Цитаты как средство создания полифонизма
Самый распространенный вид «чужого слова» - цитата. Цитатой, в сущности, может называться любой структурный элемент текста: заглавие, слово, стихотворный размер и др. При появлении цитаты в тексте возникает напряжение между «своим - чужим» словом. Автор вносит в собственный контекст «чужое» для того, чтобы сделать его «своим» в определённых ситуациях. Тем не менее, дистанция между словами сохраняется, и слово принадлежит сразу двум контекстам: «чужому» и «своему». Вот этим и определяется роль цитаты в поэтическом тексте. Подтверждение этому мы встречаем в трудах Е. Козицкой. Она пишет: «Роль цитаты в поэтическом тексте определяется двойным статусом «своего - чужого» слова. Цитата аккумулирует определённые грани смысла, ассоциативные коды того текста, из которого взята, и привносит их во вновь создаваемый авторский текст, делая эти «чужие» слова-смыслы частью становящейся содержательной структуры, причём частью, сложно, диалогически взаимодействующей с целым - «собственно своим», авторским словом». Ссылка «...потенциально вмещает в себя всю ту литературно - художественную структуру, откуда она заимствуется». При помощи ссылки происходит обогащение текста за счёт текста предшественника со всей уже имеющейся смысловой нагруженностью, за счёт возникновения ассоциативных связей между текстами.
По наблюдениям М. Полякова, отношения между цитатой и произведением являются микромоделью историко-литературного процесса: диахронность историко-литературных изменений проецируется в синхронность отдельного произведения, отражая отношения между литературным произведением и между сегментами индивидуального произведения».
Говоря о цитате, Козицкая отмечает, что её эффект «заключается именно в уникальном напряжении между ассимилированностью цитаты авторским текстом и отражённостью от него: цитата тесно связана со своим новым окружением, но в то же время отделяет себя от него, благодаря чему другой художественный мир оказывает влияние на авторский текст».
Нас интересует не цитата сама по себе, а её функции и способ употребления, её суть.
Цитаты многообразны и многофункциональны, могут употребляться в точном своём виде и быть несколько изменёнными. В тексте они занимают различные положения: находятся в начале, в середине и в конце текста.
В стихотворении Д. Самойлова «Из детства» (1958-1963) точная цитация подключает внимание читателя к вечным темам, воспроизведённым в литературе предшествующих эпох, устоявшихся в культурных традициях. Она говорит о своём ценностном содержании и о значении творчества А. Пушкина в духовном мире поэта. Я маленький, горло в ангине, За окнами падает снег, И папа поёт мне: «Как ныне Сбирается вещий Олег».
Положение цитаты в начале стихотворения (сильная позиция) при которой внимание читателя переключается на хорошо знакомый текст Пушкина, говорит о том, что речь пойдёт об одной из известных тем в литературе. Цитата выполняет функцию возвращения к уже сказанному слову, смысл которого постигает лирический герой. В стихотворении представляется модель мира и человека в мире, внутренняя организация текста - «я» и «мир». Автор ведёт повествование от первого лица и воспроизводит воспоминание о детстве, при этом в структуре текста последовательно используется именно детская точка зрения. Воссоздавая процесс освоения мира словом, автор как бы моделирует процесс его познания, перевоплощаясь в ребёнка. Воспроизводя впечатление конкретного дня, он связывает его с «большим временем» (термин М. Бахтина). «Вживаясь» в другой контекст, слова Самойлова, воспринимаемые изначально как принадлежащие только ему и определяемые как «свои», постепенно занимают позицию «своё» - «чужое». Цитата, объединяющая два текста, является элементом, движущим сюжет, своеобразным толчком для его развития. Также не случайна статика первой строфы, сменяемая динамизмом второй, являющей собою включение в духовный мир героя элементов памяти прошлого. Видимым становится процесс постижения истины через смену чувств героя: Я слушаю песню и плачу, Рыданье в подушке душу, И слёзы постыдные прячу, И дальше и дальше прошу.
Глаголы «слушаю», «плачу», «душу», «прячу», «прошу» являются средством описания эмоционального отношения автора к происходящему. Описание огорчения, непонятного чувства стыдливости от слёз - лиричны, ими движется лирическая мысль. Постижение «величия искусства» образует намагниченный эмоциональный контекст, однородный с лирическими высказываниями поэта, где, по мнению Л.Я. Гинзбург, проявляется «включённость индивидуального в общие связи объективного порядка»).
«Песнь о Вещем Олеге» по своей жанровой принадлежности отнесена к сказанию, преданию. Прямая выделенная цитата из текста Пушкина оказывает воздействие на реальный объект, подключая его к ходу исторических событий. Постижение мира у Д. Самойлова показано через приобщение к искусству. Это было свойственно традиционной пушкинской поэтике, когда свои собственные убеждения и чувства поэт передавал читателю через призму своего духовного мира. По словам В. А. Сарычёва, это «является результатом взаимодействия предшествующих культур и предполагает связь между прошлым, настоящим и будущим». Пушкинская традиция утверждения вечности бытия, ощущение каждого отдельного человека звеном в непрерывающейся временной цепи находит продолжение в творчестве Д. Самойлова.
В первых двух строфах стихотворения Самойлова постижение мира шло через приобщение к искусству, а в заключительной части поэт приходит к пониманию того, что всё в мире преходящее, и «я» - это одно из звеньев в цепи поколений. В постижении смысла жизни важную роль играет понимание своего положения в ней. В последней строфе создана оппозиция: «мир - я», где мир - центр, а «я» - частица в нём, мир входит в субъективное восприятие и отражается в нём как преходящий.
События в мире рассмотрены как отражение мгновений изменчивых и текучих, а бег времени представлен неумолимым. Воспоминания лирического героя обращены к тому времени, когда он был в поре детства, и к тому месту, где он когда-то жил. Внешние атрибуты дороги ему: окно, стена, старая квартира, но он отвергает всё преходящее, и навсегда в его памяти остаётся лишь истинное и глубокое чувство «величия искусства», оно-то и организует индивидуальные манифестации памяти поэта. Для него важна перемена, произошедшая в нём самом. Если в начале стихотворения автор представлял себя «МАЛЕНЬКИМ ЧЕЛОВЕКОМ» (ребёнком), то в его финал поэт вкладывает несколько иной смысл: маленький - в мировом масштабе, «глупый» - в масштабе глобальных умопостижений человечества:
Осеннею мухой квартира Дремотно жужжит за стеной. И плачу над бренностью мира Я, маленький, глупый, больной.
Цитата из пушкинского контекста, наталкивающая на понимание того, что время неумолимо, заставляет воспринимать текст Самойлова во временных рамках. Время несёт не только утраты, но и величайшие ценности, предоставляя право человеку постигать глобальные истины бытия. «Необъятное бытие заговорило устами Пушкина в квадратных метрах тесного быта. Не просто летописная история Олеговой кончины входит с этой минуты в судьбу Самойлова, не только русская История - с большой буквы, но историзм, как самоощущение, понятый как способность выйти за пределы себя, стать человеком в человечестве, обрести страдание уже не к близким, а к дальним, к целому миру, который опустел для самойловского маленького героя с гибелью неизвестного до той поры князя Олега», - пишет С. Рассадин, усматривая в тексте Д. Самойлова определённую мировоззренческую линию, идущую от эстетики А. Пушкина. Пробуждение человека и поэта оказывается связанным у Самойлова с величайшей и загадочной историей. Стихотворение наполнено глубочайшим философским размышлением, ориентированным на принципы гуманизма А. Пушкина и Л. Толстого. Цитата напоминает читателю о том, что создание нового текста есть результат продолжения пушкинских традиций.
В тексте точная маркированная цитата: «Как ныне сбирается вещий Олег...» легко узнаётся даже неподготовленным читателем и определяет чёткую границу между «своим» и «чужим» словом. Цитата отражает процесс постижения героем многосложности мира.
Функция имплицированных цитат определяется различными сторонами действительности в творчестве Самойлова. Поэт в некоторых случаях использует точную цитацию, но намеренно её не маркирует, что иногда приводит к пародированию.
В стихотворении «Подражание Блоку» он цитирует слова поэта-символиста в несколько изменённом варианте: Как жаль, что ты меня не обманула, Как жаль, что ты меня не провела, Что вещи в синий плащ не завернула, В сырую ночь из дома не ушла.
Бахтин, говоря о пародии, отмечал, что в этом жанре автор, говорящий «чужим» словом, вводит в это слово смысловую направленность, которая оказывается прямо противоположной чужой направленности. «Второй голос, поселившийся в «чужом» слове, враждебно сталкивается здесь с его исконным хозяином и заставляет его служить прямо противоположным целям». В данном примере диалог идёт не с Блоком, а через Блока. Неправомерно было бы утверждать, что Самойлов создал пародию на произведение А. Блока. В рассматриваемом тексте взгляд на ситуацию ухода женщины дан в рамках современности, очерченной линией поэтики постмодернизма.
Г. Малышева справедливо отмечала, что «цитата в постмодерне чаще пародийна, но высмеивается не предшествующий автор, не источник цитаты. Цитата преимущественно не сатирична, а травестийна: «новая поэзия», как правило, не посягает на художественный мир творческой индивидуальности, а обращается к своеобразному исследованию того, как те или иные высказывания, вырванные из целого, начинают жить своей жизнью».
Самойлов представил хорошо знакомую тему с учётом современного взгляда на проблему, оживил её от ограниченной условности, раз и навсегда поставленной данности. М. Бахтин отмечал: «Сатирический элемент, обычно связанный неразрывно с пародированием и травестированием, очищает жанр от омертвений условности». Самойлов изменяет смысл сказанного Блоком пресубпозицией и перестройкой целой фразы в третьей строке, где ценность женщины заменяется ценностью вещей: «вещи в синий плащ не завернула» - вопреки блоковскому: «ТЫ в синий плащ печально завернулась».
Эксплицированные цитаты легко поддаются дешифровке и в образовании смысла получают тем большую степень пародийности, чем больше получают нагнетания за счёт эксплицированных слов - сигналов. В данном примере это: синий плащ, сырая ночь, уход из дому. Модифицируясь автором, слова подчиняются тому контексту, в который автором же они были вселены, выполняют функцию цитат, помимо основной своей функции - указания на текст предшественника, откуда взяты. Слова автора и материализация «чужих слов» вносят совершенно новый смысловой оттенок в новый контекст. Между текстами происходит напряжение: автор противостоит исходному тексту. Его размышления завершаются иронической трактовкой, данной опять же в виде точной цитаты, соединённой с авторским выводом: Твоё лицо в его простой оправе Не смог спустить я в мусоропровод.
Наряду с заменой ценности женщины и превращением героини в антигероиню происходит критическая оценка ситуации, и в итоге разнонаправленные смыслы стихотворения Самойлова и Блока сближаются, определяя совершенно одинаковые авторские позиции, выраженные в архисеме: « не смог поступить так». Гнев и любовь у Самойлова так же, как и у Блока, оказываются соседствующими, берущими начало в творчестве Пушкина, являются борьбой и единством противоположностей. Вспомним строки Пушкина: Я вас люблю, хоть я бешусь.
В. Миловидов относит к легко дешифруемым цитатам заглавия, в составе которых имеются имена собственные и нарицательные, имеющие в читательском тезаурусе помету, в которой читатель без труда распознаёт «чужое» слово и устанавливает его источник.
В стихотворении «Старик Державин» дословная цитация, с разницей лишь в употреблении Самойловым отрицательной частицы не, способствует созданию в восприятии читателя образа героя и выполняет функцию возврата к традиционному, избранному классиками порядку передавать ученикам «лиру творчества». Самойлов противопоставляет временные пласты с их внутренними событиями и на фоне их рассмотрения ведёт диалог с Пушкиным: Рукоположения в поэты Мы не знали. И старик Державин Нас не заметил, не благословил...
Уже заглавие стихотворения возвращает читателя к знакомой ситуации. Цитата свидетельствует о потребности автора сказать «своё» слово об одной из поэтических проблем в рамках эпохи. Противопоставление временных координат и событий, а также нахождение в них однонаправленного диалога задаёт тон философским обобщениям. Ведя диалог с Пушкиным, Самойлов руководствуется требованием современности, утверждая первостепенный долг каждого: защищать Родину. Поэтому поэт, по утверждению Самойлова, не может рассчитывать на «благословение» в поэты во время войны, и это понятно старику Державину. Образ Державина предстаёт перед читателем сразу, а по мере развития стихотворного сюжета наделяется многими положительными сторонами, одной из которых является умение предъявлять высокие требования к поэзии. При отсутствии таланта поэт не раздаёт «запросто» лиры. Его возмущает факт бесталанности, поэтому образ его представлен в стихотворении Самойлова так, что читатель видит крайнее возмущение в словах и действиях Державина:
Замерзал и бормотал: «Нет, сволочи! Пусть пылится лучше. Не отдам! Был старик Державин льстец и скаред... И в чинах, но разумом велик.
Самойлов выражает при помощи цитаты согласие с Пушкиным по поводу величия державинского искусства, тем самым представляет истинное положение поэзии во время войны. В этом проявляется его согласие с Державиным.
Цитата-слово, употребляемая в тексте поэта, также создаёт интертекстуальное поле. Цитаты такого рода не всегда являются легко дефишированными, так как ограничиваются минимальной семантикой, но всё же способствуют смысловому наполнению текста. Ярким примером может служить стихотворение «Слова», представляющее собой размышление над назначением и силой поэтических высказываний. Включаясь в литературный диалог, Самойлов утверждает силу «простых слов»:
И понял я, что в мире нет Затёртых слов или явлений, Их существо до самых недр Взрывает потрясённый гений,
И ветер необыкновенней, Когда он ветер, а не ветр.
Слово «ветр» можно рассматривать как цитату из тютчевского контекста. Известно, что Тютчев, воспринимая природу пантеистически, пытался разгадать её тайну. В одном из своих стихотворений он обращается к хаосу, из которого, по его мнению, рождается гармония. Природа оказывается не поддающейся разгадке, что и приводит поэта к отчаянию:
О чём ты воешь, ветр ночной? О чём так сетуешь безумно? Что значит странный голос твой, То глухо жалобный, то шумный? О, бурь заснувших не буди - Под ними хаос шевелится. (1836).
Ветер у Тютчева - владыка хаоса, он наделён почти человеческими качествами, но всё же это необычное, непонятное для него явление, стоящее, как и любое божество, выше человеческой сущности. Поэтому Тютчев называет его высокоторжественно - ветр. В самойловском контексте слово «ветр» появляется как противопоставление тютчевскому слову, в результате диалогического взаимодействия текстов получается вывод: даже необычные явления возможно изобразить обычными словами, важно только открыть их для себя и читателя: - Их протирают, как стекло, И в этом наше ремесло.
Именно на этом положении остановился Пушкин. В зрелой поэтике у него встречалось всё меньше старославянизмов, являвшихся в те времена необходимым атрибутом поэзии. Пушкин отказывался от них, если они не были обусловлены контекстом. Их употребление Пушкиным было уместно для передачи монастырского быта «Борис Годунов», для характеристики персонажа «Полтавская битва» и в ряде других случаев. Пушкинская традиция стала основой для творчества Самойлова. В стихотворении «Слова» поэт утверждает значимость слов простых, вступая по этому поводу в диалог - спор с Тютчевым и диалог - согласие с Пушкиным. Цитата не помечена графическими средствами, но обращает на себя внимание, соотносясь с авторским текстом, обнажает себя, воспринимается как «чужая речь», подчёркивая дистанцию между авторским словом и «чужим» высказыванием в процессе постижения смысла текста.
Итак, мы останавливаемся на том положении, что цитаты - это результат обращения к «чужому», но в процессе осмысления «чужой» мысли в авторском контексте происходит становление «своего». В тексте слышны отголоски различных текстов, что даёт нам право говорить о возникновении текстового полифонизма.
АВТОР: Трепачко А. Н.