25.02.2011 5645

Правовое регулирование института действий в чужом интересе без поручения, в отечественном законодательстве (статья)

 

На протяжении значительного периода времени русское гражданское законодательство не содержало норм, об обязательствах возникающих из действий в чужом интересе без поручения.

Н. О. Нерсесов в своей работе отмечает, что институт negotiorum gestio имеет большое сходство с другим институтом mandatum (договором поручения), и отличается лишь отсутствием предварительного поручения. В виду того, что последующее одобрение хозяина отождествляло отношения возникающие из negotiorum gestio и mandatum.

Г. Дернбург, также отождествляет negotiorum gestio с договором поручения. Он считает, что ведение чужих дел без поручения вызывает взаимные обязательственные отношения между хозяином дела и ведущим его лицом. Хотя отношения эти, не опираются ни на какой договор, по своему характеру они так похожи на правоотношения, возникающие из поручения, что их, по всей справедливости приравнивают к ним.

В свою очередь А.О. Гордон вводит термин «фактическое представительство», которое имеет место, когда, лицо, имея полномочия, как правило, основанные на доверенности, выходит за его пределы, практически соотнося фактическое представительство с институтом negotiorum gestio. Следует отметить, что данная позиция и получила в литературе обоснованную критику.

С практической точки зрения, уподобление negotiorum gestio договору доверенности следует признать гораздо более целесообразным, так как положения поверенного и положение гестора имеют много общего, он вместе с тем не следует отождествлять эти два института, между которыми, в действительности, существуют и немаловажные различия.

Во-первых, круг действий, порождающих отношения по negotiorum gestio гораздо обширнее в сравнении с действиями, составляющими предмет договора доверенности.

Во вторых, неодинаковыми представляются и пределы ответственности поверенного и гестора за нерадение.

В третьих, отождествление negotiorum gestio с договором доверенности невозможно и потому, что не давало бы надлежащего основания для установления обязательств хозяина в отношении гестора, так как невозможно провести полную, аналогию между положением лица, не выразившего согласия вступить в договор, и того, кто сделался должником по договору.

К. Д. Кавелин писал: - «Случается, что лицо, не участвующее в обязательстве желая, по собственным, личным, дружеским, семейным и т. п. отношениям к одному из участвующих в нем лиц, оградить его интересы, заступает его место, не будучи к тому обязано и не имея на то поручения». Далее, он отмечает: - «Такое заступление лица и притом в его интересах, а не к его вреду, в известном обязательстве, будет представительством, хотя оно и не подходит под условия необходимого или добровольного представительства».

Хотя следует отметить, что в юридической науке конца 19 века обсуждалась необходимость введения института negotiorum gestio, но на законодательном уровне ни каких решений принято не было.

Ю. С. Гамбаров обосновывая необходимость существования negotiorum gestio, выделяет следующие теории: объективные, субъективные и смешанные.

Согласно приведенной классификации критерием объективных теорий является то, что их основанием служат общие принципы права, устанавливаемые независимо от рассматриваемого института, в negotiorum gestio проявляется только отдельный принцип случай действия этих принципов. Общим основанием Объективных теорий является известный юридической науке принцип: никто не может обогащаться с ущербом для другого лица без согласия этого последнего (nemo cum damno alterius locupletior fieri debet).

Объективные теории получили серьезнейшие возражения. Во-первых, они не обращают внимания на субъективные моменты действий гестора, что ведет к невозможности различия действий в рамках negotiorum gestio от действий, создающих другие правоотношения, например, от дарения, недобросовестного присвоения чужого имущества и др.

Во-вторых, они ведут к произволу личных взглядов гестора на то, что необходимо и полезно для чужого дела, - такой подход не гарантирует деятельность гестора в действительном интересе хозяина.

Субъективные теории основывают юридическую силу обязательств negotiorum gestio на принципе воли, придавая значение либо воле хозяина, либо воле гестора, либо их действительному или предполагаемому соглашению. Общим для субъективных теорий моментом является широкое использование презумпций и фикций, так или иначе сводящихся либо к предположению, что хозяин в сложившейся ситуации, требующей предпринять определенные действия, действовал бы именно так, как действует гестор, или к фикции, что хозяин «заочно» дал гестору поручение действовать в его (хозяина) пользу.

Серьезным возражением субъективной теории служит то, что гестор, предпринимая действия в чужом интересе, крупно рисковал бы остаться без возмещения своих расходов, если бы то него требовалось следовать воле хозяина, а не той воле, вторая выступает из видимых обстоятельств, доступных его наблюдению.

Думается, пишет С. В. Михайлов, что разобщенность описанных теорий рационально преодолима, так как видно, что теории объединены в группы по разным основаниям, т.е. нет необходимости для всякой классификации единого критерия разграничения.

Дело в том, что теории решают разные функциональные задачи. С одной стороны, теории, названные объективными, обосновывают объективно-правовую целесообразность установления возмещения расходов лица, действующего в чужом интересе. С другой стороны, теории, названные субъективными, решают задачу разработки конкретных условий, которым должны соответствовать действия, чтобы быть определенными как действия в чужом интересе без поручения, - эта задача относится субъективно- правовому уровню регулирования отношений.

Таким образом, полагает он, первая группа теорий отвечает на вопрос, зачем нужен этот институт, а вторая группа - на вопрос, как он должен функционировать. Получается, что эти два момента не исключают, а дополняют друг друга.

Первая попытка законодательного закрепления института «ведение чужих дел без поручения»(negotiorum gestio) была предпринята в Проекте гражданского уложения.

В Проекте институт «ведение чужих дел без поручения» был размещен в разделе третьем, вместе с обязательствами, возникающими не из договоров. Статья 1049 определяла обязательство следующим образом: «Отношения между лицом, которое, не будучи к тому уполномочено, принимать на себя попечение о личности или имуществе другого, исполнение чужого обязательства или вообще ведения чужого дела (распорядителем), и лицом, в пользу которого распорядитель действует, (хозяин), определяются на основании нижеследующих статей».

Внедоговорной характер этих отношений не вызывал сомнений, вместе с тем, законодатель предусматривал четкие критерии при наличии которых возникало обязательство данного вида. Исходя из анализа выше приведенного определения, можно предположить, что основной чертой обязательства является то, что распорядитель (гестор) имеет право требовать не только те издержки, которые, которые были необходимы хозяину дела, но вообще всех издержек сделанных в интересах хозяина при условии, что они необходимы и полезны.

Вместе с тем Проект предписывал, какими принципами должен был руководствоваться распорядитель при совершении действий. В частности, «распорядитель должен руководствоваться очевидной выгодой и вероятными намерениями хозяина и обязан вести дело с осмотрительностью, свойственной заботливому хозяину». Рассматривая такие признаки как: полезность действий гестора их выгодность с объективной или субъективной точке зрения, можно прийти к выводу, что в Проект исходит из невозможности разграничения объективных и субъективных начал. В обосновании этого авторы комментария приводят следующие: «Нередко случается, что действие полезно в смысле объективном оказывается бесполезным и даже вредным в виду обстоятельств, имеющихся в лице того, для которого оно совершено. В таких случаях нет, очевидно, основания возлагать на это последнее лица обязательство возместить гестору произведенные им издержки. Так, уплата долга, с общей точки зрения, есть действие полезное, но оно становиться бесполезным, если уплаченный гестором долг подлежит зачету с причитающимся хозяину требованием, осуществление которого и могло быть достигнуто только посредством зачета в виду несостоятельности лица, получившего платеж. Предоставление в таком случае гестору права на получение с хозяина уплаченной за него суммы вовлекло бы последнего в явный убыток».

При оценке действий гестора применялся еще один критерий «гестор должен был вести дело с осмотрительностью, свойственной хозяину дела». Данный, критерий граничит с ответственностью гестора за отсутствие осмотрительности, при этом авторы Проекта исходят из общих начал ответственности, которые определены в более ранних статьях. Вместе с тем в статье 1050 Проекта, законодатель, очевидно в виде исключения из общего правила предусматривает, что распорядитель отвечает лишь за грубую неосторожность, если он действовал с целью предотвратить крайнюю опасность, грозившую жизни, здоровью или имуществу хозяина. Очевидно, следует полагать, что распорядитель совершает действия в таких условиях, при которых соблюдать осторожность не приходится.

В.И. Синайский, анализируя Проект, отмечает, что законодатель впервые предлагает ввести институт ведения чужих дел без поручения. Он полагает, что: «Существенные принадлежности ведения чужих дел без поручения, фактического или юридического характера, прежде всего, составляют: 1) намерение лица совершить действие в чужом интересе и 2) отсутствие у лица полномочия (безразлично, по договору или по закону) на совершение действия. Поэтому, в первом случае, не будет ведения чужих дел без поручения, если распорядитель (гестор) желал одарить хозяина или совершить действие в его пользу. Во втором случае, не будет ведения чужих дел без поручения, если имеется поручение или полномочие, хотя бы по закону, или если хозяин впоследствии одобрит действия распорядителя, так как одобрение имеет здесь обратную силу».

В.И. Синайский полагает, что следует выделить две существенные принадлежности ведения чужих дел без поручения. «Распорядитель признается только тогда ведущим чужие дела, когда его вмешательство в чужую правовую сферу оправдывается: 1) очевидной выгодой (объективные критерий) и 2) действительным или вероятным намерением хозяина (субъективный критерий)».

Синайский В.И. делает вывод, что отношения сторон складываются аналогично отношениям при поручении и доверенности, но имеются здесь и свои особенности. Так, распорядитель обязан: 1) по возможности немедленно уведомить хозяина и выждать его решения, разве бы дело не терпело отлагательства, и 2) окончить чужое дело или вести его до тех пор, пока хозяин или его наследники не будут в состоянии сами позаботиться о нем. Хозяин в свою очередь, обязан: 1) возместить издержки распорядителю, как поверенному, и 2) освободить его от всех обязательств, принятых им на себя в пользу хозяина. Последняя обязанность вытекает прямо из отношения распорядителя к третьим лицам, с которыми он вступает в обязательства от своего имени и за свой счет, а не от имени и за счет хозяина. При всей кажущейся разработанности института действий в чужом интересе без поручения в Проекте, Синайский указывал, что данный институт и в законодательстве и в литературе далеко не разработан, и его надлежащая организация, как обязательства по закону, дело будущего.

Свод гражданских законов содержал всего одну статью, которая закрепляла следующее правило «Как по общему закону никто не может без суда лишен прав, ему принадлежащих, то всякий ущерб в имуществе и причиненный кому-либо вред или убытки, с одной стороны, налагают обязанность доставлять, а с другой стороны, проводят право требовать вознаграждения».

И.М. Тартюмов комментируя эту норму отмечал, что она охватывает три группы отношений: обязательства из деликтов, обязательства из неосновательного обогащения, обязательства, возникающие из ведения чужих дел без поручения.

На протяжении значительного периода времени советское законодательство не знало подобного института, М.М. Агарков писал: «Действующее советское право не регулирует обязательств, возникающих из деятельности в чужом интересе без поручения. Такие обязательства являются институтом близким к обязательствам из неосновательного обогащения, но все же отличающимся то них.

Деятельностью в чужом интересе без поручения (negotiorum gestio) называется деятельность лица, имеющего целью обеспечить интересы другого лица без поручения последнего. Например, кто-либо принимает меры к охране или поддержанию имущества отсутствующего; кто-либо погашает чужой долг, чтобы избавить должника от просрочки, и т. д. Такого рода деятельность может порождать обязательства между сторонами (между действующим лицом и заинтересованным лицом). Во-первых, у действующего лица может возникнуть обязательственное требование к заинтересованному лицу о возмещении издержек. Во-вторых, на действующем лице лежит определенная обязанность перед заинтересованным лицом».

Гражданский кодекс РСФСР 1922 года не регулировал отношений возникающие в результате совершения действий в чужом интересе без поручения.

В юридической литературе того периода, высказывались различные точки зрения относительно возможности правового регулирования института negotiorum gestio. Так З. И. Шкундин и К. А. Граве полагали, что «Под представительством без поручения понимается совершение одним лицом действий за другое лицо без всякого на то полномочия или согласия последнего. Представительство без поручения мы имеем, например, в том случае когда, один гражданин в связи с отсутствием другого гражданина - своего знакомого, вносит за него квартирную плату, желая предотвратить последствия просрочки и т. п. Несмотря на отсутствие в данном случае поручения, все же между фактическим представителем и представляемым могут возникнуть обязательственные отношения, обсуждаемые по правилам договора поручения, например, в силу последующего одобрения представляемым действий лица, действовавшего без поручения». Как мы видим, те примеры, которые были приведены, свидетельствуют о том, что речь фактически идет о отождествлении «представительства без полномочий» и «negotiorum gestio».

И. Б. Новицкий анализируя имеющуюся нормативную базу и сложившуюся судебную практику того периода, пришел к следующим выводам. «Отсутствие в Гражданском кодексе отдельной регламентации деятельности в интересе другого лица без поручения привлекло к тому, что для признания отношений такого рода пришлось пойти по пути, указанному в ст. 4 ГПК РСФСР.

Не имея возможности оставить без признания и защиты отношения между лицом, взявшимся по собственной инициативе за ведение дела другого лица, и этим последним, советская практика применила к эти отношениям постановления о возврате так называемого неосновательного обогащения».

«В тоже время в рамки «деятельности в интересе другого лица без его поручения» нельзя втискивать те случаи, когда гражданин принимает те или иные меры для предотвращения вреда, угрожающего социалистической собственности, и на этой почве терпит личный или имущественный вред».

Обязательства возникающие, вследствие действий по предотвращению вреда нашли свое отражение в судебной практике. Так одним из первых дел, являются дела по иску Марцинюка и Бычовой-Гончаренко.

На тот период действующее гражданское законодательство не имело правового механизма регулирования обязательств возникающих вследствие предотвращения вреда. Судебная коллегия, по гражданским делам Верховного Суда СССР рассматривая данную, категорию дел пришла к выводу о том, что рассматриваемые правоотношения являются обязательствами особого вида. В связи с отсутствием законодательного урегулирования обязательств, возникающих вследствие предотвращения вреда, судам приходилось руководствоваться общими началами гражданского законодательства, фактически они были вынуждены применять аналогию права, которая была предусмотрена ст. 4 ГПК РСФСР. Как видно из приведенного примера, необходимость правового регулирования обязательств, возникающих, вследствие предотвращения вреда было обосновано судебной практикой. В последующие года основные положения обязательств из предотвращения вреда были разработаны и обоснованы в работах виднейших отечественных юристов.

На основании анализа норм ГК РСФСР 1922 года и сложившейся судебной практики можно сделать следующий вывод:

1. Институт действий в чужом интересе без поручения на законодательном уровне закрепления не получил, несмотря на то, что, на практике, возникали правоотношения, которые могли бы быть урегулированы с помощью института negotiorum gestio.

 2. На рассматриваемый период действующее гражданское законодательство не имело правового механизма регулирования обязательств возникающих, вследствие совершения действий в чужом интересе без поручения. Поэтому, правоприменительная практика шла по пути применения аналогии права.

Определенные сдвиги на пути законодательного урегулирования института действий в чужом интересе без поручения произошли с принятием в 1964 года Гражданского кодекса РСФСР.

«Гражданский кодекс РСФСР 1964 года, все же не оправдал указанных ожиданий. Как это было и у его предшественника, норм, посвященных рассматриваемым обязательствам, в нем не оказалось. А потому суды следовали сформировавшейся на протяжении многих лет практике, которая сводилась к применению в соответствующих случаях норм по аналогии (аналогии закона и аналогии права была посвящена ст.10 ГПК РСФСР).

Указанная линия поддерживалась и в литературе. Отталкивались авторы главным образом от того, что в случаях, когда речь шла о действиях физического лица в чужом интересе без поручения, при их последующем одобрении должна была применяться посвященная ratilhabitio статья 63 ГК РСФСР («Последствия заключения сделки лицом, не уполномоченным или с превышением полномочия»). Если же такое одобрение отсутствовало, надлежало руководствоваться по аналогии нормами главы о неосновательном обогащении».

Вместе с тем, в статье 472 Гражданского кодексе РСФСР, были закреплены обязательства, возникающие вследствие спасания социалистического имущества, которые можно было рассматривать как определенный вид действий в чужом интересе. Они возникали только в тех случаях, когда спасательные действия совершались в отношении только социалистического имущества, при этом спасателю должен быть причинен вред. В юридической литературе такие обязательства называли «обязательства из спасания». Однако, несмотря на то, что «обязательства, возникающие вследствие спасания социалистического имущества» только получили правовую регламентацию, в научной литературе стали появляться предложения по совершенствованию данной правовой модели.

Прежде всего, большинство отечественных цивилистов настаивали на создании в рамках обязательств, из спасания социалистического имущества, самостоятельного вида обязательств, который предлагали назвать не иначе как, «обязательства, возникающие вследствие спасания человека».

Тогда это было оправдано, хотя бы с точки зрения того, что позволило восполнить пробел в праве. Особые нарекания вызывали положения, которые противопоставляли интересы государства и отдельных граждан. В частности это проявлялось в следующем. Обязательства из спасания имели место только в случае предотвращения вреда социалистическому имуществу, когда аналогичные действия совершались в отношении имущества граждан, а также их здоровья или жизни обязательства данного рода возникнуть не могли.

Вместе с тем, что имелись сторонники законодательного урегулирования обязательств, по спасанию жизни или здоровья граждан были и противники этой теории. Так О.С. Иоффе, полагал, что возложение обязанности по возмещению вреда на граждан, которые и без того пострадали и оказались в бедственном положении, не является правильным, хотя бы по морально этическим соображениям. К данной точке зрения присоединились В.Г. Вердников и А.Ю. Кабалкин, однако эти авторы считают, «что в советском гражданском законодательстве не содержится общего правила, которое возлагало бы на гражданина обязанность совершить действия по спасанию человеческой жизни». Далее они указывают на то, что нормы пенсионного законодательства и законодательства о социальном страховании, устанавливают материальное обеспечение лиц, пострадавших при спасании человеческой жизни.

А. А. Собчак основываясь на анализе высказанных точек зрения, пришел к следующему выводу: «Если и существуют какие-либо заслуживающие внимание возражения против возмещения вреда, понесенного при спасании человеческой жизни, то они относятся только к ограниченности материальных возможностей отдельного гражданина, в отношении которого предпринимались спасательные действия.

Это обстоятельство, считает он, должно быть учтено при формулировании законодательных правил о возмещении такого вреда, но само по себе не дает оснований к отрицанию возможности и необходимости возмещения вреда, понесенного при спасании человеческой жизни».

Следует также отметить, что диспозиция статьи 472 ГК РСФСР содержала достаточно большое число отсылочных норм. При этом все отсылки были адресованы к статьям расположенным в главе «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда».

По мнению ряда ученых, в результате оказывалось, что на отношения, возникающие между собственником спасаемого имущества и тем, кто участвовал в спасании имущества, был распространен режим деликтов, что, по крайней мере, нельзя было считать удачным.

В отличие от ГК РСФСР, ГК Молдавской, Азербайджанской, Казахской, Латвийской, Таджикской и Узбекской республик содержали номы посвященные обязательствам, возникающим из деятельности без поручения.

В частности в ГК МССР обязательства, возникающие из деятельности без поручения были отнесены к внедоговорным обязательствам наряду с обязательствами, возникающими из публичного обещания награды, обязательствами, возникающими вследствие причинения вреда, обязательствами, возникающими вследствие спасания социалистического имущества, и обязательствами, возникающими из неосновательного обогащения.

В соответствии со статьей 441 ГК МССР, у лица действующего в интересах другого без поручения, возникает право на возмещение понесенных расходов при условии, что он действовал:

- в целях предотвращения ущерба, угрожающего имущественным интересам другого лица;

- при отсутствии поручения.

В случае если не удалось сохранить имущество и интересы этого лица, необходимо, чтобы в действиях лица отсутствовала вина, а сами действия были целесообразными.

Анализируя гражданские кодексы союзных республик и сравнивая, их Давыдов В.И. приходит к следующим выводам. При сравнении норм, посвященных ведению дел без поручения, которые содержатся ГК Молдавской, Азербайджанской, Казахской, Латвийской, Таджикской и Узбекской республик, нетрудно заметить ряд различий между названными нормами. Так статья 469 ГК Аз.ССР и статья 399 ГК Литовской ССР прямо оговаривают право граждан на совершение необходимых и целесообразных действий в интересах другого лица, без поручения, для защиты имущественных интересов представляемого.

В статье 442 ГК МССР, также как и в статье 469 ГК Аз.ССР, содержит близкие друг другу нормы об обязанности лица, действующего в интересах другого без поручения. К их числу кодексы относят обязанность лица, действующего без поручения, уведомить об этом заинтересованное лицо, а при невозможности уведомить заинтересованное лицо, довести начатое дело до конца. Если заинтересованное лицо одобрит ведение дела, то на указанные отношения распространяются правила о договоре поручения. Наряду с этим лицо, действующее без поручения, обязано представить отчет, о своих действиях и передать все полученное лицу, в интересах которого оно действовало.

В ГК Каз.ССР и особенно в ГК Уз.ССР нормы о правах и обязанностях участников таких обязательств сформулированы не полно. В указанных кодексах нет и норм об ответственности лица, действовавшего без поручения.

Согласно статьи 443 ГК МССР лицо, действовавшее без поручения, отвечает перед заинтересованным лицом за убытки, причиненные умышленно или по грубой неосторожности, а также и в том случае, если не уведомило о своих действиях заинтересованное лицо, несмотря на имевшуюся, на то возможность или продолжало действовать вопреки указаниям заинтересованного лица.

К особенностям ГК МССР можно отнести норму, которая не имеется в других ГК, о правах и обязанностях, возникающих для лица, в интересах которого были совершены действия без поручения, если они явились необходимыми и целесообразными.

Наряду с указанными особенностями следует обратить внимание на то обстоятельство, что гражданские кодексы союзных республик проводили разграничение между обязательствами из спасания и обязательствами из деятельности без поручения, и это обстоятельство является неслучайным. Очевидно, правовое регулирование этих видов обязательств имеет различные основания возникновения, различный субъектный состав и др., что и позволило в рамках внедоговорных обязательствах самостоятельно сформировать эти достаточно разные институты.

Следующим этапом становления института действий в чужом интересе без поручения в отечественном законодательстве, следует считать принятие Основ гражданского законодательства Союза ССР и Союзных республик в 1991 году. В главе 16 «Поручение», была включена одна статья 118, которая носила название «Ведение чужих дел без поручения».

Данная статья объединила принципиальные положения о двух достаточно различных институтах – во-первых, совершение сделок в интересах другого лица без его поручения, т.е. ведение дел без полномочий на то, что в значительной мере совпадает правилами пункта 4 статьи 28 Основ, предусматривающим последствия совершения сделки от имени другого лица, неуполномоченным лицом (ср. ст.183 ГК), и, во-вторых, предотвращение угрозы ущерба имуществу других лиц без соответствующих полномочий.

Законодательное закрепление этого вида обязательств, синтезировавших в себе черты прежних обязательств, возникающих вследствие спасания «социалистического имущества», и обязательств, возникающих из деятельности без поручения, вызвано необходимостью обеспечения наиболее полной и равной защиты личных и имущественных прав субъектов гражданских правоотношений.

Следует отметить, что статья 118 Основ состояла из двух пунктов. В первом пункте речь шла о совершении сделки в интересах другого лица без полномочий. В случае одобрения такой сделки, лицо совершившее сделку имеет право требовать возмещения понесенных по этой сделке расходов, без каких либо ограничений. В случае отсутствия одобрения, расходы возмещаются в пределах приобретенной по сделке выгоды. Таким образом обязательство могло возникнуть как в случае одобрения так и в случае неодобрения сделки, разница заключается только в объеме возмещения, следовательно для возникновения обязательства необходимо было совершить действие в интересах другого лица.

В пункте втором данной статьи законодатель закрепил правило, которое, по сути, заменило собой обязательства из спасания. Теперь они вышли составной частью в институт ведения чужих дел без поручения. Условиями возникновения такого рода бязательств являются следующие:

- лицо должно действовать без соответствующих полномочий;

- в целях предотвращения реальной угрозы ущерба имуществу других лиц;

- если исключена возможность предупреждения других лиц о такой угрозе;

- наличие убытков, у лица совершившего действия по предотвращению реальной угрозы;

- причинная связь между возникшими убытками и действиями по предотвращению угрозы имуществу.

Законодатель, несомненно, учел те положения, которые были выработаны наукой гражданского права за прошедший период, в частности он, определяет четко, что обязательство возникает в случае, когда имеется реальная угроза имуществу других лиц, а не мнимая.

Положительным моментом является то обстоятельство, что в отличие от статьи 472 ГК РСФСР, субъектами данного обязательства могут быть как граждане, так и юридические лица, причем как на стороне кредитора, так и на стороне должника. Субъектный состав лиц в интересах, которых могут быть совершены соответствующие действия, значительно расширился, в него входят как граждане, так и юридические лица, муниципальные образования и др.

Спасатель мог совершать действия по предотвращению вреда имуществу заинтересованных лиц, однако действия спасателя распространялись не на любое имущество, а только на «социалистическое имущество».

Наряду с вышесказанным, к недостаткам данной юридической конструкции можно отнести следующее:

- как и прежде законодатель стоит только на охране интересов лица при совершении действий по предотвращению ущерба только в отношении имущества. Из поля зрения законодателя выпали такие объекты правовой охраны, как: жизнь и здоровье граждан, хотя необходимость урегулирования действий направленных на предотвращение вреда жизни и здоровья граждан была более чем очевидна;

- при соблюдении данных условий лицо, которое совершило соответствующее действие вправе требовать возмещения убытков, понесенных в связи с предотвращением ущерба. Очевидно, что в случае если убытки отсутствуют то и возмещать нечего, и обязательства из ведения чужих дел не возникает. Тем более законодатель не последователь в своих выводах. Так, лицо вправе требовать возмещения убытков, а далее законодатель говорит, что размер убытков, подлежащих возмещение не должен превышать размера предотвращенного вреда;

- более глубокий анализ позволяет прийти к выводу о том, что в случае если не удалось предотвратить ущерб, то лицо, совершившее соответствующие действия не вправе требовать возмещения понесенных убытков.

Поддерживая законодателя, Ем В.С., утверждает, что для любого собственника или иного владельца экономический смысл имеет лишь реально свершившееся предотвращение угрозы ущерба его имуществу: достижение в процессе предотвращения угрозы ущерба имуществу положительного результата - спасение от гибели, порчи, урона всего имущества или его части.

Статья 118 состоит из двух пунктов. Первый пункт регламентирует правовую природу сделки совершенную в интересах другого лица. Второй пункт регулирует отношения по предотвращению ущерба. Сразу заметна разница между этими двумя пунктами, в первом случае возмещению подлежат только убытки или необходимые расходы, во втором случае речь идет о возмещении ущербы, каково соотношение этих категорий между собой и почему в первом случае законодатель говорит об убытках и расходах, а во втором только о ущербе.

На наш взгляд, различие кроется в том, что в случае одобрения сделки обязательства изменяются и к ним применяются правила о договоре поручения. Не случайно законодатель разместил «Ведение чужих дел без поручения» в главе «Поручение». Обязательство, возникающее вследствие предотвращения ущерба имуществу, не изменяются в случае их одобрения или не одобрения действий потерпевшего.

На основании изложенного следует вывод о том, что в Основах была предпринята попытка определить исходные начала института «negotiorum gestio» в российском гражданском законодательстве.

В отличие от отечественного законодательства, институт negotiorum gestio был заимствован рядом европейский стран достаточно давно и в рамках этих законодательных систем получил свое развитие.

Е. Годэмэ писал: «Ведение чужих дел имеет место в тех случаях, когда лицо добровольно и без поручения совершает один или несколько актов, касающихся имущества другого лица». Он также указывал на элементы этого вида обязательств:

- должен буты один или несколько фактов ведения дел;

- намерение вести дела для другого, или по крайней мере, совершить акт, в отношении которого можно считать себя представителем другого лица, акт допускающий одобрение;

- необходимо, чтобы не было согласия хозяина.

Р. Саватье рассматривал ведение чужих дел без поручения как, квазидоговор, наличие которого признается в тех случаях, когда лицо, не имея на то соответствующего поручения, принимает на себя ведение дел другого лица и совершает действия, которые считаются для него полезными. По его мнению, права и обязанности из квазидоговора о ведение чужих дел без поручения возникают в действительности из двух различных источников. Один из них - это одностороннее волеизъявление, посредством которого лицо принимает на себя ведение дел другого. Второй источник - возмещение имущества, переданного без договора. Судебная практика широко распространила конструкцию квазидоговора о ведении чужих без поручения, например, врач, которого позвали к упавшему на улице без чувств незнакомцу, «ведет дело» потерпевшего, оказывая ему помощь, имеющую имущественную ценность.

Причинами возникновения института действия в чужом интересе без поручения в римском праве, так и обуславливающим его рецепцию в законодательные системы ряда западноевропейских стран является, прежде всего, стремление защитить интересы отсутствующих хозяев (собственников, обладателей имущественных прав, заинтересованных лиц), одновременно не забывая об интересе лица совершающего действия в чужом интересе.

Так в Германском гражданском уложении ведению чужих дел без поручения посвящена одиннадцатая глава. «Лицо ведущее дела другого лица, не получив поручения от последнего или не имея на то иных полномочий, обязано вести дела так, как того требуют интересы заинтересованного лица, с учетом его действительной или предполагаемой воли». Основными признаками данного обязательства является, прежде всего:

- отсутствие полномочий на ведение дела другого лица;

- действия должны совершаться в интересах заинтересованного лица, при этом они должны соответствовать действительной или предполагаемой воли заинтересованного лица.

Одной из основных обязанностей ведущего дело без поручения уведомить заинтересованное лицо о принятии на себя ведения его дела, в случае получения согласия к этим отношениям применяются правила договора поручения. В случае если принятие ведения дела противоречит воли заинтересованного лица, а ведущий дела знает об этом, то ведущий обязан будет возместить убытки даже в том случае, когда в его действиях не было вины. Однако следует учитывать, что не во всех случаях ведущий должен учитывать волю заинтересованного лица. Особый вид обязательств возникает в том случае когда, ведущий дело исполняет обязанность, которая представляет общественный интерес или алиментные обязанности вместо заинтересованного лица. В подобного рода обязательствах, ведущий дело, имеет право требовать от заинтересованного лица возмещения понесенных им расходов.

Особого внимания заслуживает норма, посвященная ведению дел с целью предотвращения опасности. «Если целью ведения дела является предотвращение реальной опасности, угрожающей заинтересованному лицу, то ведущий дело без поручения отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность».

Анализ данной нормы позволяет говорить о том, что действия ведущего дело, могут носить не только юридический, но и фактический характер. Особенностью данных действий является то, что они совершаются в строго определенных случаях, а именно для предотвращения реальной опасности угрожающей заинтересованному лицу. Отметим, что такая категория как «реальная опасность» в германском гражданском уложении не определена, очевидно, что только наука гражданского права может раскрыть юридическое содержание данной категории. Категория «реальная опасность» достаточно полно была исследована отечественными цивилистами, о ней пойдет речь ниже. Отметим, что реальная опасность угрожает непосредственно самому заинтересованному лицу, а не имуществу заинтересованного лица. Очевидно, законодатель стремился выделить данный вид обязательств и предать ему определенные очертания. Полагаем, что в данном случае речь идет о предотвращении опасности, которая угрожала жизни или здоровью заинтересованного лица. Данное предположение более чем оправдано, так как ведущий отвечает перед заинтересованным лицом только за умысел или грубую неосторожность.

В гражданском кодексе Квебека обязательства, возникающие из ведения чужих дел, расположены в главе четвертой в месте с обязательствами из неосновательного обогащения. «Ведение чужих дел имеет место в случаях, когда одно лицо, управляющий, без предварительного обдумывания и не будучи обязанным, к совершению действий, добровольно и своевременно принимает на себя обязанности по ведению дел другого лица, принципала, причем последний об этом не знает либо знает, но был не в состоянии самостоятельно назначить поверенного или принять какое-либо решение на этот счет».

Анализ данного определения, а также других норм позволяет сделать вывод о том, что гражданский кодекс Квебека рассматривает ведение чужих дел как обязательства, возникающие из действий юридического характера, но не фактического.

Такого рода обязательства возникают при наличии следующих условий:

- добровольность и своевременность принятия управляющим на себя обязанности по ведению дел другого лица, принципала;

- принципал не должен знать о принятии на себя обязанности управляющим, либо он должен быть не в состоянии самостоятельно назначить поверенного.

Управляющий обязан без промедления уведомить принципала о принятии на себе ведения его дела, а в случае принятия дела продолжать его до тех пор, пока принципал, его опекун или попечитель либо другие лица, не будут в состоянии обеспечить ведение дела. В таком случае на эти отношения распространяются правила о так называемом простом управлении имуществом.

Принципал обязан возместить управляющему все необходимые и целесообразно произведенные им расходы и возместить ему вред, понесенный в связи с ведением дел, такое возмещение возможно также в случаях, когда желаемая цель и не была достигнута.

На основании изложенного можно сделать следующие выводы:

1. В отечественном законодательстве первое упоминание о института действий в чужом интересе без поручения, можно обнаружить в Проекте гражданского уложения, в котором были определены основные принципы правового регулирования рассматриваемого института.

2. В период с 1922 года до 1964 года, действующее гражданское законодательство не имело правового механизма регулирования обязательств возникающих вследствие совершения действий в чужом интересе без поручения. Поэтому, правоприменительная практика шла по пути применения аналогии права.

3. Принятие ГК РСФСР, в 1964 году существенно не изменило правового регулирования института действий в чужом интересе без поручения. Однако в ГК РСФСР были закреплены обязательства, возникающие вследствие спасания социалистического имущества, которые можно было рассматривать как определенный вид действий в чужом интересе.

4. Следующим этапом становления института действий в чужом интересе без поручения, следует считать принятие Основ гражданского законодательства. В статье 118 Основ была предпринята попытка определить исходные начала института «negotiorum gestio» в российском гражданском законодательстве.

5. Очередным этапом становления обязательств из действий в чужом интересе без поручения следует считать принятие нового Гражданского кодекса РФ.

6. Законодательные системы многих стран, по разному, подходят к вопросу о правовом регулировании института действий в чужом интересе без поручения. Однако следует отметить, что в качестве основ этого правового института используются дефиниции, правовые механизмы, которые были разработаны в римском частном праве. Данное утверждение в полной мере справедливо и применимо для института действий в чужом интересе без поручения, действующего гражданского законодательства Российской Федерации.

 

Автор: Карпов К.В.