29.07.2012 4271

Интертекст кулинарного рецепта (на материале русского и немецкого языков)

 

Здесь рассмотрим и проанализируем интертексты кулинарного рецепта, обнаруженные нами в произведениях художественной литературы за последние 200 лет, т.к. именно с этого времени начала складываться кулинарная литература и появились печатные кулинарные книги как в России, так и в Германии.

Упоминание о кулинарных книгах в художественных произведениях были обнаружены в двух произведениях А.С. Пушкина. В «Дубровском» упоминается о том, что Кирилла Петрович Троекуров ничего кроме «Совершенной поварихи», т.е. кулинарной книги, не читал, в «Евгении Онегине» есть упоминание о В.А. Левшине, издавшем в 1816 году «Русскую поварню». В рассказе Людмилы Улицкой «Сонечка» главная героиня «готовила еду, сверяясь с рецептами, выписанными расплывающимися лиловыми чернилами из сестриной книги Елены Молоховец» (Улицкая Сонечка, с. 253).

Художественный текст представляет собой особую речемыслительную форму, ориентированную на репрезентацию темы под определенным углом ф зрения, интертекст кулинарного рецепта используется как тема, входящая в разнообразные жизненные ситуации: обмен опытом между хозяйками; воспоминание о каком-либо блюде из определенного периода жизни (чаще - детства или юности); описания быта народа, его повседневной жизни; описание кулинарной культуры других народов в сравнении со своей национальной; описание ритуальных трапез (свадьба, похороны, пост). В конечном счете, все ситуации сводимы к двум вариантам: способ приготовления и способ т употребления.

Реализацию текста кулинарного рецепта в произведениях художественной литературы обеспечивают названия отдельных блюд, характерных для кулинарной культуры русского и немецкого народов, - «номинации» (например, в меню), «мини-тексты», в которых отсутствует один из блоков стандартного текста кулинарного рецепта поваренной книги (например, в сносках) и «полные тексты». Наиболее полную систематизацию интертекстуальных отношений, в основе которой лежит предложенное И.П. Смирновым разграничение конструктивной и реконструктивной интертекстуальности, а также принципы, разработанные Ж. Женеттом и П.Х. Торопом, предлагает Н.А. Фатеева. Взяв за основу ее систематизацию, мы составили классификацию интертекстов кулинарного рецепта.

К собственно интертекстуальности, образующей конструкции «текст в тексте», относятся а) цитаты с атрибуцией - цитаты, под которыми понимается «воспроизведение двух или более компонентов текста-донора с собственной предикацией», т.е. с точным воспроизведением образца (Фатеева 2000, с. 122); б) цитаты без атрибуции; в) аллюзии, т.е. «заимствование определенных элементов претекста, по которым происходит их узнавание в тексте- реципиенте» (там же, с. 128).

К метатекстуальности относится интертекст-пересказ, когда готовит сам автор или его герои.

Как интертекст кулинарного рецепта мы рассматриваем любой знак цитируемой культуры и любое воспроизведение фраз из существующих в языке дискурсов, т.е. стереотипные ситуации. «Экстралингвистическая реальность, в которой формируется и живет языковая личность, несет на себе сходство с миром знаков в той мере, в какой формируется с помощью знаков, правил и норм» (Денисова 2003, с. 74), поэтому родственную «чужому слову» роль играют отсылки к стереотипным ситуациям.

Остановимся подробнее на разных по объему включениях, обнаруженных нами в произведениях художественной литературы на русском и немецком языках.

Цитаты с атрибуцией. Например: «Даже сам рецепт «Слезы» благовонен. А от готового коктейля, от его пахучести, можно на минуту лишиться чувств и сознания. Д например, - лишался. Лаванда -15 г. Вербена - 15 г. Одеколон «Лесная вода» - 30 г. Лак для ногтей -2 г. Зубной эликсир - 150 г. Лимонад - 150 г. Приготовленную таким образом смесь надо двадцать минут помешивать веткой жимолости. Иные, правда, утверждают, что в случае необходимости можно жимолость заменить повиликой. Это неверно и преступно. Режьте меня вдоль и поперек - но вы меня не заставите помешивать повиликой «Слезу комсомолки», я буду помешивать его жимолостью» (Ерофеев Москва - Петушки, с. 75).

В. Ерофеев приводит в своем произведении стандартный текст кулинарного рецепта, рассматриваемый нами как интертекст. Структура данного текстового примера соответствует тексту кулинарного рецепта, который мы считаем стандартным (инвариантным) текстом. Указано название напитка, список ингредиентов, указание их количества, способ приготовления (инфинитив). Текст содержит, однако, оценку вкусовых качеств напитка самим автором, что отсутствует в текстах рецептов поваренной книги.

В приведенном ниже примере автор описывает процесс приготовления шоколадного пудинга, включая в него отдельные предложения текста кулинарного рецепта из поваренной книги: «Zw den schonsten aller Lieblingsspeisen gehort fur den Pumuckl der Schokoladenpudding (название)... «Eiweifi vom Potter trennen»... Eder schlug das Ei am Schusselrand auf - so heftig, dafi die Schtissel umkippte und das Ei auf den Tisch platschte. «Das fangt ja gut an! Wie soli ich Eischnee schlagen. wenn ich nicht einmal Eiweifi und Potter auseinanderbringe!» Eder... schlug ein neues in die Schussel. Piesmal zerbrach es nicht, aber Eiweifi und Dotter blieben unzertrennt. Nun stand im Rezept: «Какао. Zucker und Starkemehl mit Wasser vermensen.» Eder schuttete alles zusammen und ruhrte... Eder... schuttete dann Kakaomasse und Eier in die heifie Milch. Immer mehr Klumpen entstanden, da half auch Riihren nichts mehr (Kaut Pumuckl - 16 lustige Streiche, S. 3).

Цитаты без атрибуции. Приведем следующие текстовые примеры: «Перед тем как бросить рыбины на противень и отправить в жар духовки, их нашпиговывают дольками чеснока. Рыбы пекутся целиком, в собственном жиру» (Беляев Старая крепость, с. 228). «Гораздо интереснее приготовлять десерт по-французски: одно яйцо, немного сливок, совсем мало сахару и как можно дольше взбалтывать» (Солоухин Мать-и-мачеха, с. 278). «Только что пойманную и хорошенько очищенную рыбу кладут в котел (ведро, большую кастрюлю) и начинают варить. Когда вода закипит, опускают в нее большое количество красных, нерезаных помидоров. Через некоторое время помидоры вынимают, разминают в отдельной посудине, отделяют кожицу и получившуюся красную горячую жижу опять выливают в котел с ухой. Таким образом вся уха получается красного цвета и кисловатого вкуса». «Только что пойманных и хорошо очищенных карпов варят в течение 10-15 минут в тузлуке, т.е. вот именно в рассоле, в очень-очень соленой воде. Потом их вынимают на большое блюдо рядами. Каждый ряд пересыпают мелко рубленным укропом, измельченной петрушкой, измельченным чесноком, перцем, раздавленным душистым горошком. Карп остывает и одновременно пропитывается специями и пряностями. Можно этих карпов есть через час, через два, но и на другой день. Чем больше они стоят в холодном месте, тем душистее становятся» (Солоухин Рыбий Бог, с. 62). «Осталась только поваренная книга Валькиной мамы, которая живет в Лежневе. Как это там... Соус пикан. Полстакана уксусу, две луковицы... и перчик. Подается к мясным блюдам... как сейчас помню: к маленьким бифштексам» (Стругацкие Понедельник начинается в субботу, с. 15). «К чаю печенье, это Эмилька от себя давала. Лидия это печенье хоть с закрытыми глазами: два желтка стереть с полстакана сахара, сто грамм шоколадного масла добавить...» (Улицкая Цю-рихь, с. 141).

Приведем примеры из произведений немецкой художественной литературы. В первом тексте используется типичная для рецепта форма повелительного наклонения - инфинитив: «Kartoffeln schaelen// Moehren schaben// Derweil schon sich am Weissen laben.// Fisch betraeufeln// und gelassen// Den Roten abseits atmen lassen// Tomaten vierteln// Schoten waschen// Na gut - noch mal vom Weissen naschen.// Fischbett machen// Ofen waermen// Vom Bukett des Roten schwaermen.//Fisch ins Bett//Bett ins Rohr//... Fisch vergessen - kommt mal vor!//Kann nix machen... « (Ekenga F., Zeit, 25.09.2003, S. 41). В следующем примере указаны названия блюд, количество необходимых продуктов, описан процесс приготовления: «Pfannkuchen und Salat// Drei Eier, frisch und ohne Fehl,// Und Milch und einen Loejfel Mehl,// Die quirlt sie fleissig durcheinand// Zu einem innigen Verband.// Sodann, wenn Traenen auch ein Uebel,// Zerstueckelt sie und mengt die Zwiebel// Mit Oel und Salz zu einer Bruehe,// Dass der Salat sie an sich ziehe.// Um diesen ferner herzustellen,// hat sie Kartoffeln abzupellen.// da heisst es, fix die Finger brauchen// Den Mund zu spitzen und zu hauchen,// Denn heiss geschnitten nur allein// Kann der Salat geschmeidig sein.// Hierauf so geht es wieder heiter// Mit unserm Pfannekuchen weiter.// Nachdem das Feuer leicht geschuert,// Die Pfanne sorgsam auspoliert,// Der Wuerfelspeck hineingeschuettelt,// So dass es lustig braet und brittelt,// Pisch, kommt darueber mit Gezisch// Das ersterwaehnte Kunstgemisch!// Nun zeigt besonders und apart// Sich Lieschens Geistesgegenwart,// Denn nur zu bald, wie allbekannt,// ist solch ein Kuchen angebrannt.// Sie prickelt ihn, sie stockert ihn,// Sie ruettelt, schuettelt, lockert ihn// Und lueftet ihn, bis augenscheinlich// Die Unterseite eben braeunlich,// Die, umgekehrt, geschickt und prompt// Jetzt ihrerseits nach oben kommt.// Geduld, es waert nur ein bissel,// Dann liegt der Kuchen auf der Schuessel» (Busch W., Det schmeckt nach mehr, S. 70-71).

Мысленной разновидностью реализации кулинарного рецепта можно считать процесс приготовления какого-либо блюда, когда человек не пользуется непосредственно текстом - ни акустическими, ни графическими средствами его выражения, не происходит вербализации рецепта: « Was braucht sie? Wasser ist da. Ein Topf ist da. Erbsen, wieviel? Ein halbes Pfund reicht sicher fur zwei Personen, Erbsen geben viel aus. Salz? Suppengruen? Bisschen Fett? Na, vielleicht fuer alle Faelle. Wieviel Fleisch? Was fuer Fleisch erst mal? Rind, natuerlich Rind. Ein halbes Pfund muss genug sein. Erbsen sind sehr nahrhaft, und das Fleischessen ist ungesund. Und dann natuerlich Kartoffeln « (Fallada Kleiner Mann - was nun? S. 62).

Особой разновидностью цитат без атрибуции мы считаем сноски, которые авторы вводят в текст, для того чтобы пояснить, что за блюдо едят герои, препятствуя появлению лакун: «И до пшеничников, и до лапшенничков, и до дынничков охоч лесник». Сноска: «Дынничек - каша из тебеки (тыквы) с просом, сваренная на молоке и сильно подрумяненная на сковородке» (Мельников-Печерский В лесах, с. 198). «За блинами угощали народ пирогами - столовниками...» Сноска: «Круглый пирог из сочней с начинкой из молочных блинов и репы» (там же, с. 516). «...после киселя покойницу «тризной» помянули: выпили по доброму стакану смеси из пива, меду и ставленной браги». Сноска: «Эту смесь, в которую прибавляется также и виноградное вино, зовут «тризной», а также «чашей»)» (там же, с. 516). «И теплушек, должно быть, у вас припасено вдоволь». Сноска: «Теплушка - лепешка из ржаной или пшеничной муки, приготовленная на молоке и яйцах» (Гулиа Белая ночь, с. 223). «Nun kam, in zwei grossen Kristallschuesseln, der «Plettenpudding», ein schichtweises Gemisch aus Makronen, Himbeeren, Biskuits und Eiercreme» (Mann Buddenbrooks, S. 30).

Аллюзии. Названия блюд являются минимальными включениями текстов кулинарных рецептов в произведения художественной литературы и упоминаются практически в каждом произведении, независимо от того, о чем рассказывает автор. Читатель часто не обращает внимания на подобные включения, поскольку описывается повседневная будничная жизнь героев, хотя подобные номинации несут скрытый смысл и отражают события определенной исторической эпохи (например, в «Евгении Онегине»), выполняя характерологическую функцию, выступая в качестве культурного знака.

В поэтических текстах как в русской, так и в немецкой литературе, чаще всего происходит только номинация тех или иных блюд, без указания на сам процесс приготовления, однако даже название блюда выступает в тексте как знак соответствующей культуры.

Национальным описывает свой обед Державин: «Бьет полдня час, рабы служить к столу бегут;//Идет за трапезу гостей хозяйка с хором.//Я озреваю стол - и вижу разных блюд// Цветник, поставленный узором:// Багряна ветчина, зелены щи с желтком, //Румяно желт пирог, сыр белый, раки красны, Что смоль, янтарь-икра, и с голубым пером// Там щука пестрая - прекрасны!// Прекрасны потому, что взор манят мой, вкус// Но не обильем иль чуждых стран приправой, // А что опрятно все и представляет Русь:// Припас домашний, свежий, здравой» (Державин Евгению. Жизнь Званская, с. 167). Образность поэзии выдает вкус самого автора, отражает его восприятие реального мира и эмоциональное отношение к жизни, создавая единую картину. Ветчина, щи, икра, пирог выступают как знаки национальной самоидентификации.

Названия несут скрытый смысл, содержат аллюзии, часто не понятные современному реципиенту. Много подобных фрагментов можно найти в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина. Его стихотворения нагнетают одновременно бытовые и литературные детали. «Вошел: и пробка в потолок,// Вина кометы брызнул ток,// Пред ним roast-beef окровавленный,// И трюфли, роскошь юных лет,// Французской кухни лучший цвет,// Из Стразбурга пирог нетленный// Меж сыром лимбургским живым// И ананасом золотым» (Пушкин Евгений Онегин, с. 192). Ю.М. Лотман в книге «Пушкин. Биография писателя. Евгений Онегин. Комментарий» разъясняет, что это за блюда, как их готовили и откуда привозили во времена Пушкина. «Вино кометы - шампанское урожая 1811 года, года кометы; Roast-beef окровавленный - блюдо английской кухни, модная новинка в меню конца 1810-х - начала 1820-х гг.; Стразбурга пирог - паштет из гусиной печенки, который привозился в консервированном виде (нетленный), что было тогда модною новинкою (консервы были изобретены во время наполеоновских войн); Лимбургский сыр импортировался из Бельгии, очень острый сыр, с сильным запахом. Он очень мягок и при разрезании растекается (живой)» (Лотман 1995, с. 564). «На столик ставят вощаной// Кувшин с брусничною водой» (Евгений Онегин, с. 125). Ю. Лотман приводит рецепт брусничной воды, взятый из «Новейшей и полной поваренной книги» 1790 года: «Как брусничную воду делать. Взять четверик брусники, из которой половину положить в горшок на ночь, чтобы парилась, на другой день вынув из печи, протереть сквозь сито, положить в бочонок, а на другую половину четверика, которая не парена, налить 3 ведра воды, и дать стоять на погребу; из чего через 12 дней будет брусничная вода. Получившийся напиток можно разбавлять «французской водкой» (Лотман 1995, с. 611).

Описания обедов и ужинов в художественной литературе отражает особенности экономической жизни того времени. Сложившиеся еще в 18 веке в России два направления в кулинарном искусстве, сохранились и в 19 веке. Национальное меню особенно сохранилось в провинции, где у помещиков всегда были под рукой домашние запасы, более дешевые, чем европейские лакомства. А.С. Пушкин пишет о том, что гостей угощали цимлянским. Сначала он написал «шампанским», потом заменил на «ц», подчеркнув этим домашний характер стола: «Да вот в бутылке засмоленной, // Между жарким и бланманже,// Цимлянское несут уже...» (Пушкин Евгений Онегин, с. 272). Цимлянское - донское шипучее вино по названию станицы Цимлянской. В доме Онегина в обычные дни подают дорогое французское шампанское («вино кометы»), у Лариных он пил на именинах более дешевое цимлянское. Таким образом, названия блюд в «Евгении Онегине» выступают в качестве знаков национальной идентификации и знаков культурных доминант.

Отражением кухни господствующих классов 30 годов 19 века является произведение B.C. Филимонова «Обед»: «Закуски// тут кюммель гданьский разнесли,// За ним, с тверскими калачами,// икру зернистую, угрей,// Балык и семгу с колбасами.// Вот устрицы чужих морей,// Форшмак из килек и сельдей,// Подарок кухни нам немецкой,// Fondue швейцарский,// sylta шведский,// Англо-британский welch-rabbit,// Анчоус в соусе голландском,// Салакушка в рагу испанском,// Минога с луком л V abbe,// И колъский лабардан отварной» (Филимонов Обед, с. 182-183). Среди закусок очевидно преобладание иностранных продуктов, но супы остаются русского происхождения: «Вот с кулебякою родной,// Кругом поддернута янтарной,// Душистой, жирной пеленой,// Уха стерляжья на шампанском.// За ней - ботвинья с астраханским// Свежепросольным осетром// И с свежей невской лососиной.// Вот с салом борщ, калья с вином,// С желтками красный суп с дичиной,// морковный, раковый, грибной». К супам обязательно подавались пироги: «Л вот пирог с грибами русский,// Пирог с угрем, пирог с капустой,// Вот щи ленивые в горшке и расстегаи на лотке» (Филимонов Обед, с. 183). Господствующие классы имели всегда возможность разнообразить свое меню, включая в свой стол не только блюда национальной кухни, но и различные иностранные блюда за счет того что, много времени они проводили за границей, на курортах, в деловых поездках. Таким образом, названия кулинарных рецептов как знаки-самоидентификации и национальной самоидентификации являются свидетелями уровня жизни и возможностей, кулинарных обычаев, указывают на проникновение иностранных блюд, их месте в русской культуре.

В художественном тексте названия блюд являются показателем, знаком принадлежности героя к определенной профессии, к определенному кругу, классу, знаком общественного положения, а также своеобразным способом характеристики человека, его характера, выражением его индивидуальности. Текст рецепта способен сказать об укладе жизни в целом. Эта особенность нагляднее всего проявилась в текстах Н.В. Гоголя. Он максимально подробно, детально, не торопливо останавливается на изображении накрытого стола, на котором стояли «мнишки в сметане, утрибка, которую подавали к борщу, индейка со сливами и изюмом,... соус, который есть лебединая песнь старого повара, соус, который подавался обхваченный весь винным пламенем» (Гоголь Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, с. 151). Гоголь продолжает описание даже тогда, когда кажется, что уже достаточно и выполнена основная функция - создание фона. Мир вещей у него предстает «особой ипостасью этого мира».

Идеологическое восприятие продуктов, ананасы и рябчики как атрибут жизни богатых людей, недоступных бедным, прослеживается у В. Маяковского: «Ешь ананасы, рябчиков жуй,// день твой последний приходит, буржуй» (Маяковский, с. 97). В своем стихотворении «Гимн обеду» он называет блюда, потребляемые тогда людьми не только дома, но и в институтах общественного питания: «Слава вам, идущие обедать миллионы!// И уже успевшие наесться тысячи!// Выдумавшие каши, бифштексы, бульоны// и тысячи блюдищ всякой пищи.// Если ударами ядр// тысячи Реймсов разбить удалось бы - // по-прежнему будут ножки у пулярд,// и дышать по-прежнему будет ростбиф» (Маяковский, с. 65). Названия блюд, свидетельствуя о меню в институтах общественного питания, о цели, с которой туда идут люди - чтобы «наесться», выступают в качестве знаков-культурных доминант.

Игорь Северянин, оказавшийся в эмиграции в 1918 году, вспоминал национальную русскую кухню и ее воздействии на его настроение: икра и водка в данном случае являются не просто знаками-самодентификации и национальной идентификации, а концептами русской культуры: «Раньше паюсной икрою мы намазывали булки.// Слоем толстым маслянистым приникала к ним икра.// Без икры не обходилось пикника или прогулки.// Пили мы за осетрину - за подругу осетра.// Как бывало не озябнешь, как бывало не устанешь,// Как бывало не втоскуешь - лишь в столовую войдешь:// На графин кристальной водки, на икру в фарфоре взглянешь - // Сразу весь повеселеешь, потеплеешь, отдохнешь!..» (цит. по: Похлебкин 2000, с. 286). О еде как признаке хорошей жизни (икра - как не всем доступный продукт) пишет Северянин в стихотворении 1911 года: «Я выпью жизнь из полной чаши,//Пока не скажет жизнь: «Пора!»// Сегодня - гречневая каша,// А завтра - черная икра!..» (Северянин, с. 14). Икра выступает еще и как знак-идеологема: продукт, в отличие от гречневой каши, доступный не всем. В стихотворении «Увертюра» ананасы в шампанском являются знаком-идеологемой, далее следует обращение к сенсорной модальности: «Удивительно вкусно, искристо и остро!» (Северянин Увертюра, с. 129).

О существовании постного стола, как об особенности русской кулинарной культуры, упоминает Д. Бедный: «А здесь - столовая? Доволен и столовой// Позвольте мне меню.// Как?! - вдруг вскипел наш гость. - Молочный// суп... Жаркое... //И это... это - в пост!» (Бедный Опекун, с. 50). Молочный суп и жаркое, входящие в меню постного стола, выступают знаками национальной идентификации и знаками культурных доминант.

Разнообразие блюд в меню русской кухни, в которой можно встретить как старые русские блюда (каша, студень), так и заимствованные в Европе (бифштекс, трюфели, шоколад, мармелад) и Азии, демонстрирует JI. Филатов: «Голубь - ежели в подливке - // Он не хуже глухаря/» (с. 136), «Али каша подгорела,// Али студень нехорош?» (с. 147), «Аль в солянке мало соли,// Аль бифштекс недоперчен?» (с. 152), «Аль в салате по-милански// Не хватает трюфелей?» (с. 158), «Вот, к примеру, получи,// Прям из печки калачи,// Вот жаркое из индейки,// Вот компот из алычи!// Вот колбасы, вот сыры,// Вот полцентнера икры,//Вот карибские омары,//Вот донские осетры!..» (с. 166), «Ставь на скатерть все подряд - // Шоколад и мармелад,// И голландскую грудинку,// И чухонский сервелат!// Не забудь швейцарский сыр,// Тот, который весь дыр!// Закати нам пир на славу,// каковых не видел мир!» (с. 182) (Филатов Сказ про Федота-стрельца).

Произведения русской драматургии (Д.И. Фонвизина, И.А. Крылова, М.Н. Загоскина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, И.С. Тургенева, А.Н. Островского, А.П. Чехова) дают полное представление о разнообразном меню современного им стола, в котором есть и русские, и иностранные блюда. Широко представлен суповой стол: похлебка, сорочинское пшено с молоком (Фонвизин), суп а ля тортю (Загоскин), габерсуп, щи, (Гоголь), щи пустые, щи с солониной, уха (Островский); вторые блюда: мясные - солонина (Фонвизин), котлеты, фрикасе, телятина, бифштекс (Загоскин); рыбные - форели (Грибоедов), свежая семга, лабардан (Гоголь); из птицы - «петушьи гребешки, у курочки пупок» (Крылов), курица (Лермонтов); напитки: квас (Фонвизин), мадера (Тургенев, Загоскин), шампанское, лимонад (Лермонтов), водка (Тургенев); различные мучные изделия: пироги подовые (Фонвизин), пирог, блины, сочни, ватрушки (Крылов), сайка (Гоголь).

Как знаки-самоидентификации и национальной идентификации названия выступают и в следующих фрагментах: «Кому подавалась ароматная листовка: черносмородиновой почкой пахнет, будто весной под кустом лежишь; кому вишневая - цвет рубина, вкус спелой вишни; кому малиновая; кому белый сухарный квас, а кому кислые щи - напиток, который так газирован, что его приходилось закупоривать в шампанки...» (Гиляровский Дворцы, купцы и ляпинцы, с. 57). В современной кулинарной культуре нам знакомо другое понимание слова «щи» - это горячее суповое блюдо. «Стерляжья уха; двухаршинные осетры; белуга в рассоле; «банкетная» телятина; белая, как сливки, индюшка, откормленная грецкими орехами; «пополамные расстегаи» из стерляди и налимьих печенок; поросенок с хреном; поросенок с кашей» (Гиляровский Дворцы, купцы и ляпинцы, с. 96).

В рассказах также дается много названий блюд, которые являются знаками-идеологемами: «- Ты писатель, говорит ему Бернович, - вот и опиши, чего я кушаю на сегодняшний день. Причем без комментариев, а только факты. Утром - холодец телячий, лаке, яички, кофе с молоком. На обед - рассольник, голубцы, зефир. На ужин - типа кулебяки, винегрет, сметана, штрудель яблочный... В СССР прочтут и обалдеют» (Довлатов Мы и гинеколог Буданицкий, с. 520).

Национальная экзотика стала предметом описаний в романе Гончарова «Фрегат «Паллада». Нравы, привычки, предпочтения в еде китайцев, японцев, якутов подробно описывает И.А. Гончаров в своем романе «Фрегат «Паллада», отражая те стороны жизни народов, которыми не занимаются науки, осваивая богатство предметно-чувственного мира, раскрывая его эстетическое многообразие. При этом информация становится более доступной обычному читателю. Ю. Олеша писал: «От «Фрегата «Паллады» у меня осталось упоительное впечатление отличной литературы, юмора, искусства. Я уже не говорю о самом материале романа - о том, как изображено в нем кругосветное путешествие: оно изображено настолько хорошо, что хочется назвать эту книгу лучшей из мировых книг о путешествиях» (Олеша Ни дня без строчки, с. 406). Ю.М. Лотман также говорит о том, что художественное общение позволяет людям обмениваться мыслями, давая возможность человеку приобщаться к историческому и национальному опыту, далеко отстающему от него эпохально и географически. Завтрак англичанина в середине 19 века кажется русскому путешественнику - каковым был и И.А. Гончаров - очень плотным обедом. «В столовой накрыт стол человек на двадцать. Перед первым дымится кусок ростбифа, перед другим яичница с ветчиной, там сосиски, жареная баранина: после всего уж подадут вам чаю. Это англичане называют завтракать. Позавтракаешь,- и хоть опять ложись спать» (Гончаров Фрегат «Паллада», Т. 2, с. 102). Текст демонстрирует российскому читателю незнакомую действительность и ее восприятие современниками. Завтрак русского помещика отличался порядком: сначала пили чай, а потом приступали к завтраку.

Названия блюд в романах являются также свидетелями кулинарной культуры в Сибири и на Кавказе, выступая в качестве знаков национальной идентификации: «Угощал хозяин всякими закусками: край богатый, сытный, и денег у купца невпроворот. Нельмовые пупы жирнущие, вяленое, отжатое в сливках мясо, оленьи языки, сохатиные разварные губы, а потом всякие кандибоберы заморские и русские, всякие вина - английских, американских, японских погребов» (Шишков Угрюм-река, том 1, с. 20). «Ели блины. С кислым молоком. С каймаком. С маслом. Со сливками. И на закуску с вареньем - черносливовым. Вишневым, кизиловым, и на самый вершок - с медом.... Ради праздника и штоф на столе. В будние дни казачий рацион не богат - постный борщ, кулеш, картошка в мундирах с солью, черный хлеб. Пироги же, блины, лапша с курятиной, масло, узвар - только в праздники. Сало, правда, ели почти ежедневно, как китайцы рис, как исландцы рыбу» (Губин Молоко волчицы, с. 95).

Обратимся к примерам из немецкой литературы. «Und wenn dann die Lieben ueber die Schnitzerl herfallen, schlagen diese Frauen die Vanillesosse auf und holen die Dampfhudeln aus dem Rohr « (Антология современной немецкой литературы, с. 528). В данном примере Кристине Нестлингер называет не только блюда немецкой кухни (Schnitzerl - шнитцель, Vanillesosse - ванильный соус, Damfnudeln - горячие кнедли), но и показывает типичное положение женщины в семье, ее главное назначение (Kinder, Kueche, Kirche), причем часто женщина сама выбирает себе такой образ жизни - быть «Hausfrau und Mutter».

Названия многочисленных немецких блюд упоминаются в произведениях Г. Фаллады, выступая в качестве знаков национальной самоидентификации: «Die anderen assen zu Mittag Bruehkartojfeln mit schoener gruener Petersilie und schierem Rindfleisch, wir hatten Baumkuchen!» «Den Mittag, ich weiss es noch, gab es westfaelische dicke Bohnen, suesssauer, mit Raeucherfleisch, ein Essen, dem ich bis dahin immer abgeneigtgewesen war» (Fallada Damals bei uns daheim, S. 16 17). «die halb kalten Kartoffelpuffer, die nach Zwiebeln schmecken, die saure Gurken, das laue Flaschenbier...» (Fallada Kleiner Mann - was nun?, S. 39). О том, что в кухню Германии проникали блюда других стран, свидетельствует следующий пример: «Er ass Muschelragout, Juliensuppe, gebackene Seezungen, Kalbsbraten mit Rahmkartoffeln und Blumenkohl, Marasquino-Pudding und Pumpernickel mit Roquefort und fand beijedem Gericht einen neuen Lobspruch, den er mit Delikatesse vorzubringen verstand» (Mann Buddenbrooks, S. 100).

Представление о меню праздничного ужина в Германии, когда в гости приглашается много людей, можно составить по описаниям Г. Фаллады в романе «У нас дома в далекие времена»: «Blaetterteigpasteten schauten zwischen Standenspargel hervor; Der Klecks Johannisbeergelee war statt auf die Rehkeule zwischen die Petersilienkartoffeln geraten; und einmal entdeckten wir sogar in einer Omelette soufflee statt der Champignonfuellung einen veritablen Salzstreuer aus

Glas - ein Sturmsignal dafuer, welch fieberhafte Aufregung in der Kueche herrschter (Fallada Damals bei uns zu Hause, S. 48).

Названия блюд, продуктов, напитков входят в группу бытовых реалий и выполняют не только номинативную, но и художественную функции, используясь для создания и сохранения представлений о сущности народа, воссоздавая национальный колорит. В каждом языке существуют лексические единицы, содержащие и передающие фоновую информацию. Реалиями (от лат. realis истинный, действительный) называют «явления в сфере определенных национальных культур и регионов, которые не свойственны другим культурам, а также языковые единицы, обозначающие данные явления» (Архипов 1991, с. 103). Они также являются продуктом накопительной, закрепляющей опыт носителей языка, функции и могут рассматриваться «как вместилище фоновых знаний, т.е. знаний, имеющихся в сознании говорящих» (Маслова 2001, с. 37).

Многие немецкие названия вошли в русский язык на правах заимствований, есть также множество слов, употребляющихся в произведениях художественной литературы. К первой группе относят следующие: шнапс, штрудель, шарлотка, рислинг, либфрауенмильх, юоммел, штолен, они закрепились в русском языке, т. к. готовятся сами блюда, т. к. появились эти напитки. Другая группа слов - например, ролльмопс, йоханисбергер - не связана с нашей действительностью, но они, используясь в произведениях художественной литературы, входят в культуру и историю данной страны, в них особенно заметна локальность информации, их привязанность к определенной социогеографической зоне.

Интертекст-пересказ кулинарного текста.

1. Автор готовил сам или дает рецепты. Например:

«Поэтому на пасху мы должны покупать пять фунтов творогу у чухонки и хорошенько сдобрить его сахаром. Если пасха приготовляется только для своего семейства, то этим можно и ограничиться. Если же предполагается разговение с гостями, то нужно еще наболтать в творог яиц и сметаны. Гость также требует и ванили, чего тоже забывать не следует.

Чтоб показать гостю, что пасха хорошо удобрена, в нее втыкают цветок. Гость, если он человек не испорченный и доверчивый, должен думать, что цветок сам вырос - и умилиться. С боков пасхи можно насовать изюму, как будто и внутри тоже изюм... кулич ни что иное, как самая обыкновенная сдобная булка, в которую натыкали кардамону, а сверху воткнули бумажную розу» (Тэффи Пасхальные советы молодым хозяйкам, с. 245-246).

2. Герои рассказывают о том, что и как готовят. Приведем следующие примеры на русском и немецком языке:

«Окрошка - это крошка// Яиц крутых и мяса. Молока - // Не молока, а вроде, - да, сметаны// Вливают эти готтентоты... в квас!// И «кушанье» готово» (Северянин Плимутрок, с. 367). Рецепт окрошки выступает в тексте комедии-сатиры в качестве знака-идеологемы: герои называют ее «супом... для обезьяны» и «мужицким супом».

«Ich trage die toten Fische in die Kueche und uebergebe sie Frau Kroll, die sie fachkundig betrachtet. «Mit frischer Butter, gekochten Kartojfeln und Salat», erklaertsie» (Remarque Der schwarze Obelisk, S. 193). «Tjaden erzaehlt von seinem Nationalgericht, grossen Bohnen mit Speck. Er verdammt die Zubereitung ohne Bohnenkraut. Vor allem aber soil man alles durcheinander kochen, um Gottes willen nicht die Kartoffeln, die Bohnen und den Speck getrennt» (Remarque Im Westen Nichts Neues, S.46). «Karpfen in Rotwein zu kochen... «Wenn sie in die ordentlichen Stuecke zerschnitten sind, Liebe, dann mit Zwiebeln und Nelken und Zwieback in die Kasserolle, und dann kriegen Sie sie mit etwas Zucker und einem Loeffel Butter zu Feuer... Aber nicht waschen, alles Blut mitnehmen, um Gottes willen... (Mann Buddenbrooks, S. 28).

3. Стереотипную ситуацию проиллюстрируем на следующих примерах, в которых автор описывает, что и как готовили его герои:

«Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две. Вымесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить» (Колобок (пересказ А. Афанасьева), с. 35). «Я по сусеку скребен,// По сусеку метен,// На сметане мешон// Да в масле пряжон,// На окошке стужон» (Колобок (пересказ А. Афанасьева), с. 37). «Солдат взял топор, снял его с топорища и положил в горшок. Налил воды, поставил в печь и давай варить. Варил, варил, потом зачерпнул ложкой водицы из горшка, попробовал и говорит: Эх, хороша кашица! Только бы малость крупицы подсыпать! Принесла старуха мешочек крупы: На, служивый, подсыпь! Солдат насыпал в горшок крупы, сколько надобно и опять стал варить. Варил, варил, попробовал и говорит: Совсем кашица готова, только бы маслица для вкуса прибавить! Старуха принесла ему крынку масла: На, служивый, прибавь! Сварил солдат кашицу. Ну, старуха, теперь подавай хлеба да соли да берись за ложку: станем есть! Любопытно старухе: какова у солдата кашица из топора получилась. Принесла она хлеба да соли, принесла ложки: Давай, служивый, попробуем: что за кашицу ты сварил! Стали они хлебать. Солдат ест - похваливает. И старуха туда же: Ах, вкусна кашица из топора! Ах хороша!» (Кашица из топора, с. 378 - 379). Название двух русских сказок - «Колобок» и «Каша из топора» можно считать заголовком рецепта. «...срезывал его (мясо бараньей ноги) ломтями, а потом делил на кубики примерно одного размера и швырял в крынку. Тем временем Сережа Шерудилло чистил поодаль чеснок, отшелушивал с зубчиков белую кожуру... Чистить лук и резать круглыми дольками....стал по очереди накладывать в горшок, где раньше было молоко, то куски баранины, то кружочки лука то дольки чеснока, то лавровый лист, пересыпая этот «винегрет» попеременно то черным перцем, то солью. Когда горшок наполнился, Толя вынул из кармана бутылочку с уксусом, откупорив ее острием ножа, и вылил в мясо все содержимое.... все мясо основательно попреет, уксусом пропитается и шашлык получится что надо. Куски мокрого мяса хорошо насаживались на белые ровные прутья вперемежку с дольками лука и маленькими помидоринками. Как только мясо стало бледнеть, лук подрумяниваться, а на уголья упали первые капли бараньего жира, вокруг запахло необыкновенно (Беляев Старая крепость, с. 428-429). «...развел он в очаге огонь, в один котел засыпал гороху, а в другом стал приготовлять похлебку: покрошил гулены, сухих грибков, муку, засыпал гречневой крупой да гороховой мукой, сдобрил маслом и поставил на огонь» (Мельников-Печерский В лесах, с. 198). «Флотский суп (название) с большим количеством (ингредиенты) капусты, картошки, свеклы, моркови, луку, приправленный подбелкой из пшеничной муки, красным стручковым перцем, был густ и наварист» (Новиков-Прибой Цусима, с. 61).

Обратимся к примерам из немецкой литературы. Сказка братьев Гримм «Умная Гретель» хотя и не содержит указания на количество продуктов, но логика изложения полностью соответствует действительному способу приготовления курицы: «Nun stack s die Huehner ab, bruehte sie, rupfte sie, steckte sie an den Spiess und brachte sie, wie s gegen Abend ging, zum Feuer, damit sie braten sollten. Die Huehner fingen an braun und gar zu werden... Nun ging es und stellte die Huehner wieder uebers Feuer, strich sie mit Butter und trieb den Spiess lustig herum. Weil aber der Braten so gut roch, dachte Gretel, es koennte etwas fehlen, versucht muss es werden! Schleckte mit dem Finger und sprach: «Ei, was sind die Huehner so gut. 1st ja Suend und Schand, dass man sie nicht gleich ist» (Brueder Grimm Das kluge Gretel, S. 115-116). «Eines Tages...ordnete sie heimtueckisch Specksuppe an, das staedtische Spezialgericht, eine mit saeuerlichem Kraute bereitete Bouillon, in die man das ganze Mittagsmahl: Schinken, Kartojfeln, saure Pflaumen, Backbirnen, Blumenkohl, Erbsen, Bohnen, Rueben und andere Dinge mitsamt der Fruchtsause hineinruehrte « (Mann Buddenbrooks, S. 246).

Анализ интертекстов кулинарных рецептов показал, что чаще всего авторы используют в своих произведениях названия отдельных продуктов и блюд и описывают стереотипные ситуации повседневной жизни.

 

АВТОР: Буркова П.П.