Лингвопрагматический и когнитивный статус фразовой номинации

 

Нужно сделать дальнейший шаг в исследовании этого явления и определить его когнитивный и лингвопрагматический статус.

Однако прежде чем приступить к определению когнитивной и лингвопрагматической специфики ФН, нельзя не остановиться на оценке единственной, насколько нам известно, классификации функций субстантивных местоименно-соотносительных придаточных сложноподчиненного предложения русского языка - тех синтаксических единиц, которые лежат в основе ФН.

Традиционный подход к функциям фразовой номинации

Исследование возможности дифференциации номинативной функции» позволяет ввести понятие номинационно-синонимических отношений как таких отношений между номинативными единицами, «когда одно и то же... значение выражается различными способами номинации... различаются же вступающие в данные отношения единицы структурным выражением... значения»« (Буров, 1979:75). Исходя из структуры ФН и его номинационно-синонимических связей с непредикативными наименованиями, А.А. Буров выделяет три функциональных типа: 1) ФН, выполняющие собственно номинативную функцию (отсутствие номинационно-синонимических связей и употребление ФН в качестве единственного наименования предмета или явления), например: Отчего же вы теперь не хотите слушать того, чему еще недавно, и так часто, внимали благосклонно? (Лермонтов. Герой нашего времени); 2) ФН, выполняющие номинативно-синонимическую функцию (вступление в номинационно-синонимические связи), ср.: Я утих. Годы сделали дело, // Но того, что прошло (прошедшего), не кляну (Есенин); 3) ФН, употребление которых обусловлено специальными требованиями норм речевого поведения; номинационный (словарный) синоним существует, однако либо нежелателен, либо нормативно запрещен. Функция таких ФН называется номинативно-эвфемистической, ср.: С тех пор как я сел в вагон, я уже не мог владеть своим воображением, и оно, не переставая, с необычной яркостью начало рисовать мне разжигающие мою ревность картины, одну за другой и одну циничнее другой, и все о том же, о том, что происходило там, без меня, как она изменяла мне (Л. Толстой. Крейцерова соната) см.: Буров, 1979: 81-82.

Кроме того, собственно номинативная и номинативно - эвфемистическая функция ФН, согласно точке зрения А.А. Бурова, часто осложняются экспрессивно-оценочным моментом. Появляется возможность говорить также: а) о номинативно-экспрессивной функции, когда обозначение осложняется экспрессивной характеристикой обозначаемого, чему способствует включение в состав ФН экспрессем разного типа, ср.: И председатель был ему знаком: пожилой, уравновешенный мужик, один из тех, кому пришлось доходить до всех, как принято говорить, собственным горбом (Проскурин. Имя твое); б) о номинативно - полемической функции, когда в состав ФН включается непредикативное наименование того, что называется перифрастически: Ей, женщине и матери, тело сына всегда и все-таки дороже того, что зовется душой (Горький. Мать); в) о номинативно-распространительной функции, когда в составе блока «коррелят - релят» употребляется интерпозитивный субстантиват (ряд субстантиватов), ср.: То маленькое, грязное и злое, что будило в нем презрение к людям и порой вызывало даже отвращение к виду человеческого лица, исчезло совершенно (Андреев. Рассказ о семи повешенных).

Данный подход к функциям ФН, несмотря на попытку выработать единые основания классификации, считается многомерным. Номинационно-синонимический критерий оказывается, однако, не единственным признаком именно функциональной дифференциации употреблений ФН. Индивидуальная ощущаемость, лежащая в основе востребованности многих ФН, требует иного основания классификации функций ФН; более того, нуждается в переоценке сам принцип квалификации употребления ФН - как средства, маркированного ЯЛ говорящего, а в художественной речи - ЯЛА.

В пользу пересмотра принципов анализа ФН как проявлений мета функционального уровня, характеризующего присутствие индивидуально ощущаемого момента восприятия ЯКМ, ориентации текстового пространства и его отрезков, в частности - ФН, на ЯЛ (ЯЛА), говорят и попытки классификационного уточнения функциональных разновидностей - по характеру восполнения недостаточности словаря - семантической, лексической, грамматической, экспрессивной (Буров, 1993), и стремление рассмотреть употребление ФН в контексте всего типа нерасчлененных сложноподчиненных предложений (С.Е. Крючков, Л.Ю. Максимов). Включение в состав ФН синтаксических наименований, возникающих на базе присубстантивно-атрибутивных придаточных, не только расширяет наше представление о СН в целом как полевом производном номинационно-синтаксического семиозиса, но и заставляет внимательней присмотреться к лингвопрагматике предикативных наименований. Участие предикативных структур в номинации на уровне «лексинтактики» (термин проф. П.В. Чеснокова) значительно увеличивает их прагматический потенциал, позволяя решать весьма разнообразные задачи обозначения через предицирование признака наименования и варьирование формы выражения носителя этого признака.

Заслуживает внимания мысль о возможности видеть в ФН проявление «двойной отнесенности» к денотату: «Парадокс ФН заключается в том, что при любом увеличении его пространства достичь полной конкретизации обозначения невозможно: субстанция идентифицируется дескрипционно, хотя и в потенциально неограниченном признаковом «обличии»... Мы видим, что СН - особый функциональный тип организации текста, характеризующийся многоуровневой стратификацией и, соответственно, различной степенью осложнения АП (атрибутивного признака - Я.Ф.). Семантическая опустошенность местоименного блока ФН обусловливает не только поглощение описательной семантики, но и ее «отражение» и возвращение в текст СН, что и объясняет стремление НЕ (номинативной единицы - Я.Ф.) к расширению своего пространства» (Буров, 200035). При всей справедливости наблюдений, содержащихся в приведенной цитате, следует заметить: «стремление НЕ» - это метонимическая презентация личности говорящего, автора текста, который стремится (то есть проявляет намерения, интенции) к тому, чтобы использовать лингвистические возможности фразового обозначения и прагматически вскрыть тот потенциал, те когнитивные возможности, которые представляет сама форма ФН, эксплицирующая внутреннюю форму обозначения.

ФН, как нам представляется, выступает своеобразным «мета текстом», «мета островком» в авторском тексте, и лингвистически, и прагматически, и когнитивно высвечивающим присутствие ЯЛА, которая одновременно и формирует знаковое пространство денотата, и совершает отбор именно той информации о нем, которая необходима лично ей (ЯЛА) для осуществления своих прагматических намерений, и комментирует свое отношение к формируемому обозначению (а посредством него - и к денотативной реальности). Вот почему мы закрепляем за данным средством СН статус мета функции полного наименования.

Таким образом, есть все основания перспективного изучения ФН как лингвопрагматического явления именно в связи с исследованием авторского, личностного компонента мета организации этих средств номинации.

Вопрос о метатекстовом потенциале фразового наименования

Понимая вслед за А.А. Потебней под внутренней формой слова (и, шире, любого наименования) признак, лежащий в основании номинации и мотивирующий ее структуру (см.: Пельтихина, 1979; Буров, 1999; и др.), мы можем осмыслить и специфику внутренней формы ФН. Интенции ЯЛА в отношении употребления этой номинации весьма показательны и характеризуют ФН как личностно маркированный тип обозначения. Сам факт обращения к модели ФН (инвариант), выбор той или иной его разновидности (варианты) и, что важно, формирование самого пространства предикативной дефиниции или дескрипции - определение именно того признака, который необходим в данных коммуникативных условиях для решения авторски обусловленных функциональных задач, и неизбежно предполагает мета комментарий, - очевиден. Мы имеем здесь дело с проявлением субъективно-волевого намерения не просто заполнить лакуны в лексической ЯКМ (восполнение словарной недостаточности, по А.А. Бурову), но и выразить отношение как к обозначаемому, так и к тому, как, каким способом происходит это обозначение. Налицо ярко выраженный «человеческий фактор» организации номинационного пространства.

Обратимся к контекстам, в которых употреблены ФН.

1). Те, кто испытал хоть однажды ее свирепые кровавые ласки, те уже не могли ее забыть никогда и делались навеки ее жалкими, отвергнутыми рабами (Куприн. Суламифь). 2). «Я вот сейчас затопил печку и сжигаю все самое дорогое, что было у меня в жизни: ваш платок, который я, признаюсь, украл» (Куприн. Гранатовый браслет). 3). - Посмотрите на них, на сегодняшних. Сколько апломба, сколько презрения ко всему, что выше их куриного кругозора! (Куприн. Черная молния). 4). Многое из того, что я нахожу необходимым записать, без сомнения, вызовет у будущего читателя моих записок удивление, сомнение и даже недоверие (Куприн. Жидкое солнце).

Во всех приведенных выше примерах ЯЛА выступает регулятором номинационно-синтаксического семиозиса ФН, ярко маркированных личностно. Употребление их здесь формирует фон индивидуальной ощущаемости текста, его субъективно-оценочную «ауру». ЯЛА выступает своеобразным регулятором соотношения реального и виртуального в этой ауре, - причем скорее не текста, а дискурса. Взаимодействие ЯЛА и текста в дискурсе нарратива можно представить в виде открытой динамической системы.

ФН как составляющие текста (дискурса), формируя данную ауру, в качестве амбивалентной единицы позволяют осуществлять а) связь «лексико-фразеологического сообщества» и словаря текста; б) номинационно-синтаксическую конверсию, приводящую в движение механизмы языка и обусловливающую речевую динамику; в) переход от статической (универсальной) ЯКМ к динамической (индивидуальной) ЯКМ, с ее гибкой субъективной нюансировкой; г) решение мета функциональных задач формирования авторского присутствия в тексте (мета комментарий).

Гибкость внутренней формы ФН позволяет говорить об этих производных номинационно-синтаксического семиозиса как об открытых микропространственных образованиях. Аккумулируя, с одной стороны, коллективный опыт коммуникантов, ФН, с другой стороны, воплощают его в идиостилевом проявлении ЯЛА и его интенций в стремлениях к автономности своей идио-ЯКМ, к утверждению мета оценок и мета характеристик.

Внутренняя форма ФН - показатель реализации возможностей обозначения, заложенных в языковой системе. Эти возможности постоянно реализуются в условиях речевой практики, в частности - при необходимости решения таких функционально-прагматических задач, как обновление дефиниционных и дескрипционных характеристик денотата, новая интерпретация его атрибутивных признаков, решение задач эвфемизации, внутренней «полемики» при выборе наименования, осуществление собственно поисковых задач в процессе установления сущности явления, не имеющего словарных номинационных аналогов, и др.

Следует еще раз подчеркнуть: когда мы говорим о недостаточности словаря, то должны помнить: она носит индивидуально ощущаемый характер. Это значит, что именно словарь говорящего (автора) является той номинационной «точкой отсчета», которая служит опорой при построении высказывания, при выборе словесного материала для его организации.

Словарь говорящего - это прежде всего тот лексикон, который потенциально включает все единицы, обладающие семантической ценностью на данном отрезке развития языка. Но это также проявление способности ЯЛ (ЯЛА) включать называемое в конкретную речевую ситуацию, осуществление собственно акта наименования в тексте. «Номинация, - пишет А.А. Буров, - это все то, что предназначено для прагматики высказывания, иными словами, номинация семантики - и есть содержание коммуникации, однако обозначение семантического содержания коммуникативной единицы слагается из ряда номинационных составляющих уже плана употребления, а не значения» (Буров, 2000: 123). Вот почему понятие словаря не может быть ограничено только лексической стороной. Номинация же пропозиции в этом случае не раскрывает глубины конкретных связей денотативных сущностей, включаемых в коммуникацию. Индивидуально ощущается при этом не словарь лексем и не «словарь» самостоятельных СН, а словарь возникающих в тексте отрезков коммуникации, которые и воплощают в сознании говорящего мир денотации - явление сложное и никогда до конца не раскрывающееся, а потому и не закрепленное полностью за словарной номинацией лексического типа. Каждая новая речевая ситуация - это всякий раз поиск, причем не только нового явления и средства его выражения, но и индивидуального пути обозначения старых, привычных явлений и предметов с целью выявления их новых признаков, внутренних свойств и качеств, их связей между собой и выражения к ним своего отношения. При этом осознаются такие состояния как физического, так и психического свойства, номинация которых может быть осуществлена только при непосредственной опоре на текст.

Поэтому в понятие активного словаря говорящего неизбежно должно входить не только знание общеупотребительной лексики, представление о богатстве лексического фонда языка, способностях лексико - деривационного плана и возможностях неологизации, но и понимание потенциала обозначения, опирающегося на возможности дескрипционного и дефиниционного порядка, а следовательно - и на свойства синтаксических моделей русского языка, организующих номинацию в тексте. В итоге словарь текста «творится» носителем языка на реальной, объективной языковой основе, но - индивидуально, а потому и субъективно. Во всяком случае, потенциальная гибкость, способность удовлетворять потребностям коммуникативной и номинационной ситуации - это момент индивидуально-речевого плана. Формируя высказывание, мы выбираем не собственно лексику, а номинационные знаки, опираясь на потенциал словаря языка и реальные условия употребления в той или иной синтаксической форме.

Так мы переходим от недостаточности словаря языка к гармонии семиозиса номинации в тексте. Она проявляется только на уровне связного текста как универсальная возможность удовлетворить любые потребности в обозначении. Однако реальность, находящаяся в постоянном изменении, накладывает свой отпечаток и на ЯКМ. Та же ФН - средство обозначения, являющееся весьма универсальным и тонким, - далеко не случайно может включать в свой состав лексические средства, обозначающие то же, что уже названо описательно, ср.: Я вам докладываю, что тот, кого именовали Иуда из города Кариафа, несколько часов тому назад зарезан (Булгаков. Мастер и Маргарита).

Заметим, что поскольку денотация неисчерпаема, то возможность взглянуть на состояние объекта с разных сторон в рассматриваемом случае употребления ФН - это вполне объективная и закономерная реальность. Потенциал атрибуции также неограничен, и человеческий опыт подсказывает носителю языка, интуитивно осуществляющему поиск наименования в тексте, путь, адекватный его представлению о сущности денотата, отраженной во внутренней форме.

Внутренняя форма лексических наименований не обладает весьма важным свойством ФН - способностью индивидуализировать обозначение. Мысль А.А. Потебни о том, что «внутренняя форма слова... показывает, как представляется человеку его собственная мысль» (Потебня, 1958: 115), может быть экстраполирована на оценку внутренней формы ФН в плане того, «как представляется человеку» его взгляд на денотат (референт), считая, что «человек» здесь - это ЯЛ (ЯЛА).

Внутренняя форма словарного наименования выступает способом концептуализации как процесса интерпретации, обобщения и закрепления в отдельной единице свойств объекта и его оценки коллективным субъектом (Мигирина, 1977). Сама же внутренняя форма номинативной единицы представляется механизмом, который позволяет записывать определенные знания о мире и соответственно воспринимать их. В «живой» внутренней форме слова отражаются особенности денотативной сферы, в частности - национально, этнически, регионально и социально маркированные. Что же касается субъективных, индивидуально ощущаемых особенностей денотата, то здесь очевидны преимущества внутренней формы ФН. Думается, как раз этому номинативному средству под силу дифференцировать референциальность семантики и «пред семантики» - как знаковость референтов и «как если бы они (знаки референтов - Я.Ф.) сами были референтами» (Вардуль, 1977: 42). Речь идет здесь, по сути дела, о таких «идеальных референтах», которые в качестве плана своего выражения являются мета знаками. ФН открывает путь к мета характеристике обозначаемого денотата, поскольку соединяет ЯЛА с концептуализацией и той денотативной картиной мира, которая неизбежно идиостилизуется в речи ЯЛА.

Определяя лингвопрагматическую специфику ФН, мы отмечаем, что, по мнению исследователей, в этом «грамматикализированном средстве номинации... описательное обозначение осуществляется через предицирование АП (атрибутивного признака - Я.Ф.) сказуемым придаточной части и соотнесение этого признака с соответствуюзим признаком главной... При этом особую роль играет местоименно-соотносительный блок, как бы «проецирующий» само ФН в пространстве СПП (сложноподчиненного предложения - Я.Ф.) и СТ (связного текста - Я.Ф.). Прагматический потенциал... ФН обусловлен динамическим равновесием номинации и предикации...» (Буров, 2000: 35).

Обратим внимание на следующие обстоятельства, связанные с приведенной характеристикой. Во-первых, обозначение во ФН осуществляется опосредствованно, не прямо, - через предицирование внутренней формы называемого. Во-вторых, в пространстве ФН сосуществуют как бы два плана номинации: один - местоименная «проекция» носителя атрибутивного признака, вторая - самого атрибутивного признака, с возможным распространением. В-третьих, ФН есть номинационное пространство, пространство знака денотата - либо дефиниционного (дефинитер), либо дескрипционного (дескриптер) типа. В-четвертых, ФН как знак, индивидуально ощущаемый, индивидуально же и создается: все, кроме его инвариантной модели «носитель атрибутивного признака - атрибутивный признак», определяется волей говорящего, автора. В-пятых, даже если и не разделять точку зрения на первичность/вторичность номинации, ФН следует отнести к обозначениям особого, динамического типа.

Чем же отличается употребление ФН от номинации словарно - лексического типа? Тем, что это употребление средств, выступающих авторским комментарием к обозначаемому денотату, то есть мета комментарием «святая святых» имени - его внутренней формы.

Мы считаем, что мета текстовой является сама форма ФН. Местоименный блок (в том числе и с эллиминированным, опущенным коррелятом) выступает той текстовой «маской», которая вводит ЯЛ (ЯЛА) в ЯКМ - общеязыковую и индивидуальную. ФН - «комментатор» не является дублером словарной номинации, вступающим с ней в синонимические связи (см. о номинационной синонимии: Никитевич, 1974; Буров, 1979; Буров, 2000). Как показывают исследования в области СН, каждое из производных номинационно-синтаксического семиозиса имеет свою семиотическую специфику, в том числе, естественно, и лингвопрагматическую. Поэтому ФН выступает «комментатором» особого рода, открывающим путь в область мета текстовой семантики.

Наша точка зрения в чем-то близка позиции некоторых современных ученых, которые видят в мета текстовом комментарии своеобразный маркер, сигнализирующий о нарушении стандарта, некую аксиологическую реакцию на определенную ситуацию или субстанцию. Мета комментарий, таким образом, является оценочной интерпретацией языкового знака (ср.: Вепрева, 2001: 35).

Нам понятна и та точка зрения, согласно которой следует говорить об особом ментальном сознании, содержанием которого является ментальное бытие - знание об устройстве языка и законах его функционирования (Ростова, 2001: 67). Ментальное бытие языка коррелирует, соответственно, с его онтологическим бытием, куда входят собственно языковые проявления: речь, речевая деятельность, тексты.

Сказанное еще более укрепляет нас в необходимости отнесения ФН к средствам мета комментирующего порядка, авторского способа дистрибуции и выражения ЯКМ, когда речь идет о мета тексте и мета функциях средств его выражения.

В самом деле, рассмотрим следующий контекст:

Отсюда, видимо, и исходил тот его вечный вид занятости не тем, что он в данную минуту занимался, - как если бы он занимался не этим, а чем-то другим и озабочен был тоже чем-то другим, главным, хотя - может даже показаться - ничего за всем этим не стояло такого, о чем можно бы было заботиться. Но озабоченность эта присутствовала, он словно бы торопил сиюминутные события, чтобы они поскорее пошли и дали бы место другому - но чему? (Петрушевская. Смотровая площадка).

Употребление ФН в данном случае является авторским комментарием к ситуации, в которой происходит поиск адекватной денотату номинации, - комментарий, переводящий этот поиск в описательный план, представляющийся ЯЛА более важным, нежели само обозначение. Употребление словарной номинации расставило бы точки над i, но не позволило бы достичь адекватности восприятия. Таким образом, ФН выступает здесь, по сути дела, одним из мета текстовых экспликантов.

Под мета текстом же мы понимаем особое пространство (подпространство) текста, которое а) личностно маркировано (обусловлено авторскими интенциями); б) является своеобразным опережением подтекста (мета текст и подтекст рекуррентны как особые подпространства текста, обусловливающие его дискурсное проявление); в) по преимуществу эксплицировано в речи, т.е. выражено определенными языковыми средствами - как вербальными, так и паравербальными. Эксплицированный характер проявления мета текста рассматривается нами в качестве важнейшей черты, отличающей его от подтекста, в основном представленного полем импликантов.

Мета функциональность ФН образует совокупный «ключ» к ЯКМ и идиостилю ЯЛА художественного текста. Смеем предположить, что чем тоньше, глубже, психологически и эстетически насыщеннее идиостиль автора, тем выше «коэффициент личности» его нарратива, полифункциональнее употребление ФН и богаче мета семантическая аура дискурса.

Для художественного текста, с его субъектом-автором, как бы «встроенным» в его структуру, мета поэтика важна не только с точки зрения эстетического постижения текста с помощью автоинтерпретации («текст в художественном тексте», по К.Э. Штайн), но и в плане анализа авторского комментарии к обозначаемым денотатам и к их речевым номинациям. Степень мета функциональности ФН, естественно, различна и зависит от мета маркеров, их эксплицитности, имплицитности и т.д. Сравним контексты: 1). Ту, что люди зовут весною, // Одиночеством я зову (Ахматова). 2). Далеко, далеко от Грибоедова, на трех цинковых столах, освещенных тысячесвечовыми лампами, лежало то, что еще совсем недавно было Михаилом Александровичем (Булгаков. Мастер и Маргарита). 3). - Когда вижу перед собой такие вот ромашки, вспоминается то, чего больше никогда уже не будет и о чем всю жизнь жалеешь (Маканин. Другая жизнь). 4). То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову (Л. Толстой. Война и мир).

Во всех приведенных примерах мы имеем дело с таким употреблением ФН, которое устанавливает объективную связь «автор как языковая личность - номинация как знак имени», причем структура ФН как бы специально создана для ее выражения. Степень авторского комментирования обозначения в пространстве ФН, однако, различна.

Семантические импликанты «скрытых смыслов», с одной стороны, и экспликанты - маркеры присутствия ЯЛА в пространстве ФН - с другой, позволяют осуществить мета анализ номинации, причем можно предположить существование некоей шкалы зависимости мета функциональности ФН от ее пространственной структуры.

В нашей интерпретации мета текста, мета текстового потенциала, мета функциональности мы, естественно, опираемся прежде всего на работы А. Вежбицкой (1978; 1999; 2001 и др.). «Мета текстовые нити», пронизывающие текст и устанавливающие позицию автора - комментатора собственного высказывания, могут быть различны: это и формы не собственно-прямой и внутренней речи, и реминисценции, и лексические детали, и парентезы различного вида, в том числе вставные конструкции, и элементы жестикуляции и мимики, и описанные А. Вежбицкой отсылочно-модальные обороты, которые обнаруживают присутствие (скрытое или явное) автора в тексте и т.д. (Вежбицка, 1978). Мы считаем, что, при всей открытости данного списка «мета маркеров», вопрос о мета планах текста - глубинном и поверхностном - еще не сформулирован как система проблем, требующих разрешения (ср. понимание метаязыка и мета поэтики в современной филологии). Под мета функциональностью же ФН мы понимаем ее основное свойство служить пространственным текстовым маркером авторских комментариев в связи с обозначаемым описательно (дефиниционно или дескрипционно). Соответственно, дадим определение мета тектового потенциала ФН: это совокупность лингвопрагматических средств (экспликантов и импликантов), которые, употребляясь в номинационном пространстве, создают потенциал напряжения «ЯЛА - текст». Мета текст, как мы предполагаем, есть «сопрягающий», разъясняющий текст, в котором происходит авторская «рефлексия над языком» (В.П. Григорьев).

В правомерности подобной постановки вопроса нас убеждают и мысли У. Эко, высказанные, в частности, в «Заметках на полях «Имени розы». Говоря о «способах, которыми автор передает свое слово другому персонажу (turn ancillaries)», исследователь пишет об «ориентации изложения», исходящей от ЯЛА, когда, формируя речевое пространство персонажей, «автор как бы вводит в текст свой комментарий, подсказывая, в каком ключе следует воспринимать реплики беседующих» (Эко, 2003: 37). Причем это могут быть как «скрытые, немотивированные подсказки», так и открытый, явный мета комментарий.

Из принятой в тропеистике классификации мета тропов (ситуативные, концептуальные, операциональные, композиционные, по Д.Е. Максимову и др.) ФН ориентируется на первые два - ситуативные и концептуальные. В самом деле, референтивно-мыслительные комплексы обладают моделями для внутренних речевых ситуаций и имеют соответствия и в жизненных, и в воображаемых ситуациях. «Внутренняя константа» (Б. Пастернак), присутствующая в виде обязательной части их содержания и создающая из референтивно-мыслительных комплексов целостную ЯКМ, очевидно связана с ними и вполне может иметь выход на поверхностный уровень фразовой фиксации.

ФН вполне соответствует следующему определению мета тропа (если развить лотмановское определение тропа как пары взаимно несопоставимых элементов, между которыми устанавливается в рамках какого-либо контекста отношение адекватности): единица «кода иносказания», определяющая организацию различных типов семантической информации в тексте и выражающая отношение адекватности между поверхностно различными текстовыми явлениями, в нашем случае - это единицы номинации - лексическая и фразовая, переоформляющая глубинные смыслы и вносящая идиостилевую личностную маркировку в обозначение (см.: Лотман, 2001).

Подобный подход, как нам кажется, позволяет рассматривать функциональную прагматику ФН как реализацию его мета текстового потенциала. Мета текстовость ФН - это авторский комментарий внутренней формы наименования, попытка (или путь) если не подвергнуть сомнению, то соотнести свое видение денотата, свой текст номинации с общепризнанным, стандартным и т.д.

ФН как языковое средство соответствует характеристике когнитивных структур тех интенций творчества, что образуют эпистемологическое пространство художественного текста - «ментальное пространство, связывающее текст с реальным миром, который опосредуется в тексте, формирующем воображаемый мир. Он, в свою очередь, связан с мета поэтиками (рефлексией художника над творчеством) и с возможными мирами, которые конструируются учеными в ходе познания...» (Штайн, 2003: 15).

Проблема мета текстовости ФН может быть соотнесена с известной концепцией вторичной номинации (Н.Д. Арутюнова, В.Г. Гак, В.Н. Телия и др.). В самом деле, «вторичная лексическая номинация - это использование уже имеющих в языке номинативных средств в новой для них функции наречения. Вторичная номинация может иметь как языковой, так и речевой характер. В первом случае результаты вторичной номинации предстают как принятые языком и конвенционально закрепленные значения словесных знаков, во втором - как окказиональное употребление лексических значений в несобственной для них номинативной функции» (ЯНВН, 1977: 129). В области вторичной номинации выделяют прямой и косвенный способы отображения денотата - когда новое наименование опосредуется «предшествующими» значениями слова и возникает самостоятельное номинативно-производное значение, а также когда к процессу вторичного именования подключаются другие наименования, со своим смысловым содержанием, вследствие чего возникает косвенно-производное значение и, в отличие от первого пути, несамостоятельная номинативная функция синтагматически (контекстно) обусловливается (там же: с. 130-131 и след.).

Следует подчеркнуть, что ФН - это не лексическая номинация, а обозначение, формирующееся на базе синтаксических единиц, поэтому принятый в лингвистике квалификационный критерий первичности/вторичности к данному способу номинации непосредственно не применим.

Лингвопрагматика фразового наименования

С лингвопрагматической точки зрения ФН представляется нам многослойным образованием, характеризующимся особым микромиром. В нем мы выделяем три слоя.

1. Собственно текстовый функциональный слой, для которого свойственна прагматическая универсальность, отражающая общеязыковые, интертекстуальные, в известной степени нейтральные, имеющие традиции реализации функциональные основания.

Реализация данного слоя может быть рассмотрена как дихотомия дескрипционного (описательного) и дефиниционного (определяющего) типов.

2. Метатекстовый функциональный слой, который связан с присутствием автора (ЯЛ, ЯЛА), идиомаркирующего, специализирующего употребление ФН. Идиоспециализация, индивидуализация носит амбивалентный характер. По сути своей эвфемистическая форма ФН в каждом конкретном случае употребления одновременно и анонимна, и узнаваема, причем всякий раз узнаваемость как попытка конкретизации и преодоления анонимности ведет к появлению нового состояния аппроксимации (неопределенности).

3. Пара текстовый функциональный слой (или номинационная аура). Данный слой представляется нам функционально-прагматической оболочкой ФН - тем, что, собственно, и определяет индивидуальную ощущаемость рассматриваемого наименования как мета знака. Именно этот слой пространственного микромира ФН осуществляет включение ЯЛ говорящего, употребляющего в своей речи ФН, в дискурс.

Если I слой микропространства предикативной номинации можно представить формулой «мир - без - меня», II слой - «мир - со - мной», то для Ш-го слоя ФН формула выглядит так: «мир - во - мне». Все три слоя неразделимы и фиксируют попытку расчленить соотношение «ЯЛА - текст - мир (действительность)». Функционально-прагматический статус ФН знаков и значим: данный тип номинации предназначен для решения, может быть, главной задачи наименования в речи - демифологизации языкового словаря, когда в каждом индивидуальном мировосприятии любой ЯЛ (ЯЛА) универсальная ЯКМ претерпевает персонализацию и предстает в индивидуальном варианте идио-ЯКМ (ср. с категорией персональности, обладающей широким спектром плана авторского выражения в системе экспликантов и импликантов; см.: Бондарко, 1984; Малычева, 2001; и др.). ФН, таким образом, выступает средством «очеловечивания» номинации, предоставляющим говорящему известную свободу функционального выбора наименования, а следовательно, являющимся лингвоантропоцентричным. Это «очеловечивание» носит характер идиомаркированности: авторское «имя» в форме ФН есть не что иное, как мета имя. Раскрытие внутреннего мира людей составляет одну из основных тем и задач художественного творчества (Д.С. Лихачев, Ю.М. Лотман, Н.Д. Арутюнова и др.).

Рассмотрим фрагмент художественного текста, в котором автор, раскрывая внутреннее состояние героя, использует мета свойства ФН.

«В десять часов утра, солнечного, жаркого, счастливого, со звоном церквей, с базаром на площади перед гостиницей, с запахом сена, дегтя и опять всего того сложного и пахучего, чем пахнет русский уездный город, она, эта маленькая безымянная женщина, так и не сказавшая своего имени, шутя называвшая себя прекрасной незнакомкой, уехала. Спали мало, но утром, выйдя из-за ширмы возле кровати, в пять минут умывшись и одевшись, она была свежа, как в семнадцать лет. Смущена ли была она? Нет, очень немного. По-прежнему была проста, весела и - уже рассудительна.

- Нет, нет, милый, - сказала она в ответ на его просьбу ехать дальше вместе, - нет, вы должны остаться до следующего парохода. Если поедем вместе, все будет испорчено. Мне это будет очень неприятно. Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли обо мне подумать. Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло... Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара...

И поручик как-то легко согласился с нею. В легком и счастливом духе он довез ее до пристани - как раз к отходу розового Самолета, - при всех поцеловал на палубе и едва успел вскочить на сходни, которые уже двинули назад.

Так же легко, беззаботно и возвратился он в гостиницу. Однако что-то уже изменилось. Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ею - и пуст. Это было странно! Еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было... И сердце поручика вдруг сжалось такой нежностью, что поручик поспешил закурить и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате.

- Странное приключение! - сказал он вслух, смеясь и чувствуя, что на глаза его навертываются слезы. - «Даю вам честное слово, что я совсем не то, что вы могли подумать...» И уже уехала...» (Бунин. Солнечный удар).

В данном отрывке раскрывается микротема прощания двух людей, полюбивших друг друга с первого взгляда. Трижды здесь употреблено ФН, и его употребление позволяет автору осуществить семантический и лингвопрагматический комментарий того подтекстного плана, который создается сюжетным развертывание микротемы. Обыденная когниция как типичная установка переосмысляется как глубоко интимная, индивидуальная и значимая. Сам факт ретрансляции героем реплики с ФН («совсем не то, что вы могли подумать») в конце приведенного отрывка свидетельствует об осмыслении и автором, и персонажем того денотативного состояния, которое одновременно и обозначается, и за вуалируется с помощью ФН.

Употребляемая в пространстве между данными ФН предикативная перифраза «то, что случилось» принципиально важна, поскольку обладает объяснительной силой эвфемистического намека. Более того, все три ФН здесь эвристичны: их употребление не только желательно, но и прагматически необходимо. Метадиалог героев, продолжающийся как бы за кадром и организованный автором, ставит целью соотнести текст, в котором фиксируются внешние поступки героев, и то, что с ними в действительности происходит. В мета тексте автор оценивает содержание текста, комментирует поступки героев, самим же им спланированные. Повтор первого ФН, вначале употребленного героиней, рефлектор - но звучит уже в речи героя и является ярким мета маркером того состояния, которое подмечает в персонаже ЯЛА. Авторская позиция консонантна этому состоянию; автор хочет сказать, что он на стороне героя, и пытается прокомментировать состояние, сложность которого адекватна сложности и неоднозначности того затмения души - «солнечного удара», что выражен эвфемистической семантикой ФН «то, что случилось». Герой, скорее всего до того не задумывавшийся над смыслом сказанного героиней: «не то, что вы могли подумать», - пытается с помощью автора осмыслить эту реплику и постепенно приходит к подтверждению справедливости этих слов, поскольку «то, что случилось» настолько сильно и значимо, что совершенно не укладывается в привычные «рамки» фреймовой семантики «солнечного удара» как метафоры случайного и ошибочного дорожно-любовного романа.

Текст и мета текст переплетаются в дискурсе нарратива настолько тесно, что для определения авторской «комментирующей» позиции требуется целостное восприятие и до чувствование очевидных, на первый взгляд, но настолько тонких и индивидуальных смыслов, что подчас даже завершенный текст не может дать ответов на все вопросы, представляющиеся важными для индивидуального восприятия.

Лингвопрагматическая специфика ФН, обусловливающая выход на уровень мета текста (и паратекста) и выявление потенциала личностной (авторской) маркировки обозначения как средства расслоения текста, определяется, на наш взгляд, тремя моментами: пресуппозицией, пропозицией и позицией в тексте.

Пресуппозиция употребления ФН отражает интенции говорящего, связанные с использованием обозначения денотативной ситуации посредством предицирования признака обозначаемого и, соответственно, со способом введения основного мета маркера денотата. Это уже компетенция пропозиции. Что касается позиции ФН в тексте, то она характеризуется тройными связями: предикация выводит на уровень модуса, денотация - на уровень словаря текста, функция - на уровень идио-ЯКМ автора (говорящего), маркируя личностные смыслы, характерные для данной ЯЛ (ЯЛА).

Как видим, чем совершеннее механизм категоризации явлений действительности, тем субъективнее и индивидуально богаче единицы номинации; соответственно, мы нуждаемся в особом подходе к ЯКМ в целом. Экспериментальная специфика конкретного опыта человека (experience - опыт), отражающаяся во ФН, основана на теории прототипов (Дж. Лакофф) и их индивидуализации. Поэтому в каждой идио-ЯКМ реализуется именно тот субъективный взгляд на мир, который детерминирован общеязыковой системой, но раскрывается в сугубо личном опыте речевого поведения, основанном на прототипизации (индивидуальной категоризации).

Богаче ЯЛ (ЯЛА) - соответственно, богаче ее ЯКМ и активнее и глубже мировосприятие, требующее задействования специальных знаков обозначения (в нашем случае - фразовых). Автор художественного текста занимает особое место в игре узуса - регулятора постоянной борьбы нормы и окказии в ЯКМ.

Узус как текст и автор как дискурс этого текста предъявляют требования к ЯЛА и авторской речи, ее организации в тексте, в частности - в номинационном пространстве как идиоварианте и общеязыковой ЯКМ, и идио-ЯКМ. Мета прагматика ФН становится предметом анализа как важнейший признак антропоцентричности текста - той важнейшей его функции, которая позволяет выразить специфику значения, заключенного в форму ФН.

Фразовая номинация в контексте теории фреймов

ЯЛА художественного текста является основным гарантом успешной реализации коммуникативных интенций - тех целей речевой деятельности, которые предполагают выражение собственных чувств,. отношения к высказываемому, а также проецируют определенную реакцию объекта воздействия (читателя или слушателя). Речевая активность, обусловливающая коммуникативные намерения (Гак, 2000: 754-755), определяется, в свою очередь, возможностями, предоставляемыми языковым материалом.

ФН как пространственная форма номинации не просто называет денотат, но и несет определенное знание о нем, то есть характеризует намерение, желание, предрасположенность ЯЛА включить некую фоновую информацию в текст. В таких случаях говорят о присутствии прагматической пресуппозиции, находящей свое выражение в объединении во фреймы - системы, конструкты мышления, обеспечивающие коммуникацию: автор и его потенциальные адресаты должны понять друг друга.

Мы разделяем точку зрения О.В. Микуровой, которая считает, что пресуппозиция, в отличие от фреймов как фоновых знаний, - явление, возникающее в данном контексте, в конкретной ситуации Рече употребления, в том или ином речевом акте, и выступающее коннектором «между знаниями коммуникантов и их реализацией в речевом акте» (Микурова, 2001: 85). Сравните взгляды на вопрос о семантической пресуппозиции Г. Фреге, П. Стросона, Дж. Остина, Е.В. Падучевой, Н.Д. Арутюновой, В.А. Звегинцева, Ф. Кифера и др.

Реализация прагматической пресуппозиции позволяет раскрыть фреймовую семантику, наиболее типичную для данной ситуации.

Согласно теории фреймов, основывающейся на данных психологии, лингвистики, теории искусственного интеллекта (Ф. Бартлетт, Т. Виноград, М. Минский, Ч. Филлмор, Р. Шенк, Т. ван Дейк, Р. Лангаккер, Дж. Лакофф, А.К. Баранов, Е.М. Позднякова, Л.А. Манерко, В.В. Лазарев, Л.В. Правикова, Э.Г. Айрапетова и др.), в памяти человека существуют определенные структуры организации знаний о стандартных ситуациях. «Ядро» фрейма содержит постоянные для данной ситуации понятия, а его слоты, или терминальные узлы, задают параметры, которые дополняются конкретной информацией и предполагают определенные способы обработки знаний. В случае динамического характера знаний о событийной ситуации аналогом фрейма выступает сценарий (скрипт). В языковом выражении сценарий характерен для пропозиции, семантически эквивалентной самостоятельному предложению, тогда как его части, в том числе ФН, отводится роль языкового способа обработки знаний, включенных в сцену. «Сцена - это структура памяти, организующая действия и состояния, связанные единой целью и единой обстановкой, заданной во времени и пространстве» (Кронгауз, 2001: 90). Фреймовые сцены включают такие референтные области, которые выражают пресуппозитивные значения наименований объектов, явлений действительности, представленные в их динамическом состоянии, в их движении. Поэтому мы считаем, что ФН является выражением ситуативных фреймовых сцен (см.: Айрапетова, 2002: 30-31).

Фреймовые сцены, используемые для описания сложных денотатов и лежащие в основе ФН, представлены как указывающие на значения «предмет вообще» («то, что» как инвариантный вербализатор) или «лицо вообще» («тот, кто» как инвариантная модель). При описании подобных денотатов говорящий дает характеристику, относящуюся к индивидуальному, субъективному опыту непосредственного взаимодействия с миром. Е.С. Кубрякова замечает, что «язык мозга» начинает формироваться, опережая вербальный язык, и некоторые сформировавшиеся в нем концепты типа КТО-ТО, ЧТО-ТО, МЕСТО, ИЗМЕНЕНИЕ и подобные предшествуют языку и первыми получают свои частные обозначения (Кубрякова, 1997: 82). Фиксация «предмета вообще» и «лица вообще» базируется на простейшей концептуальной структуре, и из первичных концептов развиваются все остальные.

Можно предположить, что в речевой модели ФН реализуются вербальные фреймы, которые, в отличие от гештальтных фреймов, имеющих нерасчлененный характер, обладают расчлененностью, мозаичностью. В области художественно-литературного текста, отмечают исследователи, вербальный фрейм, выражаемый ФН, получает самую разнообразную интерпретацию, которая может быть весьма далека от содержания исходного фрейма автора (адресата), поскольку происходит референциальное размывание интенций, включается в действие «фактор адресата» (см.: Лазарев, Правикова, 2002: 14-15 и след.).

Для лучшего осмысления ФН в контексте современной теории фреймов представляется интересной точка зрения Л.А. Манерко (Манерко, 2002). Рассматривая вопросы «когнитивно-ономасиологического моделирования номинационных единиц в контексте отечественной номинации и психолингвистики», исследователь привлекает данные когнитивной семантики (Ryder, 1994, Позднякова, 1999). Фреймовые структуры знания, «которые представляют собой ментальные репрезентации опыта и знаний человека и учитывают ценностно-ориентированную (прагматическую) логику создаваемой в речи единицы» (Манерко, 2002: 97), находят свое закрепление в номинативных комплексах; при этом действует критерий лингвистической релевантности словотворчества, диктуемого стратегией построения текста, который зависит от коммуникативных интенций автора и ситуации.

Наш интерес к когнитивной ономасиологической модели вызван тем, что формула отношений между структурами знаний номинативных единиц, например, в английском языке соответствует модели русского ФН; разница лишь в том, что ФН рассматривается нами как структурно - функциональная единица СН, причем субъективная, индивидуально ощущаемая, в то время как ономасиологическая модель Л.A. Манерко является когнитивной формулой интерпретации лексической (лексико - деривационной) номинации, ср.: Londoner - Somebody (Person) who lives in place (London), где Somebody (Person) - это ономасиологический базис (суффикс или имя), указывающий на базовый концепт; who lives in - это ономасиологический предикат; place (London) - ономасиологический признак (предметный, процессуальный, не процессуальный). Ономасиологическая формула посредством выделенных значений указывает на определенную совокупность базовых концептов и их связи друг с другом, что свидетельствует о выполнении человеком сложной когнитивной обработки разнообразной лингвистической и экстралингвистической информации» (Манерко, 2002: 98-99). Таким образом, концептуальная структура любой номинативной единицы может представлять структуры знания, закладываемые говорящим в глубинную структуру наименования. Пропозициональная семантика (семантическое знание, по А.Г. Баранову /Баранов, 1990: 35 и след.) таких номинативных единиц актуализируется в дискурсе, выступая очень удобной формой для упаковки знаний во фреймовые структуры и включения в коммуникативное событие.

Представляет интерес и следующие наблюдение Л.A. Манерко: предметное знание, отражающее картину мира в языке, оказывается связанным со знанием о лингвистических структурах, фиксируемых в тексте (Манерко, 2002). Основной концепт - «объект» - в системе событийного фрейма (сцены) предстает целостной сущностью, представляемой в виде определенной концептуальной информации.

Необходимо, с нашей точки зрения, отметить следующее: данная информация уточняется в ментальном пространстве текста. При этом учитывается «восстанавливаемый подтекст, который также характеризуется некоторым пространственным диапазоном» (Кубрякова, Александрова, 1997: 20 и след.).

Наиболее близки взглядам Л.А. Манерко работы В.М. Никитевича (Никитевич, 1974; Никитевич, 1985), в которых рассматривается универсальная формула номинативной единицы как модель лексической (номинативной) дериватологии русского языка.

Таким образом, представляется чрезвычайно важным учет когнитивного аспекта всех номинативных единиц «сложноструктурного характера», поскольку их фреймовая семантика непосредственно участвует в формировании дискурса. Важно подчеркнуть, что когниция ФН сценична и сцена (фрейм) при этом опирается на пресуппозитивные значения, развернутые в пространстве динамического характера, т.е. сцена является ситуативной. В процессе формирования (семиозиса) ФН автор создает матричные фреймы, опираясь на заданную местоименно - соотносительную структурную модель.

 

АВТОР: Фрикке Я.А.