Влияние партийного фактора на формирование региональных политических режимов в России

Вклад сильных, институционализированных политических партий в рамках конкурентной партийной системы в процесс формирования эффективного государственного управления (в особенности, в странах развивающейся демократии) может быть одним из самых значительных. Партии не только предоставляют структуру и организации для участия граждан в политической жизни и отстаивания своих интересов политическими методами, но также имеют прямое влияние на масштаб и динамику распространения такого участия. Партии также способны помочь политическим лидерам выиграть выборы, но более важной их задачей в плане развития политического пространства является формирование организационной базы, на основе которой политики, разделяющие ценностные, идеологические и экономические установки партии могут постоянно принимать участие в выборных кампаниях. Как отмечал индийский исследователь А. Коли, «в странах развивающейся демократии, где политические сообщества еще не в полной мере устойчивы, и где государство должно выполнять важные экономические функции, потребность в хорошо организованных политических партиях, настроенных на конкурентную политическую борьбу становится весьма насущной. Хорошо организованные партии - один из немногих доступных политических инструментов, которые могут как представлять интересы населения, так и доносить их до высших властных структур государства, позволяя партийным лидерам, в случае успеха на выборах, начать реализацию своей программы. Создание и поддержка хорошо организованных политических партий, таким образом, является важной долговременной целью политического инжиниринга в развивающихся странах». Более того, партии создают важные связи между центром и локальными политическими акторами и общественными интересами. В целом, элите таких крупных федеративных систем как Россия следует учитывать тот факт, что партии не только являются инструментом для агрегации интересов, но могут служить и в качестве важнейшего механизма вертикальной интеграции политического пространства. Партии также институционализируют элитные связи и создают стабильную основу для поддержки государственного политического курса.

Как указывал известный американский ученый С. Хантингтон, «партии есть наиболее фундаментальный аспект политической модернизации, так как они институционализируют участие граждан в политической жизни «вне деревни» (beyond the village))). Конкурентные политические партии в демократических условиях повышают ответственность политических акторов перед более широкими слоями общества, а не перед привилегированным меньшинством. Через рекрутирование и обучение партии могут систематизировать и инкорпорировать различные интересы и новых лидеров в политическое пространство страны.

Помимо прочего, партии, через популяризацию своих программ в известной степени определяют политический курс страны. Также через свои организационные структуры партии помогают сохранить целостность политического пространства, обеспечивая связи между общенациональными и региональными политическими акторами. Уильям Райкер отмечал, что центральному правительству гораздо проще обеспечивать целостность политического пространства и договариваться с региональными и локальными политическими лидерами при наличии соответствующих партийных структур. Американские президенты часто пытаются сформировать идеологию своих программных документов используя установки своей партии, что является, по их мнению, более надежным и дешевым путем обеспечения массовой поддержки. Разумеется, это не устраняет полностью издержки при политическом торге с региональными и местными лидерами, но существенно снижает их стоимость. Если кандидат в регионе одерживает победу благодаря прямому или скрытому вмешательству президента (администрации), то, по мнению Райкера, «вероятнее всего, он будет делать все, что попросит президент без особого колебания лишь для того, чтобы вернуть свой долг за поддержку президентом». Как заключает М. Шефтер, партии, следовательно, являются не только «представительским институтом, но и контролирующей структурой». Таким образом, важнейшей задачей партий как в России, так и в других развивающихся демократиях, является не только агрегация интересов различных слоев общества и представление их в общенациональной легислатуре, но и укрепление стабильности и авторитета существующей политической системы в регионах.

Партии играют особо важную роль в поддержке способности центрального правительства управлять территориями на периферии в ситуации, когда иные институциональные связи (такие, как сильная бюрократия) существуют в недостаточном масштабе. Опираясь на американский контекст, Шефтер утверждает, что «комбинация слабой бюрократии и слабых партий производит скорее олигархический, чем институциональный режим». В Индии, как обнаружил А. Коли, когда в наиболее мощной партии Индийский национальный конгресс (ИНК) начались процессы обрушения вертикальной структуры, такие же явления стали отмечаться и возможностях центрального правительства эффективно управлять территориями, что получилось в результате странного парадокса: на фоне централизации власти в руках Индиры и Раджива Ганди никто не хотел брать на себя выполнение непростых политических решений. В крупных федеративных системах, в число которых входит и Россия, политические партии могут выполнять особые интегративные функции.

Разумеется, хорошо организованные партии как фактор являются важным, но не единственным условием для обеспечения способностей центрального правительства управлять провинциями. Другие интегративные институты, в частности, эффективная когерентная бюрократия и транспарентность разделения властных полномочий между центром и регионами также весьма важны для государственной интеграции и состоятельности государства. В то же время, для России этот элемент представляется весьма важным, учитывая размеры страны и разнообразие политического ландшафта.

В политической науке возврат к тезису о важности политической (в противовес административной) институционализации и интеграции для успешного демократического развития произошел, во многом, благодаря С. Хантингтону, настаивавшему на необходимости формирования сильных политических институтов для обеспечения стабильности в переходный период. В итоге он пришел к заключению, что если у коммунистических партий и государств чего-то и недоставало, то «единственная вещь, которую они умеют делать, это управлять; они обеспечивают эффективную власть. Их идеология создает основу легитимности и их партийная организация обеспечивает институциональный механизм для мобилизации поддержки и выполнения политического курса». Таким образом, Хантингтон настаивал на эффективности коммунистической партийной системы, что могло найти определенное подтверждение в период индустриализации в СССР и было опровергнуто событиями начала 1990-х годов (работа Хантингтона вышла в 1968 г.).

Как бы то ни было, советско-партийная система оказалась чрезмерно институционализированной. Ее разрушение свидетельствует о том, что указанный тезис Хантингтона относительно важности политической институциализации следует скорректировать, так как политическая институциализация per se не обеспечивает состоятельность государства. Должны присутствовать разнообразные институты, в частности те, которые могут воспринимать, обрабатывать и инкорпорировать появляющиеся социальные потребности и интересы в политический процесс, что существенно оптимизирует интеграцию и управление государством в переходный период. В развивающихся электоральных демократиях это политические партии в конкурентной политической системе, действующие как связь между государством и обществом. Исходя из этого, политическая институционализация, на необходимости которой настаивал Хантингтон, остается валидным фактором, но с учетом всего разнообразия структур, ее составляющих, в особенности, в ситуации с развивающимися демократиями. Таким образом, для укрепления вертикали государственной власти необходимы мероприятия по более тесной интеграции регионов и центра, одним из наиболее эффективных инструментов чего в политическом измерении является создание и обеспечение функционирования конкурентной политической системы. Однако на сегодня в России политические партии не выполняют эти функции и своей слабостью во многом ограничивают реализацию политического курса федерального центра на периферии.

На текущем этапе российское общество уже не так мобилизовано как в период распада СССР и крушения советско-партийной системы управления. На политической арене государства появились новые акторы и новые интересы - региональные политические лидеры, мощные финансово-промышленные группы. При наличии слабых политических институтов, в частности, политических партий, которые могли бы направить этих акторов и интересы в институциональное русло, российское государство оказывается недостаточно оснащенным для того, чтобы эффективно справиться хотя бы с невысокой степенью мобилизации масс и сопротивлением реализуемым правительством программ развития. Как результат - неспособность когерентного управления от центра к периферии.

Экономические преобразования породили новые социальные силы, которые до сих пор не инкорпорированы в новые институциональные рамки. Эти силы в ряде случаев достаточно проблематично «приручить», а иногда они оказываются настолько мощными, что вполне способны бросить вызов политическому курсу государства. Также вполне возможно весьма сильное сопротивление политике федерального правительства и на местном уровне; существует не так уж много институциональных решений, способных уменьшить уровень этого сопротивления. В то же время, наличие таких сил, интересов и сопротивления демонстрирует потребности определенных слоев общества, которые не могут быть выражены через институциональные структуры. Конкурентная партийная система вряд ли могла бы в такой ситуации действовать исключительно по воле государства, так как является, связующим звеном между государством и политически активной частью общества и вынуждена стремиться к поиску определенного баланса между в отношениях между ними.

Более того, политические партии в транзитивных демократиях могут выполнять ряд разнообразных весьма важных функций. Партии являются ключевыми институтами как для построения демократии, так и для обеспечения внутренних политически связей государства (неважно, демократического или авторитарного). Партии служат в качестве канала между государством и гражданским обществом, а также, разумеется, между центром и периферией. Конкурентная политическая система способна продвигать и обеспечивать когерентность политической платформы во всех частях государства, а также между властными уровнями, причем так, чтобы политические акторы из одной и той же партии на различных уровнях власти становились зависимыми от переизбрания друг друга на соответствующую должность. Партии могут поощрять совместные действия и сотрудничество между центральными и региональными властями и здесь они интегрируют политический курс, равно как и агрегируют интересы. По мнению Хантингтона, они помогают «похоронить частные или персональные преференции ради главных общественно значимых целей». В этом плане они также способствуют установлению большей дисциплины и внутренней взаимосвязанности при выполнении органами власти задач по управлению и поддерживают авторитет власти в обществе.

Российские общенациональные партии не имеют обоснованной региональной электоральной политики, также они не оказывают значительного влияния на решение конкретных управленческих задач в регионах. Более того, достаточно обоснованным представляется положение, согласно которому любые партии, представленные в Государственной Думе ФС РФ (включая КПРФ и «Единую Россию») имеют очень немного возможностей для последовательного политического влияния вне Москвы. Также они имеют крайне небольшие возможности для оказания влияния на формирование региональных легислатур, не способны они и к обеспечению поддержки своих партийных программ среди руководителей региональной исполнительной власти, ставших на время выборов под их знамена.

В то же время нельзя утверждать, что российские политические партии не имели возможности для того, чтобы прочно утвердиться в регионах. Если не принимать во внимание выборы в региональные советы в 1990 году, т.к. они проводились в ином конституционном и правовом поле, можно выделить ряд серьезных возможностей для партий утвердить и развить свои организационные структуры на местах - выборы в Государственную Думу ФС РФ в 1993, 1995, 1999, 2003 годах, а также региональные кампании по выборам президента РФ в 1996, 2000 и 2004гг. Также сюда можно включить выборы региональных легислатур по новому законодательству, начавшиеся в 1993-1994гг., перевыборы этих представительных органов в 1995-1997 гг. (по большей части, первые составы законодательных собраний субъектов федерации были избраны сроком на 2 года), а также два полных цикла губернаторских выборов в большинстве регионов России. В результате, между 1993 и 2001 гт. на региональном уровне в РФ было проведено свыше 200 выборных кампаний. Следовательно, после принятий новой российской Конституции в 1993 году, политические партии имели достаточно возможностей для получения электоральных результатов и, более того, расширения и укрепления своей политической практики в провинции. Однако, за малым исключением, эффект от их деятельности на региональном поле оказался весьма невелик.

К примеру, на выборах региональных легислатур в 1993-1994 гг., несмотря на усилия федерального центра, «в целом российские политические партии были слабо представлены среди нового депутатского корпуса. Согласно статистическим данным Центральной избирательной комиссии РФ, только 13,8% избранных депутатов обозначили свою принадлежность к политическим партиям». Оставшиеся 86,2% предпочли баллотироваться как независимые кандидаты. Такие результаты представляются весьма неожиданными, так как политические партии буквально за несколько месяцев до этого провели мощную агитационную кампанию перед выборами в Государственную Думу ФС РФ, следовательно, могли создать и укрепить свои отделения на местах и оперативно перенацелить их на региональные выборы. Однако этого не случилось, по большей части из-за того, что очень немногие партии в 1993-1994 гг. могли создать в регионах в виде своих отделений нечто большее, чем узкий кружок единомышленников.

Разумеется, при анализе этих результатов следует учитывать политический контекст того времени, а именно - временный запрет на деятельность оппозиционных партий после октябрьских событий 1993 года в Москве и скоротечность кампании по выборам в Государственную Думу. Хотя КПРФ и выставила своих кандидатов на этих выборах, иные оппозиционные партии просто не успели этого сделать. Также этим организациям было весьма затруднительно организовать полноценное участие своих региональных отделений в выборах депутатов местных законодательных собраний в 1993-1994гг.

В то же время, политический контекст не может в полной мере объяснить низкое проникновение российских партий на периферию на последующих выборах региональных легислатур в 1995-1997 гг. Центральная избирательная комиссия РФ подытожила, что из 3030 депутатов, избранных в 71 региональную легислатуру между 1995 и 1997 гг., только 336 депутатов (или 10,1%) были избраны от 12 самых крупных политических партий России. Это означает, что большинство депутатов, избранных в региональные представительные органы, не были аффилированы ни с одной крупной политической партией и баллотировались как независимые кандидаты. Около 10% выдвигались как члены региональных партий и политических общественных организаций. После первого цикла выборов в региональные представительные органы, КПРФ, «Яблоко» и НДР имели лишь по нескольку представителей в ряде местных легислатур; в 1995-1997 гг. это количество увеличилось и составило от двух до десяти депутатов законодательных собраний регионов, имевших в среднем количественный состав в 35 человек. Статистика Центризбиркома показывает, что из 3030 депутатов, избранных между 1995 и 1997 гг., КПРФ поддерживала 215, НДР - 10, «Яблоко» - 15. Хотя коммунисты и имели в абсолютном отношении наибольшее представительство в региональных легислатурах по итогам выборного цикла 1995-1997гг., вряд ли можно говорить, что с таким количеством своих депутатов можно существенно влиять на политику в регионах.

Последующие выборы региональных легислатур продемонстрировали схожие примеры. Так, в 17 выборах региональных представительных и законодательных органов, имевших место в 1998 году, КПРФ даже утратила частично свои позиции в регионах, где население традиционно поддерживало левые идеи, а другие партии вновь сумели получить минимальное количество депутатских мест в небольшом числе регионов. Также нужно особо отметить крайне слабое участие общенациональных политических партий в губернаторских выборах, состоявшихся в 73 субъектах Российской Федерации между 1995 и 1997 гг. Можно предположить, что малоактивное участие партий в выборах региональных легислатур объясняется тем, что при недостаточных финансовых возможностях партий получение большего количества региональных депутатских мандатов не оправдывает вложенных средств и организационных усилий, так как эти органы обладают не столь большим объемом реальных властных полномочий. Это, однако, не относится к главам исполнительной власти регионов. По сравнению со слабыми легислатурами, губернаторы, в особенности после выборов, имеют гораздо больший вес в политической жизни своих регионов.

Учитывая это, стоило ожидать, что общенациональные политические партии предпримут немалые усилия для того, чтобы провести своих кандидатов на губернаторских выборах. Однако даже в этой ситуации партии проявили значительную пассивность. Как результат - общенациональные политические партии не сумели стать эффективной формой связи между центром и регионами. К примеру, из 153 реальных кандидатов на 73 губернаторских выборах, состоявшихся между 1995 и 1997 гг., только одна треть обозначила свою четкую партийную аффилиацию. Политическая принадлежность некоторых кандидатов была столь неразличима, что два основных оппозиционных идеологически блока на выборах - НДР, поддерживавшаяся администрацией Ельцин, и НПСР, ядром которой была КПРФ, в ряде случаев одновременно провозглашали свои победы на губернаторских выборах. Это стало результатом того, что в ряде случаев «НПСР даже поддерживал некоторых кандидатов, выдвинутых правительством Ельцина». В других случаях, даже если кандидат выдвигался и выигрывал как четкий последователь КПРФ, администрация президента называла победителя «умеренным», с которым они смогут работать и, таким образом, «превращала» его выигрыш едва ли не в свою победу.

Американский исследователь С. Зольник отмечал, что НПСР не был столь независимой силой на региональных выборах, особенно при выдвижении и финансировании кандидатов. В целом, роль партий в этих выборах была ограниченной, даже роль КПРФ и аффилированных с ней организаций. Несмотря на часто повторявшийся тезис о том, что КПРФ, по сути, являлась единственной общенациональной партией, из 73 губернаторов, избранных между 1995 и 1997 гг., только 19 имели недвусмысленную, жесткую коммунистическую ориентацию. НДР и «Яблоко» в первом цикле губернаторских выборов в России выглядели еще менее убедительно, несмотря на то, что представители партии Явлинского заявляли о том, что у них есть вполне жизнеспособные организации на местах, а «Наш дом - Россия» рассматривался в то время в роли партии власти как в центре, так и на периферии. Примечательно, что на 50 губернаторских выборах в 1996-1997 гг. «Яблоко» выдвинуло всего несколько кандидатов и привело к победе лишь одного. Либерально-демократическая партия России, возглавляемая В. Жириновским, получившая неожиданно мощную поддержку в ходе выборов в Государственную Думу ФС РФ в 1993 и 1995 годах, также сумела провести на губернаторских выборах только одного своего кандидата. В целом, даже когда администрация Б. Ельцина или оппозиция провозглашали победу своего кандидата, объективно было понятно, что ни та, ни другая сторона не обеспечивала выдвиженцев необходимыми ресурсами. Исходя из этого, представляется вполне естественным, что «практически никто из победителей не демонстрировал желания проявлять безоговорочную лояльность тому или иному политическому лагерю».

Во втором цикле губернаторских выборов 1999-2001 гг. большая часть кандидатов также предпочла отказаться от партийной аффилиации. В десяти выборных кампаниях, имевших место в 1998 году, только на выборах губернатора Смоленской области победитель А. Прохоров подчеркивал свою принадлежность к КПРФ. Такая же ситуация сложилась и на семи губернаторских выборах, проходивших в 1999 году. Анализ 44 губернаторских выборов, проводившихся в 2000 году, также подтверждает данную тенденцию. Как оказалось, гораздо более действенным инструментом для избрания являлся уже наработанный за первый губернаторский срок ресурс, а не партийная аффилиация; доля успеха инкумбентов в этом цикле составляла 65,4%. Только двенадцать из 44 избранных губернаторов напрямую поддерживались КПРФ; Кремль, в свою очередь, поддержал семерых победителей. Почти все остальные губернаторы выдвигались и одерживали победы как независимые кандидаты.

Как показывает практика, российские партии, вне зависимости от политической ориентации, демонстрируют весьма невысокий уровень дисциплины на региональном уровне. В то время как КПРФ представляют едва ли не наследницей всех партийных организаций и первичных ячеек КПСС, которые она эффективно использует во время выборных кампаний, оценка этих кампаний ставит данный тезис под сомнение. Даже если КПРФ имеет самую плотную сеть региональных партийных организаций, она испытывает значительные трудности с наведением дисциплины среди губернаторов, выдвинутых ею и избранных с ее поддержкой. Прагматизм перевешивает идеологию: «любой может быть красным, голубым, зеленым или белым, но на дороге он должен соблюдать ее правила». Как отмечает американский исследователь К. Стоунер-Вайсс, проводившая серию интервью с лидерами общенациональных партий и их региональных отделений, один из руководителей НДР прямо заявил о том, что внутренняя, программная дисциплина не является проблемой для движения «Наш дом - Россия», так как «люди просто уходят если они не согласны». Примечательно, что хотя на съезде НДР в мае 1997 года присутствовало 38 губернаторов, большая часть из них отказалась от своей аффилиации с движением в 1998 году, когда председатель политсовета НДР В. Черномырдин был отставлен с поста премьер-министра страны.

В итоге российские политические партии оказались в своеобразном «круге неэффективности». Из-за того, что партии не вкладывали серьезных ресурсов в продвижение своих кандидатов в регионах и не рассматривались как необходимый инструмент для успеха на региональных выборах, политики на периферии часто меняли партии, предпочитая лучше выйти из организации, чем оставаться ей лояльным по ключевым вопросам региональной политики. Даже там, где губернаторы были выдвинуты и одержали победы с помощью политической партии, ее центральные структуры имели весьма небольшие возможности для оказания влияния на их конкретную политическую деятельность и ее результаты на региональном уровне. Более того, немало губернаторов, особенно из числа тех, кто баллотировался под знаменами НПСР, после выборов предпочитали изменить свою партийную аффилиацию или вовсе отказаться от таковой. Как отмечали российские аналитики, наблюдая за таким «прагматичным» поведением ряда региональных политиков, «политический оттенок того или иного кандидата не столь важен для федерального центра до тех пор, пока он обеспечивает функционирование вертикали властной иерархии». Но в отсутствие партий и других институтов, прочно связывающих центр и периферию в России, и та легкость, с которой руководители регионов нарушали федеральные законы в первое постсоветское десятилетие, представляется малопонятным, каким образом такая иерархия могла не то что функционировать, но попросту существовать.

Как показывает практика, партийная аффилиация руководителей регионов вряд ли может служить основанием для прогноза их действий в тех или иных ситуациях. В особенности, это относится к таким сферам экономической политики как привлечение иностранных инвестиций, получение помощи из-за рубежа, торговля. Несмотря на продекларированную коммунистическую аффилиацию, многие губернаторы осуществляют тот же экономический курс в этих сферах, который проводили бы руководители с твердыми либеральными, рыночными убеждениями.

Таким образом, российские политические партии и партийная система в целом не выполняют на сегодня своей ключевой интегративной функции по обеспечению прочных связей между центром и регионами, причем партийная аффилиация является столь непрочной, что спрогнозировать действия региональных руководителей в политической и экономической сфере, опираясь на заявленную ими партийную принадлежность весьма проблематично. Большая часть партий признает, что они практически не имеют постоянного институционального присутствия за пределами обеих российских столиц. В. Гельман и Г. Голосов приводят высказывание своих респондентов - лидеров общенациональных политических партий - относительно типичного состава их представителей в провинциях: обычно он ограничивается несколькими персонами, едва ли больше чем «две сестры и дядя Ваня».

Имеется несколько причин того, почему российские партии никак не могут стать надежным механизмом связи между центром и регионами. Во-первых, законодательные институты, которые могли бы поддержать процесс роста и стабилизации партий в регионах, достаточно слабы. Это происходит из-за того, что как в центре, так и на периферии легислатуры конституционно более слабы относительно органов исполнительной власти; таким образом усиление позиций политических партий в законодательных органах вряд ли станет для них действенным способом получения реальной власти в России. В то же время это обстоятельство не объясняет слабое проникновение партий в региональные исполнительные структуры, обладающие куда большими реальными властными полномочиями.

Более релевантным аргументом здесь может стать тезис о том, что структура российской партийной системы является отражением структуры государственной. Так, российские политические партии фактически строятся на одной более или менее харизматичной персоне, стремятся обеспечить свои позиции в центре, но остаются ослабленными на местах, равно как и президент страны доминирует в государстве, а авторитет власти только начинает медленно передаваться из центра к региональным лидерам. Но после первого цикла губернаторских выборов 1996-1997 гт. исполнительная власть в стране оказалась в процессе децентрализации. Развитие партий сфокусировалось на центральных институтах и, в итоге, оказалось вне процесса децентрализации государственной власти, не сумев укрепиться в регионах и фактически оторвавшись от них.

И третий аргумент почему партии остаются достаточно слабыми институтами как в центре, так и на периферии, заключается в том, что политически и экономически доминирующие силы не имеют стойкого интереса в полноценном партийном строительстве. Один из российских политиков в интервью К. Стоунер-Вайсс отметил, что «быть членом какой-либо партии для кандидата везде худо». Президент Б. Ельцин в свое время твердо отказывался от того, чтобы присоединиться или напрямую создать какую-либо политическую партию. Некоторые зарубежные исследователи утверждают, что если бы Ельцин присоединился к определенной партии в 1991 году после выборов президента РСФСР и использовал поддержку, полученную им от «Демократической России» для формирования партии, государство могло быть не таким слабым, каким он оставил его к 2000 году. Преемник Ельцина на посту президента В. Путин также избегает формального членства в политической партии, хотя демонстрирует свои симпатии партии «Единая Россия».

Оба лидера в качестве причин, по которым они воздерживаются от присоединения к какой-либо политической партии, называли то, что президент должен оставаться над всеми политическими силами. Сходные паттерны поведения демонстрируют главы регионов. Г. Голосов, обобщив наблюдения за развитием партий и региональных политий России в 90-е, сделал вывод, что беспартийность лидеров региональных элит - это вполне рациональный выбор, адекватный сложившемуся в стране и ее регионах институциональному строю, а именно президентской форме правления и преобладающей мажоритарной форме выборов.

В то же время политологи указывают, что «президентский или сильный полу президентский режим в отсутствие исторически сложившейся структурированной партийной системы не поощряет формирование партий. Президенты предпочитают быть над партиями». Нередко президенты, еще не утвердившиеся в демократических традициях, предпочитают управлять будучи свободными от институционального контроля. В иных контекстах развития, лидеры избегают институционального строительства, так как сильные политические институты ограничивают личную власть в политическом пространстве государства. Проблема здесь может заключаться в том, насколько прочным будет государство, опирающееся на власть одного индивида (в частности, президента) и узкую элитную группу, включая губернаторов регионов, которые, в иной ситуации и при ином лидере будут, в первую очередь, заботиться о своих частных интересах.

Как отмечают некоторые исследователи, в ряде посткоммунистических государств переходный контекст указывает, что иногда проявляются интересы сохранить слабое государство и, соответственно, вовсе избегать строительства полноценной партийной системы. Элитные группы, контролирующие финансовые ресурсы, которые могли бы пойти на поддержку создания жизнеспособных политических партий, иногда не заинтересованы в конструировании организаций, которые имели бы потенциал для создания определенных препятствий на пути их прямого влияния на региональных и национальных политических акторов. Исходя из этого, продвижение сильных, конкурентоспособных партий, которые могли бы сделать политическую систему более открытой и повысить уровень ответственности политиков, как в центре, так и на периферии за отстаивание общественных интересов, вероятно, не является основным приоритетом ни для вновь образовавшихся экономических элит, ни для защитников старых экономических интересов.

В целом влияние региональных экономических интересов на провинциальную политику в России определяется даже по качественному составу региональных легислатур. По информации Центризбиркома России практически во всех законодательных органах субъектов федерации возможно встретить руководителей крупных предприятий и коммерческих структур региона. В Республике Саха (Якутия) это руководители предприятий алмазной и золотодобывающей отрасли, в Республике Коми, Татарстане, Тюменской и Сахалинской областях это руководители нефтяных компаний, в Челябинской области это руководители металлургических заводов. Из 2777 «активных» депутатов, избранных между 1995 и 1997 гг., приблизительно 35% (944) представляли производящий (промышленный) сектор и еще 30% (850) являлись представителями непроизводящего (коммерческого) сектора. Результатом этого стало «усиление влияния экономического лобби на экономическую политику субъектов Российской Федерации. Помимо прочего такая ситуация создает угрозу конфронтации региональной элиты с федеральным центром относительно интересов региона». В то же время, существующие в России на текущем этапе партии, ядро и основные организационные структуры которых сосредоточены в центре, мало внимания уделяют экономическим интересам в регионах. Поскольку эти интересы нередко препятствуют вовлечению таких партий в региональную политику, институциональные связи между центром и периферией остаются весьма слабыми и способность центра обеспечить политическую когерентность в провинциях ограничивается, несмотря на все усилия, предпринимаемые в последнее время федеральным центром в данном направлении.

В отсутствие сильных политических партий, имеющих связь с широкими слоями населения и представляющими его интересы, во взаимоотношениях центр-периферия в России превалируют патрон-клиентские связи. Но даже если некоторые региональные руководители, к примеру, обязаны своим избранием патронажу или поддержке самого президента России, то, для сохранения лояльности этих губернаторов, федеральный центр должен продолжать понемногу поддерживать их, когда имеет для этого определенные финансовые ресурсы. Более того, в отсутствие полноценных политических партий, центральные политические акторы нередко конкурируют за лояльность региональных лидеров, в том числе и при помощи лоббировании их экономических интересов. Последний цикл губернаторских выборов в России показал, до какой степени региональные (а, иногда, и национальные) бизнес-элиты напрямую вовлекаются в региональную политику - выдвигаясь сами, поддерживая инкумбентов или их основных конкурентов в обмен на преференции при назначении ключевых чиновников региональных администраций. Разумеется, патронаж такого рода вряд ли будет способствовать созданию нормальных, прочных связей между центром и регионами России.

Как отмечает М. Афанасьев, современные российские партии не только пока не являются массовыми - они вообще не развиваются в этом направлении. Отечественные избирательные объединения просто не испытывают потребность становиться классическими партиями с многоуровневой партийной бюрократией и массовым членством. Объективная потребность в этом у них отсутствует в первую очередь потому, что свою основную задачу - достижение электорального выигрыша - они решают иными способами. Партии действуют сообразно обстоятельствам: перенимают «рыночный» тип поведения и выстраивают коммуникацию со слабоструктурированным обществом как с аморфной аудиторией. В результате партийная пропаганда строится как череда рекламных акций (в мирное время) и как массированная рекламная кампания (во время выборов). Предметной основой партийной пропаганды является не программа, а персональные образы лидеров.

В этой связи необходимо отметить еще одну особенность, характеризующую в последние годы электоральное поведение граждан России по отношению к политическим партиям. Политические партии зависят от поддержки избирателями их идеологии и программы, а также от принятых в государстве «электоральных правил», которые управляют процессом перехода поддержки избирателей в конкретные выборные должности для баллотирующихся. Однако партия может быть попросту проигнорирована, если избиратели уверены, что она практически не имеет шансов на выигрыш. Избиратели могут даже отказать в поддержке партии, идеологии и программе которой они весьма симпатизируют, и поддержать организацию, которая имеет больше шансов на выборах. Этот психологический эффект, подмеченный еще Морисом Дюверже, является основой весьма распространенного сейчас во многих страна феномена «утраченных голосов» (wasted vote), который не в последнюю очередь определяет стратегическое поведение избирателей.

Закон Дюверже гласит, что плюралистические электоральные правила создают двойственную партийную систему по причине присутствия двух эффектов: «механического» эффекта, когда маленькие партии всегда недостаточно представлены в легислатурах, и «психологического» эффекта, когда избиратели отказывают в поддержке партиям, не имеющим реальной возможности одержать победу на выборах или добиться заметного успеха. Такие избиратели могут быть обозначены как стратегические (иногда тактические) избиратели как противоположность искренним или преданным (sincere) избирателям, так как первые могут без особых колебаний отказать в поддержке партии, которой они искреннее симпатизируют, и отдать свой голос партии, взгляды и программа которой может и не столь приемлемы для них, но которая имеет все шансы выиграть выборы.

Взгляды Дюверже были адаптированы к современным условиям и получили свое дальнейшее развитие в работах Гари Кокса, который дал определение стратегического голосования, признанное на сегодня классическим: «Некоторые избиратели, чьи предпочтительные кандидаты имеют слабые шансы выиграть выборы, замечают, что они оказываются перед выбором между двумя основными кандидатами; в этом случае они принимают рациональное решение голосовать за того из двух фаворитов, чьи позиции ему ближе, а не за того, кому они отдавали свое предпочтение в целом, но кто не имеет возможности выиграть». Иными словами, избиратели, понимая, что их кандидат (партия) не имеет никакой возможности выиграть выборы, осознает, что сам, голосуя за них, теряет возможность влиять на исход голосования, принимает решение выбирать из двух фаворитов того, чья политическая платформа, программа, взгляды хотя бы до определенной степени соответствуют его представлениям. Как нам представляется, во многом именно опираясь на данный эффект была построена предвыборная кампания партии «Единая Россия» в 2003 году, партии, практически не имеющей ни идеологической платформы, ни внятной политической и экономической программы, но привлекшей к себе достаточно много избирателей, ранее поддерживавших либеральные партии и социал-демократические организации. Исходя из этого, основной задачей политических партий является обеспечение высокой технологичности своих предвыборных мероприятий, активной и убедительной PR-кампании, а также, в нынешних российских условиях, открытой поддержки Кремля.

В то же время, существует точка зрения, что российские партии в своем развитии как раз идут в ногу со временем. Индустриальное массовое общество породило партии в современном смысле слова, то есть массовые политические организации различной идеологической направленности и степени централизации. С переходом к постиндустриальному обществу якобы наблюдать переход к новому типу партии. В российской политической практике уже утвердилось его наименование - избирательное объединение. Как отмечает М. Афанасьев, речь идет не о юридической форме, а о социально-политическом содержании явления. Поэтому даже в случае жесткого закрепления статуса российских политических партий в законодательстве они останутся по своей сути именно избирательными объединениями. Это практическое определение хорошо передает особенности партии постмодернистского типа: ориентация не на идеологию, а на технологию; организационная гибкость и подвижность; подчеркнутая инструментальность и свобода от какой-либо сакрализации (традиционалистской или идеологической) создаваемого союза, когда последний представал в качестве чего-то самоценного. Однако, такое объяснение новой роли партий в постиндустриальном обществе, перенесенное на российскую почву, представляется весьма зыбким. Во-первых, переходящие на описанную модель деятельности политические партии развитых демократий в то же время не утрачивают свою традиционную идеологическую платформу, сохраняя ядро своих последователей и в межвыборный период. Таким образом, технологичность дополняет и подчеркивает идеологический дискурс. Во-вторых, российское общество на сегодня еще далеко от перехода к постиндустриальному социуму (это положение, по нашему мнению, валидно для большинства российских регионов) и демонстрирует высокую потребность в идеологических направляющих, чего как раз не могут предложить современные российские партии. И в-третьих, формирование таких партий такого типа фактически не позволит им выполнять свои институциональные и интегративные функции, описанные выше, так избирательные объединения, по сути, являются временными образованиями, сконструированными для достижения электорального успеха.

Исходя из всего сказанного в данной статье, можно сделать вывод о том, что слабость партийной системы в России является одной из важных причин общей слабости внутренних связей и инкогерентности политики в отношениях центр-регионы. Отсутствие сильной бюрократии и неэффективность правовой системы также крайне осложняет создание таких связей, а центр, по сути, не имеет отлаженного институционального механизма, посредством которого он мог бы надежно обеспечивать свой авторитет и легитимность среди региональных политических акторов и в целом в обществе.

Слабость партий как интегративных институтов означает, что возможна дальнейшая нестабильность в отношениях центр-периферия и, следовательно, слабая эффективность государственного управления. Лояльность региональных политиков центру, вероятнее всего, будет слабой, колеблющейся и, по большей части, основываться на личных отношениях. В этих условиях государство будет испытывать дальнейшие трудности по обеспечению полноценного участия регионов в политике центра.

При отсутствии необходимых институтов для обеспечения эффективной связи между центром и регионами в России с определенной долей вероятности может сформироваться т.н. «периферийный», а не централизованный федерализм. В этих условиях, по мнению У. Райкера, региональные лидеры «могут оказывать большее влияние на дела общества в целом, чем руководители федерации». Райкер отмечает, что «периферийный» федерализм «с его тенденцией минимизировать роль руководителей федерации, разрешать руководителям субъектов получать большее влияние за счет федеральных чиновников вряд ли может обеспечить эффективное управление».

Слабость политических партий в регионах также будет вносить свой вклад в неспособность центрального правительства распространять свою политику в провинциях. Без сильных партий в конкурентной партийной системе, постоянно поддерживающих политическое пространство страны в состоянии динамического развития и открытости, политические лидеры, с большой долей вероятности, будут склоняться к уходу от принятия жестких решений, которые могли бы стимулировать экономическое развитие России, но продолжат периодически «терзать» региональную и национальную экономику для обеспечения своей победы на выборах.

Помимо этого, для государства, где доминируют региональные элитные группы и местные лидеры, будет достаточно проблематично построение гражданского общества. В отсутствие полноценных общенациональных политических партий, частные интересы как в центре, так и на периферии будут выше общественных интересов, так как политические лидеры на всех уровнях управления будут «более энергичны в сборе вознаграждений и получении быстрой прибыли, чем в решении общественно значимых проблем».

Автор: Боголюбова И.Ю.