...». Однако следует угрожающее продолжение: «Государственная власть тем самым перед лицом Вечной Правды выносит суд о себе самой и в конце концов предрекает свою судьбу». Таким образом, у государства в сущности нет выбора. Если «правовой статус» не удовлетворяет Поместную Церковь в той или иной стране, государство само подписывает себе смертный приговор.

Выше мы указывали, что в доктрине имеется такая формулировка: «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении». Это революционный тезис, поскольку он преодолевает абсолютность требования признать «всякую власть от Бога». Этот тезис получает развитие. Церковь, согласно доктрине, как субъект «публичного права» может призвать народ применить механизмы народовластия, призвать население к гражданскому неповиновению.

Конечно, никто не сомневается в моральном праве епископа «возвысить свой голос» в протесте, но формулирование этого героического поступка как «нормы» политического бытия Церкви в соборно одобренном документе действительно вызывает недоумение. Тут стоит подчеркнуть, что пункт о «неповиновении» содержится и в разделе «Христианство и светская этика». Но там не вызывает никаких вопросов, поскольку касается моральной позиции отдельного христианина: «Когда исполнение требования закона угрожает вечному спасению, предполагает акт вероотступничества или совершение иного несомненного греха в отношении Бога и ближнего, христианин должен открыто выступать законным образом против безусловного нарушения обществом или государством установлений и заповедей Божиих, а если такое законное выступление невозможно или неэффективно, занимать позицию гражданского неповиновения».

Надо заметить, что разделы III и IV («Церковь и государство», «Христианская этика и светское право») содержат достаточно четкое и последовательное обоснование полного превосходства - и исторического и метафизического - Церкви над государством. Богословски безукоризненно показано, как Церковь сохраняет полноту истины, в то время как государство, право и этика неуклонно повреждаются в ходе исторического процесса. То, что богословски верно, для усилий Владимира Путина выглядит как приговор: сколько он ни старайся, ему не выпутаться из вероотступнического секуляризма. Ведь это всемирно-исторический процесс. Россия, как и весь мир, вместе с Путиным или без него погружается все глубже в пучину греха. Между тем, поскольку именно погружение власти в грех и есть основание для неповиновения, то гражданские власти могут ждать объявления войны со стороны Церкви в любой момент. Ведь что такое «греховные и душевредные деяния», определяет только Церковь.

Любопытно, что приняв этот богословский ультиматум, Патриархия не предприняла никаких шагов, чтобы показать нынешней высшей государственной власти и ее курсу свое благорасположение. Не было в 2000 году верноподданических заявлений Собора о поддержке нового режима. Патриархия начинает самоопределяться. В этом смысле доктрина действительно является своего рода стратегическим документом.

Не менее, а в некотором смысле и более важным документом, ярко проявляющем внутрицерковные противоречия является «Определение об отношениях с инославием». Значимость этого документа определяется жесточайшим противостоянием, противостоянием вплоть до раскола, между церковными либералами и консерваторами. «... острый конфликт либералов и консерваторов, обновленцев и ревнителей благочестия омрачает церковную жизнь.... сегодня Русская Церковь подошла к той черте, когда не замечать далее этого зреющего раскола нельзя». От разрешения данного вопроса во многом зависит роль Церкви в сохранении традиционных и истинно Православных ценностей, являющихся основой культуры государсвтенно-образующего народа России. Архиерейский Собор довольно верно отразил нынешнее соотношение сил внутри Русской Церкви. Церковные иерархи с либеральными взглядами продолжают занимать большинство ключевых постов, но усиливающееся консервативно-охранительное давление «снизу» все больше и больше ограничивает их возможность реализовывать свои либеральные взгляды на практике.

Первая часть Приложения к соборному «Определению об отношениях с инославием», посвященная двусторонним т.н. «богословским диалогам», есть не что иное, как слегка переработанный вариант экуменического доклада митрополита Филарета (Вахромеева) на Архиерейском Соборе 1997 года. Вторую часть этого Приложения, посвященную Всемирному Совету Церквей, можно назвать вольным пересказом историко-богословского обозрения «Русская Православная Церковь и экуменическое движение», опубликованного в 1998 году в сборнике «Православие и экуменизм. Документы и материалы». В силу того, что Приложение не содержит в себе каких-либо новых аргументов в пользу экуменизма, то подробно разбирать его текст вряд ли имеет смысл.

И все же некоторые тезисы Приложения нельзя оставить без анализа. Слишком явно они фальсифицируют историю экуменизма, слишком многих вводят в заблуждение.

Для оправдания своей неканонической позиции «православным» экуменистам необходимо убедить церковную общественность в изначальной чистоте их помыслов и намерений. Но для этого им приходится идти на искажение исторической правды. Так, например, авторы Приложения утверждают: «Возникновение экуменического движения связывают с пробуждением «воли к единству» в разделенном христианском сообществе».

Возможно, где-то действительно есть люди, искренне считающие, что преподобный Серафим Саровский, святители Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник, праведный отец Иоанн Кронштадтский и целый сонм иных угодников Божиих, ревностно обличавших католическую ипротестантскую ереси, - просто страдали недостатком «воли к единству», которой в преизбытке обладают нынешние экуменисты. Поэтому многие церковные историки сегодня связывают истоки экуменизма с совершенно иным влиянием и вероотступничеством части православных иерархов.

Следующим принципиальным тезисом в попытках оправдать экуменизм является утверждение о том, что участие православных в ВСЦ необходимо, чтобы способствовать его внутреннему духовному перерождению и прозрению инославных. Вот и авторы Приложения тоже заявляют: «Поместные Православные Церкви приняли решение участвовать в экуменическом движении и экуменических организациях, так сказать, «изнутри» и занять конструктивно-критическую позицию».

Эта «конструктивность» выражается в том, что на протяжении долгих лет «православные» экуменисты безропотно выслушивали откровенно антихристианские заявления высокопоставленных чиновников ВСЦ, подобных, например, Гансу Укко, Исполнительному секретарю Отдела межрелигиозных сношений ВСЦ, который в июне 1994 года совершенно откровенно заявил: «Мы должны разрушить стены внутри нашего религиозного сообщества и вне его. Простая веротерпимость недостаточна. Жду того дня, когда христиане будут благодарить Бога за то, что есть мусульмане, и мусульмане будут благодарить Бога за откровения Божества иудеям, и иудеи будут благодарить Бога за христианский путь к Богу».

Развращающее воздействие такой «конструктивности» вполне очевидно. И эта пагубная стратегия, которую с полным основанием можно назвать стратегией «умиротворения ереси», не замедлила принести свои злые плоды. Уже в 1971 году на заседании ЦК ВСЦ православный митрополит Гор Ливанских Георгий Кходр заявил, что «Святой Дух действует своими энергиями согласно своего собственного домостроительства. С этой точки зрения мы можем рассматривать нехристианские религии как места, где Его вдохновение тоже присутствует. Все те, которые принимают сошествие Духа, - народ Божий».

Нетрудно заметить, что в одном этом абзаце содержится целый букет ересей: и признание наличия Божией благодати не просто вне Православной Церкви, но и вне христианства вообще, и утверждение о возможности действия Святого Духа отдельно и независимо от двух других Лиц Пресвятой Троицы, и объявление равночестными со Святой Церковью всех современных ересей и лжеучений.

Однако апогеем вероотступничества стало заявление митрополита Кирилла (Гундяева) на Генеральной Ассамблее Всемирного совета Церквей в Канберре (1991). Он заявил буквально следующее: «Я не хотел бы, чтобы критика Всемирного совета церквей со стороны православных воспринималась так, будто речь идет о возможности нашего выхода из ВСЦ. Всемирный совет церквей является для нас общим домом. Православные воспринимают его как свой дом и хотят, чтобы этот дом был колыбелью грядущей Единой Церкви». На таком ужасном фоне межрелигиозной всеядности уже не так страшно выглядит межхристианский экуменизм.

Необходимо отметить, что последовательными противниками экуменического движения были Николай II, а впоследствии и И. Сталин. Участие в экуменизме было навязано Православной церкви при режиме Хрущева, с тем, чтобы сделать из нее инструмент политического влияния на другие Церкви. Однако на деле получилось наоборот - экуменическое сотрудничество иерархов Русской церкви с Ватиканом и Всемирным советом церквей стало формой космополитического, влияния на Русскую церковь, особым каналом проникновения в нее чуждых Православию идей.

В изменившихся условиях иерархи Русской церкви, казалось бы, могли отказаться от навязанного им экуменического сотрудничества. Впервые было предложено в 1994 г. богословской комиссией Русской церкви Синоду и Архиерейскому Собору отделиться от Всемирного совета церквей, Конференции европейских церквей, Экуменического совета европейской молодежи и других экуменических организаций в связи с возрастающей «миссионерской деятельностью неправославных конфессий на территории России».

Однако Архиерейский Собор отклонил предложение Богословской комиссии и определил, «чтобы Русская церковь в настоящее время оставалась в вышеуказанных организациях и продолжала сотрудничество с ними». Вопрос о «целесообразности или нецелесообразности молитв с инославными христианами» Архиерейский Собор предоставлял «на благоусмотрение священноначалия и на благоусмотрение епархиальных преосвященных».

После этого Архиерейского Собора главный представитель экуменизма в Синоде Русской церкви митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл на пресс-конференции 5 декабря 1994 года заявил:

«Русская церковь неразрывно связана с экуменическим движением, по возможности будет продолжать поддерживать отношения с различными Христианскими Церквами и исповеданиями;

Вопрос об изменении характера отношений с экуменическим движением не будет поставлен в ближайшем будущем».

Как отмечал митрополит Киприан: «Православные экуменисты не только не считают нужным получить согласие верующих на так называемую христианскую деятельность, но и грубо оскорбляют их, именуя «воинствующими фундаменталистами», а антиеретическую позицию Святоотеческого и Соборного Предания - «изжитым мировоззрением»!». Такая позиция некоторой части нашей церковной власти рассматривается многими верующими как нарушение единства Русской церкви.

Серьезнейшей проблемой церковной жизни является движение обновленчества, фактически вплотную примыкающее к экуменистическому движению. Так называемые обновленцы 90-х годов являлись духовными продолжателями обновленческой ереси 20-х годов. Современные обновленцы, так же как и их предшественники, выступают за коренную ломку богословских и литургических основ Русской церкви - за перевод на современный русский язык священных Богослужебных текстов, женатый епископат и второбрачное духовенство, новый календарный стиль; экуменическое сближение с другими, в том числе нехристианскими, конфессиями. Возникает даже своего рода Союз воинствующих обновленцев и экуменистов, наиболее активными членами которого стали священники Александр Борисов, Александр Мень, Виталий Боровой, Георгий Кочетков, Глеб Якунин, Иоанн Свиридов.

Для членов этого «Союза» русское православное возрождение и национальное движение воспринимались как катастрофа, а любой отвергавший экуменизм оценивался как фашист. Как писал активист экуменизма и обновленчества Александр Мень: «Произошло соединение русского фашизма с русским клерикализмом и ностальгией церковной. Это, конечно, позор для нас, для верующих, потому что общество ожидало найти в нас какую-то поддержку, а поддержка получается для фашистов... Куда ни сунешься, с кем ни поговоришь: этот - монархист, этот - антисемит, этот - антиэкуменист и так далее».

Стремясь разрушить Русскую церковь, обновленцы пытаются подчинить ее внешнему влиянию. Обновленческие историки, такие, как игумен Иннокентий (Павлов), член клуба «Магистериум», и Д. Поспеловский, в своих публикациях предлагают наделить вселенский (Константинопольский) престол, возглавляемый патриархом Варфоломеем, такими правами, которые позволяли бы ему возглавлять все поместные православные Церкви, т. е. превратить его из греческого (стамбульского) во всеправославный, одновременно осуществив децентрализацию Русской православной церкви. «Очевидно, что зараза экуменической ереси так глубоко проникла ныне в тело Православной Церкви, что одного лишь выхода из Всемирного совета церквей для уврачевания этой заразы будет совершенно недостаточно. Экуменизм, как «ересь ересей», должен быть осужден соборно - да так недвусмысленно и ясно, чтобы у его последователей не осталось никакой возможности в будущем возродить свое злочестие под новым именем и вновь увлекать доверчивых христиан в бездну вечной смерти».

Таким образом, в период либерально-демократических преобразований происходит постепенное восстановление позиций Православия, как хранительницы традиционных системных ценностей России. Однако это становление происходит в весьма непростых политико-правовых и культурных условиях, которые характеризуются трансформированием одной культурной антисистемы в другую, причем Православная Церковь вынуждена функционировать фактически внутри этого процесса, что весьма негативно отражается на ней. Кроме того, не все благополучно и внутри самой Церкви. Ее терзают внутренние противоречия, которые возникают в результате перехода отдельных высокопоставленных иерархов по вопросам внутренней жизни Церкви на сторону либеральной антисистемы, что серьезно подрывает сакральные церковные основы, и негативно отражается на возможности Церкви оказывать более или менее серьезное влияние на политико-правовую действительность современной России. Однако, в процессе этой внутренней и внешней борьбы происходит постепенный все время нарастающий процесс внятного структурирования консервативных, истинно традиционных - православных сил, призванных сыграть в недалеком будущем решающую роль не только в самой России, но и в мировом противостоянии.

 

АВТОР: Федорченко Е.Н.