28.02.2012 2457

Формирование этнополитической обстановки в России в 1990-е годы

 

Начиная с классических работ по этнополитологии, в науке утверждался тезис о том, что для понимания изменений в этнической и национальной лояльности необходимо, прежде всего, сконцентрировать внимание на роли, которую в тех или иных обществах играет государство. В частности, чрезвычайное значение имеет анализ политики и действии стратегических элит, контролирующих государственный аппарат.

В условиях этнического конфликта гражданственность становится меркой, которая применяется как норма поведения, прежде всего, внутри своей этнической группы. Между тем попытки группы самоутвердится и заставить других уважать себя часто порождают не цивилизованность, непризнание гражданского равноправия за представителями иных этнических групп.

Действуя как зарождающиеся целые общества, этнические группы скорее всего будут либо стараться максимально дистанцироваться как друг от друга, так и от государства, контролируемого этническими соперниками. Другой стратегией может стать попытка какой-либо сильной этнической группы захватить государство (или его часть, в случае этнотерриториальной сецессии) целиком для своей этнической группы или, по крайней мере, на своих условиях. Награда, которую такая этническая группа получает для себя в виде контроля над государством, заключается в символическом утверждении групповой этнической идентичности в политической сфере, которую государство выражает в наиболее полном виде, а также в ощутимом материальном вознаграждении и преимуществах, которые члены победившей этнической группы (и прежде всего, их элиты) получают в следствии возникающего доступа к контролю над общественными благами и привилегированного статуса. Доминирующая этническая группа и ее идеологи начинают тяготеть к поиску причин, оправдывающих государственное строительство по этническому признаку. Методами осуществления этого может стать откровенный и наглядный путь принудительного давления и выталкивания этнических чужаков с престижных позиций. По всей вероятности, такое положение дел вызовет ответную реакцию со стороны этнических соперников, которая будет зеркальным отображением амбиций их оппонентов.

Именно от позиции элиты, в частности, этнической элиты - в чем нам не раз приходилось убеждаться - зависит судьба полиэтнического государства. «В многоэтнических обществах, когда в социальное соперничество вовлекаются культурные, религиозные и другие различия, стратегия управления должна строиться не на подавлении различий или изменении административных границ, а на взаимовыгодных формулах сотрудничества, справедливом разделе власти и ресурсов, культурной терпимости к иному. Это есть задача прежде всего элитных элементов общества, ибо элиты, а не «массы» склонны и способны вызывать вражду, вовлекать «массы в насильственные действия с разрушительными для них последствиями». «Элита» происходит от латинского eligere или французского elite, что означает лучшее, отборное, избранное. Начиная с XVII в., его начали употреблять приблизительно к «избранным людям», прежде всего к знати. В научный оборот он был веден в конце XIX - начале XX в.

Г.К. Ашин в работе «Элитология в зеркале политической философии и политической социологии» выделяет два подхода к изучению элит ценностный (ме-ритократический) и функциональный. Из всех критериев выделения элиты функционисты подчеркивают один - альтиметрический. Элитная группа является такой, потому, что располагает по вертикальному разрезу «наверху», а кто «наверху» - тот и властвует.

В отличие от него ценностный подход гласит, что у власти должны стоять достойнейшие, высокоморальные люди. Суть этого подхода можно свести к нескольким положениям.

1. Элита - наиболее ценный и важный сегмент общества, обладающий, выражающийся качествами, высокими способностями и показателями в наиболее важных сферах деятельности.

2. Элита занимает господствующее положение в обществе, поскольку она является продуктивной частью населения.

3. Формирование элиты - это не столько результат борьбы за власть, сколько следствие естественного отбора обществом наиболее ценных представителей. Поэтому общество должно стремится совершенствовать механизм такой селекции.

4. Элитарность связана с равенством возможности, но не равенством результатов и социальных статусов, она обусловлена неравенством способности индивидов.

На вопрос, кто правит обществом, сторонники первой теории отвечают: мудрые, дальновидные достойнейшие. Но эмпирические исследования в любых системах с легкостью отвергают такое предположение, показывая, что слишком часто - это жесткие коррумпированные, не брезгующие ни какими средствами для достижения своей цели люди. Но если требования мудрости, добродетельности для элиты - норматив, тогда какова значимость ценностного подхода?

Отличительная черта современной демократии - конкуренция элит за позиции власти и открытый характер. Партии конкурируют за голоса избирателей и предполагается, что массы, участвуя в выборах, могут влиять на политику. Если это сильные партии, то контроль над СМИ позволяет им регулировать ситуацию на рынке. В этой рыночной концепции демократии различные элиты выносят на продажу свой товар, а массы покупателей принимают или отвергают его. Ж.Т. Тощенко формировал следующие требования к элите:

- элита должна быть максимально открыта для выходцев из всех слоев населения.

- элита должна быть полной «мерократией», элитой заслуг, способностей, компетенции, основанием для занятия позиции должны быть знания, квалификация, высокие моральные качества.

- элита должна состоять из людей, являющихся лидерами в своем направлении деятельности, это именно от них зависит ход истории.

При рассмотрении поставленной проблемы автор считает, что имеет смысл остановиться на общей характеристике политической элиты.

Политическая элита рассматривается в виде дихотомической модели, включающей два компонента: лидеров и бюрократию. В категорию политических лидеров входят лица, профессионально включенные в политическую деятельность, обладающие высокой степенью влияния на принятие политических решений, но не занимающие должностей в структуре исполнительной власти. Бюрократия включает административных руководителей всех уровней и должностных лиц, занимающих постоянные должности в органах государственного управления.

Политическая элита представляет собой открытую систему, что принципиально отличает ее от замкнутых профессиональных элит, претендовать на вхождение, в которые не имеющий специальной или профессиональной подготовки человек, как правило, не может. Круг политической элиты пополняется за счет лиц различного образования, профессионального и имущественного статуса, а в периоды смут - и за счет выходцев из маргинальных слоев. Это обусловлено и предрассудком, согласно которому занятие политикой не требует специальной подготовки и такой фундаментальной характеристики феномена политики, как универсальность. Однако ошибочность этих суждений может привести к таким пагубным последствиям, которые мы можем пронаблюдать в период реформирования советского общества в конце 1980-х годов.

Ошибочность политики советских реформаторов заключалось в том, что была выбрана неверная стратегия перехода советского общества от тоталитаризма к демократии. А. Мигранян показывал невозможность прямого перехода к демократии и настаивал на том, что авторитаризм в политической сфере является необходимым этапом на пути к демократии. Это обусловливалось, по его мнению, тем, что трансформации подлежало совершенно уникальное явление «тоталитарная империя». Таким образом, ошибки в определении стратегии трансформации тоталитарной системы в демократическую систему нанесли сокрушительный удар советскому обществу. Именно в этих условиях националистические силы быстро нашли для себя массовую опору. Умело, апеллируя через интеллигенцию и национальные движения к реальным фактам национальной дискриминации, эксплуатируя иррациональный национализм, они сумели в республиках Прибалтики и Закавказья оттеснить от власти старую политическую элиту. На Украине, в Белоруссии, Молдавии, Средней Азии и Казахстане этническая элита правящей верхушки использовала национализм как средство удержания власти. Необходимо заметить, что власть национальных республиканских элит могла стать прочной при условии ликвидации СССР и обретении республиками полной независимости. Часть союзных республик (Литва, Латвия, Эстония, Молдавия, Грузия) с самого начала сформировали требования полной сецессии, то есть выхода из СССР и образования новых независимых государств, другие выступили с программами реформирования бывшего Союза на основах конфедерации.

В период с лета 1990 г. до зимы 1991 г., на протяжении немногим более полугода после принятия РСФСР Декларации о государственном суверенитете, практически все автономные республики, входящие в состав Российской Федерации автономные республики и округа начали борьбу за повышение своего политического статуса, расширение экономической самостоятельности и более широкие свободы в решении вопросов социального и культурного развития.

Так называемый «парад суверенитетов» внутри России начался с Северной Осетии, которая 20 июня 1990 г. приняла свою декларацию о суверенитете и завершился в Кабардино-Балкарии 30 января 1991 г. В течение этого времени 14 из 16 бывших российских автономных республик провозгласили свой суверенитет, а остальные две автономные республики и некоторые из автономных областей приняли декларации, в которых они в одностороннем порядке повышали свой политический статус. При этом декларации российских автономий повторяли содержание конституций, принятых в союзных республиках в 1988-1989 гг., включая иногда в себя требования верховенства и приоритета республиканского законодательства над российским (то есть суверенитет в юридическом смысле этого слова), а также собственности республики на ресурсы и право контроля над предприятиями, расположенными на территории республики. Спустя еще полгода все автономии области провозгласили свой суверенитет уже в качестве республик, что было признано для четырех из них и подтверждено специальным постановлением Верховным Советом РСФСР в июле 1991г. Естественной питательной средой сепаратизма и центробежных тенденций в странах посткоммунистического мира стали активизировавшиеся в результате распада СССР националистические настроения, являющиеся неизбежным спутником распада полиэтнической империи.

В Российской Федерации под воздействием различных политических факторов и мощной волны «суверенизации» входящих в ее состав национальных республик, наряду с ценрально-федеративной властью (по сути московской) и административно-территориальной (региональной) политическими элитами сложилась особая категория политических элит - государственно-суверенная республиканская элита. Умело воспользовавшись предложенным ей «из центра» принципом «суверенизации» и «разыгрывая собственную карту при борьбе союзных и российских политических амбиций», а затем при противостоянии различных ветвей власти в самом российском государстве, бывшая «партноменклатурная» региональная элита российских республик сулила организовать автономный государственно-политический механизм. В связи с этим возникает вопрос: в чем специфика данной разновидности политической элиты, каковы особенности ее формирования и развития?

Модель формирования этнических элит в российских автономиях подобно аналогичным процессам в республиках бывшего СССР.

В последние годы в научных трудах получило распространение утверждение о том, что современная политическая элита российских республик, как и бывших союзных, - это лишь слегка обновленная прежняя номенклатура, «несмотря на различную политическую ориентацию». В качестве доказательства данной закономерности можно привести высказывание отечественного политолога Д.В. Бадовского: «В некоторых регионах России вообще нельзя говорить о каких-либо серьезных трансформациях местных политических элит. Изменения там носят, в первую очередь, формальный характер и связаны с преобразованием прежней системы организации управления, формированием новых центров власти. При этом состав местной власти не претерпевает существенных изменений, неформальная структура прежней правящей элиты полностью воспроизводится преимущественно в рамках должностной иерархии исполнительной вертикали власти в регионе. Такая ситуация характерна, в первую очередь, для национальных республик в составе Российской Федерации, где идея национального государства в сочетании с особыми механизмами легитимизации власти позволяет местным политическим элитам адаптироваться к новым политическим реалиям». Подобная трактовка проблемы представляется очень упрощенной, так как, по мнению P.P. Галямова, «алгоритм постперестроечной трансформации политических элит российских республик, безусловно, обладает значительно более сложной многовекторной структурой. Развитие номенклатуры имеет логику и пределы. С распадом тоталитарной системы номенклатура превращается в новое образование». По отношению к российским республикам, где на общий процесс трансформации элит влияет целый ряд специфических, в том числе этнополитических факторов, по мнению автора, правильность данного заключения полностью очевидна.

На первом этапе формирования этнических элит происходит агрегация движений за обретение этнической независимости, инициированных местными национал-радикалами в условиях отсутствия однозначной адекватной реакции федерального центра, претендующих на роль параллельных структур власти. При этом вне зависимости от национальной специфики все движения проходили следующие этапы:

- создание общественных организаций (1989 г. - ногайское движение «Бирлик», 1991 - национальное движение «Садвал» за создание «республики Лезгистан» в границах ареала исторического проживания лезгин, 1992 - аварское движение «Джамаат», а также движение «Адыге хасе» за политическое возрождение адыгейского этноса на базе создания «Единой Черкесии»; в ноябре 1991 г. было объявлено о создание нового образования - Конфедерации горских народов Кавказа), провозглашающих своей целью национальное возрождение;

- выделение из этих организаций политических партий, ставящих целью изменение государственного устройства. Так, например, в апреле 1990 года была сформирована Татарская партия национальной независимости «Иттифак» («Согласие»), которая настаивала на выходе Татарстана из состава РСФСР и СССР, требовала «реализации прав татарского народа как субъекта международного права», присоединения к Татарстану части территории Башкирии, а также районов компактного проживания татар в Ульяновской области и Пермской области России. В ноябре 1990 года из Башкирского народного центра «Урал» выделилась радикальная часть, выступающая за отделение республики от России, создание собственных вооруженных формирований, признание башкирского языка единственным государственным языком Башкирии. В последствии эта группа организовала Башкирскую народную партию, требовавшую предоставления коренной нации приоритетных прав. Вайнахская демократическая партия обеспечила победу на выборах Д. Дудаева в Чечне. Адыгский национальный конгресс выдвигал своей главной задачей изменение общественно- политического строя республики; консолидация национальных общественных и политических организаций с целью создания структур, способных взять власть и выполнять властные функции в полном объеме;

- в дальнейшем происходит перехват власти.

Как и в бывшем СССР, часть старых политических элит в бывших автономиях была оттеснена от власти националистически настроенными лидерами, а оставшаяся часть сама использовала национализм как средство удержания власти. Центр интересов смещается в экономическую сферу: доминирующей составляющей процесса суверенизации становится стремление к «приватизации» территорий с их природными ресурсами и социально- экономическим потенциалом. Таким образом, можно отметить, что «парад суверенитетов» на деле прикрывает передел этническими элитами или, как их называл американский политолог Дж. Ротшильд, «этническими антрепренерами» собственности и власти в свою пользу в условиях ослабления федерального Центра.

Претензии политических элит на привилегированное положение своих республик аргументируется:

1) пресловутым правом наций на самоопределение;

2) фактом нахождения на исконной территории, заселенной коренным этносом.

Однако право на самоопределение, не предполагает обязательности выхода из федерации. Оно исходит из приоритетности права на свободное культурное развитие, предполагающее право нации на создание своей государственности в том случае, когда культурное развитие недостижимо иным способом. «Государственность вовсе не значится в числе обязательных свойств нации, более того вовсе не является залогом свободного культурного развития». Нередко форсированное развитие государственности способно нанести ущерб интересам культуры, как это происходило, например, в Татарстане, когда решение конкретных проблем культуры порой подменялось борьбой за укрепление государственности.

Относительно второго аргумента предъявляемых претензий этнических элит, касающегося исконных территорий и национального состава, то необходимо отметить, что эти факторы не находятся в отношении взаимно однозначного соответствия. Более того, «объявляя конкретную территорию, на которой веками проживают представители двух и более народов, собственностью одной нации в ущерб другим новые лидеры и политические элиты фактически провоцируют межнациональные войны». Названия республик лишь приблизительно отражают реальный состав населения их территорий (к примеру, Саха (Якутия), Татарстан и т.д.).

В составе автономий проживают 26 млн. человек, из которых титульные народы составляют всего 10 млн. человек, т.е. 40% населения автономий. Количество русских, проживающих в автономиях, составляет 12% млн. человек - больше чем представителей коренных наций. Приведенные цифры лишают обоснованности автономий идею об особых правах титульных этносов на территории проживания. Более того, если предъявить автономиям два простых требования - большинство представителей титульных этносов в составе населения автономий и проживание большинства представителей титульной народности в границах своей автономии, то этим требованиям будут соответствовать только Дагестан, Чечня, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Тува, Чувашия - шесть республик из более чем двух десятков.

Между тем претензии этнических элит на привилегированный статус не соответствует их вкладу в федеральный бюджет. Большинство субъектов федерации покрывают свои нужды за счет дотаций из федерального бюджета - это такие республики как Башкортостан, Татарстан, Тува, Саха (Якутия). При этом Саха (Якутия) санкционировано, а Татарстан и Башкортостан без всяких на то санкций. Основу поступлений в федеративный бюджет составляют отчисления из Поволжья, Урала, Москвы. Политические же права руководства этих территорий существенно уступают возможностям этнических элит республик федерации.

Принятие Конституции 1993 года означало значительный шаг к установлению равноправия между субъектами федерации. В соответствии с ее положениями предельно четко и определенно гарантируется территориальное единство страны и ее целостность, а субъекты Российской Федерации лишены права на выход из федерации. Статья 5.4 Конституции Российской Федерации провозглашает равенство субъектов. Однако провозглашение равноправия де-юре не устранило фактического политико-правового и экономического неравенства. Наглядным примером контраста претензий этнических элит на привилегии и их вклад в федеральный фонд является ситуация в Туве. Это единственная республика Российской Федерации, право которой на выход из федерации оформлено юридически - закреплено соответствующими статьями Конституции Тувы (статьи 1, 2). Противоречащий Конституции Российской Федерации закон «Об обеспечении безопасности и государственного суверенитета Республики Тува» (принят в 1993 г.) предусматривает возможность приостановки юрисдикции федеральных законов и легитимирует возможность переподчинения силовых структур Президенту Тувы. Политическое руководство использует идею этнического самоопределения в качестве средства воздействия на федеральные власти с целью расширения своих политико-правовых и экономических привилегий, которые и без того более чем значительны: претендуя на полную политическую независимость от центра, республика практически все свои расходы покрывает за счет федеральных фондов.

Другой пример, Республика Саха (Якутия), основная цель борьбы которой с центром - не в выходе из состава федерации, а еще большем расширении «ресурсного суверенитета». В основе провозглашенного этнической политической элитой суверенитета - стремление расширить права на валютные поступления от реализации золота и алмазов.

В качестве еще одного проявления этнического эгоизма республиканских элит является та политика, которую проводит руководство. Идея политизации этничности прослеживается и в распределении ключевых постов в республиканских структурах власти.

Как известно, в связи с проводившейся с 1920-х годов политикой «коренизации» доля титульных национальностей в руководящих органах республик СССР всегда превышала их долю в составе населения, однако даже на этом фоне происходящие в постсоветское время процессы выглядят весьма впечатляющими. Еще на первых парламентских и местных выборах эпохи перестройки почти во всех республиках СССР произошло вытеснение из органов власти представителей нетитульного населения, а титульные группы обеспечили себе ощутимое сверхпредставительство. Этот процесс получил свое продолжение и в условиях независимости. Так, например, на выборах осенью 1992г. в Эстонии и летом в Латвии в парламенте этих государств были избраны исключительно только этнические латыши и эстонцы. Еще дискриминационная ситуация складывалась на уровне исполнительных органов власти, причем не только в новых государствах, но и в некоторых российских республиках. Так, в Чеченской республике в начале 1990-х годов, руководство которой взяло курс на выход из состава России, парламент и правительство полностью состояло из этнических чеченцев, хотя русские этой республики составляли более 1/3 населения. В республике Саха (Якутия) якуты, составляя 34% населения, занимали 69% должностей в правительственных структурах. Аналогичная ситуация наблюдалась в Татарстане. По подсчетам М.Х. Фарукшина, притом, что в республике проживает 48,3 % татар, 43,5 % русских и 8,2 % представителей других национальностей,78,1% местной правящей элиты - татары. Данная тенденция сохраняется и в современной России, вызывая опасения со стороны этнических сообществ, которые проживают на этих территориях. Эти опасения вызваны тем, что в республиках правящая элита в основном будет руководствоваться теми принципами, которые приемлемы для титульных этнических сообществ.

Иногда целью таких правительств не является улучшение благосостояния всех этнических групп, заселяющих данную республику, а благосостояния только титульного этноса. Кроме того, правительство этнических республик проводит политику дифференциации прав и привилегий в соответствии с этнической принадлежностью граждан. Этнизированные политические элиты часто используют национальные движения для воздействия на федеральное правительство.

По мнению автора, процесс политизации этничности в 1990-е г. был во многом связан с неумеренными политическими, экономическими и территориальными претензиями этнических элит, их готовность ради сиюминутной эгоистической корысти принести в жертву долговременные интересы, неспособность соотнести региональные тенденции с глобальным контекстом, «зацикленность» на локальных вопросах, отсутствие стратегического мышления, что является показателем незрелости этнических элит как политических лидеров. Подобная незрелость - это не только результат многолетнего господства унитарных отношений, препятствующих формированию ответственных субъектов политического процесса на региональном уровне, но и следствие и форма проявления «регионализации» сознания местных лидеров, определенной «провинциализации» их мышления в процессе суверенизации территорий, отстранения их от кросскультурных потоков.

Похожую ситуацию можно проследить в русской истории XIII века, описанную В.О. Ключевским. «Удельный порядок был причиной упадка земского сознания и нравственно-гражданского чувства в князьях, как и в обществе, гасил мысль о единстве и цельности Русской земли, об общем народном благе... Политическое дробление неизбежно вело к измельчанию политического сознания, к охлаждению земского чувства». « В новой обстановке, под гнетом новых внешних несчастий все здесь локализовалось, обособлялось: широкие общественные связи порывались, все отношения сужались, крупные интересы дробились. Общество расплывалось и распадалось на мелкие местные миры; каждый уходил в свой тесный земляческий уголок, ограничивая свои помыслы и отношения узкими интересами и ближайшими соседскими или случайными связями». Более того «это даже совсем не общество, а случайное сборище людей, которым сказали, что они находятся в пределах пространства».Характерной чертой посткоммунистического мира является крайняя гетерогенность их этнополитического положения: составляющие эти союзы народы и народности находятся на разных ступенях эволюции. Целый ряд народностей, входящих, например, в состав Советского Союза, не достиг этапа формирования наций. Существуя в поле мощного российского суперэтноса, они развивались в режиме ускоренного движения. Как только этот патронаж был прекращен, в том числе и по инициативе самих народов, произошел обвальный регресс ряда национальностей к формам докапиталистических отношений. Оказалось, что суверенизация это процесс амбивалентный: возвышение этнических элит, прежде всего, произошло одновременно за счет контрмодернизационного движения основной массы регионов.

Нынешнее состояние взаимоотношений федерального правительства и этнических элит некоторых республик Российских Федерации характеризуется тем, что после длительного периода напряженности и поисков компромиссного решения к настоящему времени достигнуто, некое

базовое согласие, нашедшее выражение в договоре «О разграничении предмета ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти и органами власти республик». Таким образом, можно констатировать, что в целом позитивный процесс становления этнических элит в качестве полноправных участников политической жизни, расширения их полномочий в случае несбалансированного его развития таит в себе опасность дезинтеграции всего общества в результате стремления региональных элит к превращению во властную конечную инстанцию. Если начало 1990-х годов ознаменовано «взрывом этничности», то в конце столетия этнополитическая ситуация в посткоммунистическом мире несколько стабилизировалась. Возникнет ли подобная ситуация вновь и станет ли эта потенциальная угроза реальностью - во многом зависит от позиции и политики правительств полиэтнических государств. Необходимым условием решения данной проблемы является осуществление преобразований в русле демократической традиции. Речь идет о модели «сообщественной демократии», предложенной и обоснованной А. Лейпхартом. Суть ее состоит в отказе от преодоления сегментированности политического сообщества любой ценой, но сегментированность может и должна быть компенсирована принятием возлагающими сегменты элитами определенного стандарта политического поведения.

В этом случае, «центробежные тенденции присущие многосоставному обществу, уравновешиваются установками на взаимодействие и соответствующим поведением лидеров различных сегментов общества». Преимущество такой модели, по мнению автора, состоит в сужении масштаба необходимой для реализации ментальной коррекции традиционных политических культур, поскольку внутрисегментарная политическая коммуникация «элиты - массы» в данном случае остается практически в неизменном виде, что позволяет избежать чреватого тяжелыми срывами отключения традиционных, органичных для конкретной культуры и потому эффективных регуляторов политического процесса.

 

Автор: Симонян Л.Ю.