04.08.2012 5431

Высказывание как средство манипулятивного речевого воздействия

 

Текущая коммуникативная ситуация

Итак, текущая коммуникативная ситуация (далее - ТКС) является единицей переживания. И вместе с тем эта ситуация является единицей информации, переживание которой, собственно говоря, и происходит. В основе дальнейших рассуждений лежит утверждение (которое является базовым для данного исследования), что коммуникативная ситуация представляет собой сосредоточение информации, которую привносят и извлекают коммуниканты посредством своей речевой деятельности. Коммуникативная ситуация - это интерпретированные посредством вербальных (речи) и невербальных знаков (жесты, мимика, позы, дистанция между собеседниками и т.п.) «здесь и сейчас».

Можно сказать, что общение людей опосредовано не сообщением - речевым произведением, а сообщением - интерпретацией текущей ситуации общения. И если говорить о процессе речевого воздействия, то роль субъекта РВ сводится к тому, чтобы внести в интерпретацию текущей коммуникативной ситуации информацию, смыслы, которые послужат объекту РВ обоснованием совершения этого действия - выработке у него убеждения о выгодности такого действия. Роль объекта РВ состоит в извлечении этой информации, этих смыслов.

Схематично процесс речевого воздействия можно представить следующим образом:

Обозначения:

SpB - субъект речевого воздействия

Орв - объект речевого воздействия

ТКС - текущая коммуникативная ситуация

В А - внутренняя аргументация

Д - действие, которое должен совершить объект РВ

Вступая в речевое общение, коммуниканты имеют определенные ожидания относительно характеристики компонентов коммуникативной ситуации, однако сам образ ТКС складывается непосредственно в момент контакта, подтверждая или опровергая эти ожидания.

Как отмечают А.В. Филиппов и С.В. Ковалев, отраженная психикой совокупность условий и обстоятельств - ситуация - становится значимой для субъекта, только приобретая для него вполне определенный личностный смысл [Филиппов, Ковалев 2001: 129]. Авторы вслед за А.Н. Леонтьевым определяют личностный смысл как оценку жизненного значения для субъекта объективных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах [см.: Филиппов, Ковалев там же; Леонтьев 1975]. Интерпретирование ТКС - это, по сути, формирование для объекта РВ личностного смысла этой ситуации. Иными словами, интерпретирование ТКС субъектом РВ превращает ее для объекта РВ в ситуацию, способную детерминировать конструктивную деятельность по удовлетворению потребности [см.: Филиппов, Ковалев 2001].

Высказанные положения согласуются с теорией психологического поля К. Левина жизненного пространства, включающего и человека и его среду как одно поле [Левин 2001: 39]. Согласно его точке зрения, «все, что оказывает воздействие на поведение в данное время, должно быть представлено в поле, существующем в это время, и что могут влиять на поведение только те факты, которые являются частями нынешнего поля» [Левин, там же: 40]. В условиях ситуации субъект представлен: 1) системой своих внутренних побуждений, обусловленных его потребностями; 2) своими индивидуально- психологическими и личностными свойствами; 3) деятельностными характеристиками - реальной или потенциальной деятельностью, направленной на удовлетворение потребности [Филиппов, Ковалев 2001: 131 - 132].

Коммуникативная ситуация и коммуникативное событие

Прежде чем перейти к рассмотрению лингвистических основ речевого воздействия к описанию взаимодействия высказывания с текущей коммуникативной ситуацией, более четко разграничим понятия «коммуникативная ситуация» и «коммуникативное событие» и определим параметры их описания.

Под коммуникативной ситуацией будем понимать абстрактную обобщенную модель коммуникативно-релевантных условий и обстоятельств, задающих социальные ограничения коммуникативного поведения в текущем событии общения [Борисова 2001: 50].

Схема коммуникативной ситуации / коммуникативного акта, на которую в разной степени опираются все исследователи, была предложена К. Шенноном, модифицирована P.O. Якобсоном и состоит из 1) отправителя, 2) получателя, 3) контекста, 4) кода, 5) контакта, 6) сообщения [Якобсон 1985]. Данная модель характеризуется линейностью и однонаправленностью.

Последующие исследователи выделяют компоненты акта коммуникации, так или иначе соотносящиеся с компонентами данной структуры. Схема Е.Н. Зарецкой состоит из отправителя, адресата, кода, контакта, сообщения и действительности [Зарецкая 1999]. В формуле Н.И. Формановской «кто - кому - о чем - когда - почему - зачем» [Формановская 1982: 17] сохраняются отправитель, получатель, сообщение как тема - «о чем», контекст как время - «когда» и вводятся отдельными составляющими мотивационно-целевые характеристики отправителя - «почему», «зачем». И.П. Сусов еще более разворачивает формулу: «Я (отправитель) - СООБЩАЮ (контакт) - ТЕБЕ (получатель) - В ДАННОМ МЕСТЕ (контекст) - В СИЛУ КАКОГО-ТО МОТИВА ИЛИ ПРИЧИНЫ (отправитель) - С ТАКОЙ-ТО ЦЕЛЬЮ ИЛИ НАМЕРЕНИЕМ (отправитель) - ПРИ НАЛИЧИИ ТАКИХ-ТО ПРЕДПОСЫЛОК ИЛИ УСЛОВИЙ (контекст) - ТАКИМ-ТО СПОСОБОМ (код)» [Сусов 1986: 9]. Модель коммуникативной ситуации Л.П. Крысина состоит из говорящего и слушающего с их социальными ролями и отношениями между ними, тональности общения (официальной, нейтральной, дружеской), цели и средства общения (подсистемы или стиля языка, параязыковых средств), способа общения (устного или письменного, контактного или дистантного), места общения [Крысин 1989: 130]. В.И. Карасик вводит параметр «организация общения», куда входят канал, режим, тональность, стиль, жанр общения; в структуре коммуникантов различает статусно-ролевые и ситуативно-коммуникативные характеристики, в условиях общения - пресуппозиции, сферу общения, хронотоп, коммуникативную среду. А.Н. Баранов и В.М. Сергеев называют речевую ситуацию социально обусловленной и в ее структуре выделяют социокультурные компоненты: культурный контекст (культурно-обусловленные структуры ценностей, принятые правила поведения в различных ситуациях) и социальный контекст (интимная беседа, собрание, научная конференция и т.п.). В структуре коммуникантов для авторов оказывается важными модели мира и отражения моделей мира друг друга [Баранов, Сергеев 1987].

Общей особенностью всех вышеперечисленных моделей коммуникативной ситуации является то, что в них, во-первых, так или иначе поставлены в одни ряд структурные и динамические параметры явления, параметры, находящиеся друг с другом в причинно- следственных связях, во-вторых, в этот ряд добавляются также и разноаспектные и разноуровневые характеристики этих параметров (например, отправитель и его цель, мотив).

От представленных моделей отличается модель коммуникативной ситуации И.Н. Борисовой, которую и будем использовать в дальнейшем. Автор предлагает различать «параметры коммуникативного события, влияющие на его продукт (текст) и атрибуты коммуникативной ситуации, то есть социально и коммуникативно значимые признаки идентификации коммуникативной события» [Борисова 2001: 52].

И.Н. Борисова разводит коммуникативное событие - процессуальную единицу членения потока коммуникации и коммуникативную ситуацию - внутреннюю форму коммуникативного события, характеризующую его условия в целостности и в их отношении к коммуникативной деятельности участника. «Категориально структурированные типизированные и обобщенные атрибуты процессуальной единицы общения - коммуникативного события, - релевантные для организации коммуникативной деятельности, представляют в совокупности модель коммуникативной ситуации», в которой автор выделяет следующие объективные макрокомпоненты ситуации [Борисова 2001: 56 - 59]:

1. типологическую стратификацию коммуникативного события (тип общения, сферу общения, отношение к сопутствующей предметно-практической деятельности, наличие/отсутствие наблюдателей, частотность ситуации);

2. способ общения (контакт, канал, форму контакта, код, языковую подсистема, отчуждаемость продукта коммуникации);

3. организацию общения (функцию коммуникативного события, его жанр, типичные коммуникативные эпизоды, степень подготовленности коммуникативного события и подготовленности общения, стратегии и тактики, результат коммуникации, степень социальной регламентации поведения и контроля речевого поведения, частоту мены говорящих и распределение коммуникативной инициативы, тональность общения);

4. топологию коммуникативного события (пространственную локализацию события, узуальность пространственной прикрепленности, степень включенности элементов пространства в коммуникацию, наличие / отсутствие факторов, затрудняющих общение, взаимное расположение коммуникантов);

5. хронологию коммуникативного события (временные координаты, отношения события к циклическим периодам деятельности человека, узуальность хронологической прикрепленности, временная протяженность, наличие / отсутствие дефицита времени);

6. объективные ситуативные характеристики коммуникантов (социально-ситуативные - количество, постоянные и переменные социальные роли, переменные диалогические роли; социально-статусные отношения коммуникантов - соотношение социальных статусов и коммуникативный модус; мотивационно-целевая ориентация коммуникантов - макроинтенция (ведущая цель-мотив) и микроинтенция (локальные цели речевых действий)).

Будем считать интерпретацией коммуникативной ситуации определение характеристик указанных ее компонентов.

Связь высказывания с текущей коммуникативной ситуацией

Итак, для осуществления речевого воздействия субъекту РВ необходимо интерпретировать текущую ситуацию общения, то есть определить какие-либо из ее компонентов. Это происходит путем соотнесения ее в акте коммуникации с некой описываемой посредством речи (в высказывании) ситуацией. В результате этого ситуация из высказывания так или иначе характеризует указанные компоненты реальной коммуникативной ситуации. Такое происходит благодаря тому, что сообщаемое самым тесным образом связано с текущим актом коммуникации посредством категории предикативности - сопряженности предикативного признака с субъектом - его носителем, выражающей в языковых категориях модальности, времени и лица отнесенность предложения к действительности [Золо- това 1998: 104; см. также Виноградов 1975а, б; Федосюк 1988: 9]. Другими словами, высказывание делает возможной связь вербализованного мыслительного содержания воздействующего субъекта с текущей ситуацией общения, в которую помещен объект РВ.

Время описываемой ситуации - «категория креативная» и создается соотношением двух временных линий, первая из которых - собственное время высказывания - представляющая собой релятивную, таксисную связь всех предикатов высказывания, свободных и связанных («полупредикативных»), в плане одновременности и разновременности, предшествования или следования. Вторая временная линия - «перцептивная», «выражающая позицию говорящего (пишущего), реальную или мысленную, во времени и в пространстве по отношению к событиям текста: следуя вдоль событийной линии, говорящий воспроизводит «видимое» и «слышимое»; перемещаясь влево или вправо, говорящий может инвер- сировать порядок изложения; поднимаясь над происходящим, говорящий с более высокой точки обзора описывает место действия, фоновые, сопутствующие признаки, либо суммирует повторяющиеся события, накапливающиеся состояния, либо останавливает почерк в незначительных для сюжета отрезках событийного времени..., либо сообщает не о событиях, а о мыслях, вызванных ими, разного уровня абстракции» [Золотова 1998: 22].

Участники текущей коммуникативной ситуации связаны с описываемой ситуацией посредством так называемой субъектной перспективы высказывания - оси, проведенной между субъектом сообщаемого факта, относящимся к диктуму (Он субъекта исходной модели высказывания - S1), и субъектом факта сообщения (модуса) - Я говорящего (S4). Кроме этого, на данной оси располагаются субъектные зоны субъекта-каузатора (S2), субъекта авторизатора (S3) и субъекта слушающего (S5) - адресата данного высказывания. Реализация конкретного участка этой схемы (конкретной субъектной зоны) в высказывании есть субъектная сфера, которая прямо связана с внеязыковым положением дел [см. Золотова 1998: 231]. Так текущая коммуникативная ситуация оказывается связанной с ситуациями, описываемыми в каждом конкретном высказывании. Вообще, можно утверждать, что для коммуникантов не существует иной информации, кроме той, что содержится в текущей коммуникативной ситуации - «здесь и сейчас», потому что даже событие, произошедшее много лет назад, появляется в реальности лишь при соотнесении его с «здесь и сейчас» в акте говорения или воспоминания, а роль этого события определяется значимостью для настоящего момента.

Далее рассмотрим высказывания как знаковые единицы - единства плана выражения, плана содержания и функции. Определим план выражения и план содержания высказывания, их взаимосвязь, при условии, что последний вносит в ТКС информацию, которая будет функционировать как побуждение к действию.

План выражения высказывания

Рассмотрим речевой фрагмент, содержащий речевое воздействие и свидетельство его положительного результата. Ситуативный контекст: жена (А.) уже в постели, Но не может заснуть, так как ей мешают звук компьютерной игры. Кричит мужу (Б.), играющему в компьютерную игру в другой комнате [Борисова 2001: 28 - 29]:

А. - Сережик/сделай пожалуйста потише компьютер/не могу заснуть// Коммуникант А. избирает для осуществления воздействия форму прямого побуждения - императив «сделай», которому предшествует обращение «Сережик» с целью привлечения внимания. В конструкцию включено вводное слово «пожалуйста», смягчающее императивность высказывания, а за побуждением следует эксплицированная аргументация: потому что «не могу заснуть». Б. - (ПРИГЛУШАЕТЗВУК)

Невербальное действие коммуниканта Б. свидетельствует о положительном результате речевого воздействия. Представленная коммуникантом А. аргументация оказывается достаточной для создания мотивации - формирования убеждения о выгодности совершения требуемого действия. А. - Спасибо//

Коммуникант А. поощряет совершение действия Б., выражая благодарность.

Однако, как было отмечено, независимо от формы высказывания субъекта РВ, объект РВ самостоятельно конструирует для себя аргументы в пользу или против совершения действия. Поэтому построение высказывания в форме сложноподчиненных или бессоюзных конструкций, вторая часть которых содержит в себе причину, не является обязательным.

В следующем фрагменте присутствует прямое побуждение, как сопровождаемое аргументацией (см. реплики А. и Б. 1), так и без нее (см. реплики А. и Б. 2) [Борисова 2001: 225]. Ситуативный контекст: А. - жена, машинистка крана, 29 лет;

Б. - муж, экскаваторщик, 28 лет; муж собирается выходить из дома. А. - Иди за Анютой / время-то уже // (1)

Б. - Ага /пошел // [положительный результат воздействия - согласие объекта РВ] (ПАУЗА) Мы наверно еще погуляем // А. - Погуляйте // Б. - Маленькая спит? А. - Спит // (ПАУЗА)

А. - Не забудь белье грязное забрать //(2)

Б. - Угу // [положительный результат воздействия - согласие объекта РВ] А. - Что ты все угукаешъ / ответить нормально не можешь? Б. - Я пошел // А. - Все запомнил?

Б. - Угу (Б. УХОДИТ, ХЛОПАЕТ ВХОДНАЯ ДВЕРЬ).

Реплика А. 1 содержит эксплицированное прямое побуждение: «иди за Анютой», за которым в качестве аргумента предлагается темпоральная характеристика текущей коммуникативной ситуации - «время-то уже» = «иди за Анютой, потому что уже много времени» - пора забирать из садика ребенка. Реплика А. 2 содержит только прямое побуждение - «Не забудь...»,

Высказывания в форме прямого императива {Пиши; Не шумите; Подай мне, пожалуйста, соль и т.п.), непосредственно выражающие побуждение к совершению действия, также не обязательны и представляют собой лишь частный случай соотношения текущей и описываемой ситуаций, при котором воздействующий субъект (S4) не совпадает с субъектом диктума (S1), а коммуникант-объект воздействия (S5) совпадает с субъектом дик- тума и оказывается помещенным в ситуацию с нереальной (повелительное наклонение) по отношению к текущей коммуникативной ситуации модальностью, как в следующем примере.

В следующем примере прямое побуждение эксплицитно не выражено. Ситуативный контекст: жена (А.) собирается ложиться спать. Муж (Б.) в кабинете играет в компьютерные игры. Накануне Б. долго не ложился спать, так как готовил отчет. А. Заходит в кабинет Б. [Борисова 2001: 28]: А. - Сереж /уже два часа /завтра опять не встанешь// Б. - (УДИВЛЕННО) Да? Уже иду //(ПРОДОЛЖАЕТИГРАТЬ, А. УХОДИТ).

А. избирает имплицитную форму выражения побуждения, которое можно эксплицировать в виде императивной конструкции «иди спать». В качестве материала для аргументации А. предлагает темпоральную характеристику текущей коммуникативной ситуации - «уже два часа» - и будущий результат того, если Б. не пойдет спать - «завтра не встанешь», который уже имелся в прошлом - «опять не встанешь».

Объект РВ адекватно интерпретирует высказывания и восстанавливает имплицитное побуждение, о чем свидетельствует сообщение о своем намерении - «иду». Употребление настоящего в переносном значении с наречием «уже» выражает готовность Б. в очень короткое время совершить нужное А. действие. И, несмотря на то, что Б. продолжает играть, А. считает результат РВ положительным и уходит.

Наконец, рассмотрим пример, в котором со стороны воздействующего субъекта вообще нет эксплицитно выраженного побуждения и аргументации к совершению действия и результат воздействия положительный.

Субъект речевого воздействия - подчиненный объекта воздействия, Штирлиц; цель субъекта РВ (для данного анализа ограничимся абстрактной формулировкой) - изменить деятельность объекта РВ; объект речевого воздействия - начальник субъекта воздействия, Шелленберг. Третьи лица: Мюллер - начальник другого ведомства, конкурент объекта воздействия, «один из самых ненавистных ему (Шелленбергу) людей» [Семенов 2002: 158]; Рольф - подчиненный Мюллера. Упоминаемый «хвост» - замеченная несколькими днями ранее и известная объекту воздействия слежка сотрудников ведомства Мюллера за Штирлицем на улице Фридрихштрассе. Ситуативный контекст: субъект РВ входит в кабинет объекта РВ [Семенов 2002: 157].

Штирлиц:

- По-моему, мы все под колпаком у Мюллера (1). То этот идиотизм с «хвостом» на Фридрихштрассе, а сегодня еще почище: они находят русскую с передатчиком, видимо, работавшую очень активно (2). Я за этим передатчиком охочусь восемь месяцев, но отчего-то это дело попадает к Рольфу, который столько же понимает в радиоиграх, сколько кошка в алгебре (3).

Высказывание 1, интерпретирующее текущую коммуникативную ситуацию, представляет собой обобщенную на основании соотнесения с жизненным опытом информацию (в терминах коммуникативной грамматики - генеритивный регистр [см. Золотова

1998]). Высказывания 2 и 3 являются аргументами к тезису, введенному в высказывании 1, и представляют собой сообщение известной манипулятору информации - информативный регистр. Высказывание 1.

Субъект РВ использует стилистически маркированное эмоционально-оценочное выражение «быть под колпаком» = разговорное фразеологическое сочетание со значением «попасть под наблюдение, слежку». Использование лексики разговорного стиля является отступлением от стилистических норм делового общения подчиненного с начальником. Местоимение 1 лица множественного числа объединяет субъекта РВ с объектом РВ и противопоставляет третьему лицу, о котором идет речь - Мюллеру («мы» и «Мюллер»). «Мы все» - местоимение «все», обобщая, вносит категоричность, тотальность происходящего и создает напряженность текущей коммуникативной ситуации. Высказывание 2.

Субъект РВ продолжает использовать стилистически маркированную эмоционально-оценочную лексику с отрицательной оценкой в понятийном содержании. Известная коммуникантам произошедшая ранее ситуация интерпретируется субъектом воздействия как «идиотизм» = бессмысленный, глупый поступок, поведение; а ситуация в настоящем как «еще почище», где использованное в качестве предиката «почище» - разговорная форма сравнительной степени «чистый» = «получающий наиболее полное, яркое проявление, воплощение».

Говоря о русской радистке, употребляет «видимо» - вводное слово, выражающее неуверенность говорящего в сообщаемом = «я точно не знаю».

Употребление союза «а» с точки зрения смыслового ударения приравнивает следующую за ним ситуацию к предшествующей - субъект РВ опирается на известный объекту РВ воздействия факт - «идиотизм с «хвостом» - для интерпретации новой ситуации. Высказывание 3.

Повтор лексемы «передатчик» в соседней реплике создает противопоставление «они / я» («они находят передатчик», «я за этим передатчиком охочусь...») Субъект РВ подчеркивается приложенные усилии: а) употребляет слово «охотиться» = перен. разг. стараться раздобыть, получить что-нибудь (хотеть сделать это, прилагать к этому усилия); б) располагает как рему «охочусь восемь месяцев» и «попадает к Рольфу». Употребляет нетипичное (даже оксюморонное), а следовательно, высокоэмоциональное сравнение «столько же понимает в радиоиграх, сколько кошка в алгебре», что также нарушает официально-деловой стиль общения подчиненного с начальником. Противопоставляет «я» / «Рольф» = наше ведомство / ведомство Мюллера.

Использует противительный союз «но», который фокусирующий внимание на событии, описываемом во втором предложении, противопоставляющий две ситуации: «я охочусь», но «дело попадает к Рольфу», причем нет никаких веских причин, чтобы это дело было передано Рольфу - «отчего-то». Таким образом, отношения между ситуациями простых предложений 1 и 2 оказываются немотивированными, необоснованными - произошла несправедливость.

В предикативных единицах использовано только настоящее время («есть» - настоящее, «находят» = нашли - переносное употребление наст, времени, «охочусь» - наст, неактуальное отрезка времени, «попадает» = попало - переносное употребление наст, времени, «понимает» - наст, признаковое), что представляет ситуацию несправедливости как происходящую здесь и сейчас и, соответственно, требующую незамедлительного разрешения.

Шелленберг сразу потянулся к телефонной трубке. Невербальный поступок слушающего подтверждает быстрый («сразу») положительный результат воздействия на коммуниканта - объект воздействия быстро меняет свою деятельность. В данном фрагменте аргументацией для объекта РВ служит то, каким образом интерпретируется посредством рассмотренных высказываний текущая ситуация общения: «нужно что-либо предпринять, потому что «здесь и сейчас» - ситуация несправедливости».

Рассмотренные примеры показывают непрямую связь между языковой формой высказывания, значениями входящих в него языковых единиц и смыслами, вносящими в интерпретацию ТКС побуждение к действию и аргументацию для обоснования выгодности совершения этого действия.

План содержания высказывания

Планом содержания высказывания будем считать коммуникативный смысл этого высказывания - «то содержание, которое получает языковая единица при ее употреблении в речи» [Федосюк 1988: 5]. Важно то, что этот смысл появляется не в контексте сообщения - речевого произведения, а в контексте сообщения - текущей ситуации общения. Использования для определения смысла высказывания разного рода экстралингвистической (а значит, ситуативной) информации обязывает нас расширить контекст до коммуникативной ситуации.

Для взаимодействия высказывания с текущей коммуникативной ситуацией необходимо, чтобы это высказывание и компоненты ситуации образовывали единую информативную, смысловую, плоскость. Такое объединение становится возможным, если воспринимать участников общения как раз как некие совокупности лингвистически представи- мых убеждений. Таким образом приобретая в контексте текущей коммуникативной ситуации коммуникативный смысл, высказывание становится способным оказывать воздействие на участников речевого общения.

Смысл высказывания ситуативен и, скорее, имплицитен, чем эксплицитен. Расширение контекста от речевого произведения до коммуникативной ситуации позволяет использовать при анализе материала типологию имплицитных смыслов высказываний М.Ю. Федосюка, сделанную на основании выполняемой ими функции при передаче сообщения. Автор выделяет три группы смыслов: конститутивное, коннотативное и коммуникативное имплицитное содержание (далее - ИС) [Федосюк 1988: 11 - 25], которые так или иначе оказываются связанными с коммуникативной ситуацией и актуализируются в ней.

Итак, для описания манипуляции будут использоваться следующие смыслы, выявленные при анализе материала:

Конститутивное ИС - имплицитно выраженные обязательные компоненты содержания высказывания, без восприятия которых оно не может быть понято. К ним относятся «смыслы любых номинативных компонентов высказывания», которые, «в отличие от значений не закреплены за ними постоянно, а выводятся из значений под влиянием контекста и ситуации общения» [Федосюк 1988: 14], как, например, смысл номинативных единиц «эта баба» и «эта женщина» в следующей реплике Штирлица [Семенов 2002: 157]:

Дайте мне санкцию: я поеду сейчас к этой бабе, возьму ее к нам и хотя бы проведу первый допрос. Может быть, я самообольщаюсь, но я проведу его лучше Рольфа. Потом пусть этой женщиной занимается Рольф - для меня важнее всего дело, а не честолюбие.

Коннотативное ИС - обобщенное название ряда разновидностей:

а) Экспрессивная окрашенность высказывания - «обусловленная характером использования в тексте языковых средств его способность передавать от отправителя к получателю душевное волнение, переживания, чувства» [Федосюк 1988: 15]. В качестве примера рассмотрим реплику Петра Степановича Верховенского [Достоевский 1994: 327]:

Это... это... черт... Я не виноват ведь, что в вас верю! Чем же я виноват, что почитаю вас за благороднейшего человека и, главное, толкового... способного то есть понять... черт...

После чего автор-повествователь заключает: «Бедняжка, очевидно, не умел с собой справиться». Говорящий использует лексический повтор (слова «черт», «это»), вставку пояснений («то есть»), эмфатические паузы, тем самым передавая имплицитное содержание: «я очень взволнован» и, соответственно, характеризуя таким образом себя.

б) Стилистическая окрашенность высказывания - отраженные в характере использования языковых сведения о принадлежности высказывания к тому или иному жанрово-ситуативному и авторскому стилю. Примером может служить реплика капитана ситуативному и авторскому стилю. Примером может служить реплика капитана Алехина - персонажа романа В.О. Богомолова «В августе сорок четвертого» [Богомолов 1978: 128]:

- Мы считаем вас и вашу семью польскими патриотами... Ваш муж погиб как герой, защищая Польшу, и сын борется с оккупантами... Поляки и русские ведут войну с общим смертельным врагом...

Говорящий употребляет устойчивые выражения, придавая общению в текущей

коммуникативной ситуации официально-деловую тональность и героический пафос: «погиб как герой», «борется с оккупантами», «ведут войну с общим смертельным врагом». Сам говорящий мысленно замечает по поводу стиля своей реплики: «Мне хотелось говорить с ней по-человечески, доверительно, а получались какие-то штампованные, официальные фразы» [Богомолов, там же].

в) Субъективная окрашенность высказывания - «отраженные в характере используемых языковых средств сведения о позиции наблюдателя, через восприятие которого освещаются события» [Федосюк 1988: 17]. Рассмотрим объяснения Штирлица относительно того, как отпечатки его пальцев оказались на чемодане с радиопередатчиком русских радистов [Семенов 2002: 261]:

Для этого вы должны вызвать всех полицейских, стоявших в зоне оцепления на Кепеникштрассе и Байоретерштрассе, - я там остановился, и мне не разрешили проехать даже после предъявления жетона СД. Тогда я поехал в объезд. Там меня тоже остановили, и я очутился в заторе. Я пошел посмотреть, что случилось, и полицейские - молодой, но, видимо, серьезно больной парень, скорее всего туберкулезник, и его напарник, того я не очень хорошо запомнил, - не позволяли мне пройти к телефону, чтобы позвонить Шелленбергу. Я предъявил им жетон и пошел звонить. Там стояла женщина с детьми, и я вынес ей из развалин коляску. Потом я перенес подальше от огня несколько чемоданов.

Субъект РВ Штирлиц использует в числе прочих неопределенно-личные модификации («мне не разрешили...» и т.п.), помещая себя в позицию дополнения - «мне», при этом действия самого говорящего переданы синтаксически однотипными конструкциями («я там остановился», «тогда я поехал в объезд», «я предъявил...» и т.п.). В результате межфразовые связи передают причинно-следственные отношения между событиями: наречие «тогда», сложносочиненное предложение закрытой структуры с союзом «И». В результате приезд к дому, где жила русская радистка, интерпретируется как вынужденный, совершенный под воздействием «третьих сил».

г) Аллюзии - порождаемые высказыванием ассоциации с какими-либо уже известными получателю фактами или высказываниями. Внешние аллюзии - ассоциации с фактами, не упомянутыми в самом высказывании, но известными получателю. Внутренние аллюзии - ассоциации с предшествующими высказываниями.

Пример [Семенов 2002: 263]:

Штирлиц:

Боюсь, что вам известен даже мой любимый коньяк.

Мюллер:

Не считайте себя фигурой, равной Черчиллю. Только о нем я знаю, что он любит русский коньяк больше всех остальных.

Реплика объекта РВ Мюллера, по сути, является ответом на воспринятую внешнюю

аллюзию в высказывании субъекта РВ Штирлица. Далее Мюллер сам эксплицирует аллюзию - высказывание со знаком.

д) Комическая окрашенность текста - обусловленная характером использования в высказывании языковых средств его способность вызывать комический эффект. Пример [Ильф, Петров 2001: 40]:

Понимаю, - сказал он (Бендер), кося глазом, - вы (Воробьянинов) не из Парижа. Конечно. Вы приехали из Конотопа навестить свою покойную бабушку...

Источник комического эффекта - разрушение сочетания «навестить бабушку» внесением определения «покойную», не позволяющее серьезно воспринимать как цель приезда, так и сам приезд - то есть место, откуда приехал Воробьянинов. В этом случае согласие - «конечно», утверждение - «вы не из Парижа», и заверение в понимании - «понимаю» - Бендера порождает смысл, характеризующий говорящего: «я понимаю, почему вы не хотите говорить».

Коммуникативное ИС:

Имплицитно предицируемые сообщения (ИПС) - сообщения, которые выводятся из пресуппозиций высказывания посредством имплицитной предикации. Важно то, что информация, заключенная в презумпции, обычно подается говорящим как известная слушателю и истинная, а слушателем воспринимается как истинная и обычно без особого критического осмысления. Примером может служить высказывание Остапа Бендера - А сейчас, простите, не в форме: устал после карлсбадского турнира - ИПС будут следующие сообщения: «я участвовал в карлсбадском турнире», «я был в Карлсбаде», характеризующие говорящего.

Что касается второй выделяемой М.Ю. Федосюком разновидности коммуникативного ИС - импликации, то данное ИС полностью выводятся из высказывания на основании неязыковых знаний получателя - представляет собой информацию, которая добавляется к содержанию воспринятого сообщения под влиянием имеющихся в сознании получателя знаний о действительности (убеждений индивида). Выведение импликаций «представляет собой одно из явлений общего принципа восприятия человеком действительности» [Федосюк 1988: 22]. Импликации, во-первых, самым тесным образом оказываются связанными с личностным аспектом (моделью мира = системой убеждений) объективных ситуативных характеристик воспринимающего высказывание коммуниканта. Во-вторых, как отмечает М.Ю. Федосюк, импликации могут нести информацию не только об описываемой в высказывании ситуации, но и об авторе этого высказывания, а также о коммуникативной ситуации [см. Федосюк 1988: 22], иными словами, посредством импликаций в текущую коммуникативную ситуацию вносится информация, характеризующая саму эту ситуацию.

Импликацией того же высказывания О. Бендера - А сейчас, простите, не в форме: устал после карлсбадского турнира - будет утверждение: «я гроссмейстер», которое основывается на убеждении, что в международном шахматном турнире обычно участвуют гроссмейстеры. Данная импликация вносит в текущую коммуникативную ситуацию ролевую характеристику говорящего как гроссмейстера.

В связи с вышесказанным, импликации рассматриваются нами уже не как коммуникативные смыслы высказывания, а как план содержания единиц более высокого уровня - речевых поступков (см. далее).

Указанные имплицитные смыслы высказываний, с одной стороны, в разной степени зависимы от контекста - коммуникативной ситуации (характеристик ее компонентов), с другой - играют разную роль в характеристике компонентов (интерпретации) этой коммуникативной ситуации.

Важно отметить, что, извлекая смыслы и на их основе выстраивая аргументацию, объект РВ в равной мере с субъектом РВ участвует в процессе речевого воздействия.

Таким образом, задачей субъекта РВ является использовать такие высказывания, которые бы при взаимодействии с системой убеждений объекта РВ порождали смыслы, способные служить последнему аргументацией в пользу совершения нужного субъекту РВ действия.

Функционирование высказывания осуществляется в единице более высокого уровня - речевом поступке.

Вопрос о специфических языковых средствах манипулятивного речевого воздействия

Лингвопрагматика делит единицы языка на информемы и прагмемы, определяя последние как предназначенные для воздействия на эмоционально-волевую сферу психики, а через нее и на интеллектуальную сферу и в результате - на поведение человека. Разделяют языковые и речевые прагмемы. Первые имеют прагматическую заданность, вторые - становятся прагмемами в речи вследствие актуализации их прагматического потенциала. Изучают степень прагматической силы прагмем и прагматический эффект [см. Киселева 1978].

А.Н. Баранов рассматривает речевоздействующий потенциал единиц различных уровней языка - фонетики, синтаксиса и лексики, особо выделяя последнюю. В качестве примера автор приводит синтаксические преобразования, совмещенные с лексическими заменами, обнаруженные в заголовках газетных статей, посвященных одному и тому же событию: «Полиция расстреляла африканцев» - «Африканцы расстреляны полицией» - «Погибли африканцы» - «Фракционность ведет к жертвам». В последнем заголовке введение псевдопричины вообще изменяет облик ситуации. Таким образом, как обмечает А.Н. Баранов, «языковые выражения не обозначают действительность, а интерпретируют ее, соотнося с естественноязыковым стандартом, устроенным достаточно прихотливым образом» [Баранов 1990: 22].

И.В. Сентенберг и В.И. Карасик говорят некоторых видах «речевых манипуляций», среди которых, в частности, выделяют подмену нейтральных понятий эмоционально- оценочными, например, «шпион» вместо «разведчик» [Сентенберг и Карасик 1993; см. также: Почепцов 2000а, 20006, 2000в].

Особо эффективными средствами манипуляции исследователи называют феномены языка, которые используются не только как инструмент описания действительности, но и как средство ее познания, - в частности, естественноязыковую метафору, особенно «стертую» (или «скрытую») метафору [см.: Баранов 1990; Бэндлер, Гриндер 1993; Вайнрих 1987; Гордон 1995; Лакофф, Джонсон 1987; Почепцов 2000 и др.]. По мнению Г.Г. По- чепцова, метафора является существенным средством построения воздействия, которое позволяет перестраивать сознание [Почепцов 2000: 223].

А. Гарнер и А. Пиз говорят о так называемом «метаязыке» - языке, который скрывает истинный смысл выражаемого обычным языком, то есть языке, скрытом под обычным разговорным [Пиз, Гарнер 2001: 8]. По мнению авторов, этот язык социально обусловлен и необходим. «Метаязык смягчает удары, которые мы наносим друг другу, позволяет нам манипулировать собеседником, достичь собственных целей и выпустить эмоции, не нанося обиды» [Пиз, Гарнер 2001: 12]. Авторы анализируют «метаслова», которые, по их мнению, могут служить сигналом для слушателя, что их собеседник стремиться скрыть правду или направить беседу в «неправильное русло». Метаслова - это отдельные слова или стандартные фразы, которые не имеют логической связи с темой разговора. К таким, например, они относят выражения: «всего лишь» и «только», которые используются чтобы минимизировать значение слов, которые последуют за ними; «между прочим», «кстати», «я вот тут подумал», которые призваны замаскировать важность того, что собеседник собирается сказать; «поверьте мне», степень убедительности которых, как утверждают авторы, прямо пропорциональна степени лживости последующих слов [Пиз, Гарнер 2001: 20 - 44]. Другими важным средством манипулятивного метаязыка А. Пиз и А. Гарнер называют интонационное ударение.

Согласно концепции P.M. Блакара, всякое использование языка предполагает воздействующий эффект. Автор выделяет шесть «инструментов власти», имеющихся в распоряжении отправителя [см. Блакар 2000: 57]: 1) выбор слов и выражений, 2) создание (новых) слов и выражений, 3) выбор грамматической формы, 4) выбор последовательности, 5) использование суперсегментных признаков (эмфаза, тон голоса и т.п.), 6) выбор имплицитных или подразумеваемых предпосылок. По мнению автора, возможность использования языка как средства тайного воздействия заложена в самом устройстве языковой системы, основная функция которой - быть средством общения между людьми. Как, в сою очередь, добавляет А.Н. Баранов, «текст линеен и принципиально ограничен во времени, а мир смысла многомерен и темпорально не лимитирован. Это противоречие, по- видимому, и является одним из основных факторов формирования устройства естественного языка, при котором любое высказывание содержит несколько смысловых слоев - комплекс явных и подразумеваемых смыслов» [Баранов 1990: 20 - 21], в связи с чем, языковая система с равным успехом может быть использована и для прояснения истины, и для ее сокрытия.

На наш взгляд, вообще, имеет смысл говорить не о речевоздействующем, а лишь об интерпретационном потенциале средств языка. Средства языка, конструирующие высказывание, безусловно, участвуют в речевом воздействии, но косвенно, опосредованно, так как средством РВ (манипулятивного и неманипулятивного) является интерпретированная ТКС, а не отдельные языковые средства. Таким образом, можно говорить об отсутствии специфических языковых средств манипуляции.

В заключение необходимо сказать, что такой метод речевого воздействия, как ней- ро-лингвистическое программирование (НЛП) [см. Бэндлер, Гриндер 1993, 1995; Гордон 1995, Дилтс 2001 и др.], основанный на использовании глубинной и поверхностной структуры высказывания, введенных Н. Хомским [Chomsky 1957, 1968], оказывается вписанным в предлагаемую в данном исследовании теорию речевого воздействия.

Если речевое воздействие в условиях реальной коммуникативной ситуации представляет собой сумму: высказывание субъекта РВ + убеждение объекта РВ = интерпретация текущей коммуникативной ситуации; то в случае НЛП: высказывание субъекта РВ + интерпретация ситуации из опыта объекта РВ = убеждение объекта РВ.

Интерпретация ситуации из опыта объекта РВ в случае нейро-лингвистического программирования происходит путем разного рода трансформаций используемой пациентом поверхностной структуры предложения, описывающего эту ситуацию.

 

АВТОР: Денисюк Е.В.