Усиление административно-командной системы и ликвидация нэповской модели кооперации (январь 1928 - ноябрь 1929 г.)
Процессы ограничения самодеятельности кооперации сменились в начале 1928 г. откровенным диктатом со стороны партийно-государственных органов. Началом поворота политического курса большевистской партии стали хлебозаготовительные трудности, при решении которых применялись чуждые кооперации принципы. Введение чрезвычайных мер, которые вскоре превратились в привычный атрибут советской политической системы, стало внешним проявлением ликвидации нэпа и сложившейся модели кооперативной организации.
Попытки группы Бухарина вернуться к прежним принципам хозяйствования, основанным на использовании рыночных отношений, сосуществовании различных укладов экономики, широком развитии частной и групповой инициативы, материальных стимулов к труду и предпринимательской деятельности, были отвергнуты сторонниками форсирования темпов социалистического строительства. Поражение приверженцев эволюционного пути строительства нового строя объяснялось не только их организационной слабостью и ограниченностью социальной опоры, но и, главным образом, обреченностью нэпа как долговременной политики, ориентированной на конкретный конечный результат.
Среди различных точек зрения по поводу причин ликвидации нэпа нам близка позиция Е.Г.Гимпельсона, согласно которой «движение по рыночному пути в корне противоречило социалистической перспективе партийно-государственного руководства». Поэтому главной причиной начавшейся в конце 1920-х гг. революционной модернизаци экономики мы считаем доктринальные установки большевистской партии.
Сталинское большинство в ЦК ВКП(б) сделало в это время окончательный выбор в пользу административно-командной системы управления. Происходившие на протяжении 1928 - 1929 гг. временные ослабления «чрезвычайщины», как и сохранение на словах верности нэпу, являлись лишь элементами тактики при стратегическом переходе от относительно либеральной к жестко централизованной модели развития экономики и общества.
В условиях ликвидации рыночных отношений кооперация теряла присущие ей функции общественно-хозяйственной организации. На переходном этапе сталинское руководство продолжало использовать кооперацию в качестве основной альтернативы угасающей частной торговле, прибегало к эксплуатации ее аппарата при проведении заготовок. Параллельно с этим осуществлялись меры по огосударствлению кооперации, внедрению приемлемых ее элементов в структуру планового хозяйства. В то же время происходило окончательное отмирание типичных для классической кооперации принципов добровольности и самодеятельности объединений граждан, их независимости от государственного вмешательства.
В конце 1920-х гг. основным направлением и одновременно средством трансформации кооперации становится коллективизация сельского хозяйства. В условиях крестьянской страны это широкомасштабное мероприятие оказало колоссальное влияние не только на сельскохозяйственную, но и другие виды кооперации. Организационные принципы их функционирования стали смещаться в сторону преимущественного развития производственной сферы.
В осуществлении плана коренного переустройства сельского хозяйства руководство большевистской партии придавало Северному Кавказу роль своеобразного полигона по проведению массовой коллективизации. Это обстоятельство объяснялось большим значением региона в решении зерновой проблемы, расширении экспорта сельхозпродукции. Не случайно вопросы о деятельности Северо-Кавказского крайкома, окружных и областных комитетов партии неоднократно рассматривались в ЦК ВКП(б) на протяжении 1928 - 1929 гг. Кроме того, с целью изучения ситуации на местах и принятия оперативных мер были организованы комиссии под руководством ответственных партработников.
Основной целью этих мероприятий являлось создание организационных условий для обеспечения коллективизации. Прежде всего это касалось выполнения руководящих указаний ЦК ВКП(б) по переориентации партийных организаций от сравнительно гибких методов осуществления коллективизации к грубому администрированию и давлению по отношению к крестьянству. Непосредственное руководство деятельностью местных парторганизаций в вопросах переустройства сельского хозяйства проводил созданный в 1928 г. отдел по работе в деревне при ЦК ВКП(б). В Северо-Кавказском крае соответствующие отделы были созданы при краевом и окружных комитетах партии.
Были резко ограничены возможности самостоятельной деятельности кооперации, в практику стали входить методы прямого нажима со стороны партийных комитетов. В уже приводимом письме члена коллегии Наркомзема К.Д.Савченко на имя Сталина по этому поводу отмечалось, что «взгляд многих партийцев на деревню просто аракчеевский, чиновный, часто услужливый перед начальством, показно-революционный, модно-кулацкоедский, шапко-закидательский».
В условиях применения чрезвычайных мер эти взгляды стали получать широкое распространение в партийной среде. Например, в докладной записке Батайского райкома, посланной в мае 1928 г. в Донской окружком ВКП(б), отмечалось, что среди коммунистов распространились настроения по поводу того, что меры агитационно-организационного характера уже полностью использованы, поэтому они предлагали применить административный нажим по отношению не только к кулацко-зажиточной части, но и к середняку.
В соответствии с этими подходами проводилось «перетряхивание» кадров, в ходе которого освобождались от занимаемых должностей не отвечающие новым требованиям партийные и кооперативные работники. В этих целях руководство большевистской партии провело осенью 1928 г. специальную проверку состава работников кооперации. По итогам проверки было выявлено до 14% «классово-чуждых» и «разложившихся» элементов в низовых и средних звеньях сельского кооперативного аппарата. Существенные изменения происходили в выборных органах кооперации, в адрес которых посыпались обвинения в «мягкости», «примиренчестве» с кулаком. Стали принимать массовый характер произвольные, без учета мнения членов кооперативов, перемены составов правлений.
По мнению Л.Е.Файн, «одним из кардинальных направлений разрушения кооперации стало побуждение ее к обслуживанию не тех слоев и групп населения, которым необходима была кооперативная деятельность и которые способны были ее осуществлять, а тех, которые менее всего были к этому приспособлены, но которым отводилась ведущее место в осуществлении социальных прожектов».
Наглядным проявлением данного процесса стала проводившейся в условиях «чрезвычайщины» очередная перевыборная кампания. На ее содержание существенное влияние оказали репрессивные меры против зажиточных крестьян как главных держателей хлеба. Следует заметить, что установка на вытеснение зажиточных крестьян из выборных органов была дана до введения чрезвычайных мер. Например, на прошедшей в декабре 1927 г. XIII Донской окружной партконференции было принято решение о проведении перевыборов, как важнейшей массовой политической кампании за выдвижение бедняков и вытеснение кулацких элементов.
Под лозунгом борьбы с кулачеством в разряд врагов Советской власти попадала та часть старательных крестьян, которым в середине 1920-х гг. большевистская партия уделяла большое внимание как образцовым хозяевам. С этого времени трудно поддаются оценке критерии при определении представителей опальной части крестьянства. Например, на Дону после применения чрезвычайных мер большая часть экономически подорванных зажиточных хозяйств (до 80%) перешла в группу крестьян-середняков, однако враждебное отношение к ним со стороны органов власти сохранилось.
Проводившиеся дискуссии по поводу определения социальных признаков кулака, попытки ввести научно-обоснованные критерии не привели к конкретному результату. Причисление крестьян к разряду кулаков вплоть до завершения сплошной коллективизации сельского хозяйства происходило произвольно с подачи местных партячеек и бедняцкого актива по отношению к большинству преуспевших в развитии своего хозяйства крестьян. Решение о недопущении в выборные органы кооперации кулацких элементов, изложенное в циркуляре ЦК ВКП(б) от 13-декабря 1927 г., с наступлением «чрезвычайщины» стало толковаться слишком широко. В состав кулачества попадали все крупные держатели хлеба, в том числе представители середняков.
С другой стороны, безмерно расширились права беднейшего крестьянства, сама принадлежность к которому рассматривалась как важнейший признак преданности Советской власти. Эта категория становилась главной политической силой, с помощью которой сталинское руководство намеревалось утвердить административно-командную систему в деревне.
Постепенно вся работа с беспартийным крестьянским активом стала сводиться к работе с беднотой. В 1928 г. партячейки собирали волостные совещания деревенских активистов таким образом, чтобы в их составе преобладали крестьяне-бедняки. На собраниях бедноты и сельского актива обсуждали одни и те же вопросы: какую линию занять на перевыборах, за кого голосовать, как улучшить экономическое положение бедняка, почему растут очереди в кооперативных лавках, можно ли уравнять крестьянина и рабочего. В ходе их проведения у представителей групп бедноты все чаще проявлялись иждивенческие настроения, требования отпуска мануфактуры до полной выплаты пая, предоставления необеспеченных кредитов и новых льгот.
Так, в резолюции I Донской окружной конференции групп бедноты (февраль 1928 г.) были даны рекомендации земельным органам по вопросам увеличения кредитования бедноты, преимущественному снабжению сельхозмашинами, выделению лучших земель при проведении землеустройства. Необходимость этих мер объяснялась созданием условий для производственного кооперирования бедняцких хозяйств.
Резкое изменение политической ориентации большевистской партии вызывало недоумение и озабоченность среди крестьянских масс. Выражением этих чувств стали письма крестьян, значительная часть которых сосредотачивалась в редакции краевой газеты «Советский пахарь». Копии этих писем, а также непосредственные послания крестьян и казаков передавались в Северо-Кавказский крайком ВКП(б) и его первому секретарю А.А.Андрееву. Большинство из них принадлежало зажиточным крестьянам и казакам, жалующимся на свою судьбу, Приведем, выдержки из двух писем крестьян-середняков, которых в силу их имущественного положения нельзя обвинить в предвзятости.
В одном из них автор письма, находясь под впечатлением курса «Лицом к деревни», задается вопросом: «Почему Советская власть сама вознаграждает культурников, а этого культурника лишает голоса?». В другом письме крестьянин рисует весьма характерную для деревни того времени картину: «Беднота, по моему наблюдению, - пишет он, - в нашей местности создает классовую привилегию, и чуть ли не ставится бичом для середняка и слепым орудием низовых аппаратов нашей Советской власти для использования своих корыстных целей». Он считает, что беднота делится на две группы: ту, к которой нужно отнестись действительно сочувственно, и ту, в которую входят такие, которые от лени пропадают. «И вот этакая беднота большую роль играет при перевыборах»,- замечает автор письма.
В то же время представители среднего крестьянства делились тревогой и в отношении собственного положения. По мнению одного из них, это положение было просто безвыходным ввиду того, что «если нам приложить еще более труда и быть зажиточными, то нас сама власть и государство не пущает, а если и опустится вовсе в батраки, то нас очень много будет и нанимать нас будет не кому».
В такой обстановке перевыборы в руководящие органы кооперации в конце 1927 - начале 1928 г. проходили с явным ущемлением избирательных прав многих достойных и авторитетных ее членов, за которых раньше крестьяне, без сомнения, отдавали свои голоса. Ход выборов брался под жесткий контроль партячеек и сопровождался административным нажимом на пайщиков.
Были также приняты меры по предотвращению возможных попыток крестьянства противодействовать произволу с помощью организации неформальных объединений, что имело место в ходе предшествующих выборов. В выявлении этих объединений активно участвовали органы ОГПУ, которые зафиксировали на Северном Кавказе девять так называемых кулацких группировок, возникших в связи с перевыборами кооперации. Обращает на себя внимание сравнительно небольшое число альтернативных крестьянских групп по проведению выборов, что свидетельствовало о жестком характере контроля со стороны партийно-государственных органов.
С учетом этих обстоятельств можно утверждать, что значительное увеличение числа коммунистов и бедноты в руководящих органах кооперации стало возможным ввиду широкого использования административных мер при формальном соблюдении кооперативного устава. Наиболее ощутимые изменения после выборов произошли в системе универсальной сельскохозяйственной кооперации, в органах которой доля зажиточных сократилась наполовину, составив 3%. Число середняков также снизилось с 49% до 34,4%, зато доля бедноты увеличилась с 43,7% до 59,7%. Значительно возросло и число коммунистов, вошедших в органы управления кооперативов. По сравнению с предыдущими выборами их доля в правлениях товариществ увеличилось с 19,5 до 30,7%.
Ощутимые изменения в пользу бедноты и членов ВКП(б) произошли в это время в выборных органах потребительской кооперации. В этом отношении выделялся Кубанский округ, где доля указанных категорий в правлениях кооперативов значительно превышала средние показатели по краю.
Отмеченные изменения привели к окончательной большевизации руководящих органов кооперации как в союзных центрах, так и в первичных кооперативах. Этот процесс сопровождался сращиванием новой кооперативной верхушки с партийно-государственным аппаратом. Рождалось нечто новое: партийно-государственно-кооперативный аппарат. Создалась парадоксальная ситуация, когда руководство партии начало страдать не от недостатка партийного влияния в кооперации, а, наоборот, от недостатка беспартийной массы в ее верхнем эшелоне.
В организационном отношении происшедшие изменения прежде всего коснулись сельскохозяйственной кооперации. От прежней политики, учитывающей в определенной степени традиционные принципы ее самодеятельности, большевистская партия переходит к превращению сельхозкооперации в придаток планового хозяйства. Деятельность союзных объединений и низовой сети стала осуществляться под жестким контролем со стороны партийно-государственных органов, требующих безусловного выполнения своих распоряжений.
Одним из проявлений данного процесса стала фактическая ликвидация и без того слабой кредитной сельхозкооперации. Постановление ЦИК и СНК СССР от 13 февраля 1929 г. «О системе сельскохозяйственного кредита» утверждало монополию государства в этой области, определяя роль кооперации в виде распределительного механизма государственных средств. Использование данных средств в основном происходило в отношении колхозов и деревенской бедноты. В 1927 - 1929 гг. из выделенных Севкавсельбанком кредитов Донскому округу в сумме 25897 руб. около 3/4 были направлены колхозам. В целях вовлечения бедноты в кооперацию, помимо государственных средств, сельхозкредтовариществам передавались выделенные ККОВам фонды по кооперированию бедноты. В совокупном объеме кредитование и помощь бедноте Северо-Кавказского края по всем фондам составила в 1927/28 г. более 44 млн. руб.
Вместе с тем массовое вступление бедноты в кредитную сельхозкооперацию в еще большей степени подорвало материальную базу последней. Так, среди ее вкладчиков в Кубанском округе беднота составляла 43%, середняки - 44%, зажиточные - 13%. При этом вклады бедноты и отчасти середняков были мизерными, а зажиточные крестьяне не решались вкладывать большие средства, справедливо опасаясь их потерять. В связи с этим проводившиеся в предыдущий период самостоятельные финансовые операции кредитных союзов и товариществ были ограничены, с одной стороны, нехваткой собственных средств, а с другой стороны, целевым характером выделяемых государством кредитов, которые использовались для подготовки аграрной революции в деревне.
До начала сплошной коллективизации сельского хозяйства большевистское руководство сохраняло организационную систему сельскохозяйственной кооперации, которая продолжала участвовать в проведении государственных заготовок сельхозпродукции, прежде всего, зернопродуктов и технического сырья. Накопленный за предшествующие годы значительный потенциал кооперации использовался также для укрепления большинства слабых в экономическом отношении колхозов.
В условиях Северо-Кавказского края в конце 1920-х гг. действовала разветвленная сеть союзов сельхозкооперации, включавшая: три краевых кооперативных центра (Крайсельсоюз, Севкавхлебсоюз и Крайсельмашсоюз), восемь краевых специальных союзов (молочный, птицеводный, плодоовощной, семеноводческий, колхозсоюз, рыбаксоюз, охотсоюз и коопкнига), 34 окружных и областных специальных союза (табаководных - 3, животноводческих - 4, мелиоративных - 2, овцеводных - 1, плодовинсовхозов - 1, хлебосоюзов - 1, молочных - 1, пчеловодных - 1, машинных - 1, колхозсоюзов (секций) - 19) и 18 кредитных сельскохозяйственных союзов.
Кроме выполнения заданий по заготовкам, союзная сеть использовалась партийно-государственной системой для подчинения независимых кооперативов. В связи с этим активизировались действия по их регистрации, выявлению социального состава и определению возможных вариантов дальнейшей деятельности. В отношении кооперативов, состоящих из неугодных власти членов, принимались решения о ликвидации.
Данные мероприятия увязывались с общей кампанией большевистской партии по очищению кооперации от чуждых элементов. В связи с этим 21 февраля 1928 г. президиум Союза Союзов сельскохозяйственной кооперации (Сельскосоюз) обратился к местным кооперативным центрам с письмом о проверке директив по вовлечению «диких» кооперативов и ликвидации лже- кооперативов, данных в связи с перевыборной кампанией 1927-1928 гг. и необходимости проведения этой задачи как первоочередной. В первую очередь ликвидации подлежали колхозы, состоящие из зажиточных крестьян. Например, Армавирский окружком ВКП(б) считал недостаточным только лишь устранение правления подобных колхозов, а предписывал готовить материал в райземотдел на предмет их ликвидации.
В результате применения этих мер абсолютное большинство действующих на Дону и Северном Кавказе кооперативных объединений было включено в союзную систему. О значительном их росте свидетельствует тот факт, что если за 1926/27 г. возникло 524 новых кооператива, то только за семь месяцев 1927/28 г. - 3816 кооперативов. Степень кооперирования населения по Северо-Кавказскому краю возросла по сравнению с октябрем 1927 г. с 29,4 до 44% , а к октябрю 1928 г. составила 45,1% общего числа крестьянских хозяйств.
Вместе с тем общий рост кооперативных объединений и входящего в их состав населения был неравномерен по различным районам Дона и Северного Кавказа. Наибольшие препятствия процесс кооперирования крестьянства встречал в автономных областях, прежде всего в горных районах, что объяснялось обособленностью хозяйств, малочисленностью квалифицированных кооперативных кадров, устойчивостью патриархально-феодальных пережитков.
Тем не менее, под воздействием отмеченных выше мер и здесь происходил быстрый рост кооперации. К 1 октября 1929 г. сельхозкооперация объединяла в Черкесии 64,3% крестьянских дворов, Северной Осетии - 60, Кабардино-Балкарии - 61,6, Карачае - 58,1, Ингушетии - 51, Чечне - 28,5 и в Адыгее - 26,4%. В социальном отношении рост кооперации в основном коснулся беднейшей части крестьянства, которая главным образом сосредотачивалась в колхозах. К июню 1928 г. бедняки составляли здесь 72,5%, тогда как середняки - 35,5%, а зажиточные - всего 2,9%.
Несмотря на принятые со стороны парткомов меры, зажиточные крестьяне и казаки по-прежнему сохраняли прочные позиции в системе специальной сельхозкооперации. В семеноводческих товариществах их доля составляла 20%, в молочных товариществах - 12%. Особенно заметным было влияние зажиточных в системе животноводческой кооперации при ограниченном участии бедноты. Так, в коневодческих товариществах Сальского округа зажиточные составляли 35,9%, в овцеводческих товариществах - 50% от общего числа членов. Причина такой ситуации была связана с необходимостью вложения значительных средств в развитие специальных товариществ, которыми обладали главным образом крепкие крестьянские хозяйства.
Схожие с сельскохозяйственной кооперацией процессы происходили в системе потребительской кооперации. Здесь также нарастал прессинг партийно-государственных органов по отношению к состоятельным членам кооперации, принимались целенаправленные меры по большевизации выборных органов. В начале октября 1928 г. доля зажиточных крестьян в потребительских обществах Дона и Северного Кавказа составляла 8,8% всех членов, тогда как середняков - 61,1%, бедняков - 30,1%.
Характерной чертой развития потребительской кооперации в данный период являлось ее превращение в придаток государственной промышленности. Руководство большевистской партии стало рассматривать потребительскую кооперацию как готовую форму сбыта промышленных товаров. Данные представления нашли свое воплощение в расширении практики генеральных договоров. При этом крупные промышленные предприятия получили возможность сбывать большие партии малоходовых товаров непосредственно кооперативным организациям. Кроме того, в условиях дефицита товаров первой необходимости и отмирания частной торговли, аппарат потребительской кооперации, как и в годы Гражданской войны, широко использовался государством для проведения распределительных операций, организации общественного питания.
В связи с этим организационные формы потребительской кооперации в конце 1920-х гг. не претерпели существенных изменений. Вместе с тем содержание деятельности потребительской кооперации приобрело подчиненный характер по отношению к государству, которое рассматривало ее в качестве одного из элементов плановой экономики.
Классовый характер происходивших в это время процессов коснулся кустарно-промысловой кооперации. Задававшие прежде тон в производственной деятельности крепкие в хозяйственном отношении кустари и ремесленники стали сдавать позиции под воздействием проводимой политики, направленной на усиление роли бедноты.
В ноябре 1928 г. от председателя правления Всекопромсоюза было направлено письмо правлениям кустарно-промысловых союзов и низовых кооперативов, в котором отмечалась недостаточная работа по кооперированию бедноты. Было также отмечено, что отчетно-перевыборная кампания 1928 - 1929 гг. должна быть использована для привлечения новых членов из бедноты, вовлечения бедноты на руководящую работу в промкооперативы. Особое значение придавалось предвыборным собраниям бедноты под руководством местных парторганизаций и инструкторов кустарно-промысловых союзов.
В результате этих мер удельный вес бедноты в кустарно-промысловой кооперации стал повышаться. По сообщению Терпромкредсоюза, к началу апреля 1929 г. из 4496 членов артелей бедняки составляли 1166 чел., или около 26%. С учетом этих показателей явно непропорциональным было представительство бедноты в выборных органах артелей, которое составляло 62%. С целью дальнейшего расширения участия бедноты в кустарно-промысловой кооперации на основе директив Всекопромсоюза была установлена рассрочка по выплатам задолженностей сроком до двух лет.
Одновременно были приняты меры по включению кустарей-одиночек и незарегистрированных артелей в состав союзов. Эту цель преследовало постановление ЦК ВКП(б) от 3 сентября 1928 г., в котором перед партийными и кооперативными организациями была поставлена задача развернуть работу по производственному кооперированию кустарей и ремесленников, усилить их вовлечение в простейшие объединения. В Терском округе к маю 1929 г. обобществленный сектор кустарно-промысловой кооперации вырос с 32% до 67%, т.е. более чем вдвое. При этом доля кооперированных кустарей и ремесленников увеличилась с 23,8% до 26,8%.
Осуществляя данные меры, руководство большевистской партии стремилось использовать кустарно-промысловую кооперацию для удовлетворения потребностей населения в промышленных изделиях. Это было вызвано отсутствием у государства возможности самостоятельного решения этой проблемы, ввиду преимущественного развития тяжелой промышленности, нехватки средств и рабочих кадров. В связи с этим кустарно-промысловая кооперация, как и другие ее виды, заполняла уготованную ей нишу в системе планового хозяйства. Со стороны государства вводились регулирующие меры в отношении ценообразования и производственной деятельности трудовых артелей.
В процессе объединения не входящих в кооперативные союзы артелей местные органы власти применяли по преимуществу административные меры без серьезного анализа ситуации. Например, в Майкопском округе союзная артель «Пшехлес», подчиняясь решению властей, была вынуждена принять в свой состав две «диких» артели, что отрицательно сказалось на результатах ее хозяйственной деятельности. На состоявшемся по этому поводу чрезвычайном собрании артели в июле 1928 г. отмечалось, что многие из вновь вступивших членов не проявляют интереса к производственным вопросам, не подчиняются общим требованиям. В изданной вскоре инструкции для членов артели не случайно в числе первых были записаны такие требования, как «безусловная трезвость и честность», а также вежливое отношение ко всем членам и строгая дисциплина.
С другой стороны, в деятельности местных партийно-государственных органов в процессе форсирования коллективизации проявлялось стремление к роспуску кустарно-промысловых кооперативов и передаче их имущества промышленным предприятиям и колхозам. Дело дошло до того, что потребовалось вмешательство со стороны руководства большевистской партии. 3 сентября 1928 г. ЦК ВКП(б) издал постановление «О мерах по усилению кооперирования кустарей и о массовой работе», в котором перед партийными и кооперативными организациями была поставлена задача противодействия попыткам изъятия госпромышленностью кооперативных предприятий.
Общая направленность кооперативной политики большевистской партии в отмеченный период соответствовала обстановке постепенного отмирания нэпа, что находило отражение в непоследовательности проводимого курса. Так, после потрясших деревню нетипичных для середины 1920-х гг. методов проведения заготовок и массового недовольства крестьянства руководство большевистской партии летом 1928 г. приняло решение об отмене чрезвычайных мер.
Выступая по этому вопросу на июльском пленуме ЦК ВКП(б), И.В.Сталин, признав зло, приносимое чрезвычайными мерами союзу рабочего класса и крестьянства, заявил о немедленной их отмене. Это выступление было опубликовано в печати как руководство к действию для всех партийных организаций. Свое стремление к отказу от чрезвычайных мер демонстрировали и местные партийные функционеры. В своем докладе на III пленуме Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) секретарь крайкома А.А.Андреев заявил, «что если бы мы пошли на продолжение в нынешнем году того типа хлебозаготовок, который мы практиковали в течение этих 6-ти месяцев, то разрыв с середняком был бы, наверняка, обеспечен».
Однако внимательное прочтение других высказываний этих политических деятелей доказывает демагогическую сущность подобных заверений. Так, выступая на собрании актива Ленинградской партийной организации 13 июля 1928 г., Сталин оправдывал применение чрезвычайных мер необходимостью предотвращения общехозяйственного кризиса и недовольства рабочего класса. Что касается Андреева, то он еще в марте 1928 г. в своем докладе на пленуме Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) заявил, что проводимые в период хлебозаготовок кампании имели не только узкохозяйственное, но и огромное политическое значение. «Эти кампании явились также блестящей проверкой нашего блока с середняком, блестящей проверкой нашей силы в деревне» - отмечал Андреев.
После короткого по времени возобновления привычных для кооперации форм работы, большевистское руководство вернулось к использованию уже апробированных методов решения хозяйственных трудностей в ходе очередной хлебозаготовительной кампании 1928-1929 гг. Как справедливо отмечают авторы сборника «Россия нэповская», чрезвычайщина по отношению к деревне постепенно трансформировалась в повседневную норму в отношениях между крестьянством и государством по всем вертикалям и горизонталям партийносоветской организации. Отрепетированная в период хлебозаготовок 1927-1928 гг. система репрессивных мероприятий получила в дальнейшем свое логическое продолжение. Речь шла именно о системе мер, так как в процессе хлебозаготовок находили свое отражение и возрождение методы продразверстки, полное попрание прав граждан, вносился раскол между слоями крестьянства.
Необходимо отметить, что политика чрезвычайных мер, инициируемая партийным руководством, находила поддержку среди беднейшего крестьянства. Осенью 1928 г. на многих бедняцких собраниях в различных округах края звучали требования повторения «чрезвычайщины» по отношению к кулакам, причем в Ставропольском округе эти настроения были господствующими. В такой обстановке местные организации ВКП(б) активизировали действия по вытеснению неугодных режиму граждан из общественных организаций, в том числе из кооперации. Так, на VIII Батайской районной партконференции (ноябрь 1928 г.) было принято решение о проведении проверки работников, очистке аппарата от социально чуждых бюрократических и разложившихся элементов, замены их рабочими, батраками и бедняками.
Ведущую роль в этом процессе играли коммунистические фракции в составе кооперативных органов. Например, в резолюции комфракции правления Севкавкрайсоюза в декабре 1928 г. отмечалась необходимость абсолютного кооперирования бедняцких хозяйств, дальнейшего усиления коммунистического влияния и обеспечения не менее 75% членов ВКП(б) в составе инструкторов. В то же время была поставлена задача продолжения чистки кооперативного аппарата «от классовочуждых и бюрократических элементов за счет выдвижения бедноты».
28 января 1929 г. Крайсельскосовет направил председателям всех окружных и областных сельскосоюзов письмо, в котором в целях усиления хлебозаготовок, а также обеспечения успеха посевной кампании и плана кооперативного строительства потребовал добиться решительного перелома в работе по собиранию паев, вкладов, вовлечению в ряды сельхозкооперации новых членов. Руководство сельхозкооперации края предписывало командировать специальных товарищей для «обследования и раскачки по этой работе низовки». «Налагайте взыскания вплоть до снятия и предания суду за бездеятельность отдельных руководителей с широкой оглаской через печать этих мер»,- указывалось в письме.
Постановление ЦК ВКП(б) от 18 июля 1929 г. по докладу Северо- Кавказского крайкома ВКП(б) о работе в деревне демонстрировало дальнейшее нагнетание напряженности и противостояния в обществе. В постановлении отмечалось, что «фронт социалистического строительства в деревне развертывается в обстановке обострившейся классовой борьбы, ожесточенного сопротивления кулацких элементов проводимым партией и Советской властью мероприятиям» В связи с этим ЦК ВКП(б) указал на необходимость систематической работы партийных и советских органов в данной области, на устранение организационной неприспособленности советского и кооперативного аппарата в деле обеспечения строгого проведения стоящих перед ними новых задач вовлечения бедняцко-середняцких масс в работу по организованному подъему и социалистическому переустройству сельского хозяйства.
Процесс огосударствления кооперации привел к свертыванию ее многообразных форм. Сталинское руководство выпрямило линию развития кооперации, не оставив крестьянству выбора. Вместе с тем был взят курс на поголовное кооперирование сельского населения в колхозах. Л.Е.Файн справедливо отмечает, что «в конкретных условиях перехода к сплошной коллективизации не была в полной мере использована вся совокупность форм сельскохозяйственной кооперации, которая всем своим развитием к концу 1920-х гг. была приспособлена к задачам производственного кооперирования».
В условиях ускорения темпов коллективизации и все более значительного сокращения единоличного сектора вопрос об изменении социального состава кооперации вставал более остро. Если с участием зажиточных крестьян в простейших видах кооперации сталинское руководство еще считалось, то в колхозах для них места не оставалось. До начала сплошной коллективизации проводилась политика дальнейшего ослабления позиций зажиточных крестьян в кооперации.
27 июня 1929 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «Об организационном построении сельскохозяйственной кооперации», в котором указал на необходимость лишения права голоса во всех видах кооперации кулаков и нетрудовых элементов, лишенных избирательных прав. Введение нового порядка выборов не позволяло наиболее хозяйственной части крестьянства реально участвовать в решении вопросов кооперативной деятельности.
Не только для них, но и для их детей не было никакой перспективы нормальной жизни. Об этом, в частности, свидетельствует письмо учащегося Кубанского индустриального техникума в Наркомпрос РСФСР в июне 1929 г., в котором он пишет, «что отец имел в прошлом приятные моменты, воспоминания о которых заменяют ему счастье в настоящем. У меня же нет прошлого и нет пути к будущему. Я пария, я заклейменный».
Курс на искоренение неугодных большевистской партии элементов в руководящих органах кооперации неуклонно проводился со стороны Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). В августе 1928 г. комиссией крайкома была проведена выборочная проверка кадров потребительской и сельскохозяйственной кооперации, в ходе которой было предложено к снятию в общей сложности 139 человек из числа членов правлений и других ответственных работников.
Дальнейшее развитие процесса массового изменения кадрового состава кооперации было связано с постановлением ЦК ВКП(б) от 12 ноября 1928 г. «Об итогах проверки состава работников потребительской и сельскохозяйственной кооперации в сырьевых и хлебозаготовительных районах», в котором партийные организации получили указание взять под непосредственный контроль работу по очищению кооперации от чуждых элементов. В связи с этим на ноябрьском 1928 г. пленуме Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) прозвучали требования поменять в крае до 30% всех кооперативных кадров.
В число таких неугодных сталинскому руководству специалистов прежде всего попадали сторонники нэповской модели кооперации. Поэтому одновременно с наступлением на группу Бухарина в ЦК ВКП(б), соответствующие действия были предприняты местными партийными органами. В первой половине 1929 г. повсеместно на различных партийных форумах были приняты решения по борьбе с правым уклоном и его носителями. Например, на состоявшейся в феврале 1929 г. XIII Ставропольской окружной конференции ВКП(б), наряду с осуждением правого уклона, прозвучали требования решительного отпора всяким уклонистским попыткам, идеологическим вывихам и шатаниям.
Свою роль в осуществлении мер по вытеснению неугодных большевистской партии членов кооперации из выборных органов играли органы ОГПУ. В случае выявления «чуждых элементов», они информировали об этом кооперативные органы, требуя наведения порядка. Так, в феврале 1929 г. ОГПУ сообщило председателю Армавирского селькредсоюза о том, что в составе правления сельхозтоварищества станицы Попутной Отрадненского района, состоят два казака, лишенных права голоса.
В свою очередь партийные комитеты требовали от карательных органов дальнейшей активизации действий по выявлению и замене неугодных власти руководящих работников, в том числе в кооперативных организациях. На заседании бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) 3 сентября 1929 г. ОГПУ, крайпрокуратуре и крайсуду было поручено дать по своим ведомствам указания о необходимости «конкретных мер» в отношении отдельных руководителей, не проявляющих достаточной энергии в работе.
Перевыборная кампания в органы управления кооперации, проходившая летом 1929 г, сопровождалась неприкрытым администрированием. Показателен пример перевыборов в Кубанском отделении Краймолсоюза, где в 1928 г. зажиточные крестьяне составляли 9,6% от состава правлений кооперативов, а после перевыборов их не осталось вовсе. Вместе с тем резко увеличилось число представителей батрацко-бедняцкого состава - с 38,1 до 74,9%. В правлениях появилось большое количество лиц, никогда до этого не работавших в кооперации (57%).
На повестке дня вставал вопрос о полном запрете участия зажиточных крестьян в кооперативных организациях. Летом 1929 г. коммунистическая фракция Сельскосоюза, ссылаясь на заявления местных кооперативных центров, предложила принять решение о недопустимости участия кулака в сельхозкооперации, аргументируя это тем, что «в процессе перерастания простейших производственных форм в высшие кулацкая прослойка в производительных кооперативах будет мешать и оказывать сопротивление».
18 июля 1929 г. ЦК ВКП(б) принял решение о нецелесообразности приема кулака в состав колхозов и необходимости систематической работы по очистке колхозов от кулацких элементов, пытающихся разлагать колхозы изнутри. Так как до начала сплошной коллективизации и политики ликвидации кулачества как класса оставалось меньше трех месяцев, то вопрос о пребывании значительной части хозяйственных крестьян в кооперации был фактически решен.
Вместе с тем органы управления кооперацией пополнялись новыми кадрами. По решению пленума Северокавказского крайкома партии в июле 1929 г. в их состав должны были войти свежие партийные силы, выдвиженцы из числа батрацкого и бедняцко-середняцкого актива, а также рабочие городских предприятий. Последние должны были способствовать распространению на селе социалистического соревнования, которое становилось основным методом работы кооперации.
Одной из главных причин применения системы выдвиженства являлось стремление руководства большевистской партии использовать в осуществлении своих планов социалистического переустройства деревни не связанных с общиной работников. На них не распространялась ответственность за выполнение решений общинных сходов, принципы круговой поруки и т.п.
Особую роль выдвиженцы должны были сыграть в национальных областях, коренное население которых находилось под большим влиянием местных обычаев, было связано крепкими узами родовой организации. В связи с этим при рассмотрении работы парторганизаций национальных областей Северного Кавказа в мае 1928 г. ЦК ВКП(б) обратил внимание на недостаточность мер по вытеснению из органов управления кооперации кулацких элементов. В постановлении по этому вопросу руководство большевистской партии дало указание партийным органам национальных областей укрепить их состав путем выдвижения работников из рабочих, батраков и крестьян, проверенных на низовой работе. При подборе кандидатур на выдвижение в кооперативные органы обращалось внимание на такие качества, как принадлежность к пролетариату или полупролетариату, не менее пяти лет работы в сельском хозяйстве, общая образованность не ниже начальной школы.
Основная часть выдвиженцев направлялась в колхозы в целях содействия их организационному укреплению и распространению коммунистической идеологии. Так, на совещании выдвиженцев в июле 1929 г. в ЦК Союза сельскохозяйственных и лесных работников была поставлена задача участия в организации колхозов в период отпусков и личном вступлении в колхоз. В отношении членов ВКП(б) и ВЛКСМ эта задача определялась в качестве обязательной. Например, пленум Черноморского окружкома ВКП(б) в августе 1929 г. принял решение о 100% вовлечении в колхозы хлеборобов- коммунистов и комсомольцев, в случае необходимости обязав их выполнить данное решение в порядке партийной и комсомольской дисциплины.
Несмотря на значительные организационные и материальные издержки, данная кампания не принесла положительных результатов. Большинство из выдвиженцев, не обладая должной квалификацией и опытом работы, не справлялось со своими обязанностями. Например, один из них, выдвинутый Северо-Кавказским крайземуправлением для работы в Наркомземе, заявил на указанном совещании, что «его зачислили на должность инструктора, в которой он не разбирается, и в первое время вообще не работал».
Обобщая вышеизложенное, следует отметить, что к концу 1929 г. кооперация была уже не в состоянии выполнять возложенные на нее задачи. Все основные принципы ее функционирования, с которыми большевистская партия была вынуждена считаться в условиях нэпа, подменялись неприкрытым администрированием и директивными установками партийно-государственного аппарата.
Окончательную точку в этом процессе поставил ноябрьский (1929 г.) пленум ЦК ВКП(б), который вместе с осуждением правого уклона, как проявления нэповской традиции, принял решение о проведении сплошной коллективизации сельского хозяйства. Несколько позднее постановлением ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. была установлена единственная форма колхозного строительства - сельхозартель. Полная унификация всех видов и форм сельскохозяйственной кооперации становилась вопросом ближайшего времени.
Сохранение организационной структуры потребительской и кустарно-промысловой кооперации объяснялось стремлением большевистской партии к ее использованию в порядке государственного распределения продукции промышленности и сельского хозяйства, удовлетворения потребностей населения в товарах широкого спроса в условиях ограниченности их производства в государственном секторе экономики.
Как справедливо отмечает Л.Е.Файн, «главная причина случившегося в несовместимости кооперации как компонента рыночного хозяйства, как демократической организации защиты экономических интересов своих членов на основе присущих только ей, но не противоречащих рыночным, принципов деятельности с тем идеалом социального устройства, который навязывался обществу партийно-государственной системой. Кооперация оказалась «инородным телом» в насильственно создаваемом строе».
С точки зрения классических определений кооперации, как добровольной и самодеятельной организации, направленной на обеспечение взаимопомощи и сотрудничества граждан, она, по сути, перестала существовать, сохранив лишь название и некоторые внешние атрибуты. Противоречивость этой ситуации долгое время отражалось в декларируемом разделении государственной и колхозно-кооперативной собственности. Однако уже с начала 1930-х гг. возникает единая форма собственности, основанная на государственной монополии в области как производства, так и распределения товаров. В связи с этим кооперативное движение лишилось таких важных составляющих, как материальная база, организационное обеспечение и идеологические принципы, что предопределило его упадок и превращение в одну из форм государственной политики.
Автор: Панарин А.А.