31.08.2012 8403

Языковая личность автора художественного текста и идиостиль: основания лингвопрагматического осмысления фразовой номинации

 

Можно предположить, что ФН - это такое средство номинации, которое является идиостилевым маркером и встречается далеко не у каждого автора. Поскольку языковой потенциал ФН универсален, то использование данных единиц в индивидуальном стиле отдельных авторов вполне объяснимо. С одной стороны, это совершенно объективное состояние развития литературного языка, всегда потенциально неисчерпаемого и готового к открытиям и «прорывам» в новые измерения. С другой - это действие принципа имманентности творчества, тайны выбора средств самовыражения, при соблюдении принципа свободы художественной мысли.

Наконец, нельзя забывать и про преодоление тех тормозящих развитие художественного воображения на пути постижения возможностей и тайн своего собственного родного языка тенденций, которыми отмечен последний прошедший век. Видимо, далеко не случайно именно художникам уровня Л.Н. Толстого, И.А. Бунина, Л.Н. Андреева, Ф.К. Сологуба, М.А. Булгакова, тонким и глубоким психологам-аналитикам, ратовавшим за свободу творчества, и за проникновение в тайну человеческой души, и за постижение глубины русского языка, свойственно обращение к ФН как мета функциональному средству.

Анализ лингвопрагматической специфики ФН как интереснейшего идиостилевого средства формирования мета текста в тексте художественного произведения тесно связан с тем, что принято называть идиостилем. В широком понимании это совокупность глубинных порождающих текст механизмов создания текстового пространства определенным автором, отличающих его от других; в более узком плане идиостиль связан с системой лингвостилистических средств, характерных для творческой манеры данной ЯЛА (В.В. Виноградов, P.O. Якобсон, Ю.Н. Тынянов, М.М. Бахтин, Б.М. Эйхенбаум, В.М. Жирмунский, Ю.Н. Караулов, А.К. Жолковский, В.П. Григорьев и др.)

Идиостиль понимается в современной филологии и как проявление рефлексии автора над языком (В.П. Григорьев), являющимся совокупностью глубинных текстопорождающих «констант», «доминант» художественной личности. Понятие идиостиля рассматривается в связи с «идиолектом», «семантическими играми» (Вяч. Вс. Иванов), «поверхностными» и «глубинными структурами текста» (А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов, С.Т. Золян и др.). Особенно важным представляется изучение идиостиля в контексте понятия «языковая личность» (P.O. Якобсон, Ю.Н. Тынянов, М.М. Бахтин, Б.М. Эйхенбаум, В.М. Жирмунский, В.В. Виноградов).

«Стиль литературной личности, или «стиль писателя», по В.В. Виноградову, это есть его «слог» - определение, идущее от В.Г. Белинского, который понимал под ним «уменье выразить мысли тем словом, тем оборотом, какие требуются сущностью самой мысли... Слог - это сам талант, сама мысль... в слоге весь человек; слог всегда оригинален как личность, как характер... (подчеркнуто нами - Я.Ф.). Изучение слога выражается главным образом в определении того, что берется писателем из языка и как, в каких целях употребляется... чем отличается «голос» данного писателя от «голосов» других» (Ефимов, 1957: 166).

Далеко не всегда фактор субъективно-индивидуальный рассматривается как главный в организации языкового пространства и личности автора, и идиолектной парадигмы его идиостиля. Так, сравнительно недавно Р.А. Будагов обосновывал необходимость рассматривать эстетическую функцию стиля художественной литературы как результат имманентного обобщения языком стилей отдельных писателей в стилях литературных направлений (классицизм, реализм, романтизм и т.д.); «в противном случае... исследователь за многообразием отдельных факторов утрачивает перспективу общего» (Будагов, 1974: 113).

В.В. Виноградов не раз подчеркивал, что принципы и законы словесно-художественного построения образа автора следует искать в тексте самого художественного произведения. «Диалектика писательского «Я», являющяя собой скорее не «образ - имя, а образ - местоимение», предполагает «широкое право перевоплощения и видоизменения действительности» (Виноградов, 1971: 128). Исследуя связи между автором и структурой создаваемого им текста как словесно-художественного целого, В.В. Виноградов приходит к выводу о том, что «стиль писателя... создает и воспроизводит индивидуально-выразительные качества и соотношения вещей-образов, типические для творческой системы именно этого художника» (Виноградов, 1971: 211).

Языковая форма «личностного восприятия сознанием явлений объективной действительности; отпечаток, воспроизведение сознанием предметов и явлений внешнего мира» (БТС, 2000: 682) неизбежно носит характер индивидуального знакового закрепления денотативных сущностей. Это значит, что ЯЛА выступает своеобразной мета трансформацией образа автора художественного текста, которая, в силу своего субъективного характера, проявляется в идиостилевой организации и ЯКМ, и формирующегося на ее основе художественного текста.

Понятие ЯЛА, таким образом, непосредственно соотносится с понятием «образ автора», выступая его лингвопрагматическим «преемником». Личностный компонент этого понятия, однако, заставляет нас уточнить еще одну позицию, представляющуюся весьма важной с идиостилевой точки зрения. Мы имеем в виду момент перехода из реального мира в виртуальный, когда автор неизбежно проявляет элементы девиантного поведения, не соответствующего стандарту, отклоняющемуся от норм и даже зачастую нарушающему их. Отсюда - поиск языковых форм для игры, своеобразных речевых масок, маркированных индивидуальностью ЯЛА.

Сопоставительный анализ текстов русской художественной литературы XIX, XX и XXI веков, а также исследование текстов западноевропейских авторов показывает, что те же ФН употребляются далеко не всеми авторами и в разной степени. Чаще их использует такая ЯЛА, которой свойствен углубленный, пристальный взгляд на мир и чья ЯКМ находится в постоянном движении, поиске знаков, адекватных вечно меняющемуся миру и его денотативным сущностям. Лучше других это состояние идиостилевого поиска адекватности имен выразил Н.А. Заболоцкий, писавший о том, что, «будучи художником, поэт обязан снимать с вещей и явлений их привычные, обыденные маски, показывать девственность мира, его значение, полное тайн... Тот, кто видит вещи и явления в их живом образе, найдет живые, необыденные сочетания слов» (Заболоцкий, 1972: 286). Стихотворный текст «Метаморфозы» служит ярким доказательством идиостилевых преференций ФН, соответствующих, по Заболоцкому, этому принципу:

Как мир меняется! И как я сам меняюсь! Лишь именем одним я называюсь, - На самом деле то, что именуют мной, - Не я один. Нас много. Я - живой. Чтоб кровь моя остынуть не успела, Я умирал не раз...

Как все меняется! Что было раньше птицей, Теперь лежит написанной страницей; Мысль некогда была простым цветком; Поэма шествовала медленным быком; А то, что было мною, то, быть может,

Опять растет и мир растений множит. Вот так, с трудом пытаясь развивать Как бы клубок какой-то сложной пряжи, Вдруг и увидишь то, что должно называть Бессмертием. О, суеверья наши!

В приведенном фрагменте мы находим четыре случая употребления ФН, имеющего в данном случае подчеркнуто декларируемый идиостилевой характер. Для ЯЛА представляется принципиальным выразить свое отношение не к миру, а к способу его восприятия, учитывающему возможность включения скорее Homo Analiticus, нежели Homo Ludens в процесс формирования ЯКМ. Не отрицая роли ЯЛА как «человека играющего» в стиль, а потому и создающего свою индивидуально - неповторимую манеру нарратива, то, что называется идиостилем, мы не должны преувеличивать роль игры в формировании дискурса /ср. работы Я. Хиинтикки, М. Гадамера, Л. Витгенштейна, Ортеги - и - Гассета, Й. Хейзинги (Кронгауз, 2001: 53-55)/.

Думается, именно идиостилевая сторона языковой игры представляет наибольший интерес в плане нашего исследования, поскольку философские ее моменты, а также аспекты культурологического плана исследованы достаточно разносторонне (см. об этом: Тхорик, 2000: 47-51 и др.). Лингвокультурология должна больше внимания уделять языковой форме фреймирования концептосферы, фиксации в речевых моделях культурных констант (Степанов, 1997; Маслова, 2001), и в этом плане употребление ФН представляется нам весьма показательным.

ЯЛ, раскрывающаяся в идиостиле благодаря таким речевым номинативным формам, как ФН, и реализующая свои мета прагматические установки, в итоге приходит к открытию для себя и для читателя того, что называют текстом.

Текст открывается автору в той же степени, в какой автор раскрывает и открывает себя в тексте. Ожидание и радость этого открытия - стимул нашего вхождения в текстовое пространство и постижения его дискурсного потенциала. ФН как минимальный отрезок вербального слоя, как фрагмент ЯКМ (причем в ее идиоварианте), который экстраполирован на нашу идио-ЯКМ, и есть один из способов вхождения в пространство текста (дискурса). Мета прагматические свойства позволяют этому средству фиксировать существование ЯКМ, параллельной по отношению к стандартной и отражающей нарушение норм в ассоциативно - вербальный сети (Ю.Н. Караулов). В нашем восприятии художественного текста это явление ожидаемо, особенно если речь идет об употреблении ФН.

Ю.Н. Караулов считает, что ассоциативно-вербальная сеть - это система связей лексических единиц, которая традиционно трактуется в качестве одного из способов организации словарного состава языка, характеризуемого национальной спецификой (Караулов, 1990: 122). Такие единицы речевой номинации, как ФН, образуют свой, особый, слой этой сети. Это мета слой, организуемый индивидуальностью автора и ориентированный на субъективное восприятие адресата или читателя текста. Постигая вербальную и паравербальную тайну дискурса, мы неизбежно входим в этот слой, поскольку он вносит упорядоченность в хаотичность субъективного идиостиля и его ЯКМ.

Энергетика текста и регулируется, на наш взгляд, соотношением хаотичности и организованности. Притяжение текста - это притяжение индивидуальности ЯЛА, когда мы ожидаем контакта со знаком, предчувствуем его, проецируем возможные варианты, предвидим имманентность и перманентность его свойств, подтверждаем предначертанность его позиции в семиосфере и его столкновение со своим концептом в концептосфере, ощущаем множественность и полифоничность отражающейся в его внутренней форме интертекстуальности, наслаждаемся возможностью эстетической разрядки (катарсис), печалимся фактом несоответствия формы ФН обозначаемому ею факту в авторской интерпретации и т.д.

Дискурс как акт и пространство семиозиса реализует потенциал текста, энергия которого индивидуально маркирована в художественном пространстве и особенно в тех его знаковых проявлениях, которые, подобно ФН, мета прагматичны.

Таким образом, наши исследования показывают, что ФН, рассматриваемая в современной теории СН в качестве производного номинационно-синтаксического семиозиса, существенным образом способствует личностному проявлению говорящего, что, в свою очередь, определяет идиостилевую маркировку автора художественного текста как ЯЛ.

ФН как объект лингвистического описания (В.Н. Мигирин, Н.И. Пельтихина, Л.Ю. Максимов, А.А. Буров) предполагает альтернативное решение вопроса о природе данного уникального средства номинации. Мы считаем целесообразным видеть во ФН особые «предикативные перифразы», являющиеся придаточными местоименно - соотносительного типа сложноподчиненных предложений в русском языке (Л.Ю. Максимов) и их аналогов в западноевропейских языках, а потому реализующими свои номинационные возможности благодаря полипредикативным связям как внутри предложенческого, так и межфразового уровня. Последнее обстоятельство представляется весьма важным, поскольку категории «мета текст» и «мета модальность», которыми мы оперируем, ориентированы на связный текст и его прагматическое пространство.

Как показывают наши наблюдения, ФН русского, английского и других языков обладает огромными мета прагматическим потенциалом, что подтверждается как традиционными структурно-семантическими методами исследования, так и данными современных методик (в частности - когнитологии и ее теории фреймов). ФН ориентирована на амбивалентный фонд знаний, в котором взаимодействуют два полюса: объективно маркированный общий фонд знаний и субъективно, личностно маркированный, индивидуально ощущаемый «отрезок» этих знаний. При этом субъективный план всегда представлен поверхностно (текстово). Личностная ориентированность ФН, которая формируется в тексте как следствие номинационно-синтаксического семиозиса и выводит ЯЛ в пространство словаря текста, предполагает возможность мета измерения лингвопрагматических особенностей – мета функций ФН. За счет мета прагматики ФН происходит своеобразное открытие семантики текста, той его индивидуально ощущаемой ауры, которая обогащает восприятие дискурса, делая его открытым каждой ЯЛ. Мы предполагаем, что ФН как единица словаря текста (дискурса) индивидуально маркирует общеязыковую ЯКМ, определяя бесконечную множественность ее индивидуальных интерпретаций (идио-ЯКМ). Сказанное требует от нас более глубокого анализа ЯЛА в аспекте употребления ФН.

 

АВТОР: Фрикке Я.А.