Концепция исторического познания в школе «Анналов» как результат философского синтеза: опыт историко-философской реконструкции
Скептически настроенный историк философии может увидеть в «Анналах» лишь эклектическое соединение разнородных философских концепций. Исследователь, стремящийся уловить живую ткань истории, скорее будет считать, что представители «Анналов» ближе других историографических школ сумели подойти к осознанию сущности исторического процесса - именно потому, что они сумели избегнуть односторонности, свойственной приверженцам строгих философских принципов.
Такого рода спор будет бесплодным до тех пор, пока не будут прояснено, что подразумевается под синтезом, а что - под эклектикой.
Как представляется, при осмыслении научного творчества школы «Анналов» речь может идти о синтезе в нескольких смыслах.
Первый вид синтеза - это синтез гуманитарных наук, использованный представителями «Анналов» в своих исследованиях: история и психология, история и лингвистика, история и этнология и т.д. Об этом виде синтеза исследователями творчества уже написано немало.
Второй вид синтеза представляет собой собственно сама школа «Анналов», в которой на протяжении многих десятилетий различные историки занимались исследованиями различных проблем истории, но результаты их трудов, тем не менее складываются в некое целое, проникнутое единым духом, несмотря на все разнообразие проблематики.
Третий вид синтеза - именно тот, который интересует историка философии. Разнообразие исторических проблем, рассматривавшихся школой, стремление при их рассмотрении к синтезу достижений различных гуманитарных наук - все это, разумеется, требовало философско-методологических размышлений. Ведь сфера компетенции философии начинается сразу же за порогом каждой частной науки. Стоит ученому-специалисту перешагнуть этот порог, стоит только задуматься о месте и значении «своей» науки в ряду других, о специфике предмета ее исследований, как он уже должен представить себе общую картину мира и общую картину человеческого познания, хотя бы и в самом схематичном, контурном виде. А это означает, что он начинает заниматься философией - порою сам не осознавая того и всячески открещиваясь от метафизики.
Уже сама попытка прибегнуть к синтезу результатов гуманитарных наук в своих исследованиях обрекла представителей школы «Анналов» на философствование. Ведь вопрос о том, на каком именно основании такой синтез может быть осуществлен, является вопросом непосредственно философским.
Еще Ф.Энгельс заметил такой парадокс: чем активнее представители частных наук пытаются уйти от философии, тем больше они оказываются в ее плену. Верно это и по отношению к школе «Анналов». Подчеркнутая антиметафизическая установка, стремление сохранять непосредственную близость с фактами приводят к возникновению проблемы самотождественности. Историческая реальность в XX веке стремительно менялась, причем менялась кардинально. Неизбежно вставал вопрос: как постигать ее, не поступаясь теоретическими принципами? Либо верность стремительно меняющимся фактам, либо сохранение «духа» школы. Даже если историки школы «Анналов» занимались изучением давно минувших эпох, они, как уже было сказано, признавали, что сам характер постановки вопросов к прошлому определяется положением дел в настоящем.
Школа «Анналов» продолжала существовать на протяжении большей части XX века. Но в чем тогда состоял ее «дух»? Что оставалось неизменным при неоднократной смене исследуемой проблематики? Вот вопрос, который просто не мог не заставить обратиться к проблемам методологии и, далее, к проблемам философии истории, к различному решению их в разных философских течениях и направлениях, в поисках идентичности собственной школы.
А проблематика, которой занимались ее представители, менялась настолько существенно, что французские исследователи истории самой школы «Анналов» склонны даже выделять несколько этапов в ее развитии.
Развитие «Анналов» от этапа к этапу неизменно демонстрировало, что новое поколение редакционного совета журнала, равно как и его рядовые сотрудники, не только воспринимали лучшие достижения у своих наставников, но всякий раз вносили существенное методологическое обновление, которое порой воспринималось как забвение наследия отцов-основателей. Предполагаемая непрерывность, которую имеют в виду сторонники определения «Анналов» в качестве научной школы, «фактически маскирует многочисленные разрывы между историческим производством тридцатых и восьмидесятых, даже если некоторые парадигмы основания остаются».
Первые «Анналы» (1929 - 1956) возникли и развивались, когда мир был потрясен «возможностью реализации варварства в самом сердце европейской цивилизации». Начиная с 1870-х годов французская историографическая школа Лависса, Ш. Сеньобоса, Ф. Де Куланжа была сосредоточена на политических и военных вопросах и создавала историю, которая «служит, чтобы готовить войну». Но после окончания войны французские историки должны были «приспособиться к миру, искать и класть основы для длительного мира».
Успехи в гуманитарных науках (лингвистике, психоанализе, антропологии, географии, социологии) стали вторым вызовом для историков, на который Л. Февр и М. Блок ответили идеей «синтеза всех гуманитарных наук». Под их руководством первые «Анналы» стремились утвердить парадигму «глобальной истории» или «тотальной истории», задачей которой «является воспроизведение социальности во всей целостности и единстве».
Как научное направление «Анналы» занимают центральное положение, ведя «борьбу на двух фронтах, против традиционной истории на правом фланге и против марксизма на левом». Французская историография в лице «Анналов» совершает поворот от политической истории к изучению социально-экономических явлений, не признавая при этом экономической детерминации исторического процесса.
Существенным новшеством был разрыв «с представлением о том, что история имеет дело исключительно с прошлым; «Анналы» стремились строить историю, включая прошлое и настоящее».
Второй период (1956 - 1969) характеризуется сциентистской ориентацией. Продолжая практику междисциплинарных исследований, сотрудники журнала во главе с Фернаном Броделем утверждают новую концепцию. «На передний план выдвинулись «геоистория» и экономический материализм, игнорирующая человеческое начало идея «неподвижной истории» или почти неподвижной истории с упором на изучении безличных структур, пребывающих во «времени очень большой длительности». Наука истории рисковала раствориться в социальных науках, по временам она слишком поддавалась соблазнам структурализма».
Однако, заслуга Ф. Броделя заключается в том, что он сумел повернуть наступление структуралистов в 50-е годы на пользу исторической науке, поскольку «приспособил идею относительно структуры скорее как описательное понятие, а не концептуальное». Так же под влиянием Ф. Броделя предмет исторической науки «перемещается от человека к природе». Ф. Бродель отдает приоритет почти неподвижной истории, что ведет к отказу от «современной истории и любой попытки объяснить современные явления».
Третье поколение «Анналов» (1969 - 1994), возглавляемое Ж. Ле Гоффом, Э. Ле Руа Ладюри и М. Ферро, формировалось в условиях развала колониальной системы, создания молодых национальных государств, что в совокупности с протестом против вестернизации, склонило французских историков к исторической антропологии. Исследования историков оказались уподобленными «календарю ежедневных действий человечества, движущие факторы которых были сведены всего лишь к биологическим или семейным проявлениям существования людей - рождению, браку, смерти». Кроме того, в противовес нарастающему технократизму «Анналы» обращаются к истории искусства, эстетики прошлых веков, создавая «социокультурную историю».
Третье поколение «Анналов» отличалось двойственным отношением к марксизму. Э. Ле Руа Ладюри, Ф. Фюре, потрясенные разоблачениями 20 съезда, событиями в Венгрии, Польше, Чехословакии, покидают коммунистическую партию Франции и призывают к «изучению констант в пределах изменений, а не к изучению изменений в пределах констант», берут на себя «задачу сохранения наследства и принятия мер против всех усилий, ведущих к изменениям». Э. Ле Руа Ладюри выдвигает идею измерения каждого периода «в терминах его ресурсов и населения, экономическая теория становится производным отражением демографической истории, таким образом, теория Мальтуса противопоставляется концепции К.Маркса».
В то же время, другая группа историков, теоретически опираясь на К.Маркса, поддерживает его тезис об истории как науке изменений, стремится показать «человека, описанного как коллективное лицо (часть социальной группы), способного в этом качестве воздействовать на историю, вводить новшества, участвовать на похоронах старого мира и рождении нового».
В целом, представители третьего поколения отказываются от создания глобальной истории и предпочитают исследовать отдельные фрагменты жизни общества и описывать их, таким образом, восстанавливая в правах нарратив и через него перевода «фокуса исторического исследования от макроистории, анализирующей «крупные неподвижные структуры, к микроистории. То есть истории сообществ и «маленьких» людей, повседневная жизнь которых выступает своеобразной «монадой», в которой отражается специфика целой эпохи».
Руководитель редколлегии четвертых «Анналов» Ж. И. Гренье, возглавивший журнал после широкой методологической дискуссии, выступает за исключение детерминистского подхода при анализе каких бы то ни было социальных процессов и считает плодотворным применение методов микроистории и новой исторической социологии к изучению политической, экономической или иной эволюции.
Движение «Анналов», будучи интеллектуально открытым, всегда «приветствовало историков разных школ, в том числе и тех, теоретические установки которых серьезно отличались от их собственных». Провозглашения какой-либо ортодоксии от тех, кто присоединялся к «Анналам», никто никогда не требовал.
Такой подход позволил представителям «Анналов» постоянно пополнять и модифицировать философско-методологический арсенал, не сковывая себя жестко заданными рамками, и осуществлять синтез достижений философской мысли. Подобная позиция, впрочем, существовала и ранее. К примеру, ещё русский философ Н.И. Кареев, издавший в 1883 г. труд «Основные вопросы философии истории», считал «областью синтеза... философию истории». И столетие спустя, на рубеже 20 и 21 веков проблема синтеза в философии становится одной из самых обсуждаемых.
Многие исследователи отмечают, что специфика современной мировоззренческой ситуации заключается в том, «что уходит не просто очередная эпоха в культуре, как это было когда сменялись эпохи ренессанса, барокко, классицизма, романтизма, реализма, модернизма, которые вписываются в общую парадигму лого – онтотео и т.д. центризма. В настоящее время осуществляется переход к принципиально новой парадигме мышления - многомерности».
Такая многомерность мышления не равнозначна его эклектичности. Наоборот, эклектичность - это верный признак мышления одномерного. Эклектик сохраняет непоколебимую верность только одной философии, но - по очереди. Сегодня он - только позитивист. Завтра - только экзистенциалист.
Может быть, впрочем, что он позитивист при рассмотрении одного круга вопросов своей науки, но экзистенциалист при рассмотрении другого их круга. В своем отношении к философии он может быть уподоблен человеку, который даже в мыслях сохраняет настолько абсолютную верность в браке, что при малейшем чувстве симпатии к другому немедленно разводится с прежним партнером. Или его можно сравнить с не менее удивительным меломаном, который не может слушать звучания симфонического оркестра в целом, а потому слушает во время концерта по очереди то один инструмент, то другой в отдельности. Синтез - это не механическая сумма его составляющих, а рождение чего-то качественно нового.
Полифоничность «философского слуха» у представителей школы «Анналов» во многом предопределена именно тем, что они - историки, а не философы-профессионалы, то есть их дистанцированностью от философии. Если продолжить аналогию с оркестром, то каждый его музыкант озабочен максимально совершенным исполнением собственной партии, и дирижер требует от него именно этого, оставляя за собой право и необходимость постоянно слышать весь оркестр сразу. Оказавшись в зале на концерте другого оркестра, валторнист по привычке слушает только валторниста, а виолончелист - только партию виолончели. Но тот, кто не принадлежит к музыкантам по профессии, способен во время концерта слушать весь оркестр в целом, что не мешает ему отмечать удачные пассажи то одного, то другого музыканта.
Примерно таким же образом представители школы «Анналов» слушали многоголосие философов, каждый из которых строго сохранял верность своему учителю, университетской традиции и т.п., а потому старался быть предельно последовательным. Французские историки, обладавшие широчайшими гуманитарными познаниями, отмечали особенно удачные находки у философов, к какому бы течению или направлению в философии те не принадлежали. Сами же они всячески противились четкому и однозначному определению собственных философских оснований, открещиваясь от философии вообще и объявляя себя ремесленниками. Но в итоге именно такая отстраненная и не определенная строго позиция в отношении философии только и позволила представителям школы «Анналов» создать синтетическую философскую методологию исторического познания.
Дух школы «Анналов», обеспечивающий ее идентичность, определяется именно уникальным синтезом философских идей, а потому может быть в полной мере постигнут только историком философии. И дух этот возникает потому, что французские историки способны выделять во всемирном оркестре философов наиболее удачные, на их взгляд, отдельные партии и мотивы.
В марксизме представителям школы «Анналов» импонирует идея о том, что историю творят массы. При этом само собой разумеется, что творчество масс выражается, прежде всего, в материальной культуре, в создаваемых ими вещах. Именно они в первую очередь и доходят до историка из далекого прошлого в виде самых долговечных исторических памятников. И если мы намерены действительно, а не декларативно признавать народ творцом истории, то техника работы историка с памятниками материальной культуры будет определяющей в его «ремесленном» мастерстве. Именно они должны вызывать его первоочередной интерес, поскольку слово, по выражению Ж. Ле Гоффа, - это «великий отсутствующий в истории». Народ выражал себя, в отличие от немногочисленных интеллектуалов прошлого, не столько в слове, сколько в материальных продуктах, создаваемых его трудом.
В позитивизме представителей школы «Анналов» привлек, прежде всего, высокий стандарт строгости при работе с фактами. В соединении с тем мотивом, который был заимствован из марксизма, это означало, что памятники материальной культуры прошлого должны описываться максимально точно. Работа с материальными памятниками должна стать «эмпирией» историка. Надо иметь дело именно с ними или с их точными описаниями, которые заслуживают абсолютного, поскольку лишены всяких домыслов и фантазий. Из письменных свидетельств о прошлом следует отбирать только то, что не содержит отвлеченных рассуждений, разглагольствований об общем смысле истории, о потаенных причинах и следствиях. От исторических свидетельств представители школы «Анналов» требуют того же, чего требует от свидетелей английский суд: говорить только о том, что ты наблюдал лично, не высказывая никаких субъективных догадок и домыслов. Именно за последние представители школы «Анналов» и не жалуют метафизиков, измышляющих «философию истории», независимую от фактов.
Однако историки должны помнить, что памятники материальной культуры и прочие факты, освобожденные от домыслов с использованием позитивистских техник, интересны им вовсе не сами по себе. Их задача - постичь деятельность и мышление народа, творившего и творящего историю. Поэтому реконструкция исторических фактов в их чистоте, освобождение их от позднейших домыслов и метафизических наслоений - это лишь первый шаг.
Далее наступает черед исторической герменевтики. По остаткам материальной культуры, дошедшей до него, историк должен постичь то, что думали, чувствовали и переживали люди, создававшие вещи. Представители школы «Анналов» стоят на точке зрения презумпции народного ума. В. отличие от просветителей, они далеко не спешат исправлять и наставлять народ, объявлять его жизненную философию набором предрассудков, менять ложные народные мнения на истинные, т.е. собственные. Их задача - постичь то, что реально двигало историей. Это - народное мышление, неотрывное от его социальных чувств и воли. То есть именно то, что представители школы «Анналов» именуют менталитетом народа.
Этот мотив заимствован уже из учений представителей «философии жизни», но не столько немецкой, сколько из французской - из бергсонианства, а в какой-то степени - из экзистенциализма. Точно так же, как А. Бергсон отрицал существование застывшей структуры человеческой личности, представляя ее, скорее по-гераклитовски, как нечто живое, что нельзя дважды застать в одном и том же состоянии, представители школы «Анналов» не мыслят менталитет народа как какую-то константу. Никакой «французской идеи», которую только лишь надо найти, нет и не может быть, так же, впрочем, как нет и не может быть «русской идеи», «немецкой идеи», не менявшейся на протяжении многих веков. Есть гибкий менталитет, способный сообразовываться со складывающейся исторической ситуацией и, воплощаясь в действии, эту ситуацию изменять. Менталитет можно определить по аналогии с «прагматической верой» у Ч.Пирса, основателя американского прагматизма - это то, на основании чего действует народ. И только эта прагматическая вера народа и заслуживает внимания историка, так как совершенно не имеет значения, какими словами сопровождается действие. Два человека, действующие одинаково, имеют одинаковую прагматическую веру, хотя они и могут говорить при этом разные слова, апеллировать к разным идеалам. Так выразился бы Ч.Пирс. А представители школы «Анналов» сказали бы, что два человека, действующие одинаково, имеют одинаковый менталитет. Историк должен постичь именно его, не давая обмануть себя различным словесам, идеологиям, декларациям, политическим программам и тому подобному.
«Дух» школы « Анналов», таким образом, представляет собой дух философский, но - синтетический. Историк, к ней принадлежащий, должен придавать столь же большое значение практической деятельности народа и материальной культуре, как марксисты. Он должен столь же корректно и строго обходиться с эмпирическим материалом, как позитивист. Он должен проявлять не меньшие герменевтические способности, чем В.Дильтей. Он должен не хуже прагматиста видеть за реальными делами истинные мотивы, не давая обмануть себя декларациями. Он должен признавать за волей и социальными чувствами ничуть не менее важную роль, чем та, которую отводят им представители «философии жизни». Но, в отличие от них, он отнюдь не должен считать народ темной стихией, лишенной рассудка и разума.
Таким образом, школа «Анналов» сумела вобрать и органически соединить в своей концепции исторического развития, сообразующиеся с эмпирическими исследованиями мотивы философских теорий, которые на взгляд философа являются абсолютно противоположными. Это, в конечном счете, привело к формированию в школе «Анналов» оригинальной философско-методологической концепции, представляющей результат синтеза идей, заимствованных из различных философских течений.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что эта синтетическая «философия истории» не возникла сразу же, в столь завершенном виде, что последующие поколения представителей школы могли просто воспринимать ее от предшествующих, доказывая тем самым свою принадлежность к школе. На протяжении семи десятилетий существования школы «Анналов» в двадцатом веке непрерывно происходил процесс формирования этой синтетической философской концепции. Этому способствовал дух открытости, который характеризовал школу, не замыкавшуюся в себе и готовую к диалогу к историками, к ней не принадлежащими. В свою очередь, сам статус школы, которая не представляла собой какой-то организации с обязательными для всех членов программными документами и официальным членством, а была всего лишь объединением историков вокруг журнала «Анналы», допускал внутреннюю полемику и значительные расхождения во взглядах. Наконец, школа «Анналов» в различные годы ее существования не могла не откликаться на то, что происходило в духовной жизни страны.
По всем этим причинам ее «философский капитал» накапливался постепенно, благодаря совместным усилиям. Однако нельзя не заметить, что в полной мере о «синтетической» философии истории, можно говорить именно как о достоянии школы «Анналов» в целом. Иными словами, каждый ее представитель отнюдь не воспроизводил в своих работах всю полноту этой «синтетической» философии, а неизбежно ограничивался отдельными ее аспектами, наиболее важными для его исторических исследований. У одних историков при этом на передний план выходили позитивистские мотивы, у других - герменевтические, у третьих - марксистские. Однако, сознавая себя представителями школы, приверженными «духу
Анналов», они рассматривали свои идеи как взаимодополняющие. Синтез, о котором мы говорим, скорее, предполагался по умолчанию историками, предпочитавшими не формулировать общеобязательных догматов и не очерчивать границ школы строго.
Именно потому четкое осознание произошедшего философского синтеза мы и считаем задачей историка философии, полагая, что история философии как наука есть самосознание и рефлексия философии.
На протяжении всей истории школы «Анналов» можно выявить влияние позитивизма. Учение О. Конта в рамках «Анналов» представлено тремя направлениями. Это прежде всего социологизм Ф. Симиана, подвергшего критике фактологический позитивизм с его знаменитой формулой «Тексты, тексты и ничего кроме текстов». В 50-60-е годы, господствующие позиции занимал структуралистский позитивизм, под влиянием которого была разработана мир-системная концепция Ф. Броделя. Наконец, это клиометрический позитивизм Э. Лe Руа Ладюри, П. Шоню и других.
Экономический успех послевоенного тридцатилетия привлек внимание историков Франции к изучению марксизма. Использование марксизма представителями «Анналов» предполагало его некоторую корректировку. Однако марксизм был точкой отсчета при выборе тематики исследований и формировании общей концепции понимания исторического развития некоторыми историками.
Негативное в целом отношение к иррационализму не отвратило историков ментальностей от исследования проблемы бессознательного и привлекло внимание к идеям 3. Фрейда и философии А. Бергсона.
Осознание факта о совершенно ином восприятии мира людьми прошлого привело французских историков к мысли о том, что современное толкование исторических событий, явлений, понятий не соответствует тому, как они трактовались людьми разных эпох.
Решить эту проблему помог метод герменевтики (и соответственно обращение к теории В. Дильтея), согласно которому необходимо «вжиться», «пережить» жизненный опыт исторических деятелей заново, а затем «понять», «истолковать» и воспроизвести его как «живое целое».
Стремление к синтезу и максимальная открытость школы «Анналов» для дискуссий, для восприятия ценных для исторического познания философских идей не означала, однако что французские историки отличались теоретической всеядностью и космополитизмом. Напротив, они сознавали себя именно французскими историками, а историю считали «прибежищем национальной гордости». Поэтому первоочередной интерес у них вызывали и труды философов-соотечественников. В первую очередь это относится к О.Конту (равно как и к французским историкам-позитивистам), а также к А.Бергсону.
Позитивизм оказался отправной точкой в истории формирования философско-методологической концепции школы «Анналов» во многом потому, что она закладывалась в период научных дискуссий на рубеже 19-20 веков, когда первые руководители журнала Л. Февр (1868-1956) и М. Блок (1886-1944) только начинали свою профессиональную деятельность. Вот что пишет об этом периоде Жак Ревель: «Возможно, в позитивистской атмосфере последней четверти 19 века именно история казалась образцом той научности и ригоризма, в которых нуждалась страна. История должна стать научной, а еще лучше системной дисциплиной - как ни как Франция - родина Декарта. Слово «метод» стало всеобщим девизом конца века. Шарль-Виктор Ланиуа и Шарль Сеньобос систематизировали исторический метод в их знаменитом «Введении в изучение истории». Чему они учили? Главным образом критическому чтению текстов, убежденные, что эта необходимая деятельность поможет исследователям отобрать факты в их документальном проявлении и, следовательно, воссоздать образ прошлого, максимально близкий к тому, который можно было увидеть при непосредственном наблюдении. Коль скоро «драгоценный металл» факта отделялся от «документального шлака» и «облагораживался» посредством критического разбора, факты приобретали последовательность, преимущественно в форме хронологического повествования».
М. Блок открыто признавал влияние позитивизма: «Наша наука многим ей (социологической школе Э. Дюркгейма - О.С.) обязана. Она научила нас анализировать глубоко, ограничивать проблемы более строго, я бы даже сказал, мыслить не так упрощенно. О ней мы здесь будем говорить лишь с благодарностью и уважением. И если сегодня (М. Блок пишет в 1941 году - О. С.) она уже кажется превзойденной, то такова рано или поздно расплата всех умственных течений за их плодотворность».
Хотя в приведенной цитате признается влияние идей Э. Дюркгейма, следует признать, что дух французского позитивизма, повлиявшего на школу «Анналов», восходит к О.Конту. Именно в его учении можно видеть первоисток многих представлений французских историков. Движущей силой общественного развития согласно Конту был инстинкт, «побуждающий человека беспрестанно улучшать свое положение или, другими словами, развивать свою физическую, нравственную и умственную жизнь». Основа социальной эволюции - прогресс человеческого разума. В итоге содержание истории человечества есть постепенный переход от теологического мышления к позитивному.
Позитивное мышление О. Конта подчинено «закону постоянного подчинения воображения наблюдению». Используя «терапию языка», то есть отказ от общих понятий, позитивный ум наблюдает события, очищает их от всякого вымысла, тем самым превращает события в научные факты. При накоплении достаточно большого количества фактов ученый выявляет повторения, которые становятся законами позитивной науки.
Французские историки-позитивисты (О. Тьерри (1795 - 1856), Ф. Гизо (1787 - 1874), О. Минье (1796 - 1884) и А. Тьер (1797 - 1877) считали, что место фантазии должно занять научное описание реального быта народа, его положительных, житейских интересов. Занявшись таким описанием, историки вступили на совершенно не исследованную территорию. Если до сих пор историю писали как историю деяний великих людей, то теперь предстояло заняться изучением истории народов, народных масс, которые стремились к свободе и благосостоянию. Но создать историю, «которая понимается как народное самосознание..., так же просто, как источить воду из камня».
Долгое время о жизненной философии рядовых членов общества говорили как о чем-то несовершенном, примитивном, фрагментарном. Однако эта жизненная философия позволяет людям, трудящимся в сфере производства, противостоять давлению со стороны сознания людей, обладающих в силу своей профессиональной принадлежности более глубоким объемом знаний и большей способностью эти знания выражать в научно-доказательной форме. Если эта жизненная философия позволяет устоять перед таким мощным давлением, то ее нельзя считать неразвитой и фрагментарной. Очевидно, это система, пока еще полностью не раскрытая профессионалами и не осознанная самими представителями жизненной философии.
Между тем жизненные философии обладают великим могуществом. Они строят вокруг себя материальные миры, воплощаясь в материи и организуя ее. Жизненная философия не нуждается в философии профессиональной, так как является самодостаточной, оправдывая сама себя своими практическими результатами.
Французские историки-позитивисты эпохи Реставрации указали на то, что философы Просвещения придумывали народ вместо того, чтобы изучать его. Открытие позитивистами реального народа явилось важным фактором.
Но методы социологии не позволили проникнуть во внутренний мир человека. Кроме того у социолога - ученого и у человека, который практически действует, творя историю, всегда существовали принципиально различные подходы к пониманию будущего. Социологические исследования позволяли верифицировать образ прошлого при наличии достаточного количества материала, просчитать настоящее и очень осторожно предположить будущее. Между тем практически действующий человек всегда устремлен в будущее.
Многие современные мотивы в отечественной социальной философии созвучны тем, которые являлись главными в работах французских историков-позитивистов, а затем были восприняты представителями школы «Анналов». Прежде всего это мысль о том, что историю творит народ, однако не как масса, а как совокупность мыслящих людей, реализующих в действии свои «жизненные философии».
Так, В.В. Кемеров предпринял попытку вписать проблему «личности в исторические изменения, в логику и результаты» истории. Выдвинув концепцию индивидных революций, В.В. Кемеров утверждает, что экономические, политические, научно-технические революции сопровождались серьезными изменениями в личностном бытии людей, «пользовались» этими изменениями, хотя о собственно личностном смысле происшедшего зачастую «не могли», «не умели», «не хотели» сказать. В общественную жизнь вступали новые личностные ресурсы, но они как бы не шли в счет, не обозначались, не оформлялись соответствующим образом».
Речь идет, в сущности, именно о том, что представители школы «Анналов» именовали менталитетом.
Однако следует отметить, что первоначально не философы, а именно историки (хотя и они долгое время не обращали внимания на мышление рядового человека), внесли фундаментальный вклад в изучение духовного мира человека в своих эмпирических исследованиях, уловив его сущность, структуру, влияние на исторический процесс.
В начале 20 века появились первые научные труды, связанные с исследованием образа мыслей и чувств человека прошлого, авторами которых выступали представители различных наук. Среди них выделяется работа Й. Хейзинги «Осень средневековья», ставшая классической. Й. Хейзинга, знакомый с трудами В. Вундта, «по существу был заинтересован тем, что он называл «различные формы мысли». Подход Й. Хейзинги близок к тому, который прослеживается в работах А. Пиррена «Средневековые Города Бельгии» и М. Оссовской «Рыцарь и буржуа». Но еще раньше, в середине 19 века французский историк Мишле, пользующийся особым уважением у представителей школы «Анналов», призывал к «созданию истории тех, которые страдали, работали, умирали, но не могли сказать миру о своих страданиях.
Французская философия неоднократно предпринимала попытки указать и раскрыть внутренний мир человека прошлого. Ш. Монтескье предложил исследовать «манеру говорить нашими отцами». О. Конт призывал создать «историю без имен».
Немецкий социолог М. Вебер выдвинул гипотезу о влиянии на формирование капитализма протестантской этики. Этнолог Л. Леви-Брюль использовал идею «Э. Дюркгейма о социальном происхождении и характере мышления» и указал на разницу в понимании мира первобытным человеком и современным. По содержанию «мышление первобытных людей является в основе своей мистическим», в то время как мышление современного человека «перестало быть мистическим, по крайней мере, в том, что касается большинства окружающих предметов». Л. Леви-Брюль обратил внимание на то, что, несмотря на логический характер мышления современного человека, в нем сохранились и черты иррациональности.
Французские историки Л. Февр и М. Блок восприняли идею Л. Леви- Брюля об изучении мыслительных операций людей прошлого и переняли понятие «ментальность», применяемое этнологом для обозначения мышления первобытного человека. Однако, в отличие от Л. Леви-Брюля, они стали говорить о различии в ментальностях людей, живущих цивилизованно, но в разных эпохах: средневековье, новом времени, 20-м веке. Замечание о наличии в мышлении современного человека, помимо рациональных и иррациональных элементов позволило Л. Февру и М. Блоку обратить внимание на изучение бессознательного в мышлении, как отдельного человека, так и общества в целом.
Изучение ментальности становиться фирменным знаком «Анналов» и завоевывает успех в научных исторических кругах Европы.
И все же понимание ментальности, которое сложилось в школе «Анналов», наиболее близко к учению А. Бергсона о сущности творческой эволюции. Ментальность тоже осмыслялась французскими историками в двух ракурсах - и с внешней стороны, как та сила, та энергия, которая движет историей, объективируясь в материи и организуя ее, и, так сказать, изнутри, как образ мышления народа, неотделимый от его воли и социальных чувств.
Такое понимание ментальности было призвано заменить «упрощенную модель человеческого сознания, в которой господствующим центром выступает рациональность, к тому же смоделированная по образцам инструментального и целерационального действия». Учение о ментальности в школе «Анналов» в сущности и представляет собой ответ на поставленный А. Бергсоном вопрос: «Каким образом жизнь развертывается в своей истории, то есть последовательности, где нет повторения, где каждый момент уникален и несет в себе образ всего прошлого?»
Представители школы «Анналов» солидарны с А. Бергсоном в том, что люди творят историю, полагаясь не только на свой интеллект, но и на интуицию, способную воспринимать предмет в целом и видеть в нем то нужное свойство или качество, которое необходимо в каждом конкретном случае. Поэтому интуиция сопоставима с бессознательной ментальной установкой: не знаю почему, но поступать в этой ситуации нужно так; я чувствую, что необходимо действовать именно таким образом. Жизненный выбор представляется тем результатом, который обеспечивается всем грузом прошлого.
Представители школы «Анналов» отметили, что в исследованиях многих историков говорится о ментальных системах или структурах. Однако при этом речь идет не о системах в строгом смысле этого слова, предполагающем наличие четко выраженных элементов, связанных между собой определенным образом. Поэтому Ж. Дюби и Р. Мандру предложили «изучать ментальность систематически», выявляя взаимосвязь ментальных образов и представлений, «которые в разных странах или группах сочетаются по-разному».
Представители школы «Анналов» подчеркивают, что ментальность являет собой целостность. Ее составляющие гетерогенны, а потому не соизмеримы между собой качественно и количественно. Эти составляющие, разумеется, можно изучать и в отдельных исследованиях, но это будут лишь отдельные грани ментальности определенной группы или определенной эпохи. В то же время ментальность представляет собой структуру в движении, а не в статике. В истории все протекает в беспрерывном, постоянно меняющемся жизненном потоке. М. Блок обнаруживает в человеке и обществе «непрерывную игру взаимодействий», в которых невозможно выявить однозначные и стабильные причинно-следственные связи.
Как сущность «творческой эволюции» у А. Бергсона, так и сущность истории в понимании школы «Анналов» состоит во взаимодействии движений, противодействующих друг другу. Здесь нет ничего однозначно первичного и однозначно вторичного. Материальное вовсе не определяет всего происходящего, поскольку оно есть лишь застывший в материи менталитет предшествующих поколений (именно так оно и описывается Ф. Броделем). Ее действию, подобному «гнету», противодействует менталитет поколений нынешних. Поэтому трактовку исторического процесса школой «Анналов» вполне может выразить следующее высказывание А. Бергсона: «Все протекает так, как если бы в материю проник широкий поток сознания, снабженный, как всякое сознание, огромным множеством смешанных друг с другом возможностей».
Здесь, однако, важно подчеркнуть, что в данном случае под сознанием А. Бергсон имеет в виду второй уровень сознания, так называемое «глубинное Я» отличное от «Я поверхностного», интеллектуального, имеющего количественные характеристики. «Глубинное Я» - подлинная сущность человека. Это «поток сознания», состоящий из необозримой качественной множественности тончайших чувствований и переживаний, не поддающихся никакой рассудочной детерминации». Так понятое «глубинное Я» (поток сознания) вполне совпадает с бессознательными ментальными установками, о которых говорят представители школы «Анналов».
Иначе говоря, эволюционный исторический процесс происходит в результате бесконечного взаимодействия материального мира и ментальных установок людей. Двоякая множественность, усиленная внутренней «длительностью» материи и сознания, приводит к образованию в результате эволюции множества вариаций жизни.
Резюмируя сказанное, можно сказать следующее.
Философско-методологическая база, составляющая «дух» школы «Анналов», сформировалась в результате активного поиска эвристически ценных философских идей французскими историками, обладавшими высокой гуманитарной культурой. Именно дистанцированность от философии профессиональной позволила им соединить в своих основополагающих представлениях о сути истории идеи, которые были выдвинуты представителями различных течений и направлений в философии. И в этом отношении не будет ошибкой сказать, что представления о менталитете, развиваемые школой, в значительной мере применимы и к самим ее представителям. Заимствования из философских источников отчасти вполне осознаются представителями школы, что подтверждается прямыми ссылками, а отчасти являются не вполне осознанными, произошедшими не напрямую, а через «дух времени». Поэтому философско-теоретический «менталитет» школы требует историко-философской реконструкции по результатам его воплощения в исторических трудах. В данной связи приходится признать правоту Ю.М. Федорова: «Мировоззренческий потенциал ушедшей на покой философемы оседает, хотя и в неявном виде, в методологии конкретных исторических исследований, однако уже не • как категорические императивы, а в качестве «само собой разумеющейся вещи», «свидетельства здравого смысла» и пр. Та или иная историософия всегда была и будет мировоззренчески-методологическим базисом для исторической науки. Если историческая наука и сумеет в необозримом будущем построить свою собственную историософему (позитивистский лозунг: «наука сама себе философия»), то в ней все равно можно будет обнаружить кальку с какой-либо известной или новейшей философемы».
Таким образом, представители школы «Анналов» не были абсолютно оригинальными в создании своей базовой философско-методологической концепции. Верно, что «фактически все новшества, связанные с Блоком, Февром и Броделем имеют прецеденты». Но они смогли создать собственную «комбинацию элементов, приведшую к строительству нового вида истории». Новизна и оригинальность философских идей школы «Анналов» заключается таким образом не в элементах, которые заимствуются из позитивизма, марксизма, «философии жизни», герменевтики, а в их уникальном синтезе, в результате которого возникло нечто качественно новое, лишний раз доказывающее, что система больше суммы составляющих ее элементов.
Синтез философских идей привел на практике исторических исследований к результатам, получившим признание в исторической науке. Это может служить доказательством ценности оригинальной концепции исторического развития, в которой важнейшее место занимает понятие «ментальности», органически увязывающее в историческом процессе рациональные и иррациональные начала, формирующиеся под влиянием окружающей среды и в свою очередь оказывающей на нее собственное воздействие.
Таким образом, представляется возможным рассмотреть школу «Анналов» в рамках историко-философского подхода, несмотря на негативное отношение французских историков к философии истории.
Историческая наука может быть рассмотрена как социальная практика. Такой подход позволяет утверждать, что философские концепции исторического развития, в том числе и оригинальная концепция школы «Анналов», не возникают сами по себе, а являются результатом общественного развития, отражают те или иные философские теории, которые были на данный момент сформированы и господствовали в общественной мысли.
Несмотря на то, что представители школы «Анналов» ценят профессиональные исследовательские навыки более, чем способность к построению абстрактной теории, именно философская предустановка ученого историка, которую он получает в процессе обучения профессиональному мастерству порой совершенно неосознанно, оказывает значительно большее влияние на результаты исследований французский историков (и всех других), чем чисто профессиональные навыки. Философская предустановка, по сути, формирует ту исследовательскую ситуацию, в которой действует ученый-практик, и тем самым оказывает решающее влияние на получаемые результаты исследований.
Только историк философии может проанализировать и понять, каким именно образом сформировалась философская основа школы «Анналов», составляющая ее «дух». За многие десятилетия существования школы в XX веке французские историки пытались осуществить соединения идей позитивизма, структурализма, марксизма, «философии жизни», герменевтики. При этом они извлекали из этих философских учений лишь то, что представлялось им эвристически ценным для исторической науки.
Результатом такого соединения разнородных идей оказалось не какое-то эклектическое образование, а достаточно оригинальный синтез, представляющий собой целостную теорию и методологию исторического познания. Школа «Анналов» исходит из того, что историю творит народ, который выражает себя, однако, не столько в письменных и печатных произведениях, сколько в создаваемых им предметах материальной культуры и в организационных структурах, функционирующих в повседневности. Эта идея, близкая к марксизму, далее дополняется требованием позитивистских стандартов точности при работе с историческими памятниками и историческими свидетельствами. Однако памятники материальной культуры и прочие факты, освобожденные от домыслов с помощью позитивистских техник, интересны историку не сами по себе. Реконструкция исторических фактов в их чистоте, освобождение их от позднейших домыслов, интерпретаций и метафизических наслоений - это лишь первый шаг. Далее наступает черед исторической герменевтики, призванной по остаткам материальной культуры реконструировать менталитет создавшего их народа, постичь не только его образ мышления, но и волю и социальные чувства, которые двигали им.
В результате такого синтеза философских идей, заимствованных из различных философских источников, возникает качественно новая концепция истории и исторического познания.
АВТОР: Сарпова О.В.