Этнополитические процессы в Карачаево-Черкесской Республике и Ставропольском крае
Исследование региональных аспектов этнополитических процессов представляет особый интерес. Хотя в последние годы наметилось перераспределение властных и экономических ресурсов в пользу центра, огромное значение регионов в политической и общественной жизни страны сохраняется. В регионах происходят основные этнические конфликты, от ситуации в регионах в значительной степени зависит успех политических и иных реформ, перспективы стабилизации всей системы отношений. В этой связи политические процессы в регионах становились предметом изучения политологов С.Базилова, Е.Белокуровой, С.Бирюкова, В.Гельмана, Г.Голосова, А.Дахина, Н.Распопова, Е.Реутова, В.Титаренко, А.Чернышова и других. Вместе с тем недостаточной изученностью региональных аспектов этнополитического управления определяется необходимость исследования регионального этнополитического процесса как объекта государственно-правового управления, его специфики.
Отмечая многозначность понятия «регион», обратим внимание на то, что регион является целостной и достаточно автономной социальной системой, обладающей необходимыми чертами социума. Кроме того, регион рассматривается нами как субъект Федерации, то есть отличается определенным политико-правовым статусом, закрепленным в Конституции РФ. Регион как социально-политическое образование обладает рядом признаков, характеризующих его как в плане внутренней организации социально-политических отношений, так и в плане его отношения с центром и другими, преимущественно соседними, регионами. На этих различиях основаны типологизации регионов. Регионы различаются по размерам, географическому положению и природным условиям, социально-экономическому развитию, демографическим показателям, наконец, по этнокультурным характеристикам населения. Различия между регионами столь велики, что, например, разрыв по уровню доходов населения в различных регионах России превышает разрыв между богатыми и бедными странами мира.
Указанные различия находят свое выражение и в политической сфере. Регионы заметно различаются по своему статусу в стране. Так, признано, что статус республики в составе РФ выше, чем у края или области, что часто имеет и социально-экономические последствия. В настоящее время асимметричность федерации не только обсуждается, но и предпринимаются попытки уменьшения и преодоления неравенства регионов. Важными являются различия регионов по характеру протекания политических процессов: их различают по демократичности распределения власти, технологии ее реализации, по стабильности или нестабильности политических процессов, по динамике конфликтности в регионах, по форме протекания этнополитических процессов. А.Галкин, П.Федосов, С.Валентей, В.Соловей указывают на различия регионов в области социальной политики и в развитии публичной сферы, на необходимость учета неравенства регионов в этом плане. Исследователи различают до 11 параметров регионального политического процесса (А.Дахин и Н.Распопов). Региональные различия необходимо учитывать в управлении, они привлекают внимание исследователей, требуют развития сравнительных исследований политических процессов.
Важной отличительной чертой регионального политического процесса является этническое своеобразие населения. В этой связи нами используется понятие «регионального этнополитического процесса», связанного с участием в региональном политическом процессе этнических (этнополитических) групп. Однако региональный этнополитический процесс в указанном смысле пока не стал предметом достаточного внимания в работах отечественных политологов, обращающих внимание больше на межрегиональные этнополитические процессы и на проблемы федерации в целом. Как представляется, его изучение должно основываться на исследованиях политического процесса в регионах.
В этом плане представляет интерес исследование регионального политического процесса, осуществленное А.Дахиным и Н.Распоповым на материале Нижегородской области. В составе регионального политического процесса выделяются три элемента: институциональная система, региональная политическая элита и политическая инфраструктура. К последней авторы относят всю общественно-организованную среду региона, формы организации групп среди элиты региона, региональные СМИ, интеллектуально-гуманитарную сферу и степень ее насыщенности, а также совокупность правовых норм, регулирующих правовую среду в регионе. Впрочем, выделение третьего элемента нам представляется излишним, ибо его содержание вполне может быть распределено между двумя первыми группами элементов.
Существенным для характеристики регионального политического процесса является выделение «базового политического процесса», задающего доминанту и специфические условия политической жизни, и определяющие ее главные события. Этот процесс определяется как «сложный механизм взаимодействия массового политического сознания и структур власти на местах». Авторы отмечают, что именно «зона отчуждения» между социумом и властями становится местом «кристаллизации» событий базового политического процесса. На этой основе авторы представляют модель формирования базового политического процесса как сферу интерференции «волн» социально-политической активности, распространяющейся от двух «полюсов»: от гражданской среды региона и от местной власти. В этой связи представляется обоснованным для изучения этнополитических процессов введение понятия «регионального базового этнополитического процесса», отражающего взаимодействие этнополитических групп и власти в регионах.
Важной характеристикой региональных этнополитических процессов является также стабильность или нестабильность ситуации в регионе. В этой связи интересно определение Н.Распопова: «Социально-политическая стабильность региона проявляется в способности государственной власти при помощи имеющихся в ее распоряжении материальных и политических ресурсов контролировать и регулировать внутреннюю социально-политическую ситуацию, определять курс по отношению к федеральному центру и другим субъектам Федерации в критических условиях, например, при возмущениях различной природы». Контроль над ситуацией в регионе неразрывно связан с результативным выполнением двух основных функций власти: управления при поддержке большинства населения региона и нейтрализации политических противников.
Уровень социально-политической стабильности региона определяется следующими факторами: социально признанной степенью удовлетворения потребностей группировок, оценкой властью масштабов реальной силы каждой региональной группировки, соотношением реальных сил всех региональных группировок в их взаимодействии, способностью власти маневрировать пределами уступок, взаимоотношениями власти с группировками, не участвующими в процессе управления, но имеющими реальный политический вес, наличием культуры разрешения конфликтов, и общим уровнем региональной политической культуры. Социально-политическая стабильность может рассматриваться как особого рода властный ресурс. Таким образом, проблема стабильности -это во многом проблема власти и управления в регионе, важную роль здесь играют региональные элиты и отношения между ними.
Регион рассматривается как система, образующаяся на пересечении глобальных, федеральных, межрегиональных и внутрирегиональных, локальных политических и иных отношений. Соответственно, региональный политический процесс (РПП) рассматривается как результат соединения локальных (внутренних) и федеральных/глобальных (внешних) влияний. «Воплощенные в реальных тенденциях жизни обе указанные составляющие РПП могут стать источником социально-политических конфликтов, особенно в тех случаях, когда своеобразие региону придают его этнические характеристики». Поэтому при исследовании региональных политических процессов и управлении ими необходимо учитывать влияние внешних факторов на процессы в регионе.
Характеризуя регион как социум, необходимо отметить, что регион состоит из более мелких составных частей, локальных или местных сообществ, для которых характерно совместное проживание на определенной территории, юридическое подчинение одному органу местного управления (самоуправления) и основанное на этом непосредственное повседневное общение. Указанные сообщества связаны с местными, территориальными органами власти и самоуправления, общественными организациями. Политические процессы на этом уровне - локальные политические процессы, дополняющие региональные, привлекают все большее внимание отечественных исследователей: Н.Леньшиной, М.Бажинова и других. Они отмечают значение для характеристики этих процессов понятий гражданского общества и местного самоуправления.
Н.Леньшина отмечает «буферный» характер муниципальной политики, ее противоречивость, показывает, что двойственность локальных политических процессов нашла отражение в западной политологии, где исследованиям этого уровня традиционно уделяется заметно большее внимание. М.Бажинов также отмечает «двойственность» природы местного самоуправления. Для определения места и роли местного самоуправления необходимо найти оптимальное соотношение между государством и гражданским обществом: «Следует отдельно подчеркнуть чрезвычайную важность исследования «пограничного поля» между государством и гражданским обществом и реализации в этой «стыковочной» зоне рациональных, гибких и эффективных механизмов взаимодействия и сотрудничества органов государственной власти и общественных ассоциаций»'. Так как в ст. 12 Конституции России указано, что «органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти», это же отмечается и в ст. 1. Федерального Закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», то местное самоуправление следует рассматривать, скорее, как институт гражданского общества. При этом оно неразрывно связано с государством, являясь «конвергентной» формой организации власти. В этом плане исследование государственно-правового управления в регионах предполагает также рассмотрение процессов на локальном уровне, являющимися сферой компетенции местного самоуправления.
Таким образом, регион как предмет политологического исследования представляет собой сложноорганизованный системный объект, включенный в систему многообразных внешних и внутренних отношений. Важной характеристикой этого объекта являются политические процессы, как внешние, так и внутренние, как конфликтные, кризисные, так и стабильные. Региональные этнополитические процессы рассматриваются, как частный случай политических процессов и могут быть рассмотрены на основе понятий, отражающих характеристики региональных политических процессов вообще, а государственное управление региональными этнополитическими процессами может основываться на опыте регионального политического управления.
Сравнительные исследования региональных этнополитических процессов пока не получили заметного распространения в отечественной науке. Между тем это направление представляется интересным и перспективным. Сравнительный метод является эффективным средством изучения политических процессов. «В последние годы в политологическом сообществе нашей страны прослеживается совершенно определенное повышение интереса к проблемам компаративистики», отмечает Е Мощелков. В развитие политической компаративистики значительный вклад внесли Г.Алмонд и Дж.Пауэлл, Ст.Рокан и другие.
Об искажении концептов в политической науке при их применении к другим странам пишет Дж.Сартори. Проблемам сравнительной политологии посвящены работы Р.Чилкота и Ч.Эндрейна. В.Зайончковский применяет сравнительный метод, вводя единую систему параметров. Среди отечественных исследователей политической компаративистики следует назвать М.Ильина, Л.Сморгунова, появились учебные и методические пособия по сравнительной политологии В.Ачкасова, Г.Голосова и других. При этом исследователи указывают на особенности научного сравнения и его инструментов: М.Ильин выделяет в качестве таких инструментов идеальный тип, модель, образец-шаблон, типология (классификация, таксономия), зависимая и независимая переменные, матрицы истинности и т.п. Хотя сравнительный метод по строгости уступает экспериментальному методу и статистическому анализу, нередко он бывает незаменим.
К методологическим проблемам применения сравнительного метода к политическим теориям обращается Е.Мощелков. «Использование сравнительного метода обусловлено гомогенным характером сопоставляемых объектов (феноменов). Для политологических исследований таким гомогенным базисом, основой является политическая жизнь, понимаемая как исторически обусловленный и социально закономерный способ устройства социума, как универсальная система непосредственных или опосредованных отношений господства/подчинения между людьми или структурами (институтами), ими созданными. Эта универсальная система, с одной стороны, поглощает в себе специфику исторических и национальных форм политической жизни, а с другой - позволяет находить «тождество» и «различие» в данной сфере человеческого общежития».
Следует также указать на особую роль системного подхода в политической компаративистике. Сравнение политических систем различных стран позволило создать классификацию политических систем, создать содержательную политическую карту Европы. Но в данной работе этот подход применяется не к разным странам и эпохам, а к регионам одного государства. Этот аспект отечественной компаративистики в политологии является мало исследованным. Такое применение компаративистики на постсоветском пространстве не получило пока значительного развития (можно, правда, указать на сравнительные исследования политических процессов в России и в Украине). Сравнение регионов одного государства имеет ряд особенностей. С одной стороны, оно правомерно, ибо регионы России являются частями одной политической системы и имеют однотипное политико-правовое устройство. С другой, - различия не столь очевидны.
Одним из немногих примеров применения сравнительного метода при рассмотрении политических процессов в регионах России является исследование динамики институциональных изменений в регионах России В.Гельманом. Он выделяет элементы федерализации, демократизации и диверсификации в общем трансформационном процессе, отмечая, что «наличие эффектов диверсификации позволяет рассмотреть различные системы региональных органов власти в том числе и в сравнительной перспективе». Но для сравнения этнополитических процессов в регионах Юга России нужна иная модель, иная система понятий и критериев.
При сравнении этнополитических процессов в Карачаево-Черкесской республике и Ставропольском крае необходимо выделить ряд соотносимых параметров, характеризующих как условия протекания этнополитических процессов (исторические, социально-экономические, социокультурные, демографические и др.), так и черты самих этих процессов. К условиям этнополитических процессов можно отнести историю формирования региона как субъекта РФ, общую характеристику территории и населения, включая демографические, миграционные процессы и этнический состав, этнокультурные особенности населения, социально-экономическое развитие региона и современное состояние социально-экономической сферы. Причем при сравнении этнополитических процессов в полиэтничном регионе встает вопрос о правомерности абстрагирования этнополитических процессов от регионального политического процесса в целом. Скорее, речь может идти только о разной роли этнополитических процессов в регионах.
К сравниваемым региональным политическим и этнополитическим процессам следует отнести важнейшие характеристики политического процесса последних лет, его особенности, структуру, наиболее значимые события. Особое значение имеет выделение базового политического процесса в регионе. Это, прежде всего, становление политической системы региона в 90-е годы, его статуса в системе политических отношений в РФ. С этим процессом тесно связаны основные события в регионах. Поэтому необходимо определить роль этнополитических процессов, роль конфликтов или, напротив, достигнутого консенсуса в политическом процессе региона. Важным параметром в этой связи представляется стабильность/нестабильность в регионе. Эта характеристика представляется важной в свете сохранения значительной нестабильности на Кавказе: «Нестабильность проецируется на все сферы общественной жизнедеятельности северокавказских республик, однако узловым ее пунктом, «фокусом» является сфера межнациональных отношений». Немаловажное значение играет и изучение отражения политических и этнополитических процессов, межэтнических отношений в общественном мнении населения регионов.
Политический процесс в регионах в исследуемый период определялся во многом политическим процессом в России в целом и связан со сменой политической системы и трансформацией общества в целом. На процессы, определяемые политологами как процессы демократического транзита, наложился сложный комплекс социально-экономических процессов, различные конфигурации взаимоотношений правящих элит в центре и на местах. Хотя становление новой политической системы предполагает формирование гражданского общества, развитие местного самоуправления, этот процесс приобрел искаженные формы, носит скорее имитационный характер, о демократическом транзите можно говорить лишь условно. Важнейшую роль в региональной политике, по мнению политологов, играют кланово-корпоративные группировки, взаимоотношения элит. Как отмечает Н.Распопов, «к новым неформализованным центрам власти в регионах можно отнести местные политико-финансовые группы, складывающиеся вокруг губернаторов, мэров крупных городов или глав представительных органов, в которые входят и руководители финансово-экономических региональных структур, в той или иной мере связанных с политическими центрами власти». С этими процессами во многом связан авторитаризм власти в ряде регионов, особенно национальных.
Оборотной стороной регионального авторитаризма является национализм в республиках. Как представляется, происходящие здесь процессы могут быть охарактеризованы как особый тип национализма - «национализирующийся национализм» (Р.Брубейкер) - этнический национализм коренной нации, идентифицирующей себя по этнокультурному признаку. В то же время В.Коротеева считает, что подход Р.Брубейкера имеет ограниченное применение, и в отличие от стран СНГ, «логика национализирующихся государств не может в полной мере проявиться в республиках Российской Федерации». Тем не менее, ряд черт такого национализма вполне прослеживается. «В этнических республиках, как правило, доминируют организованные по патриархально-патерналистскому принципу режимы, сформировавшиеся на базе основной этнической группы, в центре которой стоит самый мощный ее клан». В ряде республик в составе РФ этнические элиты «титульных» наций осуществили процесс перераспределения власти и собственности в свою пользу, в результате социальный статус русского населения в них заметно снизился. Особенно этот процесс заметен в Северо-Кавказских республиках, миграция русского населения из которых очевидна. В работе обосновывается гипотеза, что как этнополитические конфликты, так и стабилизация и институционализация в республике, в отличие от края связаны со сменой правящей этнической элиты, что составляет суть базового этнополитического процесса.
Сравнение этнополитических процессов по выделенным параметрам в КЧР и Ставропольском крае предполагает характеристику регионов и протекающих в них политических' процессов. Различным аспектам этнополитических процессов в КЧР посвящены работы К.Гожева, А.Гудимова, Г.Денисовой, А.Ерижевой, С.Кузиной, А.Санглибаева, С.Темирова, Е.Щербины и других. Внимание исследователей привлекли положение русского населения в КЧР, выборы Президента республики и этнополитические конфликты, связанные с ними, преодоление межэтнических конфликтов и формирование толерантности, другие проблемы. В целом исследователи отмечают высокий уровень социальной и межэтнической напряженности, конфликтный характер межэтнических отношений в республике. Процессы стабилизации в республике не исследованы достаточно.
Следует отметить также необходимость мониторинговых исследований этнополитических процессов в республике. Некоторый недостаток таких исследований призвано компенсировать социологическое исследование, проведенное автором совместно с НИЦ ЮГ-ИСПИ РАН в июне 2004 г. в г. Черкесске на массиве в 470 человек по квотной городской выборке. Целью исследования является изучение ситуации в межэтнических отношениях и эффективности управления этнополитическими процессами в республике. Его результаты дают возможность для сравнения с результатами соответствующих социологических исследований на Ставрополье;
Карачаево-Черкесская Республика расположена в предгорьях и горных районах Кавказа, занимая верхнюю часть бассейна р.Кубань. Ее территория вошла в состав России в середине XIX века в результате Кавказской войны, а население сформировалось на основе проживавших здесь ранее горных и степных народов и под влиянием русской (и казачьей) миграции, являвшейся частью государственной политики по интеграции Кавказа. Это определило полиэтнический характер общества КЧР. «Здесь проживают представители более 90 наций и народностей, пять из которых (карачаевцы, черкесы, абазины, ногайцы и русские) являются так называемыми «титульными». При этом существуют культурные, цивилизационные отличия между народами, населяющими республику. Русское население исторически принадлежит к христианской конфессии, карачаевцы и ногайцы - мусульмане-тюрки, черкесы и абазины - мусульмане, принадлежащие к адыго-абхазской языковой семье. Г.Денисова отмечает незавершенность процесса интеграции Северного Кавказа в общероссийское культурное пространство. Различен и общий исторический опыт, и политический опыт советского периода (карачаевцы являются репрессированным народом).
Многонациональный характер региона нашел отражение в особенностях его политического устройства. В 1922 г. была создана Карачаево-Черкесская автономная область. В 1926 г. она была разделена на три части: Карачаевскую АО, Черкесский национальный округ и Баталпашинский р-н, который впоследствии был разделен между Карачаевской и Черкесской автономиями, Краснодарским и Ставропольским краями. Карачаевская АО просуществовала до 2 ноября 1943 г., и была упразднена в связи с репрессией карачаевского народа. После реабилитации карачаевцев в 1957 г. была создана Карачаево-Черкесская автономная область. В настоящее время в республике активно обсуждается обоснованность решения о создании в 1957 году единой КЧАО, отмечается не демократичность этого решения, не учитывавшего мнения отдельных народов. «История Карачаево-Черкесии свидетельствует о периодически возникающих конфликтах по причине невозможности совместного проживания отдельных народов». Сложность межэтнических отношений нашла выражение в 90-е годы в условиях изменения политической системы региона.
В 1990 г. Карачаево-Черкесия из автономной области Ставропольского края стала республикой в составе Российской Федерации. При площади республики в 14,1 тыс. кв. км здесь проживает 424,7 тыс. человек (средняя плотность населения свыше 30 чел/кв. км). Особенностью этнического состава населения республики является отсутствие какого-либо народа или этнической группы, образующей этническое большинство. Выделяются пять групп «титульного» населения: русские (42,4%), карачаевцы (31,2%), черкесы (9,7%), абазины (6,6%), ногайцы (3,1%). Кроме того, существуют диаспоры, некоторые из которых весьма влиятельны. Такая ситуация ограничивает развитие национализма какой-либо одной «титульной» нации, но усложняет картину межэтнических отношений в регионе.
Важной характеристикой положения в КЧР являются демографические и миграционные процессы в республике. Прежде всего, для республики характерен прогрессирующий миграционный отток населения: за январь-май 2000 года миграционное снижение составило 635 чел., за этот же период 2001 года - 719 чел. Особенно заметен миграционный отток среди русского населения и представителей некоторых диаспор: немецкой, еврейской. Е.Щербина указывает на проблему «смешения» населения в современных населенных пунктах, рассматривая в этой связи ситуацию в Усть-Джегуте.
В демографическом плане население республики характеризуется постепенным возрастанием доли карачаевцев в населении республики. Последние характеризуются несколько более высокой рождаемостью, чем представители других титульных народов КЧР. Среди растущих диаспор особо следует отметить чеченскую и армянскую. По неофициальным оценкам, первая заметно выросла за последнее десятилетие и сопоставима по численности с некоторыми «титульными» народами республики.
В связи с возросшей миграцией из республики русского населения особое внимание исследователей привлекает изменение статусных позиций русского населения в республике, социальное самочувствие русского населения в республике. Уменьшение относительной и абсолютной численности русских в республике, их политическая пассивность и неорганизованность вызывает обеспокоенность за пределами республики, становясь общегосударственной проблемой, беспокоит и часть коренного населения республики. Опрос, проводимый среди русского населения северокавказских республик летом 2001 г. Г.Денисовой, показал, что свыше 60% респондентов признают наличие «русского вопроса» в республике. Еще острее проблема осознается представителями некоторых других этнических групп. Важнейшими факторами статусных позиций русских на Северном Кавказе в КЧР называются боязнь за будущее своих детей (59,9%), отсутствие защиты со стороны федерального центра(47,9%), рост межэтнической напряженности (47,3%). Г.Денисова отмечает в Карачаево-Черкесии «более высокий уровень тревожности населения, более четкое осознание межнациональной конкурентности в республиках и ощущение своей «брошенности» центром». Свыше половины опрошенных в КЧР ожидают роста нестабильности и конфликтов, и лишь 29,3 % считает, что будет нарастать тенденция политической стабилизации в рамках нынешнего административно-государственного устройства.
Экономика республики пережила сильнейший экономический спад в 90-годы: Г.Денисова отмечает сокращение с 1990 года объема промышленного производства в 6 раз, а объема сельхозпроизводства - в 7 раз. По оценке Е.Щербины, 53% средств бюджета республики дотируется из федерального бюджета. В настоящее время положение стабилизируется, большинство предприятий республики работает. Но в целом экономический спад в республике оказался более сильным, чем в соседних регионах, его последствия жители республики ощущают и в настоящее время.
Сложность социально-экономической ситуации подтверждается и результатами социологического исследования. Согласно социологическому опросу июня 2004 г., своим материальным положением не удовлетворены 61,5% (38,7% - совсем не удовлетворены, 22, 8% - в основном не удовлетворены) респондентов, удовлетворены - только 22,8% (11,7% - в основном удовлетворены, 11,1% - вполне удовлетворены). При этом неудовлетворенность социально-экономическим положением имеет определенно выраженный этнический облик. Так, среди русских «совсем не удовлетворены» и «в основном не удовлетворены» своим положением 75,1% опрошенных, а «в основном удовлетворены» и «вполне удовлетворены» - только 11,2%. В то же время среди остальных «титульных» наций республики оценки следующие: среди абазин неудовлетворенных - 65,3%, удовлетворенных - 20,6%, среди ногайцев, соответственно -56,6% и 26, 2%, среди черкесов - 44, 4% и 26, 3%, среди карачаевцев - 52, 6% и 40, 8%. Наиболее удовлетворены, таким образом, карачаевцы, занявшие в последнее десятилетие господствующие позиции в республике и черкесы, лишь недавно их утратившие. Среди последних наибольший процент затруднившихся оценить свое материальное положение. Наименьшую удовлетворенность демонстрируют русские.
Русское население, особенно в традиционно казачьих Зеленчукском и Урупском районах оказалось в условиях экономического кризиса в сложном положении. Русские, занимавшие относительно благополучные и престижные социально-экономические ниши, стали вытесняться и утрачивать рабочие места, их сильнее поразила безработица. Г.Денисова показала механизмы социально-экономического усиления карачаевцев в Зеленчукском и Урупском районах: криминализацию экономики, фиктивные банкротства, отсутствие правовых механизмов защиты собственности. А.Санглибаев также признает, что есть «объективные предпосылки для этносоциальной стратификации», указывая на роль теневого бизнеса в экономической жизни горских народов. Социально-экономический кризис явился мощным этностратифицирующим фактором в республике, оказавшим влияние на этнополитические процессы. Его влияние на систему межэтнических отношений было усугублено ростом преступности, в том числе и этнической преступности.
90-е годы в республике стали периодом роста преступности. В 2001 г. тогдашний президент республики В. Семенов признавал, что 80% капитала в республике находится в тени, а его заместитель В. Батчаев отметил, что за последние пять лет преступность выросла почти наполовину - на 49%. Согласно исследованию А.Ерижевой в 1997 году на вопрос «Кто правит Карачаево-Черкессией наряду с Главой Республики?» 56,9% респондентов ответили -представители крупного бизнеса, 52,3% - представители теневой экономики, а 46,9% - криминальные группировки.
В последние годы, по данным МВД КЧР, наметилась некоторая положительная тенденция по снижению преступности. Так в 2002 г. было зарегистрировано на 786 преступлений меньше, чем в 2001 г., отмечается снижение тяжких и экономических преступлений (на 16,2%), но несколько возросло число должностных преступлений. Наметившаяся тенденция стабилизации в экономике и охране правопорядка связана с политической стабилизацией в республике, однако последствия экономического и политического передела ощущаются в республике и в настоящее время. Так, согласно опросу жителей г.Черкесска (июнь 2004 г.) рост преступности стоит на первом месте среди факторов, вызывающих наибольшую обеспокоенность граждан (53,8% опрошенных), опережая обеспокоенность дороговизной жизни (47,7%), общее беспокойство за будущее своих детей (50,2%) и остальные факторы. 22,7% респондентов по-прежнему считают, что республикой управляют криминальные группировки.
Криминализация власти сказывается негативным образом на межэтнических отношениях в республике. Преступность, как принято считать, не имеет национального лица, и в последнее время статистика МВД не учитывает национальность лиц, совершивших преступные деяния. Но социально-политические процессы в республике косвенно свидетельствуют о латентных и неформальных процессах, зачастую носящих криминальный характер, которые существенным образом влияют на этнополитические процессы.
Базовый политический процесс в республике связан с формированием ее политической системы, с выбором оптимальной модели политического устройства. Как показывает политическая история КЧР, именно в ключевые моменты такого выбора обострялись конфликты в регионе, происходили наиболее значимые события и изменения. В условиях республики эти события и процессы неизбежно приобретали этнополитический характер. Поэтому исследователи обращали основное внимание именно на политические и этнополитические конфликты, их динамику (А.Ерижева, С.Кузина и др).
Хотя не все противоречия между группами в республике перерастали в конфликты, «на протяжении последних 10 лет этнополитические и социальные конфликты в республике имеют тенденцию повторяться через определенные промежутки времени (3-4 года)». Выделяют конфликты 1992-1993 гг., 19941995 гг., 1999-2000 гг. Так как эти периодически повторяющиеся конфликты связаны с важнейшими политическими событиями, то их можно рассматривать как маркеры ритмов базового политического процесса в республике. А.Ерижева выделяет следующие периоды такого обострения: 1992-1993 гг. - по вопросу о форме государственного устройства республики. 1993-1995 гг. - в связи с принятием Конституции республики, 1998-1999 гг. - принятие Закона о выборах, в частности главы Республики, 1999 г. - проведение выборов Президента республики. В дополнение к выделенным событиям, следует добавить 2003 г. - очередные выборы Президента республики, 2004 г. - выборы Народного Собрания.
Особенностью политического процесса в республике является замедленный характер его развития: политическая система в республике конституировалась одной из последних в стране. В 1997 г. глава республики В.Хубиев оставался последним назначенным главой региона России. Это было связано и с поздним обретением регионом статуса республики, и с возникшими по вопросу государственного устройства конфликтами, поставившим под вопрос существование единой республики. А.Ерижева считает, что, если российское общество к 1995 году в основном преодолело сложности, связанные с реорганизацией власти и переделом собственности, то в КЧР эти процессы приобрели затяжной характер.
После того как Карачаево-Черкесия стала республикой в составе РФ, в течение 1990-1991 гг. были провозглашены: республика Карачай, Черкесия, республика Абаза (Абазинская республика), Баталпашинская казачья республика. Как отмечает С.Темиров, «пик обострения ситуации в Карачаево-Черкесии пришелся на 1991 г., когда активно обсуждались новопровозглашенные национально-территориальные образования, проводились выборы в парламент республики, разгорелись споры о правомерности ее названия. Однако характерная для республики национальная чересполосица, относительная этнодемографическая сбалансированность горских народов при доминировании русских, много-позиционность и пропорциональность нарастания межэтнической напряженности в конечном итоге уравновесили ситуацию. В результате на общереспубликанском референдуме в марте 1992 г. 76 % населения республики все же проголосовали за ее сохранение». Особый резонанс вызвало провозглашение Зеленчукско-Урупской казачьей республики в конце 1991 г. на основе районов с преобладанием русского населения: Урупского (76,6%) и Зеленчукского (66,5%). Последний выдвинул неформальных казачьих лидеров - Н.Ляшенко, Н.Стригината. Это была вершина казачьего движения в республике. Конфликт удалось урегулировать, но это повлекло уступки со стороны русского и казачьего движения и его ослабление.
Уже в условиях этого конфликта выявилась ключевая роль этнополитических процессов для политического процесса в КЧР. В этой связи возникает необходимость в определении основных акторов этнополитических процессов в регионе и определении базового этнополитического процесса в республике. Прежде всего, этнополитический процесс развивался по линии противопоставления кавказских народов республики (особенно карачаевцев) и русского (казачьего) населения. Г.Денисова отмечает, что «разрушение властной вертикали «волной демократизации» привело к «распаду» населения на две составные части - кавказских народов и русского». В дальнейшем структура этнополитического процесса заметно усложнилась, на первый план выдвинулись другие противоречия.
В качестве основных акторов следует указать на пять «титульных» народов, населяющих республику (прежде всего, их элиты), и их общественно политические организации, а также отметить влиятельные диаспоры. При этом, как отмечает С.Темиров, русские, хотя и многочисленны, но «на социальном уровне несколько разобщены, этнически малоактивны, так как распадаются на казаков и собственно русских. Карачаевцы, хотя и выделяются по численности среди горских народов республики (свыше 30%), но как репрессированные в прошлом не имеют той силы, которая должна бы соответствовать их относительному численному превосходству». Кроме того, существуют определенные противоречия между родственными черкесами и абазинами: территориальные споры, боязнь ассимиляции абазин черкесами.
Важнейшими акторами являются органы государственной власти, как федеральной, так и региональной, органы местного самоуправления, СМИ, некоторые партии (их региональные отделения), которые оказались в сложных и неоднозначных отношениях к этническим группам и их организациям, становясь зачастую инструментами тех или иных этнических элит. Эти элиты в случае необходимости, активно используют инструменты этнической мобилизации своих сторонников, причем как показывают события 90-х годов, возможности мобилизации этнополитических ресурсов во многом определяют успех или неуспех их политических действий. Как отмечает А.Ерижева, «в значительной степени политическая конфликтная ситуация (1993, 1995, 1999 гг.) создавалась и создается, как показывают исследования, местными национальными элитами». Политическое пространство республики формируется, прежде всего, отношениями между этноэлитами, а также их отношениями с органами власти.
Вопрос о власти, контроле той или иной национальной элиты над органами власти в республике является основным вопросом этнополитики в КЧР, образует суть базового этнополитического республиканского процесса. «Борьба за власть прикрывается защитой национальных интересов, за демократические преобразования, за повышение жизненного уровня. При этом предыдущая власть представляется не отвечающей интересам народа». После введения должности Президента Республики основной конфликт связан с борьбой за эту должность.
При рассмотрении функций этнических элит в процессах в КЧР, необходимо отметить, что сложный, гетерогенный характер политической элиты республики определяется, прежде всего, сложностью этнического состава ее населения. В этой связи и национализм «титульных» наций в республике носит иной характер, чем в республиках с одним «титульным» народом, что имеет и некоторые положительные следствия. Кроме того, нужно отметить, что в республиках на отношения элит наиболее заметно влияют именно этнические факторы, что отличает их от отношений в краях и областях, где «особенности экономической структуры региона оказывают существенное влияние на структуру региональной элиты. Как правило, чем разнообразнее экономика, тем менее сплочена элита». При сравнительно простой экономике в КЧР элита здесь оказалась разделенной по этническому признаку.
Характеристика этнополитических процессов в КЧР предполагает определение наиболее значимого актора этнополитики в регионе. Нам представляется, что таковым в республике является, прежде всего, карачаевская национальная элита. Это крупнейший после русских по численности «титульный» народ республики, чей статус в начале 90-х годов не соответствовал его численности. Меры по реабилитации репрессированных народов, принятые центральным правительством, дали дополнительный импульс притязаниям карачаевской элиты на власть в регионе. Так как ключевые позиции в экономике и политике республике занимали, прежде всего, русские и черкесы, то именно с ними и имели место основные конфликты у карачаевцев в 90-е годы, завершившиеся переходом ряда ключевых политических и экономических позиций в республике к карачаевской элите. Последующие политические события свидетельствуют о дальнейшем укреплении ее позиций.
Вторые президентские выборы проходили в более спокойной обстановке, так как реальный политический выбор был уже между двумя кандидатами-карачаевцами: В.Семеновым и М.Батдыевым. Последний, поддержанный частью русского и абазино-черкесским населением, победил. Если В.Семенов являлся своего рода персонификацией этнической (карачаевской) революции в регионе, то М.Батдыев стал своего рода символом стабилизации. Являясь местным уроженцем, руководителем крупнейшего экономического клана в КЧР, он оформил политически свое положение в регионе.
Эти выборы можно рассматривать как важный этап политической стабилизации в республике в условиях, когда были сформированы основные политические институты республики. В плане межэтнических отношений они явились свидетельством дальнейшего укрепления политического преобладания карачаевской элиты в республике, институционализации ее власти. Вместе с тем, можно говорить лишь об относительной стабилизации в КЧР. Хотя экономическое положение стало несколько улучшаться, проблема трудоустройства и угроза безработицы остаются очень острыми для русского населения. Непропорционально слабы позиции этой части населения в бизнесе республики, резко понижен его социальный статус, уменьшилась возможность определять ситуацию в республике. Ослаблены политические позиции черкесской элиты, не решены проблемы других «титульных» народов республики. На политические процессы заметное влияние оказывает кланово-корпоративная система, заметно недоверие к демократии в связи с неэффективностью формы, принятой в КЧР.
Велико разочарование властью: свыше 60-70% опрашиваемых не доверяли ей на протяжении 90-х годов. При этом заметно возросла миграция в республику их других регионов Кавказа. В частности, эксперты отмечают резкое усиление теневого влияния чеченской диаспоры в регионе, выросшей за время военных действий в Чеченской республике. Именно теневое сотрудничество карачаевской элиты и чеченской диаспоры рассматривается некоторыми экспертами как истинная скрытая основа «стабильности» в регионе. Это чревато новыми конфликтами и потенциальными трудностями в осуществлении единой государственной политики федеральным центром.
Указанные процессы отражаются в оценках ситуации в межэтнических отношениях в республике. Согласно опросу июня 2004 г., лишь 5,1% респондентов считают, что за последние 1-2 года она улучшилась, 44,3% отмечают ее ухудшение, а 33,5% считают, что она осталась прежней. Ухудшение ситуации в межэтнических отношениях отмечают 61%) среди русских, 35,5% среди карачаевцев, 26,4%) среди черкесов. Причем, как показывают результаты опроса, негативные оценки связываются, прежде всего, с нерешенностью социально-экономических проблем, с нарушениями законности и с отсутствием перспектив для детей, а не с актуальными конфликтами в межэтнических отношениях. В этом плане необходима подлинная демократизация социально-политической системы в республике и действительная политическая и этнополитическая стабилизация, что предполагает комплексную государственную политику. Закрепление и развитие наметившейся тенденции этнополитической стабилизации в КЧР является одной из важнейших задач регионального этнополитического управления, но необходима и некоторая корректировка институционализации межэтнических отношений в регионе.
Этнополитические процессы в Ставропольском крае представляются более изученными. В крае в течение ряда лет ведется мониторинг этнополитических и этносоциальных процессов НИЦ ЮГ-ИСПИ РАН (Б.Иванников), осуществлялся этноконфликтологический мониторинг лабораторией на базе СГУ (В.Авксентьев). Различные аспекты этнополитических и этносоциальных процессов в крае исследовались также М.Аствацатуровой, В.Белозеровым, С.Воробьевым, А.Ерохиным, О.Новиковой, С.Рязанцевым и другими. Вместе с тем этнополитические процессы в крае изучались в основном в связи с межрегиональными этнополитическими процессами на Северном Кавказе в целом, но практически не исследовались в связи с региональным политическим процессом 90-х годов, что не давало полной картины их функциональной значимости.
При рассмотрении ситуации в Ставропольском крае следует учесть особенности регионального политического процесса. Этнические акторы и этнополитические процессы играют здесь меньшую роль, чем в соседней республике. Такая ситуация представляется естественной в свете учета этнического состава населения, однако этнополитические и этносоциальные процессы оказывают заметное влияние на политическую ситуацию в регионе.
Население Ставропольского края - около 2,7 миллионов (плотность населения - примерно 40 человек на кв./км). Русские составляют около 83% населения края, славянское население в целом - до 87%. В 60-е-80-е годы доля русского населения в крае неуклонно снижалась. Этот процесс был задержан миграцией русских в край в 90-е годы, однако тенденция сохраняется. На начало 2000г., в крае насчитывалось армян - 4%, украинцев - 3%, даргинцев - 1.4%, греков - 1,2%, белорусов -1%, ногайцев - 0,7%, чеченцев - 0,5%, туркмен -0,5%, карачаевцев - 0,5%, татар - 0,5%, азербайджанцев - 0,4%. Доля этнических групп, происходящих из республик Северного Кавказа и Закавказья, составляет примерно 7-8%) населения края, народов, исповедующих ислам - около 5%, но постоянно растет.
Особое место в этнической структуре населения края занимает казачество, этнический статус которого признается в принятом Законе «О казачестве в Ставропольском крае». В 90-е годы, по оценкам казачьих организаций, в крае проживало около 1 млн. потомков казаков. В 1994 году было организовано Ставропольское казачье войско, к 1998 г. было зарегистрировано 178 казачьих организаций, с 33,8 тыс. зарегистрированных членов. В октябре 1998 г. Ставропольское войско входит в Государственный реестр казачьих обществ Россииской Федерации. Образовано Ставропольское окружное казачье общество Терского войскового казачьего общества, насчитывающее более 20 тыс. строевых казаков. Таким образом, при доле потенциальных казаков в крае свыше трети населения, доля охваченных различными формами организации казаков составляет примерно 1-1,5% (с членами семей около 4-6%) населения края.
Этнический состав населения края более однородный, чем в КЧР, характеризуется явным преобладанием русских в различных сферах, а казачество занимает более заметное место в социальной структуре и политической жизни региона. При этом в связи с миграционными процессами и экономической активностью этнических мигрантов, а также с ситуацией в соседних республиках и ее влиянием на процессы в Ставропольском крае, основной проблемой этно-политики в регионе является положение русского населения.
При рассмотрении этнополитических процессов на Ставрополье необходимо учитывать характер социально-экономических процессов в регионе, а также рассматривать их в связи с региональными политическими процессами в целом. Экономика края в 90-е годы также пережила заметный спад, что сказалось на социальном самочувствии населения. В крае резко усилилось социальное расслоение, возросло число бедных. В последние годы отмечается улучшение экономических показателей. «Рост экономических показателей практически по всем позициям превышает уровень Российской Федерации. Так, прирост валового регионального продукта края за семь лет составил 29,7% против 25, 1% в среднем по РФ, продукции промышленности - 48,5% против 34,7% по РФ». Но последствия спада ощущаются до сих пор. Опрос НИЦ ЮР-ИСПИ РАН (март 2003 г) показал, что, несмотря на некоторое улучшение материального положения в последние годы, по-прежнему лишь 19,7% респондентов «удовлетворены» или «скорее удовлетворены» своим материальным положением, а 60,5% - «скорее не удовлетворены» или «не удовлетворены». Эти показатели не сильно отличаются от оценок своего материального положения русскими в КЧР (июнь 2004 г.)
Вместе с тем, в настоящее время экономическая ситуация в Ставропольском крае несколько лучше, чем в КЧР, уровень жизни людей выше. В начале 2004 г. в Ставропольском крае безработица составила 1,3% от экономически активного населения, в КЧР в сентябре 2003 г. - 1,5%. В Ставропольском крае среднедушевые денежные доходы населения - 3048 рублей, в КЧР - 2471 руб., прожиточный минимум 1555 руб., тогда как в крае превысил 2000 руб. на человека. Существуют различия и по другим показателям.
Региональные различия в ЮФО в экономической сфере отмечались исследователями неоднократно. Так, по сравнению с 2000г. в 2001 г. промышленное производство выросло в Ставропольском крае на 22,3%, а в КЧР - на 16,2%. А.Аверин отмечает, что, если сравнить доходы 20% наиболее бедных и 20 % наиболее богатых, то в 2000 г. в КЧР они составляли соответственно 6,7% и 42,6% всех доходов, а в Ставропольском крае - 7,2% и 40,9 %. Таким образом, в крае дифференциация меньше.
Среди важнейших политических процессов 90-х годов на Ставрополье следует выделить политическую институционализацию - формирование новой политической системы: в 1994 г. был принят Устав края, в 1996 г. прошли выборы Губернатора края, состоялся ряд выборов в Государственную Думу края, формируется нормативно-правовое обеспечение государственной власти, идет становление органов местного самоуправления. Особенностью политического процесса в Ставропольском крае, в отличие от КЧР, является, по нашему мнению, то, что здесь в 90-е годы не произошло заметного обновления политической элиты, прежняя элита в основном сохранила свои экономические и политические позиции, и определяет общий характер процессов в регионе. В этих условиях региональный базовый политический процесс можно определить как процесс постепенного укрепления власти традиционной для края элиты, подчинения и интеграции, несистемных общественно-политических сил и групп. В настоящее время в крае практически не прослеживается значительная организованная оппозиция Губернатору А.Черногорову. В этом плане можно охарактеризовать ситуацию в регионе как относительно стабильную. В отличие от Карачаево-Черкесии, этнополитические процессы хотя и влияют на региональный базовый политический процесс, но играют здесь пока, скорее, вторичную роль.
Несмотря на отмеченную стабильность, сохраняется достаточно высокая степень обеспокоенности населения края своим положением, в частности в межнациональных отношениях, что оказывает заметное влияние на политические процессы в регионе. Причем большую озабоченность демонстрирует русское население края, составляющее этническое большинство. Согласно опросу, проведенному НИЦ ЮГ-ИСПИ РАН в феврале 2004 г. на массиве в 227 человек по квотной краевой выборке, беспокойство межнациональными отношениями в коллективе выразили 82% опрошенных среди русских, тогда как среди опрошенных ногайцев таких - 54%, а среди армян - 58%.
На основе исследований, проводимых ставропольскими учеными, можно выделить ряд обстоятельств, наиболее беспокоящих жителей края. Особо следует отметить нестабильность в соседних регионах и угрозу сепаратизма, связанного с ним регионального терроризма. Так, согласно исследованиям мнений региональной элиты, осуществленным О.Новиковой (опрос марта-апреля 2001 г.), до трети опрошенных считают неизбежным рост сепаратизма в ближайшем будущем.
Другим обстоятельством является преступность, криминализация власти. «На первом месте в ряду причин кризисного состояния дел в регионе эксперты отмечают коррумпированность аппарата власти, срастание власти и криминала». При этом 34,4% опрошенных представителей региональной элиты назвали истинным хозяином региона «мафию», тогда как только 20,3% указали на «власти региона», что в целом близко к оценкам населения в целом. Особую остроту ситуации придает феномен этнической преступности, описанный С.Рязанцевым и некоторыми другими авторами. Он заслуживает особого внимания, так как в крае, по некоторым данным, до 50% преступлений совершается приезжими, преимущественно из соседних республик.
Особо значимым обстоятельством является миграция, особенно этническая миграция в регион. В 90-е годы на край приходилось до 10% миграционного прироста России ежегодно, через край прошло более 1 млн. мигрантов, а осело 509,7 тысячи человек. В начале 90-х преобладала внешняя миграция, сменившаяся к середине 90-х годов преобладанием внутренней, прежде всего из Чечни. В основном это была вынужденная миграция, порожденная межэтническими конфликтами в государствах СНГ и республиках Северного Кавказа. «К 2000г. в общем числе зарегистрированных вынужденных мигрантов в России 6,4% приходилось на Ставропольский край», преобладающая часть из них русские. Кроме того, по оценкам экспертов, в крае проживают свыше 300 тыс. незарегистрированных вынужденных мигрантов.
При этом привлекает внимание, как многочисленность мигрантов, так и наличие среди них значительной доли представителей народов Северного Кавказа и Закавказья. Этим обусловлен интерес к этническому составу мигрантов. Особое внимание привлекла миграция армян, имеющих самый высокий коэффициент миграционного прироста за десятилетие - 27,7 человек на 1000 жителей, несколько меньшее - неустойчивая миграция даргинцев, чеченцев и других. Этническая миграция ведет к изменению национального состава отдельных населенных пунктов, а в перспективе и районов. Так, уже в 1989 году в 112 населенных пунктах края преобладало неславянское население, из которых только в 25 преобладали «коренные» для края туркмены и ногайцы. Особенно интенсивно эти процессы идут в восточных районах края. Контроль над органами местного самоуправления воспринимается как шаг к росту политического влияния на уровне региональных органов власти.
Внимание привлекает также повышенная экономическая активность представителей некоторых диаспор, осваивающих высокодоходные сферы торговли и услуг. Отмечается более высокий средний уровень дохода у этнических меньшинств, чем у русского населения края. Опросы, проводимые ИСПИ РАН, фиксируют более высокую степень удовлетворенности своим материальным положением среди представителей народов Кавказа, чем среди русских. Согласно данным, приводимым С.Воробьевым и А.Ерохиным, «удовлетворенность своим материальным положением у русских 12,9%, дагестанцев 22,8%, чеченцев - 45,5%, карачаевцев- 41,2%. и т.д. То есть, налицо многократное различие в оценке своего материального положения русскими и представителями кавказских этнических групп». Согласно опросу марта 2003 года 42,4% респондентов считают, что в крае существуют этнические группы, жизненный уровень которых выше. Рост экономических возможностей диаспор способствует расширению их политического влияния, что демонстрируют политические процессы в Андроповском районе, на Кавминводах.
Следует признать, что подтвердить такие субъективные оценки объективными показателями сложно: «К сожалению, невозможно получить официальные сведения об имущественном расслоении населения края в этническом разрезе по причине отсутствия подобной информации в официальных источниках». Существование значительных межэтнических различий в оценках своего социально-экономического положения не подтверждается и результатами опроса НИЦ ЮГ-ИСПИ РАН февраля 2004 г. Среди основных выделенных этнических групп (русских, ногайцев, армян) большинство - от 60% до 45% - составляют лица, «которым хватает на питание и одежду», то есть средне обеспеченные по российским меркам. Вместе с тем необходимо учитывать указанные настроения жителей края при разработке региональной национальной политики.
Таким образом, социально-политические процессы в крае, вызывающие в основном обеспокоенность граждан, в той или иной мере имеют этнический аспект. Это свидетельствует о значимости этнических факторов для социальной и политической жизни Ставрополья. Межнациональные отношения являются темой, постоянно привлекающей внимание жителей края. При этом проводимые в крае опросы регулярно отражают обеспокоенность населения состоянием межэтнических отношений в крае, отмечают высокую степень напряженности, конфликтности. Так, результаты опроса, проведенного в марте 2003 года НИЦ ЮГ-ИСПИ РАН, показали, что только 9,7% опрошенных считают межнациональные отношения в крае стабильными, 51,8% отмечают наличие напряженности, а 22,1% - сильной межнациональной напряженности. То есть, существование такой напряженности отмечают почти три четверти опрошенных, хотя можно отметить некоторое снижение напряженности с 2000 года. При этом, в отличие от КЧР, динамика напряженности в межэтнических отношениях на Ставрополье связана в основном с внешними для края процессами, прежде всего с ситуацией в Чеченской республике.
Все эти обстоятельства обостряют межэтническую напряженность в крае. Вместе с тем, конфликтогенными факторами являются не только указанные процессы, вызывающие реакцию преимущественно русского населения и казачества. Реакция основного населения края на изменение ситуации под влиянием внешних воздействий является значимым, но не единственным фактором, придающим этнополитическим процессам конфликтный характер.
В последние годы ставропольские исследователи признают эндогенный характер ряда межэтнических конфликтов в крае (В.Авксентьев). Так, важным конфликтогенным фактором является ситуация в восточных районах края, где существует проблема ногайцев, стремящихся к созданию территориальной автономии. В этом ногайская элита видит средство политической легитимации ногайской этничности, повышения статуса своего народа. Для отстаивания прав ногайцев создано движение «Бирлик». Но затрагиваются интересы многочисленного русского населения этих районов, происходит его отток из этой части края. Некоторыми исследователями высказывается надежда, что развитие системы национально-культурных автономий ослабит остроту ногайской проблемы. В последнее время возникали конфликты между русскими и туркменами, русскими и греками, являющимися по большей части старожильческим населением края.
Русское население по-прежнему занимает преобладающее положение в различных сферах общественной жизни. «Поскольку численно в нашем крае преобладает русский народ, то это определяет факт его культурного доминирования над всеми остальными этническими группами. Однако культурное доминирование русских не входит в противоречие с культурными особенностями остального населения, поскольку в крае не существует притеснений в этом отношении». Но этот тезис не следует принимать однозначно. Так, согласно результатам опроса НИЦ ЮР-ИСПИ РАН (март 2003), ущемление прав из-за своей национальности приходилось испытывать 34,9% представителей этнических меньшинств и только 12,2% русских. Среди представителей этнических меньшинств несколько ниже, чем среди русских, доля тех, кто считает, что интересы его этнической группы полностью учитываются местными властями и СМИ (соответственно, 11,6% против 20,9% среди русских, и 8,2% против 25,1%). Согласно опросу НИЦ ЮГ-ИСПИ РАН февраля 2004 г. при ответе на вопрос: «Принадлежность к каким национальностям дает определенные преимущества?» 78,7% считающих, что такие национальности есть, назвали русскую нацию. То есть этнические меньшинства также не вполне удовлетворены своим положением в крае.
Для характеристики этнополитических процессов в Ставропольском крае необходимо рассмотреть также роль организаций русского населения. Для русских характерна меньшая склонность к самоорганизации: из 69 национально-культурных организаций, зарегистрированных на Ставрополье на 1.01.98 г., только 7 русских. Авторитет национально-культурных обществ среди русских ниже, чем среди представителей этнических меньшинств. Согласно опросу НИЦ ЮГ-ИСПИ РАН (февраль 2004 г.) только 29% опрошенных среди русских считают, что национально-культурные общества имеют безусловный или некоторый авторитет, тогда как среди ногайцев таких - 50%, а среди армян - 63%. В 1994 году было зарегистрировано Ставропольское отделение РНЕ, возглавляемое В.Дудиновым. В рядах краевой организации насчитывалось до 3,5 тысяч человек. С 1992 по 1998 год на территории края отмечено около 50 этнических конфликтов разного масштаба, в которых участвовали и «баркашовцы». В ряде случаев защиту интересов русского населения берет на себя казачество, при участии которого произошел ряд конфликтов: выступления в станице Лысогорской - против армян, в селе Октябрьском (Ипатовский р-н) - против цыган, попытки выселения чеченцев казаками в Новоселицком, Изобильненском, Георгиевском, Буденновском р-нах и т.д.
Указанные процессы свидетельствуют о том, что основным противоречием в межэтнических отношениях в крае является противоречие между русским, преимущественно старожильческим населением края и представителями этнических меньшинств, особенно кавказских народов, значительную часть которых составляют недавние мигранты. В этом плане региональный базовый этнополитический процесс можно определить как процесс урегулирования отношений между русским большинством и этническими меньшинствами, поддержание баланса в отношениях между этими группами, сохранение русской элитой контроля над политической властью и экономическими ресурсами региона и обеспечение стабильности в целом.
Кроме того, в регионе имеются и иные, второстепенные этнополитические процессы, значение которых в политической жизни региона не следует недооценивать. Среди этих процессов, прежде всего, следует выделить конфликты ногайцев с мигрантами из Дагестана (даргинцами) на востоке края. Нужно упомянуть конфликты между диаспорами (например, армянской и азербайджанской), внутри диаспор (между новыми и старыми диаспорами за контроль над ними) и другие. В целом же преобладающее положение русского населения в крае, хотя и порождает конфликты, служит важным фактором этнополитической стабилизации и институционализации. При этом следует отметить существование некоторой неудовлетворенности процессом и результатами этнополитической институционализации жителями края различных национальностей, высокий конфликтогенный потенциал региона, что необходимо учитывать в этнополитическом управлении в регионе.
Сравнение этнополитических процессов в Ставропольском крае и Карачаево-Черкесской республике позволяет сделать следующие выводы:
1. Этнополитические процессы существенно влияют на характер регионального базового политического процесса, в ряде случаев определяя его специфику. В этой связи вводится понятие регионального базового этнополитического процесса, определяющего характер системы этнополитических процессов в регионе.
2. Базовый этнополитический процесс в КЧР определяется совокупностью взаимодействий между «титульными» этносами республики. В этой связи он существенным образом влияет на характер политических процессов в республике в целом.
3. В Ставропольском крае базовый этнополитический процесс определяется взаимоотношением между русским большинством края и этническими меньшинствами, мигрантами, диаспорами. В силу этого его реальное влияние на политические процессы в крае меньше, чем в соседней республике, но субъективная значимость высока.
4. Важнейшим отличием политического процесса в КЧР от политического процесса в Ставропольском крае является то, что в республике произошло обновление властвующей элиты на этнической основе, тогда как Ставрополье избежало подобного развития событий. Это определило большую стабильность социально-политических, в частности этнополитических, процессов в крае по сравнению с республикой, что необходимо учитывать в управлении этнополитическими процессами.
Автор: Богомолова И.Г.