26.02.2011 4419

Анализ антикоррупционной политики в России (статья)

 

Реальное отношение к коррупции в России всегда было результатом, с одной стороны, особенностей развития российской государственности, и с другой - специфики ментальности ее населения.

Социально-политическая и экономическая история российского общества, история развития правовой мысли и ее реализации в государственном устройстве страны дают немало примеров и уроков борьбы с коррупцией. Именно исторический подход позволяет ответить на вопрос: почему на протяжении многих веков борьба с коррупцией (в широком смысле этого слова) в России не давала существенных результатов и не привела к искоренению этого явления.

Прежде всего, следует начать с того, что чисто терминологически понятие «коррупция» в России появилось сравнительно недавно (примерно в середине XX века), чаще это явление называлось иначе. В середине 19 века (в Российском уложении о наказаниях уголовных и исправительных, изданном в 1845 г.) предусматривалось два вида взяточничества: лихоимство и мздоимство. В ст. 372 Уложения под лихоимством понималось принятие чиновником подарков лично или через посредников без нарушений обязанностей по службе. В ст. 373-376 Уложения речь шла о мздоимстве - принятии подарка для последующего совершения противоправного обязанностям службы деяния.

Далее следует отметить, что государственное устройство и правовое регулирование различных социальных и экономических процессов в России в период, так называемого, средневековья мало чем отличалось от западных, в том смысле, что они испытывали на себе сильнейшее влияние богословия вообще, и господствующей религии в частности. Вот как характеризует деятельность государства в тот период профессор Академии управления МВД России А.В. Корнев в одной из своих работ: «Политические и правовые идеи трансформировались в своеобразную систему религиозных символов, воплощенных в Священном Писании и христианской литературе. Политический и правовой идеал Средневековья - теократическое государство, и все идеи вращались вокруг него. Этим отчасти можно объяснить преобладание политических идей над правовыми».

Такая парадигма государственного устройства определенным образом сказывалась и на правоохранительной деятельности того периода. Уже в тот период прослеживается некоторое разделение властей. Так, по Церковному уставу святого Владимира духовные суды пользовались преимуществом от светской власти. В этом отношении также очень любопытны взгляды Иоакова Черноризца, которому история приписывает авторство Послания князю Изяславу Ярославовичу. В Послании к князю Иоаков говорит о справедливости и милосердии, о необходимости соблюдать законы и о том, как можно совместить следование закону и заповедям любви. Его не смущает, что он призывает князя соблюдать законы, которые он сам же и устанавливает. Главное, чтобы они были продиктованы милосердием, чувством любви и снисходительности. Вся государственная жизнь должна быть построена на твердых основах закона, и князь должен быть его стражем и первым исполнителем. Богу не угодно, если князь не устанавливает никаких определенных рамок своей деятельности и постоянно обращается от одной идеи к другой. Такой подход граничил бы с произволом, а на него князь не имеет права. С этой мыслью Иоаков связывает и идею загробной ответственности князя наравне с другими людьми». Интересно, что уже в то время находились мыслители, которые не гипертрофировали закон, а обращались больше к воле человека. Так, Киевский метрополит Илларион еще в XI веке писал о таких проблемах, как соотношение закона, истины и благодати, реализация верховной власти в форме закона-правды, статус верховной власти, идеал князя-правителя. За законом Иларион признавал не только религиозное, но и юридическое значение. Закон является только первой ступенью к истине и выступает как подчинение чужой воле, тогда как под истиной Илларион подразумевает свободную волю человека. Благодати заслуживает только тот человек, который разделяет нравственные принципы Христа. В трактате «правда» и «закон» употребляются в одинаковом смысловом значении. О князе Владимире Илларион говорит, что когда он жил, то: «...землю свою пас правдою, мужеством и смыслом». Иными словами, князь Владимир правил мужественно, разумно и по закону. Митрополит Илларион впервые в русской политической литературе поставил вопрос об ответственности князя перед подданными. Эти замечания чрезвычайно важны были и тогда, и сегодня. Мы можем пытаться до бесконечности совершенствовать законодательство и контроль за его выполнением, но, в конечном счете, все зависит от воли человека. Если эту идею выразить современными социально-правовыми категориями, то речь идет о внутренних глубинных интересах человека и законных формах их реализации.

Еще одним чрезвычайно важным для предмета нашего исследования историческим фактом российской средневековой жизни является идея отождествления всякого законодательства с Божественной волей. Так, Иосиф Волоцкий (1439-1515 гг.) настоятель Волоколамского монастыря предпринял попытку классифицировать нормы, которые регулировали в то время поведение человека в обществе. Он настаивал на том, что нельзя делить законы на божественные и положительные, то есть установленные светской властью - государством. У него Божественная воля является источником не только власти, но и вообще всякого законодательства. Божественная воля, прежде всего, нашла свое выражение в решениях Вселенских и Поместных соборов, затем в трудах «Святых Отцов» и, наконец, на их основе были приняты «градские законы». А одним из первых русских мыслителей и государственных деятелей средневековья, который подверг острой критике взяточничество, подкупы, сословный подход и волокиту в судебной системе тогдашней России, был Максим Грек, в миру – Михаил Триволис (1475-1555 гг.).

В конце XYII начале XYIII веков уже до Петра Великого и, особенно в годы его правления, идеи честного и праведного суда были взяты на вооружение и последовательно реализовывались в государственной деятельности. Особенно интересны в этом отношении идеи и поступки Ивана Тихоновича Посошкова (1652-1726 гг.). Будучи дьяком посольского приказа он писал, проповедовал и всячески старался претворить в жизнь чрезвычайно передовые для того времени идеи. «Народное богатство, - по его мнению, служит главным средством к осуществлению гражданского прогресса, народного довольства и благосостояния. Согласно Посошкову, быстрое развитие и «правильное распределение богатств» немыслимо без обеспечения безопасности граждан, равенства их перед законом, без справедливого суда, и поэтому злоупотребление законами, бюрократизация администрации относятся к факторам, существенно посягающим на народное богатство. И покуда, говорит Посошков, совершенное правосудие у нас в России не «устроится», то не только доброй славы в окрестных землях, но и благополучия нам не нажить, поскольку: «...все пакости и непостоянство в нас чинится от неправого суда, нездравого рассуждения...». Посошков желает увидеть устройство правосудия и законности как на юридических (правовых), так и христианских заповедях, считая нужным напомнить, что перед всеми стоит проблема спасения души. «Бог - правда, правду он и любит. А ще кто восхощет Богу угодить, то подобает ему во всяком деле правду творить», - считает Посошков. Из всех чиновников судьям, более чем другим, следует быть честными и справедливыми с тем, чтоб «...лживых слов судья не говорил бы». Если же судья учинит суд неправый, то от царя он примет временную казнь, а от Бога - вечную. А вот если «...судья поведает суд самый правдивый, нелицеприятный по самой истине яко на богатого, так на самого убогого и бесславного, то от царя будет ему честь, а от Бога милость и царство небесное».

В послепетровский период взяточничество и казнокрадство продолжали процветать. В Указе императрицы Елизаветы Петровны от 16 августа 1760 года говорится: «... установленные многие законы для блаженства и благосостояния Государства, своего исполнения не имеют от внутренних общих неприятелей, которые свою беззаконную прибыль присяге, долгу и чести предпочитают... Несытая алчба корысти до того дошла, что некоторые места, учрежденные для правосудия сделались торжищей».

В Манифесте от 18 июля 1762 года императрица Екатерина II писала: «... Мы уже от давнего времени слышали довольно, а ныне и делом самым увидели, до какой степени в Государстве нашем лихоимство возросло так, что едва ли есть самое малое место в котором бы Божественное действие суда, без заражения сей язвы отправлялось». А в Указе от 17 февраля 1763 года она же пишет: «Мы видим, что многие наши верноподданные, особливо в отдаленных от резиденции нашей местах, не только не получают в делах своих скорого и справедливого по законам решения, но еще от насилия и лихоимства или лучше сказать от самых грабежей вовсе в конечное разорение и нищенство приходят...».

В XIX веке в российской общественной мысли шла острая борьба между консерваторами и либералами. Это, естественно, нашло отражение в государственной политике того периода. Либеральное крыло государственных деятелей, обращаясь к западному опыту социальной и экономической свободы, парламентаризма и демократии, так и не смогли добиться реальных позитивных социальных изменений. Они только «раскачали» российское общество, которое много столетий стояло на триедином фундаменте православия, самодержавия и народности. В государственной политике того периода господствовали и реализовывались консервативные взгляды на общество, государство и его борьбу со всякого рода негативными явлениями.

Типичным представителем консервативного крыла государственных деятелей XIX века был член Государственного совета обер-прокурор Священного синода и член Комитета министров Победоносцев К.П. (1827-1907 гг.). Он писал, что только государство, построенное на религиозных началах, способно удержать человечество от гибельного хаоса. Пороки власти следует искать не в формах правления, а в самом обществе. В этом смысле, взяточничество и произвол чиновников расценивались не столько как личные недостатки отдельных людей, сколько как пороки общества в целом. Это, конечно, не снимало ответственности (моральной, административной, уголовной) с отдельных чиновников, но отношение к взяточничеству всего общества было более менее терпимым. Все соглашались с тем, что взяточничество – это плохо, но многие к этому настолько привыкли, что иного и не мыслили. Это – как пьянство: «Плохо, безобразно, нецивилизованно, но выпить хочется».

Если говорить о политике государства в XIX веке к проявлениям коррупции, то оно претерпело существенные изменения: с одной стороны, развитие государственного права, гражданского самосознания постепенно сделали взяточничество очевидным социальным пороком. Государство стало с ним активно бороться. Общественность также поддержало эту борьбу. Но, с другой стороны, именно в этот период намечается реальное отделение государства от церкви, светской жизни от религиозной жизни. И это негативно сказалось на индивидуальном поведении многих граждан. Закону они еще не научились подчиняться, а многие традиционные моральные ценности оказались уже разрушенными. В связи с этим и современные социологи также отмечают прямую зависимость от религиозности таких человеческих качеств как честность и несклонность людей к всякого рода коррупционным отношениям.

Об особенностях русского характера и отношении к взяточничеству во второй половине XIX века можно судить и по высказываниям известного русского философа и писателя Л.А. Тихомирова. Он говорил, что психологический тип нации определяет принцип верховной власти. Современные русские, констатирует писатель, настолько крайне развращены, что об их «этике» и стыдно говорить. Русский сбился с пути, вот почему он так деморализован. Но этическое начало в этом развратном человеке остается все-таки единственным, которое в глубине своего сердца он, тем не менее, уважает. Но пока душа русского такова, он не может искренне подчиниться какой-либо верховной власти, основанной не на этическом начале, а потому он не способен признать над собой власть ни аристократии, ни демократии. Русский по характеру своей души может быть только монархистом. Если он почему-то утратил веру в монархию, то делается политическим индифферентистом или анархистом. Запутанные отношения власти и нации под силу выстроить только властью русского самодержца.

Все это, конечно, очень спорно, кроме одного - русский человек скорее будет голосовать не за умную и компетентную власть, а за честную, то есть как всегда сердцем. Другой вопрос, что честность в России отнюдь не всегда ассоциировалась с соблюдением законов.

Если до середины 19 века отношение российского общества к допускавшим злоупотребления чиновникам в целом было более чем терпимым, то к концу 1850-х гг., когда стало очевидным, что страна стоит на пороге серьезных преобразований во всех сферах жизни, возникла возможность для осуществления действенных мер по пресечению чиновничьих злоупотреблений. Так, в ходе ревизий губернских учреждений в тот период открылись столь многочисленные нарушения законности, что при отстранении от службы только «наиболее виноватых и вредных должностных лиц» большинство мест оставались вакантными. А.Г. Казначеев, ревизовавший состояние крестьянских дел в ряде губерний, признал необходимым отстранить от должности также окружных начальников, волостных голов, сельских старост, сборщиков податей и «в особенности писарей». В результате «три четверти мест могли остаться вакантными». Еще печальней для чиновников кончались ревизии палат государственных имуществ, которые проводил граф М.Н. Муравьев, назначенный в 1857 г. министром государственных имуществ. «...Были такие палаты, в которых министр весь состав присутствия изгонял вон и, заперев двери присутствия и положивши ключ в свой карман, объявлял, что палата закрыта до сформирования нового для нее состава».

Такие жесткие меры, конечно, дали определенные результаты. Резко сократилось число недвижимых имений, купленных чиновниками и их женами: если в 1850 г. владельцами имений стали 622 чиновника, то в 1857 - только 105 (число покупателей сократилось почти в 6 раз, большинство из них составляли чиновники 9-14-го класса). На количестве покупок, вероятно, сказалась и боязнь грядущих перемен, связанных с подготовкой отмены крепостного права. Но определяющую роль сыграло ухудшение материального положения гражданских служащих вследствие мер по пресечению казнокрадства и взяточничества, ведь основным источником для столь дорогостоящих покупок могли быть только неправедные доходы, а не скудное жалованье этой наименее обеспеченной части бюрократии.

В 1862 года по поводу взяточничества императором Александром был издан Указ «Об изыскании причин и представлении средств к искоренению сей язвы». Созданный Сенатом в связи с этим специальный комитет обратил внимание на три основные причины распространенности взяточничества. Первая - это несовершенство законов. В связи с этим специально отмечалось, что «... одною и едва ли не самою главною из коренных причин существования и распространения пагубного лихоимства или взяток, есть настоящее состояние законов наших, которые, с одной стороны, угрожая жесточайшими наказаниями, с другой, не только сами допускают случаи и способы, но даже и безопасное убежище между теми самыми, которые бы гнушаться ими и всемерно пресекать их долженствовали». Вторая - низкая материальная и финансовая обеспеченность государственных служащих. По этому поводу было сказано, что «...другая, не менее важная причина, непосредственно следующая за предыдущею, есть бедное и смело можно сказать близкое к нищете положение большей части посвящающих себя Гражданской службе, часто самого благорасположенного и лучшей нравственности чиновника невольным образом превращает во врага Правительству». Третья - это несоразмерность преступления и наказания. Имелось в виду следующее: «В Российском законодательстве не находится почти никаких оттенков между преступлением, совершенным из жадности к корысти и вынужденным крайностью и нищетою. Тот, кто обогащает себя истощением Государства, кто приводит в отчаяние тяжущихся, вынуждая от них последние крохи и бедный канцелярский служитель, взявший с просителя за малое в чем-либо угождение несколько рублей подвергаются равной участи».

В советский период, как и вся общественная мораль, отношение к коррупции было двойственным. Официально злоупотребление служебным положением рассматривалось как преступление, за которое, согласно действующему уголовному кодексу, предусматривалось немалое наказание. Такие действия государственных служащих (а других служащих в тот период не было) подрывали авторитет советской власти в глазах граждан - строителей коммунизма. С другой стороны, государственные управляющие или, так называемая, хозяйственная номенклатура очень быстро сформировались в СССР в особый социальный слой, противостоящий «простым людям» и неподвластный их контролю. Поэтому, с одной стороны, в советском законодательстве предусматривались гораздо более жестокие, чем в других странах, наказания взяточникам - вплоть до смертной казни. С другой же стороны, представители номенклатуры были фактически неподсудны и не слишком боялись наказаний.

В сталинский период коррупционные проявления, как и все другие негативные явления, чаще получали политическую оценка как действия, направленные против Советской Власти, хотя в большинстве случаем имели место лишь корыстные мотивы.

Постсталинский период (особенно в 1970-е и 1980-е годы коррупция приобрела системный, институциональный характер. Должности, дающие широкий простор для злоупотреблений, предоставлялись за гарантии будущей лояльности или стали просто продаваться. В крахе советского режима большую роль сыграл именно шок от выявленных в конце 1980-х гг. злоупотреблений на самом высоком уровне («рашидовское дело», «дело Чурбанова»).

В современной России коррупция превратилась в одну из ключевых угроз национальной безопасности. Это обстоятельство требуют переноса анализа данной проблемы из плоскости его рассмотрения в спектре характеристик ординарных преступлений по службе корыстной направленности в область его изучения в качестве феномена политической преступности. Действительно, коррупция - есть преступления представителей власти и преступления во властных структурах. Это преступность политических или близких к ним субъектов в отношении общества, его граждан, против национальных интересов своей страны. Хотя внешне эти преступления могут выглядеть как сугубо корыстные.

В современных конкретно-исторических российских условиях коррупция стимулируется не только традиционными для всех социальных систем причинами и условиями, но и двумя важными особенностями. Нельзя сказать, что они являются российской спецификой, скорее это следствие выбранной схемы проводимых реформ. Речь идет о том, что в современной России коррупция сильно была простимулирована приватизацией, которая, по сути, была своеобразным периодом первоначального накопления капитала. Напомним, что все страны мира, в которых имел место этот процесс, сталкивались с беззаконием и коррупцией. Вторым специфическим условием коррупции в России периода рыночных реформ был тот факт, что в ходе этих реформ, особенно в первые 10 лет, фактически не произошло смены людей в структурах федеральных и местных органов власти. Это характерно для федеральных министерств и ведомств и для региональных администраций, т.е. для среднего звена государственного управления. Решения новых Президента, правительства и парламента реализовывали те же люди, которые работали в структурах управления в застойные дореформенные годы. Их мотивации и профессиональные качества мало с тех пор изменились.

Сегодня, в начале XXI века, период активного реформирования закончен. В стране уже сложилась рыночная социально-экономическая система со всеми присущими ей атрибутами: социальной структурой (собственники и наемные работники), системой рынков (труда, капитала, товаров, услуг и т.п.), инфраструктурой (биржы, банки, страховые компании, аудит, консалтинг и т.п.). В этой связи, коррупция приобрела институциональный характер. Поэтому в криминологической практике необходимо заново осмыслить место и роль этого антисоциального явления в рамках своей отрасли науки, попытаться с иных, более широких позиций критически посмотреть на социальную эффективность традиционных подходов к определению мер предупреждения коррупционной преступности и борьбы с ней.

Сегодня должно, наконец, прийти осознание всей опасности коррупции, и понимание того, что национальный интерес России состоит в обуздании этого явления. Конечно, это потребует, по-видимому, смены криминологической парадигмы - во взглядах и подходах специалистов на коррупцию в современных российских условиях. Коррупция всегда закономерна для систем, находящихся в переходном состоянии, является объективным следствием в периоды первоначального накопления капитала, но в условиях зрелых экономических форм она становится тормозом экономического и социального развития.

Эта идея вновь нашла отражение в Послании Президента Российской Федерации В.В. Путина Федеральному Собранию страны, с которым он выступил 10 мая 2006 года: «Несмотря на предпринимаемые усилия, нам до сих пор не удалось устранить одно из самых серьезных препятствий на пути нашего развития – коррупцию».

Таким образом, коррупция, достигшая беспрецедентных масштабов распространения во власти и глубины проникновения в общественные отношения, стала для современной России, как это признано первыми лицами государства, не просто признаком политического режима и отражением степени его системной дисфункциональности, она превращается в ключевой фактор обострения угроз национальной безопасности. Эти обстоятельства требуют переноса анализа этого явления из плоскости его рассмотрения в обычном спектре характеристик совокупности ординарных преступлений корыстной направленности в область изучения его в качестве феномена политической преступности. Вывод может быть один - коррупция есть преступления власти и преступления во власти. Это преступность субъектов политической системы в отношении общества, его граждан, против коренных национальных интересов страны.

 

Автор: Мешканцов В.Н.