05.06.2012 1759

Специфика измерения динамики современной войны

 

«Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, не существующих, что они не существуют». Эту мысль Протагора вспоминают очень часто. Востребована она и в нашем случае. Ведь война оценивается человеком. «Маленький», постоянно ищущий для себя выгоду человек и войну измеряет по той выгоде, которую она может принести ему. Человек, мыслящий себя в единении с чем-то большим и значимым, чем он сам, ищет и для войны иного измерения. Но нередко и в этом случае война оценивается по той выгоде, которую она приносит этому большему и значимому, чем человек.

На специфику понимания войны оказывает влияние способ существования человека. Исторически становление, достижение полноты своей жизни человек осуществляет превращением себя в средство. И пока этот процесс превращения себя в средство доминирует, человек вольно или невольно многое в мире будет понимать как средство. В том числе и войну.

К оценке войны как средства человек подходит, с одной стороны, с позиции выполняемых ею функций в отношении социального целого, частицей которого он является. По сути, он измеряет войну по производимому ею делу в отношении себя и социального целого. Так появляется параметр дело войны. С другой стороны, он оценивает войну как дело для себя. Дело, участвуя в котором, ты ощущаешь противоречивость своего состояния: противоестественность быть всецело средством и мотивированное стремление превратить себя всецело в средство ради чего-то более значимого. Дело, в котором человеческое раскрывается и в своей утилитарности для социального, и в своей экзистенциальной сущности.

1. Философские подходы к измерению культурно-антропологической динамики войн по показателю «дела» войны.

В философии, а в последнее время и в военной науке прослеживается тенденция оценки войны через соотношение решаемых ею проблем, к проблемам, которые она создает в процессе этого решения. Это дает возможность оценки культурно-антропологической динамики дела войны через изменение соотношения данных параметров на шкале истории.

В этом случае формула определения динамики войны через соотношение параметров ее состояния может выглядеть следующим образом: решаемые войной проблемы. Состояние динамики войны = порождаемые войной проблемы:

- параметр «решаемые войной проблемы» предполагает интегральную характеристику войны как проблеморазрешающей системы;

- параметр «порождаемые войной проблемы» включает в себя интегральную характеристику войны как проблемосодержащей системы.

В философской культуре ясно прослеживаются три разные традиции определения параметров динамики войны.

Согласно первой традиции в этой формуле «числитель» равен нулю или представляет собой бесконечно малую величину, деление на которую не дает эффекта присутствия социально позитивного результата войны. В качестве иллюстрации этого подхода можно привести мысль Мо-Цзы, считавшего, что «пытаться с помощью войны решать политические споры между государствами, пытаться добиться мощи и славы - это все равно, что заставить всех людей Поднебесной пить одно лекарство для лечения разных болезней, ибо пользы от этого, может быть, будет лишь четырем - пяти человекам». Следующая традиция реализуется в двух культурных вариантах: а) гиперувеличение числителя, что позволяет представить операцию деления простой формальностью с давно известным положительным результатом, поскольку величина знаменателя, какой бы она ни была, всегда при этом варианте мала, для того чтобы усомниться в безусловно позитивном результате.

Иллюстрацией гиперувеличения числителя может стать известная характеристика, данная войне Гераклитом. Древнегреческий мыслитель считает, что «война (полемос) - отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других - людьми, одних творит рабами, других - свободными». Люди боятся войны. И в принципе их точка зрения должна быть учтена в знаменателе. Но что такое человек в сравнении с Богом? Поэтому негативная позиция человека в отношении войны просто сводится на нет, когда Гераклит заявляет: для Бога в войне нет ничего ужасного, для него в войне «все прекрасно и справедливо», ибо он заботится не о частных победах или поражениях, а о всеобщей гармонии. Неоплатоник Порфирий поясняет сказанное Гераклитом: «Войны и битвы нам кажутся ужасными, а для бога в них нет ничего ужасного: бог все обращает на благо гармонии целого».

Опытное подтверждение философско-метафорических размышлений Гераклита о войне как об отце «всего» дает распространенная в культуре установка рассматривать войну как средство проявления Мужского в мужчине. «В превознесении мужчины обнаруживает война всю силу своего обаяния», - писал в свое время П.-Ж. Прудон.  Те, кого Первая мировая война сплотила в мужской боевой союз, говорили: «Война - наш отец, он сформировал нас в боевых окопах как новый род, и мы с гордостью признаем это происхождение». В этом же смысловом контексте война предстает у А. Платонова. В «Котловане» один из его героев утверждает, что «если мужик войны не видел, то он вроде нерожавшей бабы идиотом живет».

Из этих примеров видно, что нередко гиперувеличение числителя достигается фокусировкой сознания только на одной проблеме, решаемой войной, без учета порождаемых ею проблем, которые должны бы быть занесены в реальной своей величине в знаменатель, и участвовать в установлении истинного значения войны. Причем то, что вносится в положительный баланс войны, как правило, связано с ее историческим назначением или одним из главных ее социальных значений. Каким способом реализуется предназначение (социальное значение) войны, в расчет не берется;

б) гиперувеличение знаменателя, позволяет так же, как и в варианте «а» превратить операцию деления в чистую формальность, но результат деления будет при этом всецело социально негативным, если все внимание сосредоточено лишь на невзгодах войны, как, например, это делает Мо-Цзы, описывая картину войны следующим образом: «Армия нападающей стороны вторгается на землю другого государства, топчет его хлеба, рубит его леса, разрушает города и поселения, загрязняет и разрушает его пруды и водоемы, угоняет и убивает его скот, сжигает и оскорбляет его родовые кумирни, принуждает работать на себя и убивает его население, измывается над иноплеменными старцами и женщинами, вывозит из захваченного царства его богатства... Многочисленные армии уходят в поход и не возвращаются обратно. Тысячи семей остаются без опоры, жены становятся вдовами, а дети - сиротами, полностью растрачиваются все богатства народа... служилые не занимаются государственными делами, земледельцы не засевают поля, женщины не ткут полотно, государство теряет своих слуг, простолюдины забрасывают свои дела...».

Наконец, третья традиция представляет собой стремление установить, что собой представляет война, если реально взвесить ее два противоположных начала - проблеморазрешающее и проблемосодержащее - и соотнести их между собой.

В реализации этой тенденции также существуют свои культурные варианты:

а) приоритет при оценке войны отдается знаменателю.

Сунь-Цзы полагал, что сосредоточить внимание при оценке войны необходимо на «всем вреде, приносимом войной», то есть «на знаменателе». Он подчеркивал: «Кто не понимает всего вреда, наносимого войной, тот не может понять всю выгоду от войны». Представляется, что из смыслового содержания этой мысли можно предположить, что Сунь-Цзы прекрасно понимал, что война - это, прежде всего, проблемосодержащая система. И обеспечивать ее динамику можно только путем уменьшения совокупного вреда, который она приносит. С учетом этого становятся ясными формулируемое им правило ведения войны и ее предпочтительные формы. «Правило ведения войны таково - важнее сохранить государство противника в целости, чем разгромить его... Поэтому сто раз вести бой и сто раз одержать победу не является лучшее из лучшего. Лучшее из лучшего заключается в том, чтобы покорить войско противника без боя. Поэтому высшее искусство войны - это разрушить планы противника; затем расстроить его союзы, на следующем месте разгромить его войска».

б) приоритет при оценке войны отдается числителю. В этом случае часто апеллируют к исторической необходимости, невозможности реализации политических интересов другим путем, кроме как обращением к войне. «Несомненно, - пишет Л.П. Карсавин, - что всякий здоровый народ в развитии своем всегда инстинктивно стремится поглотить другие. Разве не говорят об этом все известные нам крупные исторические индивидуальности: и Египет, и Вавилон, и Китай, и империя ацтеков, и Эллада и Рим, и вся европейская история. Попытайтесь мысленно устранить насилия, завоевания грабежи из военной истории. Что тогда останется от любого европейского государства?»;

в) вариант, предполагающий производство подсчета вреда и пользы от войны, как будто их можно рассматривать в системе координат без выделения приоритетного значения одного перед другим.

Иллюстрацией такого варианта может служить максима Э. Роттердамского: «Какой бы справедливой ни казалось причина войны, какие бы выгоды ни сулило ее успешное окончание, подсчитай все убытки, которые причиняет война, и все выгоды, которые она должна была бы принести в случае победы, и подумай: а стоит ли вообще так стараться победить?».

Какие выводы можно сделать из многообразия вариантов применения формулы определения динамики войны через соотношение параметров ее состояния как проблемосодержащей и проблеморазрешающей системы? Во- первых, правомерно утверждать о наличии противоречивого философского опыта в определении того, как измерять культурно-антропологическую динамику войны. Во-вторых, о методологической достаточности данных подходов и необходимости выбора одного из них для измерения динамики войны на выявленных ранее этапах: 1) доисторическом этапе развития культуры; 2) на историческом этапе развития войны как социально-политического явления в доядерную эру; 3) на историческом этапе развития войны как социально-политического явления в ядерную эру.

Предлагаемое видение измерения культурно-антропологической динамики войн раскрывает этот процесс только с одной стороны, со стороны такой культурно-антропологической характеристики, для обозначения которой можно применить понятие «дело войны». Из анализа этих параметров следует, что оценка «дела войны» варьирует в диапазоне между ее положительными и отрицательными значениями.

Но если мы от измерения динамики войны в координатах «дела войны» перейдем к иному ее культурно-антропологическому измерению, где сама война предстает как дело, то для характеристики культурно - антропологической динамики войны могут быть использованы и другие параметры.

2. Философские императивы измерения культурно-антропологической динамики войн по показателю «войны как дела».

Представляется, что между параметрами дела войны и войны как дела существует определенная корреляция. На мировоззренческом уровне общественного сознания она выражается в таком параметре как отношение к войне. С одной стороны, отношение к войне есть культурно-антропологический параметр, характеризующий дело войны. С другой стороны, отношение к войне - это культурно-антропологический параметр, характеризующий войну как дело. Однако если в первом случае отношение к войне - это интеграционный параметр, раскрывающий динамику войны через отношение (одобрение-осуждение войны в принципе, является она добром или злом, а также одобрение войны через ее конкретные характеристики – справедливость - несправедливость, прогрессивность - регрессивность), то во втором случае этот параметр предполагает переход в измерении динамики войны от параметра отношения к параметру предметность.

Следовательно, параметр отношение к войне имеет и самостоятельное значение, и инструментальное, как переход от предметности «дела войны» к предметности «войны как дела». По сути, этот переход через отношение от одной предметности к другой необходим для обеспечения связи между двумя уровнями культуры, обеспечивающими существование войны:

- уровнем идейно-смысловой организации культуры, где идея войны, сначала соотносится с другими идеями культуры (прогресса, справедливости и т.д.), имеющимися на конкретной стадии развития человечества, затем специфически преломляется в культуре того или иного народа, нации, класса, принимая форму смысла, который они придают войне, используя ее для сохранения и укрепления своего бытия, и уже потом проходит стадию идеологической трансформации, то есть происходит преобразование полученного смысла в социальное значение войны с дальнейшим «расщеплением» его на множество ситуативных социально-политических целей войны;

- уровнем деятельной реализации идейно-смыслового содержания культуры, где война и предстает как дело. Здесь уже для динамики войны важна иная предметность, определяемая спецификой войны как вооруженной борьбы. Значение приобретают антропологические параметры войны как вооруженной борьбы, а именно: Kaxvuvi образом, за какой объект борются воюющие.

Динамика того, что определено каким образом борются воюющие в культурно-антропологическом плане измеряется самыми различными параметрами. Во-первых, типами насилия, используемого в войне для реализации ее целей. Во-вторых, свойствами, которые востребует война от сражающихся для победы.

Параметр объект, за который борются воюющие может существовать как в предметной форме и цениться непосредственно как объект в единстве присущих ему социально-востребованных свойств, привлекающих военного агрессора (наличие богатых природных ресурсов, выгодное географическое положение в виде выхода к морям, транспортным путям и т.д.), а может иметь и инструментальное значение, выводящие смыслы обладания этим объектом за рамки его собственной ценности путем превращения акта завоевания в устранение негативных значений данного объекта в проекции идейно-политической и ментальной духовной стратегии победителя. Например, война в Ираке (2003) одинаково правильно может быть оценена и как война за богатую нефтью территорию, и как война за устранение негативного диктаторского режима С. Хусейна, союзника международного терроризма, стоящего на пути распространения в мире либеральной демократии и как война соответствующая американской ментальности, связанной с мессианством Америки в мире.

Параметр «объект, за который борются воюющие» имеет две основных плоскости измерения: материально-экономическую и духовную (идейно - политическую и ментальную), корреляция между которыми постоянно меняется. Единство духовной и материальной составляющих объекта, за который борются воюющие, не нарушается даже тогда, когда он представляется полностью дематериализованным и выдается исключительно в форме мотивации, например, борьбы за веру. Все равно за этим духовным всегда стоит то или иное материальное, обнаруживающее себя как в случае борьбы за веру в ее социальной институализации.

Для иллюстрации предложенного подхода к измерению культурно - антропологической динамики войны кратко изложим свое видение того, как война менялась вместе с изменением образа борьбы воюющих. Следует отметить, что видение войны как «продолжения политики насильственными средствами», идущее от Клаузевица, как бы в тени оставляет образ действий воюющих. Казалось бы, незначительное изменение этой формулировки за счет замены понятия «насильственные средства» на понятие «насильственным образом» и представление войны как продолжения политики насильственным образом, позволяет оценить специфику войны уже не только как дела политического, но и более широко - как человеческого дела.

 

АВТОР: Товстолуцкий О.А.