Кржижановский С.Д. «Салыр-Гюль. Узбекистанские импрессии» (статья)
В плеяде русских писателей первой трети XX века ярким талантом был отмечен Сигизмунд Доминикович Кржижановский (1887-1950) - литературовед, драматург, писатель. Широким массам С.Кржижановский был известен преимущественно как сценарист популярнейших в 30-е годы кинофильмов «Праздник святого Йоргена» и «Возвращение Гулливера». А вот ценнейшее его наследие - многочисленные рассказы, повести, очерки - не пришлись по вкусу законодателям литературной жизни тех лет. Издавали С.Кржижановского мало и неохотно. Критика или замалчивала, или поругивала творения художника слова, игнорирующего железобетонную практику социального заказа и повинующегося лишь голосу Музы: с ней он был в ладу.
Сразу после смерти писателя наступило и его прочное забвение, прерванное самым решительным образом в наше время. Ныне произведения С.Кржижановского издаются солидными тиражами, выходит пятитомное собрание его сочинений, пришла пора новой и, наверное, главной встречи талантливого художника слова с читателем.
С.Кржижановский - писатель чрезвычайно сложного образного мировидения. Недаром одну из своих книг он озаглавил многозначительно - «Сказки для вундеркиндов». Автор предлагает своим читателям не только блещущие остроумием и ошеломляющие фантастичностью тексты, но и требует серьезного, вдумчивого отношения к образам, наполненным глубоким философским содержанием.
В обширном творческом наследии С.Кржижановского выделяется как одна из его вершин книга «Салыр-Гюль (Узбекистанские импрессии)», созданная в 1933 году. Это произведение, явившееся заметным вкладом в русскую ориенталистику, было им написано по впечатлениям от поездки в Узбекистан в 1932 году. С.Кржижановский основательно готовился к путешествию - знакомился с историей народов Средней Азии и их культурой; будучи полиглотом (владел десятью иностранными языками), ещё в Москве, где жил, приступил к изучению узбекского языка и во время путешествия активно пополнял свой словарный запас.
К жанру очерка «Импрессии» можно отнести лишь с большой долей условности. Фактически жанр этого произведения носит контаминационный характер, он вбирает в себя, помимо собственно очеркового текста, художественные пласты мифопоэтической, философской прозы, элементы поэзии, юмористики, фантасмагории и даже бурлеска. Эти жанровые и стилевые особенности выводят «Импрессии» из жанра традиционного очерка путешествий в ряд высокой эпики.
Творческий генезис произведения - высшие достижения художественной мысли не только России (А.С.Пушкин, Н.В.Гоголь, М.Е.Салтыков-Щедрин), но и Европы. В первую очередь это М.Сервантес, Ф.Рабле, В.Шекспир, Д.Свифт, Ч.Диккенс - авторы, особенно почитаемые С.Кржижановским. Исследователи справедливо указывают и на заметное влияние, оказываемое на писателя такими корифеями литературы Запада, как А.Шамиссо, Э.По, Э.Гофман.
Несмотря на сравнительно небольшой объём, книга С.Кржижановского вместила в себя множество основательно раскрываемых тем. Важнейшие из них - прошлое и настоящее Узбекистана, его природа, величие и непреходящая ценность древней культуры, искусства, высокий нравственный облик народа-созидателя. Не обойдены писателем философский аспект отношений между Западом и Востоком, борьба старого, отжившего, с новым, упрочивающим материальное и духовное благосостояние нации. Книга к тому же насыщена стилизованными под восточную художественную манеру легендами, притчами и сказками, сочинёнными в подавляющем большинстве самим автором.
Рассматриваемое произведение состоит из пяти разделов, включающих в себя 24 небольших главки. Цементирующее ядро сюжета здесь - образ автора, человека, одержимого страстью исследователя. Едва прибыв в Самарканд (поезд прибыл глубокой ночью), С.Кржижановский, ещё не обзаведясь жильём, отправляется на площадь Регистан, где и коротает ночь, сидя на рюкзаке и разглядывая при неверном свете луны величественные архитектурные сооружения, вспоминая «слово вслед слову» старую персидскую надпись на медресе Шер-Дора и основательно её комментируя (С.Кржижановский. Сказки для вундеркиндов. - М.: Советский писатель, 1991. -С.294. В дальнейшем текст цитируется по этому изданию с указанием страницы в скобках.).
От большинства произведений начала тридцатых годов, посвященных русскими писателям Средней Азии, книга С.Кржижановского отличается оригинальностью мыслей и образности, высокими художественными достоинствами. Как бы следуя достославной поэтической традиции Древнего Востока, автор говорит преимущественно языком тропов. Метафорика языка его текстов доведена до высочайшего предела, язык в меру обогащен узбекской лексикой. И вот ещё одна важная особенность: восточная колористика стиля идёт в очерке рука об руку с акцентированной речью Запада, заявляющей о себе обилием иностранных слов, техницизмами, лексикой, почерпнутой из многих наук, включая медицину, математику, физику и химию. Подобный симбиоз антиномичен по сути и как бы аккомпанирует одной из главных тем книги - взаимодействию Востока и Запада. В лапидарной главке «Мыслегорск и Легендострой «, обдумывая проблему, вызывающую бесконечные споры, автор говорит об условности демаркационных линий, отчеркивающих понятия Запада и Востока. «Конечно, нет никакого самодовлеющего Востока и самозаконного Запада. На самом деле они непрерывно переходят друг в друга... Стоит мне закрыть глаза... и я почти вижу стаи мыслей, перелетных идей, свершающих свой лет с Запада на Восток и с Востока на Запад. Оттуда, из страны закатов, логические косяки трехкрылых силлогизмов. Это ночные птицы познания... Отсюда же, из страны сказок и созерцаний, поднимаются легко парящие пестроперые образы, эти крылатые джины и нефриты поэзии» (334-335).
С.Кржижановский влюблен в Восток, получивший неожиданный эпитет ароматический, и говорит о нем высоким слогом поэта: « ароматический ряд: глаза кызчи, не повинующиеся плачу - сказки Шахрезады - музыка туйдюкчи и пристук дойрэ - запев базарного маддаха - сплетающиеся лучами звезды настенного орнамента - игла, изостренно грезящая по стлани сюзане» (359).
Мысли С.Кржижановского о Востоке как «стране души» упрочило, хотя недолгое по времени, но богатое впечатлениями знакомство с Узбекистаном, страной сказок и созерцаний. Это совсем не значит, что в изображении С.Кржижановским Узбекистана начала тридцатых годов розовый цвет закамуфлировал нерадостные стороны тогдашней действительности. Верный принципу художественной правды, какой бы горькой она ни была, писатель нередко прибегает к суровым рембрандтовским краскам; подвергает художественному остракизму «дряблые сгустки лени, насиженные столетиями» (360), мешающие обновлению жизни. И все же мажор, оптимистический настрой явился доминантой этой замечательной книги. На ее страницах писатель не раз обращается к теме будущего Узбекистана и видит его в своих творческих прогнозах счастливым. Отсюда жизнерадостный эмоциональный тон повествования.
Смеховому началу в «Салыр-Гюль» принадлежит почетное место, и в этом нам видится глубокий смысл. Ведь как проницательно заметил М.Бахтин: «Все подлинно великое должно включать в себя смеховой элемент. В противном случае оно становится грозным, страшным или ходульным ...» (М.Бахтин. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986. - С.358.)
Книга С.Кржижановского буквально насыщена остротами, каламбурами, органично вырастающими из усложненной метафорики стиля, истинно комическими ситуациями, гротескно-фантастической образностью. При этом юмористика автора имеет глубокий миросозерцательный характер. Она способна в смешном разглядеть грустное (образ крошечного ослика, на которого взгромоздили не только ворох скарба, но и семейство), в безумии - мудрость, в ничтожном - высокое. Примером последнего может служить образ старого певца (автор называет его эшулечи), явившегося перед публикой. На вид старик, «одетый довольно грязно и неряшливо» (348), жалок и смешон: борода лохмотная из седых и рыжих клочьев. Не начиная исполнения, он долго роется пальцами правой руки в бороде и усах, точно в них запуталась, затерялась песня», разглядывает зачем-то парок над пиалой с чаем, которую ему услужливо подставили. Смешон. Но вот неожиданно является нечто невыразимо высокое и мгновенно отбрасывает прочь смешное: Чувствую, точно циркуль пробежал холодными острыми ножками по позвонкам. Даже бубен за спиной эшулечи нервически дрогнул... (там же). Смешное, едва прикоснувшись к патетике, не унизило, а возвысило ее.
В образе чудесного певца, как это ни парадоксально, можно увидеть зеркальное отражение сущностных сторон личности самого автора, человека, кажущегося многим его современникам смешным, даже нелепым в своих претензиях писать не так, «как все», но обладающим изумительным даром подлинного творца.
Книга «Салыр-Гюль» не увидела свет при жизни автора. В 1933 году удалось опубликовать лишь фрагменты в журнале «Тридцать дней». Но такова, к сожалению, была судьба большинства его творений. Только в последние десятилетия открылась возможность познать творчество писателя во всем объеме и постараться заполнить зияющую лакуну в истории русской литературы минувшего века.