Этносоциальная и этнокультурная среда Краснодарского края
Процесс глобализации, в который включается России, не исключает социального, экономического и этнокультурного своеобразия ее регионов. Все чаще ученые, определяя вариативность этого общего явления, используют понятие «глокализация», понимаемое как процесс адаптации глобальных хозяйственных практик к местным условиям. Как отмечает А.Ю. Согомонов: «Территории отныне отличаются друг от друга не только историко-хронологической «развитостью» или «отсталостью»..., а своими неповторимыми рисунками того, как в них переплетаются включенность в глобальные потоки и следование местным культурным традициям, социальным устоям». Соответственно, этносоциальные и этнополитические процессы в современной России приобретают региональную специфику. Именно поэтому рассмотрим для примера этнонациональное самосознание русского населения Краснодарского края.
Следует отметить, что с одной стороны Краснодарский край является субрегиональной единицей, входящей в состав Северокавказского региона, обладающего специфическими особенностями социально-экономического и этнокультурного характера. С другой стороны, полиэтническое население Краснодарского края составляет определенную целостность, характеризуемую выработанными особыми формами симбиоза с природой, специфическими видами самообеспечения, общностью поведенческих черт, сложившихся в процессе адаптации в природной и социокультурной среде, что в совокупности классифицируется как региональные особенности. Таким образом, мы рассматриваем Краснодарский край в качестве полиэтнического региона, в котором на единой природно-ландшафтной основе в процессе социогенеза сложилось определенное культурно-историческое и этнокультурное единство.
Можно выделить ряд факторов, обусловливающих специфику протекания этносоциальных и этнокультурных процессов в крае.
Во-первых, это полиэтнический состав населения. Формирование этнической карты Кубани происходило несколько этапов.
Первый этап относиться к концу XVIII века - второй половине XIX века. Постепенное включение данной территории в состав Российской империи, Кавказская война, экономическое освоение края привели к тому, что здесь, по соседству с автохтонными адыгскими этносами, сформировалось кубанское казачество. В ходе планомерных переселений обосновывались на территории края славянские и неславянские этнические группы: понтийские греки, амшенские армяне, молдаване, чехи, болгары, немцы, эстонцы, украинцы. Каждая из них имела свои компактные поселения, многие из которых, утратив свою былую этническую однородность, существуют и в настоящее время. В социально-экономическом пространстве Кубани каждая этническая группа занимала свою нишу, что не исключало ее представленности и в других сферах. Именно в этот период сформировалась основа этнической карты Кубани.
Второй этап (1917 - начало 1930-е годов): революция, гражданская война, коллективизация, «расказачивание», голод привели к резкому сокращению численности славянского населения, в первую очередь казачества, и к появлению новых немногочисленных этнических групп и диаспор: ассирийцев, евреев.
Третий этап (1940 - 1980-е годы), не связан с резкими изменениями в этническом составе края. Накануне Великой Отечественной войны с территории края в Среднюю Азию и Казахстан были депортированы немцы, немногочисленные группы армян, греков, не имевших гражданства. И вплоть до второй половины 1980-х годов этнический состав населения Краснодарского края оставался относительно стабильным. Формировавшиеся новые этнические группы, в основном из числа финно-угорских народов Поволжья (чуваши, марийцы, мордва), являлись временными, и представляли собой сезонные или временные трудовые коллективы с подвижным, регулярно обновляющимся, составом.
Четвертый период приходится на конец 1980 - 2000-е годы, и характеризуется резким ростом доли мигрантов в составе населения, изменением исторически сложившихся пропорций в этническом составе, возникновением острых проблем во взаимодействии этнических мигрантов и местного населения, усилением межэтнической напряженности.
Краснодарский край из-за своего приграничного расположения стал местом стихийного скопления беженцев и вынужденных переселенцев из районов этнических конфликтов и межэтнической напряженности в самой России и за ее пределами, а также массовой миграции из экономически депрессивных регионов страны.
По состоянию на 1 января 2002 года численность постоянного населения края составила 5131,7 тыс. человек. В отличие от общероссийской тенденции численность населения в крае с 1989 по 2002 годы, не сокращалась, а возросла на 503 600 человек (10,9%), в основном за счет миграции из-за пределов края. Население края сохраняет многонациональный состав: преобладают русские -86,5%, 21 этнос образует общности численностью свыше 3 тысяч человек каждая. Эти группы отличаются сплоченностью, сложившейся структурой внутренних связей. Соответственно высок и индекс этнической мозаичности - в среднем 0,252, а на Черноморском побережье и в прилегающих районах - до 0,379 (при 0,003-0,004 в области представителей различных национальностей.
Для региона характерно компактное расселение этнических групп (как старожильческих - армяне, греки, немцы, так и появившихся сравнительно недавно - крымские татары, турки-месхетинцы). Данное обстоятельство сказывается на социально-политической обстановке в том или ином районе края.
Миграционный приток в край всегда носил и носит многонациональный характер, что в условиях полиэтничного региона превращает миграцию в существенный фактор воздействия на межэтнические отношения.
Во-первых, миграционный вал 1990-х годов привел к росту численности отдельных этнических групп в населении края.
При расселении мигранты тяготеют к районам, в которых уже сформировались общины соотечественников, что приводит к образованию мест компактного проживания отдельных этнических групп: зачастую в причерноморской зоне, вблизи границ края и крупных городских центров. Такая специфика расселения этнических групп усиливает эффект резкого нарастания присутствия.
Во-вторых, стихийная миграция периода распада СССР привела к появлению на территории края этнических групп, ранее здесь массово не проживавших: турок-месхетинцев (около 12 тысяч человек), курдов (около 5 тысяч человек), армян-хемшилов (около 2 тысяч человек).
Таким образом, полиэтничная региональная общность на территории Краснодарского края складывалась из автохтонного адыгского населения и разновременных волн миграционных перемещений казачества, массы так называемого иногороднего населения - выходцев из русского и украинского этносов. Кубань стала местом исторического проживания и этнической коренизации для таких этносов, как армяне, греки, немцы, молдаване, эстонцы, и целого ряда других этнических групп.
В условиях интенсивных межэтнических взаимодействий на протяжении двух столетий была сформирована особая этнокультурная среда, характеризующаяся довольно высоким потенциалом толерантности между представителями различных этносов. Можно говорить о паттернах сознания, в которых закрепляется и социально наследуется образ совместного добрососедского проживания. Формируется специфическая идентичность, определенное самосознание, которое выходит за рамки этнонационального самосознания - территориальная общность, в основе которой лежит признак совместного проживания. Но интенсивная полиэтничная миграция 1990-х годов оказала существенное воздействие на этнодемографический баланс в регионе, что в свою очередь повлекло изменения в повседневных социальных практиках.
Следующим фактором, обусловливающим специфику этносоциальных отношений в крае, является казачество, претендующее на особый этнический и правовой статус. Следует отметить, что казачество декларирует себя как фактор стабильности межэтнических отношений в Краснодарском крае. Однако при этом в заявлениях отдельных руководителей казачества звучат призывы выселить иноэтничных мигрантов с территории Кубани, и таким образом решить все межнациональные проблемы.
В крае действуют казачьи национально-культурные общественные объединений, процесс образования которых интенсивно шел в начале 1990-х годов. Они получили широкую общественную поддержку и представляли реальную силу, с которой вынуждены были считаться органы власти. Однако более чем за 10 лет, прошедших с начала возрождения казачьего движения, произошли серьезные трансформации в плане организационных форм: одни объединения превратились в фольклорные ансамбли, другие используют казачью вывеску для ведения активной коммерческой деятельности, но самая значительная часть казачьих обществ реализует функцию представительства и защиты интересов славянского населения, лоббируя их посредством тесных контактов с органами власти. На сегодняшний момент казачьи национально-культурные общественные объединения вышли за рамки культурно-просветительских обществ, играют в крае важную общественно - политическую роль.
Этнонациональные отношения в крае обусловлены рядом социально-экономических факторов. Прежде всего, это - поляризация административно-территориальных единиц края по качеству жизни населения: высокие показатели в городе Краснодаре и курортной зоне Черноморского побережья, и низкие в большинстве сельскохозяйственных районов края. Миграционные потоки способствуют как обострению конкуренции на рынке труда, так и вносят существенные коррективы в структуру этнической занятости в регионе.
Отдельного внимания, на наш взгляд, заслуживает идеологический контекст категоризации этнонациональной идентичности русских в крае. Для этого обратимся к анализу основных идеологем, представленных в политических и журналистских текстах.
Дискурс как речь, погруженная в социальный контекст, определяет мысли, и знания, и действия, задает определенную модель реальности. Двустороннее взаимодействие слов, представлений и вещей создает то, что М.Фуко назвал «дискурсивной практикой».
Журналистский и политический дискурсы в определенной степени способны не только формировать содержание этнической идентичности населения региона, но и задавать направление межнациональных установок в сторону толерантности, или же нетерпимости и даже экстремизма.
Политический дискурс края, в общих чертах, характеризуют следующие идеологемы:
1) постулат о разделении населения на коренное и некоренное и необходимости доминирования категории «русского». Иерархизация жителей края по степени их укорененности выступает легитимирующим началом для миграционной политики властей, так как защита прав «коренных» провозглашается главной ее целью, которая оправдывает все средства. «Действия администрации Краснодарского края в сфере борьбы с незаконной миграцией не носят националистического характера, а направлены на отстаивание прав коренного населения Кубани всех национальностей. Кубань - жемчужина России, а потому притягивает к себе очень многих. В результате неурегулированность миграционных процессов приводит к ущемлению прав коренных жителей, ведет к развитию межнациональной напряженности и конфликтов. Безусловно, краевая власть обязана на это реагировать, и она всегда реагировала адекватно».
2) поддержание идеи региональной социокультурной общности «кубанцы»: «многонациональная среда Кубани формирует особый тип характера, воспитывает национальную гордость, чувство собственного достоинства и умение уважать людей другой национальности. И здесь многим в России стоило поучиться у кубанцев. Именно национальная гордость и чувство собственного достоинства кубанцев позволили сформировать в крае патриотическую власть».
3) идея об особой роли казачества в сохранении законности и порядка на территории края: «казачество всегда было самой патриотически-настроенной частью русского народа». «Казаки сотни лет живут рядом с самыми разными народами. Бывало, конечно, разное, но в целом коренные народы научились жить сообща и мирно. И в этом соседстве разных народов огромное значение имеет русский фактор».
4) утверждение об отсутствии в крае этнической дискриминации, которое обосновывается фактом проживания представителей множества этнических групп. В частности вице-губернатор края М. К. Ахеджак так вербализовал данную позицию. «На сегодняшний день в Краснодарском крае насчитывается более 120 национальностей, и то согласие, которое есть между ними, очень важно. Человек не должен иметь какие-либо ограничения или преимущества из-за своей принадлежности к той или иной расе. У нас в администрации также работают люди самых разных национальностей, но органы власти у нас формируются совсем не по этому признаку».
В целом, основной политического дискурса является этническая категоризация субъектов социальных действий, восприятие этнических меньшинств как угрозы стабильности в регионе.
Журналистский взгляд на проблему межнациональных отношений во многом перекликается с политическим. Основной тенденцией краевой прессы продолжает оставаться практика актуализации этнического при обсуждении темы миграции.
Можно выделить две основные группы публикаций о состоянии межэтнических отношений в крае. Тематика первой группы публикаций - защита традиционного уклада жизни и прав этнического большинства. Вторая группа публикаций связанна с защитой прав этнических меньшинств и мигрантов. Для обеих групп характерно жесткое требование безусловной поддержки своей позиции и эмоциональное игнорирование аргументов противоположной стороны, использованию приемов манипуляции в текстах.
Наиболее распространенные сюжеты кубанской прессы:
1. противопоставления коренного населения и мигрантов, представляющих определенные этнические группы: «Почему коренное население должно страдать из-за пришельцев, которых никто не приглашал на Кубань? Напротив, в их положение как бы вошли, позволили им... А что, разве большинство, коренное население не имеет прав? В нашем крае более 200 лет назад стало формироваться общество со своим менталитетом, историей и традицией, определенным соотношением этнических групп».
«В последний период резко увеличилась численность отдельных этносов - крымских татар, турок-месхетинцев, курдов, что легло грузом на социальную инфраструктуру, ущемило права местных жителей. Кроме того, эта категория мигрантов по своему образу жизни, уровню цивилизованности не только не стыковалась с местной культурой и обычаями, но даже являлась и является в каких-то своих проявлениях враждебной».
2. сокращение численности русских и уменьшении их доли в этническом составе населения края: «Можно представить перспективу Кубани с населением русских ниже критической черты. Именно русские являются тем народом, который цементирует все возможные формы благополучия представителей других национальностей, проживающих здесь. Как только те станут заявлять свои права на территориальную автономию (а курды и турки-месхетинцы численностью по несколько десятков тысяч человек уже сегодня живут компактно), начнется этап активных межэтнических конфликтов».
3. этническая категоризация при обсуждении проблем преступности и иных противоправных действий. Цыгане, турки-месхетинцы, корейцы и другие «некоренные» народы непременно отождествляются в газетных публикациях с криминальными деяниями: распространением наркотиков, мошенничеством, незаконной торговлей.
4. тема возрождения казачества, распространение его идей и идеалов. Это можно заметить даже в заголовках статей: «Казакам, что Болгария, что Китай, везде споют», «Атаман - везде голова», «Казаки - первые милиционеры на Кубани», «Казаки за спорт и против наркотиков», «Кубань - казачий край».
На фоне многочисленных интолерантных по своей сути публикаций появление в краевой прессе комплиментарных материалов крайне незначительно. В подавляющей своей массе они представляют собой сообщения и репортажи о различных фольклорных фестивалях и аналогичных им мероприятиях.
Поскольку пресса является одним из инструментов производства, трансляции этнических стереотипов, то способна напрямую влиять на межэтнические отношения, формируя толерантные или, напротив, интолерантные установки. Проведенный анализ публикаций, освещающих этническую проблематику, позволяет сделать вывод, что краевая пресса создает и усиливает негативные стереотипы этнических «чужаков».
И для политического, и для журналистского дискурсов характерно создание гиперпозитивной этнонациональной идентичности русского населения за счет этнических «чужаков».
Таковы общие черты этносоциальной ситуации в регионе, в контексте которой происходит конструирование идентичности, осознания «себя» и «других» русским населением края.
С целью исследования состояния этнонационального самосознания русских в Краснодарском крае проводился социологический опрос в следующих районах: Туапсинском, Абинском, Щербиновском, а также в городах: Краснодар, Туапсе, Горячий Ключ, Кореновск. В общей сложности опросом было охвачено 1200 человек.
Исходя из положения, обусловленности этнонационального самосознания факторами макросреды (действием «культурной травмы») и конкретной ситуации в регионе, при рассмотрении собранного материала уместно выделить следующие разделы: 1) анализ структуры социальных идентичностей русского населения края, влияние ресурсного потенциала индивидов на структуру и содержание социальных идентичностей; 2) анализ когнитивных, эмоциональных и поведенческих компонентов этнонационального самосознания русских; 3) анализ индивидуальных особенностей этнонациональной идентичности. Структура социальных идентичностей.
Материалы проведенного опроса свидетельствуют, что в системе социальных идентичностей русского населения региона доминирует ориентация на первичные социальные группы (семья, друзья, близкий круг общения), а идентификации, которые относятся к большим общностям, в большинстве случаев нестабильны.
Следует признать, что межличностные связи и контакты позволяют людям в условиях ограниченной действенности системы государственной социальной защиты поддерживать друг друга в сложных жизненных ситуациях. В ситуации, когда формальные структуры оказываются не способными решать проблемы общества и быть носителями морального авторитета, неформальные связи берут на себя многочисленные функции поддержки жизнеспособности и развития социума. Это такие функции как: интеграция сообщества, и артикуляция, выражение его интересов; «освоение правил» - интерпретация в кругу «своих» новых условий жизни, объяснение того, «как жизнь устроена», чтобы лучше ориентироваться в меняющейся ситуации, защита.
П. Штомпка, анализируя процесс преодоления «культурной травмы» указывал, что «прочные дружеские, партнерские связи, сети знакомств, унаследованные из коммунистического периода» успешно применяются в новых условиях как способы преодоления травмы. При этом отмечает, что в Польше не столько личные, сколько институциональные структуры помогают гражданам адаптироваться к изменяющимся общественным условиям.
В российской действительности дефицит институциональных структур актуализирует базовые категории самоидентификации - семейные, ролевые, гендерные, профессиональные характеристики.
В структуре контридентичностей («Они») прослеживается следующая тенденция: оппозиционирование чаще всего возникает по отношению к абстрактному «враги», «чужие», или же «люди с чуждыми мне взглядами», а также эмоциональное восприятие и определение группы «Они» - это «не приятные мне люди».
Хотя носители власти и люди с высоким достатком в общем массиве данных далеко не самые выбираемые оппозиционные категории, но их стабильность (от 6 до 9 % по всем подвыборкам) свидетельствует о том, что для большинства респондентов носители власти и богатые - реальные группы, образ жизни которых и интересы противопоставлены интересам простого человека. Конкретность обнаруживается при отнесении к категории «Они» таких групп, как «преступники, террористы», «представители радикальных группировок (националисты, скинхеды)», что, скорее всего, связано с защитными механизмами человеческой психики: конкретизация и маркировка угрозы, позволяет определить способы защиты и снизить психологическую напряженность.
Одним из показателей преодоления «культурной травмы» является восстановление структуры социальных идентичностей, разрушенных в период социокультурных преобразований, при этом процесс идентификации существенно зависит от социального ресурса индивида. В связи с этим, мы попытались выявить отличия в самоопределении «слаборесурсных» групп от «сильноресурсных».
Социальный ресурс личности или группы определяется комбинацией их субъективного потенциала или «социального капитала». «Ресурсные группы» формируются по следующим критериям: возраст (естественный ресурс), уровень материального благосостояния, образование, место проживания.
Категории идентификации были условно разбиты на две группы: указание на социальный статус и указания на личностный статус.
Чувство «Мы» возникает у человека, по отношению к тем людям, с которыми он ощущает тождество по определенным ситуативным параметрам или ценностным критериям. Задача поддержания тождества успешнее решается при устойчивых личных контактах, и потому личностные критерии в субъективных обоснованиях близости представителей определенной группы не только выглядят более «весомыми», но и оказываются более естественными, органичными.
Использование социальных критериев для обозначения общности «Мы» актуализируется, когда появляется группа «Они» с более или менее отчетливо выраженными социальными характеристиками, по базовым ценностным признакам воспринимая индивидом либо как отличная, либо как прямо враждебная. Между уровнями самокатегоризации существует функциональный антагонизм, то есть когда актуализируется социально-групповая идентичность, личностная отступает на второй план.
Восприятие себя и «Мы-группы» в личностных категориях делает поведение человека более гибким и нюансированным, а деперсонализированное восприятие «Мы» в социально-групповых категориях влечет стереотипизированные реакции, которые могут быть эффективными в ситуации неопределенности.
В категорию «социальный статус» отобраны номинации по критерию принадлежности к не предполагающим обязательных личных контактов сообществам, занимающим определенное положение в социальной структуре: национальность, возраст, место рождения или проживания, определенная профессия, уровень достатка или имущественное положение.
В категорию «личностный статус» отнесены номинации, в которых точкой отсчета является сам субъект, с его ценностными предпочтениями и личными контактами, связями: представители первичных групп (друзья, родственники, коллеги), описание особенностей личности или образа жизни объекта идентификационных предпочтений («все люди», «такие же взгляды»), либо выражение субъективного отношения к другим («приятные люди», «свои»).
Религиозная принадлежность также отнесена в группу «личностный статус», поскольку респонденты определяли себя не в качестве членов определенной социальной организации, а в качестве личностей с определенными ценностными установками и выражали готовность считать «своими» индивидов со сходными установками.
В полученных данных указаний на личностный статус в категории «Мы» почти в 5 раз больше, чем указаний на социальный статус, таким образом, прослеживается несомненная ориентация на личностные связи. Такая ориентация на неформальные связи, является в целом традиционной для русской культуры, и играет не маловажную роль в трансляции культурных моделей, и формой адаптации к происходящим социокультурным изменениям.
При рассмотрении идентификаций разноресурсных групп выявлена следующая тенденция: преобладание ориентации на личностный статус среди групп, обладающих сравнительно большими социальными ресурсами (молодые, имеющие специальное или высшее образование и живущие в крупных населенных пунктах (городах, станицах)).
Личностные связи являются более сильными предпосылками адаптации, и город или крупная станица оказываются оптимальным для того, чтобы «найти свое место в жизни». В городах с одной стороны, социальные взаимодействия не столь обезличены и сложны, как, к примеру, в «мегаполисе», и потому легче найти близкого тебе по образу жизни и взглядам человека. С другой стороны, большой город обладает достаточными институциональными возможностями для поиска работы, учебы, решения других жизненных проблем. При этом наиболее адаптированными являются не самые молодые, а те, кто молоды, но уже кое-чего добились в жизни - это возрастная группа 26 -35 лет. В данной возрастной группе больше оптимистов (индикатором являлись вопросы об эмоциональном самочувствии и отношение к нынешней жизни) до 50%, тогда как в возрастной группе 18 - 25 лет - 42%, в группе 36 - 45 лет - 31%, а в старших группах (от 46 до 80) это показатель около 20%.
В целом, анализ идентификационных структур позволяет сделать вывод, что для русского населения края доминирующими остаются ориентации на личностный статус. Личностные отношения не институционализированы, и потому чувствительны к переменам во внешней среде, способствуют адаптации к структурным и ценностным изменениям, последствиям «культурной травмы». При этом выявлена следующая тенденция: преобладания личностных критериев идентификации в группах, обладающих сравнительно большими социальными ресурсами - молодые (26 - 35 лет) имеющие специальное или высшее образование и живущие в крупных населенных пунктах (городах, станицах).
Следует отметить факт того, что в качестве «Мы» респонденты довольно часто указывают моральные, личностные качества или образ жизни близких им групп, свидетельствует, о дефиците реально встроенных в систему общественных отношений социальных групп. Тем самым возникает потребность в социальных группах, имеющих определенные границы, особые интересы, более или менее постоянный состав, а главное - солидарные практики. И этнонациональная группа в данном случае является наиболее «подходящей» для групповой солидарности.
АВТОР: Муха В.Н.