04.12.2012 2869

Национальный популизм как метод в борьбе за национальное политическое лидерство

 

Вспышка национализма наряду с развитием демократии в посттоталитарных странах привела к возникновению такой ситуации, когда эксплуатация национальной идеи стала пересекаться с популизмом и использоваться национальными лидерами в политических целях. Это привело к появлению политического феномена - национального популизма.

Под национальным популизмом автор понимает разновидность политической деятельности, основанной на эксплуатации национальных чувств людей и использовании популистских методов в политической борьбе.

Термин “этнопопулизм” означает, что под народом как доминирующей ценностью понимается этнос - исторически сложившаяся устойчивая группировка людей - племя, народность, нация.

Националистический популизм - крайне агрессивный национальный популизм.

Сопоставление популизма и национализма выявляет как сходные черты, так и существенные различия. Общая природа того и другого связана с наличием упомянутого объекта, консолидируемой общности. И в том, и в другом случае определенный тип общественных связей начинает наделяться исключительным значением, подчиняя себе все остальные принципы общественной группировки. И в национализме, и в популизме (тем более в этнопопулизме) наиболее сильной мотивационной функцией, устойчивой ориентацией, ролью определяющего критерия в оценках наделяется ядро, базовая общность. Однако в обоих случаях имеются ощутимые черты специфики, качественно отличающие один рассматриваемый феномен от другого.

Национализм, как более широкое понятие обозначает главным образом названную сущностную черту - декларирование собственного объекта в качестве высшей формы коллективности, надсоциальной безоговорочно главенствующей по отношению ко всему остальному. Это объект, общность - нация - самое важное в жизни людей. Далее - градационные варианты, конкретные разновидности, которые можно по-разному классифицировать в зависимости от выбранного ракурса.

Если национализм означает прежде всего акцентирование единства, сплоченности, надсоциальной сущности объекта, то этнопопулизм отличают некоторые коренные особенности. Этнопопулизм - тоже национализм, но социально ангажированный, социально озабоченный, пронизанный обостренным вниманием к проблематике справедливости внутри сплачиваемой общности. Национализм самоопределяется по отношению ко всему “другому”, ко всему инонациональному, иноэтничному. При этом образ конкретного внешнего врага необязателен. Достаточно широко распространен национализм, для которого наличие определенного противника не является безусловным. В качестве непременного атрибута этнопопулизм в своей мировоззренческой структуре должен иметь образ внешнего врага. Этот противник пребывает не только вовне, но и в рамках базовой общности. То есть к образу внешнего врага добавляются мощные мотивы борьбы с внутренними отступниками.

Как и любая другая разновидность популизма, этнопопулизм оперирует внутренними противоречиями, раздирающими единство сплачиваемой общности. Ряд подобных антиномий достаточно протяжен: “элита - неэлита”, “имущие - неимущие”, “правящие - подвластные”, “аристократия - плебс” и как наиболее концентрированное противостояние - “народ - антинарод”. То есть вся общая аргументация национализма дополняется новыми линиями напряжения.

Этнопопулизм отличается от самых одиозных, враждебных проявлений национализма тем, что он делит “народ” на этнически лояльное большинство и некое внутреннее меньшинство. В роли последнего могут оказаться самые разные группы, обвиняемые в своеобразном этническом и социальном перерождении.

Обычно в роли такого меньшинства оказываются те, кому легче всего вменить в вину внезапные обвалы в привычном социальном порядке. Часто подобными признаками этнопопулизм характеризует роль модернизаторски ориентированного меньшинства. Наиболее подходящей мишенью для такого критицизма являются инициаторы реформ (“западники”, “реформаторы”). Таким образом создается своеобразная платформа, которая за счет этнопопулистской риторики пытается объединить ретроградные слои элиты, традиционно господствующие силы, с одной стороны, и широкие непривилегированные массы, рискующие из одного типа отчуждения перейти в новый, - с другой. Типичный адресат этнопопулистской мобилизации - “простой” человек из средних и нижних слоев, испытывающий панику перед грядущим и ностальгию по безвозвратно ушедшему прошлому.

Как показывает сравнительный анализ практики, в обществах с явной недостаточностью либерально-демократических оснований массовой политической культуры наиболее вероятным преемником старого порядка или прежней официальной господствующей идеологии и политики становится политическая культура национал-популизма. Между политической культурой “реального социализма” и этнопопулизмом имеется достаточно очевидная преемственная связь. Этнопопулизм наследует не столько одномерное мировосприятие тоталитаризма и национализма, сколько эгалитаризм бывших социалистических режимов.

Поэтому, с одной стороны, популизм есть признак демократического строительства общества, а с другой стороны, само общество должно с помощью демократических норм и институтов создавать условия для минимизации популистских посягательств. Для этого необходимо становление полноценных механизмов народовластия, стабильных демократических норм и традиций, утверждение в социальной практике высокой политической и правовой культуры как должностных лиц, так и граждан, плюрализма, полноценной информационной среды.

Национальный популизм заключает в себе потенциально двигательную силу возможного этнического конфликта.

Национальная форма конфликта избирается его организаторами как наиболее удобная, лучше всего маскирующая истинные цели политических сил, стоящих за этими конфликтами.

Причинами этнонациональных конфликтов могут быть социологические, связанные с анализом этнических характеристик основных социальных групп общества или этнической стратификацией - неравномерным распределением национальных групп по различным ярусам общественной иерархии и соответственно неравными возможностями доступа к благам и социальным ресурсам, и политологические, основанные на трактовке роли элит в мобилизации этнических чувств, в обострении межэтнической напряженности и эскалации ее до уровня открытого конфликта. Именно вопрос о власти, о стремлении местных элитных элементов к ее обладанию, о связях власти с материальными вознаграждениями в форме обеспечения доступа к ресурсам и привилегиям, возможность молниеносных карьер, удовлетворения личных амбиций является ключевым для понимания причин роста этнического национализма, межэтнических конфликтов и обращения местных элит к национал-популизму.

Углубление экономической разрухи, нарастание социальной напряженности, политическая борьба, крушение прежних идеологических ориентиров и появление суррогатов, коррумпированность старых и новых бюрократических структур, паралич власти в центре и на местах, то есть разрушенность старого и отсутствие нового - вот общие черты конфликтов на этнической почве.

Деструктивность этих конфликтов очевидна: подрывается хрупкая стабильность посттоталитарных обществ, растрачиваются силы и ресурсы, необходимые для экономических преобразований, расширенно воспроизводятся антидемократические тенденции в общественной жизни.

Субъекты потенциального конфликта - национальные (этнические) общности - должны предварительно достигнуть определенной консолидации, для чего населению нужно сначала психологически разделиться на “наших” и “чужих”. Лозунг национального возрождения (данного этноса на данной территории) как раз и решает эту задачу, становясь средством консолидации данной национальной общности в противостоянии иным чуждым и потенциально или актуально “враждебным”.

Вместе с тем верно и обратное: наиболее сильным средством достижения национального сплочения является именно межнациональный конфликт (выступающий одновременно и условием такого сплочения, и его закономерным следствием). Он бесповоротно придает национальной консолидации характер объективного и безальтернативного процесса и с абсолютной надежностью обеспечивает силам, выступающим от имени национальной идеи, как безраздельное лидерство в собственной национальной общности, так и монополию на ее представительство во внешнем мире. Межнациональный конфликт незаменим в качестве самого эффективного катализатора национального сплочения, и ничто другое не гарантирует с большей надежностью окончательное торжество национальной идеи.

Как показывает история, межнациональные коллизии во многих полиэтнических странах по своим масштабам, продолжительности и интенсивности значительно превосходили классовые и иные типы социальных конфликтов. Национальные трения существовали и будут существовать до тех пор, пока сохранятся национальные различия. Многонациональное общество изначально менее стабильно, чем этнически однородное общество, и суть национального вопроса сводится к тому, какая из двух противоположных тенденций - центробежная или центростремительная - возьмет верх и окажется доминирующей.

Исходной функцией, предопределяющей во многом соотношение тенденций к интеграции и дезинтеграции, является степень социокультурных различий между этносами многонациональной страны. Сравнивая под данным углом зрения различные многонациональные государства, легко убедиться в том, что более стабильные общества постепенно сложились в тех странах, народы которых в социокультурном отношении близки между собой (Швейцария, Бельгия). И наоборот, глубокие различия, связанные с принадлежностью к различным цивилизациям и религиям, повсеместно составляющим основу национальной культуры, практически всегда порождают сложные проблемы взаимной адаптации. Они затрудняют процессы социально-политической интеграции и формирования гражданского общества.

Важная роль в объяснении мобилизации национальных чувств, и это умело используют популисты, отводится психологическим факторам. Одной из важных особенностей межэтнических конфликтов является то, что в них немало спонтанного, стихийного, взрывного, связанного с импульсивным поведением больших масс людей, объединенных одной идеей, общим настроением, устремлением. Поведение неуправляемой массы людей - толпы - в экстремальных обстоятельствах всегда привлекало внимание исследователей.

Так, социальные психологи Лебон и Тард на материале французской революции 1789-1793г.г. выявили общие закономерности манипулирования общественным мнением метода, характерного для популистов. Лебон и Тард считают, что в переходное время властвует толпа. Она не признает авторитетов и пойдет только за теми, кто обещает ей новую иллюзию Толпа консервативна. Всякая новизна пугает и раздражает ее. Новая идея проникает в нее с трудом, но раз проникнув, она имеет над ней громадную власть. В общих идеях страшная сила, особенно когда они просты и действуют на воображение. Толпа не рассуждает, она все принимает на веру. Она презирает слабую власть и рабски подчиняется сильной.

Эти психологические особенности больших масс людей учитывают политики в своей практической деятельности, особенно в плане обращения к этническим чувствам.

Как показывает история, в совершенстве знал психологию толпы, умело использовал методы националистического популизма вождь фашистского государства А.Гитлер. Он так объяснял этот феномен: Если мне удалось создать самое крупное национальное движение всех времен, то это потому, что я никогда не действовал в противоречии с психологией толпы, никогда не дразнил чувствительности масс. Может эта чувствительность и примитивна, но она имеет постоянный, неизменный характер природной силы. Если масса пережила что-нибудь неприятное, вроде хлебных карточек или инфляции, она не может это забыть. У массы всегда упрощенный мыслительный и чувственный аппарат Когда я обращаюсь к массе с разумными аргументами, она не понимает меня, стоит только затронуть ее чувства - она сразу начинает воспринимать лозунги, которые я выдвигаю.

Человек, находящийся в толпе выступающих на митинге, и человек в спокойной обстановке, например личной беседе, как правило оказываются совершенно разными людьми, требующими удовлетворения каких-то конкретных претензий зачастую с совершенно разных позиций.

Политикам их природный инстинкт всегда подсказывает, какие психологические механизмы способны привести людей к тому или иному движению. И чаще всего они выбирают национальную идею.

Положение особенно усложняется, когда национальная идея помножена на религиозность. И популисты умело этим пользуются.

Конфессия является наиболее устойчивым и долговременным компонентом каждой из великих региональных цивилизаций, в огромной степени влияющим на нормы существующих внутри них отношений между людьми, между индивидом и обществом, а также, что особенно важно, и сакрализующим эти отношения.

Сегодня типична спонтанность религиозного и национального самоощущений. Принадлежность к тому или иному этносу зачастую отождествляется с принадлежностью к конфессиональной общине. В этом плане можно говорить о некоем единстве национального и религиозного ренессансов.

Будучи изначально вторичным, конфессиональный фактор может в ходе развития конфликта приобретать автономность и превращаться в один из побудительных мотивов этого конфликта.

Конфессиональный аспект имплицитно присущ большинству конфликтов между этносами, принадлежащими к разным вероисповеданиям. Но именно в силу этого обстоятельства, порой сознательно, а порой инстинктивно, сознавая опасность перерастания этнополитического конфликта в конфессиональный, участвующие в нем стороны стремятся избежать такого развития событий. Апелляция к религии вполне способна сделать конфликт неуправляемым и погубить в его огне тех, кто первым воззвал к имени Аллаха или Христа. Лучше других это понимает духовенство, прилагающее немало усилий для достижения мира между конфессиями.

Религиозный фактор имеет огромное значение во взаимоотношениях между народами - не только с точки зрения исторического прошлого, но и на современном этапе. Религия обладает мощным этноконсолидирующим потенциалом. Вместе с тем, религиозно окрашенная идеология, взятая на вооружение экстремистскими силами, может быть мощнейшим катализатором вспышек национальной розни.

Великий русский философ В.С.Соловьев в своей работе О христианском единстве писал: Обыкновенный народ, желая похвалить свою национальность, в самой этой похвале выражает свой национальный идеал, то, что для него лучше всего, чего он более всего желает. Так, француз говорит о прекрасной Франции и о французской славе; англичанин с любовью говорит: старая Англия; немец поднимается выше и, придавая этический характер своему национальному идеалу, с гордостью говорит: die deutsche Treue. Что же говорит в подобных случаях русский народ, чем он хвалит Россию? ничего такого он не говорит и, желая выразить свои лучшие чувства к Родине, говорит о святой Руси. Вот идеал: и не либеральный, не политический, не эстетический, даже не формально-эстетический, а идеал нравственно-религиозный.

А Н.А.Бердяев подтверждал: Русское и есть праведное, доброе, истинное, божественное. Россия - святая Русь.

Функция религии и церкви относительно нации сложна и противоречива. Она проявляется в трех сферах: во-первых, нация и национальные отношения являются объектом религиозного истолкования (религиозно-теологические концепции национального вопроса). Во-вторых, церковь принимает деятельное участие в жизни наций, являющейся носителем определенной формы религии. В-третьих, церковь небезучастна, а религиозное сознание (в лице верующих-соотечественников) неиндифферентно к межнациональным отношениям и национальным движениям.

Религия может быть дополнительным источником противоречий в межнациональных отношениях потому, что она накладывает значительный отпечаток на национальную жизнь каждого народа. Нельзя, например, игнорировать роль католицизма в истории и современной жизни ирландцев и поляков, православия - в России и Болгарии, протестантизма - в Германии и Англии, роли ламаизма в жизни монголов или бурятов, ислама у турок или арабов, у узбеков или азербайджанцев и т.д.

Глубокие корни имеет, например, католическая церковь в Литве. Начиная с 1387 года, когда католицизм был признан в качестве государственной религии в Великом Княжестве Литовском, церковь оказывает влияние на все важнейшие политические решения, принимаемые государственными деятелями.

В национально-однородных странах в самом факте совпадения национальной и конфессиональной принадлежности объективно содержится возможность взаимопроникновения национализма и религиозности независимо от того, существуют ли политические и идеологические силы, которые на этой почве осознанно культивируют в своих интересах эти идеологические формы.

Национальному обособлению и противопоставлению способствует не только сам факт конфессиональной дифференциации людей на религиозно-национальной основе. Для польской и литовской католической историографии и историософии характерно изображение происхождения и сущности христианства в Польше и Литве не только с клерикальных, но и с националистических позиций. При этом католический образец христианства считается здесь водоразделом между “западной культурой” и “восточной культурой”, что активно используется национальными популистами.

Идеолог литовского католицизма С.Ила в 1938 году писал: “Христианство, глубже запуская корни в литовский народ и облачаясь хотя бы и в самые примитивные формы литовской народной культуры, стало единственным защитником национальных интересов против польской, а затем против русской культуры и русификации”. Здесь нашли отражение смешение польской или русской культуры с полонизацией или русификацией, а также подмена подлинных национальных интересов литовского народа его противопоставлением польскому и русскому народам.

Идеализация роли католической религии в национальной жизни литовцев происходит по нескольким направлениям: католицизм представляется основой и средством национальной интеграции и консолидации; католической церкви приписывается решающая роль в создании и использовании основных средств выражения, формирования и развития национального самосознания; католическая церковь объявляется носителем национальной культуры; католицизм считается источником и хранителем нравственной культуры нации.

Пропаганда клерикального национализма имеет такие последствия, как национальная узость, замкнутость, национальный эгоизм, национальная рознь, противопоставление литовцев другим нациям, антиславянство и антирусизм. В царской России это тем более обострялось условиями политики национального угнетения, насильственной ассимиляции и русификации. Сопротивление такой политике сплачивало литовцев как национальное целое, что в немалой степени осознавалось через католическую форму. В обьективной сфере выступают также и другие факторы национальной интеграции и консолидации - экономические, территориальные, лингвистические, психологические и другие.

Литовский католический идеолог А. Мацейна рассматривал соотношение религии и национальности как соотношение содержания и формы. Религия в его понимании представляется определяющей основой, смыслом и целью человеческой жизни. Она составляет субстанциональность человеческого бытия. Национальность же относится к субстанциональности. Она является лишь формой человеческого бытия. Но после этих ортодоксальных положений А.Мацейна пишет: “Национальность определила и религию человека Религия оказывается подчиненной национальности в том смысле, что она может проявляться конкретно только в национальных формах Нация дает религии конкретный способ проявления. Это факт, который полностью подтверждает историю религии”.

Национальная специфика католицизма выражается в сохранении в культе элементов дохристианских верований, в обычаях, нравах и традициях народа, в его психическом складе, в особом распространении и популярности какой-либо стороны католического культа (культ Марии, св. Казимир - покровитель Литвы).

Основные каналы церковного влияния в литовском обществе: семья, школа, культура. Католицизм закрепляется в духовной жизни значительной части нации и посредством других форм общественного сознания - философии, морали, искусства, политической и правовой идеологии.

Многие новые общественно-политические организации, движения, партии в условиях национальной эйфории положили исторически сложившуюся взаимосвязь национальных и конфессиональных норм и ценностей в основу своих идеологических платформ. Целый ряд политических лидеров провозгласил национальные интересы приоритетными. Более того руководители некоторых общественно-политических организаций считают, что не только национальная, но и вся общественная жизнь должна строиться на религиозных принципах. Взаимосвязь национального и религиозного трактуется многими политическими лидерами уже не просто как позитивное явление общественной жизни, а как основа ее стабильного функционирования. Происходит апология взаимосвязи национального и религиозного. Лидеры многих партий и движений прекрасно осознают это переплетение и стараются максимально использовать его в популистских целях.

В докладе митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла на Всемирном русском соборе 26 мая 1993 года констатируется: “Многие лидеры общественно-политических движений в республиках бывшего СССР именно в нации видят силу, способную решать все проблемы, не сознавая, что самой нации еще требуется длительный процесс возрождения. Чтобы стать силой творческой, созидающей, а не стихией, нация должна быть оплодотворена Свыше. Лишь через причастность к универсальному Божественному национальное лишается эгоизма и перестает быть источником вражды и конфликтов. К сожалению, с крушением тоталитаризма и обретением основных прав и свобод возрождение религиозное и национальное пошло у нас раздельно. Там же, где имеет место соединение этих начал, религиозный фактор рассматривается националистическими силами как инструмент борьбы и грубо эксплуатируется”.

Всплески национализма по месту и времени совпадают с кардинальными социальными сдвигами в обществе. Эпоха национального движения, когда национальный вопрос выдвигается в центр общественной жизни, а нация становится ведущим инициатором политического действия, - по своему социальному содержанию всегда есть эпоха переходная. Национализм, разрушая старые межнациональные отношения, тем самым изменяет (в основном, разрушает) и всю совокупность общественных отношений.

В экстремальных условиях функционирования общества возникает необходимость в появлении политического лидера национального масштаба, обладающего качествами, которые помогут ему возглавить национальное движение.

Такими качествами могут быть:

- умение формулировать цели, программы, идеологии в условиях, когда утеряны старые ориентиры, общество расколото, в нем царят апатия и анархия;

- способность персонифицировать фундаментальные национальные ценности для конкретного исторического периода;

- готовность выходить за рамки бюрократических процедур при принятии решений в экстремальной ситуации;

- способность связать базисные национальные интересы с историей страны, традициями современного и предшествующих поколений;

- искусство создавать принципиально новую модель поведения и мышления, которая будет распространяться от элиты на все общество;

- умение внушить веру и оптимизм нации, помочь ей преодолеть неуверенность, комплекс вины и неполноценности.

Поскольку лидера создает авторитет, он никем официально не назначается и даже не утверждается. Из всех претендентов на лидерство выбирается тот, кто выделяется большей активностью, заинтересованностью в общем деле, информированностью и эффективностью политической деятельности. Такая заданность связана с тем, что потребность в лидерах возникает тогда, когда объект ищет цели дальнейшего развития и пути их достижения или же определяет новые средства реализации ранее поставленной цели. Субъект, предлагая видение и того, и другого, сплачивает объект, обеспечивая солидарные действия. Таким образом лидером становится не тот, кто хочет, чтобы за ним шли, а тот, за кем люди идут без принуждения. И чем в большей мере предложенная им цель совпадает с тенденцией прогресса нации, тем лидером более широких народных масс он выступает.

На волне националистической эйфории уже появились и еще, наверняка, появятся немало национальных лидеров, претендующих на то, чтобы стать “отцом” нации, не обладающих необходимыми качествами для этого. Главная задача таких лидеров - компенсировать отсутствие необходимых качеств национальной истерией, сплочение сторонников вокруг национальной идеи, что приводит их в стан национал-популистов.

Методы национального популизма включают в себя, наряду с популистскими, дополнительно специфические методы, связанные с этнической принадлежностью тех людей, к которым обращена политическая деятельность национального лидера.

Легкость, с которой национальные лидеры делают восхождение на гребень политической волны, объясняется в первую очередь тем, что проблемы нации затрагивают всех, кто идентифицирует себя с ней. Каждому они кажутся понятными и ясными.

Что же привлекает человека, заставляет его включиться в многотрудную борьбу за политическое лидерство, что является стимулом к лидерству? Один из стимулов - обладание властью дает различные привилегии, прежде всего материальные. Но не он является главным, так как за политическое лидерство ведут борьбу в том числе и очень состоятельные люди, представители богатейших семейств, как Рокфеллеры, Кеннеди, Перро. Ряд социологов и социальных психологов считают, что власть - это не средство для чего-то, а прежде всего ценность в себе, даже высшая ценность в системе ориентаций личности определенного типа. Они пишут о сладости самой власти, о том, что многие из тех, кто ее вкусил, уже не в силах от нее отказаться, подобно тому, как тигр, отведавший человечины, уже не желает иной пищи.

Тогда не является ли стремление к лидерству индикатором патологии личности? Естественно предположить, что нормальному человеку, если он оказывается в положении политического лидера, свойственно испытывать чувство некоторой неловкости в связи с тем, что он распоряжается сотнями, тысячами, а тем более миллионами себе подобных. Напротив, если положение лидера (командование другими, сознание того, что от тебя зависят судьбы многих людей) приносит высшее наслаждение, то это как раз и есть показатель патологии. Таких людей опасно подпускать к позициям политического лидерства. По мнению профессора Г.К.Ашина, власть лучше доверять тому, кто ею хотя бы отчасти тяготится.

К политическому лидерству стремятся разные люди: одухотворенные высокой идеей, для которых лидерство - средство для реализации этой идеи, и циничные, беспринципные, безжалостные, ловкие. Среди претендентов на политическое лидерство встречаются те, кто (подобно Гитлеру или Сталину) страдает комплексом неполноценности, хотя обычно и не осознает его причин. Для таких политиков - стремление к власти служит как бы средством компенсации комплекса, путем к самоутверждению.

Свою неспособность утверждаться в обществе за счет профессиональных и моральных личностных качеств отдельные люди склонны подменять различными способами утверждения, например, за счет использования методов национального популизма, обеспечивающего своих приверженцев своеобразным правом быть кем-либо, по существу не становясь им. Как показывает практика, менее квалифицированные и менее добросовестные работники особенно склонны использовать национализм как самое простое средство и наиболее эффективный способ самоутверждения в коллективе в условиях роста конкуренции. Нередко это амбициозные, обиженные, закомплексованные, страдающие от своей неполноценности или невостребованности люди.

Проблема компенсации реальных или воображаемых дефектов личности была поставлена еще “соратником” З.Фрейда А.Адлером. Эта идея получила свое более полное развитие в работах Г. Ласуэлла. Согласно его концепции, человек для компенсации низкой самооценки стремится к власти как средству такой компенсации. Таким образом, самооценка, будучи не адекватной, может стимулировать поведение человека в отношении власти, достижений, контроля и других целей. Если человек уверенно говорит, но избегает ситуаций, где его способности могут быть беспристрастно проверены, то каждый начнет в нем сомневаться. По мнению американского социального психолога Т.Шибутани, не все добившиеся успеха люди движимы чувством неполноценности, но все же слишком часто те, кто характеризуется крайней решимостью, имеют продолжительную историю нарушений в межличностных отношениях. Ориентированные на власть люди часто производят впечатление сильных, независимых и самоуверенных. Однако, как непрофессионалы, так и психиатры нередко высказывают подозрение, что чрезмерная амбиция - это способ компенсации низкого уровня собственного достоинства. Власть рассматривается как страхование от подспудного чувства неполноценности. Эти люди хорошо обращаются с теми, кто полезен им; тех же, от кого пользы ждать не приходится, они покидают без колебаний. Чем более адекватен уровень собственного достоинства, тем больше может человек позволить себе заботиться о других.

Наиболее удобный момент борьбы за власть для такого рода политиков наступает в период кризисов основных общественных институтов, таких, как экономика, право, семья, когда национализм становится универсальным методом систематизации всех социальных и личностных проблем, наваливающихся на индивида.

Люди значительно различаются по тому, насколько отчаянно ищут они признания и власти. Некоторые делают явные усилия в этом направлении только тогда, когда возникают благоприятные возможности, другие же настолько озабочены продвижением, что становятся безразличными ко всему другому. Они стремятся любой ценой достигнуть вершины. Можно предположить, что степень отчаяния, с которым люди добиваются власти, имеет прямое отношение к степени лишений, испытанных в прежней жизни, - считает Т.Шибутани.

Сказанное не дает повода видеть во всяком лидере лишь циника, ловкача или психически неуравновешенного человека. В обществе существует объективная потребность в политическом лидерстве, и она не может не реализоваться. Другой вопрос - во имя чего осуществляется лидерство, чему оно служит: воплощению в жизнь социальных и политических идеалов, реализации интересов народа, той или иной социальной общности или же удовлетворению личных амбиций, а может быть, своекорыстных интересов определенных социальных групп. Главное - морально ли лидерство, как соотносятся его цели и средства. К сожалению, благородными мотивациями к лидерству - стремлением изменить политическую систему в интересах народа, защитить общечеловеческие ценности, сделать добро людям - некоторые искатели лидерства часто маскируют свои эгоистические интересы.

Сознательное использование национальных чувств народа с целью удовлетворения своих личных политических амбиций, прихода к власти становится обыденным явлением, характерным как для бывших руководителей, так и для тех, кто вынашивал эту идею с наступлением перемен.

Одним из современных вариантов интерпретаций политического лидерства, который согласуется и с тем, что было уже признано многими мыслителями прошлого, может быть предложенный Ж.Блонделем: “По сути и по форме это есть феномен власти. Лидерство - это власть, потому что оно состоит в способности одного лица (или нескольких лиц), находящегося “на вершине”, заставлять других делать то позитивное или негативное, что они не делали бы или, в конечном счете, могли бы не делать вообще. Но, разумеется, лидерством является не всякий род власти. Лидерством является власть, осуществляемая “сверху вниз”.

Таким образом Ж.Блондель исходит из того, что отношения власти, осуществляемые в контексте лидерства, отличаются особым неравенством, поскольку лидеры способны заставить всех членов своей группы (а применительно к нации - всех граждан) делать то, что при других обстоятельствах они бы делать не стали.

Опираясь на концепцию Ж.Блонделя, можно определить общенациональное политическое лидерство как власть, осуществляемую одним или нескольким индивидуумами с тем, чтобы побудить нацию к действиям.

Б.Рассел выделяет три формы власти: традиционную, революционную и “голую” власть. Различие он проводит по психологическому признаку.

Самая древняя форма власти традиционная - основанная на уважении к монарху и обусловленная обычаями, существующими в данном обществе. Когда это уважение приходит в упадок, власть постепенно перерождается в “голую” власть. Революционная - власть, которая зависит от большой группы, объединенной новым символом веры, программой, или настроением, как, например, протестантизм, коммунизм или желание обретения национальной независимости. “Голая” - власть, основанная на “покорности через страх”.

В периоды национальных потрясений политический лидер не столько должен быть аргументированным, сколько убеждающим массы в том, что только он может способствовать достижению их вожделенных мечтаний, но для этого им необходима жесткая решительность. Исходя из этого, Б.Рассел делает вывод, наводящий на серьезные размышления о перспективах развития нашего общества: самым успешным демократическим политиком является тот, кто преуспевает в уничтожении демократии и становится диктатором. Этот тезис Б. Рассела имеет отношение к политику с четко выраженными волевыми устремлениями для реализации собственных целей. Он использует демократию в качестве инструмента для реализации преследуемых целей. Осознав возможность отказа от демократических процедур, он тут же ими пренебрегает, полагаясь только на собственные возможности (пример З.Гамсахурдии в Грузии). Но здесь новоиспеченного диктатора поджидают опасности, возможно, ранее не учтенные им. Он может переоценить собственные возможности и утратить имевшееся ранее влияние в обществе.

Всеобъемлющее исследование феномена политического лидерства может быть успешным, если учитывать его составляющие, а именно: наличие потребности в политическом лидерстве; саму политическую систему, в которой это лидерство функционирует; личные характеристики лидера; ситуацию, с которой он сталкивается; влияние окружения; наличие последователей.

Потенциальные возможности лидеров как сменивших свою идеологическую ориентацию, так и бывших диссидентов, как правило, не делают их созидателями. Они большей частью разрушители. Разрушать легче, чем создавать. Созидание требует компетентности, а разрушение лишь активности.

Большинство самоопределяющихся движений ставит права нации выше прав человека. Национал-радикалы видят в концепциях самоопределения только то, что хотят увидеть, а не то, что в них заложено; а именно: демократия, как способ осуществления права на самоопределение от волеизъявления до принятия окончательного решения; мирное решение споров; гарантии прав человека; сложившиеся на текущий момент реалии как исходная база для урегулирования.

В.Гавел так отзывался о событиях в Центральной и Восточной Европе в конце 80-ых начале 90-ых годов:” Еще долгие десятилетия мир будет приходить в состояние равновесия. Взрыв национализма, популизма, терроризма, конституционных кризисов и т.п. - все это имеет связь со всеобщим шоком общества: шоком свободы Я противник национального государства Я на стороне противников национальных принципов вообще Я приверженец гражданского принципа и гражданского общества.

Единственный путь избежать извержения культа этничности есть настойчивая пропаганда принципа гражданского общества”.

В большинстве посткоммунистических стран проблема национального государства приобрела болезненный характер. Вспомнились вековые обиды наций и других этносов, их претензии друг к другу. Законное стремление развивать свою культуру, язык стало оборачиваться взаимной подозрительностью. Со стороны этнических граждан формируется представление, а затем и политическая программа, что государство есть атрибут и гарант сохранения групповой целостности, а значит, и то, что составляет государство (территория, общественное устройство, институты власти), должно иметь этнонациональный характер. Аргументы в пользу такой формулы, как правило, берутся из истории со ссылками на те ее периоды, которые наиболее выгодно могут быть использованы для определения статуса национального государства. Историческое прошлое этноса превращается в свод аргументов, доказывающих исключительное право “коренной” нации на “землю предков” и долю общего богатства, созданного вместе с другими народами.

Как ни парадоксально, но в эпоху, когда США создают Североамериканскую зону свободной торговли, а Западная Европа преодолевает государственный суверенитет своих членов в Европейском Союзе, посткоммунистические страны встали на путь национального самоутверждения.

Именно идею создания национального государства поставили во главу угла политические лидеры, пришедшие к власти на волне национал-популизма.

В истории общественно-политической мысли идея национального государства возникает в ответ на идею правового государства, защищаемую и развиваемую идеологами классического европейского либерализма.

Национальное государство может выступать как антипод правового государства с его принципом формально-юридического равенства людей. Так, например, борьба национализма с либерализмом пронизывает всю политическую историю Германии вплоть до установления господства гитлеризма.

С другой стороны, национальное государство многими историками и социологами рассматривается как закономерная и обязательная форма государственного устройства в период зарождения и укрепления буржуазного общества и потому, что оно является осуществлением идеи буржуазно-правового государства. С такой точки зрения, правовое государство, защищающее интересы частного лица, его политические и экономические свободы, не может не быть одновременно и национальным государством, защищающим территориальную и политическую целостность нации, гарантирующим ей развитие национального рынка и сохранность национальной культуры.

Проблема национальной культуры, национального государства, национальной экономики в истории мысли возникает как определенная реакция на либерализм, на идеологию Просвещения.

Э.Геллнер связывает образование национальных государств с развитием национальной культуры. По его мнению, национальные государства “либо вырастали из прежде существовавших государств и высоких культур, либо извлекали свою культуру из существовавших народных традиций и уже на основе полученной таким образом новой высокой традиции строили политическую единицу”. Он считает, что подлинной реальностью, определяющей ход исторического развития, является переход от одного типа связи между культурой и властью к другому. “Каждая культура требует себе политической крыши, и принципом легитимации государственной власти становится прежде всего охрана интересов данной культуры”.

Образование национальных государств имеет своей предпосылкой систему не только этнических, но и общечеловеческих ценностей, которые обращены не к обособленным друг от друга группам, как в империях, а к индивидуумам, способным отделять себя от своей группы, мыслить  независимо

от нее. Нация и есть межиндивидуальная коммуникация людей на базе некоторых общих для них ценностей и норм, задаваемых уже не общим происхождением, кровным родством или просто совместным проживанием, а культурой.

Национальное государство исторически сменяет сословное и по существу

противостоит ему. Оно возникает в то время, когда подданные, находящиеся в различной степени зависимости от монарха, становятся свободными гражданами, когда политическая свобода расширяется до действительного равенства всех перед законом, когда утверждается гражданский статус личности. Национальное государство знаменует собой ту стадию политического развития, когда сословный принцип организации общественной жизни становится демократическим.

Политическое и юридическое равенство людей независимо от их этнической принадлежности, так же как и право каждого этноса на культурную самобытность, - обязательный признак национального государства.

Еще Великой Французской революцией был выдвинут принцип, в соответствии с которым каждый народ имеет право избирать своих правителей и способ, которым осуществляется управление. Этот принцип был подтвержден и Организацией Объединенных Наций. В статье 21 Всеобщей Декларации прав человека говорится: “Воля народа должна быть основой власти правительства”. Следствием такого принципа стало положение, что ни одной нации, признанной таковой, не может быть отказано в праве решать, входить или не входить в какое-то государство и какую форму управления иметь. Поэтому итальянский политолог, автор книги “Государство, нации, народы” Д.Петросино считает, что причина национализма лежит в несовпадении государства и нации.

Аналогичной точки зрения придерживается Н.А.Бердяев: “Всякая нация стремится образовать государство и укрепиться в нем. Через государство раскрывает нация все свои потенции. С другой стороны, государство должно иметь национальную основу, национальное ядро, хотя племенной состав государства может быть очень сложным и многообразным Но государство по природе своей стремится выйти за рамки замкнутого национального государства. Чисто национальными остаются лишь государства малых наций. Большие нации, сознавшие свою миссию в мире, стремятся образовать империалистическое государство, которое выходит за пределы бытия национального. Воля больших наций направлена к империалистическому объединению, в котором и осуществляется национальное призвание”.

Империя как форма государственности, исторически предшествующая национальному государству, является следствием межэтнических конфликтов и одновременно способом их разрешения. Источник этих конфликтов заключен в самой природе этноса как групповой организации, в которой индивид не отличает себя от группы, осознает себя лишь в категориях группового мышления. Для такого сознания любая группа предстает как чужая, враждебная “своей”. Между “своим” и “чужим” здесь нет никаких опосредующих звеньев, никаких общих ценностей, побуждающих к взаимному согласию и сотрудничеству. Отсюда и противостояние одного этноса другому, которое разрешается либо силой, либо путем духовного “прорыва” к надэтническим ценностям (например, религиозным), либо тем и другим. Выход за рамки этнически- группового сознания и существования происходил в истории либо в форме мировых религий, либо в форме империй. Именно здесь рождаются первые представления об общечеловеческом, связующем людей помимо их этнических различий.

Опыт мировой истории свидетельствует, что те “исконные” этносы, которые составили ядро государства, могли обрастать другими этносами, главным образом насильственно присоединенными или добровольно вошедшими в новое государство, чтобы найти защиту. Полиэтническое государство, где есть некоторый базовый этнос, составляющий главную его опору, складывалось как империя. Это происходило потому, что государства, образовавшиеся на догосударственной основе, наследуют и догосударственные культурные представления. Люди мыслили себя окруженными враждебным пространством. Захват территорий был средством замирения, превращения “чужих” в “своих”.

В сравнении с либеральным государственно-национальным принципом, возникшим в Новое время, имперский тип государственности сочетается с доиндустриальными обществами, их ценностями. В европейской истории империям наследовали нации-государства, то есть буржуазные государства, сложившиеся на базе развитой частной собственности и городской культуры. Нации-государства развились как правовые государства, созданные гражданским обществом для поддержания законности в отношениях между его членами и для выражения собственных интересов в отношениях с другими политическими общностями. Расширение территории не входит в непосредственную задачу и в число главных ценностей современных наций-государств, они добиваются усиления своего влияния другими средствами. В таком обществе люди нацелены не на захват источников сырья, а на установление контактов для организации совместной деятельности, прежде всего экономической, культурной, для повышения ее эффективности. Такой путь противостоит этнократической ориентации государства, в основу которой положен принцип преимущества, господства одного из этносов, независимо от того, имеется ли в виду сама природа этноса как племенная общность или как общность религии и т. д.

Важнейшим различием между империей, ориентированной на экстенсивное развитие, и нацией-государством, нацеленным преимущественно на обустройство жизни граждан, является разное отношение к границам. Имперский принцип, по сути, безграничен, границы империи обозначают лишь установленный в данный момент баланс сил, и всегда существует готовность их раздвинуть, если представится такая возможность. Для нации-государства граница - это предел, обозначающий способность сообщества к обустройству жизни на данной территории, к достижению базового консенсуса по поводу фундаментальных ценностей, к обеспечению правового порядка, согласованных отношений с другими государствами. Расширение территории в этих условиях может поставить под удар гражданское согласие, культурное единство населения, нанести ущерб мировому порядку.

Идея национального государства что-то важное выражает и защищает - и в то же время нечто существенное отвергает и искажает. Она защищает суверенное право той или иной нации обрести политическую самостоятельность и независимость или право народа на самоопределение, и добивается этого ценой ущемления, а то и откровенного попрания демократических принципов и норм человеческого общежития.

Под влиянием выработанных за целые исторические эпохи государственно-политических традиций, опыта, жестко организуемых и направляемых государственной властью в сознании как народа, так и правителей складывались следующие представления: генеральная линия исторического творчества - это создание сильного государства; самая главная функция государства - сохранение и расширение его территории; высший долг человека - служение государству.

Российский политолог Э.Паин различает три доктрины, являющиеся основополагающими при создании государства.

Доктрина “силового права”, суть которой в том, что более мощные нации и государства “вправе” самоутверждаться за счет вытеснения или подчинения своих более слабых соседей.

“Хозяином земли является тот народ, который первым ее освоил” - таков лейтмотив доктрины традиционалистского “исторического права”. В этом случае возможны два варианта: этнодемографический - преимущественным правом должен пользоваться тот народ, который раньше других заселил данную территорию, - и этнополитический - народ, который первым создал здесь свою государственность, имеет на это право в первую очередь.

Доктрина легитимистского “этнического права” предполагает определяющими права того народа, на чьей стороне конституция и закон.

Национальное самоопределение - это реализация этносом природного инстинкта к приобретению максимально благоприятного положения по отношению к окружающей среде, главным образом, к другим этносам, их государственным образованиям, а также к природным ресурсам. Это стремление к максимально благоприятным условиям - конфликтообразующее обстоятельство, но именно такова природа самоопределения - стремления первобытного, инстинктивного и оттого такого стойкого и малоуправляемого.

Размышляя о возможности внутреннего распадения государства, Б.Чичерин писал: “Цель государства - общее благо. Если же вместо заботы о благосостоянии подчиненной области, владычествующее государство употребляет свою силу для притеснения, то оно уклоняется от своей цели и нарушает свои обязанности. Хотя юридически угнетенная область не может быть судьею в собственном деле, однако нет сомнения, что могут существовать невыносимые притеснения, при невозможности законного исхода”. Тем самым он сохранял право за народом распоряжаться своей судьбой.

Вольно или невольно сторонники самоопределения исповедуют следующие принципы: национальная государственность - высшая, абсолютная ценность - и как таковая превосходит автономную ценность человека во всех ее проявлениях, в том числе в этничности; национальное пространство свято и неприкосновенно, и для сохранения его целостности можно и должно поступаться правами личности и меньшинств, в том числе этнических; деятельность по построению “своего” государства - превыше всякой другой деятельности - и дает прекрасную возможность “хождения во власть.

Как показывает практика национальное не синоним демократическому. Когда в новоявленных государствах начинают различать коренное и некоренное население, законодательно определяются и закрепляются преимущества и привилегии национальности, давшей название новому государству, о демократии уже говорить не приходится. И идея независимого национального государства оборачивается слишком часто злом для многих ни в чем не повинных людей, оплачивающих ее жизнью, благополучием, потерей отчего дома.

Поэтому большинство политических аналитиков как на Западе, так и в нашей стране сходятся в мысли, что национальное государство постепенно становится атрибутом прошлого, но не будущего цивилизации и эра национальной ограниченности, следовательно, национальных правительств уходит в прошлое.

А.М.Зимичев по этому поводу отмечает: “Сегодня уже очевидно, что попытки создать искусственные объединения, союзы, государства, опирающиеся на ограничения свободы волеизъявления наций, народов, объединений, отдельных личностей, или сохранить подобные химеры - бессмысленны и обречены на провал. Каждый должен быть уверен, что может получить столько суверенитета, сколько пожелает”.

Можно сделать некоторые выводы:

Наиболее актуальной потребность в политическом лидерстве появляется в экстремальных условиях функционирования общества.

В многоэтнических государствах, когда национальный вопрос выдвигается в центр общественной жизни, на роль политического лидера национального масштаба начинают в числе других претендовать и те, кто не обладает необходимыми качествами для этого, которые обращаются, в первую очередь, к национальной идее и религиозным различиям.

Эксплуатация популистскими лидерами национальных чувств людей приводит к национальному популизму.

Так как национализм является естественным и неизбежным идеологическим основанием всякой новой государственности, то для реализации планов создания национального государства политические лидеры обращаются к национальному популизму как наиболее эффективному виду политической деятельности, которая может привести к намеченной цели.

 

Автор: Баранов Н.А.