Сфера действия лексико-семантических конкретизаторов, употребляющихся в сложном предложении и тексте
Относительная самостоятельность и полифункциональность лексико-семантических конкретизаторов во многом объясняются особенностями их сферы действия в синтаксических конструкциях. Вопрос о лексико-семантических конкретизаторах как элементах структуры и семантики сложного предложения был поставлен и наиболее изучен в анализе сложносочиненного предложения. При описании сложносочиненного предложения можно говорить об их констатации в составе сложного предложения, так как при характеристике моделей сочиненных рядов, как предикативных, так и непредикативных, возникли трудности, связанные с недостаточной определенностью границ, отделяющих лексико-семантический конкретизатор от омонимичного ему компонента союза или его аналога, тем более что функционально они совпадают, выражая синтаксические отношения между двумя синтаксическими однородными структурами. Для лексической единицы в роли лексико-семантического конкретизатора характерно употребление в синтаксической конструкции во взаимодействии с союзом. Наблюдается большое количество сочетаний союз + частица / модальное слово, которые имеют тенденцию к слиянию в одно целое. Это свидетельствует о пополнении класса союзов за счет объединения союза с тем или иным лексическим элементом, занимающим при союзную позицию. С другой стороны, в языке существует много лексических единиц, не являющихся союзами, однако функционирующих как союзы. Ю.И. Леденев при этом отмечает, что «неполнозначные слова, относимые к союзам, могут выполнять одновременно и другие функции. Так, например, можно говорить о совмещении функций союзов и частиц, о союзных функциях вводных слов, о том, что в роли союзов могут выступать некоторые слова, одновременно употребляемые в роли весьма формальных членов предложения. Наличие у союзов иных, несоюзных функций свидетельствует о существовании в языке живых процессов перехода из одного разряда в другой, причем слово не сразу порывает со своими прежними функциями, а некоторое время совмещает старые и новые функции. В других случаях слово надолго сохраняет такую двойственность функций» (Леденев, 1988, 43-44).
Для каждого конкретного значения, входящего в состав предложения, существует какой-то источник. Не только каждый значимый элемент предложения имеет какой-то рефлекс в его семантической структуре, но и каждый элемент семантической структуры должен иметь определенный источник в предложении. В частности, если имеются два близких, но не тождественных по смыслу выражения, мы должны не только указать различающиеся смысловые компоненты, но и обнаружить, за счет чего возникает различие. Существуют особые языковые механизмы, которые соединяют значения отдельных единиц в более крупный семантический комплекс на основе синтаксической структуры предложения. Задача синтаксической семантики состоит в описании того вклада, который вносит в семантику его синтаксис. Основным способом объединения значений слов в более крупные смысловые фрагменты является заполнение валентностей. Изучение механизма этого заполнения становится, таким образом, одной из важнейших задач синтаксической семантики.
К настоящему времени существует большой массив знаний в области изучения валентностей. Первым, кто ввел в лингвистику достаточно разработанное понятие и сам термин «валентность», был де Грот. Основы теории валентности были заложены в работах Л. Теньера, И.А. Мельчука, Ю.Д. Апресяна и других ученых. Несмотря на это, многие важные аспекты теории валентностей изучены еще крайне недостаточно, и в первую очередь это касается валентностей неглагольной лексики и способов ее заполнения.
Принципиальный шаг в этом направлении был сделан в свое время Ю.Д. Апресяном, который впервые отчетливо отделил понятие валентности от глагольности (1995). В основе валентности, по Ю.Д. Апресяну, лежит семантический анализ ситуации, с которой соотносится данное слово. На валентный статус может претендовать любой необходимый участник ситуации, который выражается в предложении при данном слове. Эта идея поставила вопрос о валентностях на гораздо более ясную основу. Прежде чем говорить о валентностях, нужно полным и не избыточным способом описать ситуацию, обозначаемую данным словом. В таком описании будут непременно указаны все необходимые (семантически обязательные) участники, ибо необходимый участник - это такой, без которого слово нельзя адекватно истолковать. Конечно, вопрос о грани между необходимыми участниками ситуации и участниками, не являющимися таковыми, во многих случаях далеко не ясен, но существенно то, что вопрос переведен в другую плоскость: это теперь вопрос не теории валентностей, а семантической трактовки отдельных слов и их классов. Если для данного слова предложено некое толкование, то набор его валентностей следует из токования автоматически. При таком подходе становится совершенно очевидно, что глаголы, хотя и составляют основной, прототипический класс валентных слов, но все же не обладают в этом отношении монополией. Если слово любой другой части речи обозначает ситуацию, имеющую переменных участников, обозначения которых могут быть систематически выражены в том же предложении, то и ему нет оснований отказывать в статусе валентного слова. Здесь необходимо сделать одно терминологическое уточнение: валентность, которая заполняется выражением, синтаксически подчиненным валентному слову, называют активной; если же выражение, заполняющее валентность данного слова, не подчиняется ему, а само его подчиняет, то такую валентность принято называть пассивной.
В отношении слов, выполняющих в сложносочиненном предложении функцию лексико-семантического конкретизатора, можно утверждать, что они обладают именно пассивной валентностью. Слова с пассивными валентностями обычно оставались вне зоны, традиционно считающейся областью интересов теории валентностей. Тот лингвистический инструментарий, который создавался с ориентацией на «классические» - активные - валентности, оказался совершенно недостаточным для описания свойств пассивных валентностей. Для охвата новых явлений было разработано понятие «сферы (или области) действия» валентного слова, являющиеся прямым обобщением понятия актанта, прочно вошедшего в обиход русистики. Это понятие, существенно разработанное и задействованное в монографии И.М. Богуславского «Сфера действия лексических единиц» (1996), восходит к соответствующему логическому понятию. В выражениях логических языков у каждого квантора, оператора или связки есть своя сфера действия, то есть тот фрагмент формулы, на который распространяется воздействие данного квантора, оператора или связки. В логических языках сфера действия любого элемента автоматически задается синтаксическим строением формулы и расстановкой скобок. В естественном языке, к сожалению, проблема установления сферы действия (то есть в первом приближении - того фрагмента предложения, на который «воздействует» данное слово), решается далеко не столь простым образом, и прежде всего потому, что таким фрагментом может оказаться семантика всей синтаксической конструкции, в том числе и сложного предложения.
К словам с пассивными валентностями обычно относят наречия, предлоги, союзы, частицы и другие слова и заместители (аналоги) слов с адвербиальной функцией, или кратко - адвербиалы, которые и используются в роли лексико-семантических конкретизаторов при различной синтаксической связи. Таким образом, связанное с дискурсивными словами понятие сферы действия позволяет описывать различия в концептуальной и вербальной направленности дискурсивных действий и комментариев. Под валентностью понимается способность слова вступать в синтаксические связи с другими элементами. В лингвистику впервые ввел это понятие С.Д. Кацнельсон (1948).
В отечественном языкознании развивается более широкое понимание валентности как общей сочетательной способности слов (Кацнельсон) и единиц иных уровней. Среди характеристик лексической валентности, определяющие ее реализацию выделяется общий тип валентности: активная валентность (способность слова присоединять зависимый элемент) и пассивная валентность (способность слова присоединяться к господствующему компоненту сочетания). Союзы с конкретизаторами характеризуются пассивными валентностями (Богуславский, 1996). Валентность лексико-семантических конкретизаторов зависит от семантики. Так, например, временные лексико-семантические конкретизаторы обладают временной валентностью, пространственные - пространственной, а лексико-семантические конкретизаторы с модальными значениями уточняют модальность присоединяемой части предложения. Следует учитывать, что необходимо различать сферы действия синтаксического и семантического уровней, так как между выражением, заполняющим данную валентность на синтаксическом уровне, и выражением, заполняющим ее на семантическом уровне, не может быть полного изоморфизма. Из этого следует, что значение, которое заполняет валентность лексемы, может быть выражено не только посредством отдельных слов (например, союза, при котором находится лексико-семантический конкретизатор), но и посредством любой значимой единицы языка, включая единицы синтаксической, коммуникативной природы. При этом оказывается возможным «дистанционное» взаимодействие валентных слов с остальным семантическим материалом предложения (нетривиальная сфера действия). Это такие ситуации, когда синтаксическая структура предложения не обеспечивает или не полностью обеспечивает нахождение материала для заполнения валентности.
Таким образом, чтобы установить особенности функционирования лексико-семантических конкретизаторов в сложном предложении, следует изучить и особенности сферы действия лексических единиц, выступающих в этой роли. Если рассматривать прозу И.А. Бунина, то можно видеть в роли семантических конкретизаторов синтаксической связи любого типа и уровня слова еще и уже. Так, например, различие между словами еще и уже, которое наблюдается при их использовании в качестве лексико-семантических конкретизаторов синтаксической связи любого типа и уровня, в словарях обычно не отмечается. Однако оно, безусловно, существует и привлекло внимание ряда исследователей - Ю.Д. Апресяна (1985), В.В. Гойдиной (1979), A.M. Машевской (1976) и многих других авторов, которые отмечали, что в большинстве случаев слова еще и уже синтаксически связаны с выражениями темпоральной семантики. Частица еще сочетается со словами любой части речи - без семантических ограничений, может относиться к целому высказыванию. Характерно употребление в сочетаниях с союзами: и еще, а еще, да еще. Употребляется без стилистических ограничений. В начале высказывания - преимущественно в разговорной речи, в художественной речи: «...И еще огромнее был далекий вал гор за нею» (Бунин, Храм солонца).
Для объяснения различий между уже и еще в обсуждаемых употреблениях Ю.Д. Апресян использует понятие время говорящего, которое входит в более широкое понятие «личная сфера говорящего». Если еще подчеркивает отдаленность события от говорящего тем, что выводит событие из его времени, то уже делает это утверждая, что событие незначительно удалено от предшествующей точки отсчета. Это различие можно огрублено резюмировать как различие между «давно» и «вскоре». Иначе говоря, уже (в отличие от ещё) отсчитывает время не назад (от момента речи), а вперед (от точки отсчета). Следовательно, уже не допускает замены на еще всегда, когда контекст достаточно явно задает предшествующую точку отсчета. В связи с тем, что при описании временных ориентиров, необходимых для интерпретации слов уже и еще, используются понятия момента речи и точки отсчета, следует отметить следующее: «Молчаливые (и еще пустые, еще чистые) лежали подо мной улицы, но уже зелено горели газовые огни в их прозрачном сумраке» (Бунин, Ночь).
Если рассматривать другие слова, например, частицы даже и только, то можно заметить то, что их сходство определяется тем, что при всем различии их лексического значения обе части относятся к одному классу - классу выделительных частиц (по В.В. Виноградову). Так, лексемы только и лишь, с одной стороны, и далее, с другой, передают своеобразно противопоставленные значения. Даже указывает на то, что соответствующие детали включены в описываемую картину гармонично (хотя даже сигнализирует об определенной неожиданности такого включения). Даже употребляется без стилистических ограничений - во всех функциональных стилях. Только и лишь, напротив, указывает на элементы, в каком-то отношении противоречащие общей картине, противостоящее ей: «Ну, садитесь и рассказывайте, - проговорила Зина. Она улыбнулась и подняла ресницы, но только на мгновение перевела глаза на меня, а потом снова стала равнодушно глядеть в сторону, сидя прямо и машинально играя веером» (Бунин, Без роду-племени).
Из примеров мы видим, что к конструкциям, выражающим соединительные отношения, примыкают предложения с присоединительным значением последних частей. Их назначение - вводить те или иные дополнительные детали сообщения. Специальными средствами выражения этих значений является союз и (иногда присоединительное значение достаточно последовательно выражает и союз да). Это сочетания слов: (и) только, (и) даже, (да) только: «Бродит по ночному веселому городу старик с колотушкой, но только для собственного удовольствия: нечего стеречь, спите спокойно, добрые люди, вас стережет божье благоволение, это высокое сияющее небо, на которое беззаботно поглядывает старик, бродя по нагретой за день мостовой и только изредка, для забавы, запуская колотушкой плясовую трель» (Бунин, Поздний час). С помощью даже говорящий показывает, что выделяемый компонент обозначает что-то необычное, неожиданное: «Они всего боялись и даже перед носильщиками неловко и торопливо сдергивали свои растрепанные шапки» (Бунин, На чужой стороне).
В отечественной грамматической традиции давно было осознанно, что соединение простых предложений в более обширное целое может быть осложнено рядом факторов. Так, хорошо известно (и одним из первых на этом настаивал В.В. Виноградов (1972)), что простые предложения, входя в состав сложного, неизбежно претерпевают интонационную, а иногда и конструктивную деформацию.
Чтобы установить особенности функционирования лексико - семантических конкретизаторов в сложном предложении, следует изучить и особенности сферы действия лексических единиц, выступающих в этой роли. В прозе И.А. Бунина понятие сферы действия играет важную роль, так как позволяет проследить ход развития наррации.
Основными средствами связи в сложносочиненных предложениях являются союзы а и но. В некоторых контекстах эти союзы оказываются взаимозаменяемыми. Однако в основном сферы их употребления разграничены. Для выражения значения несоответствия ситуаций зачастую используется союз но совместно с конкретизаторами. Так, в следующих предложениях но непосредственно указывает на несоответствие, «дисгармонию» ситуаций.
Среди сопоставительных предложений с союзом а и каким-либо конкретизатором есть предложения, в которых сопоставление осуществляется по пространственным или временным параметрам, типа: «Она сперва покрикивала на него - «это еще что за новости?» - а затем начала звать гулять на кладбище и все чаще напевать сдержанно-страстно, прикрывая, как бы в изнеможении, глаза...» (Бунин, Учитель).
Употребляясь в текстах повествовательной направленности, эти предложения близки к бессоюзному типу с аналогичными выразителями пространственных и временных координат. Практически во всех приведенных предложениях союз а мог бы быть опущен.
Специфической функцией союза а является выражение сопоставительных отношений. Вместе с тем это не единственная грамматическая функция данного союза. Наряду с союзом но, он участвует в выражении отношений несоответствия, однако в иных по сравнению с но типах контекста.
Для выражения противительных отношений, помимо доминирующих союзов а и но, используется ряд других союзов, а также частицы, характеризующиеся меньшей, а иногда вообще незначительной употребительностью. По значению и условиям использования они тяготеют либо к но, либо к а (но однако, но едва, а вместе с тем, но тем не менее, но зато и др.). Ограничения в использовании этих средств связаны, с одной стороны, с их стилистической окрашенностью, с другой - со спецификой передаваемых ими значений. Союз тем не менее, а также частицы все же, все-таки, все равно указывают на ситуацию, реализующуюся вопреки «несоответствующим» обстоятельствам, то есть передают противительно-уступительное значение «несмотря на это» (одна из частных разновидностей значения несоответствия). Все эти слова часто употребляются в роли семантического конкретизатора с союзом но, как бы уточняя его более широкое значение (но все-таки, но тем не менее и т.д.); могут выступать в соединении с союзом и (и все Dice, и тем не менее). Возможны сочетания: но однако, но все-таки, но все же, но все равно, и все-таки, и все-же, и тем не менее и т.д.: «И дедушка со страхом и тревогой кидал взгляды на Гераську, но все-таки радостно кричал гостям: Хорошо, я прощаю его!» (Бунин, Суходол).
Союз зато тоже тяготеет к сфере употребления доминирующего союза но, как правило, он допускает замену этим союзом, нередко и употребляется вместе с но (но зато). Сложносочиненные предложения с союзом зато выражают отношения сопоставления, но своеобразного характера: второй член сопоставления, начинающийся союзом зато, содержит в себе указание на «возмещение» в том или ином отношении того, о чем сообщается в первой части сложного предложения.
С союзом а семантически взаимодействуют, как уже отмечалось нами, союз же и группа составных сопоставительных союзов: тогда как, в то время как, между тем как. Так, союз же синонимичен союзу а, но характеризуется известной книжностью и употребляется значительно реже, чем а. Как отмечают исследователи, союз Dice «связан по своему происхождению с усилительной частицей Dice и сохраняет ее выделительно-усилительное значение; происхождение этого союза обусловливает и его позицию: он стоит не между предикативными частями, а после первого слова второй части, выделяя его» (Крючков, Максимов, 1977, 25-26).
Употребление разного рода сочинительных союзов с семантическими конкретизаторами в сложных, в частности в сложносочиненных предложениях, свойственно литературно-книжной речи. С этим связана синтаксическая распространенность, логическая развернутость частей предложения, каждая их которых может быть как простым, так и сложным предложением.
АВТОР: Грицкевич Н.Н.