Коммуникативные смыслы речевых поступков манипулятора
Интерпретируемые при манипуляции макрокомпоненты ТКС.
Рассмотрим пример, в котором в рамках одной обстановки воздействия представлено не манипулятивное речевое воздействие, результат которого отрицательный, и манипулятивное речевое воздействие (идентифицированное по соответствующей установке и коммуникативной цели субъекта РВ) с положительным результатом.
Коммуникативное событие 1 [Рыбаков 1993: 120 - 122]. Ситуативный контекст: Игорь, Вадим, Шмаков Петр и автор повествования едут в автомобиле Игоря. За несколько минут до этого Игорь никак не мог завести машину: он плохо разбирается в технике. Автор и Шмаков Петр нашли и устранили неисправность и завели машину. Игорь предложил их подвезти до метро: ему было по пути:
Игорь совсем очухался, то есть принял свой обычный самоуверенный вид. Глядя на него, нельзя было поверить, что за минуту до этого мы со Шмаковым гоняли его, как мышонка. Он сидел развалясь, правил одной рукой. В общем, задавался.
- В какие края? - покровительственно спросил он Игорь нас.
- На пляж, в Химки.
- Нашли куда ехать! - засмеялся Игорь. - Толкучка! Я еду в Серебряный бор. Пляж - мечта! У меня там встреча с друзьями.
- Вадим вздохнул:
- Тебе хорошо -у тебя машина.
- В голосе Вадима слышалась просьба взять и нас с собой. Игорь сделал вид, что не понял.
Чего не сумел добиться Вадим, сразу добился Шмаков Петр. Что значит практическая сметка! Шмаков иногда меня просто поражает.
- Не доедешь, - равнодушно проговорил Шмаков.
- Почему?
- Бензопровод засорится.
- Ты думаешь? - встревожено спросил Игорь и поехал медленнее.
- Я сразу понял тактику Шмакова Петра и подхватил:
- Конечно. В баке мусор. Где гарантия, что опять не забьется?
Игорь ничего не ответил. Молча ехал до самого метро. С одной стороны, ему не хотелось брать нас с собой. С другой стороны, боялся ехать один. Вдруг что в дороге случится? Что он будет делать без нас? То, что делают все неумехи. Останавливают проходящую машину и просят шофера помочь.
Мы доехали до метро. Игорь нерешительно сказал:
- Между прочим, нам еще немного по дороге.
- Очень интересно! - возразил я и приоткрыл дверцу, собираясь вылезти из машины. - На метро мы через десять минут будем на «Соколе». Охота нам на твоем драндулете тащиться!
- Но зачем вам ехать именно в Химки, - в отчаянии проговорил Игорь, - поедем лучше в Серебряный бор.
- Не знаю, - безразличным голосом протянул я, - как ребята.
- Можно, пожалуй, - сказал Шмаков. - Как, Вадим?
- Что поедем, - согласился Вадим.
- Мы поехали в Серебряный бор.
- Здорово мы разыграли этот спектакль!
Объектом РВ в данном коммуникативном событии - в обеих его частях - является Игорь. В роли субъекта РВ выступает Вадим. Его коммуникативная характеристика: а) целевая - побудить Игоря взять его и товарищей с собой на пляж в Серебряный бор; б) личностно-ролевая: «просящий», признает превосходство объекта РВ - «вздохнул», «в голосе слышалась просьба». Коммуникативная характеристика Игоря в этой части коммуникативного события: а) личностно-ролевая: самоуверенный - «принял свой обычный самоуверенный вид», «сидел развалясь, правил одной рукой», «задавался»; к своим спутникам, в том числе и субъекту РВ, относится свысока - «покровительственно спросил»; подчеркивает свое превосходство - он едет на «пляж-мечту», а его спутники - на «пляж-толкучку»; б) целевая: стремиться поехать на пляж, чтобы встретиться с друзьями, не хочет брать с собой на пляж Вадима, Шмакова Петра и автора повествования (вывод сделан на основании анализа целого эпизода [Рыбаков 1993: 120 - 127]). Побуждение Вадима выражено имплицитно: «Тебе хорошо - у тебя машина», произносит со вздохом. Возможность восстановить имплицитное побуждение оформляется интонационно: «голосе слышалась просьба взять и нас с собой». Однако то, что «нам плохо», не является аргументом мотивации для Игоря, и он делает вид, что не понял имплицитного побуждения Вадима.
В части 2 субъектами РВ являются сначала Шмаков Петр, затем автор повествования. Петр Шмаков меняет характеристику субъекта воздействия: не «просящий», никак не зависящий и не признающий превосходства над собой объекта РВ - «равнодушно проговорил». При этом он создает образ себя как человека разбирающегося в автомобилях, беспристрастно рассуждающего о состоянии машины Игоря, тем самым подчеркивая свое превосходство над объектом РВ, который при этом приобретает личностную характеристику человека, плохо разбирающегося в технике - «неумехи». Шмаков вносит в текущую коммуникативную ситуацию Игоря - «еду в Серебряный бор» - ближайший результат действий объекта РВ: «не доедешь» - «бензопровод засорится». Страх Игоря перед поломкой машины является мишенью воздействия. Изменение коммуникативного поведения объекта РВ - «встревожено спросил и поехал медленнее» - свидетельствует об изменении его коммуникативных характеристик. Второй субъект РВ продолжает воздействовать тем же способом: «Я сразу понял тактику Шмакова Петра и подхватил: - Конечно. В баке мусор. Где гарантия, что опять не забьется?»
В коммуникативной ситуации, где есть коммуникант-субъект РВ, разбирающийся в технике и могущий оказать помощь в случае поломки автомобиля, коммуникант-объект РВ, нуждающийся в помощи в случае поломки автомобиля, и текущая коммуникативная ситуация с ближайшим результатом - поломкой автомобиля, для Игоря есть мотивация к тому, чтобы взять своих знакомых с собой на пляж в Серебряный бор. При этом никакого подтверждения того, что поломка действительно будет, нет - объект РВ воспринимает данную информацию благодаря созданному образу субъекта РВ как эксперта некритично. Можно сказать, что в части 2 произошла подмена невыгодного для субъекта РВ образа коммуникативной ситуации на выгодный.
В результате объект РВ сам уговаривает своих спутников взять их с собой на пляж, совершая нужное тем действие. При этом характеристики объекта РВ и субъекта РВ сохраняются: Игорь «нерешительно сказал», «отчаянно проговорил», в то время как автор повествования «возразил»: «Очень интересно!» - «и приоткрыл дверцу, собираясь вылезти из машины». При этом он характеризует автомобиль как «драндулет» и противопоставляет якобы невыгодную им езду на машине - «Охота нам на твоем драндулете тащиться!» - езде на метро: «На метро мы через десять минут будем на «Соколе». Остальные участники общения поддерживают созданный образ. Шмаков говорит: «Можно, пожалуй», используя водное слово «пожалуй», выражающее лишь допущение возможного, склонность согласиться; Вадим: «Что ж, поедем», где «что ж» = разговорное «да, приходится согласиться». Их согласие выглядит как одолжение Игорю.
Можно сказать, что манипуляция представляет собой способ речевого воздействия в случае, когда у объекта этого воздействия в данной естественно складывающейся интерпретации текущей коммуникативной ситуации, определяемой разного рода характеристиками коммуникантов и обстановки взаимодействия, вследствие конфликта интересов нет и не может быть мотивации к совершению нужного субъекту РВ действия. Иными словами, коммуникативная ситуация с настоящими характеристиками субъекта, объекта и обстановки взаимодействия не может служить источником аргументации для объекта РВ. Например, в коммуникативной ситуации с настоящей целевой характеристикой субъекта РВ - персонажа произведений И.Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» - Остапа Бендера «побудить речевых партнеров дать денег или отдать стулья гарнитура тещи Воробьянинова», положительный результат воздействия невозможен. А настоящая личностно-ролевая характеристика «советский разведчик» коммуниканта Штирлица (героя романов Ю. Семенова «Семнадцать мгновений весны», «Приказано выжить» и др.) сделала бы невозможным вообще общение с офицерами рейха: Шелленбергом, Мюллером, Рольфом. Это означает, что с помощью манипулятивного РВ субъектом РВ должно осуществляться обязательное изменение специфическим образом характеристик коммуникативной ситуации.
Идентификационная характеристика манипуляции - отношение субъекта воздействия к потребностям объекта РВ - проявляется в речевом событии в виде макрокомпонента «объективные ситуативные характеристики» [см. Борисова 2001: 56 - 59]. Таким образом, первоочередная задача манипулятора состоит в том, чтобы нужным образом охарактеризовать собственные объективные ситуативные характеристики:
- Личностный аспект (личностные характеристики, модель мира = система убеждений);
- Ролевой аспект (постоянные и переменные социальные роли, переменные диалогические роли; социально-статусные отношения коммуникантов - соотношение социальных статусов и коммуникативный модус);
- Целевой аспект (конкретизированные потребности манипулятора).
Так как манипулятору необходимо воздействовать в пределах неосознаваемого манипулируемым и использовать его потребности, то другим важным для интерпретации макрокомпонентом являются объективные ситуативные характеристики объекта манипуляции «мишени воздействия»:
- Личностный аспект (личностные характеристики, модель мира = система убеждений);
- Ролевой аспект (постоянные и переменные социальные роли, переменные диалогические роли; социально-статусные отношения коммуникантов - соотношение социальных статусов и коммуникативный модус);
- Целевой аспект (конкретизированные потребности манипулируемого).
Представляется, что вспомогательную роль играет интерпретация образа обстановки воздействия. По мере возможности и необходимости манипулятор характеризует следующие компоненты образа обстановки воздействия:
- топологию коммуникативного события (пространственную локализацию события, узуальность пространственной прикрепленности, степень включенности элементов пространства в коммуникацию, наличие / отсутствие факторов, затрудняющих общение, взаимное расположение коммуникантов);
- хронологию коммуникативного события (временные координаты, отношения события к циклическим периодам деятельности человека, узуальность хронологической прикрепленности, временная протяженность, наличие / отсутствие дефицита времени);
- типологическую стратификацию коммуникативного события (тип общения, сферу общения, отношение к сопутствующей предметно-практической деятельности, наличие/отсутствие наблюдателей, частотность ситуации);
- способ общения (контакт, канал, форму контакта, код, языковую подсистему, отчуждаемость продукта коммуникации).
Можно говорить, что, интерпретируя текущую коммуникативную ситуацию, манипулятор организует для манипулируемого ее неадекватное восприятие.
Использование манипулятором психологического механизма восприятия.
Сама возможность влияния на процесс восприятия, как и способы этого влияния, обусловлена психологическими особенностями феномена восприятия. Процесс восприятия представляет собой «процесс принятия решений». «Независимо от характера задачи, стоящей перед индивидом, он (или его нервная система) приходит к решению, что воспринимаемый объект есть та, а не иная вещь окружающего мира» [Брунер 1977: 29]. Это происходит в результате отнесения рассматриваемого объекта к той или иной категории - «совокупности признаков, в зависимости от которой объекты группируются как эквивалентные» [Брунер 1977: 30]. Такая система взаимоотнесенных категорий является отражением существенных черт того мира, в котором живет этот индивид, и является его картиной мира, вербализуемой в виде убеждений.
Процесс восприятия протекает в несколько этапов. Начальный этап является этапом ожидания индивидом того или иного контекста (этапом установки на предстоящее восприятие, познавательной гипотезы). Познавательная гипотеза «не просто какое-то изолированное ожидание определенных внешних событий; она связана, скорее, с целостными системами представлений или ожиданий внешних событий» [Брунер, там же, 87], зависит от предшествующего опыта индивида. Установка на восприятие обусловливает предварительную активацию целого набора соответствующих категорий восприятия, делая их доступными для кодирования и идентификации в их терминах входных раздражителей. На втором этапе происходит непосредственно прием информации. Третий этап является этапом проверки и подтверждения. «Доходящая до субъекта информация либо подтверждает данную гипотезу, согласуется с ней, либо оказывается в той или иной степени несоответствующей, опровергающей ее. Если подтверждение не наступает, гипотеза изменяется. Направление изменений определяется, с одной стороны, внутренними, связанными с установкой личности факторами опыта, а с другой - обратной связью от результатов предыдущего, частично неудавшегося этапа проверки информации» [Брунер, там же, 85].
Адекватность восприятия зависит от адекватности событиям окружающей среды доступных индивиду категорий восприятия и гибкости познавательной гипотезы. Неадекватное восприятие обусловлено, главным образом, неумением «усвоить подходящие категории для классификации событий окружения и установления их последовательности» [Брунер, там же, 60] и неадекватностью событиям окружающей среды наиболее доступных индивиду категорий. Более доступные категории используются в процессе восприятия в первоочередном порядке и наиболее легко, потому что чем больше доступность категории, тем меньше входной сигнал, необходимый для осуществления классификации в терминах этой категории, тем шире диапазон характеристик входного сигнала, удовлетворяющих, по мнению индивида, данной категории, и тем выше вероятность маскировки других категорий, столь же хорошо или даже лучше соответствующих входному сигналу.
Вторая причина неадекватности восприятия - это негибкость познавательной гипотезы. Наименее гибкими являются наиболее сильные гипотезы - гипотезы, которые (по Брунеру) наиболее часто подтверждались в прошлом, не имеют альтернативы, имеют наибольшее число опорных гипотез в широкой системе гипотез и убеждений индивида, имеют наиболее выгодные для индивида последствия в случае их подтверждения, поддерживаются гипотезами других наблюдателей. Чем сильнее гипотеза, тем выше вероятность ее появления в данной ситуации, меньший объем соответствующей информации необходим для ее подтверждения, больший объем несоответствующей информации необходим для ее опровержения.
Манипулятор использует указанные условия неадекватного восприятия при создании для манипулируемого образа ТКС. Следует отметить, что для данного исследования является важным использование понятия «образ», определяемого, во-первых, как живое, наглядное представление о чем-либо, о ком-либо, возникающее в воображении, мыслях объекта РВ, во-вторых, вообще как форма восприятия сознанием явлений объективной действительности [см. БТСРЯ 1998: 682].
До непосредственной коммуникации (или в самом ее начале) манипулятор составляет представление о модели мира манипулируемого, на основании чего определяет его наиболее сильные познавательные гипотезы и наиболее доступные категории восприятия. Манипулятор делает вывод о модели мира манипулируемого, например, на основании анализа интерьера его жилища: «Остап прошел в комнату, которая могла быть обставлена только существом с воображением дятла. На стенах висели кино-открыточки, куколки и тамбовские гобелены. На этом пестром фоне, от которого рябило в глазах, трудно было заметить маленькую хозяйку комнаты. На ней был халатик, переделанный из толстовки Эрнеста Павловича и отороченный загадочным мехом. Остап сразу понял, как вести себя в светском обществе» [Ильф, Петров 2001: 193 - 194]; Чичиков «искоса бросив еще один взгляд на все, что было в комнате, почувствовал, что слово «добродетель» и «редкие свойства души» можно с успехом заменить словами «экономия» и «порядок»; и потому, преобразивши таким образом речь, он сказал, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, он почел за долг познакомиться и принести лично свое почтение» [Гоголь 1975: 357]. Или получает информацию из рассказа третьих лиц, как, например, О. Бендер получает сведения о Воробьянинове из рассказа дворника [Ильф, Петров 2001: 37 - 39], восклицание которого «Барин!...Из Парижа!» при виде Воробьянинова становится основой для следующей фразы манипулятора О. Бендера: «У нас хоть и не Париж, но милости просим к нашему шалашу». Манипулятор может получить информацию о модели мира манипулируемого на основании анализа его вербального и невербального поведения при общении с другими. Полесов воспринимает Ипполита Матвеевича как бывшего предводителя дворянства, а О. Бендера как «явно, бывшего офицера», что обнаруживается при первой встрече его с Бендером и Воробьяниновым: поздоровался почтительно, зашептал, «оглядываясь по сторонам»: «...Вам не надо беспокоиться... - Я от Елены Станиславовны... «ни о чем не волнуйтесь! Все будет совершенно тайно». Именно эти образы впоследствии берутся в основу интерпретации манипулятором О. Бендером общения со знакомыми Воробьянинова - бывшими дворянами, купцами, офицерами. Профессор Стравинский составляет мнение о поэте Иване Бездомном на основании чтения медицинской карты: «А главный привычными глазами пробежал лист, пробормотал: «Угу, угу...» и обменялся с окружающими несколькими фразами на малоизвестном языке» [Булгаков 1994: 100].
В границах модели мира манипулируемого (коммуникативные смыслы речевых поступков конструируются с учетом убеждений манипулируемого) и осуществляется интерпретация ТКС при создании образа речевого события. Использование наиболее доступных манипулируемому категорий восприятия и опора на его наиболее сильные гипотезы позволяет манипулятору с наименьшими усилиями и наибольшей результативностью организовать неадекватное восприятие манипулируемым речевого события. Ярким примером такой опоры на гипотезу манипулируемого является использование героем «Ревизора» Хлестаковым того, что его принимают за ревизора. В «Золотом теленке» О. Бендер также пользуется тем, что жители села приняли машину «Антилопу Гну», в которой он ехал с Балагановым, Паниковским и Козлевичем, за головную машину автопробега Москва - Харьков - Москва. Он эксплицирует свое намерение: «Первое: крестьяне приняли «Антилопу» за головную машину автопробега. Второе: мы не отказываемся от этого звания, более того - мы будем обращаться ко всем учреждениям и лицам с просьбой оказать нам надлежащее содействие, напирая именно на то, что мы головная машина» [Ильф, Петров 1976: 54]. В дальнейшем О. Бендер с легкостью манипулирует жителями ряда населенных пунктов, лежащих на маршруте автопробега, именно благодаря использованию их заблуждения.
Важно отметить, что, создавая для манипулируемого неадекватное восприятие ТКС, манипулятор использует естественные, имеющие место при любом восприятии, психологические процессы.
Типичные характеристики макрокомпонентов ТКС при манипуляции.
Рассмотрим интерпретацию ряда коммуникативных ситуаций и зависимость выбора манипулятором собственного образа, образа манипулируемого и обстановки воздействия от модели мира манипулируемого. Показательными в этом плане являются интерпретации коммуникативных ситуаций одним манипулятором для разных манипулируемых.
Проанализируем коммуникативные смыслы речевых поступков. Художественный текст дает нам также возможность дополнить образ манипулятора анализом его невербального поведения. Можно сказать, что все описанные невербальные поступки необходимы и достаточны для адекватного понимания коммуникативного поведения интересующего нас субъекта РВ, ведь задача самого автора художественного произведения в некотором роде схожа с задачей манипулятора - создать в восприятии читателя нужный образ героя.
Первоначальные настоящие характеристики: а) личностно-ролевая характеристика - бедный молодой человек, у которого «не было ни денег, ни квартиры, где они могли бы лежать, ни ключа, которым можно было бы квартиру отпереть», «не было даже пальто»; «великий комбинатор» [Ильф, Петров 2001: 35]; б) целевая характеристика - побудить манипулируемых отдать деньги / стулья.
Манипулируемые - группа васюкинских шахматистов-любителей - индивиды, объединенные общими интересами, системой ценностей и т.п. Город Васюки - «край, отстоящий на 50 километров от железной дороги», «в городе 8000 жителей, государственная картонная фабрика с 320 рабочими, маленький чугунолитейный, пивоваренный и кожевенный заводы», «из учебных заведений, кроме общеобразовательных, лесной техникум» [Ильф, Петров 2001: 283].
Модель мира манипулируемых («мишени воздействия») сформирована, с одной стороны, менталитетом провинциалов - жителей глубинки, совершенно незначительного в масштабах страны населенного пункта, с другой - их любовью к шахматам.
- Гроссмейстер О. Бендер! - заявил Остап, присаживаясь на стол. - Устраиваю у вас сеанс одновременной игры.
Единственный глаз васюкинского шахматиста раскрылся до пределов, дозволенных природой.
- Сию минуточку, товарищ гроссмейстер! - крикнул одноглазый. - Присядьте, пожалуйста. Я сейчас.
...Одноглазый вернулся с дюжиной граждан разного возраста. Все они по очереди подходили знакомиться, называли фамилии и почтительно жали руку гроссмейстера.
- Проездом в Казань, - говорил Остап отрывисто, - да, да, сеанс сегодня вечером, приходите. А сейчас, простите, не в форме: устал после карлсбадского турнира.
Васюкинские шахматисты внимали Остапу с сыновней любовью. Остапа понесло. Он почувствовал прилив новых сил и шахматных идей.
- Вы не поверите, - говорил он, - как далеко двинулась шахматная мысль. Вы знаете, Ласкер дошел до пошлых вещей, с ним стало невозможно играть. Он обкуривает своих противников сигарами. И нарочно курит дешевые, чтобы дым противней был. Шахматный мир в беспокойстве...
Для осуществления манипулятивного воздействия манипулятор использует модель отношений «лидер и группа» и избирает для себя образ гроссмейстера мирового уровня из столицы (безоговорочный авторитет в модели мира провинциальных шахматистов- любителей), остановившегося на короткое время в этом маленьком городе - «проездом в Казань».
Манипулятор создает образ гроссмейстера и, соответственно, лидера-авторитета (коммуникативные смыслы речевых поступков):
а) вербально эксплицитно: «Гроссмейстер О. Бендер!» = «я гроссмейстер, потому что говорю об этом»;
б) невербально: «присаживаясь на стол» = «я гроссмейстер, потому что позволяю себе садиться на стол перед незнакомым шахматистом-любителем»; «заявил Остап», «говорил отрывисто» (использует неполные предложения с незамещенной позицией подлежащего «я») = «я гроссмейстер, потому что позволяю себе говорить небрежно и свысока»;
в) вербально имплицитно: «устраиваю сеанс одновременной игры» = «я гроссмейстер, потому что устраиваю сеанс одновременной игры»; «устал после карлсбадского турнира» = «я гроссмейстер, потому что участвовал в карлсбадском турнире»;
«Вы знаете, Ласкер дошел до пошлых вещей, с ним стало невозможно играть...» = «я гроссмейстер мирового уровня, потому что позволяю себе критиковать Ласкера, и потому что я играю с Л аскером»; «вы не поверите, как далеко двинулась шахматная мысль», «вы знаете, Ласкер...» = «я гроссмейстер из столицы, потому что я сообщаю вам, провинциальным шахматистам- любителям, новости шахматного мира».
Указанные коммуникативные смыслы речевых поступков формируются на базе существующих у васюкинских шахматистов-любителей убеждений: разговаривать небрежно, свысока и сидя на краю стола может только человек авторитетный; проводят сеансы одновременной игры гроссмейстеры; играть с Ласкером и критиковать его может только гроссмейстер; знать последние новости шахматного мира может только столичный гроссмейстер.
Реакция манипулируемых подтверждает положительный результат воздействия: после представления манипулятора «единственный глаз васюкинского шахматиста раскрылся до пределов, дозволенных природой», он называет манипулируемого «товарищ гроссмейстер» и бежит за другими шахматистами-любителями; васюкинские шахматисты «по очереди подходили знакомиться, называли фамилии и почтительно жали руку гроссмейстера», «внимали Остапу с сыновней любовью».
Манипулятор сообщает о сеансе одновременной игры как о причине своей остановки в Васюках и появления в шах клубе: «устраиваю у вас сеанс одновременной игры». Он приглашает манипулируемых на сеанс одновременной игры - «да, да, сеанс сегодня вечером, приходите», тем самым внося в собственный образ дополнительные смыслы: «устроитель», «главный», «хозяин». Это приглашение и воспринимается манипулируе- мыми как коммуникативная цель манипулятора.
Манипулятор противопоставляет себя - «Я», «гроссмейстер», манипулируемым - «у вас», включая местоимение второго лица (собеседников) в обстоятельство места, актуализируя тем самым смыслы: «в Васюках», «в шах секции», «в провинции». В образе манипулируемых подчеркиваются составляющие: «провинциальные», «шахматисты- любители».
Гроссмейстер перешел на местные темы.
- Почему в провинции нет никакой игры мысли? Например, ваша шахсекция. Так она и называется: шахсекция. Скучно, девушки! Почему бы вам, в самом деле, не назвать ее как-нибудь красиво, истинно по-шахматному. Это вовлекло бы в секцию союзную массу. Назвали бы, например, вашу секцию: «Шахматный клуб четырех коней», или «Красный эндшпиль», или «Потеря качества при выигрыше темпа». Хорошо было бы! Звучно!
Реплика начинается риторическим вопросом, содержит восклицательные предложения - речь манипулятора приобретает характер ораторского выступления, что хорошо укладывается в сложившуюся модель отношений «лидер и группа».
Идея имела успех.
- Ив самом деле, - сказали васюкинцы, - почему бы не переименовать нашу секцию в «Клуб четырех коней»?
Так как бюро шахсекции было тут же, Остап организовал под своим почетным председательством минутное заседание, на котором секцию единогласно переименовали в «Шах клуб четырех коней»...
Образ обстановки воздействия интерпретируется манипулятором как «минутное заседание» «под своим почетным председательством», что становится возможным благодаря ранее созданному образу себя как гроссмейстера. Реплика «проездом в Казань» определяет хронологический параметр коммуникативной ситуации - наличие дефицита времени, что заставляет манипулируемых быстрее и без более тщательных размышлений принимать решение.
Манипулируемый - председатель исполкома города Арбатов. Модель мира: манипулируемый является представителем существующего строя, партийный работник, представитель власти. Его мышление в высокой степени идеологизировано. Его потребность - соответствовать идеалу партийного работника, коммунистического руководителя.
- По личному,- сухо сказал он, не оглядываясь на секретаря и засовывая голову в дверную щель. - К вам можно?
И, не дожидаясь ответа, приблизился к письменному столу:
- Здравствуйте, вы меня не узнаете? Председатель, черноглазый большеголовый человек в синем пиджаке и в таких же брюках, заправленных в сапоги на высоких скороходовских каблучках, посмотрел на посетителя довольно рассеянно и заявил, что не узнает.
- Неужели не узнаете? А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца.
- Я тоже похож на своего отца,- нетерпеливо сказал председатель.- Вам чего, товарищ?
Тут все дело в том, какой отец- грустно заметил посетитель.- Я сын лейтенанта Шмидта.
Председатель смутился и привстал. Он живо вспомнил знаменитый облик революционного лейтенанта с бледным лицом и в черной пелерине с бронзовыми львиными застежками. Пока он собирался с мыслями, чтобы задать сыну черноморского героя приличествующий случаю вопрос, посетитель присматривался к меблировке кабинета взглядом разборчивого покупателя...
... «А шкафчик-то типа «Гей, славяне!»,- подумал посетитель.- Тут много не возьмешь. Нет, это не Рио-де-Жанейро».
- Очень хорошо, что вы зашли,- сказал, наконец, председатель.- Вы, вероятно, из Москвы?
- Да, проездом,- ответил посетитель, разглядывая козетку и все более убеждаясь, что финансовые дела исполкома плохи. Он предпочитал исполкомы, обставленные новой шведской мебелью ленинградского древтреста.
Председатель хотел было спросить о цели приезда лейтенантского сына в Арбатов, но неожиданно для самого себя жалобно улыбнулся и сказал:
- Церкви у нас замечательные...
Манипулятор избирает для себя образ сына героя революции - в рамках модели мира манипулируемого образ для почитания и поклонения:
а) вербально эксплицитно: «Я сын лейтенанта Шмидта»;
б) вербально имплицитно: «Вы меня не узнаете?», «Неужели не узнаете?» = «я сын лейтенанта Шмидта, потому что я удивляюсь, что вы, партийный работник, меня не узнаете».
Коммуникативные смыслы построены с опорой на убеждении: партийный работник должен знать в лицо героев революции.
Невербальная реакция манипулируемого - «смутился и встал», а также его мысли, заключенные в словах автора - «живо вспомнил облик революционного лейтенанта», «задать сыну черноморского героя приличествующий случаю вопрос», свидетельствуют о положительном результате воздействия манипулятора.
В процессе воздействия образ манипулятора в глазах манипулируемого меняется от «товарища» с нетерпеливой интонацией до «сына черноморского героя», «лейтенантского сына» и наконец до «героя» - «...думал он, с любовью глядя на воодушевленное лицо героя...» [Ильф, Петров 1976: 9 - 10].
Манипулируемые - группа знакомых подручного манипулятора - Ипполита Матвеевича Воробьянинова. Модель мира манипулируемых, потребности («мишени воздействия»): бывшие дворяне, купечество, офицеры, то есть люди, во-первых, недовольные новой властью, во-вторых, старающиеся не афишировать свой прежний социальный статус. - Мы с коллегой прибыли из Берлина, поправил Остап, нажимая на локоть Ипполита Матвеевича, - но об этом не рекомендуется говорить...
... Оба Полесов и Остап ушли в квартиру Полесова, где Остап, сидя на обломке ворот дома № 5 по Перелешинскому переулку, стал развивать перед оторопевшим кустарем-одиночкой с мотором фантасмагорические идеи, склоняющиеся к спасению Родины...
- ...А теперь действовать, действовать и действовать! - сказал Остап, понизив голос до степени полной нелегальности.
Он взял Полесова за руку.
- Старуха не подкачает? Надежная женщина?
Полесов молитвенно сложил руки.
- Ваше политическое кредо?
- Всегда! - восторженно ответил Полесов.
- Вы, надеюсь, кирилловец?
- Так точно. - Полесов вытянулся в струну.
- Россия вас не забудет! - рявкнул Остап...
...- Строгий секрет! Государственная тайна! Остап показал рукой на Воробьянинова:
Кто, по-вашему, этот мощный старик? Не говорите, вы не можете этого знать. Это гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору...
- ...Наших в городе много? - спросил Остап напрямик. - Каково настроение?
При наличии отсутствия... - сказал Виктор Михайлович и стал путано объяснять свои беды. Тут был и дворник дома № 5, возомнивший о себе, хам, и плошки три восьмых дюйма, и трамвай, и прочее.
- Хорошо! - грянул Остап. - Елена Станиславовна! С вашей помощью мы хотим связаться с лучшими людьми города, которых злая судьба загнала в подполье. Кого можно пригласить к вам?
Манипулятор создает образ своего подручного Воробьянинова, известного манипулируемым «предводителя дворянства», как заговорщика, прибывшего из-за границы с целью создать тайную организацию для восстановления монархии: вербально эксплицитно: «это гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору». Далее он характеризует себя как коллегу Воробьянинова - вербально эксплицитно: «Мы с коллегой прибыли из Берлина». Коммуникативные смыслы речевых поступков («я заговорщик, потому что приехал из-за границы, говорю о тайной организации, собираю тайное заседание») основаны на убеждениях манипулируемых: тот, кто приехал из-за границы, собирает тайное совещание и т.п., - заговорщик.
Образ обстановки воздействия создается тематикой диалогов: «стал развивать перед оторопевшим кустарем-одиночкой с мотором фантасмагорические идеи, склоняющиеся к спасению Родины», предупреждает: «об этом не рекомендуется говорить», «Строгий секрет! Государственная тайна!», не вербально: «понизил голос до степени полной нелегальности»; «надежная женщина».
В образе манипулируемых актуализируется составляющая, характеризующая их как носителей определенных политических взглядов: «Ваше политическое кредо?», «надеюсь, Кирилловен»; «Наших в городе много?»; «связаться с лучшими людьми города, которых злая судьба загнала в подполье».
Модель мира, система ценностей («мишени воздействия»): круг интересов манипулируемого сводится к моде; словарный запас - 30 слов; система оценки: «хорошо» = «модно», «плохо» = «немодно»; единственная потребность - быть самой красивой и самой модной, быть вне конкуренции. Вывод сделан на основании слов автора, который сообщает о мыслях и чувствах манипулируемого. Так, примеряя «очень миленькую крепдешиновую кофточку» и видя себя при этом «почти богиней», Эллочка думает: «Увидев меня такой, мужчины взволнуются. Они задрожат. Они пойдут за мной на край света, заикаясь от любви. Но я буду холодна. Разве они стоят меня? Я самая красивая. Такой элегантной кофточки нет ни у кого на земном шаре». Дочь американского миллиардера Вандербильда в вечернем платье она считает «проклятой соперницей»: «Ого! - сказала Эллочка сама себе. Это значило: «или я, или она» [см. Ильф, Петров 2001: 187 - 190].
- Прекрасный мех! - воскликнул он Остап.
- Шутите! - сказала Эллочка нежно. - Это мексиканский тушкан.
- Быть этого не может. Вас обманули. Вам дали граздо лучший мех. Это шанхайские барсы. Ну да! Барсы! Я знаю их по оттенку. Видите, как мех играет на солнце!.. Изумруд! Изумруд!
Эллочка сама красила мексиканского тушкана зеленой акварелью, и потому похвала утреннего посетителя была ей особенно приятна.
Не давая хозяйке опомниться, великий комбинатор вывалил все, что слышал когда-либо о мехах. После этого заговорили о шелке, и Остап обещал подарить очаровательной хозяйке несколько сот шелковых коконов, якобы привезенных ему председателем ЦИК Узбекистана.
- Вы - парниша что надо, - заметила Эллочка после первых минут знакомства...
Манипулятор создает образ себя как светского человека, разбирающегося в моде, единомышленника, симпатизирующего и восхищающегося элегантностью манипулируемой:
а) невербально эксплицитно («закрыл глаза и сделал шаг назад») = «я светский человек, потому что у меня изящные манеры»;
б) вербально имплицитно: комплимент, построенный на эффекте неожиданности - «Вас обманули. Вам дали гораздо лучший мех», комплименты с использованием повтора и восклицания - «Это шанхайские барсы. Ну да! Барсы! Я знаю их по оттенку. Видите, как мех играет на солнце!.. Изумруд! Изумруд!»; «Прекрасный мех!» = «я вам симпатизирую и восхищаюсь вами, потому что говорю комплименты»; «вывалил все, что слышал когда-либо о мехах», «заговорили о шелке» = «я человек, разбирающийся в моде, потому что знаю по оттенку мех шанхайских барсов, потому что разбираюсь в шелке»; «обещал подарить очаровательной хозяйке несколько сот шелковых коконов, якобы привезенных ему председателем ЦИК Узбекистана» = «я светский человек, потому что я коротко знаком с председателем ЦИК», «я симпатизирую вам, потому что собираюсь подарить шелковые коконы».
Коммуникативные смыслы речевых поступков строятся с опорой на существующие у манипулируемого убеждения: человек с изящными манерами принадлежит к светскому обществу; тот, кто делает мне комплимент, симпатизирует мне; тот, кто говорит о мехах и шелке, разбирается в моде; тот, кто знаком с председателем ЦИК, дипломатом, - светский человек.
Манипулируемый воспринимает манипулятора как «своего», симпатизирует ему: «Вы - парниша что надо», что говорит о положительном результате воздействия. Посредством комплиментов манипулятор создает образ манипулируемого как очаровательной = модной женщины. Образ обстановки воздействия тематически интерпретируется манипулятором как светская беседа, деловой визит.
Первоначальные настоящие характеристики манипулятора: личностно-ролевая - считает манипулируемого больным (не нормальным человеком - «Тут одно слово заставило его Ивана Бездомного вздрогнуть, и это было слово «шизофрения» - увы, уже вчера произнесенное проклятым иностранцем на Патриарших прудах, а сегодня повторенное здесь профессором Стравинским»); целевая характеристика - хочет побудить манипулируемого добровольно остаться в больнице для лечения.
Социальные роли и образ обстановки воздействия определен: разговор врача и пациента в больнице.
Манипулируемый - Иван Бездомный, поэт, встретивший на Патриарших прудах Воланда и ставший свидетелем предсказанной Воландом смерти Берлиоза. Модель мира манипулируемого, система ценностей, потребности («мишени воздействия»): считает себя абсолютно нормальным человеком, хочет немедленно выйти из больницы, чтобы поймать «иностранца»-Воланда.
Данный фрагмент отнесен нами к числу манипуляций, а воздействующий субъект считается манипулятором на следующем основании: действия врача - профессора Стравинского - направлены на восстановление психического здоровья объекта РВ, однако при этом Стравинский считает Ивана Бездомного неполноценной личностью, не способным решать, что для него хорошо, что плохо (ставит диагноз - шизофрения).
Главный, по-видимому, поставил себе за правило соглашаться со всем и радоваться всему, что бы ни говорили ему окружающие, и выражать это словами «славно, славно...».
- Славно! - сказал Стравинский, возвращая кому-то лист, и обратился к Ивану: - Вы - поэт?
- Поэт, - мрачно ответил Иван и впервые вдруг почувствовал какое-то необъяснимое отвращение к поэзии, и вспомнившиеся ему тут же собственные его стихи показались почему-то неприятными.
Морща лицо, он, в свою очередь, спросил у Стравинского:
- Вы - профессор?
На это Стравинский предупредительно-вежливо наклонил голову.
- И вы - здесь главный? - продолжал Иван. Стравинский и на это поклонился.
- Мне с вами нужно говорить, - многозначительно сказал Иван Николаевич.
- Я для этого и пришел, - отозвался Стравинский.
- Дело вот в чем, - начал Иван, чувствуя, что настал его час, -меня в сумасшедшие вырядили, никто не желает меня слушать!..
- О нет, мы выслушаем вас очень внимательно, - серьезно и успокоительно сказал Стравинский, - ив сумасшедшие вас рядить ни в коем случае не позволим.
- Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с таинственною личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата.
Свита безмолвно и не шевелясь слушала поэта.
- Пилата? Пилат, это - который жил при Иисусе Христе? - щурясь на Ивана, спросил Стравинский.
- Тот самый.
- Лга, - сказал Стравинский, - а этот Берлиоз погиб под трамваем?
- Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших, причем этот самый загадочный гражданин...
- Знакомый Понтия Пилата? - спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большой понятливостью.
- Именно он, - подтвердил Иван, изучая Стравинского, - так вот он сказал заранее, что Аннушка разлила подсолнечное масло... А он и поскользнулся как раз на этом месте! Как вам это понравится? - многозначительно осведомился Иван, надеясь произвести большой эффект своими словами.
- Но этого эффекта не последовало, и Стравинский очень просто задал следующий вопрос:
- А кто же эта Аннушка?
Этот вопрос немного расстроил Ивана, лицо его передернуло.
- Аннушка здесь совершенно не важна, - проговорил он, нервничая, - черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важно то, что он заранее, понимаете ли, заранее знал о подсолнечном масле! Вы меня понимаете?
- Отлично понимаю, - серьезно ответил Стравинский и, коснувшись колена поэта, добавил: - Не волнуйтесь и продолжайте.
- Продолжаю; - сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравинскому и зная уже по горькому опыту, что лишь спокойствие поможет ему, - так вот, этот страшный тип, а он врет, что он консультант, обладает какою-то необыкновенной силой... Например, за ним погонишься, а догнать его нет возможности. А с ним еще парочка, и тоже хороша, но в своем роде: какой-то длинный в битых стеклах и, кроме того, невероятных размеров кот, самостоятельно ездящий в трамвае. Кроме того, - никем не перебиваемый, Иван говорил все с большим жаром и убедительностью, - он лично был на балконе у Понтия Пилата, в чем нет никакого сомнения. Ведь это что же такое? А? Его надо немедленно арестовать, иначе он натворит неописуемых бед.
- Так вот вы и добиваетесь, чтобы его арестовали? Правильно я вас понял? - спросил Стравинский.
- «Он умен, - подумал Иван, - надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя», - и ответил:
- Совершенно правильно! И как же не добиваться, вы подумайте сами! А между тем меня силою задержали здесь, тычут в глаза лампой, в ванне купают, про дядю Федю чего-то расспрашивают!.. А его уж давно на свете нет! Я требую, чтобы меня немедленно выпустили.
- Ну что же, славно, славно! - отозвался Стравинский. - Вот все и выяснилось. Действительно, какой же смысл задерживать в лечебнице человека здорового? Хорошо-с. Я вас сейчас же выпишу отсюда, если вы мне скажете, что вы нормальны. Не докажете, а только скажете. Итак, вы нормальны?
Тут наступила полная тишина, и толстая женщина, утром ухаживавшая за Иваном, благоговейно поглядела на профессора, а Иван еще раз подумал: «Положительно умен»...
Манипулятор создает образ себя как человека хорошо понимающего манипулируемого и разделяющего его точку зрения, верящего ему:
а) эксплицитно невербально: «предупредительно вежливо» наклоняет голову, говорит «серьезно и успокоительно».
Манипулятор использует разного рода согласие, доверие, одобрение и выражение понимания слов манипулируемого = «я с вами соглашаюсь, потому что я вас понимаю и разделяю вашу точку зрения»:
б) эксплицитно вербально: «отлично понимаю», «хорошо-с», «ну что же, славно, славно», «действительно», «не докажите, а только скажите»; эксплицирует свою коммуникативную цель как «я для этого чтобы выслушать и пришел»; обещание и повтор слов реплики манипулируемого - манипулируемый: «меня в сумасшедшие вырядили, никто не желает меня слушать!..», манипулятор: «О нет, мы выслушаем вас очень внимательно...ив сумасшедшие вас рядить ни в коем случае не позволим»; манипулируемый: «Вы меня понимаете?», манипулятор: «Отлично понимаю».
в) имплицитно вербально: манипулятор активно использует уточняющие вопросы с повторами слов манипулируемого, что вызывает ответное согласие последнего. Манипулируемый: «...вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с таинственною личностью, иностранцем не иностранцем, который заранее знал о смерти Берлиоза и лично видел Понтия Пилата», манипулятор: «Пилата? Пилат, это - который жил при Иисусе Христе?», манипулируемый соглашается: «Тот самый», манипулятор соглашается и снова уточняет: «Ага,... а этот Берлиоз погиб под трамваем?», манипулируемый вновь соглашается: «Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших, причем этот самый загадочный гражданин...», манипулятор вновь уточняет: «Знакомый Понтия Пилата?». манипулируемый опять соглашается: «Именно он».
Указанные коммуникативные смыслы строятся с опорой на предполагаемое наличие у манипулируемого следующих убеждений: тот, кто соглашается, понимает и разделяет мою точку зрения; тот, кто правильно переспрашивает, понимает меня.
Манипулируемый с первых минут знакомства отмечает для себя способ общения манипулятора: «главный, по-видимому, поставил себе за правило соглашаться со всем и радоваться всему, что бы ни говорили ему окружающие, и выражать это словами «славно, славно...». В ходе воздействия манипулируемый делает вывод о манипуляторе как о человеке «очевидно, отличавшемся большой понятливостью», и вскоре заключает, что «Он умен, ...надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя», «Положительно умен», что свидетельствует о положительном результате воздействия.
В рассмотренных фрагментах манипулятор и манипулируемые ранее знакомы не были - коммуникативное событие начинается со знакомства, - у манипулируемого не сформулировано какое-либо мнение о манипуляторе. Манипулятор свободен в интерпретации коммуниктивной ситуации (в рамках модели мира манипулируемого). При этом манипулятору приходится полностью создавать собственный образ: имя, социальную роль, отношение к манипулируемому.
В следующих фрагментах манипулятор хорошо знаком с манипулируемыми, у них сформировано мнение о его личностных качествах, а социальные роли и взаимоотношения между манипулятором и манипулируемыми частично определены. В то же время сам манипулятор уже владеет информацией о модели мира манипулируемого. В данном случае манипулятор создает, главным образом, свой так называемый «эмоциональный образ» и образ себя как единомышленника манипулируемого.
Первоначальные настоящие характеристики: а) личностно-ролевая характеристика советский разведчик Исаев; б) целевая характеристика - скрыть от манипулируемых то, что он советский разведчик - сохранить образ Штирлица, побудить манипулируемого дать распоряжение забрать русскую радистку из госпиталя.
Социальные роли манипулируемого и манипулятора определены: манипулируемый начальник манипулятора. Манипулируемый - Вальтер Шелленберг. Модель мира, личностные характеристики, потребности манипулируемого («мишени воздействия»): самолюбив, честолюбив, к манипулятору относится с симпатией, что можно утверждать на основании анализа его стиля общения с манипулятором: «взял Штирлица под руку и, выходя из кабинета, весело шепнул...» [Семенов 2002: 102]. К начальнику гестапо (шеф ведомства-конкурента - контрразведки третьего рейха) Мюллеру относится с ненавистью: «... так в минуты раздражения Шелленберг называл одного из самых ненавистных ему людей шефа гестапо Мюллера» [Семенов 2002: 158]. Потребность манипулируемого - победить в конкурентной борьбе с гестапо - показать в выгодном свете работу своего ведомства и в невыгодном - работу гестапо - «утереть нос баварцу» [Семенов 2002, там же].
...А сейчас; после разговора с Рольфом, Штирлицу предстояло сыграть ярость. Он поднялся к Шелленбергу и сказал:
- Бригадефюрер, мне лучше сказаться больным, а я действительно болен, и попроситься на десять дней в санаторий - иначе я сдам...
Говоря это шефу разведки, он был бледен, до синевы бледен.....Лицо Штирлица сейчас стало сине-бледным не потому, что он понимал, какие ждут его муки, скажи Кэт о нем. Все проще: он играл ярость. Настоящий разведчик сродни актеру или писателю. Только если фальшь в игре грозит актеру тухлыми помидорами, а неправда и отсутствие логики отомстят писателю презрительными усмешками читателей, то разведчику это обернется смертью.
- В чем дело? -удивился Шелленберг. - Что с вами?
- По-моему, мы все под колпаком у Мюллера. То этот идиотизм с «хвостом» на Фридрихштрассе, а сегодня еще почище: они находят русскую с передатчиком, видимо, работавшую очень активно. Я за этим передатчиком охочусь восемь месяцев, но отчего-то это дело попадает к Рольфу, который столько же понимает в радиоиграх, сколько кошка в алгебре.
- Шелленберг сразу потянулся к телефонной трубке.
- Не надо, - сказал Штирлиц. - Ни к чему. Начнется склока, обычная склока между разведкой и контрразведкой. Не надо. Дайте мне санкцию: я поеду сейчас к этой бабе, возьму ее к нам и хотя бы проведу первый допрос. Может быть, я самообольщаюсь, но я проведу его лучше Рольфа. Потом пусть этой женщиной занимается Рольф - для меня важнее всего дело, а не честолюбие.
Манипулятор создает образ себя как:
Человека, пришедшего в ярость:
а) вербально имплицитно: «я в ярости, потому что нарушаю нормы делового общения начальника с подчиненным». Манипулятор, вступая в общение не приветствует манипулируемого, его первая реплика имеет форму ультиматума - «мне лучше сказаться больным, иначе я сдам». Манипулятор употребляет слова разговорного стиля («быть под колпаком», «идиотизм с «хвостом», «почище», «к этой бабе»), высокоэмоциональное сравнение «столько же понимает в радиоиграх, сколько кошка в алгебре», б) невербально: «он был бледен, до синевы бледен».
2. Верного подчиненного, единомышленника манипулируемого, вербально имплицитно = «я ваш единомышленник, потому что объединяю себя с вами и противопоставляю работникам ведомства-конкурента Мюллеру и Рольфу» («Мы все под колпаком у Мюллера», «возьму ее к нам»).
3. Человека, не имеющего никакой другой заинтересованности (даже из честолюбия) в работе с русской радисткой, кроме деловой:
а) вербально эксплицитно: «для меня важнее дело, а не честолюбие»;
б) вербально имплицитно: «я имею только деловую заинтересованность в работе с русской радисткой, потому что соглашаюсь, чтобы потому этой женщиной занимался Рольф».
Коммуникативные смыслы речевых поступков построены с опорой на убеждения: тот, кто нарушает нормы делового общения, находится в неуравновешенном эмоциональном состоянии; тот, кто противопоставляет себя работникам ведомства-конкурента, - верный подчиненный;
Первоначальные настоящие характеристики манипулятора: целевая характеристика донести на Шатова, при этом представить сообщение информации как благородный поступок.
Манипулируемый - Андрей Антонович Фон Лембке. «Мишени воздействия»: представитель власти, соответственно, охраняющий эту власть; высокого мнения о себе; стремиться быть осведомленным.
Социальные роли манипулируемого и манипулятора определены: манипулируемый представитель власти (губернатор).
- ...Ну, это все, однако же, к черту, а я вам пришел сказать одну серьезную вещь, и хорошо, что вы этого трубочиста вашего выслали. Дело для меня важное, Андрей Антонович; будет одна моя чрезвычайная просьба к вам.
- Просьба? Гм, сделайте одолжение, я жду и, признаюсь, с любопытством. И вообще прибавлю, вы меня довольно удивляете, Петр Степанович.
Фон Лембке был в некотором волнении. Петр Степанович закинул ногу на ногу.
- В Петербурге, - начал он, - я насчет многого был откровенен, но насчет чего- нибудь или вот этого, например (он стукнул пальцем по «Светлой личности»), я умолчал, во-первых, потому, что объявлял только о том, о чем спрашивали. Не люблю в этом смысле сам вперед забегать; в этом и вижу разницу между подлицом и честным человеком, которого просто-запросто накрыли обстоятельства... Ну, одним словом, это в сторону. Ну-с, а теперь... теперь, когда эти дураки... ну, когда это вышло наружу и уже у вас в руках и от вас, я вижу, не укроется - потому что вы человек с глазами и вас вперед не распознаешь, а эти глупцы между тем продолжают, я... я... ну да, я, одним словом, пришел просить спасти одного человека, одного тоже глупца, пожалуй сумасшедшего, во имя его молодости, несчастий, во имя вашей гуманности... Не в романах же одних собственного изделия вы так гуманны! - с грубым сарказмом и в нетерпении оборвал он вдруг речь.
Одним словом, было видно человека прямого и неполитичного, от избытка гуманных чувств и излишней, может быть, щекотливости, главное, человека недалекого, как тот час же с чрезвычайной тонкостью оценил фон Лембке и как давно уже об нем полагал, особенно когда в последнюю неделю, один в кабинете, по ночам особенно, ругал его изо всех сил про себя за необъяснимые успехи у Юлии Михайловны.
- За кого же вы просите и что же это все означает? - сановито осведомился он, стараясь скрыть свое любопытство.
- Это... это... черт... Я не виноват ведь, что в вас верю! Чем же я виноват, что почитаю вас за благороднейшего человека и, главное, толкового... способного то есть понять... черт...
- Бедняжка, очевидно, неумел с собой справиться.
- Вы, наконец, поймите, - продолжал он, - поймите, что называя вам его имя, я вам его ведь предаю; ведь предаю, не так ли? Не так ли?
- Но как же, однако, я могу угадать, если вы не решаетесь высказаться?
- То-то и есть, вы всегда подкосите вот этою вашей логикой, черт... ну, черт... эта «светлая личность», этот «студент» - это Шатов... вот вам и все!
- Шатов? То есть как это Шатов?
- Шатов, это «студент», вот про которого здесь упоминается. Он здесь живет; бывший крепостной человек, ну, вот пощечину дал.
- Знаю, знаю! - прищурился Лембке, - но, позвольте, в чем же, собственно, он обвиняется и о чем вы-то, главнейшее, ходатайствуйте?
- Да спасти его прошу, понимаете! Ведь я его восемь лет тому еще знал, ведь я ему другом, может быть, был, - выходил из себя Петр Степанович. - Ну, да я вам не обязан отчетами в прежней жизни, - махнул он рукой, - все ничтожно, все это три с половиной человека, а с заграничными десяти не наберется, а главное - я понадеялся на вашу гуманность, на ум. Вы поймете и сами покажите дело в настоящем виде, а не как бог знает что, как глупую мечту сумасбродного человека... от несчастий, заметьте, от долгих несчастий, а не как черт знает там какой небывалый государственный заговор!..
Он почти задыхался...
В данном речевом отрывке образ манипулятора, воспринимаемый манипулируемым, содержится в описании автора - см. фрагмент, выделенный знаком . Манипулятор создает образ себя как:
1) Человека, переполненного чувствами (в сильном волнении) а) вербально имплицитно = «я в сильном волнении, потому что говорю сбивчиво, путано»; б) не вербально - «почти задыхался», «Бедняжка, очевидно, не умел с собой справиться», «с грубым сарказмом и в нетерпении оборвал он вдруг речь» = «я в сильном волнении, потому что резко меняю невербальные характеристики речи».
2) Человека откровенного, искреннего = «я откровенен и искренен, потому что прямо сообщаю о своих намерениях, чувствах и мыслях по отношению к вам». Например, сообщает: «я насчет многого был откровенен, но насчет чего-нибудь или вот этого, например (он стукнул пальцем по «Светлой личности»), я умолчал, во-первых, потому, что объявлял только о том, о чем спрашивали».
3) Человека, желающего помочь Шатову = «я хочу помочь Шатову, потому что я прошу вас «. Вербально эксплицитно - «пришел просить спасти одного человека, одного тоже глупца, пожалуй, сумасшедшего, во имя его молодости, несчастий, во имя вашей гуманности»; «Да спасти его прошу, понимаете!» Манипулятор использует высокоэмоциональные конструкции с восклицанием, инверсией, вводным словом.
4) Человека, глубоко уважающего манипулируемого, считающего его умным и гуманным человеком - вербально эксплицитно «понадеялся на вашу гуманность, ум»; «почитаю вас за человека благородного»; «вы человек с глазами» и др., при этом создается и соответствующий образ манипулируемого.
5) Человека, вынужденного обстоятельствами = «я не доносчик, потому что я вынужден сообщать эту информацию». «Не люблю в этом смысле сам вперед забегать; в этом и вижу разницу между подлецом и честным человеком, которого просто-запросто накрыли обстоятельства».
Манипулятор сообщает о качествах манипулируемого, которые «вынуждают» его сообщать информацию: «вы всегда подкосите вот этою вашей логикой, черт». «Я не виноват ведь, что в вас верю! Чем же я виноват, что почитаю вас за благороднейшего человека и, главное, толкового... способного то есть понять... черт...»
Коммуникативные смыслы речевых поступков строятся в расчете на убеждения: тот, кто говорит сбивчиво, почти задыхаясь, находится в сильном волнении; тот, кто прямо сообщает о своих намерениях, откровенен, искренен; тот, кто просит помочь Шатову, хочет его спасти; тот, кто вынужден сообщать информацию, не доносчик.
Вообще, в данном фрагменте манипулятор избирает в качестве основного способа интерпретации текущей коммуникативной ситуации насколько возможно полную экспликацию своих намерений, мыслей, чувств, совершаемых речевых поступков. Манипулятор одновременно совершает речевой поступок и оценивает, характеризует его, еще и спрашивая мнение манипулируемого, например, сообщает: «...поймите, что, называя вам его имя, я вам его ведь предаю; ведь предаю, не так ли? Не так ли?», продолжая говорить об этом человеке и называя его имя.
Итак, можно выделить следующие закономерности интерпретации ТКС при манипуляции. Манипулятор избирает для себя коммуникативную и социальную роль, согласованную с моделью мира манипулируемого и спецификой человеческого восприятия - например, роль «гроссмейстер» в среде шахматистов-любителей (КС 2), «заговорщик» в общении с бывшими дворянами (КС 4), «светский человек» при разговоре с Эллочкой Щукиной, которую интересовала только мода (КС 5) и т.п.
Наиболее выгодной с точки зрения достижения коммуникативной цели будет роль, дополнительно имеющая характеристику «авторитет». Именно поэтому О. Бендер использует характеристику Воробьянинова как «предводителя дворянства», «отца русской демократии», «особы, приближенной к императору», и ассоциирует себя с ним - «мы с коллегой», тем самым к образу «заговорщик» добавляется характеристика «авторитет», «лидер» (КС 4).
Главным требованием к любой из выбранных ролей будет то, что в рамках модели мира манипулируемого эта роль должна создавать образ манипулятора как партнера - единомышленника, желающего помочь собеседнику в удовлетворении его потребностей. В процессе общения манипулируемый реконструирует коммуникативную цель манипулятора, поэтому как бы конкретно она ни выражалась, образ манипулятора как единомышленника всегда будет обеспечивать восприятие ее манипулируемым как взаимовыгодной.
Если манипуляция происходит при первой встрече манипулятора и манипулируемого, то главная задача манипулятора, как правило, сводится к выбору для себя выгодной социальной роли - КС 1-5. Если манипулятор и манипулируемый давно знакомы и / или их социальные роли (а, соответственно и коммуникативные) определены - КС 6, 7, 8, - основная работа манипулятора состоит в характеристике эмоциональной, интеллектуальной и т.п. - психологической составляющей собственного образа.
Для создания образа манипулируемого на основании анализа его модели мира избираются те из его характеристик, которые дадут манипулятору возможность актуализировать «мишень воздействия» - существующую потребность. Например, в КС 2 помимо характеристики «шахматисты-любители» группы манипулируемых васюкинскинцев важна их характеристика «провинциалы», которая дает возможность актуализировать «мишень» - зависть столице, стремление стать центром (что в итоге доводится О. Бендером до абсурда: он обещает, что Васюки станут центром всего мира, «а впоследствии и вселенной» [Ильф, Петров 2001: 289]).
Создаваемый манипулятором образ обстановки взаимодействия связан с культурным и социальным контекстом коммуникативной ситуации, которые задаются стереотипами ролей манипулятора и манипулируемого [см. Крысин 1989], и, по всей видимости, вторичен при интерпретации ТКС. Так, при выборе манипулятором ролей «заговорщики» образ обстановки взаимодействия естественным образом характеризуется как «тайное заседание», при выборе ролей «гроссмейстер» и «шахматисты-любители» - как «заседание шах секции» и т.п. Хорошо заметна связь между образом обстановки взаимодействия и образом манипулятора при характеристике эмоциональной составляющей последнего. Например, в КС 7 при заданных ролях коммуникантов - начальник / подчиненный - и, соответственно, определенном ими образе обстановки - деловое общение начальника и подчиненного - именно само нарушение норм делового общения создает образ манипулятора Штирлица как человека, находящегося в ярости. Иными словами, в данном случае образ манипулятора создается посредством нарушения задаваемых ролевыми стереотипами правил речевого поведения, в то время как в предыдущих случаях он строится в соответствии с ними.
Зависимость КС речевых поступков манипулятора от системы убеждений манипулируемого.
Приведем речевой фрагмент, в котором манипулятор также стремится создать в восприятии манипулируемого образ себя как единомышленника, друга и т.п., однако ему не удается нужным образом интерпретировать собственные коммуникативные характеристики из-за недостаточной информированности о модели мира - системе убеждений - манипулируемого. При взаимодействии коммуникативных смыслов высказываний манипулятора с системой убеждений манипулируемого возникают невыгодные манипулятору смыслы его речевых поступков.
Настоящие коммуникативные характеристики манипулятора: а) личностно-ролевая - агент гестапо; б) целевая - получить от манипулируемого информацию о чемодане с рацией и связях с другими разведчиками.
Манипулируемый - русская радистка Кэт Кин. Предполагаемые манипулятором «мишени воздействия»: Кэт Кин только что родила ребенка, ее муж погиб, дом разбомбило, и она осталась без средств существования. Она нуждается в помощи, и будет искать связи с другими разведчиками.
Ситуативный контекст: вторая встреча манипулятора и манипулируемого в госпитале, куда манипулируемый попал после бомбежки.
- Доброе утро, фрау Кин. Как наши дела? Что маленький?
- Спасибо, мой господин. Теперь он начал покрикивать, и я успокоилась. Я боялась, что из-за моей контузии у него что-то с голосом. Врачи осмотрели его: вроде бы все в порядке.
- Ну и слава Богу! Бедные дети... Такие страдания для малюток, только- только вступающих в мир! В этот грозный мир... А у меня для вас новости.
- Хорошие?
- В наше время все новости дурные, но для вас они скорее хорошие.
- Спасибо, - откликнулась Кэт. - Я никогда не забуду вашей доброты.
- Скажите, пожалуйста, как ваша головная боль?
- Уже лучше. Во всяком случае, головокружение проходит, и нет этих изнуряющих приступов обморочной дурноты.
- Это симптомы сотрясения мозга.
- Да. Если бы не моя грива - мальчика не было б вовсе. Грива приняла на себя первый удар этой стальной балки.
- У вас не грива. У вас роскошные волосы. Я любовался ими в первое свое посещение. Вы пользовались какими-нибудь особыми шампунями?
- Да, дядя присылал нам из Швеции иранскую хну и хорошие американские шампуни.
Манипулятор создает образ себя как страхового агента, человека, имеющего намерение помочь манипулируемой, симпатизирующего ей, заботящегося о ней. Коммуникативные смыслы, которые, по плану манипулятора, должен понимать манипулируемый: вербально эксплицитно:
- «бедные дети...» = «я человек, сочувствующий вам»;
- «Как наши дела? Что маленький?» = «я человек, заботящийся о вас, потому что интересуюсь вашим здоровьем и здоровьем вашего сына»;
- «у вас роскошные волосы», «я любовался ими...» = «я человек, симпатизирующий вам, потому что делаю вам комплимент».
Манипулятор строит свои высказывания в расчете на то, что у манипулируемого имеются убеждения: тот, кто интересуется моим здоровьем и здоровьем моего сына, заботится обо мне, сочувствует мне; тот, кто делает мне комплименты, симпатизирует мне.
Однако накануне у манипулируемого возникают подозрения относительно истинности слов манипулятора: «Потом она вдруг вспомнила, что еще вчера лежала в большой палате, где было много женщин, и им всем приносили детей в одно и то же время, и в палате стоял писк, который она воспринимала откуда-то издалека. «Почему я здесь? - вдруг подумала Кэт. - Где я?» [Семенов 2002: 106].
Кэт все поняла. Она перебрала в памяти вопросы, которые задавал ей «господин из страховой компании». Версия дяди из Стокгольма была надежной и проверенной. Она придумала несколько версий по поводу чемодана. Она знала, что это - самый трудный вопрос, которого она постарается сегодня избежать, сказавшись совсем больной. Она решила посмотреть «страхового агента» в деле. Шведский дядя - самое легкое. Пусть это будет обоюдным экзаменом. Главное - начать первой, посмотреть, как он поведет себя.
Кэт раскрывает истинные намерения манипулятора получить информацию о чемодане и связях. Манипулятору не удается подменить собственные настоящие коммуникативные характеристики (его название в мыслях Кэт дается в кавычках: «господин из страховой компании», «страховой агент»). Кэт решает не обнаруживать то, что манипуляция раскрыта.
Кстати, о вашем дядюшке. У него есть телефон в Стокгольме?
Муж никогда не звонил туда...
- ...Фирма, - продолжал человек, - поможет получить телефонный разговор с дядей, как только врачи позволят вам встать. Знаете, эти шведы - нейтралы, они богаты, и долг дяди - помочь вам. Вы дадите ему послушать в трубку, как кричит маленький, и его сердце дрогнет. Теперь вот что... Я договорился с руководством нашей компании, что мы выдадим вам первое пособие на этих днях, не дожидаясь общей перепроверки суммы вашей страховки. Но нам необходимы имена двух гарантов.
- Кого?
- Двух людей, которые бы гарантировали... простите меня, но я всего-навсего чиновник, не сердитесь, - которые бы подтвердили вашу честность. Еще раз прошу понять меня верно...
- Ну, кто же станет давать такую гарантию?
- Неужели у вас нет друзей?
- Таких? Нет, таких нет.
- Ну, хорошо. Знакомые-то у вас есть? Просто знакомые, которые подтвердили бы нам, что знали вашего мужа.
- Знают, - поправила Кэт.
- Он жив?!
- Да.
- Где он? Он был здесь?
Кэт отрицательно покачала головой:
- Нет. Он в каком-нибудь госпитале. Я верю, что он жив.
- Я искал.
- Во всех госпиталях? -Да.
- Ив военных тоже?
- Почему вы думаете, что он мог попасть в военный госпиталь?
- Он инвалид войны... Офицер... Он был без сознания, его могли отвезти в военный госпиталь...
- Теперь я за вас спокоен, -улыбнулся человек. - У вас светлая голова, и дело явно идет на поправку. Назовите мне, пожалуйста, кого-либо из знакомых вашего супруга, я к завтрашнему дню уговорю этих людей дать гарантию.
Кэт чувствовала, как у нее шумело в висках. С каждым новым вопросом в висках шумело все больше и больше. Даже не шумело, а молотило каким-то тупым металлическим и громким молотом. Но она понимала, что молчать и не отвечать сейчас, после того как она все эти дни уходила от конкретных вопросов, было бы проигрышем.
Манипулируемый отбирает варианты речевого поведения, которые бы сохраняли образ ее как ничего не подозревающей об истинных намерениях манипулятора.
Она вспоминала дома на своей улице, особенно разрушенные. У Эрвина чинил радиолу генерал в отставке Нуш. Так. Он жил в Рансдорфе, это точно. Возле озера. Пусть спрашивает его.
- Попробуйте поговорить с генералом в отставке Фрицем Нушем. Он живет в Рансдорфе, возле озера. Он давний знакомый мужа. Я молю Бога, чтобы он оказался добр к нам и сейчас.
- Фриц Нуш, - повторил человек, записывая это имя в свою книжечку, - в Рансдорфе. А улицу не помните?
- Не помню.
- В справочном столе могут не дать адреса генерала...
- Но он такой старенький. Он уже не воюет. Ему за восемьдесят.
- Голова-то у него варит?
- Что?
- Нет, нет. Просто я боюсь, у него склероз. Будь моя воля, я бы всех людей старше семидесяти насильно отстранял от работы и отправлял в специальные зоны для престарелых. От стариков все зло в этом мире.
- Ну что вы. Генерал так добр...
- Хорошо. Кто еще?
- «Назвать фрау Корн? - подумала Кэт. - Наверное, опасно. Хотя мы ездили к ней отдыхать, но с нами был чемодан. Она может вспомнить, если ей покажут фото. А она была бы хорошей кандидатурой -муж майор СС...»
- Попробуйте связаться с фрау Айхельбреннер. Она живет в Потсдаме. Собственный дом возле ратуши.
- Спасибо. Это уже кое-что. Я постараюсь сделать этих людей вашими гарантами, фрау Кин. Да, теперь вот еще что. Ваш консьерж опознал среди найденных чемоданов два ваших. Завтра утром я приду вместе с ним, и мы при нем и при враче вскроем эти чемоданы: может быть, вы сразу же распорядитесь ненужными вещами, и я поменяю их на белье для нашего карапузика.
- «Ясно, - подумала Кэт. - Он хочет, чтобы я сегодня же попыталась наладить связь с кем-то из друзей».
Манипулируемый понимает еще одну коммуникативную цель манипулятора, но продолжает делать вид, что манипулятору удается подмена этой цели.
- Большое спасибо, - сказала она, - Бог отплатит вам за доброту. Бог никогда не забывает добра...
- Ну что ж... Желаю вам скорейшего выздоровления, и поцелуйте от меня вашего великана. Вызвав санитарку, человек сказал ей:
- Если она попросит вас позвонить куда-либо или передаст записку, немедленно звоните ко мне - домой или на работу, не важно. И в любое время. В любое, - повторил он. - А если кто-нибудь придет к ней - сообщите вот сюда, - он дал ей телефон, - эти люди в трех минутах от вас. Вы задержите посетителя под любым предлогом.
Указания санитарке раскрывают истинные коммуникативные намерения манипулятора.
АВТОР: Денисюк Е.В.