Разрушение советской идентичности и основ советского патриотизма

В основе многих парадоксов современной социокультурной ситуации в России лежит фундаментальная причина: утрата Советским Союзом самого себя, а советскими людьми и советским обществом - своей общекультурной, личностной и гражданской идентичности. Вместе с изменением всей системы духовных и социальных ценностей существенные трансформации претерпел и патриотизм как социокультурная ценность. В этой связи правомерно поставить вопрос о том, в какой степени существует возможность построения новых моделей консолидации в российском социуме и какова роль патриотизма в этом процессе.

Для решения названной проблемы необходимо осмысление исторического опыта формирования советского патриотизма. Выявление сущности патриотизма советского человека и анализ его трансформаций и искажений целесообразно провести в контексте философско-антропологического подхода.

Антропологический подход опирается на анализ конкретных форм существования объекта, которые являются эмпирическими границами мышления. В стремлении к построению целостной теории человека философская антропология действует по образцу объективистской программы, цель которой - уложить многообразие исторических представлений в идеально-типические. Вопрос о том, что такое человек, понимается в целом как вопрос о его системе ценностей.

В последнее время распространение получили и критические высказывания о том, что советский патриотизм - это лишь миф, некий искусственный идеологический эрзац, не имевший реальных корней в менталитете, как русского, так и других народов СССР. Известна, например, позиция А. Солженицына, полагающего, что в те годы людей просто «одуривали новоизобретенным без национальным советским патриотизмом». Некоторые авторы приходят к выводу, что официальная идеология в 1930-е годы была внутренне слабой, утратившей психологическую достоверность и нравственные принципы. При этом наиболее значимыми новыми ее чертами называются «опора на государственный национализм и коррумпирование интеллигенции». Еще более жестко высказывается немецкий исследователь В. Райх, который проводил прямую аналогию советского патриотизма с фашистской идеологией и приходил к выводу, что присущие ему чувства не имели ничего общего с естественной любовью к родной стране, стали предметом «политического шакальства власти». После крушения революционного энтузиазма, считает В.Райх, «советский патриотизм» был необходим для борьбы с «языческим патриотизмом», - т.е. его традиционно-национальными формами.

Согласно другому подходу к проблеме, советский патриотизм не являлся искусственным пропагандистским фантомом, лишенным реальных корней в сердцах и душах советских людей и должен рассматриваться как сложный социально-духовный феномен. Он не может быть сведен только к некоей казенной оболочке, и наряду с негативными чертами обладал определенной позитивной созидательной энергией, в значительной мере стимулировавшей творчество и поступки советских людей, в том числе интеллигенции.

Одним из философских течений, объясняющих процесс формирования личности и ее духовного мира, является социоцентризм. Применительно к исследуемой проблеме, это означает жесткую причинно-следственную связь между развитием общества и формированием патриотизма.

Действительно, влияние сложных взаимосвязанных и взаимообусловленных процессов, происходящих в социуме, на генезис культуры патриотизма огромно. Почти каждый из составных элементов патриотизма в большей или меньшей степени имеет социокультурную детерминанту. Даже родоплемениой патриотизм древних людей основывается на общении, взаимодействии. Еще более значимо влияние социума на любовь к обычаям, традициям, культуре своего народа, на готовность защищать свой народ и свое отечество от врагов. Особого рассмотрения требует вопрос трансформации обще объединительной идеи суперэтноса или государства.

Начало традиции толкования патриотизма с социоцентрстских позиций относится в российской науке к началу XX века. В энциклопедическом словаре «Гранат» статьи, посвященной патриотизму, вообще нет. Зато в статьях «гражданин» и «национальный вопрос» преобладает социальное толкование патриотизма. Например, указывается, что интерес гражданина к государственным делам и понимание связи между личным и общим благом является предпосылкой «внутренней психической связи между гражданином и государством». На этой почве вырастает гражданский патриотизм, «достигающий порой очень высокого напряжения, который основан на сознании, что родина представляет гражданину наиболее высокие блага свободы и общественной справедливости».

Еще больший акцент на социоцентрические факторы формирования патриотизма делался в энциклопедиях и словарях советского периода. Так, например, в Большой Советской Энциклопедии указывается, что «в классовом обществе содержание патриотизма становится классовым, ибо каждый класс выражает свое отношение к отечеству через присущие ему специфические интересы. В условиях развития капитализма, формирования наций, образование национальных государств, патриотизм становится неотъемлемой составной частью общественного осознания». Носителем нового социально ориентированного мировоззрения являлась российская интеллигенция. Известный славист В. Страда отмечает, что в России сложилось три составляющих слова «интеллигенция» - обладатели специального знания; носители глобального критического воззрения, в частности, замкнутая корпорация, носительница абсолютно радикальных или революционных ценностей; образованный слой.

Наиболее подробно и последовательно изложил взгляды российских марксистов на патриотизм Г.Плеханов. В работе «Патриотизм и социализм» он справедливо отмечает, что капитализм «по самому характеру своему стремится выйти за пределы всякого данного «отечества» и проникнуть в каждую страну, захватываемую международным обменом...».

В условиях интернационализации, космополитичности мировой буржуазии принципиальным и последовательным борцам за экономическое освобождение пролетариата ничего иного не оставалось, как добиваться международной солидарности угнетенных. Вместе с тем, необходимо отметить, что понимание патриотизма Плехановым гораздо более ограничено, чем, например, у В.Соловьева, Г. Федотова, Ф. Достоевского. Совершенно ясно и определенно патриотизм, в понимании Г. Плеханова, не выходит за пределы национализма. По его мнению, необходимым психологическим условием любви к своему отечеству является «...неуважение к правам чужих отечеств». Если же Г. Плеханов и использует термин «страна», то снова относится к интересам государств с утилитарной точки зрения, совершенно не свойственной российским либеральным и религиозным философам. «Идея отечества, - пишет Плеханов, связывает людей одной страны теснейшими узами солидарности во всем, что касается интересов этой страны в их противоположности с интересами других стран». Столь решительное отвержение патриотической идеи оправдывается не только тем, что патриотизм не свойственен международной буржуазии, но и новой мессианской идеей о всемирном освобождении пролетариата: «если революционный пролетариат в самом деле должен «освободить все воли», то уже по одному этому он должен подняться выше идеи отечества».

Г. Плеханов допускает совместимость социалистического интернационализма с «самой неутомимой работой на благородной страны; но он совершенно несовместим с готовностью поддерживать родную страну там, где ее интересы приходят в противоречие с интересами революционного человечества». Отмечая, что отечество относится к человечеству как часть к целому, Г.Плеханов подчеркивает, что «идея отечества должна отступить перед несравненно более широкой идеей человечества».

В. Ленин, развивая идеи марксизма, отмечает противоречивость задач патриотизма и социализма. То, насколько первична для большевизма классовая борьба и вторичны вопросы патриотизма видно из его следующего замечания: «Пролетариат не может относиться безразлично и равнодушно к политическим, социальным и культурным условиям своей борьбы, следовательно, ему не могут быть безразличны и судьбы его страны. Но судьбы страны его интересуют лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, в не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с.-д. «патриотизма». Плеханова, недостаточно четко осудившего российское «оборончество» в первой мировой войне, В.И. Ленин неоднократно называл «великорусским шовинистом».

Отказ от традиционно понимаемого патриотизма - не только ленинская идея. Л. Троцкий но этому вопросу писал: «... линия поведения международного пролетариата и его национальных отрядов должна определяться не вторичными политическими или национальными признаками,... а основным антагонизмом международного пролетариата и капиталистического режима в целом».

Однако, патриотическая идея, отвергаемая и высмеиваемая Г. Плехановым, В.Лениным и другими российскими марксистами, после октября 1917 г. становится самой важной частью идеологического обеспечения защиты Советской России. Именно в этот период стало ясно, что идея патриотизма обладает огромной внутренней охранительной энергией. Найти ей равноценную замену было невозможно. Ни одна великая социальная идея не способна адекватно исполнить спасительную функцию мобилизации большинства населения государства на защиту от внешнего врага.

Идеи свободы, равенства, братства, сами по себе, абстрагированные от исторических реалий, выше, чем идеи национализма или патриотизма. Но в исторических условиях России 1917 г. сами они, без поддержки патриотических чувств, были не в состоянии обеспечить победу над внешним врагом.

Вот на эту глубинную мощь, на защитные силы суперэтноса опирался В. Ленин, когда впервые провозгласил лозунг «защиты социалистического Отечества». Связать теоретически интересы патриотизма и социализма ему удалось, опираясь на новую мессианскую идею о ведущей роли Советской России в деле построения коммунистического общества. Принципиально это не расходилось с социальными идеями марксизма. Так как вопрос действительно состоял в том «какую политику война продолжает («война есть продолжение политики»), какой класс, в каких целях войну ведет».

В период строительства нового общества мессианскую идею «богочеловечества» заменяет государственная мессианская идея «форпоста коммунизма». Сталинский тоталитаризм вообще старался брать от общих линий культурного национального развития (западничества и славянофильства) именно то, что могло укрепить диктатуру. От славянофилов и почвенников - понятия о монолитности и единодушии народа, о его покорности и терпении, об объединяющей роля единовластия, об особом пути развития России, о «загнивании Запада». От революционных демократов - учения об отвержении инакомыслия, о великой преобразующей роли теории, способной преобразовать жизнь, о борьбе противоположностей, о превосходстве социальных факторов под нравственными и т.д. Патриотическая концепция Сталина по своей сути была глубоко противоречивой, как, собственно, и у всей партии коммунистов в период ее руководства страной. Ее глубоко охарактеризовала Э. Каррер Д. Анкосс: «...Сталин был продуктом политической культуры европейской окраины, которая колебалась между подражанием европейской модели и привязанностью к особенностям России». Если марксистская утопия, пронизывающая всю его деятельность, подталкивала его к подражанию западной модели, - его буквально преследовал призрак индустриализации и стремление догнать Европу, - то от славянофильской культуры он унаследовал крайнее недоверие к внешнему миру, к Западу, что толкало его к созданию барьеров вокруг своей страны, изоляции ее от Запада.

Таким образом, Сталин, будучи государственником, во всей внутри - и внешнеполитической деятельности доктринально придерживался последовательно марксисткой, интернационалистской линии. Однако государственная централизация, поголовная унификация, великодержавная прорусская политика, опора (особенно в годы войны) на великорусский патриотизм и даже национализм, кампания «борьбы с космополитизмом» сводила весь интернационализм к лозунгу, идеологическому штампу. Основной особенностью патриотического движения этого периода было его административное насаждение «сверху». Из сферы нравственности и культуры он был переведен в сферу политики, идеологии, бюрократии.

Было бы неверно считать, что тоталитарные тенденции в развитии российского общества в XX веке разрушили процесс формирования патриотизма. Активно пропагандируя идеи «пролетарского интернационализма», руководители советского государства и коммунистической партии на деле оставались державниками. Коммунистические идеи, рожденные Западом, уживались с идеями славянофилов и почвенников, имманентными евразийской цивилизации. Патриотическая направленность всегда являлась важным компонентом духовной жизни советского общества.

Объясняя природу советского патриотизма, ряд исследователей придерживаются точки зрения, что в 30-е годы отношение к отечеству в массовом сознании и в официальной трактовке сочетало в себе два начала: новое, советское, и старое, традиционно-русское. Благодаря этому в СССР в предвоенное десятилетие складывалась специфическая модель патриотизма, в которой общесоюзный патриотизм соединялся с патриотизмом отдельных народов, а обеспечивалось столь непростое сочетание благодаря общему знаменателю - советской власти. Полное воплощение эти идеи получили в сталинско-ждановских концепциях культуры и патриотизма. Наиболее показателен в этом отношении послевоенный период, когда подтвердилась мессианская роль советского народа - спасать и вести за собой другие народы мира; сбылось предсказание «Великого вождя» - враг действительно разбит и «Победа за нами».

Однако в основу формирования патриотизма в этот период было положено представление о том, что Советская Россия является закономерной наследницей лучших традиций русской истории. «Возвращение» элементов русского национального патриотизма в государственную идеологию и культуру объясняется некоторыми авторами стремлением советского руководства расширить ограниченные мобилизационные возможности «советского наднационального патриотизма». При этом подчеркивается, что «во многом именно эта «государственно русская политика» примирила значительную часть населения России с режимом и способствовала консолидации общества, что, в свою очередь позволило государству устоять в 1941 году». В данных тезисах автор высказывает также мысль о том, что народ и интеллигенция были давно готовы к такой смене идеологических ориентиров, поскольку испытывали усталость от национального нигилизма.

И. Сталин активно использовал национальную и патриотическую идеи в ходе Великой Отечественной Войны. Достаточно вспомнить памфлеты И. Эренбурга в первые месяцы войны в «Правде» - «Убей немца!», «Наука ненависти» и другие; возрождение из небытия имен А. Невского, М. Кутузова, Б. Хмельницкого. Даже православная церковь была призвана режимом, проигрывающим войну, для спасения Отечества.

Вместе с тем, важно подчеркнуть, что патриотизм в советском обществе не ограничивался лишь рамками официальной идеологии и имел не только негативную подоплеку. Он, хотя и был подвержен мифологизации, не являлся только мифом, оставался относительно свободным гражданским чувством в несвободном обществе и, в известной мере, стимулировал творчество представителей интеллигенции и труд советских людей в целом, давая образцы не только «казенного» отношения, но и искреннего служения отечеству. Несмотря на то, что «в государственном масштабе процветало лицемерие и безнравственность, - справедливо подчеркивает в этой связи В. Солдатенков, - советские люди в большинстве своем работали честно, сохраняли лучшие народные традиции, общечеловеческие ценности». Высок был морально-психологический тонус гражданского самосознания большинства советских людей, определявшийся любовью к родине, гордостью за страну и верой в социалистические идеалы. По мнению В. Барулина, «было бы совершенно ошибочным, основываясь на неприятии партийно-государственного абсолютизма, изображать деятельность российского человека в советский период как некую пустоту, лишенную самоутверждения и ценностного смысла».

На наш взгляд, само содержание советского патриотизма в сознании у многих советских граждан, в том числе и представителей интеллигенции, имело гуманистическую доминанту, и было нацелено на высокие человеческие идеалы. В сочетании с социалистическими идеями и ценностями это способствовало действительному возвышению личности, придавало черты особого светлого романтизма в помыслах людей.

Сложившийся советский патриотизм имел не только возвышенную, творческую составляющие, но и нес внутри себя зерно неверия, сомнения, деструкции. Этот патриотизм, вбиваемый в сознание постановлениями и тюрьмами, был замешан на страхе и насилии. Он скорее внешний, чем внутренний, форма, а не содержание. Как справедливо заметил А. Рубцов: «Подлинно национальное не навешивается в виде патриотической «лепнины», а само реализует себя во всем, что делается честно в отношении будущего».

Формирование нравственных качеств происходит путем добровольного «присвоения» личностью ценностей и идеалов посредством их эмоционального осознания. Этот процесс исключает всякое принуждение, порождающее бессознательную реакцию двойного вида: а) то, что заставляют делать - делать не хочется; б) то, что нельзя «наиболее желанно (это - так называемый «дух противоречия»). Вместе с тем, можно предположить, что массированное, тотальное, длительное принуждение, подкрепленное другими механизмами, способно ускорить процесс формирования убеждений. Названные обстоятельства не могли не привести к полному упадку теории патриотизма.

После сталинский этап не принес ничего существенно нового в развитие патриотической идеи и патриотического сознания. Только все более углублялась пропасть между ура-патриотизмом верхов и естественным патриотизмом народа, между формой и содержанием. Замедление темпов роста экономического развития, разрушение окружающей среды открывали глаза большинства на «реальные заслуги социализма», но широко обсуждать это было по- прежнему нельзя, да и на любовь гражданина к Отечеству это влияло лишь опосредованно. Глубокие внутренние противоречия требовали своего разрешения. Перестройка была половинчатым, неадекватным ответом на назревшие политические, социальные, идеологические и культурные потребности. Период перестройки был чрезвычайно полезен для пробуждения стремления человека к свободе.

Обе тенденции в формировании патриотизма - «славянофильская» и «западническая» гласно или негласно всегда присутствовали в мировоззрении общества, в идеологии и культуре России. Причем, в дооктябрьский период идеи державности, как правило, поддерживались властью и церковью, являлись официальными, подпитывая патриотизм, в первую очередь в его националистической форме. В послеоктябрьский период властные структуры ни разу не заявляли открыто о своей приверженности принципам «славянофильства». Однако мощная официальная поддержка центростремительным тенденциям оказывалась практически всегда. Что касается поддержки населения, то она достаточно традиционная, мощная, неформальная, а поэтому имеет особую живучесть, силу и длительную временную перспективу.

«Западническое» течение патриотической идеи со временем распалось на два течения - умеренное и радикальное. Причем радикальная часть, наиболее склонная к критике «своего» правительства, наименее терпимая к оппонентам и компромиссам, являлась всегда и наиболее «центробежной». Однако, благодаря приходу к власти, с этой частью произошла характерная метаморфоза. Принципиально оставаясь на платформе западной, центробежной по сути идеи, эта часть внутренне переродилась в откровенных почвенников, державников, «охранителей границ». Более того, она воспитала, взрастила новое поколение патриотов националистического толка, современных российских державников. Отличительной чертой их остается оправдание насилия, уже совершенного в целях «укрепления отечества», и признание допустимости подобного насилия в будущем.

Наличие целого ряда трактовок, искажающих сущность патриотизма, во многом объясняется тем, что на протяжении многих десятилетий он рассматривался официальной советской наукой преимущественно в контексте классового, политико-идеологического (марксистско-ленинского) подхода. Вне его содержательный смысл понятия «патриотизм» интерпретировался весьма редко и в ограниченной степени. Вследствие этого у значительных слоев населения бывшего СССР именно «...верность идеям социализма (об искажении его истинной сути многие даже и не подозревали) и обожествленного ленинизма (с ним связывали идеи и цели социализма) признавались критерием преданности Советской Родине и советского (без национального) патриотизма. Советский Союз, Советская страна. Советская Родина и социалистическое Отечество были синонимами».

Россия, тем более дореволюционная, с ее многовековой богатейшей героической и трагической историей, великой культурой, непреходящими и, прежде всего православными ценностями все более размывалась, растворялась в социалистическом общественном сознании, в научном мировоззрении и даже в обыденной психологии. Феномен полноценного, истинного патриотического сознания сохранился лишь у незначительной части общества, поскольку большинство людей было ограничено в доступе к источникам подлинно духовного, национально-исторического и культурного знания, образования и развития.

Принимая во внимание фактор активного длительного воздействия прежней идеологии и официальной науки на умы и чувства людей, нельзя не принять во внимание мнение В. Гидиринского, по утверждению которого «...жестко и однозначно направленный (вплоть до карательных мер) политико - идеологический императив существенно обеднял, если не исключал, национально-историческое «духовное содержание патриотизма».

Падение коммунистического режима в России не могло означать только смену политического порядка или господствующей идеологии. Важнейшей составляющей этого процесса явилось разрушение устоявшихся представлений советских людей о себе и своем месте в мире, вызвавшее массовый кризис идентичности и, как следствие, разрушение основ советского патриотизма. Можно сказать, что Советский Союз существовал до тех пор, пока существовала социальная и личностная идентичность «простых советских людей». Советскость представляется нам не столько идеологической, сколько феноменологической категорией.

Прежде всего, нельзя недооценивать значение того обстоятельства, что советская система, независимо от отношения к ней (от открытого диссидентства до глубокой убежденности в правоте идеалов социализма), являлась важнейшей точкой отсчета, определявшей не только политический, но и культурный облик личности. Крушение советской системы означало исчезновение одного из важнейших ориентиров, структурировавших не только геополитическую картину мира, но и внутренний мир субъекта.

Нельзя забывать, что та система представлений, которую принято называть официальной советской идеологией, органически сочетала в себе идеологические клише, восходящие к классикам марксизма-ленинизма, и коллективные ценности и представления. Было бы упрощением считать эту идеологию монолитом марксистских догматов, силой навязанных обществу. Столь же неверным было бы считать, что сознание советских людей, подчинившись насилию, восприняло совершенно чуждые ему коммунистические лозунги. Несостоятельность упрощений такого рода, естественно следующих из концепции тоталитаризма, убедительно продемонстрирована применительно к разным сферам жизни советского общества в ряде работ западных «советологов». Если в течение почти столетия это сознание не без успеха подвергалось идеологическому воздействию, то только благодаря тому, что предлагаемые ему идеи и ценности в значительной степени формировались на основе коллективных народных представлений. Поэтому они находили «глубокий отклик в массах». Объективный характер советского патриотизма создавался едиными для советского народа культурными институтами, системой образования, средствами массовой информации, единообразием институциональной организации в сферах социальной, политической и повседневной жизни: едиными нормами права, информационной инфраструктурой, системой социального обеспечения.

Разделяемая система ценностей создавала основу консенсуса между властью и обществом. Сущностная доминанта советского человека как социально- культурного типа личности была связана с ценностями коллективизма, социального равенства и патерналистскими установками по отношению к государству. Структуры формирования духовности и коллективности советского человека - коммунистическая идеология и советская культура - имели абсолютный и безусловный характер. Когда же в годы перестройки советская идеология начала распадаться, в кризисе оказалась вся система референций, связанная с ней. Как отмечает Т. Парсонс, «идеология - это система убеждений, относительно которой члены коллектива, то есть общества или же субколлектива внутри общества, включая сюда и движения, отклоняющиеся от основной культуры данного общества, - согласны в том, что она ориентирована на ценностную интеграцию коллектива».

Крах официальной идеологии неизбежно вел к пересмотру привычной оценки исторических событий и, следовательно, к кризису такой важной составляющей личности, как историческая память. Для огромного большинства советских людей, независимо от того, были ли они апологетами режима или его противниками, оказалась под вопросом оценка того единственного разделенного прошлого, без которого повисала в пустоте и коллективная и семейная история, и часть собственной жизни всех тех, кто родился и вырос при советской власти. Вместе с разрушением сложившейся за годы советской власти официальной версии советской истории - важнейшего орудия легитимизации советского режима - исчезла ментальная рамка, которая упорядочивала историческую память, придавая смысл судьбам людей. На наш взгляд, в основе единства противоположных начал, образующих целостность под названием «ментальность», - единства природного и культурного, эмоционального и рассудочного, иррационального и рационального, индивидуального и общественного - лежит человеческое бытие.

Именно на начальном этапе «перестройки» стал популярен термин «советский менталитет» - образ мыслей особого «социально-антропологического» или «социокультурного типа» «Homo Sovieticus», или попросту «совковое мышление», «совковость». Под ним понимали типичный для «простого советского человека» комплекс ценностных ориентаций, установок, поведенческих стереотипов, привычек, пристрастий, эмоциональных шаблонов. Как правило, к их числу относили такие негативные характеристики, как представление о собственной «советской» исключительности; имперские амбиции; эгалитаризм, причудливо сочетающийся с желанием мало работать, но много зарабатывать: гражданский инфантилизм, недостаток инициативности, неготовность рисковать, проявлять самостоятельность и жить без государственных гарантий; авторитаристская склонность к культу личности, поклонению политическим кумирам и идолам и т. д.

Позитивным же признавалось признание ценностей западной цивилизации, лежащих в основе западного образа жизни и менталитета, в качестве единственно истинного масштаба, приемлемого для переоценки нашего исторического прошлого и построения общества будущего. Уровень нашей собственной «цивилизованности» начали измерять по некоей «универсально-ценностной» мерке, как того требовала концепция «общечеловеческих ценностей» - основа провозглашенного М. Горбачевым курса на «новое мышление», перестройку и гласность. Люди в этот период примеривались к стандартам западного образа жизни и мыслей и, находя несоответствия, разоблачали самих себя как «недоразвитый» во многих отношениях народ с едва ли не «примитивной ментально- стью». Почти каждое отличие, найденное при сравнении нашей жизни в «постсоветском» и «постоталитарном» обществе с жизнью в странах Запада, истолковывалось как свидетельство нашей «совковой отсталости». В результате еще до распада СССР из-за идеологически спровоцированного занижения самооценки великую державу начали превращать в «развивающуюся» страну «третьего мира». Так, например, на саморазоблачительный, подчас издевательский стиль перестроечной публицистики обращает внимание Н. Козлова: если с 1985 г. острие социальной критики было направлено главным образом на «господ», то затем в поле критики попали «рабы». По ее мнению, то же самое «по существу обнаруживается и в ученых трудах, иных по тону, отличающихся и высокой культурой теоретического рассуждения, и изощренной методологической работой. Даже если советского человека как антропологический тип и ресурс советского общества описывают без ненависти, то уж непременно в тоне скорбном».

Основы культуры народа вытекают из исторического наследия. Именно социокультурные процессы связывают воедино поколения, поэтому практика отбрасывания истории, вечные переписывания ее ввиду «неотвратимой» проекции текущей политики в прошлое разрывают культуру народа, разрушают его ментальность. Действительно, большинству наших соотечественников сегодня крайне трудно разобраться: где, правда, а где ложь в освещении истории нашей страны, в том, что действительно необходимо для ее возрождения. Поэтому важно подчеркивать органическую связь между патриотической культурой и историческим сознанием. Нельзя любить Отечество вне его истории. На этот счет уместно вспомнить содержание письма А. Пушкина П. Чаадаеву, в котором речь идет о том, что есть истинный патриотизм. Критически оценивая окружающую действительность, великий поэт и патриот России пишет»: но, клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал». Неуважение к собственной истории - это не патриотизм, а по образному выражению JI. Гумилева - национал-мазохизм.

Подчеркивая важность воспитания на истории своей страны, И. Ильин писал: «При этом национальное самочувствие ребенка должно быть ограждено от двух опасностей: националистического самомнения и от всеосмеивающего самоунижения».

Характерным проявлением кризиса идентичности советского человека стал конфликт между отрицанием им «всего советского» и неспособностью отказаться от базовых установок советской идеологии, неотделимых от коллективной и личной памяти, от пережитого социального и индивидуального опыта. Этот конфликт оказывался тем более болезненным и настоятельно требующим разрешения, что стремление отречься от всего советского на излете перестройки не было подкреплено для большей части общества никаким очевидным альтернативным социальным проектом или артикулированной системой ценностей, способной заменить старую. Для значительной части советских людей это отречение носило негативный характер - за ним образовался духовный вакуум.

Наибольший ущерб в период перестройки был нанесен советскому мессианскому комплексу, ключевая идея которого - неизбежность построения коммунизма, высшей фазы развития человечества - обосновывалась именно с помощью тезиса о превосходстве «реального советского социализма» над капитализмом во всех сферах общественной жизни.

Отрицание всего советского, и, прежде всего официальной версии советской истории, для значительной части советских людей привело к проблематизации самой возможности сохранить привычный позитивный взгляд на свое собственное прошлое, на семейную историю, на личную судьбу. Разрушение социалистической идеологии и официальной версии советской истории не просто сокрушало определенную политическую систему - оно ставило под вопрос позитивную идентичность трех поколений советских людей, выросших при советской власти, переводя этот конфликт из плоскости политических или идеологических коллизий в персональную проблему и психологический кризис. Этот конфликт сталкивал в сознании две взаимоисключающие установки - стремление отрицать все советское и неспособность отказаться от позитивного самовосприятия, от исторической и личной памяти.

Идеальный образ Запада как массовое представление рождался из кризиса идентичности, создавая иллюзию возможности преодолеть его за счет резкого изменения точки зрения на мир. К началу 1990-х годов западничество стало не только средством уйти от проблем самосознания, порожденных распадом советской системы, но и приобрело силу экспликативной матрицы, объясняющей причину самого кризиса. Семантическое противостояние советского социализма западному капитализму легко подменялось созданием причинно - следственной связи: все недостатки советского социализма нашли свое объяснение в отклонении России после прихода к власти большевиков от западного пути развития. Эта установка сознания наделяла западничество силой нового социального проекта, способного вывести Россию из исторического тупика и направить к более привлекательному будущему. Она требовала забвения советского прошлого ради возвращения на «магистральный путь развития человечества», ради создания в России «нормального общества» по западному образцу. Русскими писателями и философами уже давно была подмечена несбалансированность отношения русского человека к Западу: для нас Запад то предмет «страстной влюбленности и мечты, то погромной ненависти и страха». Идеальный образ Запада приобрел силу проекта будущего, открывающего возможности обретения позитивной идентичности его адептам.

Новое западничество в культуре посткоммунистической России так же неотделимо от судьбы интеллигенции, как сама идея интеллигенции немыслима в России без влияния Запада. Неслучайно формула «националистическая интеллигенция» не принята в русском языке и является очевидным семантическим нонсенсом. Очарованность Западом - привычное состояние интеллигенции как социокультурной среды - в 80-90-е годы XX века способствовала преобразованию этой среды, в частности, формированию на ее основе новых групп российского общества, прежде всего «политического класса и мира бизнеса, групп, возникших в результате реализации идей и идеалов интеллигенции.

Идеологизация Запада, родившаяся из эволюции самосознания советской интеллигенции, послужила основой социокультурной и профессиональной идентичности значительной части российских бизнесменов. Их деятельность - воплощение в жизнь рыночной экономики - казалась российской общественности на исходе перестройки главным средством достижения идеального образа Запада. Уже сам факт появления бизнесменов в Российском обществе символизировал столь желанную тогда вестернизацию России.

Однако уже в 90-е годы XX века внимание к проблеме патриотизма резко возросло. Термин «патриотизм» употреблялся не только и не столько в научно- исследовательской литературе, сколько в выступлениях, дискуссиях, статьях, предвыборных программах известных политиков и политических партий, движений, деятелей культуры, искусства, Русской Православной Церкви, представителей СМИ, военных и т.д. Диапазон толкования термина оказался очень велик: от идеально-возвышенного до ругательно-уничижительного.

В свое время Н.Чернышевский отмечал, что: «Как все высокие слова, как любовь, добродетель, слава, истина, слово «патриотизм» иногда употребляется во зло не понимающими его людьми для обозначения вещей, не имеющих ничего общего с истинным патриотизмом; потому, употребляя священное слово «патриотизм», часто бывает необходимо определять, что именно мы хотим разуметь под ним».

Неудивительно поэтому, что извращенное, далекое от истины представление о патриотизме укоренилось в сознании многих соотечественников, чему в немалой степени способствовали также и испытываемые ими трудности с выживанием. Также жизненные условия, сложности бытия в значительной мере затрудняют возможность подняться до высокого уровня духовности, до осознания всей важности и сложности судьбы сегодняшней России. Личные проблемы и интересы значительно преобладают, доминируют над общественными, общегосударственными. Важно отметить, что во власти глубокого заблуждения относительно истинной природы патриотизма оказалась значительная часть российской молодежи, которая ассоциирует его с такими понятиями, как «... шовинизм, фашизм, политический экстремизм, антисемитизм, черносотенство, неприязнь к другим народам, самовозвеличивание...».

Именно на этом заблуждении, присущем не только молодежи, но и даже представителям других слоев общества, спекулируют враждебные России «... внутренние и внешние силы, а такая великая национальная ценность, как патриотизм, частично отдана на откуп лжепатриотам», представляющим все слои политической, финансово-экономической, интеллектуальной, культурной, чиновничье-бюрократической элиты, и особенно СМИ.

Проявления искажений сущности патриотизма многообразны и многолики. В данном исследовании нет возможности подробно анализировать все те их разновидности, которые, так или иначе, отвращают наших современников, и, прежде всего молодежь, от истинного патриотизма. Наиболее интересной стороной этой проблемы явилось бы выяснение тех признаков, а по возможности - критериев, с помощью которых можно было бы различить в конкретных проявлениях лжепатриотизма явные измышления от заблуждений, ошибок, неточностей, связанных со сложностью предмета исследования.

Разновидности лжепатриотизма встречаются в работах некоторых писателей, публицистов, культурных и даже государственных деятелей. Так, по мнению В. Зорькина, выступающего за «просвещенный» патриотизм, его платформа может являться основой гармонического совмещения «... разнородных политических, идеологических и хозяйственных элементов капитализма и социализма, традиции и современности, демократии и авторитаризма, национальной самобытности и общечеловеческих ценностей...».

Представляется, однако, очень спорным, что консолидация самых разнородных, даже противоположных сил, движений, течений, из которых складывается российское общество, возможная при достижении общих подходов к пониманию любви к Отечеству, окажется хотя бы в какой-то степени вероятной при определении конкретных путей выхода из того тяжелого положения, в котором продолжает находиться Россия. И это неудивительно: понимание на словах даже самой «просвещенной» публики моментально исчезает, когда условиями достижения консенсуса становятся конкретные меры, шаги, а тем более - связанные с ними усилия, средства, реальные затраты и т.п.

До 1990-х годов традиционно негативным по смыслу эпитетам «квасной», «казенный», «буржуазный», «верноподданнический» в качестве позитивной альтернативы противопоставлялся «советский патриотизм». Затем и он был отнесен в разряд определений «бранных» и бранимых. Зато появились претендующие на истинность понятия патриотизма «народного», «государственного», «национального», «христианского», «демократического», «просвещенного» и т.д. С одной стороны, это лишний раз подтверждает, что патриотизм явление многогранное. С другой - свидетельствует о слабости многогранное. С другой - свидетельствует о слабости теоретического осмысления этой категории, что и обусловливает широкую вариативность ее трактовки.

В гносеологическом плане любая деформация патриотизма есть форма проявления социального догматизма - семейного, ведомственного, территориального, национального и т.п. Социальный догматизм возникает там и постольку, где и поскольку интересы той или иной подсистемы противопоставляются, абсолютизируются в противовес интересам той сложной системы, каким является общество в целом, общество как интегральная целостность. Можно выделить несколько деформаций патриотизма.

Во-первых, следует назвать деформации, возникающие на основе без духовности. Когда для человека в его образе жизни главными являются социокультурные реалии, то связь с отечеством выстраивается вокруг духовных начал. Но когда индивид под «хорошо» понимает только материальный уровень жизни, то отношение к отечеству складывается во многом через призму потребительских интересов и существенным образом деформируется. Это очень актуальная сторона формирования системы ценностей. В условиях роста материального благосостояния следует четко определять степень влияния потребительства на характер формирования патриотизма у тех или иных людей. Есть индивиды, которые готовы переменить родину ради того общества, где, как им кажется, более высокий уровень потребления. У таких людей сложилось представление, что «там» легче, приятнее, интереснее их позицию можно определить так: родина там, где лучше.

Во-вторых, обладают немалой устойчивостью деформации, возникающие на почве корпоративных связей; представители этой деформации образуют тесную, замкнутую, спаянную группу, например, в таких видах деятельности, как управление или искусство; следуя корпоративным интересам, такая группа может прийти в своей деятельности в противоречие с общенациональными интересами.

Заслуживают постоянного внимания деформации, возникающие на основе локально-родовых связей. Уходящие своими корнями в глубь веков, они и сегодня формируют своеобразные этические представления о долге, чести, безответственности. Традиционное уважение к старшим в такой среде превращается в беспрекословное подчинение старшим по службе, взаимопомощь - в круговую поруку. Родоплеменные пережитки вырабатывают в сознании людей групповую психологию, по своей природе противоречащую подлинно коллективистскому сознанию. Групповая психология родоплеменной общности становится орудием межнациональных конфликтов.

В-третьих, имели место и деформации, возникающие на почве ведомственности. Служители интересов своей отрасли могут прийти в столкновение с интересами будущего, да и сегодняшнего развития отечества. Рост объемов производства, несоразмерный с общественной потребностью, пренебрежение интересами сохранения природы - разновидности антипатриотического лица данной деформации.

В-четвертых, особо следует рассмотреть вопрос о нарушениях гармонии между национальным чувством и чувством общероссийского единства. Остановимся на характеристике этого явления, развившегося в последнее время у части русского населения. Есть много молодых, да и зрелых людей, которые плохо знают историю русского народа, слабо знакомы с культурными богатствами, накопленными за века существования своего народа. Национальная идентификация их, поэтому довольно безразличная. К таким проявлениям есть объективные предпосылки: все радио - и телестанции, действующие в Москве, работают на всесоюзного зрителя и слушателя пропаганда русской культуры и истории ведется с оглядкой и опаской из-за возможных обвинений в «русификации», что не способствуют расцвету чувства национальной гордости.

Другая крайность: превалирование национально-особенного над общероссийским. Это ведет к реанимации теорий «единого потока» той или иной культуры, к защите реакционных мыслителей и деятелей только потому, что это «наш» деятель. Превалирование национально-особенного проявляется и в изображении успехов своего народа без достаточного учета вклада других народов, в тенденциях к экономическому автаркизму, в пренебрежительном отношении к языкам других народов и их использованию в той или иной республики. Сформировавшийся в современной России 1990-х годов вариант ложного национал-патриотизма, носителем которого является экстремистски настроенная по отношению к космополитизму оппозиция, как раз и представляет собой своеобразный и, естественно, отнюдь не лучший способ противодействия все более глубокому проникновению западничества в важнейшие сферы российской культуры. Крайними проявлениями национал-патриотизма выступают воинственный шовинизм, антисемитизм, ксенофобия и даже элементы фашизма.

По мнению И.Ильина, «человек, скрывающий в себе такой патриотизм, не знает ни того, что он любит, ни того, за что он это любит. Он следует не духовно-политическим мотивам, а стадно-политическому инстинкту; и жизнь его чувства колеблется, как у настоящего животного, между бесплодной апатией и хищным порывом». В своем реальном проявлении национал-патриотизм, лишенный истинной, духовно-нравственной основы, выступает в форме поверхностно-примитивной, конъюнктурно-приспособительной, ситуативно - эмоциональной любви к Родине.

Вполне естественно, что такой патриотизм, являющийся следствием причины, на устранение которой он, в конечном счете, и ориентирован, заслуживает, тем не менее, негативной оценки.

В этой связи следует отметить, что негативная оценка лжепатриотизму, характеризующемуся чрезмерным преувеличением национализма, давалась уже давно. Это констатирует, в частности, А. Солженицын, по утверждению которого «... к русскому патриотизму - еще от революционных демократов начала 20-го века, прилипло и сохраняется определение «реакционный».

Тенденции к абсолютизации групповых интересов можно условно связать с местническими тенденциями. Внутри республик проявления разграничения по родоплеменному или территориальному признаку стоит назвать землячеством. В отдельных случаях происходит соединение местнических и земляческих проявлений. Действенное средство борьбы против таких тенденций - укрепление общероссийского патриотизма.

Из других разновидностей патриотизма, которому свойственны заблуждения, являющиеся средством стремления к нравственному очищению за деяния сталинского режима, можно выделить так называемый «стыдливый» патриотизм А. Солженицына. Он определяет его как «... цельное и настойчивое чувство любви к своей нации со служением, откровенным в оценке пороков, грехов и в раскаянии за них».

Такого рода патриотизм, основанный на необходимости покаяния за недавнее прошлое и забывающий о драматической истории России на протяжении многих веков, отвращает россиян также и от будущего, побуждая сосредоточиться на искуплении грехов, которые унаследованы не только нашими соотечественниками, но и многими другими народами, избегающими подобных «синдромов». Так, ни одна страна не стремилась к глубокому и длительному осознанию «комплекса вины» за преступления правящего режима не только перед своим, но и другими народами - ни Франция после изгнания Наполеона, ни Германия после краха гитлеровского рейха, ни тем более США после применения ядерного оружия, вьетнамской войны и других агрессивных акций последнего времени.

Весьма сходной по своему содержанию и характеру со «стыдливым» патриотизмом является и такая его разновидность, как «интимный», «скрытый» патриотизм. Его сторонники полагают, что любовь к Родине, как и иная любовь - дело сугубо интимное. Это утверждается даже в послании Президента Российской Б. Ельцина Федерации Федеральному собранию, в котором, в частности, имеется следующее суждение: « Патриотизм - это личное чувство. И оно не должно эксплуатироваться государством...».

Такая позиция, безусловно, ставит под сомнение деятельностный компонент патриотизма, особенно в групповом проявлении. Патриотизм действия, совместные патриотические акции рассматриваются через призму «интимного» и «личного» патриотизма как «... декорация и бутафория прошлого времени». Однако даже на уровне общественной психологии общепризнанной является точка зрения о том, что настоящий патриот не только говорит о своей любви к Отечеству, но и активно действует на его благо. «Во все времена российскому патриотизму был присущ не интимный, а активный, деятельный характер».

Для российской действительности характерна также тенденция к политизации патриотизма. В рамках данного направления патриотическая идея усиленно используется в качестве средства, с помощью которого при благоприятных условиях можно быстро нажить политический капитал. Данный «политизированный» патриотизма, безусловно, не является истинным. Это объясняется тем, что политические интересы той или иной партии, движения выражают специфические интересы лишь той или иной части общества, а также, еще в большей степени корпоративные устремления политизированных элит, главным вопросом для которых является обладание властью. Истинный же патриотизм, как духовно-нравственное явление, как важнейшая социально значимая ценность человека, не имеет прямого отношения к борьбе за власть. Поэтому политические интересы, политическая конъюнктура, бесконечные перипетии политической борьбы не являются благодатной почвой для развития патриотической идеи. Вследствие этого патриотизм, патриотическая идея, звучащая в речи того или иного политика, излагаемая в каком-либо политическом документе, представляет собой, как правило, одностороннюю, деформированную трактовку их сути или отдельного аспекта.

Короткий период перестройки и самостоятельного существования России уже вне рамок СССР был ознаменован возвращением духовного и научного плюрализма в теорию патриотизма. У плюрализма научного в современном российском варианте тоже есть недостатки. После «монолитного единства» мнений на россиян обрушилось такое многообразие идей и взглядов, что необходимо некоторое время для их критической переработки, осмысления и принятия или непринятия. Не случайно, по проблеме исследования до сих пор не появилось ни одного значительного философского исследования. Более того, на каком-то этапе развития государственная идеологическая политика вообще занималась самоуничижением, а слова национальный, патриотический применялись если не в ругательном, то в критическом смысле.

Вместе с тем, возвращение к «свободе слова» в науке открывает хорошие перспективы и перед исследованием сущности патриотизма. Попытки создания программы государственного патриотического воспитания молодежи, предпринимаемые с 1997 года, подтверждают углубленную работу научной мысли страны в этом направлении. Отказ государства от патернализма в отношении своих подданных, с одной стороны, огромные различия в уровне благосостояния, с другой стороны, и отсутствие общепринятых нравственных идеалов, с третьей, порождают среди огромного количества граждан, (и особенно молодежи), неверие к своей стране, неуважение к ней, апатриотизм.

Изменения во всех сферах жизни вызвали значительные изменения в общественном сознании и значительно поляризовали общество в оценках происходящего. Произошли значительные изменения и в патриотическом сознании народа, которые во многом повлияли на проявление патриотических чувств и патриотическое поведение, приобрели характер устойчивых тенденций.

В результате, патриотическое сознание приобрело неустойчивый, аморфный, неопределенный характер. С одной стороны, советский патриотизм вошел в глубокое кризисное состояние. С другой стороны, российское патриотическое сознание пока еще полностью не сформировалось. Возможно, как отдельное отличие периода, следует выделить активный поиск общенациональной или государственной идеи в широких слоях общества.

АВТОР: Иванова С.Ю.