Обычное право на Северном Кавказе в первые годы советской власти
В 1920-е годы обычное право народов Северного Кавказа стало объектом пристального внимания советских чиновников и советских правоведов. В целом советская правовая политика в этот период на Северном Кавказе была в известной степени непоследовательной. Среди юристов, партийных деятелей не было единого мнения о судьбе горского адата. Наиболее радикальных взглядов придерживалась местная власть и юристы Северо-Восточного Кавказа, предлагая запретить деятельность адатных (и шариатских) судов.
Отчасти такие радикальные взгляды были связаны с тем, что в начале 1920-х годов на Северном Кавказе значительно возросло количество правонарушений самого разного характера, обусловленное трудностями социально-экономического и политического характера (гражданская война, голод и т.д.). Многие народы, главным образом, представители высшего сословия и исламское духовенство, отказывались признавать советскую власть и совершали различные правонарушения по отношению к органам новой власти. Впервые российское государство ввело отдельные нормы государственного и административного права, защищая власть и ее представителей на Северном Кавказе, однако в 1920-е годы северокавказские народы выражали массовое и активное сопротивление новой советской власти. Конфликты против советской системы управления в этом регионе стали неотъемлемой частью правового пространства. Наиболее сложная ситуация возникла в Чечне, где сформировалась мощная группировка исламски настроенных сельчан, имевших значительное влияние на чеченцев, не признававших советскую власть.
Легче всего установление советской власти проходило в Осетии, где, как отмечается в архивных документах тех лет, в значительной степени сформировалось уважение к российской власти и российскому закону, что, безусловно, связано с более последовательной и радикальной правовой политикой в пореформенное время в этом субрегионе Северного Кавказа.
Поэтому одним из главных направлений советской правовой политики было подавление политического сопротивления как с помощью насилия, как такового, так и с помощью проведения правовой реформы в этом регионе путем создания переходных форм судопроизводства. По сути, советское государство во многом повторяло судебную политику российско-имперской администрации. Советская администрация на первом этапе реформирования права частично сохранила горские адатные (и шариатные суды) при введении жесткого контроля за их правоприменением и параллельном создании переходных судебных учреждений, в которых применялись отдельные нормы адата и шариата (административные коллегии, третейские суды, примирительные камеры и т.д.). Такая правовая ситуация сложилась в большинстве северокавказских обществ. Исключение составила Осетия.
Как и в предыдущие века, Осетия вновь стала полигоном радикальной ликвидации остатков адата и шариата, которые, несмотря на утверждение российского закона в имперские годы, отчасти сохранялись в осетинском обществе. В 1921 г. в Северной Осетии были сформированы советские судебные органы: окружные народные суды, рассматривавшие все уголовные и гражданские дела по советскому закону, и курировавший их работу областной совет народных судей. Наряду с народными судами в Осетии действовали и Революционные Трибуналы, которые осуществляли правосудие по наиболее важным уголовным правонарушениям и преступлениям против советской власти. После распада Горской республики, в состав которой входила Северная Осетия, был сформирован Североосетинский областной суд (1924 г.). ЦИК Горской республики не раз отказывал осетинским сельским советам в их просьбах открыть на местах адатные суды, мотивируя это решение тем, что «с точки зрения советского законодательства медиаторский суд не допустим». Об этом свидетельствует Постановление Президиума ЦИК Горской АССР об отмене решения Замакульского сельского совета об открытии в селении медиаторского суда (22 июля 1922 г.).
Советское государство взяло курс на постепенное изменение правосознания северокавказских народов. Первым ее этапом была так называемая коренизация административного и судебного аппарата. В начале 1920-х годов вся власть, в том числе и судебная, на Северном Кавказе осуществлялась выходцами из России. Советское государство также как и Российская империя, начало формировать корпус чиновников и судей из местного населения путем вовлечения народов Северного Кавказа в ряды ВКП (б). Затем с середины 1920-х годов началась деятельность по пропаганде советского закона: были образованы юридические кружки и юридические справочные бюро. Тем не менее, внедрение и популяризация советского права в горскую жизнь проходила трудно. Советским юристам, которые проводили эту работу, с трудом удавалось привлечь внимание населения к советскому праву. Советское право и судебные учреждения вызывали у населения резкое неприятие. Российско-имперская правовая система на Северном Кавказе, к которой северокавказские народы уже привыкли, применяла более мягкие формы наказания. Советский закон казался им более жестким. Жесткость советского права с трудом принимали даже местные партийные лидеры и юристы, которые активно поддерживали установление советской власти на Северном Кавказе. Тюремное наказание, не свойственное северокавказскому адату и постепенное вводимое Российской империей в правоприменение на Северном Кавказе, не признавалось ни местными руководителями, ни юристами в качестве решающей меры борьбы с правонарушениями.
Рассмотрим характер реформирования отдельных институтов обычного права северокавказских народов.
Брачно-семейные нормы народов Северного Кавказа в 1920-е годы подверглись самому жесткому воздействию со стороны советской идеологии и советского правосудия. Советский закон начал активно защищать горянок Северного Кавказа.
Советское государство уделяло большое внимание правотворчеству, первым этапом которого стало формирование новых понятий о правонарушении, введение понятия так называемого бытового преступления (родового преступления). Под ним подразумевались правонарушения - адатные и (отчасти шариатские) брачно-семейные нормы: многоженство, калым, умыкание. В результате в Уголовном кодексе РСФСР 1926 г. появилась глава «О родовых преступлениях, составляющих пережитки родового быта», которая относилась лишь к тем народам, у которых подобные пережитки сохранялись, в том числе и к народам Северного Кавказа. В 1928 г. был издан новый правовой документ «О преступлениях, составляющих пережитки родового быта», который полностью вошел в новый Уголовный кодекс РСФСР 1935 г. Во всех этих правовых документах адатные и шариатские брачно-семейные нормы полностью запрещались и карались различными сроками наказания. Были запрещены: дача калыма за невесту, совершение брака путем умыкания невесты, многоженство.
Как показывает полемика, развернувшаяся на страницах юридических журналов 1920-1930-х годов, многие юристы-практики и чиновники пытались ослабить правовое воздействие на брачно-семейную сферу. Так, А. Петухов предлагал предавать советскому суду лишь тех мужчин, которые дали калым за невесту против ее воли. Если девушка была согласна на брак, то калым можно было бы разрешить. А. Петухов подчеркивал, что критерием преступности должно служить не то, кому имущество поступало, а то, являлось ли внесение женихом имущества (все равно кому и куда) условием, стесняющим половую свободу женщины и препятствующими в тех случаях браку, когда, например, достаточного количества имущества у жениха не имеется. Его поддерживал и И. Шигаев, который писал о Хой главе: «Существование в Уголовном кодексе (УК) статьи, преследующей за калым, дает повод применять ее там, где это не следовало бы. В одном случае калым носит ярко выраженный характер выкупа за невесту, игнорирования воли женщины родителями, родичами, где она является источником нетрудового дохода для своих родителей и родичей. Нет сомнения, что статья Уголовного Кодекса, преследующая уплату и принятие калыма, имеет в виду именно эти явления. Но другое дело, когда не калым создает брак, а, наоборот, сам калым возникает от согласия невесты вступить в брак». Был издан временный циркуляр Народного Комиссариата Юстиции о том, что применение ст. 197 Уголовного кодекса возможно лишь в тех случаях, когда переданное женихом, его родителями, родичами или свойственниками имущество, или деньги остаются в пользовании того лица, от которого зависит замужество женщины. Только в этих случаях имеются признаки, предусматриваемые ст. 197 общественно - опасного явления: зависимость женщины используется ради имущественных выгод тем лицом, от которого женщина зависит. В тех случаях, когда выдача женщины замуж, хотя и сопровождается получением от жениха денег и имущества, но полученное полностью в виде приданного переходит в новое хозяйство, или расходуется на устройство свадьбы, нет состава преступления, предусмотренного ст. 197. В последствии этот циркуляр потерял свою юридическую силу.
Поскольку в традиционном горском хозяйстве женщина выполняла основные наиболее тяжелые работы, советские законодатели считали это основанием начать формировать новые правила раздела при разводах, значительно улучшив материальное положение женщин. Правовые документы об этом рассматривались на XI-ой сессии XI созыва ВЦИК. На сессии было объявлено, что по просьбе руководства Кабардино-Балкарской, Карачаевской и Ойратской автономных областей правоведы подготовили новые правовые нормы о правилах развода, в том числе и о праве женщин на половину имущества, нажитого совместным трудом при условии брачного сожительства не менее года. Впоследствии эта норма вошла в состав нового Кодекса о браке, семье и опеке (ст. Х). Это было значительным шагом вперед по сравнению не только с адатными правилами развода на Северном Кавказе, но и мусульманского права, которое в известной мере улучшило положение горянок в XX в.
Советское право резко выступило и против устройства брака путем похищения невесты. Исламское духовенство уже пыталось бороться с этой адатной нормой, которая оказалась довольно устойчивой. Советский закон формально оградил горянок от похищения. Тем не менее, как показывают архивные материалы 1920-1940-х годов, в реальной жизни обычай похищения девушек как форма заключения брака продолжала бытовать на всем Северном Кавказе. Горские народы, столкнувшись с применением к виновным в этом суровых советских законов, примерно с начала 1930-х годов, стали тщательно скрывать обращение к этой традиционной форме брака.
Приведем архивные данные по бытованию устройства брака путем похищения невесты в довоенном обществе Осетии. В 1930 г. судебные органы зафиксировали 44 случая похищения осетинок. Все виновные в этом преступлении были осуждены советским судом (115 чел.), в 1932 г. - 22 случая (осуждено - 61 чел.), в 1940 г. - 4 случая (осуждено 8 чел.). Традиция похищения невесты стала соблюдаться нелегально.
Наследственные отношения народов Северного Кавказа в целом не были так жестко регламентированы советским законом как брачно-семейные. Применение адатных (или шариатских) норм наследования могли мирно и негласно уживаться с советским правом о наследстве, поскольку составление завещания позволяло распределять имущество так, как это хотелось наследодателю в соответствии с нормами обычного или мусульманского права. Хотя советский закон стремился увеличить долю женщин в наследовании и движимого и недвижимого имущества, в целом, семейно-имущественные отношения северокавказских народов в 1920-е годы сохраняли свою прежнюю форму. Разделы могли осуществляться или по советскому праву, или по адатным, или шариатским нормам.
A.M. Ладыженский описывал порядок наследования, наблюдаемый им в Кабарде в 1927 г. После смерти главы семьи, его вдова, остающаяся в доме покойного, получала от его сыновей полное содержание. Если же она возвращалась к своим родителям или выходила замуж повторно, она получала свою долю, на какую она имела право при разводе, а именно: выдел (по одной корове за каждый год, проведенный в супружестве, не считая первых двух лет, за которые она не получала ничего). Раздел наследства между взрослыми братьями осуществлялся следующим образом: вначале выделялась доля для родителей и незамужних сестер, затем выделялась доля для холостых братьев, и затем остальное имущество делилось между остальными братьями. Оружие умершего отца обыкновенно отдавалось старшему брату сверх его доли. Отцовский дом обыкновенно доставался тому из братьев, у кого на содержании оставалась вдова.
В 1920-е годы земля на Северном Кавказе стала предметом многочисленных личностных и групповых конфликтов. В период гражданской войны, т.е. в 1919-1921 гг., когда на Северном Кавказе царила политическая и государственная неразбериха, многие сильные горские фамилии начали борьбу за передел общинных земель. Помимо положенного каждому общиннику земельного пая, эти фамилии, пользуясь слабой общинной и сельской властью, самовольно захватывали дополнительные участки, принадлежавшие общинному фонду, для личного пользования. Это привело к возникновению конфликтов между представителями сильных фамилий и теми общинниками, которые осмеливались им возражать, например, возникший в осетинском сел. Карджин конфликт между влиятельной фамилией Козыревых и бедной фамилией Салаевых.
Колхозное пользование землей было введено в начале 1930-х годов. До этого времени формально сохранялось общинное землепользование с адатной системой регулирования земельных отношений с той лишь разницей, что функции ежегодного распределения сельских земель взяла на себя местная советская администрация. Как показывают архивные материалы, в Кабарде и Адыгее многие общинники не были довольны деятельностью местных властей в этом направлении. Конфликты такого характера имели место во многих кабардинских селениях, например, Старая Крепость, Кызбурун I, Кызбурун II, Куркужин.
Согласно обычному праву, в 1920-е годы общинная земля по-прежнему делилась на равные земельные паи: один пай предоставлялся одному хозяйству, независимо от количества проживавших в нем человек. Однако в 1925 г. местная администрация решила изменить это правило, введя подушное распределение земли: земельные паи стали распределяться в зависимости от количества проживавших в хозяйстве человек.
В начале 1920-х годов советская администрация на Северном Кавказе начала осуществлять новую переселенческую реформу: часть горцев переселялась с гор на равнину, часть - переселялась в новые селения с целью разукрупнения слишком крупных населенных пунктах. Этот процесс проходил трудно, многие переселенцы возвращались на прежние места, в свою старую общину, которая отказывалась выделять им земельные паи. Местные власти не вмешивались в эти ситуации, что приводило к столкновениям между вернувшимися общинниками и местной администрацией. Подобные конфликты происходили и в Осетии, где советская администрация проводила переселение народа на равнину. Осетины проживали в горной, предгорной и равнинной частях. В 1923 г. жители горной части Осетии были переселены в равнинное селение Фарн. Переселенцы стали претендовать на получение земельных участков в фарнской общине. Однако представители сельских органов власти соглашались дать им землю только за деньги. Это вызывало конфликты, поскольку, став полноправными членами новой общины, переселенцы считали, что они получили право на бесплатный земельный участок из общинных земель.
Были в Осетии земельные конфликты и другого характера. Так, в 1925 г. из горного селения Цей часть жителей переселилась на равнину, где им удалось получить земельные участки в новой общине. Тем не менее, переселенцы хотели продолжать пользоваться зимними горными пастбищами, принадлежавшими селению Цей. Цейские общинники отказали им в этом, приняв на сельском сходе решение о том, что те, кто выселился из их селения, потеряли право пользоваться зимними пастбищами селения Цей.
Согласно земельным адатам горцев, каждый член общины имел право продать или сдать в аренду свой земельный пай, соблюдая при этом право о преимущественной его покупке родственниками или соседями. Лишь в случае отказа тех и других купить этот участок, горец мог продать его постороннему покупателю. Этот земельный адат строго соблюдался в пореформенное время. В 1920-е годы в ряде случаев горцы начали продавать свои участки посторонним лицам, что вызвало отрицательную реакцию со стороны общин. Так, в 1925 г. житель кабардинского селения Куркужин продал принадлежавший ему участок балкарцу, проживавшему в соседнем селении. Сельчане выступили против этой сделки. Такие ситуации в кабардинских селениях стали распространенным явлением, в результате чего кабардинцы на сельских сходах принимали решения о запрещении сельчанам продавать свои участки посторонним лицам. Те участки, которые к тому времени оказались проданными посторонним лицам, должны были пойти в общесельский земельный фонд. Попытка в 1920-е годы большинства горцев придерживаться земельных адатов вызвала у тех, кто уже продал или собирался это сделать, негативную реакцию, которая приводила к столкновениям между сторонниками и противниками применения земельных адатов.
Согласно Земельного кодекса РСФСР 1922 г., нормы которого, позволяли горцам рассматривать земельные споры по обычному праву. Горский адат в решении имущественных отношений по-прежнему был ближе северокавказским народам. При урегулировании земельных споров и сами горцы, и учрежденные в этот период советские судебные и административные учреждения часто руководствовались адатом.
Так, В.О. Бобровников, опираясь на данные из архивов, описывает использование в середине 1920-х годов Земельными комиссиями Дагестана горского адата, которые нередко устраивали примирение тяжущихся сторон при посредничестве окружных властей, знатоков адата и авторитетных стариков из нейтральных селений.
При этом, применение некоторых адатных норм обязательственного права вызывало трудности. Такая ситуация сложилась с институтом ортака. В 1920-е годы многие горцы имели между собой ортачные отношения, которые обычно длились не менее пяти лет (позже могли продлеваться). Однако советское имущественное право не признавало 5-летнего срока давности на имущественные иски, введя 3-летний срок (Гражданский кодекс РСФСР, ст. ст. 2, 7, 41-44). Применением этих статей приводило к тому, что ортачные договоры, заключенные еще до революции, оказывались недействительными с точки зрения советского имущественного права.
Кроме того, в 1920-е годы была запрещена адатная норма баранта (ст.200 главы X Уголовного Кодекса РСФСР 1928 г.), согласно которой самовольное взятие скота или другого имущества (барамта) без присвоения его, исключительно с целью принудить потерпевшего или его родичей дать удовлетворение за нанесенную обиду, или вознаградить за причиненный имущественный ущерб карается исправительно-трудовыми работами на срок до шести месяцев или штрафом до пятисот рублей. То же действие при наличии вооруженности - лишение свободы на срок до одного года. То же действие, совершенное группой сородичей, в отношении организаторов, подстрекателей и руководителей - лишение свободы на срок до трех лет. Для остальных участников - лишение свободы на срок до одного года.
В то же время советская администрация на Северном Кавказе стремилась использовать те нормы обязательственных отношений, которые бытовали в горском обществе 1920-х годов. Это в первую очередь касается, во-первых, адатной нормы организации помочей (коллективной помощи при уборке урожая и т.д.) в виде созданных в этот период Комитетом общественной взаимопомощи, и, во-вторых, мусульманской нормы закята (садакэ), согласно которой мусульмане оказывали безвозмездную помощь бедным односельчанам. В 1920-е годы она стала распределяться местной администрацией среди неимущих.
Формирование советского уголовного права можно разделить на два периода: 1920-е годы, переходный период, когда советская власть допускала бытование отдельных норм обычного уголовного права и 1930-1980-е годы, когда официально все формы адатного урегулирования преступлений были запрещены.
В переходный период советское государство обратилось к ряду адатных норм для урегулирования уголовных преступлений (институту присяги, круговой ответственности за преступления, выселению виновного на временное или постоянное жительство в другое селение, адатному суду). В первые годы советского господства на Северном Кавказе адатные нормы вплетались в новые органы, создаваемые в советские годы (например, присяжные комиссии). Криминальная ситуация в советской России вообще, и на советском Северном Кавказе, отличалась крайней сложностью и противоречивостью. Борьба за установление на Северном Кавказе советской власти расколола общество на ее сторонников и противников. Месть стала формой политической борьбы. Как нам представляется, именно в этот период произошло исчезновение института кровной мести как нормы обычного права. Появились формы мести, ничего общего не имеющие с обычно-правовым сознанием и обычно-правовыми отношениями. В это период, как отмечали этнографы, северокавказские народы редко вспоминали о правилах мести. Это было время, когда в правовом пространстве создавались новые правила мести. В некоторых северокавказских обществах община начала поддерживать не примирение, а совершение мести. Такие явления наблюдались в Осетии. С.А. Голунский писал об этом. Например, если сельчанин, близкий родственник убитого, не совершал месть, то сельчане и дальние родственники пытались его уговорить это сделать. В ЦТ А Республики Северная Осетия было обнаружено дело, в котором адвокат одного преступника, который совершил кровную месть, и дело которого рассматривалось в Революционном Трибунале, во время судебного процесса в его защиту подчеркивал, что он не мог поступить иначе, «так как в противном случаи его назвали бы трусом».
Все это требовало использования традиционного права для борьбы с криминалом на Северном Кавказе. Постепенно от этой практики отказались. На Северо-Западном Кавказе - раньше, в Северной Осетии и Дагестане - позже.
Как указывалось выше, советское государство уделяло большое внимание правотворчеству, первым этапом которого стало формирование новых понятий о правонарушении, введение понятия бытового преступления (родового преступления).
В уголовных кодексах РСФСР 1926 г., 1935 гг. в ст. 194. говорится, что принятие имущественного вознаграждения, уплачиваемого убийцей, его родителями, родичами или родом убитого в качестве выкупа, освобождающего от мести или законного преследования, влечет за собой штраф не свыше двух кратного размера полученного вознаграждения. Учтем, что обычно композиции по адату - суммы значительные.
В ст. 195 - уклонение членов рода убитого от примирения с убийцей и его родов в порядке, установленном местным положением о примирительном производстве, а равно препятствие примирению - назначалось удаление из пределов данной местности, с конфискацией или без конфискации части имущества.
В ст.203 - присвоение судебных полномочий вынесением решений по обычаю коренного населения (адата) в нарушение основ советского права с использованием зависимости сторон, проистекающей из отношений родового быта, - назначались исправительно-трудовые работы сроком до одного года или штраф в 1 тыс. рублей.
В 1920-30-е годы многие юристы на страницах популярного журнала в те годы «Еженедельника советской юстиции» призывали значительно ужесточить меры в отношении лиц, совершивших преступления на почве кровной мести. И.Л. Бабич приводит мнение Председателя Областного суда Кабардино-Балкарской автономной области, который в письме в Кассационную коллегию указал на необходимость «жесткой политики по тем преступлениям, которые вытекают из родовой кровной мести». Правоведы Чечни и Дагестана просили высшие законодательные органы ввести в УК РСФСР 1928 г. положение о смертной казни за убийства, совершенные на почве кровной мести. Согласно уголовному кодексу РСФСР 1935 г. убийства, совершенные на почве кровной мести, рассматривались как «государственные преступления», за которые назначалась смертная казнь.
Таким образом, впервые в правовой истории народов Северного Кавказа появился запрет на адат, обращение к которому было уголовно-наказуемым. В этот период окончательно закончилось легальное существование обычного уголовного права.
Важным нововведением на Северном Кавказе стало создание уголовно - розыскных органов. Российско-имперская власть делала очень слабые попытки создать УТРО, и лишь советская администрация сумела организовать данные органы. УГРО были образованы во всех административных образованиях Северного Кавказа.
Юридическая ответственность лиц, в отношении которых применяются меры принуждения. В этот период круг тех, кто подвергался мести, резко сузился. Мстили самим виновным в первичном правонарушении. Иное поведение воспринималось уже странно. Так, в осетинском селении Салугардан виновный в убийстве спрашивал у своих кровников, которые в качестве отмщения убили не его, а его брата, почему они так сделали.
В этот период женщина наряду с мужчиной стала объектом мести. И.Л. Бабич приводит случай, когда балкарец сел. Кашкатау в 1931 г. нанес односельчанину хозяйственный ущерб. Последний убил виновного. Через год родственники убитого попытались убить жену убийцы. Подобный случай был обнаружен и в ингушском обществе. Один осетин убил и ограбил ингуша. Его брат в отместку убил самого виновного и его тетю. Причем, в осетинских архивах встречали данные о том, что в этот период женщины стали сами совершать месть.
Таким образом, основными направлениями советской правотворческой деятельности на Северном Кавказе стали следующие: во-первых, советская власть для смягчения негативных последствий ликвидации традиционного права (адата и шариата) провела его модернизацию в два этапа: на первом этапе она во многом сохранила основы обычного права, и лишь в конце 1920-х годов полностью взяла курс на радикальную ликвидацию адата.
Во-вторых, анализ характера реформирования отдельных институтов обычного права северокавказских народов показал, что в большей степени на первом же этапе модернизации горского адата подверглись брачно-семейные нормы народов Северного Кавказа, введя новые правовые понятия - бытовые преступления уже в Уголовный кодекс РСФСР 1926 г. Между тем наследственные отношения горских народов, основанные на адате или шариате, смогли во многом сохранить свои позиции в правовом пространстве советского довоенного времени. Введение колхозного строя полностью ликвидировало основы вещного и обязательственного обычного права. Формирование советского уголовного права можно разделить на два периода: 1920-е годы, переходный период, когда советская власть допускала бытование отдельных норм обычного уголовного права горских обществ и 1930-1980-е годы, когда официально все формы адатного урегулирования преступлений были запрещены.
Советские судебные органы на Северном Кавказе стали появляться еще в начале 1920-х гг. В этот период различные учреждения, в том числе и административные, получили право рассматривать правонарушения: это Революционные комитеты, областные и окружные исполнительные комитеты, судебные и земельные отделы при сельских советах, сельские, окружные и областные судебно-земельные комиссии, Чрезвычайные комиссии, Прокуратура Северокавказского края.
Надо сказать, что деятельность всех этих учреждений мало привлекала внимание историков права, и тем более этнографов, поскольку в ней мало этнической специфики. Для нас важно отметить основные черты деятельности новых органов. Это был период правового хаоса, когда еще не были четко оформлены советские народные суды. Многие учреждения занимались одними и теми же правонарушениями или спорными ситуациями. Эти учреждения руководствовались различными постановлениями ВЦИК.
Во второй половине 1920-х годов, когда советские народные суды окрепли, все учреждения начала 1920-х были ликвидированы в связи, как сказано в одном архивном документе, с извращением ими «природы гражданского процесса». Действительно, одним из важных существенных направлений правовой политики на Северном Кавказе стала организация судебного процесса. Адатный и шариатный судебные процессы были крайне просты и не развиты. Процессуальные механизмы были слабой стороной традиционного права народов Северного Кавказа.
Были образованы суды трех уровней: сельский, окружной и областной суды во всех административных образованиях Северного Кавказа. Советское судопроизводство осуществлялось на основе первых кодексов РСФСР, в частности Уголовного кодекса 1922 г.
Подсудность советских судов включала в себя все виды правонарушения гражданского и уголовного характера. Основные виды наказания: объявление выговора, выплата денежного штрафа, арест до 7 суток, лишение свободы.
Период 1920-х годов - это было время революции и переворота всей жизни северокавказских народов. Нашлись местные деятели, которые стремились к расширению ислама на Северном Кавказе вообще, и мусульманского права, в частности. О попытках использовать советскую власть в целях развития исламского права указывалось в исследованиях В.О. Бобровникова, И.Л. Бабич, З.Х. Мисрокова. В начале 1920-х годов советское государство не отвергало такие попытки, заигрывая с местными лидерами, поддерживая и адат, и шариат. Так, в 1921 -1922 гг. в Кабарде функционировало 65 сельских и 4 окружных шариатских судов.
В 1920-е годы шариатные суды были полностью подчинены советским органам власти, осуществлялся контроль.
И.Л. Бабич отмечает о проведении косвенных наблюдений за шариатским судопроизводством «с целью недопущения проведения против советских принципов». При Наркомюсте Горской республики был сформирован шариатский отдел, который осуществлял контроль над деятельностью шариатских судов. Правоведы и этнографы убедительно доказали, что шариатские суды недаром называли даже в официальных документах «советско-шариатскими» в действительности имели мало общего собственно с шариатскими судами. В их судопроизводстве практически не было никаких исламских правовых принципов судопроизводства. Об этом свидетельствуют архивные материалы бывших партийных фондов Северного Кавказа, с которыми работала И.Л. Бабич. Исключением можно считать лишь правовую ситуацию в Дагестане. В деятельности шариатских судов Дагестана принимали участие крупные мусульманские деятели, такие как Ахи Хаджи, Аля Каяев.
Причем, подчеркнем два важных момента в деятельности шариатских судов на Северном Кавказе. Во-первых, эти суды не были в бюджете советского государства, во-вторых, советские органы власти не контролировали выполнение решений этих судов, т.е. не вводили меры принуждения выполнения судебных решений.
На первых порах советская администрация частично поддерживала обычно-правовые процессуальные нормы северокавказских народов. До конца 1920-х годов адатный суд горцев был сохранен, но советские органы правосудия сократили количество уголовных правонарушений, которые могли бы рассматривать адатные суды. Адатные суды на Северо-западном Кавказе наиболее плодотворно функционировали в 1918-1922 гг. Уменьшение количества разбираемых медиаторами дел, связано с введением в 1922 г. в Кабарде и Адыгее советских народных судов, в которых согласно правовым документам должна была быть передана основная часть уголовных дел, подведомственных ранее адатным судам. С 1922 г. советское государство разрешило адатным судам рассматривать лишь неумышленные правонарушения. Адатные суды применяли нормы адата: выплату композиции, устройство примирительного угощения, выселение семьи виновного на временное или постоянное жительство. Важно подчеркнуть то, что было упущено этнографами, в частности, советские органы использовали адатные институты для политической борьбы. Так, в борьбе с вооруженными бандами, появившимися на Северном Кавказе в 1920-е годы, применялось правило об установлении круговой ответственности общинников за совершенные их родственниками - участниками банд преступлений.
Создавались присяжные комиссии, новый превентивный орган сельской общины, состоявшие из 4-х чел. Каждый совершеннолетний житель Северного Кавказа давал присягу в том, что он не будет заниматься воровством. Сведения о них находили в осетинских архивах.
Возникали и комбинированные формы: обычно-правовые и российские методы воздействия. Так, в Северной Осетии российская администрация практиковала арест родственника или скота преступника с тем, чтобы преступник добровольно сдался. В этом методе сочетается адатная норма - барантования, ишкиля и российской - ареста. В селении Дарг-Кох произошло убийство сельчанина. Преступник скрылся, намереваясь примириться с родителями потерпевшего. Тем не менее, правоохранительные органы арестовали его дядю и потребовали добровольной сдачи убийцы. В другом деле, два брата совершили убийство. Следователь, который вел это дело в Государственном Революционном Трибунале, наложил арест на их скот.
Советская администрация продолжила осуществлять контроль над адатным судопроизводством. Вся советская система контроля заключалась, прежде всего, в жесткой системе принуждения. Горцев заставляли обращаться в советские судебные органы. Для этого областные чиновники обязывали сельских советских руководителей составлять рапорты о происшедших в селениях правонарушениях и отсылать данные о них в Уголовный розыск и советский суд. Имперская власть делала то же самое, с той лишь разницей, что появившийся УГРО занимался поиском преступников сам. Как отмечают исследователи, УГРО находил преступников редко, сельчане не помогали им в этой работе.
Советское государство в отличие от российско-имперской власти отказалось контролировать выполнение судебных решений адатных и шариатных судов. Оно не создало аппарата принуждения выполнения его решений. Это важное отличие советской правовой политики привело к резкому ослаблению адата как правовой системы общества и началу формирования новых правовых обычаев.
В этот период без принудительных санкций северокавказский адат уже не мог функционировать. Были многочисленные случаи, отмечаемые этнографами, когда адатные суды не были способны урегулировать межличностные правонарушения. В сущности, в этот период традиционная правовая система общества испытывала кризис и требовала модернизации.
Советское государство осознавало трудности правового реформирования на Северном Кавказе и было вынуждено в конце 1920-х годов, когда уже везде активно функционировали советские суды, начать кампанию по организации так называемых примирительных камер, которые получили право рассматривать мелкие гражданские и уголовные правонарушения и применять меру наказания в виде выплаты штрафа. Позже к ним прибавились товарищеские и общественные суды, которые со временем создали новый тип учреждений, крайне непопулярных среди северокавказского населения. Советское государство вводило свои меры принуждения, а именно, как отмечала И.Л. Бабич, местная администрация грозила кабардинцам, отказавшимся разбирать спор с помощью примирительной камеры, уголовной ответственностью за это.
Наиболее действенными новые советские органы, в частности, примирительные комиссии, оказались в Северной Осетии, где сложилась очень сложная криминальная ситуация. Как указывали ранее, в осетинском пореформенном обществе адатные суды не были поддержаны имперской администрацией, и к 1920-м годам они в значительной степени утратили свои регулятивные функции. В результате к этому периоду в Осетии оказалось много фамилий, между которыми годами, а подчас и десятилетиями продолжались кровнические отношения, и адатный процесс не мог ослабить агрессивность между людьми и изменить в Осетии криминальную ситуацию.
В этих условиях советские примирительные комиссии, чья деятельность полностью контролировалась судебными и правоохранительными органами власти, в Осетии были наиболее продуктивными. Была одна Владикавказская окружная примирительная комиссия и множество сельских комиссий. Комиссии были постоянными органами. Эти комиссии для примирения кровников использовали адатные нормы - выплата композиции, устройство примирительного угощения. Комиссии использовали советские органы власти, в том числе и правоохранительные, для поиска убийц. Члены примирительных комиссий (представители от конфликтующих сторон и представителей сельской власти) использовали советские меры принуждения. Кровники часто отказывались рассматривать свои дела в этих комиссиях. Советская администрация угрожала высылкой всех кровников в сибирские регионы. Советское государство требовало от осетин рассматривать решения примирительных комиссий как закон. Для этого еще до начала разбора дела в этих комиссиях советская администрация требовала от участников конфликта подписать медиаторские подписки, в котором они соглашались подчиниться любому решению примирительной комиссии.
В 1927 г. ЦИК Чечни создал специальную примирительную комиссию. Она ездила по селениям Чечни, беседовала с людьми, являвшимися кровниками и добивалась того, чтобы они братски пожимали друг другу руки при стечении всего народа в знак забвения прошлого. Согласно адату виновная сторона устраивала примирительное угощение, на которое приглашала семью потерпевшего. За один год комиссия рассмотрела 80 таких дел кровников из селений Шалинского и Урус-Мартановского округов. С тех пор подобных конфликтов в этих селениях не было. Во время закладки гидроэлектрической станции в Гизельдоне между заместителем председателя Северо-Кавказского Крайисполкома Мамсуровым и его кровниками произошло любопытное примирение. Мамсуров был приглашен за стол, за которым уже сидел член «вражеского» ему рода. Горцы поднесли своему «большому земляку» хлеб-соль. Однако гость сидел за столом не веселый, мрачный. Его кровнику тоже было не по себе. В разгаре радостной беседы по случаю великого строительства, кровник подымает рог с пивом и говорит, обращаясь к Мамсурову: «Я вижу, как печаль грызет твое сердце! Мне тоже стыдно, дорогой наш гость! забудем же об этом глупом деле, начатом не нами. Ахаду (довольно) радостно подхватили все собравшиеся» Примирение состоялось.
Таким образом, советские органы государственной и судебной власти в корне изменили правотворческую деятельность на Северном Кавказе, причем во многом советская администрация также, как и российско-имперская следовала принципу постепенной модернизации, в силу чего в 1920-е годы создавались многочисленные советские судебные органы переходного типа, в том числе и основанные на горском адате и шариате. Советское государство в отличие от российско-имперской власти отказалось контролировать выполнение судебных решений этих судов. Именно, отсутствие аппарата принуждения для выполнения решений адатных судов привело к резкому ослаблению адата как правовой системы общества.
Автор: Волгина А.П.