Вопросы определения преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства
Дореволюционное законодательство не знало общего понятия государственных преступлений. Подобные посягательства в науке уголовного права также именовались «политическими преступлениями».
Послереволюционное уголовное законодательство традиционно придавало борьбе с преступлениями против государства первостепенное значение, переняв как само наименование деяний, так и особенности их социально-политической характеристики.
«Государственные преступления родились не со вчерашнего дня и, во всяком случае, не с момента возникновения Советского государства. Последнее в известном разрезе само возникло из государственного преступления - революции».
Основа дореволюционного и марксистско-ленинского взгляда на изменение и развитие правовых норм заключалась в изменениях классовых интересов, происходивших с развитием общества. Социально-политической особенностью как монархических, так и марксистско-ленинских правовых концепций, стоящих на страже государственных устоев, было обеспечение незыблемости правящих классов, открыто провозглашавших свое превосходство над остальными членами общества, «подавление всякого выступления против существующего строя».
В отношении употребления в настоящей работе терминов «преступления против основ конституционного строя и безопасности государства», «государственные преступления», «преступления против государства», применительно к главе 29 УК, необходимо отметить, что они используются в качестве синонимов.
Само наименование этой группы деяний служило предметом обсуждения представителей союзных республик со времен III Сессии ЦИК СССР 3-го созыва.
М. Васильев-Южин, отмечая, что «некоторые товарищи оспаривали уместность у нас самого термина «государственные преступления» ведь государство-то, согласно марксистскому пониманию, должно отмирать!», в свою очередь придерживался именно такого наименования данных преступлений.
А. Винокуров, разделявший эту же точку зрения, обстоятельно отстаивал подобное название деяний. «Некоторые указывают, что понятию «государство» суждено умереть; поэтому употреблять слова «государственные преступления», в то время как мы не являемся государством в буржуазном смысле слова, было бы не совсем удобно. Другие указывают, что выражение: «государственные преступления» - сравнительно туманно и запутанно, и целесообразно прямо сказать, какие преступления изъемлются из ведения союзных республик и перечислить их в специальном союзном законе. Далее указывается, что понятие «государственные преступления» является слишком широким, и, таким образом, может быть сужено самостоятельное творчество республик. Тов. Г. И. Петровский (УССР) указывал на Сессии ЦИК СССР, что название «государственные преступления» неуклюже и пахнет старыми названиями, что мы не такие уж большие государственники, и что лучше сказать «контрреволюционные преступления против Советской Власти или Диктатуры Пролетариата». Однако эта поправка не встретила поддержки на Сессии ЦИК СССР, так как совершенно нецелесообразно выбрасывать выражение «государственные преступления», имеющее вполне определенное значение, обозначающее преступления против советского государства. Хотя пролетарское государство типа советов и не является уже государством в настоящем значении этого слова и подлежит в будущем при социализме и коммунизме отмиранию, однако, в данный момент, в переходный период диктатуры пролетариата, оно существует и будет существовать, а потому преступления, направленные против этого типа государства, будут все-таки государственными».
Важно иметь в виду, что термин «государственные преступления», являясь наиболее удобным в силу краткости, все же наименее подходящий для обозначения подобных деяний. «Любое преступление в полной мере можно считать государственным, а точнее антигосударственным. Преступления не могут быть государственными, так как они антигосударственные».
Слова «государственное», «государственная», «государственный» несут положительную смысловую нагрузку и применяются в таких словосочетаниях, как «государственный флаг», «государственный герб», «государственный гимн», «государственное единство», «государственная власть», «государственная целостность». Продолжение этого ряда «государственным преступлением» или «государственной изменой» приводит к смешению понятий, смещению в акцентировании негативного статуса понятия на понятие с положительными оттенками. А.А. Игнатьев, изучавший преступников, отбывавших наказание в Дубравном и Скальнинском ИТУ за совершение рассматриваемых преступлений, отметил, что осужденные с гордостью носили звание государственного преступника (не какая-нибудь шпана уголовная) и требовали на этом основании статуса политических заключенных, то есть осужденных не за преступление, а за несогласие с существующим строем.
Все же в силу устойчивости и распространенности в научной литературе термина «государственное преступление», целесообразно его использование в данной работе в качестве понятия, равнозначного «преступлениям против государства».
Анализ юридической литературы, рассматривающей проблемы общего понятия и признаков преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства, показал практически полное отсутствие новых фундаментальных исследований, посвященных рассматриваемому вопросу. Поэтому мы, изучая вышеобозначенную проблему, опирались на положения советской науки уголовного права, рассматривавшие вопросы понятия и признаков таких деяний.
В связи с тем, что контрреволюционные преступления, охватываемые статьей 57 УК РСФСР 1922 года, не позволяли раскрыть их существенные признаки, а критерий отнесения деяний к таким преступлениям отсутствовал, ученые, анализируя контрреволюционные преступления, исследовали в первую очередь разграничения между этими деяниями и преступлениями против порядка управления, основную роль отводя объекту преступления. Так СП. Ордынский отмечал, что объектом преступлений против порядка управления, в отличие от контрреволюционных преступлений, является «не основа политического и общественного уклада государства, не центральные органы власти, а органы подчиненного управления и правильный порядок их функционирования». Следовательно, по его мнению, объектом контрреволюционных преступлений служили основы политического и общественного уклада государства, а также центральные органы власти.
Сужая трактовку объекта рассматриваемых деяний, Г.И. Волков относил к нему лишь верховные органы власти, такие как ЦИК Союза, ВЦИК, Совнарком. Также он предложил разделять две группы преступлений в зависимости от целей деяния, при этом целями контрреволюционных посягательств предлагал считать как ниспровержение Советской власти в целом, ее подрыв, так и оказание помощи контрреволюционной буржуазии.
В свою очередь, ЭЛ. Эстрин указал, что отличие контрреволюционных преступлений и преступлений против порядка управления заключается еще и в том, что они преследуют различные цели, что, безусловно, существенно расширило отграничительные признаки, имеющие практическое значение.
В науке отмечалось, что к группе государственных относятся преступления, объектом которых является государство в его целом: бытие государства, как определенной политической организации, его целость или его независимое, спокойное и безопасное существование среди других государств. Направленность всей группы деяний (как контрреволюционных, так и против порядка управления) непосредственно против государства подчеркивалась и другими учеными, указывавшими на признание государства в целом в качестве объекта всех государственных преступлений. Необходимо отметить, что подобная позиция не подвергалась критическому рассмотрению и преподносилась в качестве аксиомы.
В противовес этому утверждению существовала позиция, согласно которой преступления против порядка управления нельзя относить к государственным, поскольку они не являются посягательством на государство, что нашло свое закрепление в первой редакции УК РСФСР 1926 года.
На второй сессии ЦИК СССР III созыва было отмечено, что понятие государственных преступлений должно быть шире понятия контрреволюционных преступлений, включая также наиболее опасные преступления против порядка управления.
К пониманию объема определения «государственные преступления» также не было единообразного подхода.
В связи с наличием в главе «Государственные преступления» 2 частей с разными объектами посягательств, А.А. Пионтковский высказывал опасения, что это может нарушить проведение четкой систематизации, что такой подход «не противопоставляет контрреволюционных преступлений, как принципиально отличных по своему объекту, другим преступлениям», предусмотренным в Уголовном кодексе.
В целях более четкого отношения к понятийному аппарату Н.В. Крыленко и В.А. Антонов-Саратовский высказывали мысль об отнесении к государственным преступлениям лишь контрреволюционных деяний. С другой стороны, М. Южин полагал, что к государственным преступлениям, кроме контрреволюционных, следует относить и другие преступления против интересов СССР в целом. К таким, например, он причислял подделку денег.
А.Н. Трайнин указывал, что споры об объеме таких преступлений имели практическое значение, поскольку от этого зависело разграничение компетенции центра и республик в области уголовного законодательства.
После принятия Конституции СССР 1936 года, законодательно утвердившей социалистические основы общественной и государственной организации в нашей стране, появились новые предложения по расширению объема государственных преступлений, которые должны были включать контрреволюционные преступления, преступления против социалистической собственности, особо опасные преступления против социалистического правопорядка и посягательства на советскую избирательную систему.
А.А. Пионтковский, характеризуя контрреволюционные преступления, отмечал, что они представляют собой «контрреволюционное сопротивление диктатуре рабочего класса со стороны врагов народа, остатков разбитых эксплоататорских классов, шпионов, убийц, вредителей и диверсантов Борьба с ними означает защиту социалистической родины и от внешних врагов».
Считая, что деяния, «посягающие на социалистическую собственность как основу социалистического строя, являются преступлениями государственными», он предлагал объединить понятием «государственные преступления» контрреволюционные преступления, преступления против социалистической собственности и особо опасные преступления против порядка управления, что также вело к расширению понятия государственных преступлений.
Отдельные авторы полагали необоснованным включение преступлений против собственности в число государственных преступлений, поскольку наличие контрреволюционной цели давало возможность привлечь виновного к уголовной ответственности за совершение вредительства или диверсии.
Наряду с этим были отмечены попытки отказа от самого понятия «государственные преступления», заменить которое должны были «посягательства на политическую и экономическую основу государства» с включением в число этих деяний только контрреволюционных преступлений, предусмотренных Положением 1927 года. Продолжая эту тенденцию, высказывались идеи о наименовании первой главы Особенной части УК 1926 года «Преступления против основ общественного и государственного устройства СССР» с включением в нее разделов: «Преступления государственные или контрреволюционные», «Преступления против социалистической собственности» и «Преступления против социалистической системы хозяйства». Можно отметить, что в данном случае государственные преступления оказывались более узким понятием, чем название самой главы.
Успешное завершение Всесоюзным институтом юридических наук работы над проектом Уголовного кодекса СССР, привело бы к появлению раздела первого Особенной части «Государственные преступления», состоящего из 108 статей, размещенных в трех главах: «Контрреволюционные преступления», «Хищения социалистической собственности» и «Преступления против государственного управления». Более широкой трактовки понятия государственных преступлений нам обнаружить не удалось.
Возражая против данного толкования содержания государственных преступлений, М.Д. Шаргородский предлагал считать государственными преступлениями лишь те, которые именовались контрреволюционными. Аналогичного взгляда придерживался и В.М. Чхиквадзе, именуя государственные преступления «преступлениями против государственной безопасности СССР».
Полагая, что государственные преступления есть уголовно-наказуемые контрреволюционные и иные государственные деяния, Б.С. Маньковский поддерживал системообразующий характер именно «государственных преступлений», заключающих в себе две вышеназванные группы.
Таким образом, можно заключить о преобладании тенденции к сохранению понятия «государственных преступлений» в системе уголовного права с широкой палитрой мнений по поводу его объема. Нам представляется, что правильным и последовательным будет суждение о наименовании таковыми преступлений, наиболее опасных для государственной власти.
Отсутствие юридически закрепленного определения особо опасного государственного преступления, изменения и дополнения, вносимые в законодательство, регулирующее уголовно-правовую борьбу с преступлениями против государства, предопределили желание сформулировать такое понятие с целью выражения основных признаков предмета исследования, определяющих собой все остальные признаки.
Мнения по вопросу об общем понятии особо опасных государственных преступлений, а также систематизации таких преступлений не были едиными. Пожалуй, превалирующим суждением о таком явлении было следующее высказывание: «Само наименование этих преступлений государственными говорит о том, что они направлены непосредственно против интересов Советского социалистического государства, диктатуры рабочего класса, советского общественного и государственного строя, Советской власти, внешней безопасности СССР, важнейших завоеваний трудящихся, а также общественной безопасности и других важнейших общегосударственных интересов».
Анализ научных концепций, обобщающих понятие таких преступлений, позволил выделить две основные группы, имеющие хронологическую зависимость от действовавшего в то время законодательства.
Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик от 25 декабря 1958 года в статьях 1 и 7 устанавливали, что одной из задач союзного и республиканских законодательств является охрана общественного и государственного строя.
Сформулированного В.И. Курляндским определения: «По советскому уголовному законодательству особо опасным государственным преступлением признается умышленно совершенное, предусмотренное уголовным законом действие или бездействие, направленное на подрыв или ослабление советского государственного и общественного строя» после принятия вышеназванных актов с незначительными оговорками придерживалось большинство ученых.
С момента принятия Конституции СССР 1977 года и издания Указа Президиума Верховного Совета СССР «О внесении изменений и дополнений в Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» от 13 августа 1981 года для определения одной из задач союзного и республиканского законодательств стал использоваться только термин «общественный строй», включавший в свое содержание и ранее употреблявшийся термин «государственный строй».
А.А. Игнатьевым было дано следующее понятие, обусловленное изменениями законодательства: «Особо опасными государственными преступлениями признаются предусмотренные общесоюзным уголовным законом общественно опасные деяния, направленные на подрыв или ослабление общественного строя СССР». Такого же определения придерживалась и Л.Д. Ермакова, дополняя его субъективной стороной - умышленным совершением.
В советском уголовном законодательстве понятие государственных преступлений употреблялось одновременно с его возникновением, несмотря на негативное отношение к нему некоторых известных юристов. Это понятие рассматривалось как сложное, обобщающее определение, под которым закон понимал преступления, направленные против советского общественного и государственного строя, и преступления, посягающие на иные интересы в областях железнодорожного, водного и воздушного транспорта, денежно-кредитной системы, таможенного дела.
Несмотря на важное место, занимаемое государственными преступлениями в системе норм УК, четкого критерия отнесения деяний к числу государственных не существовало.
До настоящего времени в науке нет единого мнения по вопросу об общем понятии преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства. Различия при определении учеными признаков данного вида преступлений во многом объясняются тем объемом деяний, которые были заложены законодателем в главу 29 УК РФ.
Т.А. Костарева считает, что преступлениями, предусмотренными статьями 275-284 УК РФ, признаются действия или бездействие, направленные на подрыв или ослабление конституционного строя РФ, ее экономической безопасности и обороноспособности.
По нашему мнению, при предложенной формулировке цели преступления затруднительно представить себе ее содержание и механизм достижения. Что означает собой ослабление нашего государства? Ответить на этот вопрос можно, используя только сложные логические конструкции. Например, диверсант разрушил железнодорожный мост. В результате остановлены перевозки, сорван график поставок грузов, затрачены силы, средства и время на восстановление движения. Налицо причинение материального ущерба государству, взаимозависимости его экономических цепочек, значит, в какой-то мере ослаблено само государство. Представляется, что механизм достижения такой цели сложен для субъекта преступления, его идеального представления о результате своих поступков.
Цель подрыва или ослабления нашего государства путем совершения конкретного преступления, содержащегося в главе 29 УК РФ, как мы полагаем, весьма проблематична как реальность, в связи с чем идеальное представление о результатах преступления целесообразно формулировать доступнее. Реальное ослабление Российской Федерации совершением отдельных рассматриваемых преступлений, при всей их опасности, настолько маловероятно, что вряд ли может быть поставлено в цели конкретного преступления.
Россия - это мощное государство с развитой экономикой, культурой, военным делом, пользующееся высоким авторитетом во всем мире. Поэтому ничтожны основания рассматривать в уголовно-правовом аспекте направленность государственных преступлений в качестве подрыва или ослабления нашей страны, как объективную реальность.
Мы понимаем, что преступник может ставить перед собой любые, в том числе и нереальные цели, определяемые субъективными представлениями, но законодатель и правоприменитель не должны следовать за ним по этому пути. Такое преступление может причинить и причиняет, как показывает практика, серьезный ущерб нашему государству, что представляет собой жизненную реальность. Именно представления об этой реальности и следует отразить в качестве цели преступления.
При формулировании цели такого преступления как причинение ущерба тем или иным социально значимым ценностям, интересам и благам, взятым под уголовно-правовую охрану, строить многоступенчатые логические комбинации не будет необходимости. Ущерб государству действительно причиняется. Что представляет такой ущерб, ясно даже неспециалисту: механизм его причинения также не вызывает сомнений.
Кроме того, цель подрыва и ослабления конституционного строя РФ, ее экономической безопасности и обороноспособности практически недоказуема именно вследствие неясности своего содержания и механизма достижения.
Известное уголовному праву изречение классика марксизма-ленинизма В.И. Ленина о том, что о реальных помыслах и чувствах реальных личностей можно судить лишь по действиям этих личностей, нельзя трактовать упрощенно, выводя субъективные признаки преступления непосредственно из действий, описанных в законе, и совершенных указанными лицами. Не облегчает квалификацию и понимание того факта, что психические процессы, содержание субъективного обнаруживается опосредованно с учетом не только непосредственных действий лица, но и всей совокупности внешних факторов действительности, в которых совершаются эти действия и их связи между собой.
Обращаясь к личности преступника, следует учитывать, что морально подготовленный изменник или шпион, террорист, мятежник или диверсант, редко демонстрирует свою враждебность. Наоборот, как правило, он ведет себя лояльно, а, совершив преступление, всячески отрицает цель подрыва или ослабления охраняемых законом интересов, чтобы избежать суровой ответственности.
Когда объективные признаки ничего не говорят правоохранительным органам без установления цели подрыва или ослабления конституционного строя России, ее экономической безопасности и обороноспособности, а цель связана с личностью, которая всячески маскирует эту цель, вероятность ее успешного доказывания сводится к минимуму.
В данной ситуации можно предположить, что коль скоро не удалось доказать соответствующей цели ослабления или подрыва, то ее, стало быть, не было в реальной действительности, а значит, не было того или иного преступления. Однако современное противоборство государства и государственной преступности, находящейся в услужении у террористов и иностранных спецслужб, указывает на то, что противник в этой борьбе идет на крайние меры и острейшие формы борьбы, в том числе совершая преступления против государства, чего мы не можем не учитывать.
Термины «подрыв» и «ослабление» были введены законодателем 20-х годов XX века при моделировании понятия контрреволюционного преступления, когда действительно была опасность уничтожения пролетарской диктатуры в разрушенной гражданской войной стране, окруженной враждебными государствами, а также имеющей сплоченное повстанческое подполье свергнутых классов.
В условиях сегодняшнего дня государство, оснащенное всеми мыслимыми видами вооружений, обладающее профессиональными службами безопасности и внутренних дел, сохраняющее баланс сил в международной системе отношений, поддерживающее свой авторитет в жизненно важных регионах, «защиту союзников и отпор агрессорам», контролирующее воздушное пространство одной седьмой части суши, регулирующее, сообразуясь с национальными интересами, поставки природных ресурсов на мировой рынок, обеспечило достаточную прочность своего конституционного строя, экономической безопасности и обороноспособности. Недопущение ущерба этим объектам, а при наступлении такового - проведение полного и своевременного расследования преступления должно способствовать дальнейшему укреплению конституционных институтов, обеспечению безопасности экономики и обороноспособности России.
Одно из наиболее объемных суждений об указанной категории деяний можно сделать с помощью определения, предложенного А.Ф. Истоминым: «Под преступлениями против основ конституционного строя и безопасности государства понимаются общественно опасные деяния, предусмотренные уголовным законом, посягающие на конституционный строй, экономические отношения, политические системы общества, права и свободы личности, интересы общества и государства, суверенитет, обороноспособность и территориальную целостность Российской Федерации».
В данном определении А.Ф. Истомин попытался наряду с указанием на видовой объект преступления обозначить и непосредственные, однако всеохватность формулировки «экономические отношения, политические системы общества, права и свободы личности, интересы общества и государства», позволяющая провести аналогию с точкой зрения А.А. Пионтковского о размытости понятия «основные политические или хозяйственные завоевания пролетарской революции» в определении контрреволюционного преступления УК РСФСР 1922 года, с нашей точки зрения существенно усложняет понятие и затрудняет отграничение этих деяний от иных преступлений. Например, охрана прав и свобод личности возложена на раздел VII УК РФ, если таковые претерпевают ущерб при совершении преступления против государства, то подлежат охране в качестве дополнительных объектов. Кроме того, преступления против основ конституционного строя и безопасности государства направлены не против экономических отношений: установленного порядка осуществления экономической деятельности «по поводу производства, распределения, обмена и потребления материальных благ и услуг», а в ущерб экономической безопасности: состояния экономики, обеспечивающего достаточный уровень социального, политического и оборонного существования и прогрессивного развития Российской Федерации, неуязвимость и независимость ее экономических интересов по отношению к возможным внешним и внутренним угрозам и воздействиям. Охрана экономических отношений возложена, в первую очередь, на раздел VIII УК РФ. Интересы общества и государства, как всеобъемлющий объект охраны, разумеется, также страдают при совершении соответствующих деяний, но они же претерпевают негативные изменения при совершении каждого преступления, поскольку, как отмечалось выше, все преступления являются «антигосударственными».
Наиболее емкое понятие сформулировал С.В. Дьяков: «Преступлениями против основ конституционного строя и безопасности государства признаются предусмотренные уголовным кодексом общественно опасные деяния, посягающие на государственную безопасность Российской Федерации».
Поскольку глава 29 УК именуется «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства», то указание С.В. Дьяковым на объект преступлений только лишь как на «государственную безопасность» при первоначальном рассмотрении предложенной им дефиниции образует тавтологию - определение, в котором определяющее понятие повторяет определяемое, вследствие чего формально решает вопрос лишь частично, поскольку законодатель разделил наименование главы на основы конституционного строя и безопасности государства. Однако положения Закона РФ «О безопасности» разъясняют нам, что безопасностью государства (или государственной безопасностью) является состояние защищенности его конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности.
В этой связи следует отметить о нарушении правила соразмерности, которое неизбежно будет допущено при формулировании определения рассматриваемой категории деяний в случае, если наименование главы будет оставаться в действующей редакции.
В главе 29 УК РФ законодатель пользуется терминами «основы конституционного строя и безопасности государства». При анализе этих понятий мы установим, что безопасность государства уже включает в себя его конституционный строй (вместе с основами и иными, дополнительными конституционными положениями), так же как суверенитет и территориальную целостность. Таким образом, понятие «безопасность государства» по своему объему шире понятия «конституционный строй», и, тем более, «основы конституционного строя». Использование законодателем разнообъемных понятий при моделировании наименования данной главы труднообъяснимо и, видимо, нуждается в уточнении.
По нашему мнению, выработка дефиниции рассматриваемых деяний обусловливает соблюдение последовательности при указании социально значимых ценностей, интересов и благ, взятых под охрану законодателем. Выведение за рамки данного понятия внешней безопасности и территориальной целостности (в определении Т.А. Костаревой); внешней безопасности и экономической безопасности (в определении А.Ф. Истомина), экономической безопасности и обороноспособности (в определении С.В. Дьякова) приводит к недостаточной полноте предложенных ими определений, что указывает на необходимость их дополнения.
В связи с принятием в 2002 году Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» и Федерального закона «О внесении изменений и дополнений в законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» появилась необходимость учесть соответствующие изменения в законодательстве.
«Раскрыть понятие преступления означает указать на совокупность признаков, выражающих его сущность и содержание». Сущность выражает то главное, что характеризует предметы, их внутреннюю, наиболее важную сторону, глубинные процессы, протекающие в них. Под содержанием следует понимать наиболее важную сторону предмета, характеризующую самую сущность предмета, основу, проявляющуюся в свойствах и признаках предмета.
Сущность преступления выражается в его посягательстве на социально значимые ценности, интересы и блага. Поскольку они охраняются уголовным законом, общественно опасные посягательства на них рассматриваются как преступные.
Рассмотрение норм, включенных в главу 29 УК, показывает, что они направлены на охрану таких интересов, как основные принципы устройства и безопасного функционирования государственной власти в Российской Федерации. Указанная защита проявляется в охране политических основ конституционного строя, внешней безопасности, территориальной целостности, экономической безопасности и обороноспособности, противодействия экстремизму, сохранности государственной тайны.
Поэтому автор полагает, что общее понятие преступлений, сгруппированных в настоящее время в главе 29 УК РФ, допустимо дать следующим образом:
Преступлениями против основ конституционного строя и безопасности государства признаются общественно опасные деяния, направленные в ущерб основным принципам устройства и безопасного функционирования государственной власти в Российской Федерации: ее политическим основам конституционного строя, внешней безопасности, территориальной целостности, экономической безопасности и обороноспособности, противодействию экстремизму, сохранности государственной тайны.
По нашему мнению, именно в таком виде может быть представлено общее понятие преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства с точки зрения действующего законодательства.
Рассмотрение преступлений, содержащихся в главе 29 УК РФ, указывает на их стремление к причинению ущерба основам государственной власти, а основы конституционного строя и безопасности России являются лишь частью социально значимых интересов, находящихся под уголовно-правовой охраной. Кроме конституционного строя и безопасности государства законодатель охраняет экономическую безопасность и обороноспособность: «находящуюся в распоряжении государства совокупность средств, необходимых для отпора врагу» (с учетом положений действующего законодательства территориальная целостность, в отличие от экономической безопасности, охватывается понятием безопасность государства), в связи с чем наименование указанных общественно-опасных деяний преступлениями против основ государственной власти, закрепленное в названии рассматриваемой главы УК РФ, точнее отразит их уголовно-правовую направленность на объект преступления.
Преступления против государства, входящие в главу 29 УК РФ, должны отвечать определенным общим критериям для избежания включения в нее деяний, не способных посягать на основы государственной власти, чему будет способствовать наличие общего понятия таких преступлений. Помимо объекта преступления оно, как минимум, должно давать представление о его субъективной стороне и тяжести последствий для общества, отражающей «особую, повышенную общественную опасность». Следует учитывать, что в науке уголовного права сформировалось мнение, что отличием государственных преступлений должно быть их умышленное совершение.
До настоящего времени нет четкого механизма, позволяющего с математической точностью определить наказание, которое справедливо должен понести виновный в совершении преступления. Во всяком случае, оно должно быть соразмерным той опасности, которая исходит от преступного акта человеческой воли и интеллекта.
В связи с опасностью, исходящей от преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства, санкция таковых должна быть столь суровой, чтобы пресечь желание их совершения на стадии приготовления. Необходимость установления повышенной ответственности за преступления против государства признавали многие ученые.
В соответствии с ч. 2 ст. 30 УК РФ уголовная ответственность наступает за приготовление только к тяжкому и особо тяжкому преступлениям.
Половина составов преступлений, объединяемых главой 29 УК, относится к категории особо тяжких деяний. Именно государственная измена, шпионаж, диверсия, террористический акт, насильственный захват или насильственное удержание власти, вооруженный мятеж ассоциируются как наиболее опасные из данной группы преступления, совершенные с прямым умыслом, причиняющие ущерб не столько деятельности отдельных органов государственной власти, сколько основам государственной власти в целом.
Именно эти преступления отражают наиболее опасные формы враждебной деятельности против нашего государства в настоящее время, отвечая требованиям охраны основ государственной власти. Также они обладают особым политическим значением, выражающемся в определении главных направлений борьбы нашего государства с враждебной деятельностью против России. Юридическое значение этих норм состоит в том, что они, определяя основания уголовной ответственности, служат основой законности в области охраны соответствующих социально значимых интересов.
Признание преступлений против основ государственной власти особо тяжкими деяниями будет адекватным ответом угрозам, исходящим от них. Особо тяжкое преступление может совершаться лишь умышленно. За его совершение ч. 5 ст. 15 УК предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше десяти лет или более строгое наказание.
Наукой уголовного права предпринимаются попытки выработать общее понятие преступлений, охватывающихся главой 29 УК РФ для отграничения деяний, входящих в рассматриваемую группу, от иных преступлений, имеющих схожие объективные признаки. Такие попытки не случайны и имеют исторические предпосылки, уходящие корнями в научные дискуссии, посвященные отграничению государственных преступлений от контрреволюционных с целью установления направленности каждого из них, когда отсутствие в УК РСФСР 1922 года «определения что такое государственные преступления, а есть лишь определения преступлений контрреволюционных и против порядка управления» предполагало «в проектируемом общесоюзном законе о государственных преступлениях дать более точное определение указанных основных понятий».
Теоретическая модель общего понятия преступлений против основ государственной власти, с учетом которой допустимо разработать законодательное определение, включающее определенные обязательные признаки, закрепленные в УК, обусловит наличие в соответствующей главе Уголовного кодекса лишь тех преступлений, которые будут соответствовать этому определению. Указанное обстоятельство вызовет необходимость внесения изменений и дополнений в главу 29 УК РФ, одновременно поставив барьер на пути включения в нее преступлений, не посягающих на основы государственной власти.
Мы полагаем, что российская власть существует и безопасно функционирует благодаря охране таких социально значимых интересов, как политические основы конституционного строя, внешняя безопасность, территориальная целостность, экономическая безопасность и обороноспособность, прямо указанных в диспозициях части норм главы 29 УК. Каждое деяние, посягающее на названные интересы, наносит ущерб именно основам государственной власти.
Поэтому, ставя цель унифицировать преступления против государства, объединенные главой 29 УК, общее их понятие мы предлагаем изложить следующим образом:
Преступлениями против основ государственной власти признаются особо тяжкие общественно опасные деяния, непосредственно направленные в ущерб политическим основам конституционного строя, внешней безопасности, территориальной целостности, экономической безопасности и обороноспособности Российской Федерации.
Критическое рассмотрение данного определения позволит установить соответствие его объема содержанию с точки зрения действующего законодательства.
Признание основ государственной власти видовым объектом преступлений, содержащихся в главе 29 УК, вполне обоснованно, поскольку Конституция Российской Федерации, «возрождая суверенную государственность России и утверждая незыблемость ее демократической основы» (преамбула), провозглашает незыблемость основы российской государственной власти.
Известно, что законодательным началом для решения вопроса о видовом объекте преступления служат наименования глав УК, а также указания, содержащиеся в диспозициях норм соответствующих глав УК.
Представляется, что обозначение объектом таких преступлений собирательного понятия, уже содержащегося в тексте Уголовного кодекса, будет целесообразно, поскольку обеспечит «точность законодательной речи и наибольшую экономию речевых средств», а также будет «выражать сущность содержания и его правовую ценность».
Ввиду того, что глава 29 УК расположена первой в разделе X УК «Преступления против государственной власти», а ее санкции в совокупности строже, чем в других главах настоящего раздела, что говорит о повышенной опасности содержащихся в главе 29 УК преступлений по сравнению с соседствующими главами, усматривается определяющая роль этих преступлений в данном разделе.
Такое обстоятельство приводит к выводу о том, что содержание главы «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» подчеркивают направленность деяний против основ государственной власти. Еще в начале XX века было замечено, что «признаком, определяющим существо преступлений государственных, является интерес или благо, охраняемое выраженною в законе нормой, на которую посягает преступник». Таким благом признавалось само существование государства, нерушимость его бытия, целостности и независимости. Этим признаком государственные преступления не только противопоставлялись посягательствам на отдельные отрасли управления, но отделялись от группы преступлений, хотя и вредящих деятельности государственных органов вообще, но не направленных на верховное управление, а относящихся к управлению подчиненному.
Помимо объекта преступления понятие раскрывает его субъективную сторону - умышленное совершение и тяжесть последствий для общества, отражающую «особую, повышенную общественную опасность».
Законодательную дефиницию данных преступлений рекомендуется расположить в открывающей главу 29 УК статье 275, для чего внести в нее соответствующие изменения и дополнения, вызванные введением необходимого пункта примечания: указанное определение должен содержать пункт 1 примечания, в связи с чем действующая в настоящее время поощрительная норма, регламентирующая освобождение от уголовной ответственности за совершение преступлений, предусмотренных статьями 275, 276 и 278 кодекса, образует пункт 2 названного примечания.
Данная формулировка понятия учтет позицию практических работников: по мнению 82 % опрошенных сотрудников правоохранительных органов, нахождение в главе 29 УК РФ статей 280, 282, 282.1, 282.2, 283 и 284 приводит к нарушению необходимой системности уголовного законодательства за преступления против государства и, как следствие, к невосприятию соответствующих деяний «государственными», поскольку их общественно-опасная сущность не посягает на внутреннее устройство государственного порядка или содействие внешнему врагу.
Указание закона, наряду с перечислением объектов охраны, о совершении особо тяжкого преступления только при умышленной форме вины, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше десяти лет или более строгое наказание, предопределит необходимость внесения изменений в главу 29 УК, вызванную нахождением в ней в действующих редакциях статей 280, 282, 282.1, 282.2, 283 и 284 УК с целью их корректировки или переноса в другие главы кодекса, и поставит барьер на пути включения в главу 29 УК РФ преступлений, не посягающих на основы государственной власти.
В связи с этим структура главы 29 УК приобретет внутреннюю согласованность между собой санкций и диспозиций. Изменение перечня составов в главе 29 УК РФ - это не волевой субъективный акт, а необходимость, продиктованная объективными различиями в их общественно-политическом содержании.
Указание на то, что преступления против основ государственной власти могут совершаться как действиями, так и бездействием, обусловлено тем обстоятельством, что, хотя для объективной стороны преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства характерны активные действия (за исключением разглашения государственной тайны (ст. 283 УК) и утраты документов^ содержащих государственную тайну (ст. 284 УК), все же нельзя исключать совершение отдельных преступлений и путем бездействия, каковым, в частности, может быть совершение взрыва.
Субъективная сторона рассматриваемой группы преступлений, кроме разглашения государственной тайны и утраты документов, содержащих государственную тайну, характеризуется умышленной формой вины, когда виновный сознает общественно опасный характер совершаемых актов. Непосредственная направленность на совершение общественно-опасного деяния подчеркивает прямой вид умысла, характерный для всех таких преступлений.
Таким образом, предложенная дефиниция рассматриваемых деяний, являясь определенным раскрытым понятием, в обобщающей форме включающим существенные характеристики, отражает, на наш взгляд, его наиболее важные качественные стороны, указывает видовые признаки и выявляет непосредственное содержание определения.
Автор: Царев Д.В.