29.02.2012 6250

Властные региональные политические элиты, их характеристика

 

Исследование политических элит проводилось в семи странах Европы и США. В настоящее время это самое полное сравнительное исследование политического руководства, которые когда-либо предпринимались в Европе. Результаты проведенных исследований подтвердили, что отбор лиц на элитарные посты тесно связан с их социальным статусом, занимаемым в обществе положением и полом. Женщины в политической элите составили только 7%. Университетское образование имеют 80% членов парламента и 96% государственных должностных лиц, в то время как доля лиц с университетским образованием среди населения этих стран составляет всего 8%. Выходцы из среды рабочего класса составляют только 7% чиновников и 20% членов парламента. Как правило, члены политических элит происходят из семей политиков(60%) или имеют родственников в правительстве.

В Англии, Германии, Голландии и Италии, от 46%» до 64% депутатов, представляющих левое крыло, являются выходцами из рабочих семей, тогда как депутаты от консервативных партий в подавляющем большинстве происходят из среднего или из высшего слоя среднего класса, хотя в разных странах это соотношение различно. В США только 14% членов палаты представителей от демократической партии происходят из рабочего класса и более низких слоев общества, у республиканцев этот презент выше и составляет 25%.

Одна из главных позиций состоит в том, что в каждой стране разнородность элиты имеет свой специфический характер. Политические элиты различаются по типу полученного образования, по возрасту, профессиональным занятиям. Например, 40% государственных чиновников Англии имеет гуманитарное образование, тогда как в США - 6%, в Германии -2%, в Голландии - 0 %.

Среди английских государственных чиновников, в сущности, почти нет лиц с юридическим образованием (3%), тогда как в США - 20%, Голландии - 39%, Италии - 54%, а в Германии их 66%. Что касается законодателей, то 51% членов палаты представителей США были адвокатами, а Англии только 21%. Среди голландской элиты было гораздо больше женщин (14%), чем среди британской (4%). Итальянская политическая элита гораздо старше по возрасту, чем германская и голландская.

Исследователи политической элиты отмечают, что в большинстве стран обнаружено высокое совпадение точек зрения по вопросу о том, кто обладает властью: во-первых, правительство; во - вторых, парламенты; в- третьих, государственные чиновники; в-четвертых, представители церковной элиты; в-пятых, элита средств массовой информации; в-шестых, профсоюзы и т.д. Наиболее полно совпадают точки зрения представителей административных и политических элит, которые считают, что власть должна быть сосредоточена именно в их руках.

Хотя присутствует значительный контраст между мнениями чиновников и политиков. Например, на вопрос об их оценке роли правительства в решении проблем современного общества и экономики в среднем 27% чиновников требовало большего вмешательства государства, в то время как число политиков, давших утвердительный ответ на данный вопрос, составило 54%. Во всех Европейских странах чиновники отдают гораздо большее предпочтение материальным ценностям, чем представители политической элиты. Одной из важнейших характеристик политической элиты является ее организационная партийная или профсоюзная принадлежность, которая напрямую связана с ценностными ориентациями человека.

В европейских странах существует широкий спектр коммуникативных отношений политических элит, однако следует отметить, что чиновники регулярно встречаются друг с другом, так же как и парламентарии видят друг друга постоянно. Что касается контактов между членами парламента и высшими бюрократами, то здесь наблюдаются определенные отличия. Например, от 2/3 до 3/4 высших чиновников США и Германии сообщают о регулярных контактах с членами палаты представителей и бундестага, в Англии и Голландии лишь соответственно 16% и 5%. В США и Германии законодатели регулярно встречаются с чиновниками. В Голландии и Англии парламентарии и чиновники держатся на расстоянии вытянутой руки, элита этих стран живет в различных политических мирах, а каналы коммуникационных обменов разительно отличаются.

Политическая элита европейских государств и США имеет разную шкалу ценностных ориентации. Возможно, лучше всего этот контраст проиллюстрировать на примере ценностных приоритетов американских и английских служащих высшего ранга. Вполне можно было бы ожидать, что приоритеты чиновников этих двух стран схожи, однако в действительности 63% английских чиновников и только 28% американских ориентируются на материальное благосостояние.

Американская политическая элита в большей степени отстаивает ценности социальной справедливости, образования, экономической надежности, материального благосостояния; итальянская политическая элита - необходимость реформ политических институтов; голландская - социальное равенство и чувство принадлежности к сообществу; шведские лидеры ценности свободы, социальной справедливости и знаний; англичане - ценности экономической надежности и материального благополучия.

Европейские политические элиты в подавляющем большинстве придерживаются абстрактного принципа гражданского участия в управлении. Они придерживаются демократических убеждений на теоретическом уровне, но когда дело доходит до их конкретного применения, то возникают серьезные расхождения. Кроме того, члены политических элит, поддерживая один демократический принцип, могут отвергать другой. Например, голландские, шведские и итальянские парламентарии горячо поддерживают гражданское участие, но в то же время очень негативно относятся к политическим противоречиям. Подобные различия связаны с определенными внутренними условиями жизни каждого общества.

Одним из радикальных процессов в современной трансформации России является формирование социальных групп собственников (крупных, средних и мелких), которые получают доход в виде прибыли, ренты, поступлений от денежных операций. Здесь наиболее интересен и важен процесс трансформации прежней правящей элиты в класс доминирующих собственников.

В современных социально-политических исследованиях пока еще не достаточно полно происходит изучение правящих элит. По мнению автора, элиты и господствующие классы - это не одно и то же. Во втором случае речь идет о социальной группе, владеющей собственностью, занимающей привилегированное материальное положение, обладающей престижными профессиями, реально контролирующей производство, распределение и потребление в государстве.

К элите же, как правило, относят высший привилегированный слой общества, осуществляющий функции управления, являющийся властвующим меньшинством, принимающим решения со значимыми для окружающих последствиями. Следовательно, элита выделяется по главному критерию - обладание властью, а господствующий класс - владение собственностью. В обществах советского типа институты власти и собственности не были разделены. На основе отношений «власть - собственность» сложился господствующий и в экономике, и в политике единый, целостный слой этакратии (номенклатуры), который был одновременно и социальной единицей в стратификационной иерархии, и властвующей элитой в государстве.

В дореформенной России существующая элита (экономическая, политическая, военная и идеологическая) претерпела в новых условиях значительные изменения. Растерянность, неуверенность в своих силах и сопротивление реформам в первые годы реформирования сменились достаточно агрессивным поведением при включении в процесс экономических трансформаций. Однако свою целостность советская элита не уберегла, так как произошло отделение властвующей элиты от господствующего в экономике протобуржуазного класса. Такой процесс далеко не завершен, идет он крайне болезненно. Банкир и промышленник, с одной стороны, крупный чиновник-администратор и лидер политической партии, с другой стороны, - это теперь не просто разные персоны, но и разные единицы в структуре общества.

Одни выходцы из номенклатуры, отбросив старый хлам уже не нужных лозунгов и идей, сменив внешний имидж, сумели занять устойчивое положение на верхних этажах законодательной и особенно исполнительной власти. Другие, ориентированные не столько на политическое лидерство, сколько на свое реальное материальное благосостояние, заняли ведущее положение в новых рыночных структурах, став крупными предпринимателями и банкирами.

Трансформационные процессы в России, обновили правящий класс представителями демократически настроенной интеллигенции, интеллектуалами из партийных верхов, реформистки настроенными представителями хозяйственной элиты. В результате элита ельцинского периода оказалась несколько моложе «брежневской» и «горбачевской», более образованной, с меньшим числом технократов и большим числом гуманитариев (особенно экономистов). Хотя кадровые перестановки затронули, прежде всего, верхние этажи властной пирамиды. В целом же российский истеблишмент не обновился резко и кардинально. По данным Института социологии РАН, более 75% современной политической и 61% бизнес-элиты - это выходцы из рядов советской номенклатуры, в политических верхах это члены семей, принадлежавших к элитарным группам в прежней властной иерархии.

Региональных элит трансформационные процессы коснулись еще меньше. Большинство руководителей 89 субъектов РФ вышло из господствовавших ранее партийно-советских или управленческих функционеров. Около 1/3 представителей старой номенклатуры занялись бизнесом, возглавив крупные и средние частные и полугосударственные организации. Новая политическая элита складывалась главным образом из бывших партийных и советских работников, а новая хозяйственная элита рекрутировала кадры из комсомольцев и хозяйственников. Истеблишмент сохранил высокую степень преемственности и благодаря тому, что пришедшее к власти ельцинское руководство не столько создавало новую систему государственности, отключенной от собственности, сколько реорганизовывало старую власть, старая элита не ушла с национальной сцены, а в значительной части сохранила свои властные полномочия и привилегированное положение.

Существующее мнение о том, что люди с партийно-советским прошлым в структурах власти тормозят реформы и ведут дело к «ползучей реставрации» не отражает действительной ситуации. На практике большинство управленцев старой школы демонстрирует удивительную живучесть, способность приспосабливаться к веяниям времени, отнюдь не разделяя реваншистских настроений. Их деятельность определяется не партийно-советским происхождением, а практическими действиями и личностными психологическими особенностями как руководителей.

Переходная по своему характеру властвующая элита унаследовала многие стереотипы прежнего режима. Это сознательное и бессознательное заимствование объясняется слабостью ее собственного идейно-политического багажа, неукорененностью в формирующейся социальной среде. Общее распределение первых лиц исполнительной власти субъектов РФ, занимавших свои должности в 1991-1999 годах, по стандартным типам карьер выглядит следующим образом: «прагматики» - 6%; «хозяйственники» - 12%; «директора» - 20%; «парт-функционеры» -23%; «администраторы» - 13%; «преподаватели» - 14%; «комсомольцы» - 6%; «прорабы» - 6%. Среди представителей элиты в национальных республиках преобладают прагматики.

Одной из главных черт в карьере «прагматика» - это сбалансированное наличие хозяйственной и управленческой, административной практики, производственного и партийного опыта работы, последовательное восхождение по служебной лестнице. Руководители данного типа карьеры относятся к самой старшей возрастной группе среди руководителей регионов. Их характеризует наличие богатого и разнообразного жизненного опыта, высокого неформального личного авторитета в регионе. Как правило, они имеют два образования техническое и высшее партийное. Существенным признаком данного типа карьеры является наличие опыта руководящей работы на заметных должностях в советское время и преемственность первого поста в области (республике) в период реформ. Наиболее яркими представителями данного типа карьеры являются президенты Татарстана и Башкортостана М. Шаймиев и М. Рахимов.

Российские региональные лидеры во многом отличаются от элит развитых демократий, где политики, образующие управленческий слой, связаны между собой прочными узами, разделяют единые ценности, следуют общим нормам, придерживаются устойчивых моделей поведения. Общность интересов определяется исторически сложившимся и передающимся из поколения в поколение механизмом социализации элит, в котором серьезную роль играет образование.

Современная российская элита не имеет определенных механизмов социализации. В отличие от монолитной советской партийно-бюрократической элиты она имеет рыхлую и разобщенную структуру. Совершенно очевидно, что общие контуры курса, декларируемого президентом, структуры «партии власти» и ее члены разделяют, но при этом нередко вкладывают в общие установки разный смысл. Это касается таких областей как приватизация, социальная защита населения, иностранные инвестиции, целостность России, национальные конфликты. Отдельные группы внутри «партии власти» тяготеют к различным наборам идейно-политических предпочтений, а в сознании политиков порой сосуществуют несовместимые установки, причем, ориентации у таких политических лидеров смазаны и подвержены конъюнктурным колебаниям.

Размытость идейно-политического сознания политической элиты отчасти продиктована принципом деидеологизации общества, провозглашенного в начале 90-х годов руководством России. В конечном результате общество осталось без ясной суммы идей и ценностей, без внятного проекта реформ, а властвующую элиту сплачивают отношения личной преданности и покровительства, взаимные обязательства, земляческие и семейно-родственные связи.

Реализация кадровой политики, как на федеральном уровне, так и в регионах зависит от той ситуации, которая складывается в области экономических и политических отношений. Принципы подбора и выдвижения кадров во властные структуры диктуются в основном экономическими и политическими интересами. Следовательно, невозможно понять особенности воспроизводства элиты вне ее экономического основания и политической принадлежности. По мнению автора, это та социальная среда и непосредственные условия, которые детерминируют характер кадровой политики, а также конкретный, персональный состав органов управления.

Необходимо иметь достаточно четкое представление о содержании экономических и социальных процессов в регионах, которые практически едины на всех территориях Российской Федерации, поскольку современная российская политическая элита еще не выдвинула каких-либо оригинальных форм политического порядка. Сегодня повсеместно применяются одни и те же социальные, политические и избирательные технологии, как правило, доминирует административный ресурс, обнаруживаются корыстные групповые интересы правящих группировок, власть подстраивается под лидера, а лидер стремится, как можно дольше находится у власти.

Исследование организационных сторон в экономической и социальной политике, как правило, проводится с учетом абсолютизации факторов распределения и урегулирования. Регулирование сводится к чисто бюрократической организации, что приводит к чистому распределению и перераспределению управленческих полномочий между кадрами. Отсюда проистекает одна из особенностей кадрового процесса в современной России, когда не человек подбирается под определенные функции управленческого цикла, а функции под конкретного человека.

Индивидуальная свобода россиян в последнее десятилетие располагалась в социально-экономической, а не в политической или правовой сферах. Трансформационный спад привел не к расширению социальных и политических свобод, а к их сужению, поскольку в условиях массовой бедности и коррупции в управленческом аппарате, демократия как определенный социальный порядок не имеет социальной ценности. По мнению В. Полтеровича, многие понимали свободу односторонне - как приобретение новых прав и благ без потери старых возможностей и гарантий. Поборники свободы недооценили ее предпосылки - самостоятельность и ответственность индивидов, значение которых резко возросло в условиях ограниченности ресурсов, усиленных инфляцией и падения производства.

Большая нагрузка в таких условиях легла на государство, которое оказалось не только не в состоянии защитить провозглашенные им права, но и, наоборот, встало на путь их систематического нарушения. Отсутствие надежных институциональных гарантий гражданского общества привело к росту произвола властей всех уровней. Отклонение от правовых норм стало своеобразной нормой поведения. Возрос разрыв между декларируемой, желаемой и реализуемой свободой. Все это создало предпосылки для криминализации общества, для становления и развития не правовой свободы.

По утверждению В. May, М. Шабанова, сегодня российское общество оказалось дальше от западной институциональной правовой свободы, чем было накануне реформ. Одной из важнейших особенностей российской трансформации является то, что этот переход происходит в условиях глубокого спада, который способствует усилению социально-экономической зависимости населения от государства всеобщего перераспределения. Типичными остаются отношения патернализма. В массовом сознании сохраняется и даже усиливается стремление переложить ответственность на чужие плечи. «Голодная» свобода обменивается на состояние «сытого подчинения», что приводит к росту социальной напряженности, поляризации общества и маргинализации экономически активного населения.

Главный упор власти на догоняющую модернизацию придает эклектический характер проводимым в стране реформам. В условиях нестабильности такие черты, как повышенный эгоизм, гедонистическая идеология, демонстративное потребление, высокая степень неравенства являются характерными для политической элиты. Политическая элита отличается сегодня «синдромом временщика», нерациональным, негибким поведением. Одной из характерных черт современной трансформации российского общества выступает его анклавное развитие, при котором существуют точечные «островки благополучия» на фоне всеобщей бедности социума.

В России взаимоотношения политической и экономической элит обрели характерные черты уже на рубеже XVII - XVIII вв., причем политическая элита часто достаточно жесткими методами создавала экономическую. Российские капиталисты были не свободными предпринимателями, а, скорее, уполномоченными правительства, предпринимательская деятельность приобрела черты государственно-обязанной повинности. Позже, в XIX- XX вв., российский экономический класс не смог реализовать претензии стать ведущей силой российской политики, которая лишь в 90-е годы прошлого века обрела право диктовать свои условия. Это стало результатом «приватизации» государства сообществом политико-финансовых кланов. Политическая власть предстала в виде объекта соперничества конкурирующих экономических структур. Такое положение было создано самим государством. По свидетельству А. Зубова, все результаты залоговых аукционов были предрешены заранее. «Речь шла о назначении в миллионеры (или даже в миллиардеры) ряда предпринимателей, должных по замыслу стать главной опорой существующему режиму. Всегда побеждал тот, кто был выбран на самом верху».

Борьба за власть между финансовыми политическим группами стала определяющим фактором российской государственной политики, к 1997 году в стране, по мнению Д. Сэттера, установилась правящая криминальная олигархия. Ведущие московские банки сделались ядром финансовых политических групп, каждая из которых была связана с той или иной политической фигурой. По мере того как возрастали их власть и богатство, банки начали вести себя как государство в государстве. Диктат теневой экономики, разгул коррупции стал результатом деятельности государства, осталась сумма частных предприятий по выкачиванию национальных богатств России, в которые так или иначе вовлечено 15-18% россиян.

Д.В. Бадовский утверждает, что региональный уровень взаимоотношений политической и экономической элит характеризуют две тенденции. Во-первых, политико-административная элита стремится к установлению контроля над экономическим ресурсом регионов, который основан на принадлежащих данной группе элиты функциях, связанных с экономическим регулированием (номенклатурный капитализм). Во-вторых, достаточно сильные бизнес-структуры в регионе приватизируют государственную власть, в том числе и через персональное представительство своих интересов в бюрократической элите.

Отношения собственности значительно влияют на кадровую политику как в федеральном центре, так и в регионах. Во власть идут представители крупного и среднего бизнеса. В законодательных органах Самарской, Саратовской, Пензенской, Тамбовской областей в составе депутатского корпуса бизнесмены имеют от 50 до 70% всех представителей. Аналогичные показатели характерны и для Государственной Думы, в которой каждый девятый депутат представляет структуры бизнеса.

К основным причинам, вследствие которых бизнесмены идут в исполнительную и законодательную власть можно отнести: во-первых, это характер отношений собственности в современном российском обществе; во-вторых, особенности политического обеспечения этих отношений. Автор хотел бы подчеркнуть, что деление региональной элиты на политическую и экономическую приобрело сегодня достаточно условный характер, поскольку их интересы тесно переплетены. Как на федеральном, так и региональном уровнях решение ключевых финансовых и хозяйственных проблем переместилось в политическую плоскость. Для деловой элиты стало практически невозможно работать без политического прикрытия в лице губернатора, мэра или депутатской фракции. Сегодня, как правило, вокруг фигуры губернатора образуется свой круг особо приближенных и патронируемых им местных бизнес - структур, которые, в свою очередь, служат источником пополнения административной элиты.

К особенностям отношений собственности в современном российском обществе следует отнести: во-первых, ее дифференциацию на теневой и легальный уровни; во-вторых, доминирование в системе собственности финансовых ресурсов, базирующихся на посреднической деятельности; в-третьих, наличие инфраструктуры по отмыванию криминальных денег; в-четвертых, сосредоточение крупной собственности в столичных центрах.

В сложившейся экономической ситуации представители бизнеса сами предпочитают идти во власть, чтобы свести риск предпринимательской деятельности до минимума. Экономический и политический риск образуют единую систему, органически дополняя друг друга, поэтому власть сама становится зоной риска. Такая взаимная дополнительность обеспечивается наличием политической ренты, которая представляет собой получение прибыли путем вложение финансовых и материальных ресурсов в политическую сферу, в область властно-управленческих отношений.

Собственник вкладывает деньги в ту или иную избирательную кампанию, а затем депутат их отрабатывает, лоббируя интересы собственника. Это не вписывается в правовые рамки цивилизованного общества, так как политическая рента связана с косвенным участием бизнеса в кадровой политике. Особенно это касается органов представительной власти. Следует отметить, что поднимаемые вопросы рекрутирования элиты, в основном касаются исполнительной власти. Значительно меньше внимания отводится исследованию рекрутирования органов представительной власти, где имеет место собственная кадровая политика. По мнению автора, взаимосвязью таких политик и объясняет отсутствие правовой системы подбора и расстановки кадров. Элементы случайности и персональной воли лидера явно доминируют. Несовершенно в этом отношении и законодательное оформление кадровой политики, зависящее от депутатов Государственной думы, избранных путем применения административного ресурса и с санкции губернаторов.

Круговращение кадров из исполнительной власти в законодательную и обратно представляет сегодня современный образец действия номенклатурного принципа подбора и расстановки кадров. Агентами такого соединения законодательной и исполнительной власти часто выступают собственники, массовое включение которых во власть обусловливает подчеркнутое выше единство кадровой политики в исполнительных и законодательных органах власти, отсутствие четкого законодательства по кадровой политике. Губернаторы делегируют своих людей в законодательные органы, призванные сформировать законодательную базу кадровой политики, что способствует своеволию губернаторов в кадровой политике в исполнительной власти.

Ситуация осложняется еще и тем, что подготовка профессиональных кадров для управления в регионах практически не включена в существующую систему ротации элиты, а, в основном, служит дополнением к системе высшего образования. Кадровая политика в регионах осуществляется сама по себе, а подготовка через систему высшего образования государственных служащих идет сама собой, что ставит выпускников академий государственной службы в крайне сложное положение. Они не имеют хороших перспектив и на государственной службе, и в других сферах деятельности из-за специфичности полученного образования.

Следует выделить две причины кризиса кадровой политики: во-первых, приход во власть бизнеса и власти в бизнес, во-вторых, номенклатурный принцип подбора и расстановки кадров. Законодательными мерами и волевыми методами сегодня невозможно изменить данную ситуацию, требуются радикальные изменения самих политических процессов.

Современная кадровая политика органически вписывается в систему маргинального состояния общества. Понятие маргинальности по отношению к кадровой политике характеризуется следующими чертами. Во-первых, маргинальное состояние общества способствует приходу во власть представителей теневого бизнеса и клановых структур, обеспечивающих сращивание политики и крупных состояний. Во-вторых, такая политика обусловливает деформацию власти, ее становление и функционирование в авторитарных формах. В-третьих, маргинальность по отношению к кадровой политике означает, что она не вписывается в правовое пространство.

По мнению автора, маргинальность не следует рассматривать как просто негативное явление, так как она характеризует процесс становления нового качества общественных отношений. Ее следует рассматривать, «не как окраинное положение группы или «перекресток» двух культур, но и как культурную инерцию, преодоление среды, исследуя формирование новых правил жизни, ценностей и, соответственно, новых социальных групп». Современная кадровая политика обладает силой номенклатурной инерции, формирует новые идейно-мировоззренческие и социокультурные установки.

Совершенно очевидно, что маргинальность современной кадровой политики не следует оценивать однозначно, поскольку она воспроизводит в своих качествах как негативные, так и позитивные явления и тенденции. Одни аспекты маргинализации кадровой политики свидетельствуют о становлении принципиально новых ее качеств, другие - об угасании действующих прежде тенденций. Федеральная и региональная политико-административная элита вынуждена считаться с требованиями времени, соответствовать реалиям формирования рынка и демократии. Новизна ее действий проявляется в необходимости подбора таких кадров, которые обеспечивали бы устойчивость господствующего политического режима, обладающего гибкостью и маневренностью, хотя бы для сохранения социально-экономического и политического влияния элиты.

К старым свойствам федеральной и региональной кадровой политики следует отнести продолжающееся функционирование номенклатурного принципа подбора кадров и продвижение во власть представителей кланов и бизнеса, что приводит к сращиванию бизнеса и политики. Сосуществование и взаимодействие старых и новых трендов происходит не за счет чисто механического перераспределения зон влияния между ними, а путем изменения кадровой политики в целом, ее приближения к гильдейской системе ротации элиты.

Категории и явления власти сегодня начинают оцениваться в категориях и явлениях собственности: стоимость, цена, издержки, рентабельность и прочее. Связь экономики и политики несомненна. Политику еще с советских времен оценивают как концентрированное выражение экономики, имеющей над ней определенное преимущества. В рамках этого преимущества реализуется власть и управленческие отношения. По мнению Д. Кола, правомерно использовать понятие «экономика политики», тем самым, отмечая органическую взаимосвязь экономических и политических процессов. В экономику политики включается детерминированность экономики политикой, отношения правового государства и рынка, влияние экономических отношений на конкурентную межпартийную борьбу, роль экономических систем в процессах и моделях электорального поведения и т.п. Будущее экономики политики Д. Кола видит в том, что произойдет переход от общества, где государство должно осуществлять контроль над средствами разрушения и (или) производства, к обществу, в котором государство будет, прежде всего, представлять собой орган наблюдения и контроля, обрабатывающий потоки информации. В современных же условиях можно ожидать лишь существование различных модификации прежних принципов в рамках уже сформировавшихся социальных систем, которые могут либо усиливать, либо ослаблять экономический или политический аспект в своем регулировании.

По утверждению автора, допускается возможным существование четырех вариантов, от которых будет зависеть кадровая политика и социальная роль административной элиты. Во-первых, обновленная номенклатура, освоившая значительные материальные и финансовые богатства общества, новые формы демократического устройства власти однозначно пойдет на борьбу с коррупцией. Во-вторых, посредством антикризисного развития всемерная локализация условий функционирования номенклатуры и коррупции, как двух социальных институтов. В-третьих, проблема качественного обновления природы власти уходит на второй план. Основные усилия сосредотачиваются на выстраивании системы власти, взаимосвязи различных элементов, составляющих содержание политического режима. В-четвертых, сужение поля действия противоречивого единства номенклатуры и коррупции, превращение их в устойчивые социальные институты.

В современной России существуют условия и предпосылки для реализации любого из четырех выделенных сценариев реформирования власти. Поскольку речь идет о наиболее глубинной реформе современного российского общества, приходится учитывать весь спектр внутренних и внешних возможностей их осуществления.

В зависимости от вариантов развития власти и общества будут изменяться качество и функции административной элиты, для этого необходимо создание определенного экономического основания, а не просто новой системы отношений собственности в ее материально-вещественном воплощении. Необходима принципиально новая этика хозяйствования как одновременно и условие и следствие глобальной социальной трансформации российского общества, так как не характер собственности как таковой, а именно этика хозяйствования предопределяет социокультурный, нравственно-этический характер политики.

По мнению М. Вебера, сущность капитализма не правомерно связывать со стремлением к наживе, имеющей в своей основе свободу эгоистических воль, а, следовательно, разрушительный потенциал для общества. «Подобные наивные представления о сущности капитализма принадлежат к тем истинам, от которых раз и навсегда следовало бы отказаться еще на заре изучения истории культуры. Безудержная алчность в делах наживы ни в коей мере не тождественна капитализму и еще менее того его «духу». Капитализм может быть идентичным обузданию этого иррационального стремления, во всяком случае, его рациональному регламентированию».

А. Рих, специально уделявший этому вопросу внимание, отмечает, что цель экономики нельзя установить в отрыве от человека. Экономика существует, поскольку существует человечество. В отличие от природы, которая, подобно космосу, могла бы существовать без людей, экономика немыслима без человека, представляя собой культурно-исторический феномен. Поэтому никакая реальная экономическая система не может быть абстрагирована от реальных человеческих потребностей, желаний, надежд и других обязательных предпосылок хозяйствования.

Выражением культурно-исторического характера экономики стала и концепция Homo economicus, согласно которой рациональное поведение человека в сфере хозяйствования заключается в том, что, действуя в собственных интересах, он способствует оптимальному удовлетворению интересов общественного целого. А. Рих подчеркивает, что проблема сути экономики - это проблема человеколюбия в хозяйствовании. Вопрос же о сути хозяйствования принадлежит сфере этического. У экономики нет никаких собственных целей, ее функция чисто служебная. Отсюда следует совершенно определенный вывод: прежде всего хозяйствование ориентируется на потребности человека, а не наоборот.

По мнению автора, в условиях современной России дело обстоит как раз наоборот. Человек есть средство в решении экономических и политических вопросов. Цель реформирования - не он сам, улучшение его жизненных условий, а создание рыночного хозяйства и политической демократии, на самом деле обеспечивающих права немногих. Сложившуюся ситуацию в экономике прокомментирована П. Хлебников, который подчеркнул что «приватизация в России проходит три этапа. На первом этапе приватизируется прибыль. На втором этапе приватизируется собственность. На третьем этапе приватизируются долги».

Элита как общественная группа сформировалась так же на определенных экономических, социальных, политических, идеологических, ментальных основах: во-первых, экономическая, выражающаяся в контроле за всеобщим переделом и разделом собственности; во-вторых, социальная, проявляющаяся как крайняя групповая замкнутость и клановость; в-третьих, политическая, характеризующаяся монополией на власть и управление, на представительство всего спектра общественных интересов; в-четвертых, идейно - нравственная, в которой проявляется культ личного успеха, индивидуального потребления, личной выгоды, эклектика и сервильность мышления. Следовательно, в российском обществе сформировалась не элита духа, ответственности и профессиональной пригодности, а элита состояния и крайнего группового эгоизма.

Итак, можно сделать некоторые выводы:

Следует различать категории «элита» и «господствующий класс». К элите относят высший привилегированный слой общества, осуществляющий функции управления, являющийся властвующим меньшинством, принимающим решения со значимыми для окружающих последствиями. «Господствующий класс» - это социальная группа, владеющей собственностью, занимающая привилегированное материальное положение, обладающая престижными профессиями, реально контролирующая производство, распределение и потребление в государстве. Если элита выделяется по главному критерию - обладанием властью, то господствующий класс - владением собственностью. В обществах советского типа институты власти и собственности не были разделены. На основе отношений «власть - собственность» сложился господствующий в экономике и политике единый, целостный слой этакратии (номенклатуры). Властвующая региональная политическая элита унаследовала многие стереотипы прежнего режима. Такое сознательное и бессознательное заимствование объясняется слабостью ее собственного идейно-политического багажа, неукорененностью в формирующейся социальной среде российского общества.

Отношения собственности значительно влияют на кадровую политику в регионах. К основным причинам, в результате которых во власть идут представители крупного и среднего бизнеса можно отнести причины, связанные со спецификой характера отношений собственности в современном российском обществе. Это причины связанные с дифференциацией собственности на теневой и легальный уровни; доминирование в системе собственности финансовых ресурсов, базирующихся на посреднической деятельности, наличие инфраструктур по отмыванию криминальных денег, сосредоточение крупной собственности в столичных центрах и другие. Деление региональной элиты на политическую и экономическую приобрело сегодня достаточно условный характер, поскольку их интересы тесно переплетены. Как на федеральном, так и региональном уровнях решение ключевых финансовых и хозяйственных проблем переместилось в политическую плоскость. Для экономической элиты стало практически невозможно работать без политического прикрытия в лице губернатора, мэра или депутатской фракции.

 

Автор: Горбунов Ю.В.