Особенности права собственности на клад (статья)
Рассматривая общие положения о бесхозяйном имуществе, в качестве одного из концептуальных признаков такового можно назвать отсутствие, либо временное нарушение юридической связи между вещью и ее владельцем. При этом можно отметить нетипичность подобных правоотношений. С указанных позиций столь же аномальной является ситуация, когда вещь, пребывая в сокрытом, спрятанном состоянии, также выбывает из хозяйственного оборота. Речь идет о кладе. Действительно, в отношении предметов, входящих в состав кладов, как правило, исключается возможность их полноценного использования по назначению. Из этого можно заключить, что такие предметы, по сути, оказываются отрешенными от гражданского оборота на более или менее продолжительный срок.
Все, что так или иначе связано с кладами, всегда вызывало в обществе повышенный интерес: как на бытовом, так и на научном уровне. С одной стороны, практически всякий гражданин хотя бы однажды мечтал найти клад, либо принимал непосредственное участие в таких поисках. Интерес молодых людей к подобного рода поискам, по-видимому, вызван содержанием многих художественных произведений, известных каждому с детства. Широкий практический интерес к приобретению права собственности на клад обусловлен, в том числе, тем, что обычно в состав кладов входят драгоценности – камни, жемчуг, золотые и серебряные монеты, драгоценные металлы в слитках, изделиях и ломе, а также отечественная и иностранная валюта. Однако в старину прятали не только золото и серебро, но и оружие, посуду, дорогие ткани, сельскохозяйственные орудия и документы, ремесленные инструменты и прочее. Такая качественная эклектичность содержания кладов связана с тем, что в любые времена у людей разных социальных групп были свои, весьма отличные друг от друга представления о ценностях и различные материальные возможности. К тому же, клады зачастую имеют не только имущественную ценность, но также и большое историческое, художественное значение, например, клады с монетами древних государств, иконами и т.д.
С другой стороны, внимательное рассмотрение клада как одного из оснований приобретения права частной собственности приводит если не к исчезновению, то к заметному сокращению романтической составляющей факта обнаружения клада.
Древнеримские юристы, которые, как известно, являются основателями мировой, а значит и отечественной системы цивилистического знания, кладом (thesaurus) признавали «все ценные вещи, зарытые в землю, вделанные в стену или иным образом скрытые, собственник которых уже более неизвестен за продолжительностью истекшего времени». Кроме того, на этом этапе клад составлял приращение недвижимой собственности, в силу чего собственнику участка земли следовала половина клада . Вот почему в тех случаях, когда клад обнаруживался на земле, принадлежащей нашедшему, либо на никому не принадлежащем земельном участке, то он переходил в собственность нашедшего. При обнаружении клада на чужом земельном участке, он подлежал разделу в равных долях между собственником имения и нашедшим. Наконец, когда розыски производились без разрешения собственника земли, либо по прямому его поручению, то клад в полном объеме переходил в собственность землевладельца. Как будет показано ниже, отголоски этих древнеримских традиций присутствуют сегодня в соответствующих правоположениях отечественного и зарубежного законодательства.
Небезынтересным с точки зрения современных воззрений являются и взгляды дореволюционных цивилистов на обращение в собственность сокрытых вещей. Законы гражданские устанавливали, что клад – есть сокрытое в земле сокровище, речь, таким образом, велась лишь о вещах, обладавших значительной ценностью. «Нахождение в кургане костяных стрел или каменных орудий, при всем их научном интересе, не может считаться открытием клада» - писал в свое время Г.Ф. Шершеневич.
Советскому гражданскому законодательству были известны несколько сходных друг с другом определений клада, на основании которых базировались и доктринальные представления об исследуемом феномене. Одна из ранних таких формулировок содержалась в Постановлении ЦИК и СНК СССР от 3 января 1930 г., а также в Положении о порядке учета и использования национализированного, конфискованного, выморочного и бесхозяйного имущества, утвержденным СНК СССР 17 апреля 1943 года. В указанных нормативных источниках клад рассматривался как умышленно сокрытые ценности, собственник которых неизвестен или в силу закона утратил на них право. В рамках господствовавшей в тот период презумпции государственной собственности на всякое бесхозяйное имущество, спрятанные вещи при их обнаружении подлежали передаче финансовым органам, то есть признавались государственной собственностью. При этом обнаружившие клад лица в течение месячного срока после добровольной сдачи таких ценностей государству имели право на вознаграждение в размере 25 % от их стоимости.
Выше мы видели, что применительно к бесхозяйной недвижимости советское законодательство предусматривало особую процедуру по переводу ее объектов в государственную собственность. В то же время правовым основанием возникновения права государственной собственности на клад являлся собственно факт обнаружения клада, и никаких дополнительных мер (судебного решения, постановления административных органов и проч.) для наступления соответствующих правовых последствий не требовалось.
Очередным этапом в эволюции исследуемого института явилось принятие ГК РСФСР 1964 года, где в п. 1 ст. 148 клад был представлен как зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен или в силу закона утратил на них право. В этой же норме императивно закреплялся переход клада в собственность государства, обусловленный обязанностью нашедшего сдать его финансовым органам. Считалось, что клад становится собственностью государства с момента его обнаружения, а не с момента сдачи его содержимого финоргану. Кроме того, в новом ГК был сохранен двадцатипятипроцентный размер вознаграждения для открывшего клад, причем уточнялось, что такая компенсация не подлежит выплате в случаях, когда раскопки или поиски ценностей входили в круг служебных обязанностей обнаружившего их лица.
На современном этапе регулирование гражданско-правовых последствий обнаружения клада осуществляется по правилам ст. 233 ГК РФ. Данная норма (абз. 1 п. 1) фактически воспроизводит определение клада, содержавшееся в ГК 1964 г., под которым понимаются зарытые в земле или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен, либо в силу закона утратил на них право.
Ценности, ставшие кладом, в большинстве случаев были спрятаны давно, зачастую они имеют весьма древнее происхождение, не позволяющее установить, кто же был их собственником. Но вполне возможно обнаружение ценностей, сокрытых собственником недавно. В таких ситуациях, когда собственник может быть установлен, следует выяснить, утратил ли он право на данные ценности. При утвердительном ответе на этот вопрос нет никаких препятствий для применения положений ст. 233 ГК РФ.
Сопоставление соответствующих норм национального и зарубежного законодательств позволяет за разнохарактерными формулировками усмотреть родственные мотивы в определении понятия клада. Так, ГК Италии кладом называет ценную вещь, спрятанную или закопанную, на которую никто не может доказать своих прав; ГК Нидерландов и ГГУ в том же контексте говорят о ценной вещи, которая оставалась скрытой настолько долго, что вследствие этого собственник вещи не может быть установлен. Французское законодательство кладом признает всякую вещь, спрятанную или зарытую, «в отношении которой никто не может подтвердить своего права собственности, и которая обнаружена случайно». Как видно, практически в каждой национальной интерпретации клад наделяется идентичными признаками, причем за основу буквально всеми законодателями принят фактор сокрытия вещи.
Существо правоположений о кладе не оставляет сомнений в том, что в отношении кладов следует говорить лишь о движимых ценных вещах. Если бы закон допускал возможность нахождения в составе клада недвижимостей, то применению бы подлежала норма (п. 3. ст. 225 ГК), устанавливающая порядок приобретения права собственности на бесхозяйную недвижимость.
Так или иначе, предметы, являющиеся элементами кладов, должны отвечать определенному набору признаков, обращение к которым позволит нам несколько уточнить нормативно закрепленную дефиницию. Итак, клад, прежде всего, – это деньги или ценные предметы. Относительный характер категории «ценность» свидетельствует отнюдь не в пользу его употребления в данном случае. Хотя, безусловно, что речь идет о материальной ценности, ибо: «Иные вещи, в том числе представляющие научную, культурную ценность…кладом не являются». Именно имущественная ценность должна являться критерием при разграничении древних предметов, обнаруженных в результате археологических раскопок, и кладов. По-видимому, исключение в данном случае являют собой предметы, сочетающие в себе ценность культурную и материальную, как, например, реликвии, выполненные из драгоценных материалов. При обнаружении предметов из категории глиняных черепков, древних папирусов и т.д., разговор о кладе несостоятелен еще и потому, что эти предметы, как правило, никто специально не прятал. Таким образом, очередной из наиболее надежных признаков клада, отличающих его от находки, сводится к умышленному сокрытию денег или ценных предметов. Сокрыть означает – «спрятать, чтобы кто-нибудь не обнаружил», «утаить, сделать незаметным». К.П. Победоносцев писал, если находка – есть «вещь, оставленная, забытая или потерянная хозяином без намерения скрыть или сохранить ее», то клад есть вещь, «скрытая бывшим хозяином с намерением скрыть ее или схоронить, вещь положенная, схороненная». То есть, с точки зрения субъекта правоотношения, клад отличается от находки не столько в лице находчика, который в обоих случаях действует либо случайно, либо намеренно, сколько в лице собственника, «бывшего хозяина» вещи. Воля собственника в качестве определяющего признака клада указывается и многими современными юристами: М.Г. Масевич, Ю.К. Толстым и другими.
Рассматривая правовое положение субъектов данных правоотношений, следует сказать, что в литературе аналитическим замечаниям подвергаются, как правило, лишь действия находчика, в то время как природа действий собственника ценностей по их сокрытию практически не исследуется. В связи с этим укажем на одну из любопытных особенностей правового статуса данного субъекта. Так, ст. 153 ГК устанавливает, что сделками признаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. Собственник ценностей, скрывая их на тот или иной срок, совершает именно волевые действия, правовым результатом которых предполагается временное прекращение, как минимум, его правомочия пользования. Совершенная таким образом реализация правомочия распоряжения содержит, по-видимому, признаки односторонней сделки, для совершения которой, как известно, необходимо и достаточно выражение воли одной стороны.
Действующий ГК не устанавливает исчерпывающего перечня способов сокрытия клада, в качестве одного из возможных упоминая лишь об укрытии клада в земле. Но вещи могут быть сокрыты не только в земле, но и на ее поверхности, не будучи в нее зарытыми: например, в пещерах, ущельях, расщелинах скал, на дне озера или реки. Наряду с земельным участком, строением деньги или ценные предметы могут быть обнаружены и в сооружениях (водонапорная башня, бассейн, магистральный трубопровод), а также в иных объектах недвижимости: в помещениях предприятия, на борту воздушного или морского судна. Известны случаи обнаружения кладов при строительстве метрополитена, под полами старых квартир, в заброшенных колодцах, подвалах, на чердаках и т.д.
Другим критерием отнесения найденных вещей к кладам выступает объективная невозможность установления собственника. При этом из текста ст. 233 ГК нельзя усмотреть, в круг чьих обязанностей входят такие действия, хотя сам термин «установление» позволяет предположить официальный порядок данной процедуры.
Как уже было замечено выше, в том случае, когда собственник имущества все-таки установлен, для достижения необходимого правового результата обязательна утрата им в силу закона права на свои вещи. Так происходит, например, при сокрытии собственником драгоценностей в стене своего дома, при последующей его конфискации. Отдельные авторы высказывают обоснованное предостережение о недопустимости буквального понимания приведенной ссылки ГК на закон. В качестве иллюстрации приводится факт обнаружения древнерусских ценностей, принадлежавших знакомому по летописям историческому деятелю. Очевидно, что в этой и иных аналогичных ситуациях весьма затруднительно назвать конкретный закон, на основании которого собственник и его наследники лишились права на такие вещи, обнаружение которых, все же следует отождествлять с открытием клада.
Итак, исследовав собственно понятие клада, далее перейдем к анализу заметно изменившегося в последнее время порядка определения принадлежности сокрытых ценностей. Так, если ранее законодатель (ст. 148 ГК РСФСР) категорично постановлял, что клад «поступает в собственность государства и должен быть сдан обнаружившим его лицом финансовым органам», сохраняя за таким лицом лишь право на получение вознаграждения, то в настоящее время закон приоритетным правом на приобретение права собственности наделяет, во-первых, собственника земельного участка или иного имущества, где клад сокрыт, а, во-вторых, лица, обнаружившего ценности. Для находки с юридической точки зрения безразлично место ее обнаружения, так как собственник такого места не имеет никакого права на вещь потому только, что он является владельцем данной местности. Применительно к кладу, напротив, мы видим, что законодателем учитываются интересы владельцев указанной недвижимости.
Имеющаяся правовая привязка клада к земельному участку позволяет отнести предметы, входящие в его состав, к категории объектов т.н. «переходящей собственности». В данном случае имеется в виду способность таких вещей вместе с землею на различных основаниях переходить от собственника к собственнику. Это обстоятельство с правовой точки зрения в какой-то мере роднит предмет нашего исследования с дикими животными и птицами, похожим образом меняющими своего «хозяина» при отчуждении соответствующих угодий. Вместе с тем, все эти размышления справедливы лишь в контексте потенциальной, возможной при благоприятном стечении обстоятельств собственности владельца земли на сокрытые в его владениях ценности, ибо идея о том, что собственник владеет кладом на своей земле, даже не предполагая этого, была отвергнута ещё древнеримскими юристами. Примечательно, что такие длительные теоретические традиции не помешали-таки авторитетным дореволюционным цивилистам полагать, что «…клад должен быть признаваем принадлежностью земли и потому принадлежащим ее собственнику, а никак не может быть почитаем у нас…за вещь бесхозяйную, никому не принадлежащую».
Право собственности на клад, таким образом, может возникнуть лишь после его обнаружения и поступления во владение. В данном контексте традиционно оригинально высказывается доктор юридических наук К.И. Скловский: «…для овладения кладом не обязательно его извлекать. Достаточно установить полный контроль над доступом к кладу». С таким замечанием следует согласиться. Действительно, в силу понятных причин, извлечение тех или иных ценностей из места их сокрытия может оказаться весьма трудоемким и занять какое-то время. Но уже на стадии проведения таких работ по извлечению клада мы, тем не менее, можем говорить о возникновении у совершающего их лица права собственности, ибо клад обнаружен, и этого вполне достаточно.
Итак, сегодня, по общему правилу, предметы, входящие в состав клада поступают в собственность гражданина или юридического лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.д.), где клад был сокрыт, и лица, обнаружившего клад, в равных долях, если соглашением между ними не установлено иное. Таким образом, вполне обоснованным представляется довод о возникновении у названных субъектов общей долевой собственности (ст. 244 ГК РФ) на клад. Такой порядок является привычным и для многих иностранных законодательств, в частности, аналогичные пропорции распределения найденных ценностей закреплены в §984 ГГУ .
В порядке, предусмотренном абз. 2 п. 1. ст. 233 ГК РФ при обнаружении клада лицом, производящим раскопки или поиск ценностей без согласия на это собственника земельного участка или иного имущества, где клад был сокрыт, клад в полном объеме подлежит передаче собственнику соответствующего объекта недвижимости. То есть, если лицо, нашедшее клад, обнаружило его, попав на участок или строение помимо воли собственника, то оно обязано передать все найденные ценности последнему. Правовая природа такого обязывания носит внедоговорный характер и базируется на положениях гл. 60 ГК РФ, посвященных обязательствам из неосновательного обогащения.
Любопытное разграничение умышленного и случайного обнаружения клада на чужом земельном участке присутствует в ГК Литовской республики. Так, абз. 1. п. 1 ст. 953 гласит: Запрещено искать клад на чужой земле. Нарушающий это положение не получает ничего от найденного им клада. В то же время абз. 2 п. 1 данной нормы постановляет, что случайно обнаруживший на чужой земле клад получает его половину, а вторая половина принадлежит собственнику земли.
Следует признать, что современным законодателем проигнорирована такая жизненная ситуация, при которой клад обнаруживается собственником имущества, в котором тот был сокрыт. Некоторыми юристами предлагается при решении этого вопроса опираться на абз. 2 п. 1 ст. 233 ГК. Речь идет о том, что коль скоро при обнаружении клада лицом, не имеющим согласия собственника имущества, право собственности на клад приобретается собственником имущества в котором тот был сокрыт, то тем более право собственности принадлежит ему же, если он сам обнаружил клад. На наш взгляд, такое толкование правовых норм вполне обосновано и может применяться к указанным обстоятельствам.
Интересен взгляд на исследуемые правоотношения догмы римского права, также усматривавшей в несоблюдении «находчиком» соответствующих правил черты неосновательного обогащения: «…собственник участка становится собственником своей части в найденном кладе. Находчик обязан отдать часть находки собственнику земли, в противном случае он совершает присвоение чужого имущества, если умышленно берет себе весь клад. Находчик приобретает свою часть не через оккупацию, а на основании права, он заслужил ее, возвратив человеческому обществу клад».
Притязания на клад владельцев земель (как частных, так и публичных) охранялись и дореволюционным законодательством. Так, К. Анненков, ссылаясь на правила ст. 430 проекта Гражданского уложения, пишет, что без позволения владельцев «клад на их землях не может быть отыскиваем не только частными лицами, но и местным начальством», и, наоборот, «без дозволения местного начальства никто не имеет права искать древностей, т.е. кладов, на землях казенных и общественных».
Возвращаясь к проблемам современного законодательства, подчеркнем, что в пункте 1 ст. 233 ГК между абз. 1 и абз. 2 наблюдается неодинаковое определение одного из двух субъектов, управомоченных на приобретение права собственности на клад. В первом абзаце такой субъект именуется как лицо, «которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.п.)», а во втором речь идет непосредственно о собственнике земельного участка или иного имущества.
По нашему мнению такая двойственность не кроет в себе сложностей в правоприменении, так как принято считать, что вещь принадлежит лицу, которое имеет на нее право собственности. Действительно, «…хозяин земли и имущества является не просто владельцем, а собственником». Следовательно, тот земельный участок, о котором идет речь в рассматриваемой статье ГК, не может принадлежать ни субъекту права на него пожизненного наследуемого владения, ни лицу, обладающему правом постоянного (бессрочного) пользования на такой участок.
Самостоятельного осмысления требуют основания приобретения права собственности на спрятанные ценности публично-правовыми образованиями. По сравнению с прежним законодательством, действующий ГК существенно ограничил количество таких оснований, и теперь названные субъекты фактически могут стать собственниками сокрытых ценностей лишь в двух случаях: во-первых, когда земельный участок или иной объект недвижимости, где обнаружен клад, находится в государственной или муниципальной собственности. В данной ситуации право собственности с одной стороны приобретается лицом, обнаружившим клад, а с другой – госорганом или органом местного самоуправления. Существенное влияние на данные правоотношения оказывает уже приводившееся правило, по которому обнаружение лицом клада на земельном участке любой формы собственности без согласия собственника участка влечет передачу клада собственнику участка или иного имущества. В нашей ситуации это означает, что обнаружение клада на земельном участке, находящемся в государственной или муниципальной собственности (что чаще всего и происходит) в условиях отсутствия согласия соответствующего органа власти влечет отчуждение клада в государственную или муниципальную собственность вне зависимости от его стоимости. Другими словами, на практике публично-правовые формирования, несмотря на заметно изменившиеся законодательные приоритеты, по-прежнему лидируют в приобретении права собственности на сокрытые ценности.
Дополнительным осложнением нормального развития исследуемых правоотношений является незавершенность процесса разграничения государственной и муниципальной собственности на землю. Федеральный закон «О разграничении государственной собственности на землю» от 17 июля 2001 г. №101-ФЗ лишь наметил основные принципы осуществления разграничения государственных земель на земельные участки, находящиеся в федеральной собственности, собственности субъектов Российской Федерации и муниципальной собственности, определил критерии, которых не вполне достаточно при составлении перечней таких земельных участков.
Кроме того, законодательно не урегулирован вопрос об органе государственной власти или местного самоуправления, призванном давать согласие гражданину на поиски клада в пределах соответствующего объекта недвижимости. Нет ясности и в отношении формы, в которой выражалось бы такое одобрение. Наиболее оптимальной, вероятно, в настоящем случае будет письменная форма. В сложившейся ситуации приходится ожидать издания постановления Правительства РФ, в котором бы свое четкое определение нашла процедура осуществления поиска кладов на территории объектов, принадлежащих публично-правовым образованиям.
Во-вторых, безусловное огосударствление ценностей должно происходить, когда вещи, составляющие клад, ввиду их особого значения для истории, искусства, науки и культуры, в установленном законом порядке отнесены к памятникам истории или культуры (п. 2 ст. 233 ГК РФ). В данном случае приходится констатировать, что на современном этапе существует настоятельная потребность в спецификации правового регулирования оборота движимых культурных ценностей как особых объектов гражданских прав. Это связано с тем, что данная сфера частных, по сути, правоотношений содержит в себе явно выраженные публично-правовые оттенки. Последние вызваны к жизни наличием серьезных вопросов в области охраны памятников истории и культуры и выражаются, прежде всего, в наличии законодательных ограничений гражданского оборота культурных ценностей. В настоящем исследовании нас, безусловно, более всего интересуют проблемы правового характера. Действительно, нормы российского законодательства, закрепляющие основы гражданского оборота культурных ценностей в настоящее время несистематизированы, содержат внутренние противоречия и пробелы. Помимо этого, на теоретическом уровне данный вопрос также не исследован в должной мере. Все это влечет существенные затруднения в регулировании оборота таких ценностей вообще и в определении юридической судьбы обнаруженных в составе кладов памятников истории или культуры, в частности.
К сожалению, в массиве действующих нормативно-правовых актов весьма сложно отыскать концептуальное определение памятника истории или культуры, пригодное для использования в интересующем нас контексте. Так, в ст. 3 Федерального закона «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» от 25 июня 2002 г. №73-ФЗ (далее – Закон об объектах культурного наследия) (с изменениями от 27 февраля 2003 г., 22 августа, 29 декабря 2004 г.) в числе прочего присутствует достаточно пространное определение, в соответствии с которым памятники истории и культуры определяются как «объекты недвижимого имущества со связанными с ними произведениями живописи, скульптуры, декоративно-прикладного искусства … иные предметы материальной культуры, возникшие в результате исторических событий, представляющие собой ценность с точки зрения истории, археологии, архитектуры, градостроительства, искусства, науки и техники, эстетики …, и являющиеся свидетельством эпох и цивилизаций, подлинными источниками информации о зарождении и развитии культуры». Данная редакция приведенной нормы однозначно свидетельствует о том, что закон об объектах культурного наследия ориентирован, в первую очередь, на регулирование отношений в сфере оборота недвижимых памятников истории и культуры, что, как отмечалось выше, не соответствует существу клада.
Другим источником, определяющим правовой режим памятников истории и культуры, является Закон РСФСР от 15 декабря 1978 г. «Об охране и использовании памятников истории и культуры». В ст. 20 данного акта памятники истории и культуры определяются через предметы старины, произведения изобразительного и декоративно-прикладного искусства, строения, рукописи, коллекции, редкие печатные издания, другие предметы и документы, находящиеся в личной собственности граждан и представляющие значительную историческую, научную, художественную или иную культурную ценность. Избранный в данном случае законодателем казуистический метод перечисления при определении интересующего нас явления также нельзя признать удачным из-за того, что и в данном документе законодатель, к сожалению, не выходит на более или менее серьезный уровень обобщения.
Вообще задача по урегулированию оборота именно движимых культурных ценностей представляется куда более сложной по сравнению с правовым упорядочением аналогичных объектов недвижимого имущества. Это обусловлено вполне понятными сложностями по их учету, к тому же движимые вещи более мобильны: будь то перемещение в пространстве или по кругу лиц.
В условиях невозможности установления единого нормативного определения понятия «движимые памятники истории и культуры» мы вынуждены обратиться к одной из смежных категорий, именующейся как «культурные ценности».
Ценности культуры, в отличие от ценностей жизни, создаются не природой как таковой, а самими людьми. Всякий предмет культуры, будь то орудия труда, произведения науки, техники и искусства, знания или нормы поведения, является, прежде всего, продуктом материального и духовного труда человека. Это означает, что предмет культуры обладает свойствами, которые привнесены в него не природой, а трудом.
При рассмотрении культурных ценностей в рамках системы философского знания, последние предстают как «такие опредмеченные результаты человеческого творчества, которые, будучи результатом всеобщего труда, служат связующим звеном между различными поколениями людей, всегда носят конкретно-исторический характер и являются фактором формирования необходимого обществу типа личности». Следовательно, культурными ценностями с точки зрения права признаются лишь материальные ценности культуры, которые, попав в сферу правового регулирования, приобретают статус имущества и выступают в качестве объектов соответствующих отношений.
Наиболее точно понятие «движимые культурные ценности» определено в Законе РФ «О вывозе и ввозе культурных ценностей» от 15 апреля 1993 г. № 4804 - I (c изменениями от 2 ноября 2004г.). В ст. 7 данного закона под культурными ценностями понимаются движимые предметы материального мира, находящиеся на территории Российской Федерации и принадлежащие к одной из следующих категорий:
- исторические ценности, в том числе связанные с историческими событиями в жизни народов, развитием общества и государства, историей науки и техники, а также относящиеся к жизни и деятельности выдающихся личностей (государственных, политических, общественных деятелей, мыслителей, деятелей науки, литературы, искусства);
- предметы и их фрагменты, полученные в результате археологических раскопок;
- художественные ценности, в том числе:
- картины и рисунки целиком ручной работы на любой основе и из любых материалов;
- оригинальные скульптурные произведения из любых материалов, в том числе рельефы;
- оригинальные художественные композиции и монтажи из любых материалов;
- художественно оформленные предметы культового назначения, в частности иконы;
- гравюры, эстампы, литографии и их оригинальные печатные формы;
- произведения декоративно-прикладного искусства, в том числе художественные изделия из стекла, керамики, дерева, металла, кости, ткани и других материалов;
- изделия традиционных народных художественных промыслов;
- составные части и фрагменты архитектурных, исторических, художественных памятников и памятников монументального искусства;
-старинные книги, издания, представляющие особый интерес (исторический, художественный, научный и литературный), отдельно или в коллекциях;
- редкие рукописи и документальные памятники;
- архивы, включая фото-, фоно-, кино-, видеоархивы;
- уникальные и редкие музыкальные инструменты;
- почтовые марки, иные филателистические материалы, отдельно или в коллекциях;
- старинные монеты, ордена, медали, печати и другие предметы коллекционирования;
- редкие коллекции и образцы флоры и фауны, предметы, представляющие интерес для таких отраслей науки, как минералогия, анатомия и палеoнтология;
- другие движимые предметы, в том числе копии, имеющие историческое, художественное, научное или иное культурное значение, а также взятые государством под охрану как памятники истории и культуры.
Очевидны несовершенства и этого определения, обусловленные его описательностью, громоздкостью и отсутствием единых сущностных критериев культурных ценностей.
Более лаконично культурные ценности определяются в ст. 4 Федерального закона «О культурных ценностях, перемещенных в союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации» от 15 апреля 1998 г. №64-ФЗ. Указанный документ к культурным ценностям относит ценности религиозного или светского характера, имеющие историческое, художественное, научное или иное культурное значение: произведения искусства, книги, рукописи, архивные материалы, составные части и фрагменты архитектурных, исторических, художественных памятников, а также памятников монументального искусства и другие категории предметов. Похожее определение содержится и в Федеральном законе «О музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» от 26 мая 1996 г. №54-ФЗ.
Обращение к доктрине гражданского права позволяет привести точку зрения Д.В. Мазеина, который к движимым культурным ценностям предлагает относить уникальные или редкие вещи, представляющие ценность для истории, литературы, искусства, науки и культуры, способные к перемещению в пространстве без ущерба их целостности и относящиеся к категориям, указанным в законе. Далее Д.В. Мазеиным предлагается перечислять различные категории движимых культурных ценностей, как это сделано в Законе «О вывозе и ввозе культурных ценностей».
Итак, в силу того, что в законодательстве не установлен исчерпывающий перечень памятников истории и культуры, представляется, что в каждом конкретном случае обнаружения ценностей известного свойства, именно суд, опираясь на результаты предварительно проведенной экспертизы, должен устанавливать все нюансы открытия клада. Таким образом, споры, связанные с оценкой клада, отнесением его к памятникам истории и культуры, распределением вознаграждения за клад и т.д., могут и должны рассматриваться судом на общих основаниях как споры о праве гражданском.
Указание на такой порядок необходимо прямо закрепить в ГК. Кстати сказать, термины «памятники истории и культуры» и «культурные ценности» построены на основе тождественных признаков. Вместе с тем, приведенный выше анализ нормативно-правовых актов свидетельствует, что понятию «памятники истории и культуры» законодатель придает особый охранительный смысл, значение которого заключается в том, что объекты, признанные памятниками, подчиняются специальному правовому режиму и находятся под особой государственной охраной. Регистрация культурных ценностей в качестве таких памятников является официальным признанием их особого исторического, научного, художественного и иного культурного значения. Следствием этого оказывается существенное изменение их правового режима.
Как видно, понятие «памятник истории и культуры» по своему содержанию значительно ýже категории «культурные ценности», однако мы для достижения поставленных целей признаем допустимым в дальнейшем исследовании параллельное употребление этих понятий.
Таким образом, если в состав клада войдут отвечающие перечисленным признакам предметы, то они в соответствии с абз. 1 п.2 ст. 233 ГК РФ подлежат передаче в государственную собственность. В этом случае нашедшему клад лицу, а также собственнику земельного участка, строения выплачивается вознаграждение в размере 50 % от всей стоимости клада, которое распределяется между ними поровну, либо в иных пропорциях по их соглашению.
Названная статья фактически устанавливает презумпцию принадлежности вновь обнаруживаемых движимых памятников истории и культуры государству. Ни одному из современных зарубежных развитых правопорядков подобная презумпция неизвестна, а в нашем законодательстве она может рассматриваться как досадный пережиток, наследие (ст. 148 ГК РСФСР 1964 г.), перекочевавшее в ныне действующий ГК.
Однако, указанным обстоятельством несовершенства ст. 233 ГК РФ, к сожалению, не ограничиваются. Так, из ее содержания невозможно установить: в чью конкретно собственность должны поступать обнаруженные памятники истории и культуры – в федеральную государственную собственность или в государственную собственность субъектов РФ.
Ю.К. Толстой, пытаясь устранить эту законодательную неопределенность, утверждает, что обнаруженные в составе клада памятники истории и культуры поступают в собственность Российской Федерации или субъекта РФ в зависимости от того, относятся ли они к памятникам федерального, либо регионального значения. Такой путь разрешения указанной проблемы едва ли возможно назвать универсальным. В ст. 4 ФЗ «Об объектах культурного наследия» действительно проводится разграничение объектов культурного наследия федерального и регионального значения, однако как мы уже убедились выше, положения данного нормативно-правового акта применимы лишь к соответствующим объектам недвижимости, следовательно, они не могут быть использованы при определении правового режима ценностей в составе кладов. Кроме того, указанный подход не способен ответить на вопрос: в чью же собственность поступят объекты культурного наследия местного (муниципального) значения, которые также известны Закону об объектах культурного наследия?
Вместе с тем, не только содержание ст. 233 ГК РФ, но и сопоставление ее правил с правилами других норм ГК РФ также не позволяет ответить на поставленный вопрос об установлении субъекта права собственности. В то же время, в п. 2 «б» Положения об учете, оценке и распоряжении имуществом, обращенным в собственность государства, утвержденным постановлением Правительства РФ от 29.05.03 г. сказано лишь о том, что такое имущество (в том числе и вещи, входившие в состав кладов) передаются Министерству культуры России, а именно его территориальному органу по сохранению культурных ценностей.
Все это позволяет обосновать вывод о том, что порядок отнесения сокрытых памятников истории и культуры к федеральной собственности, либо к собственности субъектов Федерации должен получить свое закрепление непосредственно в одной из норм ГК РФ.
Возвращаясь к вопросу о вознаграждении за отошедшие к государству культурные ценности, следует указать на еще один существенный законодательный пробел, способный негативно отразиться на сохранении памятников истории и культуры. Так, в п. 2 ст. 233 ГК нет предписания о том, с кого указанные в законе лица вправе истребовать данную компенсацию. Ясно, что вознаграждение должно выплачиваться финансовым органом за счет средств соответствующего бюджета, однако вопрос о том, какой именно это орган – оставляется законодателем открытым. Умалчивает об этом и Положение от 29. 05. 03 г. №311, в связи с чем предлагается поместить указание на орган, обязанный выплачивать вознаграждение за переданные государству клады, представляющие собой культурные ценности, также в норму ГК.
Таким образом, в действующем законодательстве, к сожалению, не предусмотрено более или менее подробной процедуры приобретения права собственности на клад, алгоритм которой может быть построен на примере ст. 227-229 ГК, устанавливающих порядок приобретения права собственности на находку. Потребность в таком механизме особенно велика при обнаружении в составе кладов памятников истории и культуры. В частности, на сегодня открытыми остаются вопросы о том, какие действия должен предпринять субъект, обнаруживший деньги или ценные предметы, составляющие клад, кого уведомить, куда заявить о таком обнаружении. Так, например, непонятно, во-первых, каким образом, через посредство каких государственных органов должна осуществляться передача вещей, составляющих историческую или культурную ценность в государственную собственность; а во-вторых, каков порядок реализации собственником земельного участка и иного имущества, где клад был сокрыт и лицом, обнаружившим клад, принадлежащего им права на получение вознаграждения.
Заслуживает внимания и установленный законом размер компенсации лицу, обнаружившему в качестве клада те или иные культурные ценности, а также собственнику земельного участка или строения, где они были обнаружены. Напомним, что такой размер составляет половину стоимости найденных культурных ценностей. Существует мнение, что компенсация в таком виде не является справедливой и отнюдь не стимулирует лиц, обнаруживших клад, передавать найденные ценности государству. Действительно, при таком подходе у указанной категории лиц, наоборот, возникает вполне понятное стремление получить за такие ценности их полную (во всяком случае - реальную) стоимость.
Наряду с изложенным, ясно и то, что многие предметы из разряда памятников истории и культуры могут быть вообще бесценны, что обрекает на неудачу всякие попытки определения размера искомой компенсации. Но на наш взгляд, по крайней мере при обращении с драгоценностями, речь должна идти, как минимум, о передаче названным лицам денежного эквивалента стоимости тех материалов, из которых такие ценности были изготовлены. Тем более что именно таким образом разрешалась эта проблема в дореволюционном национальном законодательстве. Так, в соответствии со ст. 539 Т. Х «Законы гражданские» Свода законов Российской Империи «лица, представившие подлежащему начальству найденные старые монеты или другие древности», имели право претендовать на «всю настоящую цену золота, серебра или иного вещества, из которого они сделаны».
Исследуемая сфера общественных отношений дополнительно урегулирована действующим Постановлением СМ СССР от 16 сентября 1982 г. N 865 «Об утверждении Положения об охране и использовании памятников истории и культуры». По правилам данного нормативно-правового акта собирание старинных документальных памятников, произведений древней живописи и древнего декоративно-прикладного искусства организациями либо гражданами допускается при наличии у них специальных разрешений - открытых листов, которые по рекомендации надлежащих научных, общественных и иных организаций выдаются подразделениями Академии наук и должны быть зарегистрированы по месту ведения археологических работ территориальными органами государственной охраны памятников.
В случае нарушения перечисленными субъектами порядка собирания культурных ценностей разрешение на их сбор подлежит аннулированию, а полученные таким образом ценности могут быть изъяты в соответствии с действующим законодательством.
К тому же, ст. 7.15 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 декабря 2001 г. №195-ФЗ за ведение археологических разведок или раскопок без полученного в установленном порядке разрешения (открытого листа) в случаях, если наличие разрешения обязательно, либо с нарушением условий, предусмотренных разрешением предусматривает ответственность в виде штрафа с конфискацией предметов, добытых в ходе раскопок.
Наконец, из контекста п. 3 ст. 233 ГК следует, что, например, участники археологических экспедиций, лица, осуществляющие раскопки и иные поисковые операции на основании трудовых договоров, участники подрядных обязательств и т.д. являются субъектами, на которых правила п. 1 и п. 2 ст. 233 ГК РФ вообще не распространяются. Деятельность лиц данной категории урегулирована Законом об объектах культурного наследия, п. 9 ст. 45 которого устанавливает что физические и юридические лица, проводившие археологические полевые работы, в течение 3 лет со дня выполнения таких работ обязаны передать все обнаруженные культурные ценности на постоянное хранение в государственную часть Музейного фонда РФ. Как видно, эта обязанность применима и к обнаруженным данными субъектами кладам, в том числе относящимся к памятникам истории и культуры.
В заключение следует указать на существующую в исследуемой сфере несогласованность норм материального и процессуального законодательства. Так, в ст. 233 ГК, с одной стороны, требуется установление утраты (очевидно, что по суду) в силу закона собственником сокрытых вещей права на них, кроме того, предполагается, что решение вопроса о принадлежности клада к памятникам истории или культуры также должно проходить в судебном порядке. С другой же стороны, в ГПК РФ (п. 1 ст. 262) в закрытом перечне дел, рассматриваемых в порядке особого производства, не предусмотрены дела о приобретении права собственности на клады. Как показывает зарубежная практика, этот пробел является существенным и нередко приводит к тому, что дела о приобретении права собственности на клады нередко принимают сложный, запутанный характер.
Таким образом, к числу наиболее серьезных законодательных упущений следует отнести отсутствие детально регламентированного механизма приобретения права собственности на клад, который бы поэтапно направлял каждый шаг обнаружившего его субъекта, от момента обнаружения сокрытых ценностей вплоть до момента выплаты ему вознаграждения, когда такие ценности представляют интерес для науки, искусства.
Очевидно, что одной нормы (ст. 233 ГК) для полноценного ответа на все эти вопросы явно недостаточно, вот почему предпочтительным представляется создание группы норм, регулирующих однородные правоотношения, как это сделано законодателем применительно к институту находки.