Представления об успехе и неудаче в обществе городов-государств ренессансной Италии

Обратившись к тому, какое место занимали материальные блага в повседневной жизни итальянских гуманистов XIV - XV в.в., мы установили, что их представления о достатке были тесно связаны с миром интеллектуальных штудий. В ходе своей деятельности ренессансные мыслители проявляли и страсть к стяжательству, и бескорыстие. Но, тем не менее, их обыденное отношение к богатству было лишено налета аскетического неприятия. Зачастую это отношение зависело от особенностей характера отдельных гуманистов и роли, которую играли материальные блага в процессе творческого совершенствования того или иного ренессансного мыслителя. Учитывая вышеперечисленное, а также то, что деятели гуманизма формулировали в своих сочинениях этические идеалы, связанные с активной реализацией человеческих способностей в рамках земной жизни, небезынтересным будет затронуть обыденный уровень гуманистических представлений об успехе и неудаче. Именно так мы сможем установить, в чем гуманисты видели жизненное предназначение человека и сопоставить их концепции, провозглашаемые в трактатах, с практикой их повседневного поведения. Чтобы четче выявить особенности взглядов ренессансных мыслителей на проблему успеха и неудачи, надо обратиться к представлениям, существовавшим в лоне ортодоксального католицизма, являвшегося господствующей системой моральных установок для средневекового общества.

Необходимо отметить потустороннюю направленность воззрений христианских мыслителей Средневековья, по-своему трактующих рассматриваемый вопрос. По сути, представления об успехе и неудаче, достигаемых индивидом в ходе своего земного существования, не сформулированы ими достаточно четко. Это дало право сказать зарубежному исследователю Урбану Кюстерсу, что «стремление к счастью» как основное право человека в буржуазном обществе - Средневековью не было известно. Всякий успех, достигаемый индивидом в ходе повседневного существования, признается фальшивым и неполноценным. Подобный подход восходит к концепции «отца церкви» - Августина Блаженного. «Высочайшее благо есть вечная жизнь, а величайшее зло - вечная смерть; для приобретения первой и избежания последней нам следует жить праведно»,- замечает он в своем трактате «О граде Божьем». Все деяния человека осмысливаются в сопоставлении с будущим загробным воздаянием и не имеют самостоятельной ценности. Подобная позиция сохранила влияние на протяжении всего Средневековья, укоренившись в сознании человека рассматриваемой эпохи. Впрочем, даже в рамках христианской теологии наблюдаются попытки формирования концепций, более приспособленных к нуждам повседневной жизни. Показателен пример Фомы Аквинского, величайшего средневекового мыслителя, творившего в русле религиозной традиции. Используя философские концепции и формальную логику Аристотеля, он выделяет три типа законов, властных над земным существованием - вечный закон (lex actema), закон естественный (lex naturalis) и закон человеческий (lex humana), оговаривая, что есть еще и Божественное откровение (lex divina). Первый из них, является планом Провидения, универсальным порядком вещей, известным лишь Богу. Второй заключается в участии человека в вечном плане бытия, избегании им зла и стремлении к добру. Закон человеческий - правила общежития, устанавливаемые самим сообществом людей. Мыслитель оговаривает, что в рамках последних двух законов, индивид может позволить себе определенную свободу действий в личных интересах. «Всякая [вещь] по природе стремится к собственному благу и всякий его хочет»,- пишет Аквинат. Однако признание за человеком подобного стремления имеет характер уступки. Индивид свободен жить в обществе, воспитывать детей, ограниченно познавать окружающие явления, не забывая о стремлении к трансцендентному благу. Фома утверждает, что «Божье блаженство бесконечно превосходит человеческое». Именно Бог является высшей целью, к которой тяготеет весь природный порядок вещей, в том числе и человек. Таким образом, земные свершения последнего не являются самодостаточными. Показательно высказывание современницы первых гуманистов, представительницы крайнего аскетизма, Екатерины Сиенской. «Не могут насытить душу все сотворенные вещи, все удовольствия и наслаждения мира; ведь эти сотворенные вещи созданы для разумной твари, а сама тварь - для Творца»,- замечает она в одном из своих писем. Все это делает мирской успех относительным, а действия, направленные на его достижение, бессмысленными. Сходное отношение у апологетов ортодоксального католицизма к человеческим неудачам. «Богатый и бедный, раб и господин, женатый и холостой, и, наконец, добрый или злой - все сокрушаются мирскими мучениями»,- восклицает папа Иннокентий III, написавший трактат «О презрении к миру». Автором отметается мирское измерение неудачи. Земное существование, явившееся следствием первородного греха, ущербно и неполноценно, оно само по себе является несчастьем. Истинное блаженство дарует праведность, но оно возможно лишь за рамками земной жизни. Принципиально иной взгляд у ренессансных мыслителей. В полной мере это касается гуманистических представлений об успехе.

Обратимся к тому, как ренессансные мыслители трактовали преуспевание. В своей речи на похоронах флорентийского гуманиста Маттео Пальмиери его собрат по штудиям, Аламано Ринуччинн, задается целью описать образ жизни Маттео и выявить причины того, почему «этот муж пребывал в величайшей славе». Ринуччинн говорит о трудолюбии умершего в его занятиях «свободными науками», о почтенных должностях в республиканском управлении, которые он исполнял с величайшим достоинством, «как если бы он участвовал» в прекрасном состязании, в котором «равно почетно и побеждать, и быть побежденным». Именно данные факторы, по мнению Аламано, обеспечили успех Пальмиери. «Ты, Маттео, счастлив благодаря расположению столь великого народа, хотя и лишен уже возможности чувствовать, ты сегодня пожинаешь величайший плод своих трудов и счастлив, поскольку жизнь, проведенная тобой с таким достоинством, имеет и конец столь замечательный, память о котором никогда не уничтожит забвение», - пишет Ринуччини. Он считает, что успех связан с самореализацией человеческих возможностей, которая дарует признание в обществе и делает бессмертным имя знаменитого человека через сохранение исторический памяти. Автора волнует не только трансцендентное бессмертие души, но и земное бессмертие славы. И, хотя, подобные надгробные речи содержали в себе множество риторических преувеличений, по наблюдению зарубежного исследователя Джона Макманамона, они являются индикатором изменений, происходивших во флорентийском социуме XV в. Следует добавить, что они иллюстрируют и настроения, господствовавшие в гуманистической среде итальянских городов-государств. Ренессансный мыслитель и педагог Пьер-Паоло Верджерио так опровергает нападки на одного из его знакомых, человека с хорошей репутацией, обвиняемого в неуплате долга: «Велики силы былой славы, и нелегко то, что долго было убедительным, оспорить». Для Верджерио очевидна ценность доброго имени не только для увековечивания памяти о себе, но и для выстраивания благоприятной системы взаимоотношений с другими членами социума, поддержания своего статуса. Похожие мысли высказывает и известный флорентийский гуманист Поджо Браччолини. Обращаясь к собрату по штудиям, Никколо Никколн, он комментирует социальное положение общих ученых друзей следующим образом: «Я не сомневаюсь, что тебе в высшей степени приятны известное благочестие и благополучие этих наших людей, которые на устах у всех, особенно когда слова совпадают с делами». Очевидно, что Поджо видит успех в общественном признании. Немалую роль при этом играют стабильное материальное положение и достаток. Видный представитель гуманизма Леон Батиста Альберти, говоря о репутации своего рода, замечает: «Ни в памяти наших стариков, ни в найденных семейных документах, вы не найдете, что в доме Альберти были не всегда величайшими и знаменитейшими, истинными, добрыми купцами. Где в нашей стране вы еще увидите, что есть прочное богатство, на длительное время, добытое без осуждения, как наше? Наоборот, кажется, в нашей земле никто кроме фамилии Альберти не оставил такое большое богатство своим потомкам-наследникам». Происходящий из купеческой среды и чутко прислушивающийся к импульсам, исходящим из городского окружения, мыслитель подчеркивает мирскую природу успеха. Для Альберти важно доброе имя человека и его семьи, приобретаемое активной деятельностью в обществе и, не в последнюю очередь, достижением финансовой стабильности. Характерно, что даже гуманисты, сетующие на непостоянство земной славы и преходящий характер успеха, ведут полемику с особых позиций. «Слава, за которой мы гонимся, - ветер, дым, тень, ничто; при здравом и трезвом рассуждении ей можно прекрасно пренебречь», - пишет Франческо Петрарка своему другу Фоме из Мессины. Однако подобное отношение к общественному признанию объясняется не тем, что стремление к мирскому успеху греховно, а тем, что неблагодарные современники зачастую не в состоянии оценить подлинный талант. «Едва ли чьи писания или подвиги находили одобрение при жизни их автора или свершителя; человеческая слава начинается после смерти. Знаешь почему? Потому что вместе с телом умирает зависть», - пишет Петрарка. Стремление к славе не осуждается поэтом. Констатируется невозможность ее достижения в ходе земной жизни, причем объясняется это вполне мирскими причинами - завистью современников гения. За жалобами на бренность и преходящесть славы угадывается стремление к достижению успеха, самолюбие интеллектуала, уязвленное недостаточностью знаков внимания со стороны социального окружения. «Наши правители в состоянии судить о вкусе блюд и полете птиц, о талантах - не в состоянии; а возьмутся из самонадеянности, так надутая гордыня не дает отворить глаза, повернуться к свету и взглянуть на истину», - восклицает Петрарка. Нельзя забывать, что «хотя некоторые гуманисты были простого происхождения, их идеалы образования, человеческого общежития и политического устройства могли быть реализованы только в обществе с привилегированной элитой». Представителем этой элиты принадлежали к «категории знатных семей с феодальным или коммерческим прошлым». Поэтому, сетуя на невнимание высших слоев общества к своим талантам, Петрарка стремится утвердиться в качестве полезного для социума интеллектуала, апеллируя к его членам, которые располагают большими возможностями для поддержки и меценатства. Несомненно, что гуманисты хотели добиться мирского успеха в той системе социальных координат, которая была характерна для итальянских городов-государств XIV - XV в.в.

Чтобы более четко определить позицию ренессансных мыслителей по рассматриваемому вопросу, необходимо сравнить их взгляды с воззрениями еще одной прослойки итальянского социума - купечества. Представители последнего также немало сделали для светского осмысления явлений и процессов, происходящих в современном им обществе. Кроме того, гуманисты и купцы нередко были связаны нитями деловых, родственных и дружеских отношений. Говоря о жизненной позиции пополанов, отечественная исследовательница И.А. Краснова замечает: «Успех на любом поприще: и в накоплении богатств, и в политике, богатые флорентийские граждане связывали с активной деятельностью, требующей максимальной энергии». «Сам Бог поможет тому, не пребывает в бездействии, ведь лень и вялость отличаются столь же рыхлой структурой, как н перья, но последствия, ими порожденные, более жестки, чем косточки миндаля», - восклицает историк Джованни Кавальканти, выходец из знатного флорентийского рода. Даже деятельному и могущественному олигарху Козимо Медичи дают советы «не лениться в удобствах перин и яств, в наслаждениях роскоши, подобно Сарданапалу, застигнутому смертью из-за этих удовольствий», «не надеяться на поклонение святыням и молитвы Богу», но и самому прикладывать усилия ради возвращения в отечество. Этот призыв к активным усилиям для достижения земного успеха, прозвучавший из недр торгово-предпринимательской прослойки, во многом созвучен гуманистическим воззрениям. Леон Батиста Альберти также побуждал людей, чтобы они «изгоняли осуждение и опасности жизни, следовали благу, делам похвальным и славным». Какими же были плоды этой деятельности? В чем выражались представления пополанов и гуманистов о состоявшейся личности? Купец-хронист Д. Веллути следующим образом описывает преуспевающего горожанина, благоволившего его семье: «Он был человеком могущественным и богатым, честным, отважным, упорным и благородным, он имел прекрасное состояние и положение». Таким образом, в качестве показателей достижения успеха называются «честно приобретенное богатство, значительное свидетельство службы на общественной должности, происхождение из знатной флорентийской семьи». Все вышеназванные факторы относятся к сфере материальной жизни, они неразрывно связаны с действиями человека в системе социальных координат, характерных для Италии рассматриваемой эпохи. Дает свою характеристику успешного человека и представитель гуманизма, выходец из знатной венецианской семьи, Франческо Барбаро. Он превозносит одного из своих друзей по штудиям, как «гражданина», индивида, который отличается «талантом, рассудительностью, справедливостью, знанием во многих делах». Очевидно, что для интеллектуала, сделавшего изучение античного наследия, риторические упражнения и решение научных задач важной частью своей жизни, наиболее ценны и показательны творческие достижения личности. Не случайно, на первый план в этом описании выходит не материальное положение индивида, а талант и образованность. Иной подход у представителей городской среды. Социальная и, прежде всего, финансовая состоятельность, является для купца свидетельством Божественного расположения, венцом его усилий. «Вечная хвала Богу за то, что я имел много и в домах, и в землях, и наличными. Я так благодарен Господу, от которого воспоследовало столько благ», пишет Донато Веллутн. Что же служит залогом этой состоятельности? «Но прошло достаточно времени, умножились у них персоны и имущество и стали они строиться и проживать там, где мы теперь обитаем», - повествует Веллути, описывая быт своих родственников. Рост материального благосостояния выступает условием полноценного функционирования семьи, успешной самореализации ее представителей. Соответственно, усилия последних, направленные на обогащение, являются в высшей степени полезными для каждого из родственников. Купец Бонаккорсо Питти, говоря о деловой жизни своего отца, который производил и продавал сукно, замечает: «Бывало, что он выпускал 11 сотен кусков, из которых большую часть посылал в Апулию; он очень рьяно занимался этим ремеслом». Активная деятельность по увеличению своих доходов служит здесь преуспеванию индивида и его семьи. Деловые люди итальянских городов-государств «испытывали страсть к деньгам» и нередко «преступали свою совесть, чтобы приобрести их». Однако, не только активные, граничащие с авантюризмом действия, являлись залогом достижения успеха. Этому способствовало и рациональное, продуманное ведение хозяйства. Не случайно, служащий филиала компании Медичи, Симоне Норн, посылал своим хозяевам не только счета, связанные с текущими сделками, но и их копии, делая возможной проверку и перепроверку финансовых отчетов. Рачительное ведение дел, серьезное и целесообразное отношение к коммерческим операциям также помогали достижению материального благополучия. Этому способствовал и целый комплекс знаний и навыков, которые приобретал деловой человек в ходе насыщенной событиями жизни. «В течение этого долгого ученичества и на всем протяжении своей бизнес-карьеры, купец впитывал обширную информацию, необходимую для успеха в его торговле. Она могла включать беглое знание одного или нескольких иностранных языков, основательное знакомство с монетной и тарифной системами, мерами и весами и рыночными условиями в тех регионах, где концентрировались его деловые интересы. Успешный купец также обычно устанавливал контакты с другими бизнесменами, и отечественными, и зарубежными, которые торговали в зоне его операций», - замечает американский исследователь Дж. Брукер. Не случайно, флорентийский предприниматель Джованни Морелли требовал от детей, чтобы они научились говорить на иностранных языках, танцевать, фехтовать, уверенно вести себя в любой среде. Он сознает, сколь многообразными и развитыми должны быть способности делового человека, которому необходимо общаться с представителями разных социальных слоев и проявлять адекватную реакцию на самые неожиданные события и поступки людей, особенно при операциях за границей. Но для успешного ведения дел необходимы и специфические знания в областях коммерции, о которых говорилось выше. Это подчеркивал купец Донато Веллутн, описывая своих предков. Его дед по имени Бонаккорсо «истреблял еретиков-патаренов, но хорошо был сведущ в торговле, которой занимался исключительно честно». Осведомленность в тонкостях своего бизнеса является для хрониста залогом сбалансированной предпринимательской практики, которая признается деловыми партнерами и другими жителями коммуны не связанной с мошенничеством. В достижении успеха купцы рассчитывали на личные навыки и способности, собственный ум и предприимчивость. Показательно восхищение Морелли своим отцом Паголо, который, «оставшись после смерти братьев от чумы молодым и одиноким, без чьей-либо помощи и дружеского совета во время свирепствующего мора, входил в торговые прибыли, продавал и покупал, действуя без устали, распутывая все с великим усердием. Подумайте о том, сумели бы вы выдержать и сделать столько и в такое время!» Для представителей торгово-предпринимательской среды успех основан на активной мирской деятельности в сочетании с проявлениями хитрости и сообразительности. Выражается же он преимущественно в материальной стабильности, финансовом процветании.

Опираясь на данные максимы, у итальянских горожан XIV - XV вв. формируется представление о «добром купце» (buono mercante). Добрый купец - эталон удачи в делах и добронравия, которое выражается в обозначенных выше качествах. С этим идеализированным образом нередко сравнивались родственники, предки, деловые партнеры итальянских торговцев и предпринимателей. Джованни Морелли, например, гордился своим дедом Бартоломео, который «был очень разумным и добрым купцом, сильно продвинувшимся вперед в торговле, богатстве и родне». Отец Козимо Медичи под конец своей жизни заявлял пере флорентийской Синьорией: «Я жил не как преступник, а как честный и добрый купец, милосердный и благородный человек». Таким образом, показателем успеха для пополанов служили прочное положение в обществе и, прежде всего, финансовая состоятельность. Чемже их точка зрения была отлична от взглядов гуманистов?

Видный деятель ренессансной культуры Леонардо Бруни считает, что свершения современных ему флорентийцев делают их достойными славы древних римлян. Бруни видит процветание Флоренции состоящим из совокупности славных дел ее жителей, их личных успехов. Становится понятным, что ренессансным мыслителям близка высказываемая деловыми людьми мысль о необходимости активных действий человека для достижения земного признания. Но воззрения ренессансных мыслителей на успех отмечены меньшим прагматизмом. Деятели гуманизма не связывают житейское счастье исключительно с материальным преуспеванием. Гуманист-педагог Пьер-Паоло Верджерио рекомендует молодым людям при выборе жизненного пути не забывать о «свободных искусствах» и сетует не на то, что многие юноши пренебрегают штудиями ради профессий, сулящих заработки. Верджерио видит огромную роль, которую играют занятия науками в реализации способностей человека. Ему вторит представитель венецианского гуманизма, Фраггческо Барбаро, настаивающий на необходимости усиленных штудий с детства. Он приводит пример древнеримского мыслителя Катона, который, исполняя отцовский долг, помимо других дел, «с большим старанием обучал грамоте своих детей». Привитые с самого раннего возраста навыки умственного труда, а также усвоенные знания, помогают раскрытию человеческого потенциала. Именно такая самореализация является залогом подлинного успеха. В письме Гуарино из Вероны Поджо Браччолини прямо увязывает бессмертную славу выдающихся римлян (Квинтиллиана, Цицерона) с их достижениями в ораторском искусстве. Интеллектуальные штудии способны даровать не только признание современников, но и подлинную известность, проверенную временем, благодарность потомков. Гуманисты не отрицают роль финансовых факторов в достижении успеха. Рассказывая о жизни Маттео Пальмиери, Ринуччинн замечает: «Он рано понял, сколь много богатство способствует тому, чтобы прожить гражданскую жизнь с достоинством». Сам Пальмиери с благосклонностью смотрит на обогащение, учитывающее общественный и личный интерес, ибо «пренебрежением пользой можно достичь заслуженного осуждения». Становится понятным, что он считает богатство признаком преуспевания, но при условии его использования на пользу общества (на нужны коммуны) и индивида (как помощь в самообразовании и штудиях). Ренессансный мыслитель осознает, что материальный достаток является видимым показателем общественного признания и условием самореализации. Однако гуманисты делают акцент на личных усилиях человека, направленных на достижение успеха. Свершения на ниве «studia humanitatis», плоды кропотливых занятий являются залогом подлинной славы, славы, живущей в веках. Богатства могут помочь укреплению общественного статуса, служить благоприятным фактором для интеллектуального совершенствования, но не являются самоцелью. Чтобы проиллюстрировать эту мысль, необходимо сравнить позиции представителей торгово-предпринимательской и гуманистической прослойки.

Для предпринимателя Джованни Морелли даже плодотворное общественное служение не является оправданием для нежелания заниматься торговлей: он осуждал сына своего дяди Бернардо за то, что тот «расточил в юности капитал, нажитый нашими предками и утратил привычку к торговле и получению прибылей», несмотря на то, что Бернардо дн Джованни достиг значительных успехов на политическом поприще. Обогащение приобретает для Морелли самодостаточный смысл. Именно навыки, необходимые для зарабатывания денег, помогают человеку удержаться на плаву во время любых жизненных бурь и преуспеть. Приобретенный же предками и приумноженный индивидом капитал является важнейшим показателем самостоятельности доброго купца. Напротив, видный деятель гуманизма Леон Батиста Альберти утверждает, что жажда наживы «ослабляет силу ума» и удерживает его подавленным. Накопление капиталов для гуманиста не является ценным, если мешает развитию интеллекта, богатство не рассматривается как единственный признак преуспевания. Бессмертная слава, заработанная своими общественными и научными заслугами, выступает критерием настоящего успеха.

Такой взгляд объясним в контексте положения, которое занимали деятели гуманизма в итальянском обществе XIV - XV в.в. Будучи носителями светской образованности и ее распространителями, они хотели подчеркнут полезность интеллектуального труда для социума и связывали со «studia humanitatis» надежды на достижение успеха. Многие из гуманистов общались с купцами или происходили из пополанской среды, но в силу своего специфического вида деятельности были менее прагматичными и имели более широкие взгляды на мир. Багаж приобретенных знаний не позволял ренессансным мыслителям связывать жизненный успех исключительно с погоней за прибылью. Знакомые с плодами античной цивилизации, они могли оценить непреходящее и живущее в веках величие интеллектуальных достижений, стоящее выше сиюминутного признания, даруемого даже самым внушительным состоянием. Ярким выражением такой оценки является характеристика великого итальянского поэта Данте, данная гуманистом Джованни Боккаччо в жизнеописании последнего: «Когда с годами его разум и дух окрепли, он, презрев знания, полезные лишь для накопления богатств, за которыми нынче все гоняются, и движимый похвальной жаждой снискать не суетные блага, а долговременную славу, твердо решил вникнуть в суть поэтических вымыслов, а также научиться всем сложным способам их создания». Пользоваться своей эрудицией только в целях обогащения кажется представителям гуманизма слишком ограниченным. Прославиться благодаря раскрытию своего творческого потенциала - почетный путь ренессансного интеллектуала, не совпадающий с дорогой торговца и предпринимателя. Однако и купцов, и гуманистов объединяет вера в необходимость активных и целенаправленных действий человека для достижения успеха.

Небезынтересным для определения жизненных императивов ренессансных мыслителей является установление того, с чем они связывали неудачу и крах жизненных устремлений. Видный представитель гуманизма, Леон Баттиста Альберти, считает финансовое разорение знаменитых итальянских купеческих семейств (Перуцци, Скали и т.д.) несчастьем для их членов. Бедственным Альберти видится положение, когда человек впадает в «бедность, нищету и бесчестье». Причины такого подхода раскрывает флорентийский гуманист Маттео Пальмиери. Мыслитель считает нормальным для индивида состояние, когда он «согласно природным силам может доставлять необходимое своей жизни» и поддерживать «свои свободные способности». Соответственно, бедность не критикуется сама по себе, а рассматривается как один из факторов, мешающих полноценному развитию человека, залогом которого является «успешное выражение его индивидуальности». Этот факт доказывает и наличие положительных (но безусловно светских) оценок бедности в гуманистической среде. Финансовая нужда порицается лишь в случае препятствия к самовыражению. Видимо помня о своей связанной с постоянным самоограничением студенческой юности, Альберти утверждал, что в научных штудиях человек попадает под влияние множества изменчивых факторов внешней среды, в том числе, фактора материального. В некоторых случаях бедность может послужить помехой обучению.

Неудачей признается состояние, когда индивид в силу каких-то обстоятельств не способен использовать свои природные потенции во благо себе и другим. Гражданский гуманист Маттео Пальмиери считает, что жизнь тех, кто не соблюдает правила человеческого общежития и не отдает все силы служению городу, пребывает «в виде запущенном и изнуренном». Мыслитель, отождествляющий коммунальное благо с персональным, признает губительной для личности бездеятельность и добровольную изоляцию, ставящую индивида за рамки объединения себе подобных и обрекающую его на бессмысленное существование. Такую жизнь считает неудачно сложившейся и более практичной гуманист, венецианский олигарх Франческо Барбаро. Он называет «презренными и покинутыми» детей, не получивших в семье должных навыков социального поведения, которые помогают раскрыться их способностям и сосуществовать с другими людьми. Отсюда вытекает признание огромной роли воспитания, как фактора, влияющего на становление личности. Родители воспитуемых должны «с умением, усердием и прилежанием стараться улучшать души их хорошими уроками». Обучение помогает сгладить последствия неудач и преодолеть любые житейские неурядицы. Маттео Пальмиери утверждал, что человеку нужно получать знания для того, чтобы «обрести правила благой жизни и сохранить верность во всем, что он говорит и делает, самому себе и истинному своему разуму». Люди же, не подготовленные должным образом к жизни в социуме и самореализации, обречены на жалкое и несчастное существование.

В связи с вышеперечисленным, возникает вопрос о взгляде на заявленную проблему представителей купечества. Их воззрения также служили индикатором изменений, происходивших в обществе итальянских городов-государств XIV - XV в.в. Говоря о том, что признавали неудачей флорентийские купцы рассматриваемого периода, отечественная исследовательница И.А. Краснова замечает: «Разорение и банкротство, ведущие к бедности и нищете, представлялись настоящим адом на земле, в то время как в Италии в XIV веке не были еще забыты францисканские идеалы бедности как сакрального состояния». Итальянский купец-хронист Донато Веллути называет «плохим положением» ситуацию, в которой оказалась его семья вследствие выдачи крупных ссуд знатным сеньорам, не спешившим возвращать долг. Нависшая угроза разорения кажется автору преддверием жизненного кризиса, финансовый крах рассматривается как неудача. Как видно из приведенного выше отрывка хроники Веллути, такой подход полностью рационализирован из мирского опыта, реальной практики деловых отношений. «Крутой подъем в сфере банкротств стал признаком экономических трудностей и живым напоминанием об опасностях, которые окружали купеческую карьеру», пишет американский исследователь Дж. Брукер. Эти опасности были для итальянского предпринимателя XIV-XV в.в. гораздо реальнее страха загробного воздаяния, заставляя заниматься торговыми и финансовыми операциями с осторожностью. Недаром Джованни Морелли писал о своем двоюродном брате Бернардо ди Джованни, что он «самый осторожный и бережливый человек, вступающий в контракты и ведущий разные дела». Все повседневное существование купца пронизано стремлением избежать банкротства. Связанная с ним жизненная ситуация безусловно оценивалась как бедственная.

Характерно, что другой хронист-пополан, Джованни Вилланн, рассказывая о наводнении, обрушившемся на Флоренцию в 30-х годах XIV в., особое внимание уделяет нанесенному ущербу, исследуя финансовую сторону вопроса. «Будучи свидетелем несчастья, я не смог бы даже приблизительно ценить в деньгах убытки, которые потерпели флорентийцы, но только стоимость восстановления мостов, городских стен и улиц составила больше ста пятидесяти тысяч золотых флоринов», - пишет Вилланн. Автору важно выделить материальные последствия произошедшего события. Главными показателями бедствия выступают финансовые убытки, которые, собственно, и сами являются бедствием. Это иллюстрирует общее отношение купцов к проблеме успеха и неудачи. Именно с повышением или понижением финансового благосостояния представители купечества связывали успешность своего жизненного пути. Причем, неудача ассоциировалась с разорением и банкротством.

Вместе с тем, на менталитет итальянских горожан XIV - XV в.в., в том числе и купцов, все еще оказывал влияние христианский идеал святой бедности, что проявлялось через «постоянное стремление людей к покаянию». К гордости за нажитое кропотливым трудом состояние примешивалось чувство вины. Последнюю стремились загладить на пути благотворительности и самоотречения. Хроника Джованни Виллани содержит упоминание о щедром деянии одного из флорентийских горожан, который завещал все свое состояние на богоугодные дела и среди прочего «распорядился выдать каждому бедняку Флоренции, просящему милостыню, по шесть данари». Перед нами угрызения совести человека, добившегося определенных успехов на мирском поприще, но все еще воспринимающего аскетическое самоограничение как праведное. Эти настроения активно приветствовались францисканскими и доминиканскими проповедниками, которые, хотя и мирились с растущим разнообразием практики деловых отношений, стремились сгладить последствия социального расслоения. По мнению Джованни Домнничи, ради милосердия христианин должен постоянно находиться в готовности «пересечь море и проповедовать среди неверных, не боясь смерти», не говоря уже о том, чтобы пожертвовать интересами накопления капитала. И подобным наставлениям внимали.

Однако, даже в период рефлексии, в стремлении компенсировать ущерб от своих грехов, у представителей торгово-предпринимательской среды порой выходят на первый план прагматические мотивы. Характерна история о «рождественском мальчике», с особым умилением сообщенная хронистом Джованни Кавальканти. Рассказ уснащен сентиментальными подробностями: «В одну из студенейших зим», когда дул сильный ветер, маленький ребенок, сын бедного человека, «из-за холода онемевший, со свинцовым лицом, по которому текли слезы, весь съежившийся от мороза», вез на двух маленьких осликах дрова для продажи и попался на глаза Джованни Медичи (отец крупнейшего флорентийского олигарха - Козимо Медичи - авт.), который немедленно приказал дворецкому ввести ребенка в дом, забрать дрова и заплатить за них столько, сколько мальчик запросит, «хотя дров в палаццо Медичи было запасено более чем достаточно». Мальчика согрели у огня, накормили, одели, дали с собой еды, «и не отпускали до тех пор, пока не были удовлетворены все его нужды». Эти поступки недорого обошлись крупнейшему купцу Тосканы, но, в числе прочих, придавали ему бесценный авторитет в обществе и помогали бороться с политическими противниками, ибо становились достоянием гласности через специально оплачиваемых Джованни распространителей слухов из плебейских слоев. Жизнь в обществе с достаточно высоким уровнем имущественного расслоения и конкуренции заставляла итальянцев XIV - XV в.в. вырабатывать светские критерии оценки преуспевания индивида и стремиться к материальному благополучию, дарующему прочное социальное положение, несмотря на душевные метания. Показательна история о богобоязненном купце, который хотел уйти в монастырь, но не стал принимать постриг, когда узнал, что его уход от мира может нанести финансовый ущерб братьям, рассказанная Донато Веллути. Страх разорения оказывается для делового человека сильнее ужаса загробного наказания за грехи. Банкротство воспринимается как непосредственно ощутимая неудача.

Говоря о том, что считали неудачей гуманисты и купцы, можно выделить общность и разнообразие их подходов. И те, и другие признают важность финансового фактора для преуспевания человека. Однако, купцы, чья деятельность была непосредственно связана с накоплением капиталов, зачастую видели в нем смысл своего мирского существования. Соответственно, банкротство и разорение ассоциировались у них с крушением надежд индивида, потерей смысла его жизни. Интеллектуалы же, занятые научными штудиями, считали богатство лишь одним из факторов, которые могут повлиять на развитие личности. Поэтому финансовая несостоятельность не является для них безусловным крахом жизненных устремлений человека. Гуманисты признают неудачей стечение обстоятельств, мешающее раскрытию природных возможностей индивида, будь то банкротство, необходимость заниматься нетворческой работой или даже брак. В последних двух случаях рутина порицается даже при финансовом преуспевании. Все эти факторы критикуются гуманистами лишь когда препятствуют активной самореализации личности. Банкротство же для купца имеет страшный самодостаточный смысл, являясь адом на земле.

Кроме того, гуманисты, знакомые с древней и современной исторической традицией, трактатами и хрониками, осознавали, что истинная слава даруется лишь великим, а «обычный человек является увековеченным современниками просто как часть фона». Жизнь, в ходе которой индивид не проявляет свои способности во благо общества и, соответственно, не получает общественного признания, считается бессмысленной и несчастной. В купеческих хрониках акцент на служении социуму, как способе полноценного, счастливого существования, выражен слабее. Социальный интерес у представителей торгово-предпринимательской прослойки не всегда совпадает с персональным. Во главу угла у пополана в большей степени ставится личное преуспевание. Он также считают показателем успеха добрую репутацию и стабильное положение в обществе. Но эти плоды для купца зачастую даруются обогащением. Благодаря солидному состоянию приобретается признание у других горожан. Бедность же, совершенно однозначно, к такому признанию не ведет. Занятие торговлей и предпринимательством, накопление капиталов - главные составляющие образа «доброго купца». Без этих условий любое (даже творческое) существование не приносило желаемого удовлетворения и объявлялось бедственным. Занятия словесностью и изящными искусствами были едва ли не единственными видами «отвлеченного» досуга, признаваемыми богатыми пополанами. Но им, как правило, предавались, когда приходилось уйти от дел из-за старости или болезни. Главный смысл жизни заключался в торговых операциях, производстве тканей, руководстве банковскими филиалами, причем эти виды деятельности не чередовались размеренно с периодами отдыха, но становились напряженной всевозрастающей деятельностью, при которой особую ценность приобретало земное время. Бескорыстие интеллектуального поиска, сопряженного, порой, с ощутимыми материальными издержками, в большинстве случаев незнакомо деловым людям Италии XIV-XV в.в.

Стоит выделить и еще одно отличие в подходах гуманистов и купцов к рассматриваемому вопросу. Деловые люди были больше связаны с обыденными представлениями городской среды, чем погруженные в мир «studia humanitatis» ренессансные мыслители. Сделавшие решительный выбор в пользу обогащения и мирского успеха, купцы отчасти разделяли представления о сакральности бедности, пережитки которых сохранились у итальянских горожан XIV - XV в.в. Гуманисты же, при всей противоречивости своих воззрений, обладали более широким кругозором и поэтому проявляли большую интеллектуальную смелость в оценке рассматриваемой проблемы.

В своих письмах и трактатах ренессансные мыслители сформировали совокупность светских этических критериев оценки успешности жизни индивида. Этот факт не случаен, учитывая антропоцентризм гуманистов, их выбор в пользу активной жизни и общую переоценку ими с мирских позиций многих сфер человеческого существования. Сами реалии функционирования итальянских городов-государств XIV - XV в.в., с их динамизмом и нестабильностью, диктовали необходимость отхода от средневековых представлении о преимуществах аскетизма и созерцания. Крен в сторону последних в религиозной традиции был так силен, что церковными мыслителями не были выработаны светские критерии преуспевания. Высшие этические ценности для выразителей аскетической доктрины были трансцендентны, истинное счастье, по их представлениям, могло быть достигнуто лишь после загробного воздаяния, земные же радости и горести виделись преходящими.

Вовлеченному в водоворот жизненных событий итальянскому горожанину раннего Возрождения нужно было иметь новые моральные ориентиры. Важным шагом в формировании этих ориентиров стало становление положительных представлений о мирском успехе. Последний непременно связывался с самореализацией потенций личности через активное взаимодействие с социальным окружением. Ведь именно признание со стороны современников и потомков выступает главным критерием успеха. Другие критерии, будь то богатство или высокое социальное положение, не признаются важнейшими. Это особенно рельефно видно в сравнении с воззрениями купечества, прослойки, близкой гуманистам по смелости и последовательности в выработке новых поведенческих установок и подвергаемой сходному воздействию окружающих социальных факторов.

И деятели гуманизма, пытающиеся пробить себе дорогу в обществе, пропагандируя преимущества «studia humanitatis», и пополаны, занимающиеся предпринимательством и торговлей, должны были держать руку на пульсе изменчивой городской жизни, реально оценивать ее условия и свои возможности, формировать, исходя из этого, свои цели. Однако, взгляд купца, благодаря роду его деятельности, более прагматичен. Видимым выражением успеха для пополана являлось богатство и успех на политическом поприще. Он мог использовать часть своих способностей, занимаясь творчеством (написание мемуаров, дневников, наставлений потомкам, усвоение научных знаний), но не рассматривал такую деятельность, как основную. Подобные занятия в купеческой среде были прерогативой человека состоявшегося, реализовавшего свои стремления. Они рассматривались как хобби, способ поделиться славой мирского успеха с потомками или зафиксировать особенности своего поведения и причины неудач.

Ренессансные мыслители, главным объединяющим признаком которых выступали гуманистические штудии, имели отличное мнение по этому вопросу. С одной стороны, являясь новой прослойкой светских интеллектуалов, не всегда обладающих стабильно высоким достатком, они делали акцент преимущественно на своих научных достижениях, подчеркивая их полезность для общества. Гуманисты (Леонардо Бруни, Бонаккорсо да Монтеманьо) зачастую доказывали, что и люди небогатого и незнатного происхождения могут преуспеть, проводя таким образом неявную аналогию со своим положением в социуме.

С другой стороны, обладая широким кругозором, ренессансные мыслители не могли свести жизненные устремления исключительно к погоне за прибылью. В результате, в гуманистических кругах сформировалось универсальное понятие об успехе, как благоприятной реализации заложенных в человеке способностей, внешними признаками которой могли выступать богатство, достойное социальное положение, высокий интеллектуальный и образовательный уровень, хорошая репутация, признание у современников и потомков. Последнему фактору уделялось особое внимание в силу его вневременного характера. Гуманисты сознавали, что слава, заработанная на ниве науки, искусства, служения обществу, могла жить в веках. Наглядным примером этому служили немеркнущие достижения государственных деятелей, философов, ораторов античности, знакомые ренессансным мыслителям не понаслышке.

Вместе с тем, для итальянских горожан эпохи Ренессанса была характерной попытка выработать светское измерение человеческой неудачи. Самые худшие ожидания купцов оправдывались в случае банкротства. Связывая большинство жизненных устремлений со своей деловой активностью, они не могли примириться с потерей репутации и состояния в этой сфере. У многих деловых людей, в силу большей близости к народной религиозности еще сохранялись пережитки представлений о сакральности бедности. В этом они консервативнее светских интеллектуалов. Однако купцы преимущественно выражали вышеуказанные представления через благотворительность, помощь нуждающимся и церкви. Лишь в момент крайнего душевного кризиса или нереализованного призвания они могли принять обет бедности, уйдя в монастырь.

Взгляды ренессансных интеллектуалов отличались большей смелостью, но меньшей прагматичностью. Для гуманистов финансовый крах не был фатальным. В течение жизни они порой успевали побывать и скромными домашними учителями, и советниками при дворах влиятельных особ, и мелкими адвокатами, и высокопоставленными государственными деятелями, но при этом сохраняли верность «studia humanitatis». Поэтому несчастье связывалось ренессансными мыслителями скорее не с бедностью, а с невозможностью интеллектуально совершенствоваться, условиями, вынуждающими забыть о творческом росте. В более широком смысле, это условия, мешающие полноценному развитию личности вообще. Данные факторы могли быть разными. Это и бедность, и прибыльные, но порабощающие душу заработки, и брак, и не сулящая самовыражения служба. Все вышеперечисленные явления не абсолютизируются ренессансными мыслителями, но рассматриваются с точки зрения воздействия на внутреннее развитие личности. Таким образом, подход гуманистов, занимающихся не только извлечением прибылей, но и штудиями, является более широким и психологически глубоким, нежели воззрения купцов.

По мнению автора, взаимовлияние взглядов клириков, купцов и гуманистов по рассматриваемому вопросу было минимальным. Воззрения на успех и неудачу тесно связаны с представлениями о жизненном предназначении человека. А эти представления были жестко детерминированы практиками повседневного поведения, сложившимися в трех средах. Например, купцы связывали свою жизнь с реализацией на ниве деловой активности, соответственно, видели успех в финансовой и социальной состоятельности, а неудачу в банкротстве. Гуманисты занимались «studia humanitatis» и рассматривали преуспевание в контексте творческого раскрытия собственных потенций. Духовные лица, по крайней мере на уровне официальной догматики, говорили о бренности земных забот и относительности мирских успехов, поэтому не занимались выработкой критериев успешности.

Автор: Гордиенко А.Б.