Цивилизационная идентичность России в условиях глобализации
Проблема цивилизационной идентичности России обусловлена, в первую очередь, тем, что за последнее столетие наше государство испытало столько потрясений, столько метаморфоз, что, наверное, ни одна другая страна мира не выдержала бы подобных испытаний, утратила бы ту субстанциальную основу, на которой только и возможно соотнесение совершенно различных по содержанию исторических реалий с одной и той же универсальной формой, безусловно, эволюционирующей, но все же сохраняющей внутреннее тождество. Эта форма и есть то, что неизменно, на протяжении столетий, лежит в основе цивилизационной идентичности России, то, с помощью чего мы, живущие в начале XXI века, узнаем самих себя в нашем общем историческом прошлом. Если бы такой формы не существовало, бессмысленно было бы вообще рассуждать о проблеме российской идентичности, будь то с исторической точки зрения или в условиях современной глобализации. В то же время следует отметить, что те разрывы в континуальной цепи культурно-исторического развития, которые неоднократно образовывались на протяжении чересчур бурного и для всего мира, и для нашей страны XX века, существенно осложняют проблему идентификационных определений России.
«Драматизм судьбы России состоит в том, - пишут О.Н. Баева и В.И. Каширин, - что на протяжении целого столетия она насильно лишалась собственной цивилизационной идентичности. Отлучение России от себя самой фактически вели «реформаторы» разных мастей. В начале XX века это были большевики, мечтавшие о мировой революции, затем - коммунисты, стремившиеся «догнать и перегнать», потом «перестройщики» разгромившие и разграбившие страну под предлогом искоренения всего «советского - совкового». И никто из них не вспомнил, да и не хотел вспоминать в пылу революций и реформаций, что высшей ценностью для россиян была и остается сама Россия.
Специфика русского самосознания, объединяющего Россию в единую страну - цивилизацию, которому присущи примат духовного над материальным, коллективизм и вселенскость духа, использовалась « реформаторами - глобалистами» для последовательного отстранения народа от всех национальных интересов, йорм и традиций, лишь с целью достижения своих корпоративных устремлений».
Кроме того, представляется очевидным, что процессы глобализации, затрагивающие идентификационные архетипы всех без исключения государств мира, делают эту проблему еще более сложной. В этих условиях свое веское слово должны сказать российские философия и наука, в рамках которых должны сформироваться основные теоретические принципы, способные стать конкретными стратегическими ориентирами при проведении реальной политики. В современной российской глобалистике уже выработан один из таких ключевых принципов, который ни в коем случае нельзя недооценивать или относиться к нему с недостаточной серьезностью - судьба России такова, что она может либо существовать сильной, либо не существовать вообще.
Представляется целесообразным рассмотреть, каким образом данное понятие рефлексируется в современной российской науке. В последние годы к проблеме социальной и личностной идентичности начали обращаться российские социологи, психологи, социальные психологи, культурологи: В.А. Ядов, И.В. Антонова, Т.С. Баранова, Ю.Л. Качанов, B.C. Areев, А.К. Толмачева, Л.Г. Ионин и др. Стала выделяться в качестве самодостаточной области гуманитарного знания конфликтология (Кудрявцев В.Н., А.В.Дмитриев и др.); социология конфликта (А.Г. Здравомыслов и др.), этническая конфликтология (В.А. Авксентьев и др.). В этих дисциплинах проблеме идентичности в самых различных ее модификациях уделено существенное внимание.
Философия планетарного самосознания, разрабатывая теорию личностной и цивилизационной идентичности, рассматривает современный мир в качестве ансамбля локальных цивилизаций, способного создать на основе своего многообразия единую историческую перспективу для всей планеты. Она выступает против ения мира на расу господ и расу неприкасаемых, на «золотой миллиард» и бесправную, эксплуатируемую периферию. Мир един - таков ее основополагающий постулат.
В психологии «идентификация» (от позднелатинского identifico - отождествляю) означает процесс эмоционального и иного самоотождествления индивида с другим человеком, группой, образцом. Термин введен основоположником психоанализа 3. Фрейдом. В психоаналитической литературе в качестве моделей идентификации обычно фигурирует идентификация ребенка с родителем того или другого пола. Развитая американским психологом Э. Эриксоном психоаналитическая теория идентичности стала крупной ветвью дерева психоаналитического познания. Эриксон выдвинул психосоциальную теорию стадиального формирования «групповой идентичности» и, параллельно, «эгоидентичности» (8 стадий развития личности, каждая из которых имеет целью достижения того или иного социально-ценностного качества: доверия, автономии, инициативы и др.) Основным принципом развития Эриксон считает успешное решение возрастных личностных «кризисов идентичности», вызываемых несоответствием между социальными требованиями и психосоциальной зрелостью личности. Эриксон, таким образом, впервые выдвинул идею рассмотрения идентичности в двух аспектах: а) как процесса идентификации под влиянием социальной среды («групповой идентичности») и б) самоидентификации («эгоидентичности»).
В социальной психологии эта двойственность в толковании идентичности сохранилась. С одной стороны, идентичность рассматривается как свойство индивида оставаться самим собой в изменяющихся социальных ситуациях, как результат осознания индивидом самого себя в качестве человеческой личности, отличающейся от других. А с другой стороны, идентификация понимается как «процесс отождествления индивида с тем или иным объектом, человеком или группой, происходящий на основе усвоения присущих им свойств, стандартов, ценностей, социальных установок и ролей».
В социологии А. Гоуднер стал выделять социальную идентификацию латентную (скрытую) и явную. К латентной идентификации относят аспекты идентификации членов социальной группы, связанные с их принадлежностью к различным социальным категориям (демографическим, этническим, религиозным и др.), которые официально рассматриваются как несущественные для данной группы, но, тем не менее, влияющие на отношения между членами группы. К явной - идентификацию членов группы или организации, которая рассматривается как значимая для данной группы, организации и которая предписывается организационными правилами и нормами группы. При этом сохраняется и социально-психологический подход в социологии. Так, идентификацию политическую рассматривают в качестве процесса, в ходе которого индивид причисляет себя к определенной группе, цели и интересы которой воспринимаются им как свои собственные, а идентификацию этническую как процесс осознания индивидом своей принадлежности к этнической группе, проявляющейся в его собственной концепции «Я» в отношениях с другими.
Для теории и практики социального управления российские социологи разработали специальные матрицы математического расчета идентичности и не идентичности социальных систем. А.А. Давыдов и А.Н. Чураков предложили принять исходной единицей системного расстояния между социальными системами (сокращенное от не идентичности), который равен 1% значения индекса не идентичности, а также кратные и дольные единицы неина: гектонеин, деканеин, децинеин, сантенеин и т.п. Если измерить индеке идентичности между социальными системами в разные периоды времени, то можно ответить на вопрос: с течением времени увеличивается, уменьшается или остается неизменной идентичность между ними? Исследователи пришли к выводу, что «причинами идентичности могут быть одинаковые социальные и (или) географические условия существования систем; близкие генетические, психологические и другие свойства людей из сравниваемых систем; действие общесистемных законов строения, функционирования и развития; одинаковая стадия жизненного цикла и т.д., а также взаимодействие данных причин». При этом следует отметить, что идентичность рассматривается в качестве сложного социального явления, характеризующегося как «объективными» общесистемными законами, географическими и др. условиями, описываемые наукой и философией в фундаментальном (формальном) сознании, так и «субъективными» психологическими, социологическими, социально-психологическими и др. характеристиками.
Этническая конфликтология делает следующий шаг вперед в разработке структуры идентификации участников этнического конфликта. В.А. Авксентьев считает, что среди участников этнического конфликта выделяются открытые, активные действующие лица конфликта (к их числу обычно относится лишь часть этнической группы, прежде всего, ее политическая элита), а также «вторичные участники конфликта» - большая часть этноса, которая вовлекается в него через опосредующие звенья. Кроме субъектов - носителей конфликта, в качестве его участников В.А. Авксентьев предлагает идентифицировать инициаторов, подстрекателей, пособников и посредников этнического конфликта. Здесь явно прослеживается потребность этноконфликтологов в оперировании моделями формального (первичного) и массового (вторичного) сознания, а также моделями внешних по отношению к участникам конфликта факторов - направленности действий (подстрекателей, пособников и посредников конфликта).
Одновременно этносоциологи очень остро поставили вопрос о необходимости учета динамики национального самосознания россиян в этнополитических процессах, о способах осмысления национальной принадлежности, об особенностях и функциях диаспоры как устойчивой совокупности людей единого этнического происхождения, живущего в иноэтническом окружении за пределами своей исторической общности (Здравомыслов А.Г., Тощенко Ж.Т., Чактыкова Т.И.).
Дальнейшее развитие социологии, этносоциологии, этноконфликтоло- гии в России характеризуется ослаблением внимания к проблеме социальной идентичности. Лишь в 2000г. в научных журналах и сборниках вновь обострился интерес к ней. «Патриархи» российской этносоциологии Ю.В. Арутюнян и Л.М. Дробижева, анализируя пройденное и новые горизонты, делают дальнейший шаг в развитии этой науки, рассматривают идентичность как комплексный фактор национального возрождения. Опыт этносоциологических исследований в предперестроечное десятилетие и в 90-е годы позволил предположить, что социальным разграничителем могут становиться политические представления - маркеры, вокруг которых концентрируется этническая солидарность, более массовая и мощная, чем та, которая обеспечивается культурными символами. Рассматривая идентичность русских, Л.Д. Гудков показал нарастание депрессивных состояний у русских в связи с распадом СССР, чувством исторического поражения. Однако исследования 1994, 1997, 1998 годов показали, что «при растущем этническом негативизме, прежде всего к выходцам с Кавказа, радикальный национализм не получил распространения, но готовность к этнической мобилизации даже в радикальных вариантах стала существенной». Идентификатор солидарности вырос с 20% до 39-44%, а этнозащитные настроения наблюдались у 70% респондентов. Ю.В. Арутюнян и JI.M. Дробижева подчеркивают важность итогового показателя формирования комплексной направленности в ориентации русских: «Как выразится травмированное самосознание русских, будет ли это аналитичность, настроения отмщения, поиски врага или интенсивная деятельность по новому самовыражению и сохранению материального и духовного потенциала? От каких обстоятельств зависит конкретная тенденция?».
В данном случае, в трактовке идентичности появляется принципиально новый аспект. Она стала рассматриваться не только как итоговый показатель прошлого развития субъекта, но и как индикатор определенной социальной направленности в будущее, т.е. как предповеденческая структура, определяющая действия, а, следовательно, как структурный элемент самосознания. Об этом свидетельствуют и некоторые другие публикации в центральной прессе и в периферийных научных сборниках, где идентичность рассматривается в качестве не только фактора стабильности, но и конфликтогенности.
Подводя итог краткому анализу изучения идентичности в различных гуманитарных науках, можно прийти к выводу, что каждая из них выделяет какой-то один основной (для нее) аспект и акцентирует на нем все свое внимание. В одних случаях идентичность рассматривается как состояние сознания, в других - как структура - процесс. Одни исследователи учитывают отражение этого процесса в формальном (фундаментальном) сознании, другие - только в массовом. Заостряясь на идентичности, многие упускают самоидентификацию. Иные не видят значения социальной ориентированности, направленности этого процесса. И почти никто из исследователей не рассматривает проблему идентичности в контексте современных глобализационных процессов.,
Самым главным итогом этапа накопления российской гуманитарной наукой эмпирических (в первую очередь) знаний об идентичности явилось понимание того, что весь комплекс проблем, связанных с этим сложным явлением, не могут решить отдельно ни психология, характеризуя его как личностную идентичность, ни социология, представляя его как идентичность социальную, ни другие частные науки. Здесь необходим философский подход, а, следовательно, проблеме идентичности надо придать статус научно- философской проблемы глобалистики. Для этого, во-первых, необходимо соединить возможности научного знания и философского самосознания, а также выделить то новое, что дает их синтез. Гуманитарная наука анализирует глубину этого явления, «расчленяет» его по индивидуально-временной оси (трансверсально) вплоть до описанных выше неинов, гектонеинов, деканеинов и т.д. и индексов солидарности. Философия обобщает его на каждом коллективно-пространственном (ситуационном) уровне: экзистенциальном (обыденно-философском, личностном), социально-идеологическом (социологическом), конкретно-научном (уровне самосознания науки), философско - методологическом и художественно-образном. И тогда оказывается, что на каждом из уровней явление приобретает собственное научное значение и собственные философские функции.
На пересечении индивидуально-временной вертикали (науки) и коллективно-пространственной горизонтали (философии) образуется контину - умный видеоряд целостностей, появляющихся в собственном значении как сравнительное интеллектуальное сопоставление событий, а в собственных функциях - как интуитивная и морально-этическая готовность к действию (латентная или открытая). Собственное значение есть «величина», характеризующая идентичность как структуру-состояние. А собственные функции импульсивно проявляются в различных пространственно-временных ситуациях как структура-процесс, как идентификация. Следовательно, идентичность как структуру-состояние необходимо анализировать в качестве содержания, т.е. диалектически, в единстве и гармонии главных противоречий. А идентификацию как структуру - процесс необходимо анализировать триалектически, в единстве главных функций: внутренних, внешних и метавнешних.
Во-вторых, придать проблеме идентичности статус глобальной научно-философской проблемы означает рассмотреть ее через призму всеобщности. С одной стороны, речь идет о том, чтобы идентичность как возникающий на пересечении индивидуально-временной (трансверсальной) вертикали и коллективно-пространственной (ситуационной) горизонтали континуумный видеоряд отвечал условиям выживания человечества как рода. С другой стороны, наличие глобальных проблем радикально меняет традиционные механизмы социальной самоидентификации. Речь идет о новой нравственной культуре, сочетающей эмоциональное сравнительное сопоставление событий во времени и пространстве - эмоциональную интуицию с моральной готовностью действовать.
Новая нравственная культура, по мнению JI.B. Скворцова, опирается на два основания: эмоциональную интуицию и алгебру моральных отношений. «Эмоциональная интуиция - пишет JI.B. Скворцов, - это сформированная способность человека воспринимать всякий поступок, всякое действие через призму всеобщности... Это реальное связующее звено индивидуального и социального».
Именно благодаря эмоциональной интуиции человек относит себя сразу к целому ансамблю образов видеоряда, являющихся в его представлении наиболее жизненно способными. Общество через видеоряд дает человеку альтернативные варианты для выбора в виде виртуальных (мысленно возможных и интуитивных) моделей, например, престиж профессий, социальный статус деятельности, Добро и Зло, Ад и Рай, этнический менталитет и т.п. При этом глобальная информационная культура, в связи с обилием информации и ее доступностью, радикально меняет трансверсальные и ситуационные параметры контину умного видеоряда, уравнивая их смысл, упрощая их до уровня одинаковых альтернатив в обществе «равных возможностей». В свою очередь, каждый субъект по-разному эмоционально воспринимает и осуществляет информационный выбор моделей видеоряда, интуитивно улавливает их мифичность или жизнеспособность, возвращая их реальные смыслы, идентифицирует себя с ними, сопоставляет их со своими возможностями.
Сам процесс классификации в данном случае приобретает громадное значение для формирования культуры самосознания субъекта, хотя и зависит от него. Дело в том, что в классификации среды как наличествующего состояния бытия субъект не волен, ибо она ситуационна, коллективно - пространственна, уже сложившаяся в прошлом и требующая вмешательства или, наоборот, сознательного невмешательства (табу), т.е. объективна. А в классификации процесса самоидентификации как готовности действовать субъект проявляет ответственную свободу, может отнести разные функции (метавнешние, внешние, внутренние) к разной очередности действия, приоритетности. И все это синтезируется в социальном подсознании, на основе эмоциональной интуиции, воспринимающей всякое действие через призму всеобщности.
В третьих, глобальная информационная культура требует коренного изменения приоритетов. В отличие от диалектической трактовки дихотомии внутреннего и внешнего, где на первое место в «текучем» времени выдвигаются внутренние условия развития, информационная культура расставляет приоритеты в триаде: внутреннее - внешнее - метавнешнее в обратном порядке. Действительно, приоритеты глобальных противоречий часто выступают в качестве научно-нравственных императивов современности: экологического, ресурсосберегающего, антиядерного, антивоенного и т.п. Восприятие индивидуальным сознанием универсального содержания этих императивов зависит от самоидентификации, от культуры самосознания общества.
Усиление регламентирующей роли культуры самосознания связано с изменением основной формулы нравственного удовлетворения. Прежняя формула выражена в двух понятиях: преступлении и наказании. И нравственный, и уголовный преступник подпадали под эту формулу. Более эффективная формула связана с моральной алгеброй (JI.B. Скворцов). В ее основе лежит принцип рекомпенсации: необходимо исправить ущерб, который был нанесен. Это один из путей формирования ответственной свободы в метавнешнем, внешнем и внутреннем аспектах. Это исключительно важно для конфликтологии, поскольку способы и размеры компенсации ущерба можно определить только путём компромисса. Составляя информационную модель конфликта, эксперты исходят из того, что в первую очередь должен быть возмещен ущерб, нанесенный Человеком Природе (глобальные экологические проблемы), затем ущерб, нанесенный Человеком Человеку (глобальные социальные проблемы и первейшая из них - сокращение поляризации на планете между бедными и богатыми странами, людьми и др.). Затем - внутренний моральный ущерб (интерсубъективные оценки и др.). Из этого следует, что самой приоритетной идентификацией является метавнешняя (глобальная), затем внешняя - цивилизационная, затем внутренняя - личностная.
В связи с этим, становится очевидно, что либеральная модель, навязываемая миру Западом при помощи модернизации и вестернизации, не удовлетворяет глубинным потребностям современной ситуации. Как известно, либеральная модель предполагает приоритет интересов субъекта, личности. Каждый прагматически стремится к максимальному выигрышу в жизненной гонке, используя любые средства. В итоге проигрывают все. В гипертрофированном виде эта либеральная модель представлена в концепции глобальной войны против терроризма, объявленной президентом США Дж. Бушем. Став в позицию обиженных, стремясь поставить во главу угла возмещение своего морального ущерба, США под этим предлогом усиливают глобальное военное присутствие, присваивают себе право быть всемирным судьей, что в конечном итоге и представляет из себя глобализацию латентного государственного терроризма самих США.
Сегодня уже можно утверждать, что в России либеральная парадигма не прижилась, несмотря на старания реформаторов разных мастей. Российская идентичность в глобальном аспекте связана с приоритетом психологии ТОПОСА (ориентация на освоение пространства для нового цивилизационного строительства), а не ЛОКУСА (ориентации на обустройство собственного Дома). Это имеет свои недостатки и достоинства. Но именно поэтому российская цивилизационная идентичность ближе к требованиям современной глобальной культуры, чем любая другая.
В четвертых, синтезное мышление требует исходить при анализе идентичности-идентификации из единства диалектического (содержательного) и триалектического (функционального) подходов, т.е. на основе диалектико-триалектической (социосинергетической) парадигмы.
Все эти теоретические построения лишь подтверждают тот факт, что противоречия российской цивилизационной идентичности лежат не только во внутренних процессах самоидентификации, но и во внешних и метавнешних. При этом четко обнаруживается уже отмеченная нами искусственная подмена внешних факторов идентичности (сотрудничество и двусторонние связи России с другими странами и международными организациями) факторами метавнешними. Такая подмена отмечается многими исследователями и она дает им право квалифицировать глобализацию не только как объективный процесс, но и как хорошо продуманный, целенаправленный, с умыслом запущенный и умело осуществляемый проект переустройства мира в интересах узкой группы лиц - «новой глобальной элиты», а также конкретного государства - США.
Как полагают некоторые исследователи, такая подмена внешнего фактора - американского космополитизма, метавнешним фактором - естественно-исторической обусловленностью превращения США в глобальную державу, производится самой правящей элитой США. Так, B.C. Васильев в статье «Диалектика физических и метафизических основ современной глобализации» излагает следующую, на наш взгляд, достаточно убедительную точку зрения. Он считает, что трансформация американского космополитизма глобальные Соединенные Штаты является естественной формой идейно- идеологической экспансии США, которая была симметрично дополнена политической и экономической экспансией Америки. Для самих США ситуация выглядела таким образом, что в период после второй мировой войны их глобальной экспансии препятствовала мировая система социализма во главе с СССР. Когда, после длительного противостояния, это препятствие было устранено, то США просто продолжили усиление своего влияния уже в глобальных масштабах, рассматривая СССР и его ближайших союзников как очередной преодоленный барьер на пути реализации идеи «божественного предначертания», под знаком которого всегда, практически с самого момента своего существования, и развивались США.
Следует иметь в виду, что все разговоры об окончании «холодной войны», особенно циркулирующие в России, с аналитической точки зрения представляют собой не более чем разновидность дешевой и малопонятной (на уровне психотропного зомбирования) пропаганды. В период после второй мировой войны США создали для ведения «холодной войны» огромную военно-политическую машину, включавшую в себя систему военно - политических союзов, центральным из которых являлся НАТО, систему военных баз, разбросанных по всему миру, огромный пропагандистский аппарат, представленный пресловутыми радиостанциями «Голос Америки» и «Свобода» и многими другими атрибутами и структурами, начиная от ЦРУ и кончая АНБ (Агентством национальной безопасности). Даже поверхностный анализ приведенного списка говорит о том, что США не демонтировали ни одного из выше перечисленных институциональных атрибутов «холодной войны», доказавших свою эффективность в победе американского «оружия» над своими противниками.
Но, возможно, самым важным является тот момент, что в правовом государстве, за образец которого нередко принимают США, «холодная война» получила формально правовой статус и обоснование на основе принятого в июле 1947 г. знаменитого Закона о национальной безопасности. Именно в развитие этого законодательства в США было создано мощное Министерство обороны, Комитет начальников штабов (КНШ) - высшее военное руководство США, ЦРУ и Совет национальной безопасности (СНБ) США. После 1991г., с правовой точки зрения, «холодную войну» в США никто «не отменял», и поэтому «глобализация» вполне может трактоваться американскими правоведами просто как изменение стратегии и тактики американской политики утверждения гегемонии США в планетарных масштабах.
В развитие этой политики, 23 октября 2002 г. президент США Дж. Буш подписал Закон о российской демократии («Russian Democracy Act of 2002»). Закон начинается с преамбулы, в которой Конгресс дал свою оценку развитию политической и экономической ситуации в России после распада СССР. Следует подчеркнуть, что тон и содержание преамбулы не оставляют никакого сомнения в том, кто в конечном итоге является верховным арбитром в проставлении «удов» и «неудов» в отношении России в глобализирующемся мире, перед кем должны отчитываться российские руководители за проводимую ими политику. В частности, в преамбуле говорится, что с 1991г. международное сообщество посредством двухсторонних и многосторонних программ технического сотрудничества помогает России, но главную роль при этом играют США, которые посредством своих государственных и частных программ «обеспечили доступ и подготовку к использованию Интернета, обучили в самих США примерно 40 тысяч российских граждан и инициировали создание 65 тысяч неправительственных организаций, тысяч независимых средств массовой информации, несмотря на государственную им оппозицию, и многочисленных политических партий». Все эти усилия принесли зримые и ощутимые плоды, «внеся свой вклад в значительно более свободные и справедливые парламентские выборы 1995 и 1999 гг.»
Дальнейшие положения текста законодательства о новой демократии, содержащие рекомендации в отношении конкретных действий по реализации этой стратегии, по сути, содержат повтор уже приведенных положений, смысл которых может быть обобщен, как «Правильной дорогой идем, господа!» и представляет собой выражение поддержки демократических институтов, рыночной экономики и т. п. в предвидении дальнейшей интеграции России в сообщество «западных наций». Однако самые последние ы законодательства содержат конкретные указания президенту США, который должен дать директивы государственным органам и частным структурам США по реализации этой стратегии с тем, чтобы они:
- работали с правительством Российской федерации, Думой и представителями правовой сферы Российской Федерации с целью оказания содействия в реализации пересмотренного и улучшенного варианта Уголовно - процессуального кодекса и других законов, утверждении верховенства закона, повышении значения независимых средств массовой информации, включая создание «Американских центров» и факультетов общественной политики в российских университетах;
- создавали гражданские образовательные программы, относящиеся к демократии, общественной политике, и способствовали реализации программ сотрудничества с университетами Соединенных Штатов для изучения определенных курсов в образовательных центрах при российских университетах через выделенные линии Интернета;
- поддерживали программы региональных инициатив, в рамках которых оказывается целенаправленная помощь тем регионам Российской Федерации, которые продемонстрировали приверженность реформам, демократии и верховенству закона и которые продвигают концепцию таких программ в качестве модели для всех регионов Российской Федерации.
Особым пунктом выделены президентские директивы для радиостанций «Свободная Европа», «Свобода» и «Голос Америки», которым предписано «использовать новую и инновационную технику в сотрудничестве с местными независимыми средствами массовой информации и использовать местные языки там, где это возможно, для распространения в пределах Российской Федерации информации, относящейся к демократии, свободной рыночной экономике, верховенству закона и обеспечению прав человека».
Эту программу - в зависимости от политико-идеологических предпочтений - можно трактовать и как открытым текстом законодательно закрепленную стратегию развала и расчленения Российской Федерации на ряд «независимых государств», и как мирную трансформацию Российской Федерации в «Соединенные Штаты России».
Такая деформация в сфере информационной международной политики, выражающаяся в подмене метавнешними факторами внешних, направлена на манипулирование общественными настроениями, общественной психологией, и что самое печальное, это манипулирование осуществляется нашими же российскими ангажированными средствами массовой информации, которые уже впору переименовать в «средства массовой манипуляции».
Известный отечественный ученый и философ Н.Н. Моисеев усматривал в процессах активно осуществляемой гомогенизации «человеческого материала» и культуры постепенное утверждение «режима нового тоталитаризма», «в котором зомбированное пятимиллиардное население бедных стран будет обеспечивать демократическое и экологическое благополучие «золотого миллиарда». Действительно, вследствие направленных глобализационных усилий совершенно четко вырисовывается реальность новой мировой империи, с единым центром управления, с ением государств по разным «мирам», с жестким и достаточно непроницаемым делением населения (в масштабе отдельных стран и всего мира в целом) на элиту и массу, на золотой миллиард метрополии и колониальную периферию.
В настоящее время реальные результаты глобализации и разочарование в ней, ощущение ее исчерпанности при использовании прежних средств и прежней идеологии вынуждают к пересмотру ее приоритетов даже тех, кто стоял у истоков формирования ее стратегии. Но, на наш взгляд, речь идет не возвращении к идее подлинного единства человечества, означающего не гомогенизацию и унификацию, а реализацию синтеза культур в единую человеческую культуру, но лишь о поиске более эффективной стратегии, когда множественность «точек опоры» могла бы обеспечивать реальную устойчивость здания культуры и здания мира как основ сохранения укрепляемого нового мирового порядка.
Осмысливая сложившуюся ситуацию, когда, оказывается невозможно найти новые средства при сохранении прежних целей, исследователи все чаще говорят уже о пост глобализации, задаваясь вопросом: «Не исчерпан ли этот процесс и что будет представлять собой пост глобализация?». Наступление этапа пост глобализационного развития М.А. Чешков связывает с кризисом самой идеи глобальной общности человечества; признаки кризиса идеологии и практики глобализации, приводящей к избыточности разнообразия при предельности социальной организации, указывают на то, пишет он, что «мы имеем дело с чем-то большим, чем кризис, а именно - с фундаментальным сбоем универсальной эволюции, сбоем, угрожающим бытию человечества как целого». Это не просто кризис, утверждает М.А. Чешков, но антропологический мегакризис. Хотя многие исследователи считают нынешний кризис не цивилизационным, но лишь управленческим - кризисом традиционной модели регулирования всех аспектов жизни современного общества, однако велико и число тех, кто резко критикует связанные с глобализацией так называемые программы структурной адаптации отдельных стран к общему процессу. Критикуется и неолиберальный характер глобализма как экономической доктрины, провоцирующей угрозу экономического распада, роста терроризма, усиления коррупции. В Программе развития ООН на 1999 г. даже по необходимости проводится идея о «глобализации с человеческим лицом».
О признаках кризиса идеологии глобализации пишут в той или иной мере многие западные авторы, включая Дж. Сороса. Признаки цивилизационного кризиса, в значительной степени спровоцированные практикой глобализации, усиливаются тем, что культурные аспекты жизни человечества оказываются целиком подчинены экономическим и политическим целям, можно сказать, что культура обслуживает не только внешние по отношению к ней, но и прямо чуждые, враждебные ей задачи. Это с необходимостью вытекает из целей глобализации и избранных для их реализации методов и способов. Как глобализация, так и ее кризис имеют определенное культурное измерение, выражающееся в большей степени отрицательными величинами.
По данным ЮНЕСКО, импорт «культурных товаров» с 1980 по 1998 гг. возрос с 48 миллиардов долларов до 214 миллиардов долларов, то есть налицо интенсификация культурных объемов и усиление взаимодействия различных культур. Одновременно наблюдается и резко отрицательная тенденция: необычайно сильное распространение массовой поп-культуры, как правило, весьма примитивного уровня, которая разрушает культурные национальные традиции народов и посредством «глобализации», или «интернационализации», способствует созданию униформистской глобальной культуры, с ее заниженными образцами эстетического опыта и художественного вкуса. Прежде всего, это относится к распространению американской массовой культуры, которая проникает во все уголки мира. Например, в телевизионной культуре доминирует американская продукция. Уже в 1983 г. 77 % импорта ТВ - программ в Латинской Америке и 40-50% соответственно в Африке и Западной Европе исходило от США. В России эти показатели значительно выше. Доля рынка фильмов, произведенных в США, выросла с 56 % в 1985 г. до 76 % в 1995. Доля рынка национального кинематографа постоянно уменьшается. Так, в 1995 г. в московских кинотеатрах американские фильмы явно доминировали, составляя 73 % всех сеансов; при этом на российские фильмы приходилось 8% и 9% - на европейские фильмы. Отмечается, что «отечественное кинопроизводство в кризисе, кинотеатры влачат жалкое существование».
В России отмечается совершенно неудовлетворительное состояние около 80% памятников истории и культуры. С 1996 по 1998 гг. было безвозвратно утрачено, по меньшей мере, около трехсот памятников истории и культуры народов России. Под реальной угрозой утраты находятся сотни других объектов культурного наследия. Под негативным воздействием экологических факторов в 1998 г. в России находилось около 19 тысяч памятников истории и культуры, в том числе под воздействием факторов естественного происхождения более 6 тысяч, а факторов антропогенного происхождения - около 13 тысяч объектов. В 1998 г. произошла полная утрата 126 памятников, что составляет 12% общего числа утраченных памятников за краткий период наблюдений.
В плачевном состоянии находятся памятники археологии. В 1998 г. гидротехническим строительством разрушено 213 памятников, распашкой - 185 памятников, промышленным и гражданским строительством уничтожено 258 памятников; всего за этот год утрачено более 850 памятников археологии.
В 1998 г. в России 2167 памятников археологии (кроме утраченных) подвергаются негативному воздействию окружающей среды. Антропогенному воздействию подвергаются 32912 памятников. Наибольшее количество памятников уничтожается в результате распашки - 26913 памятников. В результате гидротехнического строительства и деятельности гидроузлов разрушается 1996 памятников. Прямому физическому воздействию подверглось 929 памятников археологии.
Отрицательное экологическое воздействие испытывают музеи - заповедники (их 90 в России): загрязнение воздушного бассейна - в 72% случаев, загрязнение водных объектов - в 68%, подтопление территории - в 64%, деградация растительного покрова - в 56%.
Теряют свое былое эстетическое и культурное значение охраняемые объекты ландшафтной архитектуры, вследствие экспансии дачной застройки «новыми русскими».
Таким образом, очевидно, что стремление к глобализации, к созданию некой универсальной общемировой культуры, в основе которой лежит не конструктивный диалог между различными культурными формами, а их унификация, сведение к единому стандарту, приводит в конечном итоге кризису национальных культур.
Цивилизационный подход в целом отрицает возможность и необходимость глобализации. Один из представителей этого подхода известный русский ученый Н.Я. Данилевский еще в середине XIX века на основе сравнительно-исторического анализа культур пришел к выводу, что нельзя вообще говорить об универсальности культуры и, в частности, считать таковой культуру Запада. Данилевский считал каждую культуру отдельным живым организмом, со своей историей и своей системой представлений. Он дал отрицательный ответ относительно единства человечества и возможности единой общечеловеческой культуры. Единства нет, утверждал он, как нет и едино направленного процесса культурного развития. Поэтому корректнее ставить вопрос о сочетании обще человеческого и индивидуального в каждой культуре.
Такого же мнения придерживался и J1.H. Гумилев, разработавший в свое время концепцию этносов и ритмов изменения их пассионарности. Он писал, что каждый этнос является результатом приспособления социальной общности к конкретным условиям природной среды, условий жизни, окружения. С позиции геоорганического детерминизма он отрицательно ответил на вопрос, может ли человечество стать единым в смысле принятия единой культуры и образа жизни, т. е. по существу влиться в один гигантский суперэтнос, где будут торжествовать общечеловеческие ценности. Гумилев полагал, что пока существует различие в ландшафтах, требующих разных форм приспособления, пока, следовательно, существуют разные этносы с разным уровнем пассионарного напряжения, подобное слияние маловероятно, а возможность торжества общечеловеческих ценностей - очередная утопия. Если и произойдет нечто похожее на подобное слияние, то восторжествуют при этом не общечеловеческие ценности, а этническая доминанта какого-то одного конкретного суперэтноса, при этом остальные этносы будут угнетены и подавлены. (Фактически, разворачивание подобного процесса мы и видим в случае с американизацией культуры). Общечеловеческая культура, полагал
Гумилев, одинаковая для всех народов, невозможна. Человек выжил на Земле благодаря именно различию культур, которое обеспечивало разнообразие форм приспособления к условиям мира, его пластичность.
В этой связи следует отметить, что стратегия реформ в России с самого начала игнорировала специфику российской культуры и ментальности. Катастрофические результаты этой стратегии свидетельствуют о том, что инициаторы грандиозных перемен не потрудились связать свои замыслы с закономерностями глобальных процессов и особенностями цивилизационного развития России. В процессе реформирования был нарушен главный код локальной цивилизации: динамическое равновесие Преемственности, Целостности и Целесообразности.
С полным основанием можно согласится с А. Солженицыным, который утверждает, что «в результате ельцинской эры разгромлены все основные направления государственной, народнохозяйственной, культурной и нравственной жизни». По мнению американского советолога, профессора С. Коэна, «современная Россия - это страна, в которой 75% населения обнищали или близки к обнищанию, где сирот больше, чем после второй мировой войны... это нищее государство, которому грозят голод, холод и разруха... мы должны говорить о беспрецедентном итоге: о буквальной демодернизации страны».
Деструктивную роль при этом сыграли теоретические изыски доморощенных идеологов нового преобразования России. Нельзя недооценивать, сбрасывать со счета и влияние насаждающихся, некритически заимствованных с Запада концепций. Официальной или полуофициальной теоретической мыслью в общественное сознание настойчиво внедрялись две идеи. Во - первых, идея о том, что все прошлое (главным образом, советское прошлое) должно быть отринуто без всякого сожаления, ибо оно, мол, порочно от начала и до конца. Во-вторых, идея рынка, который изображался как единственный путь выхода из кризисного состояния.
Судьба России как субмировой, субпланетной цивилизации - это своеобразный тест, проверка способности человечества организовать жизнедеятельность в новых условиях глобально-информационной культуры. Если выживет Россия со своим «большим пространством» и «большим временем», то выживет и все человечество. Проблема цивилизационной идентичности России вырастает в проблему альтернативных перспектив развития жизни на Земле.
Современная российская Глобалистика, основываясь на синтезном мышлении, пытается соединить особенности российской цивилизации с закономерностями глобальных процессов, и называет такой подход глобально - цивилизационным. Этот подход имеет глубокие традиции в русской философии. У истоков российской глобалистики стоят фигуры: основоположника русского космизма Н.Ф. Федорова, его последователей К.Э. Циолковского и A.JI. Чижевского, великого естествоиспытателя и философа В.И. Вернадского, певца российской духовности B.C. Соловьева. Глобально-цивилизационный подход находит свое отражение и в трудах наших современников: создателя концепции универсального эволюционизма Н.Н. Моисеева, разработчика проблем глобальной информационной культуры и принципов цивилизационного развития Л.В. Скворцова, теоретика социологического знания Ж.Т. Тощенко и др. Разрабатывает проблемы глобалистики и философия планетарного самосознания, создающая концепцию метарефлексии как социально-психологической основы метаобразования.
Таким образом, именно разнообразие культур, обеспечивающее симбиоз общечеловеческого и индивидуального в каждой культуре, является непременным условием дальнейшего развития общества, эволюционного иммунитета человечества. В этой связи следует отметить то доминантное положение философии культуры, которое гласит, что культура призвана составлять общий социальный контекст, ткань смысла, с которым может себя соотносить каждый отдельный человек. Культура - это тонкая сеть индивидуальных и коллективных историй. Именно поэтому она должна сделать возможным интегрирование фактов индивидуального бытия в персональную биографию национальных культур. Эти последние, в свою очередь, в процессе глобализации постепенно вплетают свое специфическое содержание в общую ткань всей мировой культуры в целом, внутри которой различия между ними должны сохраниться в такой степени, чтобы можно было говорить о единстве многообразия, а не об унификации мирового культурного целого.
АВТОР: Зима Н.А.