16.05.2012 3562

Тенденции развития российского казачества как социально-политического института

 

О большом интересе политической науки и практики к проблемам развития казачества в современных условиях свидетельствуют работы, книги и статьи российских и зарубежных ученых, материалы научных конференций.

Некоторые данные о процессе формирования и развития казачьих обществ и организаций приведены в монографиях О.В. Агафонова и Т.В. Таболиной.

Более полные сведения о современном казачестве представлены в коллективной монографии «Российское казачество». Их анализ показывает, что гносеологические проблемы исследования сложного, противоречивого феномена российского казачества обусловили появление многочисленных теоретико-методологических подходов к изучению казачества как самостоятельного народа, этноса, субэтноса, культурно-этнической общности, сословия и т.д., выработку альтернативных оптимистичных или пессимистичных прогнозов дальнейшего развития процесса возрождения казачества. В частности, А.И. Козлов доказывает, что «сейчас казачество - это скорее социокультурное сообщество, находящееся в стадии (фазе) субэтнического развития. Восстановление казачьей сословности, совершающееся ныне под флагом возрождения, снова, как и некогда в XVIII-XIX в., тормозит процесс дальнейшей этнизации и создает угрозу будущему казачества, заводит его в тупик. Возрождение казачества возможно, но только на путях превращения его в полный этнос в условиях свободной и естественной эволюции, что исключает административно-волюнтаристское вмешательство, преследующее цель - от кого бы она ни исходила - превращения казачества в военно-полицейскую силу».

Подобные или альтернативные прогнозы и оценки процесса возрождения казачества, высказываемые учеными и политиками, требуют критического отношения к опубликованным научным работам для выработки адекватного представления о социально-политической институционализации казачества в современных условиях. Этот процесс детерминирован экономическими, политическими, социальными, духовными и иными факторами трансформации российского общества, сведения о которых содержатся в государственных документах, докладах ведущих научных центров России. Эмпирические признаки зависимости процесса институционализации казачества от общероссийских факторов проявляются в различных формах деятельности организационно-политического механизма, отдельных его систем и элементов.

Для выявления общих, локальных (локально-пространственных или локально-временных), специфических местных закономерностей социально-политической институционализации казачества в работе использовалась первичная информация об изучаемом процессе в субъектах Федерации, расположенных на территориях бывших областей казачьих войск. Последовательное накопление, систематизация и обобщение знаний об изучаемом предмете предопределило организацию познавательного процесса в направлении от конкретных, эмпирических знаний об отдельных частях изучаемого предмета к его общим качественным характеристикам.

Дополнительные источники информации об изучаемом процессе - документы государственных органов и казачьих органов, монографическая литература и материалы научных конференций, посвященных казачеству, - анализировались с политологической точки зрения для выявления закономерностей процесса социально-политической институционализации казачества не только в локальных условиях отдельных регионов, но и в России в целом.

Структурно-функциональный анализ обнаружил в субъектах Российской Федерации различные модели систем и элементов организационно-политического механизма институционализации казачества. Предпосылки таких отличий закладывались в предшествующие годы и, сохраняясь длительное время, обеспечивали преемственность развивающемуся процессу институционализации казачества. Однако в полном соответствии с законами диалектики в определенное время отмечались факты, указывающие на достижение предела (меры) количественных изменений изучаемого предмета и начало его новых качественных изменений в течение периодов, определяемых содержательно и хронологически, и поэтому названных содержательно-хронологическими этапами институционализации российского казачества.

Очевидно, применение различных критериев периодизации такого сложного социально-политического процесса как институционализация казачества позволяет выявлять его этапы по проявлениям доминирующих локальных местных, региональных и общих (всероссийских) факторов и (или) качеств.

В научной литературе отмечаются разнообразные подходы к периодизации современного казачества. Например, авторы «Истории Донского казачества» выделяли три основных этапа развития современного казачества: первый этап (1990-1991 гг.) характеризуется подъемом казачьей культуры, активным изучением истории, выработкой первого опыта организационного оформления казачьих общественных организаций; второй этап (1992-1997 гг.) отличается численным ростом казачьих организаций, их выходом на политическую арену, разработкой государственных программ развития казачьей экономики, местного самоуправления, участия в комплектовании особых казачьих воинских частей; третий этап (1997 г. - настоящее время) связан с появлением нормативных актов о государственной службе казаков, вызвавших деление казачества на общества, внесенные в государственный реестр Российской Федерации, и самодеятельные общественные объединения казаков.

Но при таком подходе упускаются принципиально важные события, оказавшие значительное влияние на институционализацию казачества, вследствие чего изучаемый процесс представляется недостаточно полно и точно. Факты указывают на то, что реальный процесс формирования и развития института казачества имеет большее количество содержательно-хронологических этапов, которые четко проявляются в деятельности государственных органов и казачьих обществ, организаций.

Для выявления содержательно-хронологических этапов институционализации казачества необходимы эмпирические критерии их качественных отличий. Такими критериями могут служить политологические признаки изменения характера отношений казачества с государством.

При советском тоталитарном политическом режиме деятельность политической системы и общества направлялась на цели строительства социализма. Советское руководство, создавая монотипную социальную систему, игнорировало корпоративные интересы казачества или существенно ограничивало возможности их реализации, а запросы, альтернативные программам строительства социализма, подавляло. Когда же программа строительства коммунизма к 1980 г. не была реализована и кризис советской политической системы стал нарастать, в обществе проявились накопленные ранее объективные и субъективные предпосылки модернизации социально-политической системы СССР. Они реализовывались неформальными общественными объединениями, посредством которых население развивало гражданское общество и пыталось самостоятельно решать свои актуальные проблемы без помощи политической системы, переживавшей все более углублявшийся кризис. Попытки ужесточения дисциплины в 1982-1984 гг. и укрепления кадрового состава партийно-государственно-хозяйственного аппарата в 1984-1985 гг. сменились хаосом крупномасштабных социально-политических экспериментов горбачевской перестройки (1985-1991 гг.).

Анализируемый процесс социально-политической институционализации казачества, детерминированный факторами трансформации российского общества, развивался в соответствии с реальными социальными, политическими, экономическими, организационными и иными условиями. Духовные, социально-психологические, социокультурные предпосылки самоорганизации казачества сохранялись и при советской власти, но их реализация сдерживалась, управлялась советской политической системой. Так, в 1951 году под контролем партийных органов в Новочеркасских казачьих лагерях проводились торжественные мероприятия, посвященные 10-летию начала формирования донских добровольческих воинских частей, участвовавших в Великой отечественной войне; с 1967 г. организовывались встречи ветеранов кубанских гвардейских воинских частей; в мае 1967 г. проводилась конная эстафета по местам боев на Кубани и другие военно-патриотические мероприятия с участием ветеранов-казаков; с 1969 г. возобновил деятельность Кубанский казачий хор. Подобные творческие коллективы создавались и в других регионах.

Однако попытки творческой интеллигенции привлечь внимание общественности к политически значимым проблемам казачества встречали противодействие партийных и государственных органов. В монографии О.В. Агафонова приведены факты негативной реакции ЦК КПСС и Совета Министров СССР на письмо выдающегося советского писателя М.А. Шолохова, предлагавшего в 1970 г. отметить 400-летний юбилей поступления Донского казачества на службу России. Постановлением Секретариата ЦК КПСС по этому вопросу от 8 сентября 1970 г. № СТ 108 / 18 разрешалась публикация отдельных статей об истории донского казачества, но создание в станице Старочеркасской историко-архитектурного ансамбля признавалось нецелесообразным, а следовательно, в условиях того времени запрещалось.

Автору, работавшему в аппарате Карачаево-Черкесского обкома КПСС в 1980-х гг., известны организационно-политические проблемы, с которыми столкнулись ученые, инициировавшие проведение первых всесоюзных научных конференций, посвященных казачеству, в Карачаево-Черкесии в 1980 и 1986 гг. На конференциях научная, творческая общественность заявила о необходимости изучения истории, культуры и других аспектов казачества. Но при идеологическом контроле КПСС, продолжавшемся до августа 1991 г., деятельность интеллигентов-энтузиастов не могла иметь широкого, массового распространения и ограничивалась историографией, этнологией, художественной литературой, драматургией, кино, песенным и иным фольклорным творчеством. В частности, с середины 80-х гг. в день рождения М.А. Шолохова (24 мая) стали проводиться фольклорные праздники казачьей культуры «Шолоховская весна», на которых в первые годы присутствовало до 150 тыс. участников и гостей.

Социально-политические предпосылки не могли реализовываться из-за недостатка политико-правовых и материально-экономических основ для официального восстановления казачества в социальной структуре советского общества. Поэтому период 1985-1989 гг. может считаться подготовительным для процесса социально-политической институционализации российского казачества. На этом этапе общественное сознание трансформировалось из подданнического в активистский тип, происходил рост самосознания казаков, создавались социально-психологические предпосылки для общественного признания необходимости политической реабилитации казачества и восстановления его как социально-политического института гражданского общества.

Процесс самоорганизации казачества активизировался в 1989 г. Он осложнялся последствиями массовых репрессий советского расказачивания, в ходе которых тысячи казаков погибли или были депортированы из мест традиционно компактного проживания и диффузно расселены в других регионах. Вследствие этого нарушалась преемственность своеобразного казачьего уклада жизни потомственных казаков, уничтожались формальные признаки их идентификации, связанные с сословными обязанностями воинской и иной службы.

Поэтому казачья самобытная культура сохранялась в основном на семейно-бытовом уровне, в духовной сфере. Для институционализации казачьей социальной общности требовалась интегрирующая культурно-просветительная и воспитательно-мировоззренческая деятельность интеллигенции. В этом проявлялась ведущая роль духовного, социально-психологического фактора институционализации казачества.

Отличительной чертой данного периода являлась спонтанная самоорганизация общественных объединений граждан, относящих себя к потомкам казаков и интересовавшихся их историей и культурой. В условиях закрытой советской политической системы такие общественные объединения могли создаваться только под эгидой какого-то общественного объединения, полностью подконтрольного КПСС. Поэтому основными организационными формами первых объединений казаков являлись землячества, фольклорные творческие коллективы, а также военно-исторические клубы при краеведческих музеях.

Под идеологическим контролем партийных органов действовало и Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК). Во второй половине 1980-х гг. его работники пытались возглавлять процессы самоорганизации сословных объединений потомков дворян, купцов, духовенства, казаков, а также этнических групп населения. 12 июня 1989 г. Центральный дом пропаганды ВООПИК направил в местные отделения информационное письмо о создании в Москве землячества казаков, целью которого провозглашалось возрождение культурно-исторических традиций казачества. Вследствие идеологического контроля КПСС за деятельностью ВООПИК, первичная самоорганизация и институционализация казачьей социальной общности могла иметь только неполитический социокультурный характер.

О создании землячества казаков в Москве в начале июля 1989 г. объявил писатель Г. Немченко во время встречи с читателями журнала «Кубань». Публикация этой информации в журнале вызвала активные отзывы читателей, приход в землячество новых членов. Организационное оформление землячества казаков в Москве, насчитывавшее около 100 человек, состоялось 5 января 1990 г. на учредительном круге, проходившем в Знаменском соборе. Поэтому началом периода первичной самоорганизации казачества и его социальной институционализации можно считать январь 1990 г.

Московское землячество казаков являлось организационным ядром, основным субъектом первого этапа процесса самоорганизации казачества в масштабах РСФСР и СССР.

Лидирующее положение в Московском землячестве казаков, созданном как подразделение ВООПИК, занимали представители творческой интеллигенции. Они, как правило, являлись сильными идейными лидерами, но не обладали организаторскими навыками, и землячества «вырождались в посиделки с эстетскими разговорами». Такие обстоятельства объективно требовали ротации лидеров казачьего движения за счет включения в казачью элиту лидеров-организаторов. Поэтому закономерным стал приход в землячество новых активных участников после публикаций в центральной прессе в январе 1990 г. заметок о деятельности Московского землячества казаков.

Среди новых членов землячества были люди, обладавшие организаторским опытом, которые брали на себя обязанности по созданию казачьих организаций на местах. Они получали статус официальных представителей ВООПИК, подтверждаемый удостоверениями и доверенностями Центрального совета ВООПИК на ведение работы по созданию землячеств казаков. Такие удостоверения, например, получали организаторы первых казачьих объединений на Ставрополье В.В. Ходарев и П.С. Федосов.

Пропагандистская и организаторская деятельность членов Московского землячества казаков способствовала росту численности казачьих объединений на местах, и процесс организации казачьих объединений получил массовую поддержку от потомков казаков, проживающих в разных регионах СССР.

Искренними сторонниками возрождения казачества были некоторые представители политической элиты - партийные и советские работники, руководители предприятий и учреждений. Они оказывали практическую помощь казачьим организациям, выделяли для них помещения, материально-финансовые ресурсы. К числу сторонников казачества, например, относился первый секретарь Ставропольского горкома КПСС В.П. Бондарев.

В свою очередь, к казачьим объединениям стали проявлять внимание и «демократические» политические партии, народные фронты и иные общественно-политические движения. Их интерес к казачеству имел конъюнктурный характер борьбы за электорат, порождал политизацию казачьих общественных объединений, их дифференциацию по идеологическим признакам. Поэтому декларированный в первых документах казачьих обществ неполитический характер в реальных условиях политизации всего советского общества сохранялся недолго, и казачьи объединения под воздействием объективных и субъективных факторов политизировались.

В таких условиях дальнейшее развитие казачьих объединений в рамках ВООПИК представлялось невозможным. Объективно требовалось создание самостоятельного объединения граждан, идентифицирующих себя с казачеством. В оргкомитет по проведению Учредительного съезда (круга) казачьих объединений СССР вошли члены Московского землячества казаков и лидеры местных казачьих объединений.

Процесс интеграции местных казачьих объединений имел объективный необратимый характер, поэтому в 1989 г. устанавливалось взаимодействие казачьих объединений, созданных в Москве, Краснодарском и Ставропольском краях, Ростовской области, Рязанской областях и в других регионах.

В начале 1990 г. создавались самодеятельные общественные организации «Оренбургское казачье войско», «Казачий круг Дона», Сунженский казачий округ, Терско-Гребенской казачий круг, Наурский казачий круг и другие.

В тот период землячества казаков были зарегистрированы и на территориях, которые не являлись регионами жизнедеятельности «вольных» казачьих общин, не входили в области казачьих войск и не относились к местам массовой депортации казаков в период советского расказачивания. Подобные объединения казаков создавались в Ленинграде, Калининграде, Риге и ряде других городов.

Разнородность состава казачьих объединений мешала установлению их конструктивных взаимоотношений и выработке единой программы дальнейшей деятельности.

Так, некоторые члены Московского землячества казаков при Центральном доме пропаганды ВООПИК выступали против политизации казачьих обществ. Они полагали, что землячества казаков должны ограничивать свою деятельность восстановлением культурно-исторических традиций казачества. Но другие лидеры казачьих объединений, особенно представители местных казачьих организаций Северного Кавказа, считали необходимой консолидацию казачества и получение государственной поддержки для противодействия национализму и росту антирусских настроений среди горского населения северокавказского региона.

Разногласия породили «идейный раскол» среди лидеров казачьего движения. Поэтому не только в Московском землячестве казаков, но и в других местных объединениях отмечались факты идеологической борьбы, которая отражала нарастание кризиса советской политической системы и обострение политической обстановки в стране.

Анализ идеологических ориентации казачьих объединений позволил установить, что в тот период происходила политическая дифференциация казачьих объединений: часть казаков занимала просоветскую позицию, выступала за укрепление государства, развитие сотрудничества с государственными и партийными органами, а другая часть - за борьбу с ними в составе «демократических сил». Идейные противоречия в казачьем движении проявлялись и в последующие годы. Они препятствовали консолидации казачьей социальной общности, согласованному решению общих проблем.

Важным событием, радикально изменившим процесс институционализации казачества, стал Учредительный съезд (круг) казачьих объединений СССР. Он проводился 28-30 июня 1990 г. в г. Москве. В нем участвовали 263 делегата от местных казачьих объединений и 450 гостей. Учредительный круг принял решение о создании общероссийской общественной организации «Союза казаков», утвердил ее программу и устав, избрал руководящие органы.

В учредительных документах Союза была зафиксирована его основная цель: «возрождение казачества как самобытной, исторически сложившейся культурно-этнической общности людей на принципах православия, уважения к национальным и религиозным традициям всех народов, духовного, нравственного воспитания молодежи».

В казачьих организациях Союза преобладали сторонники сотрудничества с государственными и партийными органами. Об этом свидетельствует то, что Учредительный круг Союза казаков направлял приветствие съезду Коммунистической партии России, проходившему в те же дни в Москве. Кроме того, в программных документах Союза, принятых Учредительным кругом, отмечалось, что с партиями и движениями Союз казаков должен поддерживать самые тесные отношения и со всеми искать точки соприкосновения в деле возрождения народных традиций, поднятия экономики.

Учредительный круг завершил этап первичной спонтанной самоорганизации казачьих объединений и создал организационные предпосылки для формирования общегосударственной казачьей общественной организации. Поэтому с июня 1990 г. начался новый этап организации казачьего движения - период интеграции разрозненных казачьих объединений в единую общероссийскую организацию. Такой период был объективно необходим для консолидации разрозненных сторонников возрождения казачества в формальную организацию, способную трансформироваться в социально-политический институт, подобный казачеству Российской империи.

Последующий период отличался быстрым ростом численности казачьих объединений на местах. Во второй половине 1990 г-1992 г. были созданы Ставропольский краевой Союз казаков, Союз казаков Калмыкии, Кубанская казачья Рада. Некоторые казачьи организации, например, Союз казаков области Войска Донского, Терское казачество, Союз Сибирских казаков, Союз казачества Поволжья и Урала, Союз казаков Забайкалья и Дальней России объединяли казачьи организации нескольких субъектов Федерации и приобретали региональный, межрегиональный характер, что придавало их деятельности особенное консолидирующее значение в условиях кризиса политической системы и распада СССР.

В частности, казаки г. Уральска выступали за присоединение к Российской Федерации части Уральской области Казахстана с местами компактного проживания казаков.

В связи с отсутствием четких идентификационных критериев современного казачества значительно расширялась его социальная база за счет приема в казачьи организации не только потомственных казаков, но и людей, заявлявших о желании участвовать в возрождении казачества. При этом в организациях появлялось значительное количество «приписных казаков» - граждан, имевших поверхностное представление о казачестве и являвшихся маргиналами в казачьей социальной общности.

Наряду с искренними сторонниками казачьего движения к нему примкнули и политические авантюристы, пытавшиеся использовать казачество для реализации собственных политических и иных целей.

Отдельные казаки в силу плохого знания истории, заблуждений или корыстных соображений произвольно интерпретировали связанные с казачеством исторические факты, народные традиции. Такие «вольности» отрывали казаков от реальной истории, создавали у населения негативное отношение к современному казачеству.

В отдельных организациях преобладали радикальные настроения, вследствие чего некоторые действия казаков отличались агрессивностью, бескомпромиссностью, а порой принимали характер преступлений или правонарушений, подобных перекрытию железнодорожных и автомобильных дорог, захвату административных зданий для принудительного введения атаманского казачьего правления вместо законных органов местного самоуправления, публичным телесным наказаньям граждан по несудебным решениям казачьих обществ и т.п.

На том этапе не была преодолена идеологическая раздробленность казачьих объединений. Так, часть бывших организаторов Московского землячества казаков продолжала настаивать на неполитическом пути развития казачьих обществ в формах военно-исторических клубов и фольклорных коллективов. Они сознательно не вошли в состав Союза казаков и продолжали свою культурно-просветительскую деятельность в организационной форме землячества.

Отсутствие единства в казачьем движении позволяло некоторым политикам использовать организационные структуры казачьих обществ при проведении выборных кампаний в органы государственной власти и местного самоуправления, решении других политических задач. Это политизировало казачьи организации, превращало их в инструмент политической борьбы.

Рост численности и активности казачьих организаций вызывал беспокойство партийных комитетов. Как вспоминал первый атаман Ставропольского краевого Союза казаков П.С. Федосов, в 1990-1991 гг. его неоднократно вызывали в Ставропольский крайком КПСС для бесед по поводу прекращения организации казачьих объединений или их подчинения партийным органам.

Но в условиях «перестройки» партийные комитеты утратили былые средства политического управления обществом и не решались на применение радикальных мер принуждения.

В 1991 г. партийные и государственные органы изменяли свое отношение к казачьим объединениям и переходили от конфронтации к сотрудничеству с ними, начинали содействовать организации казачьего движения для получения поддержки казачества в условиях политического кризиса. Смена негативного отношения партийных комитетов к казачьим объединениям на заинтересованное стала защитной реакцией партийных лидеров на ситуацию, которой они не могли управлять по-старому, но пытались подчинить ее интересам сохранения собственного доминирующего положения даже в условиях нарастающего кризиса советской политической системы. Для преодоления дезинтеграционных тенденций в обществе требовались консолидирующие социальные общности, подобные казачеству, выступавшему за сильное неделимое государство.

Так, весной 1991 г. Ростовский обком КПСС принял постановление «Об отношении к движению за возрождение донского казачества», в котором определял задачи партийных комитетов и государственных органов по работе с казачеством. В то время в казачьих объединениях появлялись энергичные люди, которые по поручению комитетов КПСС пытались взять управление казачьими обществами в свои руки. Но попытки партийных комитетов вмешиваться в деятельность казачьих объединений встречали сопротивление их членов. На выходе казачьих атаманов и казаков из состава КПСС настаивали радикально ориентированные участники первого съезда (круга) казаков Дона, который проходил 17-18 ноября 1990 г. и учредил Союз казаков области Войска Донского. Поэтому некоторые коммунисты, вступавшие в казачьи организации, отказывались от членства в КПСС.

Недовольство казаков деятельностью партийных и советских органов использовали сторонники восстановления «белого», антисоветского казачества. Они активно выступали в поддержку радикальных демократических общественно-политических движений против КПСС и советского государства. 20-21 июля 1991 г. делегаты от 25 «белых» казачьих организаций провели в Москве объединительный круг, на котором учредили Союз казачьих войск России. Круг объявил новый Союз преемником Союза казачьих войск, созданного в России после Февральской революции 1917 г. и действовавшего в эмиграции после окончания Гражданской войны, призвал казаков противостоять действиям политиков, пытавшихся поставить «возрождающееся казачество на службу коммунистических и прочих партийных интересов». Таким образом казачьи объединения дифференцировались на сторонников и противников советского политического режима.

Союз казачьих войск России привлек к себе внимание политической элиты и широкой общественности в период «августовского путча 1991 г.». Представители Союза активно участвовали в подготовке к обороне здания Верховного Совета РСФСР и других массовых мероприятиях, вызывали всеобщее внимание своей необычной казачьей формой одежды, организованностью.

В тот период казаки выступали на защиту мирного населения в «горячих точках» распадавшегося СССР. Например, сводный отряд казаков принимал участие в боевых действиях на территории самопровозглашенной Приднестровской республики.

Казачьи объединения применяли различные, в том числе и силовые, методы воздействия на государственные органы для реализации своих целей.

Массовость, организованность и политическая активность казачьих организаций заставили новую элиту России учитывать фактор казачества при оценке социально-политической ситуации в регионах, пытаться привлекать его на свою сторону и включать в механизм государственной власти.

После роспуска КПСС и распада СССР (1991 г.) в казачьих объединениях произошел новый раскол по идеологическим признакам, проявившийся в сотрудничестве с различными политическими партиями. Казачьи объединения дифференцировались и на основе выбора альтернативных моделей возрождения: помимо Союза казаков, действовали общественные объединения «Союз казачьих войск России» (в 1993 г. переименован в «Союз казачьих войск России и Зарубежья»), «Великое Братство казачьих войск» и другие, претендовавшие на высокий политический статус и государственные функции административного управления регионами. Казачьи объединения создавались как в исторических местах жизнедеятельности казачьих войск, так и в других регионах.

Всего в 1991-1994 гг. в России действовало 13 всероссийских и межрегиональных казачьих общественных организаций и более 60 землячеств вне территорий традиционного расселения казаков. По докладам атаманов, в казачьих объединениях числилось около 4 млн. человек. Однако такой высокий показатель численности казачьих обществ не подтверждается государственными органами и материалами выборочных обследований казачьих объединений. Так, при изучении структуры Пятигорского отдела Терского казачьего войска в 1994 г. сотрудники администрации Ставропольского края получили документальное подтверждение на 22524 члена этой казачьей общественной организации, хотя по заявлениям ее атамана Ю. Чурекова, списочный состав отдела достиг 67 тыс. казаков.

На основе личных бесед с атаманами казачьих организаций автор сделал вывод о том, что превышение заявляемой численности казачьих организаций над реальными показателями объяснялось, во-первых, «автоматическим» зачислением в казачьи объединения всех членов семей казаков или всех жителей населенных пунктов, имеющих «казачьи» наименования - станиц, хуторов. Во-вторых, некоторые казачьи атаманы, стремившиеся поднять свой социально-политический статус и личную значимость за счет, якобы, многочисленного состава возглавляемых ими общественных объединений, устроили «гонки численности», вследствие чего среди нового пополнения, помимо потомственных казаков, временно оказывалось значительное количество «приписных казаков».

В первой половине 1990-х гг. происходила интеграция разрозненных казачьих общественных организаций на основе создававшейся нормативной базы казачьего движения. Ее основу составляли политико-правовые документы, принятые федеральными органами государственной власти по проблемам реабилитации казачества как репрессированного народа: в 1991 - 1994 гг. федеральные органы издали 11 правовых актов о казачестве.

Радикальное воздействие на процесс социально-политической институционализации казачества оказал указ Президента России «О государственном реестре казачьих обществ в Российской Федерации». Он определил, что основой современного российского казачества являются казачьи общества, внесенные в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации, нормативно установил их идентификационные признаки. В дальнейшем органы государственной власти развивали сотрудничество прежде всего с казачьими обществами, внесенными в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации, создавали государственно-правовые, организационные, материальные условия для их деятельности, чем способствовали их институционализации.

Количественный и качественный рост федеральной нормативно-правовой базы в 1995-1998 гг. сопровождался формированием многоуровневой, многофункциональной системы специализированных организационных структур в органах государственной власти и местного самоуправления, которые обеспечивали реализацию указов Президента России, постановлений Правительства РФ, ведомственных нормативных актов, связанных с привлечением казачьих обществ к проведению экспериментов по производству и поставкам государству различных видов сельхозпродукции, организации воинской, пограничной, правоохранительной, природоохранной и другим видам службы.

Реорганизация казачьих общественных объединений в реестровые казачьи общества положила начало новому содержательно-хронологическому этапу социально-политической институционализации казачества, основанному на организации государственной и иной службы членов казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации.

Целенаправленная работа государственных органов способствовала формированию десяти войсковых казачьих обществ, внесенных в государственный реестр РФ, значительному росту их численности со 113,4 до 638,5 тыс. членов (рост на 463 %), в основном за счет реорганизации казачьих общественных объединений, которых в 1996 г. по регистрационным данным Минюста России насчитывалось 438 в 75 субъектах Федерации.

Казачьи общества, внесенные в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации, действуют в 70 субъектах Российской Федерации, хотя официально зарегистрированы только в 56 республиках, краях и областях.

По данным Управления при президенте России по вопросам казачества, численность войсковых и иных казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации, имеет значительные отличия.

Полученные в Управлении Президента России по вопросам казачества и представленные в работе, данные о численности казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации, впоследствии были опубликованы в научно-справочном издании «Российское казачество». Однако при дальнейшем описании конкретных казачьих обществ в указанной книге приводятся другие данные о численности казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации. Большое сомнение экспертов вызывают сведения о том, что численность Енисейского, Кубанского, Терского войсковых казачьих обществ оказывается выше численности войскового казачьего общества «Всевеликое войско Донское».

Дополнительные интервью, проведенные автором работы с атаманами казачьих обществ, позволили установить нарушения методик подсчета численности казачьих обществ, необоснованным увеличением показателей за счет семей членов казачьих обществ.

Приведенные факты указывают на то, что федеральное органы государственной власти, даже специально занимающиеся организацией взаимодействия с казачьими обществами, не располагают точными сведениями о численности казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации.

Как показал анализ вышеприведенных фактов, постоянные информационно-коммуникативные отношения между государственными органами и казачьими обществами на федеральном уровне не установлены. Эти обстоятельства негативно влияют на формирование связей-отношений между государственными органами и казачьими обществами в регионах, субъектах Федерации, муниципальных образованиях.

Для преодоления недостатков правовых основ финансово-экономической деятельности реестровых казачьих обществ некоторые из них дополнительно регистрировались в качестве общественных объединений. Вследствие этого в 2000 г. органы Минюста России зарегистрировали 513 казачьих общественных объединений в 66 субъектах Федерации, а в 2002 г. - более 600 в 83 субъектах Федерации.

Политической институционализации казачества во второй половине 1990-х гг. способствовала практика вовлечения казачьих обществ в механизм государственной власти посредством организации государственной и иной службы.

Согласно указам Президента России проводились эксперименты по привлечению казачьих обществ к воинской, пограничной, правоохранительной и другим видам службы.

Так, во исполнение указа Президента России «О проведении эксперимента по невойсковой охране отдельных участков государственной границы Российской Федерации» Федеральная пограничная служба (ФПС) Российской Федерации в 1996-1997 гг. проводила эксперимент по привлечению к невойсковой охране Государственной границы пограничной стражи, в основном состоящей из членов казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации. Такой эксперимент стал возможным потому, что, по мнению руководства Главного управления казачьих войск при Президенте России, в то время ФПС России являлась единственным силовым ведомством, которое целенаправленно стремилось вписать казаков в свою изменяющуюся структуру, полнее задействовать потенциал казачества на благо государства. К началу эксперимента в составе ФПС России уже насчитывалось 38 пограничных застав, на которых казаки несли службу по призыву или контракту.

Эксперимент проходил с 1 декабря 1996 г. по 1 июня 1997 г. в 20 населенных пунктах четырех субъектов Российской Федерации - республиках Алтай, Бурятия, Тыва и Читинской области. Позднее, с 1 февраля 1997 г., к эксперименту подключался ранее не охранявшийся силами ФПС Российской Федерации участок российско-казахстанской границы, имевший 39 населенных пунктов на территории 12 административных районов Самарской, Оренбургской, Читинской и Омской областей.

После отбора и обучения к невойсковой охране границы было привлечено 1780 человек, из которых 980 человек являлись членами реестровых казачьих обществ. В ходе эксперимента с помощью пограничной стражи перекрывалось около 5 тыс. км Государственной границы, не охраняемой ФПС России.

Пограничная стража задержала 230 нарушителей границы, обнаруживала и изымала контрабанду и наркотические вещества, предотвращала угон крупных партий скота.

Эксперимент показал высокую эффективность службы казаков в роли пограничной стражи. Однако недостаточное финансирование пограничной стражи, неразрешенность вопросов ее обеспечения стрелковым оружием и специальными средствами, а также отсутствие гарантированных условий социальной защиты привели к сокращению масштабов привлечения казаков к охране Государственной границы России.

В 1999 г. казаками комплектовалось 39 пограничных застав, к невойсковой охране Государственной границы Российской Федерации привлекались Уссурийское, Забайкальское и Сибирское войсковые казачьи общества. В настоящее время службу в пограничной страже несут члены общественных казачьих организаций Астраханской области, Калмыкии и Терского войскового казачьего общества.

Министерство внутренних дел России привлекало казачество к охране общественного порядка в соответствии с указом Президента России «О порядке привлечения членов казачьих обществ к государственной или иной службе». Для взаимодействия с казачьими обществами создавались специальные подразделения в МВД России, республиканских, краевых и областных управлениях, местных органах правопорядка. Принятые организационные меры позволили к середине 1999 г. довести до 1 тысячи численность казачьих подразделений, которые на добровольной или договорной основе оказывали помощь органам внутренних дел в укреплении правопорядка.

По поручению Президента России Министерство в 1999 г. проводило эксперимент по привлечению членов казачьих обществ к работе по поддержанию общественного порядка в Приморском и Ставропольском краях, Калининградской и Челябинской областях. Этот эксперимент доказал высокую эффективность участия казаков в правоохранительной деятельности.

К несению службы привлекали казаков и другие министерства и ведомства, государственные органы субъектов Федерации, органы местного (муниципального) управления.

Однако с 1998 г. активность взаимодействия государства с казачеством снизилась, масштабы сотрудничества сократились, эксперименты по привлечению казаков к государственной и иной службе прекратились.

При анализе причин сокращения внимания государственных органов к казачеству особо отмечаются два обстоятельства. Во-первых, в конце 1990-х гг. государству удалось преодолеть апогей долговременного системного кризиса, который пошел на спад, вследствие чего резко сократились потребности государства в социально-политической активности гражданского общества, элементом которого является казачество. Более того, федеральный центр предпринял эффективные меры для усиления «вертикали власти» и преодоления центробежных движений сторонников «суверенизации». Очевидно, мероприятиям по дальнейшему усилению государственной власти мешает достаточно сильный потенциал политической власти, частью которого обладает казачество. Следовательно, потребовалось сокращение активности гражданского общества в политической сфере, в том числе и инициатив казачьих обществ. Во-вторых, в ходе экспериментов по привлечению членов реестровых казачьих обществ к государственной службе обнаружилось, что казаки готовы служить на реальной компенсационной основе, при надежном обеспечении социальных гарантий. Но ограниченное ресурсами государство не может в полном объеме удовлетворить такие закономерные запросы своих добровольных помощников-казаков, сотрудничество с ними ограничивается.

Следствием сокращения внимания государственных органов к проблемам казачьих обществ стал спад динамики численности реестровых казачьих обществ, принявших обязательства по несению государственной службы. Так, если за первые годы организации реестровых казачьих обществ (1995-1998 гг.) их численность выросла с 113,4 тыс. до 638,5 тыс. казаков (рост 463%), то за 1999-2002 гг. - численность увеличилась до 659,4 тыс. казаков (рост 3,2%).Динамика увеличения количества государственно-правовых актов о казачестве и роста численности казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации, представлена на графике 6.

Обнаруживается соответствие тенденций увеличения количества нормативно-правовых актов, принятых федеральными органами государственной власти в отношении казачества, и роста численности казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации, по данным управления Президента России по вопросам казачества.

Более того, факты разрушения государственного сектора организационно-политического механизма институционализации казачества в конце XX в. привели к прекращению роста численности казачьих обществ, внесенных в государственный реестр Российской Федерации.

В докладе на Большом круге казачьих войск России (Ставрополь, 25 мая 2003 г.) советник Президента России Г.Н. Трошев сообщил о некотором снижении численности казачьих обществ в 2003 г.: «По состоянию на 1 мая с.г. в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации внесено 10 войсковых и 15 окружных (отдельских) казачьих обществ с общей численностью 650 тыс. человек, из которых 230 тыс. взяли обязательства по несению государственной и иной службы. Кроме того, в соответствии с федеральным законом «Об общественных объединениях» на территории Российской Федерации органами юстиции всех уровней зарегистрировано более 600 казачьих общественных организаций, значительное число которых к государственной службе казачества относятся отрицательно. Казачьи общества и казачьи общественные объединения образованы на территории 83 субъектов Российской Федерации». Однако авторы монографии «Российское казачество» утверждают, что «ни в одном центральном ведомстве не было (и нет до сих пор) исчерпывающего банка данных о ситуации во всех казачьих структурах». Поэтому приведенные Г.Н. Трошевым сведения о численности реестровых казачьих обществ и общественных объединений заслуживают критического отношения.

Из-за отсутствия необходимых организационных, социально-страховых и иных условий службу несет значительно меньшее число казаков. По сведениям советника Президента России Г.Н. Трошева, в 2003 г. военную службу в Вооруженных силах проходили более 6 тыс. казаков, в органах и войсках - около 2 тыс. и в ФПС России - свыше 1 тыс. казаков. В то же время к охране Государственной границы в составе общественных формирований привлечены более 4 тыс. казаков, в более 18 тыс. казаков поддерживают общественный порядок в составе 536 муниципальных казачьих дружин и гвардий. Природоохранной деятельностью заняты около 3,5 тыс. казаков, а в экологических подразделениях состоит около 2 тыс. казаков. Казачьи общества создали 811 фермерских хозяйств общей численностью свыше 9,8 тыс. человек, казачьи образовательные и культурно-просветительные учреждения, спортивные и военно-патриотические объединения. Но в целом потенциал казачьих обществ используется недостаточно для разрешения их собственных актуальных проблем и для решения задач общественного развития.

Казачьи общества, не выполняющие функции государственной и иной службы, утрачивают системообразующие основы своего политико-институционального бытия, деполитизируются и трансформируются в социокультурный институт.

В многокомпонентной структуре современного казачества, помимо представителей разных топоэтнических и конфессиональных групп, выявляются разнородные элементы: «генетические» потомки казаков, служивших Российской империи и (или) Советскому государству, а также граждане, не имеющие генетической связи с казачеством, но самоидентифицируемые с ним из романтических, патриотических, экономических, политико-карьерных и иных соображений.

По критериям взаимодействия с государственными органами они делятся на: членов казачьих обществ, идентифицирующих себя со «служилым» казачеством и внесенных в государственный реестр Российской Федерации в связи с принятыми обязательствами государственной службы, а также граждан, идентифицирующих себя с «вольным» казачеством, которые, в свою очередь, подразделяются на четыре подгруппы: члены казачьих общественных объединений, взаимодействующих с органами государственной власти и муниципального управления (например, в Калмыкии); члены традиционных объединений казаков, не участвующие в процессе возрождения (например, казаки-некрасовцы); члены неформальных общественных объединений и граждане, самоидентифицируемые с казачеством, но не вовлеченные в движение за возрождение казачества.

Применение шкалы качественных показателей позволило дифференцировать характер отношений казачьих объединений с государственными органами на сотрудничество (казачьи общества, внесенные в государственный реестр Российской Федерации, и отдельные казачьи общественные объединения), противодействие (радикальные казачьи объединения), не имеющие формализованных социально-политических отношений (неформальные объединения и отдельные граждане, самоидентифицирующиеся с казачеством).

Таким образом, содержание процесса социально-политической институционализации казачества, тенденции роста численности казачьих обществ находятся в прямой зависимости от количественных и качественных изменений нормативно-правовых основ возрождения казачества:

- в 1991-1994 гг. развитие государственно-правовых основ деятельности казачьих общественных объединений способствовало их численному росту;

- динамичное развитие законодательства в 1995-1998 гг. обеспечивало рост численности реестровых казачьих обществ как основы социально-политического института казачества;

- снижение нормотворческой активности федеральных органов в этом направлении в последующие годы привело к сокращению активности казачьих обществ, прекращению их количественного и качественного роста.

Современное российское казачество является социально неоднородным гетерогенным социально-политическим институтом гражданского общества, который начал формироваться в 1980-х гг. как неполитический социальный институт, в начале 1990-х гг. политизировался и привлекался государством для решения актуальных социально-политических проблем консолидации российского общества и преодоления социетального кризиса, во второй половине 1990-х гг. включался в государственный механизм посредством проведения экспериментов по организации государственной и иной службы членов казачьих обществ, а в конце XX - начале XXI века казачество выводится из политического процесса и трансформируется в социокультурный институт.

 

Автор: Масалов А.Г.