14.08.2012 3363

Порядок слов на уровне простого предложения в современном русском языке

 

Изучение теории предложения, роли словорасположения в нем является одной из основных задач синтаксиса. В лингвистической литературе не существует единого определения предложения. Это свидетельствует о том, что предложение относится к сложнейшим языковым понятиям, которые могут быть рассмотрены с различных точек зрения. В языкознании принято считать, что предложение является ключевым понятием синтаксиса.

Наиболее общим определением предложения может быть его рассмотрение как минимальной коммуникативной единицы языка и речи. Предложение является основной ячейкой, с помощью которой формируется и выражается человеческая мысль.

Однако не все лингвисты разделяют эту точку зрения. А. Соважо подчеркивает: «Определение предложения не представляет никакого интереса с точки зрения синтаксиса. В лучшем случае это понятие можно считать конечной целью исследования, но никак не отправной его точкой» [Sauvageot 1936: 387].

Нередко происходит отождествление понятий предложения и высказывания. Поэтому нам представляется необходимым разграничить эти два определения. Будучи единицей языка, предложение принадлежит синтаксическому уровню и подвергается синтаксическому разбору по членам предложения без помощи интонации, поскольку она не указывает, где подлежащее, сказуемое или второстепенные члены. Предложение является лишь грамматической единицей, формально-грамматической оболочкой. Однако в конкретной речевой ситуации возникает предложение, основанное на реальных связях (по Матезиусу) и выступающее как единица речи, т.е. высказывание. Формально-грамматическое членение предложения, т.е. синтаксический разбор, имеет большое значение для изучения его структуры. Тем не менее, для точного выражения мысли еще большее значение приобретает актуальное членение, которое заключается в логическом выделении того или иного члена. Этим и обусловлена проблема соотношения логических членов суждения (элементов мысли) с грамматическими членами предложения (элементами языка) и с членами высказывания (элементами речи) [Панфилов 1963:36].

Высказывание релятизировано относительно говорящего и слушающего, коммуникативного акта, речевого и неречевого контекста, а предложение - нет. Лишь высказывание имеет иллокутивную силу, но не предложение, которое существует в ситуативном «вакууме».

Предложение как синтаксическое построение в потенциальной инстанции коммуникации не интонационно, а высказывание, как минимальная и основная единица в конкретной инстанции коммуникации интонационно и семантически направленно, т. е. имеет коммуникативную перспективу. Отсюда предложение следует рассматривать в двух разделах грамматики: а) в разделе традиционного (потенциального) синтаксиса (на синтаксическом уровне) как номинативную и бытийную единицу синтаксического построения, как единицу языка и б) в разделе коммуникативного (актуального) синтаксиса (на логико-коммуникативном уровне) как высказывание, как единицу речи.

Предложение есть инвариант множества высказываний. Изменение интонации, перемещение фразового или предикативного ударения по структуре предложения не создает всякий раз новое предложение, а создает новое высказывание в словесной оболочке одного и того же формально - грамматического предложения. Отдельное слово или словосочетание интонации не имеют. Этим они отличаются от предложения. Интонация заложена только в предложении, в высказывании или логической фразе. Она, как над- сегментный элемент структуры предложения, определяет и коммуникативную перспективу предложения.

Нарушение принципа структурного расположения семантически полнозначных элементов высказывания приводит к разрушению цельного высказывания. Так, В.Д. Ившин приводит пример произвольного расположения слов в виде перечисления - She, a, was, party, at, evening, the, in. Подобное перечисление не создает предложения, также и интонация не проявляет своей функции над сегментного элемента структуры предложения. По утверждению исследователя, коммуникативная перспектива предложения может быть с прямой и обычной последовательностью предикативных отношений, «например, John lives in London и как бы с обратной, необычной (но «правильной») - London lives in John, т. е. в нем, в его, допустим, картинах. Последняя встречается редко и потому ее не принимают во внимание, как будто предложение London lives in John не может быть отмеченным» [Ившин 2002: 78-81].

В.Д. Ившин приходит к выводу, что на логико-коммуникативном уровне перспектив предложения столько, сколько и высказываний, а высказываний столько, сколько и суждений, в то время как на синтаксическом (традиционно-синтаксическом или потенциально-синтаксическом уровне) коммуникативных (или функциональных) перспектив вообще нет.

В лингвистической науке долгое время анализ предложения осуществлялся лишь с точки зрения его формальных характеристик «по бесконтекстному принципу», т.е. рассмотрение предложения ограничивалось его рамками и велось вне контекста посредством методов синтаксической парадигматики, синтаксической деривации и трансформационных методов. Это было обусловлено тем, что исследования были посвящены формальным характеристикам предложения, т.е. плану выражения. Эти методы не требовали выхода за рамки отдельного предложения. Однако возрастание интереса к плану содержания, который в отличие от плана выражения до недавнего времени изучался недостаточно, потребовало вовлечение предложения в контекстные отношения. Данным фактом обусловлена актуальность описания контекстно-связанного синтаксиса, и именно план содержания воздействует на «контекстуапизацию предложения» (термин В.В. Богданова). Современные исследования направлены не только на изучение самого предложения, но и всех возможных контекстов, в которых оно используется. Контекстно - связанный синтаксис выявляет зависимость предложения от множества факторов, часто лежащих за его пределами.

Согласно современным взглядам план содержания предложения «складывается из пропозиции или комплекса пропозиций (в случае сложного предложения) и модально-прагматической рамки, включающей в себя модальности, пропозициональные установки и коммуникативную интенцию (иллокутивные функции). Важным компонентом содержания предложения является и его тема-рематическое членение» [Богданов 1988: 24-25]. Рассмотрение предложения с позиций теории актуального членения осуществлялось на примере изолированных структур. Однако стало очевидно, что та или иная актуальная структура предложения в большой степени обусловливается окружающим текстом или прагматическими условиями.

Именно коммуникативный план высказывания (при взаимодействии с модальным планом) обеспечивает своими средствами актуализацию предложения, т. е. преобразование предложения как единицы языка в высказывание как единицы речи, наделенной определенным актуальным смыслом. По определению Э. Бенвениста, «...высказывание и есть приведение языка в действие посредством индивидуального акта его использования» [Бенвенист 1974: 312]. Кроме того, в содержании высказывания на коммуникативный план наслаиваются прагматические компоненты, поэтому их целесообразно рассматривать в непосредственном взаимодействии с коммуникативным планом.

Поэтому нам представляется необходимым проводить исследование порядка словорасположения в свете вышеизложенных принципов, признавая зависимость предложения от элементов более высокого уровня, учитывая влияние контекста и иллокутивных функций. Этим определяется наш подход к предложению как к категории речи - высказыванию. Однако высказывание является продуктом не только речевой, но и речемыслительной деятельности человека. Следовательно, помимо теории актуального членения предложения следует учитывать и процесс актуализации. Понятие актуализации широко используется в теории актуального членения, однако смысл этого термина ограничивался обозначением того порядка слов, при котором рема предшествовала теме. В настоящее время наблюдается тенденция использование понятия актуализации в связи с намерением говорящего выделить ту или иную часть высказывания [Шевякова 1980].

При этом, с позиций теории речевых актов процесс актуализации может быть представлен «как особая психическая операция, при которой информационные противочлены (тема и рема) оказываются неравноценными, ибо один из них выделяется говорящим в соответствии со стратегией и так - такой его речевого поведения» [Чахоян 1988: 12]. Для определения факторов нарушения порядка следования элементов высказывания нам представляется целесообразным исследовать данную проблему в свете концепции И.В. Артюшкова [Артюшков 1986: 34-43], основой которой является рассмотрение предложения как «продукта» процесса речевой коммуникации.

В основе нашего исследования лежит тезис о том, что последовательное прохождение этапов и соблюдение порядка операций в процессе образования предложения способствует появлению в речи высказываний с нормативным словорасположением. Появление же в речи синтаксических конструкций с тем или иным нарушением нормативного порядка следования элементов обусловлено различными отклонениями от внутренней программы процесса порождения высказывания, выявляемых на его разных этапах. Исходя из этого, нам представляется необходимым рассмотреть различные типы ситуаций, которые определяют отклонение от нормативного расположения слов и элементов высказывания.

Когда семантико-грамматическая структура предложения обусловлена предшествующим контекстом или ситуацией, возможно отсутствие какого- либо компонента. В этом случае в речи появляются контекстуальные и ситуативные неполные, а также эллиптические предложения. Употребление эллиптичных высказываний основано на предпосылке автора текста, согласно которой воспринимающий то или иное высказывание обладает определенными знаниями, почерпнутыми им из ситуации общения или контекста, и может делать выводы на их основе. Это позволяет не вербализировать определенную часть информации, что было бы избыточным, а эллиптировать:

- Я давно догадывалась, что ты... именно с ним... Только слишком все это было омерзительно, чтобы верить... (А.Толстой. Хождение по мукам).

[Вот уже долгое время она идет по мягкому ковру длинного желтого коридора.] Он весь желтый - стены и потолок.

И правда, куда уж мне было уповать на свои руки! Очень тонки

(В.Семин. Плотина).

[А поглядели бы, как к этим крохам кое-где относятся] Под небом, в снегу (А.Блинов. Счастья не ищут в одиночку).

Если семантическая программа достраивается уже в процессе речи, уточняется или исправляется говорящим, а также когда нарушается «развертывание семантической программы по главной линии, так как на нее накладываются «фоновые», тематически одинаковые или близкие «след информации» [Горелов 1980: 46], то возникают «слабо оформленные» конструкции. Как правило, в подобных конструкциях изобилуют самоперебивы, добавления, уточнения, которые обусловливают нарушение синтаксических связей и отношений и сегментацию отдельных компонентов. Проиллюстрируем такой тип высказываний следующими примерами:

Борис потерял рукоеицы, наелся земли,... жестким ворсом шинели срывая настывшее мокро, чтобы не утерять из виду танк, который он никак не мог настичь и настичь который обязан был, потому что все: и жизнь, и пространство, и мысль - да не было ее, никакой мысли-то - было лишь мстительное стремление рубануть гранатою танк, рубануть, и все, - за этим и до этого ничего не было - ни жизни, ни смерти, ни боя, ни мира, ни людей, остались только он и машина, и миг для схватки с нею... (В.Астафьев. Пастух и пастушка).

[Да, это - по-нашему!] И я, например, при своем оптимизме, всегда так ожидал: появятся! появятся такие люди (я думал, их будет больше), кто презрит блага, вознесенность, богатство и попутствует к народным страданиям. (А.Солженицын. Угодило зернышко промеж двух жерновов).

Кроме того, для последнего примера характерна тенденция к синтаксическому слиянию, которая активизируется и выступает на первый план в синтаксисе постмодернистской прозы. В этом случае она проявляется в объединении в рамках одного усложненного сложного предложения предикативных элементов, различных по эмоциональной окрашенности: восклицательной является интерпозитивно расположенная предикативная единица (появятся!), но она не завершает предложения как коммуникативного элемента, а является лишь составляющей его частью, что выражается графически - малой буквой после восклицательного знака.

Семантико-грамматическая структура некоторых предложений может оказаться незавершенной вследствие затруднения говорящего в построении грамматической структуры предложения, которые связаны с правилами развертывания синтаксической структуры, распространения компонентов предикативного ядра предложения. При этом иногда автор речевого произведения сознательно не вербализует отдельные элементы семантической программы с целью создания подтекста. В высказываниях такого типа различные компоненты, даже конструктивно необходимые, могут быть выражены имплицитно. Другими словами, роль синтаксического сегмента выполняют нулевые (имплицированные) сегменты:

- Вам, конечно, все точно, все досконально известно... Но я больше не хочу... не хочу о прекрасном будущем, о счастливом, свободном обществе... (Г.Березко. Вечер воспоминаний).

Возможна и другая ситуация, когда у говорящего вызывает затруднение не построение или выбор структурной схемы, а лексическое наполнение синтаксической конструкции. В таких случаях говорящий «не договаривает» о чем-то. Например:

- Правда, правда. Ну сперва, может, и думал, что... В самом деле боялся, что... Потом понял - нет, не станешь ты... (А.Иванов. Жизнь на грешной земле).

- Напоминало, что ль, это... об том, когда возле риги... (там же).

Подобного рода «недосказанность» наблюдается в ситуациях, когда при наличии в сознании говорящего семантически и грамматически оформленной синтаксической конструкции он лишен возможности завершить оформленное предложение. Как правило, невозможность реализации в речи высказываний обусловлена воздействием собеседника на речь говорящего:

- Это наши! - Поля вскочила, бросилась к Сведомскому. -Женя, наши! И совсем близко...[- Откуда ты знаешь, что это наши?] (Г.Березко. Вечер воспоминаний).

- И она сказала: - Видите, Илья... Я хочу, чтобы...[Но ее перебил барин: - Так вот. Можешь?] (И.Шмелев. Неупиваемая Чаша).

- Я ведь у вас, Эйнар, впервые. И не удивительно, что приглядываюсь. Вот и тетушка Лийси... - Тетушка Лийси? (А.Блинов. Полынья).

- Да... С одного боку-то, говорю, правильно ты. А с другого... - С одного, с другого... По справедливости надо действовать... (А.Иванов. Жизнь на грешной земле).

В ряде случаев нарушение словопорядка и, тем самым, функционирование неполных, «слабо оформленных» конструкций определяется пропозитивным значением:

Опомнившись, Дмитрий Степанович вместо естественного приветствия зятю, которого видел в первый раз в жизни, театрально взмахнул руками, издал неопределенный звук, точно выдавил хохоток: - Вот как... Телегин... Ну, как же вы? (А. Толстой. Хождение по мукам).

При этом не все элементы мысли могут быть выражены эксплицитно: некоторые компоненты высказывания получают вербальное выражение, другие же реализуются в форме наглядно-чувственных образов, имплицируются:

- А тут всего-навсего Сеня Куприк... (А.Иванов. Повесть о несбывшейся любви).

- Какая тоска, - сказал он, - если она уйдет, - я не могу... (А.Толстой. Хождение по мукам).

Приведенные примеры представляют собой прерванные конструкции, где ее имплицитно выраженные компоненты представлены в сознании участников речевого акта.

Следующей причиной изменения нормативного словопорядка может выступать недостаток времени, который препятствует говорящему предварительно обдумать то или иное высказывание и выполнить все логические операции. Это явление можно проиллюстрировать следующим примером:

- Да ведь Анютка-то родить начала! Ой, поскорее-то, ой, господи, да чего ты сидишь-то! (В.Белов. Кануны).

Немаловажным фактором нормативности словорасположения является эмоциональное состояние говорящего. Как справедливо подчеркивает Э.Л. Носенко, «для речи в состоянии эмоциональной напряженности характерна меньшая регламентированность в соблюдении правил грамматического структурирования высказывания..., чем для речи в обычном состоянии» [Носенко 1975: 180]. Таким образом, высокая степень эмоционального возбуждения не позволяет автору высказывания последовательно и логично изложить свои мысли, вследствие чего семантико-грамматическая структура предложения оказывается нарушенной, незавершенной. Например:

- Вить! Ну, зачем? Ты - одно, он - другое... Ну, Вить! Витенька! (В.Корнилов. Семигорье).

- Сволочь ты! Не человек ты! Все, все сказал, отдам. И эти пять! И еще... Дом, все монатки продам... И все тебе, тебе. Бери все, подавись. Павел! Люди, люди! (А.Иванов. Жизнь на грешной земле).

Потенциалом реализации доминантных синтаксических и морфологических средств является функционирование семантических вариантов высказывания, выбор которых определяется пропозитивным значением. Так, инвариантом содержания ситуации при выражении ее типичными грамматическими средствами является акцентирование внимания говорящего и адресата на действии, в то время как, по словам В.В. Бабайцевой, «действующее лицо остается в тени» [Бабайцева 1968: 34]. Действующим лицом в этом случае является не говорящий или адресат, а некое третье лицо, неопределенное в силу того, что оно неизвестно или несущественно для говорящего и не представляет значимости для данного сообщения. Этим обусловлено акцентирование самого события. Таким образом, при изменении порядка следования синтаксических сегментов могут возникать условия для опущения, элиминации тех сегментов, которые при новом их расположении оказываются избыточными. Для сравнения приведем следующие примеры:

Затем Колям начал перегонять стадо (А.Кожевников. Солнце ездит на оленях).

Скот отогнали к предгорьям (В.Астафьев. Пастух и пастушка).

Приведенные примеры показывают, что выбор той или иной конструкции иллокутивно обусловлен: в первом высказывании автор преследует цель сообщить адресату о выполнении действия конкретным лицом; во втором же предложении акцент говорящего делается на событии как таковом, действующее лицо в этом случае представляется не важным для участников коммуникации. Рассмотрим аналогичный пример:

[Несчастные творения бога и творца! Сколько перевидал я их!] А ведь чистые и невинные были, и вот соблазнены и отданы на уличное терзание. И никакого внимания... (И.Шмелев. Человек из ресторана).

В этом высказывании неопределенность действующего лица имеет относительный характер, поскольку автор осведомлен о деятеле {творения бога и творца), однако редукция субъекта подается как преднамеренная в целях акцентирования внимания адресата на действии. При этом абстрагированный характер идеи субъекта-класса допускает и абстрактность производимого им действия [Химик 1986: 52]. Это явление можно наблюдать и в следующем примере:

Приказано ему осесть в районном городке Бутове и ждать агента- посыльного (Г.Брянцев. Конец осиного гнезда).

В данном предложении субъект определяется как определенное лицо или класс («начальник», «начальство» и т.п.), принимая обобщенно - абстрагированный характер и имплицируясь в высказывании.

Иная ситуация представлена в тех случаях, когда говорящему, несомненно, известно действующее лицо, т.е. когда контекст отчетливо указывает на лицо или группу лиц. В высказываниях такого рода автор посредством выражения неопределенности стремится актуализировать событие за счет редукции действующего лица и, по словам A.M. Пешковского, «...воспользоваться формальным значением как чистой формой, сознательно наложить определенный отпечаток на неподходящее для него содержание» [Пешковский 1956: 208]:

Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца - тут раздались было голоса протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу? (Т. Толстая. Соня).

Экспрессивная окраска данного высказывания, помимо выражения не определенно личности (Фантом был создан, наречен, обременен, поселен) создается посредством инверсированного словорасположения (тут раздались было голоса протеста...) и лексического повтора союза если. Кроме того, для этого предложения характерна тенденция к синтаксическому слиянию, которая проявляется в объединении двух коммуникативно и интонационно завершенных высказываний (Фантом был немедленно создан, наречен Николаем, обременен женой и тремя детьми, поселен для переписки в квартире Адиного отца; и второе - тут раздались было голоса протеста: а если Соня узнает, если сунется по этому адресу?) в одну конструкцию.

Характерной особенностью рассмотренных конструкций является их способность вступать в синонимические отношения с двусоставной конструкцией типа «кто-то + сказуемое». Тем не менее, выбор той или иной конструкции определен пропозитивным значением: конструкция неопределенно - личности представляет событие, связанное с идеей неопределенного субъекта, двусоставная же конструкция «кто-то + сказуемое» преимущественно лексическим средством выражает неопределенность деятеля, совершающего действие [Химик 1986: 51].

Необходимо подчеркнуть, что содержание, смысл высказывания, не равно сумме значений составляющих его компонентов. Это обусловлено тем, что системные значения языковых единиц в речевом акте нередко модифицируются и вступают в сложное взаимодействие с различными типами неязыкового знания о предмете речи. Смысл высказывания складывается из речевой актуализации языковых единиц. Согласно концепции Ш. Балли, «актуализировать понятие значит отождествить его с реальным представлением говорящего субъекта» [Балли 1955: 87]. В высказываниях могут подвергаться актуализации как признаки, составляющие содержание интенсионала (т.е. языковые значения), так и признаки, составляющие содержание импликационала языкового значения (т.е. неязыковые значения). Следует отметить, что при построении предложения и при его преобразовании в речевое высказывание его компоненты актуализируются не в равной мере.

Наиболее ярко актуализацию того или иного значения слова в рамках конкретного высказывания проиллюстрировал Л.M. Васильев. По его утверждению, те или иные компоненты импликационала, т.е. не зафиксированного в данном языковом значении знания об обозначаемом предмете, актуализируются наиболее ярко при употреблении лексических единиц в их характеристической функции. Исследователь приводит такой пример: «в предложении - Не бойся, ведь ты же мужчина! актуализируется наше представление о мужчине как о смелом человеке (раз ты мужчина, то должен быть смелым), не входящее в языковое значение слова мужчина, в его интенсионал; в предложении Ничего, неси: ведь ты же мужчина (в ситуации, скажем, с тяжелым чемоданом) реализуется представление о мужчине как о сильном человеке, тоже не входящее в интенсионал значения мужчина» [Васильев 1988: 9].

Помимо этого, по словам автора, «актуализироваться могут сразу несколько компонентов импликационала, например: Вот это мужчина! (реализуются все признаки, входящие в наше понятие об идеальном мужчине), Какой же ты мужчина! (актуализируются признаки отрицательного имплинационала) и т.д.» Однако все содержание импликационала, все наши знания об обозначаемом данным словом предмете вряд ли когда-либо актуализируются в отдельном высказывании полностью, для этой цели нужен широкий контекст. Кроме того, было бы неправомерно полагать, что при актуализации тех или иных признаков импликационала (сильного, слабого или отрицательного) содержание интенсионала не реализуется. Оно всего лишь отступает на задний план, как бы преобразуясь в фон, на базе которого более ярко функционируют те или иные качества импликационала.

Отдельно следует рассмотреть случаи переносного употребления слова. В таких случаях, по словам Л.M. Васильева, актуализируется часть интенсиональных и импликациональных компонентов того значения, которое применяется при наименовании (и характеристике) нового, другого предмета, а параллельное прямое название этого предмета становится основой их смысловой реализации. Сравним следующие предложения:

А на тропу, там, где она пересекала голубичную поляну, вывалился медведь (А.Ткаченко. Озеро беглой воды).

Ну, и медведь же ты!

В первом предложении актуализируется основное языковое значение слова медведь, его интенсионал, заключающийся в понятийном содержании «животное».

Во втором примере речевой смысл слова медведь складывается из компонентов «мужчина (обычно взрослый)» (имя лица, на которое переносится другое название) и «неуклюжий, неловкий, грубый» (импликациональные признаки животного, имя которого переносится на данное лицо).

Приведем аналогичный пример: [Да вы не притворяйтесь немым.] Нам уже понятно, что вы за гусь! (М.Булгаков. Мастер и Маргарита). В данном высказывании речевой смысл слова гусь составляет один из героев романа, Бегемот, на которого переносятся импликациональные признаки животного (гуся). В этом же романе находим аналогичный пример: Вот прицепился, заграничный гусь!

В предложениях, нормативный словопорядок которых определяется последовательным расположением подлежащего и сказуемого, целью говорящего является назвать действие, производитель которого известен [Крылова 1986: 63]. Однако такой вариант словорасположения нередко подвергается инверсии, когда изменение смысла высказывания ведет к нарушению нормативного порядка слов и изменению актуального членения. В таком случае целью говорящего является назвать производителя известного по контексту действия. Для сравнения приведем следующие примеры:

Я позвонил ему.

[И он, конечно, не позвонил.] Позвонил ему я (Г.Брянцев. По тонкому льду).

Первое предложение характеризуется объективным порядком слов, а второе - инверсированным, где группа сказуемого представляет тему высказывания, а подлежащее - рему. Следует отметить, что при инверсии, помимо порядка слов, выражению актуального членения способствует особая интонация, выделяющая рему высказывания: во втором примере она явно выразительнее, и ударение сильнее. Проиллюстрируем это явление еще одним примером:

[Я готов был провалиться под пол, но было поздно.] Передо мной в знакомом берете стояла она (Н.Жуков. Из записных книжек).

Инверсированный словопорядок наблюдается также в следующих предложениях:

Страшная это штука - пастуший кнут! (Е.Носов. Подпасок).

Необыкновенный был ум! (И.Шмелев. Человек из ресторана).

В последнем предложении ремой является группа сказуемого необыкновенный был, а темой выступает подлежащее ум, то есть рема предшествует теме. Такая последовательность определяет инверсированный порядок слов. Если мы изменим последовательность компонентов актуального членения, то получим следующий вариант: Ум был необыкновенный! Смысл этого высказывания не изменился: оба предложения отвечают на один и тот же вопрос «Какой был ум?». Изменилась лишь стилистическая окраска высказывания: изначальное предложение характеризуется эмоциональной окрашенностью.

Особый интерес вызывают такие высказывания: Ночь. Темь (А.Кожевников. Воздушный десант); Началась рукопашная (В.Астафьев. Пастух и пастушка); Кризис миновал (А.Толстой. Хождение по мукам), в которых сообщается лишь о существовании чего-либо (кого-либо) или просто констатируется определенный факт как целое.

Подобные высказывания понимаются неоднозначно разными лингвистами. В частности, И.И. Ковтунова считает такие высказывания расчлененными только в тех случаях, когда обстоятельство является «данным». В противном случае, т.е. когда состав высказывания является новым, предложение не расчленено. Исследователь приводит следующие примеры: В это время разразилась гроза и К вечеру разразилась гроза. В первом случае, по утверждению автора, мы имеем дело с расчлененным высказыванием, поскольку обстоятельство в это время - «данное». А второе предложение рассматривается как нерасчлененное, так как обстоятельство к вечеру - «новое». Таким образом, предложения с начальными детерминирующими обстоятельствами места или времени являются нерасчлененными: В сумерки прошумел за окнами короткий майский дождь. В разных рейсах меняется состав людей, меняется их внешность и их сущность [Ковтунова 1969: 30-31].

О.А. Крылова, С.А. Хавронина оспаривают мнение И.И. Ковтуновой. Авторы говорят в таких случаях о нерасчлененных высказываниях с нулевой темой, рассматривая предложения с ситуативным обстоятельством во всех случаях расчлененным, относя обстоятельства к теме. Они обосновывают свою точку зрения следующими положениями. Порядок слов и интонация являются формальными средствами выражения актуального членения. В приводимых же примерах И.И. Ковтуновой порядок слов и интонация абсолютно тождественны.

Мы придерживаемся концепции О.А. Крыловой и С.А. Хаврониной, полагая, что для участника коммуникации препозиция обстоятельства является исходным пунктом высказывания: В полночь началось оживление (В.Астафьев. Пастух и пастушка); На восходе солнца бой кончился (А.Толстой. Хождение по мукам). По нашему мнению, в начальном обстоятельстве имплицируется предикация, т.е. для говорящего само собой разумеется, что (наступила полночь и) началось оживление; (солнце взошло когда) бой кончился. Сравним следующие примеры:

Началось оживление - нерасчлененное высказывание с нулевой темой, полностью представляющее собой рему; В полночь началось оживление - расчлененное высказывание, в котором темой является детерминирующее обстоятельство в полночь, а ремой - началось оживление.

Необходимо отметить, что в зависимости от иллокутивной функции высказывания с порядком следования элементов: «сказуемое + подлежащее» имеют разное актуальное членение. Если речевым намерением говорящего является констатация факта в целом, то порядок следования компонентов будет следующим: В тревоге и смятении проходила ночь (В.Астафьев. Пастух и пастушка). В данном случае сообщается о беспокойном протекании ночи, мы имеем дело с нерасчлененным высказыванием. Ремой является весь состав предложения, а тема - нулевая.

При изменении иллокутивной функции изменяется и порядок следования элементов в данном высказывании. Допустим, целью говорящего является акцентирование внимание на характере протекания действия. В таком случае элементы высказывания будут располагаться иначе: Ночь проходила в тревоге и смятении. Составом этого предложения является тема ночь проходила и рема в тревоге и смятении.

Нередко порядок следования элементов: «сказуемое + подлежащее» остается неизменным, изменяется лишь актуальное членение и интонационное оформление:

Завывали мины, немазано скрежетнули эрэсы, и озарились окопы грозными всполохами (В.Астафьев. Пастух и пастушка).

Повсюду слышался вой: завывали мины.

В первом случае «завывали мины» нам сообщается факт как целое, следовательно, данное высказывание - нерасчлененное, весь его состав выступает в качестве ремы с нулевой темой. Во втором примере сказуемое завывали является «данным», известным из предшествующего контекста, оно выступает в качестве темы.

Наряду с актуальным членением изменяется и интонационное оформление. Нерасчлененные высказывания выступают одной синтагмой, произносятся одним тоном, понижение тона происходит лишь на последнем ударном слоге высказывания. В расчлененных же предложениях резкое изменение высоты тона определяет границу между темой и ремой, что на слух воспринимается как пауза [Крылова 1986: 26].

Совершенно иной точки зрения по вопросу о нерасчлененных высказываний с нулевой темой придерживается В.Б. Касевич. Он не принимает концепцию О.А. Крыловой и С.А. Хаврониной, возражая против определения «нулевая тема»: «В свете развиваемых здесь представлений можно, думается, описать непротиворечиво и семантику высказываний, в которых, согласно довольно распространенным взглядам, отсутствует тема. Например, таковыми признают высказывания с постпозицией подлежащего наподобие стучит дятел, горит восток зарею новой, а иногда и бесподлежащные неопределенно-личные высказывания типа продают помидоры» [Касевич 1988: 91]. В качестве темы автор признает не выраженный в высказывании «неопределенный локализатор» типа «здесь», указывая на локализацию речевого акта. Так, высказывание стучит дятел автор описывает с точки зрения той ситуации, где находится, реально или мысленно, говорящий: Здесь (там, недалеко от меня, вдалеке) стучит дятел. Следовательно, темой этого высказывания будет здесь (там, недалеко от меня, вдалеке), а ремой - стучит дятел.

В синтаксической науке широко распространено мнение о том, что при объективном порядке слов тема предшествует реме, субъективный порядок слов отождествляется с понятием инверсии и последовательность компонентов актуального членения от ремы к теме рассматривается как экспрессивно окрашенная речь. Мы считаем, что подобный подход правомерен не во всех случаях. Так, обратный порядок следования синтаксических элементов не всегда является инверсией, скорее он определяется нормативным словорасположением. В таких высказываниях препозиция сказуемого приобрела традиционный характер. Согласно определению Е.Е. Руновой, «доминирующий порядок слов - это такой порядок слов, который является наиболее типичным, традиционным и обусловленным частотностью употребления и историческим развитием языка. В доминирующем порядке слов зафиксированы характерные для данного языка способы создания у адресата сообщения новых образов: в нем закреплено привычное расположение исходных и конечных образов высказывания» [Рунова 1995: 43]:

Случались счастливые часы и ночи у костра (В.Астафьев. Пастух и пастушка).

Упали первые капли дождя (А.Блинов. Счастья не ищут в одиночку).

Было неправдоподобно тихо и благостно (А.Блинов. Полынья).

В маленьком городке в начале апреля в глаза и в нос лезет весна (Н.Жуков. Из записных книжек...).

Так жил город (А.Толстой. Хождение по мукам).

Загремели залпы артиллерийского прикрытия переправы (И.Падерин. Ожоги сердца).

В этих предложениях при перемещении подлежащего на место сказуемого будет отчетливо ощущаться нарушение ритма высказывания.

Вынесение подлежащего в препозицию к сказуемому может быть обусловлено намерением говорящего акцентировать внимание на том или ином компоненте высказывания:

Одолела обида. - [И так мне после этого сделалось, что лег бы куда, забился бы куда в дырку, чтобы не видно было, лежал бы и плакал.] Обида одолела (И.Шмелев. Человек из ресторана).

Был суд. - И действительно, суд был (С.Залыгин. Соленая Падь).

Появился парень с автоматом (С.Баруздин. Само собой). - Парень с автоматом появился.

И здесь промелькнули два года. - И здесь два года промелькнули (Г.Марков. Грядущему веку).

Мы полагаем, что инверсированный словопорядок наблюдается во втором примере каждой пары.

Таким образом, в предложениях этого типа норматированным словорасположением можно считать препозицию сказуемого по отношению к подлежащему. Подобный порядок следования синтаксических элементов может быть обусловлен функционированием комплекса сказуемого и подлежащего в роли нерасчлененного высказывания с нулевой темой. Эта конструкция служит инвариантной синтаксической структурой для развертывания высказывания, где детерминантом могут выступать второстепенные члены предложения.

В особую группу предложений можно выделить высказывания с эксплицитно выраженной актуализацией. Такие высказывания начинаются с особых семантических элементов - актуализаторов: именно, тот самый, только и т.п. Эти элементы позволяют ввести любую, особенно важную для говорящего информацию и четко актуализировать подлежащее-рему. В таких случаях инверсия выражается не изменением порядка слов как членов предложения, а изменением последовательности синтаксических элементов как компонентов актуального членения. Несмотря на предшествование подлежащего сказуемому, подобным высказываниям свойственна инверсия, что подтверждает и эмфатическое ударение на подлежащем-реме, функционирующей в постпозиции относительно актуализатора:

Да, именно услышанная им песня вобрала в себя всю историю человечества (А.Иванов. Повесть о несбывшейся любви).

Перед ним сейчас сама душа жизни обнаружилась (П.Проскурин. Черные птицы).

Тот самый Ягнич добровольно и безропотно подставлял себя под нож (О.Гончар. Берег любви).

Особой экспрессивной окраской отличается инверсированный словопорядок, при котором компоненты актуального членения располагаются дистантно: рема - тема -рема, либо тема - рема - тема. Если компоненты ремы расположены дистантно, то ударение приходится на обе части ремы:

Отдыхали уже многие, курили (П.Сажин. Севастопольская хроника).

Спал он крепко (Б.Полевой. Анюта).

Мы с Федькой с необычайным интересом ждали этого откровения, - и нетерпением (А.Кожевников. Воздушный десант).

Мала избушка была и грязна (Ю.Казаков. Долгие крики).

Во многих случаях обстоятельства места располагаются в начале предложения. Их препозитивное размещение обусловливает и препозитивную по отношению к сказуемому постановку подлежащего. Как правило, препозитивное обстоятельство выделяется логическим ударением:

К колонне близко подошла женщина с младенцем на руках (Е.Долматовский. Зеленая брама).

Рядом с ним стояла юркая чернобровая девушка, Марина Топорко (И.Падерин. Ожоги сердца).

В тишине ядрено и широко тянуло запахом натаявшей за день и ночью вымерзающей влаги (В.Белов. Привычное дело).

За стеклом вырос каракулевый конус шапки Федора (С.Дангулов. Заутреня в Рапалло).

Прямо против нее над высоким убережьем садилось багрово-дымное солнце (Е.Носов. Шумит луговая овсяница).

По небу расползалось снеговое тяжелое с исчерна-сизой кромкой облако (Н.Сухов. Казачка).

При вынесении обстоятельства в конец предложения изменяются и позиции подлежащего и сказуемого. Приведем для сравнения следующие примеры:

На газонах застенчиво красовались цветы (С.Баруздин. Само собой). - Цветы застенчиво красовались на газонах.

Однако допустим и иной вариант расположения, когда подлежащее сохраняет свое постпозитивное размещение. Такой вариант может определяться иллокутивной функцией: Застенчиво красовались цветы на газонах (а не деревья).

Интерес вызывает расположение обстоятельства образа действия, рассекающее подлежащее и сказуемое. Такая позиция наречия предопределяет его семантическое акцентирование:

Я до смерти любил слушать его рассказы о всяких былях и небылицах и частично коротал с ним время на пожарной каланче, откуда поселок наш был виден как на ладошке (Д.Медведев. Это было под Ровно).

Большой парень по-атамански свистнул, и ребятня навалилась на воз (В.Белов. Кануны).

Солончаки накрапом пятнали ее, и в небе над степью тяжелым облачным бредом проступал хребет Урала (В.Астафьев. Пастух и пастушка).

Таким образом, позиция того или иного члена предложения может определять размещение других синтаксических элементов.

Мы считаем, что отношения между элементами предложения могут быть выражены посредством членов предложения, поскольку смысл высказывания складывается не только из грамматических и лексических значений элементов предложения, но также из отношений между этими элементами. Исходя из этого, помимо синтаксических (структурных) отношений, члены предложения отображают также семантические значения.

 

АВТОР: Кудашина В.Л.