Закон и его обусловленность как основного источника права особенностями культурно-правового развития России

Исследование правовой системы российского общества и определение основного источника российского права предполагает обращение к истории становления и развития правовой действительности как части всей российской социокультурной реальности.

Выделение некоторыми отечественными учеными славянской правовой семьи в качестве самостоятельной ветви правовой цивилизации имеет в числе ведущих критериев, прежде всего, национально-культурные и географические факторы.

Восточные и южные славяне, имевшие уже в V-X веках свои государственные образования, сформировали основы самостоятельной культурной традиции и стали прямыми наследниками Византийской империи, которая длительное время была оплотом православия и восточноевропейской культуры.

Специфика славянской правовой семьи состоит в том, что её самобытность опирается не столько на технико-юридические, сколько на государственные и духовные начала жизни славянских народов. К ним относятся:

- самобытность славянской и, прежде всего, русской государственности;

- особые условия экономического развития, при которых ведущей нормой хозяйствования долгое время была крестьянская община, артель, основывающаяся на взаимопомощи, трудовой демократии и местном самоуправлении;

- формирование «славянского типа» социального статуса личности, для которого характерно развитие коллективистских элементов и нежёсткая дифференциация личности и государства;

- тесная связь традиционной основы права и государства со спецификой православной ветви христианства с её акцентами не на мирском понимании жизни Бога и человека (католицизм), и тем более благословлении стяжательства (протестантизм), а на духовной жизни человека с соответствующими этическими выводами (не стяжание, благочестие и т.д.).

Что касается источников (форм) права, то через Византию (Восточно-Римскую империю) славянская правовая семья унаследовала законодательные традиции римского права и таким, своего рода, «кружным путём» примыкают к романо-германской правовой семье.

Ведущий элемент славянской правовой семьи - российская правовая система. Её историческими, региональными и юридическими источниками выступают два таких различных, на первый взгляд, законодательных массива, как право Российской империи и советское право, где противоположность, однако, была во многом связана лишь со специфическими особенностями права СССР, обусловленными социалистической идеологией. Вне рамок этой идеологии (которая также во многом имеет национальную детерминацию) можно говорить о достаточно преемственном процессе развития одной и той же правовой системы России, имеющем протяжённые этапы.

В результате столь сложного переплетения нормативного материала различной идеологической природы, в том числе включение многих западных правовых ценностей, российское право характеризуется новым содержанием, что, однако, не устраняет его исконных культурно - национальных основ правовой действительности.

Исследование этих основ правовой действительности русского общества предполагает обращение к культурно-правовым истокам Руси.

Попытки реконструировать хотя бы «общие начала» восточнославянского (в частности, древнерусского) права осложнены ограниченностью документально-источниковой базы, поскольку древнерусских юридических текстов сохранилось немного и более древних памятников, чем русско-византийские договоры первой половины X века, по мнению официальной историографии, пока не обнаружено.

В то же время анализ внешнеполитической истории Древнерусского государства X-X вв., в частности, Русско-византийских договоров 9 г., 944 г. указывает на существование Закона Русского, который при заключении письменных договорных актов в равной мере учитывался наряду в писаным византийским правом - «Законом Греческим».

В договоре 9 года записано: «Аще ли ударить мечем или бьеть кацем либо сосудом, за то ударение или бьенье да вдасть литр 5 сребра по закону Рускому» (ст. 5). Договор 944 года содержит указание на «закон Руский», в частности, в ст. 6: «Аще ли ключится украсти русину от грек что, или грьчину от Руси, достойно есть да възвратить [е] не точью едино, но и цену его; аще украденное обрящеться продаемо, да вдасть цену его сугубо, и то [и] покажнен будеть по закону Гречьскому [и] по уставу, и по закону Рускому».

Ссылки договоров на закон молодого Русского государства, используемый как источник права наряду с законами Византийской империи, стали темой оживленной дискуссии в исторической и юридической литературе. Для сторонников норманнского происхождения Древнерусского государства в дореволюционной историографии Закон Русский являлся скандинавским правом. В то же время авторы, изучавшие процесс становления древнерусского права от обычая до Русской Правды, не придавали особого значения упоминавшемуся в русско-византийских договорах Закону Русскому. Так, В.О. Ключевский Закон Русский рассматривал лишь как «юридический обычай», а источником Русской Правды считал «не первобытный юридический обычай восточных славян (то есть не Закон Русский), а право городской Руси, сложившееся из довольно разнообразных элементов в X-X вв.».

Взгляд на Закон Русский как на обычное право восточных славян, высказанный в дореволюционной историографии, был поддержан советскими исследователями. Например, для С. В. Юшкова Закон Русский означал «систему права, сложившуюся в основных центрах Руси, той социальной группы, которая возникла в результате разложения первобытнообщинного строя восточного славянства». Эта система предшествовала Русской Правде.

По мнению В. В. Мавродина, Закон Русский являлся обычным правом, «создававшимся столетиями на Руси».

Последняя точка зрения, действительно, представляется более убедительной и подтверждается лингвистическим анализом текста данных договоров. Например, В. Я. Петрухин, известный как последовательный сторонник скандинавского происхождения самого термина «русь», вынужден признать наличие в лексике легенды о призвании варягов и договора руси (т. е. княжеской норманнской дружины в трактовке этого автора) с греками «значительного пласта славянской правовой терминологии, имеющей истоки в обычном праве: «правда», «володеть и судить по праву», «наряд», «творить ряд» и т. д.».

В этом контексте хотелось бы вспомнить реформы афинского законодателя Солона, который, как отмечал К. Маркс, превратил в положительное право (в закон) обычное право, существовавшее значительно раньше. Эта параллель позволяет говорить о том, что обычное право на Руси постепенно было преобразовано в закон.

Сам факт существования общего названия «Закон Русский» подразумевает своего рода кодификацию норм обычного права восточных славян.

Как свидетельствует история развития правовой действительности Древней Руси, именно нормы Закона Русского были положены в основу Русской Правды, в особенности ее древнейшей части - Краткой Правды. Так, М.Б. Свердлову удалось на основе сопоставления текста русско-византийских договоров и «архаичных» норм Русской Правды с более древними германскими «варварскими правдами» реконструировать содержание тех норм Закона Русского, которые были, затем воспроизведены в Русской Правде. Причем, как считает В.В. Кулыгин, многим из этих норм, с поправкой на уровень юридической техники, можно найти аналог в действующих в советское время УК и УПК.

Анализируя Русскую Правду как основной закон Киевской Руси и далее, следует обратить внимание на значительные ее преимущества перед германскими и скандинавскими «варварскими законами», на что обращают внимание авторитетные западные исследователи.

Так, при сравнении с Баварской Правдой, Тюрингской Правдой или с Саксонской Правдой в Краткой редакции (древнейшая редакция) Русской Правды можно обнаружить новации по сравнению с первыми. Например, в ст. 38 Краткой Русской Правды говорилось о безнаказанности убийства вора на месте преступления в ночное время и о запрещении убивать его утром под угрозой денежного штрафа, если вор схвачен и оставлен живым. В то время как в германских Правдах исходной нормой являлось право безнаказанного убийства вора на месте преступления в любое время. В таком содержании норма соответствует, как известно, более ранней стадии развития обычного права.

Даже такой критически настроенный по отношению к России автор, как шведский профессор Эрик Аннерс, вынужден признать, что «уровень права Древнерусского государства в целом соответствовал уровню правового развития Англии и Скандинавии того времени».

Русская Правда, представляющая, по выражению русского историка начала XX в. А. Е. Преснякова, «сложную компиляцию разновременных и разнохарактерных наслоений архаического обычного, городского и княжого права» являлась, безусловно, основным памятником позитивного права Древней Руси.

Русская Правда включала статьи законов как гражданских, так и уголовных. Она устанавливала судопроизводство, определяла наказания за те или иные проступки или преступления. Так, по гражданским делам Русская Правда устанавливала суд двенадцати выборных. В отличие от сводов законов других стран тогдашнего христианского мира Русская Правда не знала применения пыток и телесных наказаний, хотя смертная казнь за наиболее тяжкие преступления существовала. В основном приговаривали к денежным штрафам, размеры которых зависели от тяжести проступка и от того, кем был пострадавший. Ограничена была кровная месть, распространенная в обществе тех столетий. По меткому выражению Н.М. Карамзина, «Правда Ярослава» (Русская Правда была принята при Ярославе Мудром) утверждала личную безопасность и права на собственность каждого из подданных князя.

Причем Русская Правда в 072 г. была дополнена и развита сводом законов, которые вошли в историю под общим названием «Правда Ярославичей» (она была разработана при непосредственном участии трех сыновей Ярослава Мудрого). В ней была запрещена кровная месть, к смертной казни приговаривали только за особо тяжелые преступления. Такое содержание Русской Правды и дополнений к ней указывает на то, как справедливо замечает российский правовед XX в. Н. Ланге, что в ней отражалось осознание народом правды и справедливости.

Насколько хорошо удовлетворяла Русская Правда потребностям правового регулирования общественных отношений, свидетельствую договоры между частными лицами. Только те из них считались правомерными, которые возникали на основании Русской Правды; «прочие или ничтожны, или даже преступны». Для иллюстрации таких договоров М.Ф. Владимирский-Буданов приводит следующие примеры. «Господин хочет продать своего закупа в рабство другому; состоялась сделка купли-продажи, но такая сделка не только ведет к уничтожению ее гражданских последствий, но и к высокому уголовному штрафу в 2 гривен. Кто-то захотел купить заведомо чужого холопа; но за то «кун ему лишену быти». Некто поймал вора с поличным и вошел с ним в соглашение - взять с него деньги и отпустить на все четыре стороны; кажется, сделка правильная; однако нет, это - «самосуд», подлежащий наказанию».

Высокая оценка, данная Русской Правде Н. Ланге в словах: «Если Правда была бы только беспорядочным сборником законов без всяких общих начал, то она не могла бы служить основанием к дальнейшему развитию нашего права», подтверждается тем фактом, что только в 497 г. в Московском государстве был издан Судебник, который заменил Пространную редакцию Русской Правды в качестве основного источника позитивного права.

Известный дореволюционный ученый М.Ф. Владимирский-Буданов в своем «Обзоре истории русского права» отмечал, что на Руси «источниками права признаются обычай и закон». Временем начала законодательной деятельности ученый считал 0 век, когда «возникли первые приемы законодательства: договоры с иноземцами и рецепция чужих законов». «Переворот, произведенный в русском обществе христианством, - как показывает ученый, - кроме рецепции, вызвал и самостоятельную деятельность среди русских. Появился закон в форме уставов». Однако, как подчеркивает ученый далее, «...первый период истории русского права есть время господства обычного права; законодательная деятельность власти, хотя начинается с древнейших времен и потом постепенно расширяется, но далеко еще не может конкурировать со сферой действия обычаев».

Юридические, исторические, лингвистические исследования и комментарии, посвященные Закону Русскому и Русской Правде, таким образом, подтверждает значимость Закона Русского как источника обычного права в дописьменный период и значимость Русской Правды как основного источника светского писаного права на Руси.

Кроме этого, важно подчеркнуть, что именно в то далекое время начало формироваться негативное отношение к закону, исходящему от органов государственной власти. По данному поводу современный исследователь права И.А. Шаповалов подчеркивает, что «на протяжении длительного исторического времени, по крайней мере, до конца XV в., нормы обычного права преобладают над нормами законодательства и во многом вытесняют их. Более того, и в массовом сознании существует негативное отношение к закону как к государственно установленному способу ограничений права обычного. Так, самой ранней из документально зафиксированных негативных оценок закона является афоризм из Лаврентьевской летописи (75 г.): «Иде же закон, ту и обид много». Это имеет свое объяснение.

«Обид много» не столько потому, что закон к X в. еще не освободился от казуальности, сколько вследствие закрепления в обыденном сознании понимания того, что закон, писанный людьми, не может быть справедливым к каждому человеку, ибо человек не может осознать неповторимости каждой конкретной жизненной ситуации; единственным носителем справедливости является Бог и как следствие делегирования им высшей, сакральной власти - царь. Только их действия могут быть справедливыми. Об этом свидетельствуют и другие народные афоризмы, отражающие отношение к писаному закону. «Не будь закона, не стало б и греха... Где закон, там и преступление... Закон - паутина: шмель пролетит, муха увязнет... То-то и закон, как судья знаком!.. Законы святы, да судьи супостаты... Закон что дышло: куда хочешь, туда и вышло...».

Анализируя процесс становления закона как основного источника российской правовой действительности, необходимо отметить очень важную особенность формирующегося российского законодательства, на которую указал профессор В.А. Томсинов. Сравнивая законодательство России и Запада времен Екатерины Второй, ученый констатирует, что в Западной Европе содержание правовых установлений выражалось специальным юридическим языком, который был понятен лишь лицам, изучавшим право. Причем чаще всего это была латынь, не доступная для понимания основной массе населения. В России же язык права не был узкоспециальным, а, по существу, совпадал с обыденным, народным языком. Ведь еще С.Е. Десницкий в своей речи «Слово о прямом и ближайшем способе к научению юриспруденции» подметил, что «в России на природном языке все во всенародное известие издаваемо было и в российских указах не было никогда таких трудных и невразумительных слов, какие примечаются в законах феодальных правлений». Говоря иными словами, в России законы излагались тем же самым языком, на котором писались письма или какие- либо литературные произведения. Памятники русского права - это одновременно памятники русской литературы. Тексты законодательных актов, изданные Екатериной, дают, как считает ученый, дополнительное основание для такой оценки русского законодательства.

Другой российский правовед, О.И.Чистяков также обратил внимание на то, что в законодательных актах императрицы «очень мало иностранной терминологии, все вводимые термины - русские. Тем самым законодательство Екатерины  выгодно отличалось от законов ее великого предшественника - Петра Немка Екатерина хотела казаться более русской, чем сами русские, и это ей удавалось». Это в определенной степени могло использоваться в качестве основания популяризации законов, издаваемых российским государством. Однако этого не произошло, поскольку по мере дальнейшего развития законодательства у русского народа увеличивалось нигилистическое отношение к законам Российской империи.

В истории эволюции правовой действительности в контексте источников права XX век явился новым этапом в становлении и развитии российской правовой системы. Именно XX в. явился тем периодом времени, когда государство стало стремиться к формализации регулирования общественных отношений, и закон начал приобретать очертания официального источника права, призванного регулировать общественные отношения.

Однако, несмотря на появление серьезного законодательного массива в этот период, по-прежнему сохраняется правовой обычай как важный источник российского права. Вот какую характеристику правовой действительности России того времени дал историк права С.В. Кодан.

«...Система законодательства, выстроенная в 830-850-е гг. в Российской империи,- делает вывод ученый,- представляла собой своеобразный «слоеный пирог», первый слой которого составляло общеимперское законодательство, второй - местные узаконения, третий - санкционированные государством обычаи, как систематизированные и упорядоченные государством, так и те, на применение которых общеимперское законодательство или местные узаконения давали государственную санкцию. При этом... именно нижние слои российского законодательства составляли основу своеобразного «законодательного районирования» окраин Российской империи. Только в Европейской России в полном объеме действовало общеимперское законодательство».

Необычайно удачной инициативой, способствовавшей превращению закона в неотъемлемый элемент правовой действительности как части повседневной жизни для большинства населения Российской империи, является, по мнению Джейн Бурбанка, создание волостных судов в 60-е годы XX века. Это, по мнению американского ученого, обусловлено тем, что, во-первых, эти суды дали возможность огромной части населения непосредственно приобщиться к деятельности правового учреждения; во- вторых, волостные суды служили связующим звеном между сельским населением и государством в наиболее важных и положительных аспектах жизни сельского населения - разрешении мирным путем конфликтов по вопросам собственности и наказании за «маловажные преступления и проступки»; в-третьих, практика выборности волостных судей позволяла привлекать выборных лиц к правовой деятельности сельских старших с их мудростью и опытом, а это имело важное значение и для государства, и для общества.

Именно судебная реформа этого периода в определенной мере способствовала формированию позитивного отношения народа к существовавшей системе законодательства через положительное восприятие судебной системы как части правовой действительности российского общества.

XX в. в контексте эволюции российской правовой действительности характеризуется определенной цикличностью и своеобразной преемственностью. В начале XX века развитие системы законодательства, по мнению отечественных ученых, шло путем введения в его содержание многих постулатов римского и западноевропейского права, основанного на принципе индивидуализма. Советское законодательство явилось специфическим возвратом к тем основам законов, которые были свойственны традиционному российскому законодательству, базирующемуся преимущественно на принципах коллективизма. Конец XX в. и начало XX в. - это период реформирования российского законодательства на принципах либеральной демократии, что является продолжением тенденции начала XX века. Однако вне зависимости от специфики модели преобразования, коллективистской или индивидуалистической, основным источником на протяжении всего двадцатого века оставался закон. Причем в период «социалистического строительства» закон еще больше укрепился не только как основной, но и практически единственный источник права.

Исследование современного этапа формирования системы законов предполагает обратиться к двум социокультурным моделям: одной, основанной на индивидуализме, другой - на коллективизме. Современная российская правовая действительность, как показывает юридическая практика, сочетает в себе признаки обеих моделей и соответственно не может быть однозначно отнесена к одной из них. Ее специфика нашла отражение и в системе законов. Появляются законы, в которых наблюдается попытка реализовать принципы рыночной экономики, либеральной демократии и особенности российского права.

Ярким примером такой попытки является история разработки Гражданского процессуального кодекса 2002 г., длившейся около десяти лет. В процессе подготовки проекта ГПК одни ученые выступали за перенос без каких-либо существенных изменений в российский процесс некоторых процессуальных институтов европейского права, основанных на индивидуалистической концепции, другие, наоборот, ратовали за сохранение институтов советского права, основанных преимущественно на коллективистских воззрениях.

Принятие нового Гражданского процессуального кодекса России в 2002 г. стало, как подчеркивают М.К. Треушников и Д.А. Малешин, важным этапом развития правовой культуры в России. Кодекс, по их мнению, соединяет традиции российского законотворчества, результаты сравнительных исследований, итоги предшествующей судебной практики и особенности социокультурного характера России.

Обосновывая становление и закрепление закона как основного источника российской правовой действительности, следует остановиться на истории применения прецедента в российском праве и превращении его во второстепенный источник права.

Известно, что особенностью средневекового Российского государства было отсутствие разграничений полномочий между органами власти, совмещение судебных и административных полномочий органов власти. Так, К.Д. Кавелин и В.И. Сергеевич отмечали, что для допетровского правосознания судить означало - управлять. Ю.В. Готье указывал, что слияние административной и судебной власти есть характерная черта допетровского права. Исследователи правы в том, что для средневекового человека слово «управлять» имело широкое значение, включая в себя значение слова «судить». В глазах людей XV в. волевое административное решение царя было ничуть не хуже (если не лучше) судебного состязательного процесса. Именно поэтому руководители приказов назывались судьями, а все приказы в разной степени обладали судебной компетенцией.

В XV-XV вв. царь и Боярская дума были в равной мере наделены законодательными и судебными полномочиями; отсутствовало юридическое закрепление процедуры принятия законов и вынесения судебных решений по конкретным делам на уровне высших органов власти. В обоих случаях формулирование правовых норм вызывалось «докладом» центральных органов власти, совмещавших судебные и исполнительно-распорядительные функции. Таким образом, в условиях российской действительности XV-XV вв., относительной неразвитости системы органов государственной власти, граница между казуальным законом и прецедентом оказывалась крайне зыбкой.

В 70-х годах XV в. совершенствование приемов и методов управления, а также усиление контроля за деятельностью органов власти привели к усилению конкуренции закона и прецедента как источников права.

Петровские реформы в начале XV века, проводимые «на манер» Западной Европы, привели к постепенному вытеснению прецедента как источника права из отечественной правовой действительности.

Итак, как уже неоднократно отмечалось, в российской правовой действительности закон постепенно утвердился как основной источник права. В связи с этим более подробно остановимся на вопросе об отношении к закону как основному источнику права в русской правовой культуре.

Известный просветитель 8 века Я.П. Козельский писал: «Юриспруденция есть знание всех возможных прав, или правостей, и философы называют знание употребительных на свете законов юриспруденцией несправедливо, а лучше такое знание называть легиспруденцией, т.е. знанием законов, а не юриспруденцией, т.е. знанием прав. Законы разнятся от прав, потому что законы, хотя по большей части основаны на справедливости, но иные из них случаются основанные на несправедливости.

От разных прав, как от корней ветви, происходить должны разные законы, как то: от божественного права - божественные, от натурального - натуральные, от всемирного - всемирные, а от гражданского - гражданские законы, и прочее.

Законом называю я правило или повеление, по которому человек дела свои располагать обязывается страхом наказания или надеждой награждения. А то правило, которому следовать может человек с полной свободой, также без страха наказания и без надежды награждения, называю я советом».

С.Е. Десницкий, по образному выражению Н.М. Коркунова, - «первый русский профессор права», отмечал, что «законы нужны для точного и известного право положения владельцев, граждан, обывателей и их имений; в противном случае наглость, посягательство, отягощение и утеснение везде попускается без наказания».

М.М. Сперанский вопрошал: «Хотите ли уменьшить в государстве число рабов и деспотов, начните с себя - введите закон на место произвола».

Двести лет назад прогрессивный лицейский учитель Пушкина юрист А.П. Куницын в речи к лицеистам призывал «превыше всего чтить законы и соблюдать их». Готовясь «быть хранителями законов, научитесь, прежде всего, сами почитать оные: ибо закон, нарушаемый блюстителями оного, не имеет святости в глазах народа».

Профессор А.П. Куницын полагал, что «положительное законодательство, будучи основано на преходящих обстоятельствах, беспрестанного требует поправления, образ мыслей граждан, их нравы, соседство и сообщение с другими народами, самые физические свойства почвы и климата каждого государства переменяются, отчего законы, учинившись совершенно несообразными с состоянием общества, могут прийти в ветхость, если не будут исправляемы... Слово «Закон» по своему производству означает преграду, далее которой что-либо простираться не должно или не может. В переносном смысле закон есть положение, выражающее необходимость, по которой что-либо случается или случиться должно. Поскольку разум предписывает воле правила, которыми полагает преграду ее желаниям, то предписания его называются также законами».

Интересны его взгляды на главное формальное начало права: «Человек имеет право на все деяния и состояния, при которых свобода других людей по общему закону разума сохранена, быть может»; а также - «не употребляй других людей как средство для своих целей».

По мнению К.А. Неволина, «закон по существу своему есть» вообще правда, он или выражает ее требования, или установляет меры для исполнения сих требований на самом деле. Но определенейший образ бытия правды в существах, к ней способных, суть права и обязанности; почему права и обязанности составляют определенейшее содержание закона. Для этого содержания самый закон служит формой».

Таким образом, формирование закона в российской правовой действительности как наиболее оптимального источника было объективно обусловлено и оправдано, так как обычное право, которое длительное время было определяющим элементом отечественного права, исторически характеризовалось в большей степени материальным содержанием, чем процессуальным.

АВТОР: Клименко А.М.