Эволюция общественно-политических взглядов К.Хайна в контексте литературного процесса после воссоединения страны
«You can take a boy out of the country, but you cant take the country out of the boy «можно отлучить парня от Родины, но нельзя отобрать Родину у парня» англ. пословица.
Эту пословицу привёл сам Хайн, в одном из интервью отвечая на вопрос об ответственности писателя за судьбу своей страны. Творчество Хайна неразрывно связано с судьбой Германии, её культурой, её историей на разных этапах её развития, и в пору возведения в стране пресловутой Берлинской стены и в пору крушения таковой. Первые произведения Хайна были написаны и поставлены на сцене театра в 70-е годы, однако начало активной творческой, а также общественной деятельности писателя приходится на годы 80-е. Хотя писатель не был членом ни одной из партий ГДР, как он с горьким юмором отметил в одном из интервью: «чтобы не быть из них исключенным», тем не менее, К.Хайн занимал всегда определенную гражданскую позицию, основанную на гуманистических демократических взглядах. Политические убеждения Хайна очень важны для осмысления его творчества, ведь как, на наш взгляд, совершенно справедливо заметил известный эссеист и романист ФРГ Альфред Андерш в письме к Арно Шмидту в 1979 году, «литература традиционно связана со своим политическим настоящим, действительностью... ведь она - часть и фактор общественной жизни, элемент общественной дискуссии».
Современные литературоведы говорят о Кристофе Хайне как о хроникере, собирателе исторических фактов, коллекционере исторических судеб на фоне сложной, противоречивой и богатой исторической действительности. В этой связи представляется сверхважным задуматься о том, в какую эпоху творил и творит этот писатель. Последнее десятилетие ХХ века - это эпоха великих преобразований, переориентации на иные культурные ценности, переидеологизации практически всей Восточной Европы, эпоха воссоединения Германии, начавшаяся в 1989 году и превратившаяся, по сути, как считали и считают иные политологи на Западе, в присоединение «провинциальных» восточных земель к могущественному «старшему брату» - Западной Германии. Конечно, часть литераторов ГДР в первое время приветствовала процесс объединения страны, среди них был и К.Хайн, но крушение коммунистического колосса на глиняных ногах повлекло за собой жесточайший кризис в Восточной Германии - политический, экономический, духовный; хотя, как раз в «царстве духа» - и наступило некоторое послабление. Немаловажно отметить, что и Запад не избежал тотального кризиса, пусть и протекает этот кризис в облегчённых формах.
Нам представляется необходимым рассмотреть отношение К.Хайна и других близких ему по духу писателей, прежде всего к переломным событиям осени 1989 года, когда ещё казалось, что все в Германии как будто выиграли оттого, что коммунистический Дракон издох. Говоря о немецком обществе того времени, Хайн с болью за свой народ подчеркивает: «В Германии за неделю происходит столько потрясений, сколько в ином, нормальном государстве в течение года. Растет неуверенность людей. В Восточной Германии в течение месяца должно осуществиться то, что в Западной Германии происходило в течение 40 лет, но это уже скорее физические проблемы населения ГДР». Чувствуется, насколько сильно переживает писатель за судьбу своей страны, как хочет помочь своему народу в эпоху перемен и потрясений в обретении исторического самосознания.
Осенняя «мирная революция» 1989 года, внезапная демократизация всей жизни Восточной Германии, дебаты об объединении ГДР и ФРГ убедительно показали и доказали своего рода взаимообусловленность развития политического и литературного процессов по обе стороны берлинской стены. В такие переломные моменты литература и история становятся как никогда близки. Произнесенные речи сразу же превращаются в документы. 4 ноября 1989 года на митинге работников искусства в Берлине на Александерплац К.Хайн произносит речь «Старик и улица». В этой речи писатель с тревогой предупреждал о соблазнительных чарах эйфории. Два года спустя писатель вспоминал: «В то время царило радужное настроение наивысшего кульминационного момента. Тогда я прежде всего предостерегал от такого настроя, который считаю фатальным, и я говорил о работе, которую предстоит сделать. Эйфория очень обманчива и теперь мы сполна ощутили это», отмечал Хайн уже в 1992 году.
Начиная с 1989 года многие представители творческой интеллигенции Восточной Германии заняли в своей работе активную позицию: писатели были в центре всех событий, принимали участие в политической жизни, выступали с речами, докладами, статьями о положении в стране. Многочисленные интервью с писателями, комментарии их выступлений свидетельствуют, насколько весом их авторитет и весомо их мнение. С осени 1989 года К.Хайн постоянно находится в центре внимания литературной критики: в периодических изданиях за очень короткий промежуток времени появились многочисленные статьи о писателе. Такой пристальный интерес к творчеству, личности, общественной деятельности Хайна говорит о его популярности и высоком авторитете.
Литературно-художественный журнал ГДР «Neue deutsche Literatur», публиковавший доклады, речи, выступления писателей той поры, с документальной точностью отражал их позиции и атмосферу тех дней. Дневниковые записи Хайна «горячих» дней ноября 1989 года позволяют взглянуть на события глазами очевидца. Хайн так рассказывает о тогдашней напряженной обстановке: «Телефон звонит не переставая, радио, пресса, ТВ - со всего мира. Так как каждый день у меня множество встреч, я вынужден везде отказываться... мне пришлось включить автоответчик, который работает на полную катушку, два раза в день я меняю пленку». Историческими документами, хроникой событий осени 1989 года стали публицистические сборники известных оппозиционно-критических художников слова: «Пятое арифметическое действие» самого К. Хайна, «Вмешательство» «Einmischung» С.Хейма, «В диалоге» «Im Dialog» К.Вольф.
Высокая общественная и творческая активность К.Хайна и других писателей показала, что литераторы и литература ГДР выполняли жизненно важную функцию: представляли общественность, являясь выразителями ее чаяний. И особенно это проявилось в те беспокойные ноябрьские дни «мирной революции». «Литература говорила во имя общего блага. Она действительно так и воспринималась - как авторитет, как представительство», - пишет Карин Хирдина.
Кристоф Хайн работал, в частности, вместе с Кристой Вольф в комитете по расследованию превышения полномочий полицией 7-9 октября 1989 года во время празднования 40-летия ГДР в Восточном Берлине. 15 октября Хайн выступает с речью, на которой с тревогой говорит о тех днях: «Мне кажется это мировой круговертью, когда явления, известные нам по Чили и Китаю, вдруг обнаруживаются и на наших улицах. Нельзя больше молчать. Никому не будет прощения, если мы и дальше станем безмолвствовать, наблюдая, как избивают нашу молодежь, которая вместо прежнего лозунга «Мы - народ» декларирует новый «Мы - один народ!».
Характеризуя обстановку сентября-октября 1989 года и свое восприятие событий, Хайн также говорил о чувстве вины за судьбу социализма в ГДР, о мгновенной потере всех иллюзий, утрате всяческих ориентиров, ощущении кризиса, исчезновении запретных тем, эйфории, трагическом состоянии потерянности и неопределенности. Необходимо отметить, что многие писатели ГДР всё острее чувствовали несоответствие своих упований на создание социалистического общества реально существовавшей модели так называемого социализма Хоннекера, утверждаемого социалистической партией СЕПГ в ГДР, однако и в 1989 году по внутреннему убеждению все-таки продолжали говорить об этих надеждах.
Хайн не являлся в этой связи исключением. На митинге 4 ноября 1989 года в Берлине, одном из самых многочисленных в истории Германии, перед полумиллионной аудиторией Хайн выступил с коротким обращением, в котором еще чувствуется вера писателя в идеалы социализма: «Дорогие соотечественники, нам надо столько сделать, и так мало времени у нас для этого. Структура этого общества должна быть изменена, чтобы стать демократической и социалистической. И этому нет альтернативы». Но обращение Хайна так же, как и слова старейшины оппозиционного движения литературы ГДР Штефана Хейма о «социалистической мечте», прозвучавшие на том митинге, вызвали лишь сдержанные аплодисменты. Вероятно «мечтатели о социализме» все-таки преобладали в сфере интеллектуальной элиты, а не в народе, для благосостояния и счастья которого и лелеялись эти мечты. 2./3. декабря 1989 г. в интервью в газете «Новая Германия» «Neues Deutschland» Хайн снова убежденно заявляет: «Нам дан сейчас большой шанс: впервые построить на немецкой земле подлинный социализм». Но наряду с этим писатель признавал, что лишь немногие жители ГДР хотели бы снова стать объектами социалистического опыта: «У большей части населения наблюдается определенное отвращение к понятию «социализм». На протяжении 40 лет люди чувствовали себя обманутыми и сейчас не находят причин жертвовать собой еще раз ради такого эксперимента. На карту поставлено одобрение социалистического общества, но скоро оно может быть потеряно. У нас последний шанс. Именно в эпоху «мирной революции» образованность и духовность Хайна выявляются с новой силой. В соответствии с теорией Гадамера, быть образованным - «значит соизмерять свои личные цели и интересы с общими целями и интересами, значит обладать способностью к абстрагированию: от частного к особенного переходить к общему, - пишет Гадамер, апеллируя к Гегелю. «Подъем к общему» - вот суть образования, вот суть гуманистической традиции, делающей человека подлинно духовным существом». В своей речи в честь награждения литературной премией швейцарского писателя М.Фриша и на митинге деятелей искусств 4 ноября 1989 года К.Хайн высказался за особый путь ГДР, за строительство на немецкой земле общества, которое соответствовало бы гуманистическим идеалам, как христианским, так и социалистическим. Тогда Хайн еще раз показал свою приверженность идеалистическим представлениям о справедливом обществе, вере в социализм. Выступления писателя за обновленный социализм, против поспешного и «тотального» объединения ГДР и ФРГ вызвали целый шквал критики в немецкой периодике. То есть писатель снова оказался в оппозиции к общественному мнению, ликовавшему по поводу объединения Германии.
После объединения К.Хайн последовательно отстаивает свои демократические взгляды и постоянно выступает в немецкой прессе по актуальным вопросам социальной политики. Так, в западногерманском журнале «Дер Шпигель» «Der Spiegel» он высказывает свое мнение о бедности и нищете современной Германии, а также о враждебном отношении части общества к рабочим-иностранцам. Хайн говорит о возможной реанимации национал-социалистических, фашистских взглядов, об утрате «общей идеи» социализма, которая восполняется возрождением национализма. Оценивая процесс объединения Германии, писатель сравнивает демократию в своей стране с «очень «нежным растением» и предостерегает, что могут последовать политические заморозки. Как отмечает К.Хайн, удивление вызывает не столько быстрое крушение социалистической системы в Восточной Европе и в ГДР, сколько последовавшее за этим внезапное крушение демократии в Германии. А ведь ещё так недавно немцы дружно ликовали по обе стороны рухнувшей Берлинской стены! Но неужели полынный привкус поражения вызван лишь тем, что выглядевшая чуть ли не всесильной германская экономика не сумела без ощутимых потерь и в минимальные сроки устранить «морены» гедеэровского социализма? Разумеется, нет! Все гораздо серьёзнее и, наверное, безнадёжнее... Была утрачена идея Заклятого Врага, что-то худо-бедно цементирующая. Ведь с исчезновением Люцефера Бог не может не осиротеть. «Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия; я, Господь, делаю всё это» - так говорит Бог, видящий себя чем-то вроде «Суперсистемы». Но её больше нет...
Думается, К.Хайн, будучи хроникером и инициатором, наблюдателем и участником в одном лице, являлся чувствительным барометром, тонко уловившем постмодернистский откат, пожалуй, самый значительный и судьбоносный за всю историю человечества. Ведь постмодернистское состояние сегодняшнего мира - это, прежде всего результат болезненнейшей утраты, даже вселенского духовного крушения. Сначала писатель приветствует объединение Германии, всей душой стремясь к единству своего народа, к демократизации жизни и творчества. В 1990 году публикуется его рассказ-притча «Нет морского пути в Индию» («Kein Seeweg nach Indien»), (этот рассказ он позднее зачитывает на заседании немецкого PEN-клуба в 1998 г., на котором будет избран его председателем). В рассказе отражены все основные моменты краха государственного строя ГДР, провозгласившей себя социалистической республикой, и последовавшего за ним, сопровождаемого множеством противоречий, воссоединения Германии. Поражает аллегоричность и вместе с тем реалистичность описываемых событий. Поистине это летопись, каждый исторический факт которой мастерски облекается в фейерверк аллегорий. Тон рассказа - чуть суховатая хронология событий, на первый взгляд, быть может, лишенная даже доли эмоциональности, как правило, так необходимой для завоевания читательских симпатий. Но каждое слово, каждое междометие буквально пронизано нравственной тревогой, переживаниями автора за многострадальный народ Германии вообще и народ Восточной Германии, принявший обещания социализма за чистую монету.
Однако уже в 1992 году в интервью журналу «Театр сегодня» «Theater heute» Хайн с горечью говорит, что не чувствует себя востребованным, скорее - использованным. В том же интервью Хайн со свойственной ему образностью языка подметил, что в период существования двух немецких государств, интересы восточных и западных немцев стали настолько разными, что для тех немногих жителей ФРГ, кто приезжал к друзьям и родственникам в ГДР, это было нечто вроде «посещения больницы», куда приходят с цветами, а уходят, замечая: «Выше голову, все еще наладится», настолько скучной казалась им жизнь на Востоке. Но и в ГДР рассматривали Западную Германию как страну экзотическую, страну, в которой даже говорили и думали на другом языке. Страну, где люди были другими до корней волос.
К.Хайн писал в то время, что государственная система развалившейся ГДР была для одних террористическим режимом, для других единственной альтернативой капиталистическому рынку, а для третьих являла собой путь, который должен быть выходом на новый этап развития общественных отношений, однако и этот путь с самого начала вел в принципиально неверном направлении. И писатель, стремившийся сделать свою работу востребованной и общедоступной, свое творчество открытым, писатель, веривший в справедливую и желанную мечту о социализме, этот писатель, выступая по случаю присуждения ему премии Эриха Фрида в 1990 году с горечью заявляет: «Так называемый реально существующий социализм, в сопоставлении с представлениями, с масштабами мифа социализма, был лишь карикатурой, преступлением и обманом». Горькое разочарование чувствуем мы в словах Хайна, ведь он все-таки придерживался так называемого «принципа надежды», был одним из тех, кто утверждал, что неверным являлся только сам курс, не отрицая наличия той диковинной неведомой земли (земли, где царствуют прекрасные социалистические идеалы), под которой Хайн подразумевал социализм в его «чистом», неискаженном виде.
Все творчество К.Хайна также самым тесным образом было связано с общественно-политической жизнью ГДР, социальными и духовно- нравственными проблемами страны. История немецкого народа, история ГДР, безусловно, имели решающее влияние на формирование мировоззрения писателя, творчество которого можно рассматривать в значительной мере как летопись истории Германии и ГДР. Как отмечает Хайн: «Я многократно описал это крушение, начиная с «Кромвеля» и заканчивая «Рыцарями Круглого стола». Писатель очевидно имеет ввиду не только развал ГДР, но и крушение своей веры в идеалы социализма.
Но разве ответственность за историю не лежит на каждом члене социума, даже, если это не всеми осознается? А какова действенная сила слова писателей? Ведь писатели, которые являют собой авангард общественного мнения, должны чувствовать это, должны «воспитывать» общество в соответствии со своей «эстетикой убеждений». Могут ли они от этого отказываться? Сам Хайн так говорит о гражданской ответственности: «Ошибки и преступления, каждое кровопролитие в истории социализма - это наши ошибки, наши преступления, наше кровопролитие». Это признание писателя, относящееся еще к 1983 году, особенно важно для понимания его гражданской и эстетической позиции, основой которой является критическое отношение к действительности и критическая солидарность.
АВТОР: Гладков И.В.