09.12.2010 8888

Заимствования в «Очарованном страннике» Н.С. Лескова (статья)

 

Заимствования в литературоведении рассматриваются как одна из форм литературных связей. Они представляют собой «обращение художника слова к уже высказанным в литературе и искусстве идеям, сюжетам и образам, фольклорным и мифологическим источникам с определенными художественными целями» (Л.С.Шмелева. Заимствования // Литературный энциклопедический словарь. - М.: Сов.энциклопедия, 1987. - С.110.). Элементы заимствования мы находим в подражании, пародии, стилизации, реминисценциях. Нередко заимствования носят характер продолжения темы другого автора, диалогической связи с ней или полемического отталкивания, когда используемый источник может быть коренным образом переосмыслен. Используются заимствования и как художественный прием. В современном литературоведении термин заимствования активно вытесняется понятием интертекстуальность. «Им часто, - пишет В.Хализев в «Теории литературы», - обозначается общая совокупность межтекстовых связей, в состав которых входят не только бессознательная или самодовлеющая игровая цитация, но и направленные, осмысленные, оценочные отсылки к предшествующим текстам и литературным фактам» (В.Е.Хализев. Теория литературы. - М.: Высшая школа, 1999. - С.261.).И все же, как справедливо замечает В.Хализев, понятие интертекстуальность лишено универсальности, оно уже тех явлений, которые объединяют понятия заимствования и реминисценции.

В творчестве Лескова роль заимствований велика настолько, что их можно рассматривать в качестве тех основных кирпичиков, из которых строится образная система. Разумеется, основным материалом творчества служит сама действительность, отличным знатоком которой являлся Лесков, но все богатство жизненных реалий, ситуаций, типов в процессе его творчества проводится через насыщенный поток культурного наследия, образы, накопленные богатой историей литературы, мифологией, народной поэзией.

В «Очарованном страннике», одном из признанных шедевров Лескова, отчетливо прослеживаются следы влияния внимательно прочитанных произведений житийных жанров, хождений, легенд старины и духовных сочинений, произведений художественной литературы. Иногда источник называется автором прямо, в большинстве же случаев Лесков ведет скрытую полемику с тем или иным автором, порой источник как бы растворяется в тексте, полностью поглощается образной системой писателя и установить его можно лишь по косвенным признакам.

Реминисценциями, то есть чужими образами, Лесков пользуется в целях включения создаваемого текста в контекст культурной традиции. Вот несколько примеров: «Леди Макбет Мценского уезда», Дон Кихот Рогожин в «Захудалом роде», дьякон Ахилла в «Соборянах». Волосы Савелия Туберозова в том же произведении автор сравнивает с кудрями «фидиевого Зевса». Таких примеров можно привести много.

Первоначальное название повести «Очарованный странник» - «Черноземный Телемак» значимо. Как и знаменитый герой Фенелона Телемак, Иван Северьянович Флягин - вечный странник. И все же наиболее активно работающее сопоставление дается автором в экспозиции, где Флягин сравнивается с Ильей Муромцем, причем не прямо, а в ореоле дополнительных реминисценций: «Он был в полном смысле богатырь, притом типический, простодушный, добрый русский богатырь, напоминающий дедушку Илью Муромца в прекрасной картине Верещагина и в поэме графа А.К.Толстого. Казалось, ему бы не в ряске ходить, а сидеть бы на «чубаром» да ездить в лаптищах по лесу и невинно нюхать, как «смолой и земляникой пахнет темный бор» (Лесков. Собр.соч. в 11 томах. Т.4. - М.: ГИХЛ, - С.387. Далее Лесков цитируется по настоящему тому, в скобках указывается страница.).

Важно заметить, что и картина В.П.Верещагина «Илья Муромец на пиру у кн. Владимира», и баллада А.К.Толстого «Илья Муромец» появились в 1871 году, то есть во время работы Лескова над «Очарованным странником». Незадолго перед этим, в 1869 г., вышла книга известного фольклориста и историка литературы Ореста Миллера «Илья Муромец и богатырство киевское», ставшая заметным событием литературной жизни. Эта книга привлекла внимание к Илье Муромцу, ставшему одним из самых популярных образов: в нем ищут ответ на вековечную загадку русского народа многие писатели и художники.

Нет ли избыточности реминисценций в приведенном отрывке? На наш взгляд, избыточности нет, но само обилие их подчинено определенной задаче - воплощению многоаспектного, «текучего» образа, каковым является Иван Северьянович Флягин. Обратим внимание на то, что и на картине Верещагина, и в балладе Толстого Илья Муромец взят в ракурсе одной и той же ситуации - пира у великого кн. Владимира, когда богатырь был обижен, обнесен чашей вина. Именно эта ситуация глубокого разлада с властью занимает и Лескова. Герой повести изображен как человек, обделенный на жизненном пиру. В таком ракурсе темы проявляется ее социальный аспект: Иван Северьянович, как и былинный Илья Муромец, мужицкий богатырь, «мужичина-деревенщина», по оскорбительному определению кн.Владимира.

Ситуация разлада героя с властью, вначале помещичьей, затем полицейской и, наконец, церковной, проходит через всю повесть. Крепостной крестьянин Флягин убегает от своего помещика. После поединка со степным богатырем, закончившимся смертью последнего, скрывается от полиции, оказывается вечно преследуемым и гонимым. Татары, обитатели пустыни, избавляют Флягина от преследования полиции, но скоро сами становятся для него властью, которая будет держать богатыря на привязи долгие десять лет.

Заимствования при раскрытии темы плена особенно важны для уяснения принципов создания этого образа и в целом художественного метода Лескова. Некоторыми авторами плен очарованного странника по ассоциации с долгим сидением или заточением Ильи Муромца осмысляется как удел богатыря, лишенного достойной его деятельности. Так трактует плен К.Кедров (К.Кедров. Фольклорно-мифологические мотивы в творчестве Н.С.Лескова //В мире Лескова. - М.: СП., 1983. - С.63.), так же пишет и Ю.Нагибин в статье о Лескове: «Иван Северьянович Флягин, долгие годы подщитининный, просидел сиднем в Рынь-песках, как былинный Илья Муромец на печи, прежде чем приняться богатырствовать» (Ю.Нагибин Н.С.Лесков. - «Силуэты». - М.: СП., 1986. - С.483.). Наблюдение ценное, но не исчерпывающее мотив плена. Начать с того, что никаких подвигов Флягин после избавления из плена не совершает, и еще очень долго ему будет суждено находиться в духовном рабстве, прежде чем встретит он на жизненном пути красу, «природы совершенство», очеловечившую его.

Более плодотворным представляется обращение к творческой перекличке Лескова с Толстым. В 1872 г, как раз в период работы Лескова над «Очарованным странником», был опубликован рассказ Толстого «Кавказский пленник». При сличении текстов произведений Толстого и Лескова мы не встретим заимствований в виде реминисценций, тут можно говорить лишь о перекличке мотивов, ситуаций, отдельных образов и положений, причем эта перекличка имеет определенную, строго выраженную направленность. Опираясь на ключевые моменты толстовской фабулы, - причины пленения русских офицеров, характер содержания их в плену, попытки побега, его следствия и др., Лесков каждый из этих моментов снижает, сводя к бурлеску, пародии, анекдоту, объединяя высокое и низкое, трагическое и комическое, создавая многомерный, внутренне противоречивый гротескный образ. И конечно не случайно повествователь для определения своего необычного жанра находит столь же необычное определение - драмокомедия.

Если толстовские герои оказались в плену в силу жестоких обстоятельств войны, то Иван Северьянович попадает к татарам в результате стечения совершенно случайных и притом нелепейших, с точки зрения здравого смысла, обстоятельств. Толстовский Жилин, находясь в плену, ремонтирует часы, хозяйственную утварь, мастерит детские игрушки - полезный характер его труда вне сомнений. Флягин в представлении татар тоже полезный, нужный им человек, они заставили его лечить женщин и коней, что он и делал не без успеха. Но тут же выясняется, что всех заболевших Флягин, не имевший о медицине никакого представления, потчевал сабуром и калганным корнем - (сильнейшие слабительные) - ситуация, как мы видим, анекдотическая.

После попытки бегства татары надевают на Жилина колоду, а Флягина «подщитинивают». В результате варварской операции - под кожу пяток ему набивают мелко нарезанную щетину - он может передвигаться лишь «раскорячком, на корточках». Ужасное и смешное и тут идут рядом.

Особенно отчетливо ироническое снижение образа прослеживается на изображении отношений Флягина с женщинами. Героя Пушкина любила прекрасная черкешенка, толстовского Жилина опекала девочка-подросток Дина: жалела пленников, тайно им помогала. Флягина в плену судьба тоже сведет с девочкой-татаркой, которой, как и Дине, - думается, это не случайное совпадение, - тринадцать лет. Но этот ребенок дан Флягину татарами... в качестве жены. «...В пять лет шесть штук породила, потому что она двух Колек в один раз парою принесла» (434). Всего у Флягина в плену, сменяясь, было четыре жены, народивших ему множество Колек и Наташек. И к женам, и к своим детям он относился с непобедимым равнодушием: иноверцы, они для него, христианина, как бы не существовали.

Своеобразно раскрывается и мотив избавления от плена. Пушкинского и лермонтовского героев спасают романтические героини. В рассказе Толстого успех дела определяет энергичный характер Жилина, его сила воли, немалую роль играет и помощь девочки Дины. У Лескова побег Флягина изображается в событийной и эмоциональной атмосфере анекдота, приобретает фантастический колорит. Используя случайно попавшую в орду пиротехнику, Флягин наводит на татар страх, обращает их всех в православие и незаметно исчезает. Весь этот эпизод выдержан в стиле бурлеска и буффонады. По сравнению с рассказом Толстого, в повести Лескова все как бы нарочито усугублено, снижено, чуть ли не окарикатурено.

Крен к бурлеску, ироническому снижению в «Очарованном страннике» заметен не только в трактовке отдельных ситуаций, сцен, реалий, но и в раскрытии самого характера заглавного героя. Если у Пушкина пленник - разочаровавшийся в жизни романтик, а у Толстого офицер-служака, то у Лескова - представитель народных низов и притом в определенной мере чудак, человек не от мира сего.

У Лескова азиатский мир, каким он его изображает в «Очарованном страннике», - это конкретно-историческая реальность, но одновременно некий символ, выражающий суть негативного содержания духовного мира героя. Характерен сон, который видит Флягин еще до плена. Привиделись ему степь, «люди такие дикие, сарацины, как вот бывают при сказках в Еруслане и Бове Королевиче; в больших шапках лохматых и со стрелами, на страшных диких конях... а потом вдруг вихорь... взмело песок тучею, и нет ничего, только где-то колокол звонит, и весь алою зарею облитый большой белый монастырь на вершине показывается» (410).

В этом сне как бы смоделирован духовный мир Флягина с его полярными началами. Одно темное, воплощенное в образах сарацинов, другое выражает то, к чему душа «сына обещанного» Богу предназначена, к чему ей следует в итоге длительных и мучительных испытаний прийти и что воплощено здесь в образе белокаменного монастыря.

В характере Флягина низкое и высокое слиты, все в нем перемешано, добро соседствует со злом. И только перенеся многие испытания, он изживает в себе злое.

Лесков был внимательным читателем «Войны и мира», посвятил анализу романа-эпопеи несколько статей. Не исключено, что писателя увлекла диалектика сочетания плена внутреннего, духовного и плена внешнего. Толстой, изображая плен Пьера, оперирует развернутыми сложными метафорами, перерастающими в символы, предвосхищая лесковские художественные обобщения. Перед нами ситуация общечеловеческая, отражающая двойственность положения человека в мире. Человек - вечный пленник. Плен духовный - это приверженность суете земной, своекорыстным интересам и выгодам. Плен внешний - цепь материальной или непосредственно физической зависимости. Первый преодолевается нравственным совершенствованием (для Пьера встреча с Платоном Каратаевым, принятие христианского воззрения на мир, для Флягина - постижение красоты, а через нее высшего назначения человека: жизнь отдать за других). Внешний плен Пьера рушится действиями отряда Денисова и Долохова, «дубиной народной войны», то есть насилием. С помощью насилия избавляется от своего плена и Флягин. По сути писатели исследуют вопрос о характере сочетания диаметрально противоположных способов борьбы со злом мира.

Тема плена Пьера раскрывается как ситуация парадоксальная. Будучи свободным, Пьер страдал как узник в мучительном заточении, в плену же он обретает блаженное ощущение беспредельной внутренней свободы: «Впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратных, сильных и радостных ощущениях, и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в то время» (Л.Н.Толстой. Собр.соч. в 22 томах. Т.7. - М.: Художественная литература, 1982. - С.167.).

Лесков как бы переворачивает данную ситуацию и одновременно усиливает ее парадоксальность. Став внутренне свободным, избавившись от отягощавших его жизнь пороков, придя к тому, что с самого начала жизненного пути маячило как высокий итог - монастырь, Флягин вскоре оказывается заточенным в глубоком подвале монастыря, а монахи обращаются с ним хуже, чем татары в Рынь-песках.

Флягин, христианин по убеждению и вере, был и остается бунтарем не только потому, что таков его характер, но и на основе богатого жизненного опыта, убеждения в том, что смирение лишь усугубляет бедственное положение человека в жизни. Христианские миссионеры, пришедшие в Рынь-пески к татарам с проповедью кротости и смирения, отвергают мольбу Флягина о вызволении его из плена, ссылаясь на слова апостола Павла из «Послания к ефесянам»: «Рабы, повинуйтесь воеводам своим со страхом и трепетом...» (439). Но кротость голубиная не избавила миссионеров от жестокой расправы: с одного кожу содрали, другого в землю по самую шею закопали, а потом и голову отсекли. Флягин знает, что неправедной силе можно противопоставить только силу. Он идет к храму, но храм его, бунтаря, не принимает, он, очарованный странник, как будто из других, еще дохристианских времен и похож на Ахиллу, казаковатого дьякона из «Соборян».

Реминсценции и другие заимствования в «Очарованном страннике» позволяют выявить характерные особенности творческого метода Лескова, метода, нацеленного на создание образа многовариантного, полифонического по структуре, оксюморонно-сложного, гротескного. Для литературы XIX века это было принципиально новым, новаторским способом познания мира и немудрено, что художественные открытия Лескова получают научное истолкование лишь на исходе XX века, когда их значимость получила глубокое подтверждение в развитии мировой литературы.