10.05.2012 1743

Карма и судьба в этническом сознании западных монголов (ойратов)

 

Понятие народной религиозности включает в себя не только конфессиональную, но и этнокультурную идентификацию, т. е. те представления, которые были адаптированы буддизмом и отражали мировосприятие с царившей в ней верой в магию и ритуал. Необычность популярного буддизма заключается в синкретизме сознания, где традиционные представления о себе и о мире переплелись с буддийским учением о спасении, в параллельном сосуществовании магии и буддийского обряда, древних заклинаний и буддийских молитв. В действительности религия масс была всегда намного проще, нежели официальная догматическая система.

По мнению М. Мюллера, во всех, тесно соседствующих на Азиатском континенте, религиях, основанных на священных книгах, можно найти, иногда на поверхности, а иногда в глубинных пластах, все еще сохранившиеся примитивные формы культа. Буддизм должен был утверждать себя на почве, занятой традиционными верованиями и обычаями. Он должен был вытеснить все, что не мог ассимилировать, и независимо от того отвергал он или принимал он, элементы традиционной религии, вынужден был считаться с ними и занимать определенную позицию по отношению к ним. Утверждение принципов буддизма в народном сознании, пусть даже и в искаженном виде, связано с достижением такого уровня этнического сознания, когда ценности универсальные и национальные предстали в свете их гармоничного единства.

У. Робертсон Смит утверждает, что «новое вероучение может найти отклик, только апеллируя к религиозным инстинктам и чувствам, уже существующим в народе, и оно не может достичь этого, не принимая во внимание традиционные формы выражения религиозных чувств». Процесс культурной адаптации архаических представлений привел к появлению в буддийской литературе произведений особого жанра, которые по своей форме и содержанию органично включались как в письменную, так и устную систему культуры. Несмотря на то, что в практике Прибежища содержатся перечисления «всех основных догматов» буддизма махаяны, не все компоненты учения, которые следовало внушить народной массе, были включены в нее. Такую задачу были призваны выполнить тексты, содержащие более упрощенное изложение основных положений учения в форме сборников занимательных притч, высказываний известных буддийских учителей и их занимательных биографий и т.д. Среди множества текстов, переведенных ойратской духовной элитой, значительную часть составляют произведения, относящиеся к нижнему пласту догматической литературы буддизма. В центре их внимания всегда находился человек - не обособленный индивид, а член социума, носитель коллективных представлений со всеми присущими ему хорошими и плохими чертами, со всеми заботами и надеждами.

Через занимательность таких произведений буддизм находил доступ к адаптации в народном сознании необходимых наставлений, побуждающих к вступлению на путь буддийского спасения. Содержание произведений народного буддизма раскрывает способ мировосприятия этноса и социальное поведение человека. Тональность и темы, которые получили особое развитие в произведениях популярного буддизма, связаны во многом с личностью Будды Шакьямуни. Из десяти видов дисциплинарных обетов, выделенных на основе прецедентов, зафиксированных в традиции и вошедших в каноническую историю распространения буддийского учения, два из них непосредственно связаны с личностью самого Будды: посвящение в результате принятия Будды как Учителя Истины и коллективные посвящения посредством троекратного возглашения формулы: «Прибегаю к защите».

Собственно Будда Шакьямуни - есть своего рода архетипическая фигура. В притчах о нем имеют место реликты действий культурного героя, чудесное происхождение и рождение, героическое детство и т.д. Биографию Будды большинство верующих воспринимали сквозь призму канонизированных буддизмом двенадцати деяний, которые нашли свое отражение в буддийской живописи и литературе. Живописное воплощение «Двенадцати деяний Будды Шакьямуни» состоит из серии непоследовательных сцен, которые в рамках одной картины связаны композиционным единством. В центре картины изображен сам Будда в традиционном каноническом образе. Вокруг его фигуры располагаются рисунки, символизирующие двенадцать его деяний в сансаре.

Калмыцкий текст «Двенадцати деяний Будды Шакьямуни», в отличие от известных тибетских текстов, представляет собой краткое тематическое изложение иконографической версии деяний Будды. Естественно, что главный акцент, связующий все двенадцать деяний сделан на личности самого основателя древнейшей мировой религии. Классический сюжет о принце, который, обладая всеми привилегиями своего происхождения, все же покидает отчий дом ради спасения страдающих существ сансары, по силе своего эмоционально-психологического воздействия ни в чем не уступал эпическим произведениям западных монголов (ойратов). В сознании масс пересекались смысловые значения клятвы эпических богатырей на верность общенациональным идеям и вербальные формулы принимаемых ими обетов мирян-буддистов, требующих от них достижения Пробуждения ради пользы всех живых существ сансары.

Огромное количество притч повествующих о многочисленных перерождениях и деяниях Будды, служило наглядным примером для всех верующих. «Учителем жизни Будда был для людей не только учением своим, а и всей своей жизнью». Буддийские притчи, будучи призваны наставить на путь буддийского спасения, охватывают все сферы человеческой деятельности, но тема не вечности и смерти является их основным лейтмотивом. В этих притчах люди находили подтверждение тому, что смертью человек не заканчивается, что о ней надо думать, к ней надо готовиться, но ее не следует бояться.

Религия была жестко организованной общественной жизнью, которая навязывалась человеку с рождения и, к которой он приспосабливался на протяжении всей жизни так же неосознанно, как он соблюдал обычаи, приятые в этическом обществе. Человек той эпохи ориентировался на традиционные моральные коллективные установки, которые были идеализированы в эпических произведениях. Теперь же эти установки получали другой импульс, иную наполненность и значимость. В народных верованиях и обрядах религиозные нормы постепенно начинают выполнять функцию поддержания этнической идентичности.

Среди известных калмыцких переводов следует выделить рукопись небольшого по объему произведения под названием «Будда и брахман», где в диалоге между Буддой и его оппонентом раскрывается суть буддийского спасении, обозначается общий круг идей, обязательный для всех форм буддизма. Лаконичность, отсутствие каких бы то ни было описательных характеристик - отличительная черта содержания этого произведения. Ценностные ориентации, обозначенные в ответах Будды, раскрывают устойчивое внутреннее ядро буддийского учения. На первый план выступает отречение от трех корней страдания и вступление на путь принятия обета Прибежища.

Центральный аспект буддийского воззрения - учение о карме - занимает главнейшее положение в содержании этого небольшого, но насыщенного нравственными установками произведения. В своих ответах Будда акцентирует внимание на том, что природа сансары есть страдание и что есть только один способ избавиться от него - вступить на путь проповедуемого им учения. Быть истинно верующим - самый тяжкий груз сансары. Негативные деяния трактуются как болезнь, учение - лекарством, а Будда - врачом. Регламентация поведения вытекает из необходимости выбора своей будущей участи, из представления об универсальной силе учения, из желания вырваться из круговорота сансары, в которой невозможно спасение. От страданий можно освободиться только собственными усилиями, преодолев неведение. За добрые деяния следует награда, за пороки - наказание.

Кроме самого Будды Шакьямуни, особым почитанием пользовались в народе и другие персонажи буддийского пантеона - будды, бодхисаттвы, архаты, пратьекабудды, великие учителя. Существует еще один ряд популярных персонажей пантеона - идамы и дхармапалы. Их основная функция - хранить и защищать учение. Верующие выбирали себе покровителя из числа персонажей пантеона и почитали его подобно тому, как раньше они почитали родовых и семейных духов-покровителей. Он не просто оберегает их от различных напастей и невзгод, но и помогает развиваться и реализоваться на пути духовного совершенствования.

Огромную роль в практике почитания покровителей играло чтение мантр, которые в понимании простого человека, обладали целительной силой и были средством концентрации внимания и визуализации их же образа. Индивид верил, что молитвенное заклинание способно воздействовать на судьбу (земную и будущую). Мантра считалась знаком причастности к вере, конечной и высшей магической формулой, способной обеспечить защиту и найти покровительство у почитаемого персонажа буддийского пантеона. Сложно зашифрованные тантрические мантры оказывали особое воздействие на психику и служили средством достижения особого трансперсонального состояния. Техника визуализации того или иного божества была тщательно разработана в буддизме. Практикующий в идеале должен был научиться визуализировать не просто иконографическое изображение того или иного будды или бодхисаттвы, а живой человеческий образ, с которым можно общаться.

В тантрических практиках каждый звук имеет свое особое значение, свой эффект как для тех, кто слушает, так и для тех, кто их произносит. Интересно в связи с этим замечание А.Ф. Лосева о значимости различных звуковых форм. «Звуки не только высоки, но и тонки, толсты, а греки прямо говорили об острых и тяжелых звуках». Мантра были рассчитаны на непосредственное воздействие самого их звучания, самих звуковых колебаний и модуляций голоса на сознание верующего. Многие исследователи указывают на встречающуюся связь между ритмическими звуками и трансом, но «никто не исследовал связь звуковой стимуляции с эндокриновыми и эндорфиновыми эффектами, и мы все еще пребываем в полном неведении относительно столь интересной области исследования».

Восприятие магической силы мантры было двояким: с одной стороны - чисто утилитарным, с другой - возвышенным. Содержат ли мантры какой-то определенный смысл, переводимы ли они и если да, то как - однозначного и универсального ответа нет. Одно, несомненно - мантра, прежде всего, связана с психотехникой переживания особых ментальных состояний. О сакральном смысле самой популярной и могущественной мантры, которую знает каждый буддист и, которую бесконечное количество раз в день произносят во всем буддийском мире, написано и высказано много. В сочинении «Молитва, раскрывающая суть шести слогов мантры» указывается, что каждый звук мантры имеет особый сакральный смысл и должен ассоциироваться с одним из шести миров. Слог «ом» исходящим от него сиянием очищает от страданий мир богов-небожителей, «ма» - мир асуриев, «ни» - мир людей, «пад» - мир животных, «ме» - мир претов, «хум» -мир ада.По мнению Б.Д. Дандарона, мантра «ом мани пад ме хум» представляет собой максимально сокращенную запись сложного медитативного процесса, где слоги играют роль символов, последовательно включающих определенные этапы созерцания. Существует и народное толкование содержания мантры. Уровень утилитарного восприятия мантр можно определить по содержанию текста ойратской рукописи «Высокие высказывания десяти будд». Это небольшое по своему объему произведение легко членится на три части. В первой приводятся имена девяти самых почитаемых будд, бодхисаттв и их мантры. Во второй - будды и бодхисаттвы выступают со словами заверения в том, что каждый, кто читает их мантру и почитает их, будет надежно защищен от различных несчастий. Заключают текст памятника слова великого буддийского учителя Нагарджуны.

Цель этого сочинения заключена в популяризации образов будд и бодхисаттв, а также мантр сложных для восприятия в народной среде, через наделение их охранительными, очищающими и оберегающими функциями. Каждое клятвенное заверение заканчивается одной трафаретной формулой: «Если это окажется не так (т.е. если тот, кто почитает и поклоняется ему, подвергнется какому-то несчастью. Б.Б.), то не быть мне буддой!»

Ряд наиболее популярных и почитаемых покровителей открывается мантрой Майтрейи. Культ Будды грядущего времени особо популярен у монгольских народов. Большой молебен в честь него ежегодно проводиться в буддийских храмах. Майтрейя в своей клятвенной речи уверяет, что все, кто находится под его покровительством, будут защищены от пятнадцати различных несчастий (гнева богов, нечистой силы, стихийных бедствий и т.д.).

Вторым в этом ряду выступает бодхисаттва Мандзушри - олицетворение мудрости. В буддийской иконографии он изображается держащим в правой руке объятый пламенем меч, а в левой - праджняпарамитскую сутру. Его земное воплощение - основатель школы гелугпа Цзонкапа. В его клятвенном заверении сказано: «Кто слушает мою мантру, тот оберегает себя от всех болезней (имеются в виду не физические заболевания, а клеши, которые воспринимаются как болезнь. Б.Б.), кто сам читает ее, тот избавится от прегрешений телом, кто слышит «запах» мантры, тот оберегает себя от прегрешений речи, кто визуализирует мой образ, тот очищает себя от загрязнения».

Интересно, что обладатель самой известной мантры - бодхисаттва Авалокитешвара, выступает в этом ряду только третьим. Но в отличие от других персонажей, он ни слова не говорит о силе и могуществе своей мантры, а только произносит трафаретную фразу: «Если тот, кто находится под моим покровительством, подвергнется напасти, то не быть мне буддой!»

Бодхисаттва Авалокитешвара есть олицетворение любви и сострадания. Миф гласит, что он, увидев страдание живых существ сансары, погрязших в грехах, от отчаяния ударил головой о землю, отчего она рассыпалась на множество частей. Поэтому в иконографии его изображают многоликим и многоруким. Из слезы Авалокитешвары родилась бодхисаттва Тара - «мать шести одушевленных существ сансары». Земным воплощением бодхисаттвы Авалокитешвары считается духовный лидер буддистов Далай-лама.

Среди остальных персонажей, выступающих в роли покровителей, мы видим бодихсаттв Ваджрапани, Ваджрадхару и Ваджрасаттву. Первый олицетворяет символ искоренителя невежества и глупости, второй символизирует очищение, третий - принципа просветления. Три последних персонажа - будды Раднасамбхава, Амитабха и Амогасиддхи. Первый почитается как создатель Трех Драгоценностей буддизма, второй - как олицетворяющий «Будду Неизмеримого Света» является владыкой буддийского рая Сукхавади, последний - есть «Будда Непогрешимой Истины».

В заключительной части текста памятника приводятся слова великого буддийского учителя Нагарджуны, в которых содержатся наставления о том, что почитание и поклонение этим буддам и бодхисаттвам поможет искоренению Шести Зол (глупости, гнева, жадности, высокомерия, привязанности и лени) и реализации практики Шести Парамит.

В каждой культуре есть особые модели, связанные с религиозно-психологическими традициями и символически используемые для индивидуальной и групповой идентификации. Такие традиции - это нечто данное свыше, за пределы которых нельзя проникнуть и никому не может быть позволено изменить их. Выбор покровителя и чтение его мантры в этом смысле являются подтверждением существования такой модели. Даже в периоды гонений на священнослужителей и насаждения всеобщего атеизма сама модель не изменялась, менялось лишь ее внутреннее наполнение. Записанная мною в 1987 году у 73-летней Ноган Каруевой из рода Ики-Бухус молитва представляет собой образец по своей структуре очень близкий к образцам текстов «сан тахилгын судар». В тексте молитвы призываются божества как черной веры, так и буддийского пантеона. После начального призывания различных божеств следует обращение к ним с просьбой об отпущении грехов. Значительное место в литературе народного буддизма занимают переводные и оригинальные сборники стихотворных наставлений. Афористические средства религиозного воспитания, идеи которых выражены в минимальном объеме, как оптимальное средство трансляции необходимой информации от поколения к поколению, пронизывают всю систему народной религиозности. Они были применимы практически во всех жизненных ситуациях и нацелены на развитие в человеке целого спектра идеальных качеств. Простота изложения и неприкрытая дидактика, иллюстрация короткими притчами способствовала их легкому усвоению и популяризации. Конструктивно они выстроены по принципу противопоставления мудрого и глупого, хорошего и плохого, добродетельного и греховного. Философские и нравственные постулаты переводятся в конкретные достоверные понятия и нормы практической морали. Назначение поучений-сургалов, как наставлений по науке поведения, заключалось в проповеди главной цели в жизни человека - соблюдения религиозных норм и накопления положительной кармы.

Одной из центральных тем, которая красной нитью проходит через содержание сборников поучений, является постулат об омрачении сознания, привязанного к сансаре. Кто не совершает греховных деяний, тот не накапливает негативной кармы. Отсутствие таковой помогает избавиться от падения в три низшие формы рождения. Главной задачей на этом уровне было: воспитать в людях религиозность и почитание Трех Драгоценностей, помочь им избавиться от неправедных представлений, наставить их на путь истинного спасения. Для тех, кому философские тонкости буддийского учения могли оказаться непостижимыми, разрабатывались прямые нарративно-дидактические наставления. Афористически выраженное народное наставление есть «стройная логическая система, основанная на веками отшлифованных приемах и правилах обыденного мышления» и по сути представляет итог «спирального витка осмысления информации, включая констатацию множества фактов и примеров, их анализ, абстрагирование и сжатие в единую по смыслу и минимальную по объему художественную форму». Одним из классических образцов жанра поучений является «Субхашита» Сакья-пандиты. Калмыцкие ламы при издании текста «Субхашиты» внесли сокращения и дали ему другое название «Драгоценная чиндамани, рассеивающая тьму разума». Сочинение Сакья Пандиты в колофоне калмыцкого перевода названо «лекарством, избавляющим от болезненной привязанности к сансаре». Анонимный автор «редакции» известного сочинения во вступительной преамбуле выражает уверенность, что, ознакомившись с этими наставлениями, люди вступят на путь, ведущий к их спасению, и подчеркивает, что человек, научившийся различать добро и зло, но продолжающий творить греховные деяния, обрекает себя на адские муки. Благое деяние начинается с умения гармонично жить в обществе, семье и придерживаться морально-этических установок, проповедуемых религией. Эта «модель поведения» и составляет основу накопления благих заслуг для каждого члена общества. Так настойчиво и методично закрепляется в сознании масс понимание моральной ответственности за свои деяния.

Другим произведением, регламентирующим «модель поведения» истинного мирянина-буддиста, является калмыцкий перевод памятника под названием «История Усень Дебескерту-хана». Признаки нравственного совершенства, которые проповедуются в этих наставлениях, не являются чертами, присущими идеальному человеку. Скорее, такие черты характерны для житейски мудрого человека. Доброжелательность, правдивость в речи, нравственность, верность супружескому долгу, готовность защитить себя и близких, приверженность к буддийскому учению, почитание родителей и наставника, практика подаяния, умение воздать должное равному - вот признаки, присущие нравственному человеку. Человек среднего уровня - это, прежде всего, обычный член общества, который деяниями тела, речи и ума стремится к накоплению благих заслуг. Он отрекается от бесполезной привязанности к сансаре и счастлив семейной жизнью. Низкий и глупый человек обеспечивает себе страдания уже в этой жизни тем, что не помогает другим, не принимает помощи от других, оказывается в долгах, промышляет воровством и не ведает пути к спасению.

Буддизм, в отличие от других религий, не дискриминировал женскую природу относительно высшей религиозной перспективы. Буддийские теоретики, будучи глубокими знатоками человеческой психики, осмысливали женскую природу как более подверженную аффектам, нежели мужская. Такая оценка вполне согласовалась с психосексуальной функцией женщины. Отрешение от субъектов чувственного мира сансары требовало от женщины больших усилий, чем от мужчин. Знаменитый буддийский философ Шантидева в сочинении «Бодичарья-аватара» высказал пожелание всем женщинам земли переродиться в будущем мужчинами. Отличительной характеристикой женщины-калмычки является, по сведениям бытописателей, «страстная любовь к детям, преданность своей семье, своему очагу, привязанность к мужу и полное отсутствие преступности среди женщин рисуют во весь рост эту степную обитательницу». В исторических сочинениях упоминаются имена ойратских княгинь, воспитавших известных исторических личностей. Юм Агас-хатун став женой правителя Джунгарии Эрдени Баатур хунтайджия, родила сына Галдан Бошокту хана, ставшего впоследствии правителем Джунгарии. После смерти мужа она приняла обет мирянки-убсанцы и строго придерживалась его вплоть до самой кончины. Гунгчжу-хатун, мать хошутского владельца Цецен-хана, была известна своей набожностью и строгостью в соблюдении обетов. Неоднократно совершала паломничество к святым местам Тибета. После ее смерти, Цецен-хан отдал в казну Ойратского Большого монастыря все ее имущество, в память о ней посвятил 100 мальчиков в духовное звание. Сайханчжу-хатун, мать хошутского Аблай-тайши, по смерти мужа приняла обет мирянки-убсанцы. Г.С. Лыткин полагает, что знаменитый буддийский монастырь Аблайин-киит своим существованием «обязан ее мысли, которую Аблай, сын ее, привел в исполнение». Раднабхадра, биограф Зая-пандиты, оставил нам письменное свидетельство о философском уме и поэтическом даре Сайханчжу-хатун.

В присущих благородным и высоконравственным женщинам качествах, которые отмечаются в сочинении «История Усень Дебескерту-хана», полностью отсутствуют какие-либо наставления по практике учения. Анонимный автор сочинения выделяет следующие признаки нравственности, обязательные для всех женщин, независимо от их социального статуса: величава, как пава; кротка, как агнец и немногословна; трудолюбива и аккуратна, как мышка; чиста, как рыбка, предана супругу, как верблюдица. В этих наставлениях полностью отсутствуют какие-либо нормативные религиозные требования к женщинам, но вместе с тем именно эти качества подспудно являются определяющими ее как истинно верующего человека. Идеальные признаки закрепляются в сознании масс через противопоставление дурным качествам, тех женщин, сознание которых не в состоянии противостоять таким аффектам, как скверный характер, прожорливость и беспричинный смех, хмурый и неприветливый вид, бесстыдство, себялюбие, привязанность к веселью, вспыльчивость, гнев и т.д. В противовес им почитание мужа как бога, почитание мужа как отца и брата, быть мужу рабыней, вести себя подобно богине-деве обеспечивают женщине счастливую семейную жизнь. Все эти установки были очевидны и легко понимаемы широкими слоями общества, особенно в противопоставлении с отрицательными качествами тех, кто не соответствовал им. Нет сомнения в том, что в народном представлении все эти нормы соответствовали тому идеалу, который был выработан общественным сознанием задолго до принятия буддизма и получил новый импульс в период его утверждения.

Отрицательные черты, которые выделяются как несоответствующие установленным религией нормам морали, раскрывают нам традиционное представление этноса о неправедности, безнравственности, неэтичности. В этих установках отражена нормативная этика, вытекающая из традиционной морали кочевого ойратского общества. Вместе с тем, следует отметить, что буддизм привнес действенный комплекс идей и верований, повлиявший на этническое сознание западных монголов (ойратов). Прежде всего, это учение о карме, идея о преобразовании индивидуального сознания силами самого индивида. В результате этого все слои общества становятся носителями своей особой культуры, отличной от традиций других народов, исповедующих буддизм.

Способ мировосприятия, присущий ойратам, сохранил живую связь с мифопоэтическим мышлением и фольклорно-эпическим сознанием. В результате сложного и противоречивого взаимодействия традиционного и буддийского миропонимания аксиологические ценности буддийского учения по мере освоения в среде отдельного этнического общества обретали локальный колорит. Идентичность менталитета среди его носителей позволяла им тождественно интерпретировать явления объективного и субъективного мира и выражать их в одних и тех же символах.

 

АВТОР: Бичеев Б.А.