Демократическое и недемократическое государство в Испании в период франкистской диктатуры - 1939-1975 (статья)

XX век вызвал к жизни особую форму государственности - тоталитарную. Одной из её наиболее существенных характеристик является, например, способ воздействия на общественное сознание, который стал возможным лишь в XX веке. Только благодаря огромным накопленным в течение веков сведениям в различных отраслях науки, а также знаниям, не признаваемым научными, достижениям в области технологий и техники мог возникнуть специфический механизм управления, определяемый понятием тоталитарной государственности. Семантической основой данного понятия является всеобщность, нечто всеобъемлющее. Понятие «тоталитаризм», взятое в широком понимании, вполне способно охватить сферу не только и не столько политики, сколько многих сфер человеческой культуры (также в широком смысле). Таким образом, тоталитаризм является одним из порождений культуры, стремлением к глобализации всех проявлений человеческой природы. Цели и декларации определённой политической элиты, стремящейся к власти в отдельной стране, по сути, не играют значительной роли. Как бы мы не определяли тот или иной строй в том или ином государстве, суть тоталитаризма остаётся неизменной: унифицировать человеческую культуру. Суть мировой политики в сегодняшнем мире заключается в одном понятии - «тоталитаризм» (неважно, как мы его будем называть, возможно, «глобализмом», возможно, распространением ценностей демократии во всём мире...).

В указанном смысле оказывается значимым для изучения политико-правовой и историко-правовой реальности в том или ином государстве более чёткое определение понятий формы государства и одного из её традиционно выделяемых элементов - государственно-правового (политического) режима. Обычно проблема заключается в том, что элемент формы трактуется шире самой формы, что мешает изучению самих феноменов демократии и тоталитаризма (авторитаризма).

Определимся для начала с более широким понятием - форма государства. Один из ведущих российских учёных в области государствоведения, В.Е.Чиркин определяет форму государства как «институт государственности и реальность, конкретное явление каждого государства. Как институт она характеризуется обобщением родовых признаков (включающих не только правовые). Как конкретное явление она присуща каждому государству: нет государства, которое не имело бы уникальной, во всех деталях присущей только ему государственной формы. Вместе с тем понятие, институт, явление однотипны, они не только имеют главные общие черты, они имеют в виду один и тот же феномен. Поэтому мы можем сказать, что форма государства, в каких бы философских категориях она ни трактовалась, это - способ организации и функционирования государственной власти на базе прямых и обратных связей ветвей власти с населением». Естественно, что таким образом форма государства прямо и непосредственно оказывается связана с содержанием и сущностью государства, что отмечается исследователями. Эти феномены во многом определяют друг друга и находятся в постоянной взаимозависимости.

Следовательно, говоря о недемократическом государстве, мы подразумеваем, прежде всего, его недемократическую форму, которая при этом может включать в себя как демократические, так и недемократические элементы, впрочем, с преобладанием последних. Это конкретная историко-правовая форма государства.

Демократическое государство, таким образом, - это демократическая форма государства, которая может включать в себя недемократические элементы (например, инструменты насилия, так как в идеале демократическое государство подразумевает преобладание методов убеждения, высокую политико-правовую культуру; неэффективное правительство, которому вынуждено подчиняться большинство, так как оно само делегировало ему власть путём демократических выборов и т.д.)

Традиционно, говоря об элементах формы государства, исследователи выделяют форму правления, форму государственно-территориального устройства и государственно-правовой режим. Можно говорить и об иных элементах, которые выделяют учёные, однако в современной науке устоялось представление о троичной структуре рассматриваемого феномена.

Форма правления - способ управления государством, совокупность высших органов власти - как правило, не зависит от формы государства. То есть традиционно выделяемые формы (монархия, республика) при недемократической форме государства сохраняются, но приобретают особенности, которые обычно не присущи демократической государственности. Так даже при возможности сохранения монархии как традиционному способу оформления государственной власти (как это произошло в Испании) главой государства оказывается либо неизбранное лицо, узурпировавшее власть в результате политического конфликта (Франко), либо избранное также в результате политического конфликта и впоследствии узурпировавшее власть (Гитлер в Германии).

Форма государственного устройства также, как правило, не зависит от формы государства, но даже при юридическом объявлении государства федеративным (как это было в СССР) государство стремится к унификации, поэтому фактически способ взаимосвязи политического центра государства и его регионов строится по принципу унитаризма.

Государственно-правовой (политический) режим, то есть набор инструментов, которыми власть пользуется для реализации своей воли и при исполнении своих функций, при недемократической форме, естественно, является недемократическим, однако, наличествует немало форм, свойственных демократической форме государства, например, референдум, наличие представительного органа власти, хотя бы имеющего декоративную функцию.

Зачастую расширительная трактовка понятия государственно-правового (политического) режима приводит к смешению элемента и целого (то есть формы государства). Действительно, можно говорить о демократической или недемократической форме государства либо о демократическом или недемократическом государственно-правовом (политическом режиме). При этом последний оказывается значительно уже первого. Говоря о недемократическом или демократическом государственно-правовом режиме, мы имеем в виду формы и методы управления, то есть непосредственное воздействие управляющего субъекта на управляемого в процессе осуществления власти, их возможные взаимосвязи. Рассматривая форму государства, мы говорим прежде всего о политико-правовой действительности, о многих аспектах проявления государства вовне как феномена.

Кроме того, в науке до сих пор не устоялось разделение как формы государства, так и её элемента - государственно-правового (политического) режима на виды, прежде всего в зависимости от способа взаимодействия власти и общества. В связи с этим, говоря о различных критериях выделения авторитарных, тоталитарных, демократических и иных видов государств (государственно-правовых режимов), можно с большей или меньшей степенью определённости выделять демократические и противоположные им недемократические государства (режимы). Есть авторы, которые рассматривают в качестве противоположных демократическим антидемократические государства (режимы), но если государство признаётся недемократическим, оно при этом, как правило, не выступает против демократии как таковой (как это было, например, в Испании или в СССР), а декларирует построение новой демократии. При этом невозможно говорить о полном уничтожении демократических элементов в построении государства.

Современная наука рассматривает, в основном, понятие тоталитаризм так, как это было принято после Второй мировой войны, то есть как альтернативу демократии. Поскольку же демократия зачастую рассматривается с аксиологической точки зрения, то, соответственно, тоталитаризму отводится роль своеобразной «Тени», оборотной стороны медали, то есть некоего явления, которое имеет место быть в том случае, если мы по недомыслию или по произволу теряем определённые (демократические) ценности. Данный подход представляется не вполне целесообразным, когда речь заходит, например, о закономерностях переходных процессов (неважно, в какую сторону осуществляется переход, поскольку известны определённые тенденции как демократизации, так и «отката»), так как всё более возникает необходимость отхода от определённых стереотипов в понимании этих феноменов в пользу признания их равновеликими величинами, равноправными явлениями.

Как правило, существование тоталитаризма связывается с иными двумя феноменами XX века, коммунизмом и фашизмом, сами эти термины рассматриваются в непрерывной взаимосвязи, хотя вряд ли можно признать обоснованными попытки некоторых исследователей смешать эти понятия с целью обвинения, отрицания, негодования. Такие оценки во многом способствуют тому, что до сих пор существует неясность в определении указанных понятий не только в общественном сознании, но, зачастую, даже в научной литературе. До сих пор нет однозначного ответа на такие вопросы, как вопрос о квалификации советского режима, потому что определять его как тоталитарный на протяжении всего его существования, по меньшей мере, некорректно. Определив национал - социалистический режим в гитлеровской Германии как фашистский и тоталитарный (а сам термин появился после Второй мировой войны именно в связи с необходимостью теоретического осмысления происходящего, что и привело к существованию своеобразной традиции негативизации этого понятия), мы поневоле сталкиваемся с проблемой квалификации иных правых режимов, поддерживавших или не поддерживавших Гитлера. При этом в западной литературе, например, в испанской, форма гитлеровской Германии традиционно именуется национал-социализмом (nacionalsocialismo) в отличие от итальянской государственности, связанной с именем Муссолини - фашизм (fascismo), а также в отличие от испанского государства периода управления Франко -франкизм (franquismo). Необходимо ответить на эти и другие вопросы, чтобы правильно понять, что собой представляет переходный процесс («транзит» - в политологии), то есть, собственно, от чего и к чему совершаются подобные переходы, существует ли определённая тенденция, общемировое направление движения, так называемая «столбовая дорога цивилизации», а следовательно, каким образом осуществлялась в XX веке эволюция формы государства как юридического и политического феномена.

Прежде всего, сложности возникают с определением такого понятия как фашизм, поскольку в науке не существует единое мнение о природе и сущности этого явления, а учёные используют различные гипотезы и теории. Обычно описываются лишь отдельные стороны данного явления, что позволяет определить его в целом (один из методов детерминирования того или иного явления состоит в том, что оно определяется через совокупность своих признаков). В результате можно назвать общие признаки подобного режима. «Фашизм представляет собой иррациональную, неадекватную реакцию общества XX века на острые кризисные процессы, разрушающие устоявшиеся экономические, социальные, политические и идеологические структуры. Особенность этой реакции обусловлена... тем, что она как бы погружена в раствор традиционных правоконсервативных ценностей. Иными словами, фашизм - это «правоконсервативный революционаризм, пытающийся, не считаясь с жертвами, с социальной ценой, снять реальные противоречия общества, разрушив все то, что воспринимается им как препоны к сохранению и возрождению специфически понимаемых извечных основ бытия». Сложно не согласиться с подобной трактовкой, по крайней мере, она представляется достаточно обоснованной, и, она как нельзя более подходит к ситуации, сложившейся в Испании, где режим фашистский настолько полно слился с правоконсервативным, что до сих пор вызывает у специалистов вопросы о правильной его квалификации. Однако даже эта трактовка не является исключительной, поскольку называет совокупность признаков, которые сами по себе не определяют наличие фашистского режима. С этой точки зрения, наиболее приемлемой является теория французского исследователя Пьера Милзы, который полагает, что «нет одного фашизма, существуют фашизмы. На общем фоне, соответствующем определенной исторической ситуации... зарождаются политические движения нового типа. Они родственны друг другу по социальной базе, программам, методам действия, но в то же время обладают спецификой, связанной с историческим прошлым, традициями, со структурами стран, в которых развиваются».

Вместе с тем нельзя не отметить, что фашизм (в широком смысле как особая правоконсервативная форма государства) имеет ряд признаков, которые позволяют вынести его из всей классификации вообще и выделить в отдельный историко-политический феномен. Оправдание этому шагу таково, что, как было отмечено, фашизм как явление не вписывается в установленные рамки, в любом случае можно отметить, скорее, его отличия от любой формы государства, в том числе, тоталитарной, сходство с которой наиболее заметно. Он не был органичен немецкому народу, как и любому другому народу вообще. Он представлял собой ряд идей, которые использовались политической элитой для манипулирования народом как массой для достижения определённых целей. Как отмечал один из идеологов Гитлера, участвовавший в создании одного из проектов, отмечая его особенности (а слова эти вполне применимы к самому государству), «суть этого гигантского предприятия заключалась в создании искусственного космоса, который казался бы абсолютно реальным». Если говорить об Испании в этом контексте, то необходимо отметить, что идея о принадлежности её к фашистским государствам возникает у исследователя, который вспоминает о сотрудничестве Франко с Гитлером и Муссолини. Вместе с тем, в литературе неоднократно упоминается о том, что Франко пытался таким образом достичь целей, сформировавшихся у него в период службы в Марокко. «Его цена за сотрудничество - которую Гитлер отказался платить - была свобода действий («а free hand») в построении новой испанской империи в северо-западной Африке». Помимо этого традиция определения испанской формы государства как фашистской исходит от испанских коммунистов, борющихся в период гражданской войны против мятежа Франко. «Испанский фалангизм является порождением германского нацизма и итальянского фашизма», утверждали они, уже будучи в эмиграции.

Немало сложностей возникает у исследователя, который захотел бы всё-таки разрешить столь важный вопрос, как отличие тоталитаризма от авторитаризма. Причём не только в теории. Так, например, сложность с определением характера франкистского режима возникает уже потому, что сами его авторы словно боялись чётко определить его, так в первом конституционном акте, «Хартии Труда» (1938 г.) испанское государство называлось «тоталитарным, авторитарным орудием, защищающим целостность Родины». Французский ученый Реймон Арон и испанский социолог Амандо де Мигель, в приведенных в их работах классификациях, отнесли франкизм к тоталитарным формам, однако не относят его при этом к фашистским. Исследователи сходятся во мнении, что авторитарная система более мягкая, не является всеобъемлющей, всепроникающей, как тоталитарная, более опирается на личность определённого лидера, его авторитет, силу, власть, умение управлять, находясь над интересами различных группировок, приведших его к власти, находя компромиссы между ними, используя политику баланса сил и - умеренно - террор. Соответственно, делается вывод о том, что систему эту всё же нельзя назвать однопартийной, хотя формально никаких партий не существует, а политическое участие ограничено. Другим важнейшим признаком, который в действительности отражает различие между указанными режимами, является срастание в тоталитарной системе государства с политической партией, слияние экономической, политической и социальной структур общества, их сплавление под единственным авторитетом государства. Таким образом, тоталитаризм разрушает перегородки между этими важнейшими системами общества, но и внутри каждой системы также происходит стирание границ между подструктурами. Например, достаточно ярко этот процесс проявляется в социальной структуре, где тоталитарный режим стремится разрушить старые образования (классы, сословия и т.п.). Авторитаризм старается, опираясь на традиционные ценности, сохранить все имеющиеся границы между различными категориями населения (иначе, он не сумел бы состояться вообще, поскольку тогда он лишился бы опоры поддерживавших его групп - аристократии, церковников, армии). Тоталитаризм, напротив, декларирует уничтожение классовой и иной структуры общества. Часто можно встретить предположение, что авторитаризм есть ни что иное, как переходная ступень в эволюции формы государства от тоталитарной недемократической формы к демократической. Авторитаризм может выступать, по мнению таких авторов, как защитная реакция или как метод ускоренного развития. Тоталитаризм же «представляет собой тупиковый вариант развития, который приводит либо к катастрофе (например, в виде разгрома в войне), либо - по мере развития общественного сознания - к неизбежной эволюции в сторону демократии через авторитаризм». Однако даже в данном случае снова встаёт проблема: признаки, отличающие демократическую и недемократическую формы, сформулированные разными авторами, всё равно не являются исчерпывающими. Неоднократно можно встретить замечания, которые, впрочем, не столь популярны, о том, что тоталитарная и демократическая формы, в общем, явления однопорядковые (древние авторы также говорили о близости диктатуры и демократии). Интересной с этой точки зрения является мысль о том, что источник у них один и тот же: так называемое атомизированное общество.

Для превращения средневекового общества в современное (сначала буржуазное, затем - в демократическое), необходимо было разрушить традиционные связи между индивидами социальными группами, к которым они принадлежали. Для этого новой основой жизни объявлялся индивидуализм, эгоизм, развитие способностей личности (так появилась категория прав человека). Так называемая протестантская этика стала преобладающей в развитии Западной Европы (даже католических стран). Рано или поздно, в соответствии с одной из теорий, власть оказывается в руках определённой политической элиты. Этот процесс естественен, поскольку в действительности не все граждане, даже если им предоставлена возможность широкого участия в политике, стремятся реализовать себя именно в ней. В обществе может наступить разочарование, поэтому граждане перестают интересоваться политикой. В результате образуется массовое общество. Под массами обычно понимают некую совокупность людей, которая не совпадает с социальными группами, например, классами, сословиями, профессиональными объединениями, общественными движениями и т.д. Отличие данной структуры от любой другой состоит, прежде всего, в отсутствии чётких границ (сюда могут входить члены разных социальных групп), а также в отсутствии крепких связей, которые здесь обусловлены, прежде всего, кратковременными интересами и даже просто общими переживаниями (толпа). Понятно, что такой массой относительно легко управлять, используя или формируя её настроение. Слабость людей, не имеющих общих связей, не имеющих или не осознающих своё место в данной социальной структуре, состоит именно в том, что у определённых политических сил появляется возможность манипулирования в своих целях такими людьми. Индивидуализм, отчуждённость от власти, отсутствие крепких связей, слабое осознание своего места в мире приводят к появлению такого феномена. Однако в теории наличие массового общества связывают именно с тоталитарной государственностью. Дело в том, что нейтрально или отрицательно относящиеся к власти массы достаточно легко попадают под влияние тоталитарного движения. Причины этого могут быть разными, источник этого явления может обнаружиться, например, в желании людей обрести почву, «вписаться» в структуру общественных связей, отсюда легко понять такой феномен как «бегство от свободы» по Фромму. «Другая сторона свободы заключается во вполне справедливом утверждении, что она принесла индивиду изоляцию и бессилие; и этот аспект также является неотъемлемой частью протестантства, точно так же, как и идея независимости и полной свободы». И это идеология сегодняшнего мира. Совокупность идей тоталитарного движения придаёт смысл существованию каждого индивида, объединяет его с другими людьми. Именно поэтому чаще всего тоталитарное движение использует именно националистические идеи, поскольку национализм есть та потерянная связь между людьми, которых ничего больше не связывает, у которых нет других общих интересов, благодаря чему они и стали «массой».

Всё это свидетельствует о диалектическом единстве указанных государственных форм в едином историко-правовом процессе эволюции. С другой стороны, тоталитаризм и демократия на практике представляют собой идеальные формы, никогда и нигде не существовавшие. Они не могут отражать реальную форму государства, то есть его проявление вовне, а представляют их идеальные отражения в сознании человека, исследователя с целью их анализа и классификации. Следовательно, те действительные формы государства, которые существовали в тех или иных странах, на воображаемой прямой лежат в промежутке между двумя точками-максимумами, представляющими абсолютное проявление данных феноменов. Но абсолютный «плюс», как и абсолютный «минус» недостижимы, а значит, они суть одно и то же. Кроме того, всё сказанное лишний раз подтверждает, что в науке необходимо абстрагироваться от понятий «положительное» и «отрицательное» и, тем более, невозможно применять их к определению государственно-правовой реальности или политического идеала. Между этими двумя воображаемыми точками будут располагаться все реально существующие формы. В целом данная модель представляет процесс эволюции общественного и государственного устройства в период Третьей волны демократизации. «Нуль» должен показать ту воображаемую точку, которая будет являться кульминацией переходного периода, перейдя которую государство вынуждено демократизоваться (то есть точку, когда накопленные количественные показатели будут вынуждены перейти в качественные и процесс будет необратим). Однако в целом весь процесс будет представлять собой движение по бесконечному кругу, если в мировой эволюции не произойдёт некое явление, которое разорвёт его и придаст новый вектор развитию мира.

Если принять, что недемократическая государственная форма должна обладать рядом признаков, то среди них выделяются те, которые, прежде всего, отделяют такую форму от демократической. Уже в своей первой статье Хосе Антонио Примо де Ривера, создатель испанского фашизма, высказал положения, во многом определившие дальнейшую программу испанского недемократического государства периода правления Франсиско Франко: «В противоположность марксизму, который признает как догму борьбу классов, и в противоположность либерализму, который неизбежно связан с борьбой партий....(наше движение) утверждает, что есть нечто выше партий и выше классов, нечто изначально неизменное, трансцендентное, высшее: историческая общность, называемая Родиной». Хосе Антонио утверждал, что движение его не является ни левым, ни правым и, более того, вообще не является партией, а есть антипартия. «Политические партии... возникают как результат неправильной политической организации... Партия - это искусственное образование, которое объединяет нас с людьми из других муниципальных округов, других мест работы, с которыми у нас нет ничего общего, и разделяет нас с нашими соседями, товарищами по работе, т. е. с теми, с кем мы вместе живем... «, - так утверждал Примо де Ривера. Чтобы совместить отрицание партий и существование фаланги (созданной им партии - Falange Espafiola - FE), была выдвинута идея о том, что как раз фаланга не является партией. «Наше объединение - не партия: это ополчение, - говорил в 1934г. Хосе Антонио Примо де Ривера. Ошибаются те, кто с язвительностью считают нас партией, в то время как мы составляем истинное национальное движение, - вторил ему через 15 лет Франко». Однако, с другой стороны, всем, в том числе и теоретикам франкизма, было ясно, что фаланга представляет собой ни что иное, как партию, имеющую программу, где указаны цели и задачи, руководящие органы, функциональный аппарат, закрепленное членство и т.д.

Основой новой государственности в Испании с самого начала были армия и полиция (гражданская гвардия), с них начинался мятеж против Республики (18 июля 1936г.), именно они привели к власти выходца из их среды, генерала Франко. Мир, установившийся после гражданской войны (1936-1939), «был мир военизированный, ибо в стране воцарился авторитарный режим, созданный победителями в гражданской войне, режим, в котором все высокие политические посты занимали военные», - отмечал в своём исследовании последних лет франкистского режима Амандо де Мигель. «Вооружённые силы всегда имели как минимум три места в кабинете министров (на постах министров армии, флота и воздушных сил) и, как правило, ещё несколько. Из 114 министерских работников, служивших в кабинете Франко, 40 были военными».

Если говорить о духовной составляющей традиционной по самой своей сути недемократической форме государства в Испании, то постепенно формировалась идея духовного сплочения нации на основе традиционного консерватизма, которая окончательно оформилась в концепцию Крусады (Cruzada) (кардинал Гома) - крестового похода против революции и Республики. «Народ без идеала - это мертвый народ... Мы не станем великой нацией и не вернем себе уважение мира, если не увидим вновь своего национального призвания в духовном единстве: единстве, которого ныне так не хватает. И у нас не может быть высшей формы патриотизма, чем патриотизм религиозный», - таковы были лозунги кампании, провозглашенной правыми в 1935г.

Недемократическое государство, так же как и демократическое, не может обойтись без такого инструмента государственной власти, как применение карательных операций (репрессии, террор) против тех, кто нарушает основы конституционного строя. Этот механизм носит двоякий характер: с одной стороны, он не только признаётся, но и одобряется и вообще является необходимым для нормального существования самого государства. Таковы карательно-исправительные функции государства по отношению к преступникам. Во-вторых, это применение методов террора по отношению к лицам, не согласным с политикой государства. Грань между этими двумя категориями практически проследить довольно сложно. В любом случае те и другие нарушители одного и того же закона или принципа государственной власти несут определённую ответственность за совершённое деяние в соответствии с законодательством. Разделить их можно, разве что, по морально-этическому критерию (который не поддаётся определению и имеет размытые границы в пространственном, временном и иных измерениях), то есть первые признаются общественным сознанием преступниками и кара со стороны государства признаётся не только справедливой, но и необходимой мерой. Если государство плохо справляется с поставленной обществом задачей охраны его от преступных посягательств, то общество начинает предъявлять ряд претензий к самой власти, что говорит о наличии определённого кризиса. Во втором случае общество (как правило) с сочувствием относится к наказуемым, и при наличии определённого уровня недовольства действиями органов государственной власти также можно говорить о кризисе легитимности. Тут же можно выделить и второй критерий для разграничения «государственного принуждения» и «государственного террора» - объект посягательства. В первом случае можно говорить о нарушении прав общества как субъекта государственных отношений, охрана которых признаётся одной из самых важных функций государства. С другой стороны, объектом посягательств выступает само государство, и поэтому общество реагирует на защитные реакции со стороны государства равнодушно или негативно их оценивает постольку, поскольку это его не затрагивает либо, наоборот, действия нарушителя направлены против государства с целью отстаивания прав общества.

Государственный террор, если говорить о втором виде государственного принуждения может быть не только физическим, но и психологическим. При этом «террор не ограничивается сферой политики: он проявляется и в нравственной, и в экономической сфере». Такой террор может стать важной частью государственной экономической политики особого - закрытого - типа (автаркия в Испании). В экономической сфере использование таких жёстких методов оказалось жизненно необходимым для страны в целом для быстрой мобилизации сил и перехода к индустриальному, современному обществу.

Особым инструментом, используемым государственной властью является идеология. Если отталкиваться от понятия идеология, представляющего собой систему политических, правовых, нравственных, философских взглядов на бытие, то становится ясно, что данная как элемент существования народа и, соответственно, общества и государства, она не может иметь вариантов, поскольку изо всех вариантов это - тот, который сформирован практикой и оформлен теорией не одного поколения (тем более не одним человеком, диктатором), а существования народа. Естественно, в неё вносятся определённые исправления и дополнения, что приводит к конфликтам, в том числе, конфликтам мучительным, нередко раскалывающим народ. «Мифы» как ядро идеологии не столь искусственно сконструированы, как о том говорят многие исследователи. Основу этих «мифов» можно найти в культуре того или иного народа, в его попытке исторической самоидентификации. Государственная идеология - ни что иное, как попытка оформления всей совокупности этих идей, но, естественно, с внесением определённых корректив. То же самое происходит с правом, когда оно превращается в закон. Эти коррективы могут отражать государственную необходимость, а также желание того или иного правителя направить развитие страны в определённое русло. Иногда авторы утверждают, что для простого человека в политике идеология «столь же безразлична, как верующему католику безразлично, как совмещаются действия папы Александра VI со сверхъестественным ореолом, окружающим институт папства». В реальности идеология обладает таким внутренним потенциалом, который при правильной направленности может реализоваться. Также некоторые авторы отстаивают точку зрения, построенную на том, что «недемократическая идея» является критерием, по которому различают форму того или иного государства. Как правило, в соответствии с таким критерием выделяют два основных вида недемократических государств: «правое» и «левое», основным признаком первого из них называется национализм, а второго - социальная направленность. При том же часто утверждают, что различия эти носят чисто формальный характер и служат не более чем для облегчения теоретических исследований.

Об идеологии Франко часто говорят, что она представляла из себя «невероятно причудливую смесь идеологических и политических доктрин, различных реакционных течений, групп и партий, существовавших в Испании на протяжении по крайней мере полутора столетий». В литературе встречается определение его политики как «консервативный и патерналистский католический национализм», что уже само по себе представляет своеобразное объединение понятий. Существует точка зрения о том, что после устранения влияния фаланги и отказа Франко от фалангистско - фашистских идей «идеология фалангизма была заменена не иным набором доктрин, а чем-то вроде антиидеологии, верой в то, что Испании, быть может, гораздо лучше обойтись вообще без каких-либо политических идей» С этой точки зрения объясняется не только явления «деполитизации» испанцев, которое отмечается многими исследователями, но становится объяснимым тот факт, что режим Франко продержался практически небывалый в истории, особенно истории современной, срок, но после смерти диктатора созданная им система рухнула в одночасье. Вместе с тем «общественному мнению страны Франко представил международный бойкот как проблему национального выживания и получил ожидаемый отклик. Когда он говорил, что признать предъявляемые к его правительству претензии, - значит отказаться от суверенитета и допустить торжество анархии, он был не так уж далёк от истины».

«Но franquismo, или франкизм не был системой, точно так же как он не был «измом» (доктриной). Более он походил на позицию или, возможно, на совокупность позиций.... Таким образом, в процессе исполнения своей исторической миссии франкизм был, в конце концов, немногим более чем личная власть, «узаконенная» победой в гражданской войне и необычно растянутая во времени. Он не имел целостной идеологии, но существовал как набор простых идей, каждая из которых в любое время могла бы быть отброшена за ненужностью. (...) Рикардо де ла Сьерва, один из сторонников режима, ещё раньше предсказывал, что франкизм не сможет существовать без Франко, как «голлизм» существовал без де Голля, потому что «голлизм» был политической системой, тогда как франкизм был всего лишь эпохой».

АВТОР: Калинина Е.Ю.