31.08.2012 6795

Роль ассоциативных значений, идиоматических конструкций и архаизмов в лирике поэта

 

Слово в стихотворении обладает не только своим собственным лексическим значением, но и получает смысловое наполнение в зависимости от других факторов, воздействующих на его смысл. Одним из таких элементов может являться ассоциативное восприятие явлений. Рассмотрим это на примере стихотворения «Сороковые», посвященного военной памяти поэта. Лексема «Сороковые» в контексте имеет несколько значений, в том числе обладает значением, выражающим исчисление лет. В чём же выражается его идея? Сороковые, роковые, Военные и фронтовые, Где извещенья похоронные И перестуки эшелонные.

Лексема «роковые» является определением военных лет. Слово «сороковые» оказывается несвободным в контексте. Связанность «сороковые» в соотнесении со словом «роковые» образует параллельное положение. Разные слова оказываются близкими по смысловому содержанию. В народной речи послевоенных лет слово «сороковой» воспринимается как близкое по значению «рок», «смертельная опасность» и имеет несколько значений: «злая судьба», «чёрная жизнь», «опасность». Сходство в семантике определило этимологическое сближение слов. Фактом их сопоставления явилась и другая причина: сходство в звучании - сороковые роковые. В поэзии двадцатого века вообще и среди современников Д. Самойлова слово «роковой» использовалось традиционно А. Ахматовой, О. Бергольц, А. Тарковским и многими другими. Ещё до создания стихотворения Самойловым «Сороковые» А. Тарковский в стихотворении-посвящении употребляет слово «роковые» в значении «опасные».

Я-то знаю, как другие, В поздний час моей тоски, Смотрят в эти роковые. Слишком тёмные зрачки. Т.О.-Т.(1929-1940).

Позже, в послевоенные годы, Тарковский употребит эту лексему в контексте стихотворения военного времени. Остался этот запах с тех Времён, когда сороковые По снегу в гору свой доспех Тащили годы чуть живые.

Определение военных лет, «сороковые чуть живые», предвещало самойловскую рифму сороковые - роковые. Формула не осталась окаменевшей и нашедшей себя в одном лишь стихотворении. А. Межиров взял её для своей «Предвоенной баллады» в качестве эпиграфа. Ассоциативность военных лет с «роком» выражалась в творчестве поэтов, прошедших войну и переживших её ужасы. Сочетание стало традиционным в поколении поэтов послевоенного времени не только в смысловом отношении, рождённом лексическим строем, но и в своём фонетическом оформлении, где взрывной р рождает ассоциацию со звуком, шумом, резкостью. Звук выражает принадлежность к смыслу «рок», «бедствие» и другим сходным лексемам.

Рассмотрим подробнее лексику стихотворения, содержащую взрывной звук, в разряде имён прилагательных. Поэт говорит о годах: сороковые, роковые, фронтовые, пороховые. Об извещениях: похоронные; об ушанке: замурзанная. Если сопоставить значения, то получим выражение, анаграммированное в слове рок, явившееся в заглавии стихотворения его составной частью «Сороковые». Каждое слово, содержащее взрывной звук р, отражает ужас войны и несёт в себе отрицательные эмоции.

Существительные, содержащие взрывной звук, в целом отражают состояние России и называет различную военную атрибутику: рельсы, погорельцы, Россия. Вырисовывается картина бедственного вынужденного движения. В России главный путь - рельсы, а жители её - это люди, лишённые крова. Наречие «просторно» так же преобразуется в тексте Самойлова и выражает скорее всего категорию состояния лирического героя, так как он ощущает себя частицей настораживающе обширной, страшной территории. О себе герой говорит: я - задорный, мундштук у него - наборный; действия героя переданы глаголами: балагурю, хромаю (в положительном значении, с целью преувеличить свои достоинства), и выражают, как и прилагательные, оптимистическое и радостное настроение. Так, посредством лексических средств, описаны и годы войны, и военные известия, и чувства героя, и родина его, а внутри каждого такого фрагмента находятся микрофрагменты (судьба героя на фоне войны). Все эти подробности не являются лишними, а создают полноту и завершённость каждого эпизода и одновременно воплощают в себе давнюю убеждённость писателя в самоценности любого жизненного явления и равноценности всего сущего в мире. При сопоставлении лексики, определяющей состояние военного времени, и лексики, отражающей внутреннюю сферу духа лирического героя, мы имеем явное несоответствие: герой счастлив в трудное время. Это состояние является закономерным, эта закономерность выражена в лексическом параллелизме второй строки шестой строфы. Как это было! Как совпало - Война, беда, мечта и юность! И это всё в меня запало И лишь потом во мне очнулось.

Последняя строфа - результат восприятия войны и себя в военное время, своеобразный итог понимания этого рокового явления в целом для всего поколения, на что указывает местоимение «мы». Сороковые, роковые, Свинцовые, пороховые. Война гуляет по России, А мы такие молодые!

Заметим, что все смысловые доминанты выражены словами, содержащими согласный «р». Аллитерация находит объяснение: с применением этого приёма смысловая сторона слова представляется образнее, а значит и конкретнее. Употребление слов с постоянно повторяющимися звуками, способствующими стройному созвучию слов, открывает возможность рассматривать лексический строй стихотворения в целом в рамках ассоциативного значения. Определение военных годов как «свинцовые», «пороховые» мотивировано народной образностью.

Воспоминания о годах войны представлены тяжёлыми и горькими у многих современников Самойлова: М. Джалиль, А. Тарковский, Б. Слуцкий. Самойловым война, по замечанию Л. Анненского, воспринимается «не мрачной, тяжёлой, как у его друзей по поколению. Она осталась у него символом лёгкой, просторной, светлой, почти весёлой свободы». И в этом критик усматривает светлое пушкинское начало восприятия жизненных явлений.

Обращение к приёму паронимии оказывается связанным у Самойлова и с традициями символистов. Б. Эйхенбаум, рассматривая звуковые явления в символизме, отмечает: «Символисты уделяли этой стороне стиха очень много внимания, - как на практике, так и в теории. Акустическое понимание стиха выразилось в накоплении и подчёркивании аллитераций - гласные звуки интересуют их (символистов) меньше, чем согласные». В стихотворении Самойлова, раскрывающем тему войны, мы отметили светлое пушкинское начало, вопреки закону эйфонии. Поэт смог при помощи согласных выразить не мрачные чувства, а светлое настроение. Картина оптимистического восприятия действительности сложилась, на наш взгляд, благодаря тому, что приём противопоставления себя явлению войны и ощущение своей личности в ней было представлено таким образом, что лирический субъект оказался над-стоящим над мировым злом.

Важным отличительным признаком поэтики Самойлова от поэтики символистов является тот факт, что у символистов звук в большей мере рассматривается в ракурсе звучания для получения мелодики стиха (наблюдение Б. Эйхенбаума), а у Самойлова он является в качестве оформления лексемы в смысловой её сущности. Мы можем говорить о фонетическом явлении как о явлении смежном, затрагивающем область звуков в составе лексем. Явление паронимии становится значимым для современной поэзии в той мере, в которой было значимо явление эйфонии в культуре прошлого. Звуковая сторона слова приобретает у Самойлова статус второстепенный, на первый план выходит смысловая сторона высказывания. Глубокое знание традиционных приёмов поэтики Самойлов не просто переносит в своё творчество, он применяет только те их стороны, которые способствуют решению художественной задачи, и тем самым поэт создаёт дистанцию между прошлым опытом и современными требованиями поэзии. Эту отличительную черту видел в творчестве Самойлова И. Шайтанов. Он писал: «Стихи Самойлова представляют пример умения далеко проникнуть в область традиции и остаться к ней современно отстранённым, сохраняя необходимую дистанцию, чтобы оценить прошлое культуры из сегодняшнего дня». Поэт создавал смыслообразования, основанные на приёме паронимии, совершенно сознательно, основываясь на традициях предшественников. Тонкие смыслообразования воспроизводила в своём творчестве М. Цветаева.

Сердец дал - гранат

Грудью дал гранит.

«Народ».

Или:

Шипом-шёпотом

Как вы не живу.

В первом примере два ряда сопоставлений. Первый представляет параллель сердце - грудь, второй - гранат - гранит. Причём, значения второго ряда были взяты из мира природы (обозначение признаков твёрдости в породе камней). Смысловой оттенок несёт слово «гранат», мотивация употребления данного слова была дана в значении этого слова. Гранат - царственный благородный камень. Не в менее значимым является слово «гранит» - обозначение монументальной твёрдости породы камней. Таким образом, ориентация на толкование слова в переносном значении позволяет дать исчерпывающую характеристику «цветаевскому» народу. Она утверждает, что народ - это твердыня. Во втором примере сочетание слов «шипом - шёпотом», не что иное, как определение речи в значении «ядовитая». Такое же внимание к слову видится и в поэтике Самойлова. Для смыслового и акустического образования Самойлов использует, в отличие от символистов, и согласные звуки, и гласные; его привлекает скорее нетленная пушкинская звукопись, отражающая разностороннее понимание жизненных явлений. Особенно это заметно в стилизованной под народное творчество лирике:

И море пело, пело, Как по ночам поёт дремучий бор.

Или:

Забудем заботы о хлебе.

«Заздравная песня».

Употребление гласных для образования сходности звучания и смысла слов мотивировано желанием передать общее состояние явления, светло воспринимающегося личностью каждого.

Паронимическая аттракция выполняет и другую функцию в творчестве Самойлова. Она делает слова похожими в звуковом отношении, но по происхождению весьма отдалёнными друг от друга.

Порой в порыве сумасбродства.

«Я никогда не пребывал».

Любая женщина желанна.

Лились лучи.

«Моление о сыне».

Л. Зубова рассматривает приём паронимической аттракции, как контекстуальное смысловое сближение не родственных, но фонетически сходных слов. При этом слова, как видно из приведённых примеров, связанные между собой, не отражают только своё лексическое значение, а образуют новое семантическое пространство.

На срезе паронимии отчётливо просматривается связь литературных приёмов с языковыми процессами. Яркий тому пример - стихотворение Самойлова «Чёт или не чёт», которое мы рассмотрим в интертекстуальном взаимодействии. В стихотворении Мандельштама «Флейты греческой тэта и йота» читаем: Мором стала мне мера моя.

У Мандельштама выбор лексики был обоснован и этимологией слов, и их звучанием. В эпоху поэта, по наблюдениям Б. А. Каца, «всё перепуталось, перепутались слова и понятия. Основа гармонии - мера стала термином уголовного кодекса, основа поэтического метра - латинская мора - обернулась русским мором, гибелью. И как раз тогда, когда «хрупкая раковина» поэтического сознания зазвучала в полный голос».

«На приёме паронимической аттракции Е. Баратынский поставил два слова рядом, обозначающих боль и вдохновение-мука» и «муза», сливающиеся в слове музыка». И отрываюсь, полный муки. От музы, ласковой.

И. Анненский также видел необходимость сопоставления двух этимологически разных, но сходных в звуковом отношении слов для контекстуального смыслового сближения: И было мукою для них, Что людям музыкой казалось.

«Смычок и скрипка». Для передачи исчерпывающего смысла Мандельштам суммирует все лексемы и образует отражённый внутренний мир человека, который наполнен чувствами, полученными от восприятия музыки. Полон музыки, музы и муки.

Самойлов воспринимал музыку, не в одностороннем её проявлении, а основываясь на противоречиях, полученных от её воздействия на человека. Для него сущность музыки осталась загадочной, и вопрос остался открытым.

Сопоставление слов «мука» и «музыка» наблюдается в третьей строфе: Снежная скатерть, Мука без края. Музыка насмерть. Вьюга ночная.

Данная строфа явилась противоположностью первой строфы, в которой доминантный смысл был заключён в предложении «музыка лечит». Таким образом, мука и музыка - это та муза, посредством которой в душе человека рождаются разнородные чувства. Они есть не что иное, как проявление гармонии звука. По мнению В. Соловьёва, гармония была присуща творчеству Самойлова. По этому поводу он пишет: «Все составные части поэзии Самойлова - быт и бытие, история и биография, чувство и мысль - приведены в состояние гармонии». Гармонию Самойлова можно назвать пушкинской, блоковской, ахматовской, можно сослаться на кого-либо ещё, но это будет неправомерно. Поэт в рассуждениях о творчестве Ахматовой писал: «Ахматова, как весь русский стих, от Пушкина. Но такие понятия, как гармония, школой не даются». Из слов Самойлова можно заключить, что гармония его поэзии рождена внутренним духом, возникшим на основе отличного знания русской литературы и «чутье» языка, а также тонкой интуиции художника.

В стихотворение «Осень сорок первого» (сборник «Ближние страны») Самойлов включает слова из поэмы Н. Некрасова «Русские женщины». Употребляет выражение: «Посмотрит, - рублём одарит». У Н. Некрасова оно было написано для определения взгляда русской женщины. У Самойлова читаем:

Октябрь бульвары дарит рублём.

Некрасовский контекст отражал не буквальное воспроизведение действия, а метафорическое представление о взгляде русской женщины, величавой славянки. Её взгляд приравнивался у Некрасова к духовной ценности и огромной значимости. У Самойлова красота и щедрость осеннего месяца оказывается бесценным даром природы. Олицетворение «октябрь дарит рублём» способствует созданию впечатления светлого и радостного праздника. Сочетание «дарит рублём» по отношению к природе в самойловском стихотворении ещё раз подтверждает позицию Самойлова о том, что природа и человек дополняют друг друга.

Мы согласны с мнением Л. Громова, который выступает против всякого буквализма в подходе к вопросу о традиционных заимствованиях. Он убеждает в том, что одно схожее слово в творчестве двух поэтов это ещё не показатель того, что один из поэтов был ориентирован на своего предшественника.

А. Бушмин конкретизирует такое отношение к заимствованным из другого контекста словам: «Только выявив внутренний генезис и идейно-эстетическую мотивировку образной системы, и можно объяснить, почему в арсенал писателя вошли те или другие элементы литературно-художественной традиции». Н. Некрасов внедрил сочетание «рублём одарит» из сферы народного творчества. Народная формула, вплетённая в ткань некрасовского произведения, трансформируется в приём олицетворения в творчестве Д. Самойлова и становится традиционным достоянием современной поэзии. Начало стихотворения Самойлова несёт в себе элементы некрасовской лирики. По существу, ситуация у Некрасова развёрнута на диссонансе бытия русских женщин и восприятия женщинами этого бытия: тягостное существование и взгляд-подарок находятся в состоянии несоответствия, не предполагают гармоничного сосуществования, не воспринимаются как единое целое, а скорее отражают противостояние по отношению друг к другу. Сходным образом построено и стихотворение Самойлова, в котором показан трагизм несоответствия красоты природы и тяжёлых дней войны. Такое противопоставление явлений бытия и составляет конфликт между человеком и природой. Словосочетания «дарит рублём» по отношению к природе у Самойлова и по отношению к женщине у Некрасова получают различную лексическую наполняемость: некрасовскому контексту уместен такой подбор слов-синонимов, как наградит, осчастливит. Такой подбор не уместен в контексте Самойлова. У него возможно только одно употребление: дарит рублём, - оставляет приятное впечатление. Однако словосочетание на фоне различий всё-таки воспринимается у двух поэтов неожиданно взаимопроникающим. На наш взгляд, это связано с тем, что эстетическое чувство, побеждая философские трудности и порой пессимистические размышления, утверждает первенство самой по себе жизни. У Самойлова предложение «Осень стомачтовым кораблём / Несётся навстречу беде» отражает трагизм бытия, но всё же является той вдохновляющей силой, что помогает осознать единство радости и горечи, их взаимодополняемости, иначе бы итог не был бы таким оптимистическим.

И было так трудно и так хорошо

Шагать патрулям по притихшим бульварам

И кто-то ответил, что будет недаром.

Слезами и кровью наш век орошён.

В итоге у Самойлова природа воссоздана в образе вечной чистоты и красоты - это целая бездна самодостаточной радости, говорящей о том чуде постоянной жизни, которое напоминает пушкинское:

И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять.

Мы видим, что одно сочетание в стихотворении Самойлова есть не что иное, как синтез мироощущений предшественников в идейно - эстетическом плане. Линии, обозначенные им, представляют собой тот код, через который открывается безграничный смысл художественного текста, как «обретённая формула», посредством которой решается эстетическая задача художника и происходит расширение значения идиоматических конструкций.

В осмыслении современности поэты обращаются к актуальным темам, мотивам, образам, а также к актуальным проблемам. «Ни одно сплетение конкретных материально-литературных приёмов (и тем паче лингвистических, языковых элементов, как-то: слов, предложений, символов, семантических рядов и прочь.) не может быть понято с точки зрения одной узкоэстетической».

Отзывом на стихотворение А. Тарковского явилось стихотворение Самойлова «Свободный стих». Тарковский, размышляя о ходе человеческой жизни, о той поре, когда за плечами стоит огромный жизненный опыт, написал стихотворение, оставшееся «открытым» в смысловом отношении.

Не для того ли мне поздняя зрелость, Чтобы, за сердце схватившись, оплакать Каждого слова сентябрьскую спелость,

Яблока тяжесть, шиповника мякоть.

А. Тарковский. «Поздняя зрелость». В стихотворении ощущается трагизм. Самойлов же принимал жизнь в её естественном течении. Он сумел выразить своё понимание жизни в стихотворении «Свободный стих», явившемся ответом на стихотворение его современника.

Я рос соответственно времени. В детстве был ребёнком. В юности юношей. В зрелости зрелым.

Противопоставление точек зрения отражает разносторонний взгляд художников на мир, но Самойлов предпочитал всегда понять собеседника, а не противостоять ему. Продолжение диалога прослеживается в другом стихотворении Самойлова, в котором он, отталкиваясь от лексического строя Тарковского, строит новый смысловой контекст:

Путь лежит ледяно и сухо, Ночь стоит высоко и звёздно. Не склоняй доверчиво слуха К прозревающим слишком поздно.

«С постепенной утратой зрения». Для творческого диалога ценностным является принятие «чужого слова» и осмысление его с той целью, чтобы абсолютно «чужое» стало «чужим-своим». В лексему «зрелость», понятую Тарковским как некую стадию возраста, Самойлов привносит новый элемент, обозначающий этот процесс в продолженном постоянном времени, подчёркивая тем самым естественно наступающий для всех момент. В то же время он указывает на недостаток ощущения этого момента своевременно и утверждает, что не всем дано ощутить зрелость вовремя.

В диалоге, по утверждению М. Бахтина, следует «понять имманентную логику творчества, и прежде всего, нужно понять ценностно-смысловую структуру, в которой протекает и осознаёт себя ценностное творчество, понять контекст, в котором осмысливается творческий акт».

Так, слово «перевал» - знак «чужого» смыслообразования, который имеет место в творчестве Самойлова. В. Баевский отметил, что слово перевал в смысле возрастного этапа был использован Фетом. Вечерняя картина Фета выражена следующим образом: Я уже за третьим перевалом Горных кряжей розовая медь - Отцвела в закате небывалом. Постепенно начало темнеть.

Эта зарисовка предвосхищает «вечер жизни» Самойлова. Точная фетовская фраза: «блеск алый» объединяет в творчестве поэтов одну избранную ими тему. Тему радости прожитых дней. У Фета читаем: Клубятся тучи, млея в блеске алом, Хотят в росе понежится поля, В последний раз, за третьим перевалом, Пропал ямщик, звеня и не пыля.

Лёгкость восприятия жизни у Фета представляется обычным и торжественным мигом, находящим отражение в творчестве Самойлова. Период жизни, приближённый к «вечеру», расценивается поэтами как наступление отдыха. Фетовский отсчёт жизни, разделённый на перевалы, находит отражение в стихотворениях Самойлова. Поэт так же ведёт исчисление по перевалам: сорок лет - второй перевал, шестьдесят - третий. Предчувствие своего последнего перевала поэт передаёт в духе А. Ахматовой (позднее творчество поэтессы). Если, говоря о втором перевале, Самойлов показывал лёгкость в восприятии жизни, и видна была перспектива будущего, то говоря о перевале третьем, автор отрицает возможность увидеть следующий этап своей жизни:

Сорок лет. Где-то будет последний привал?

Где прервётся моя колея?

При помощи лексики выражены онтологические отношения между поэтическими системами Фета и Самойлова. Размышления над процессом жизни объединены у поэтов общей идеей, обозначающей приятие естественного хода жизни и примирения с ней.

Обращение к фразеологическому пласту языка - частое явление в поэзии Самойлова. Фразеологизмы - семантически неделимая единица, она позволяет наиболее развёрнуто представить то или иное явление, а также использовать идиоматические обороты, взятые из народного творчества. По нашим наблюдениям, Самойлов применяет их к народным, историческим или сказочным образам, возвращая тем самым народное слово в народное начало.

В цикле о Царе Иване встречаем исконно народные выражения: «Буйная головушка», «царь преставился на Руси», просторечное выражение, отражающее непонятное состояние человека, встречаем в стихотворении «Зрелость», в котором поэт употребляет идиому «рассудка не туманя», в стихотворении «Колыбельная вполголоса» находим конструкцию «до помрачения ума». Чаще всего встречается у Самойлова оборот «Бог весть...». Этот архаический оборот встречается у А. Тарковского в стихотворении «Степная дудка».

А где моё грядущее? Бог весть.

Иногда Самойлов несколько изменяет структуру оборота, например, в стихотворении «Наташа» он использует фразеологическую единицу в преображённой под современность форме и заменяет её формой «Бог знает к кому». Таким образом, распределение лексических средств происходит у Самойлова не стихийно, а с учётом их смыслообразующих факторов. Что касается роли идиом в творчестве поэта, то можно заметить, что они могут применяться в различных авторских целях, например, использоваться с целью олицетворения: Я наконец услышал море, - Оно не покладая рук.

«Я наконец услышал море».

Иногда они употребляются, чтобы придать миру природы человеческие свойства. О соловьях он говорит: «Плачут, чёрт побери», «распустили нюни». Такие же просторечные и грубо просторечные обороты встречаем при зарисовке образа народного бунтаря Пугачёва, он у него «пьяный в стельку». Народная фразеология встречается в речи героев, использующих пословицы и приметы: «он в чистом поле умирает» (стихотворение «Жаль мне тех, кто умирает дома»), «ни пуха, ни пера» (стихотворение «Алёнушка») и других. Фразеологический пласт Самойлова ориентирован на народную речь.

Во многих текстах двадцатого века наблюдается широкое употребление архаизмов, причём без сниженного стилистического окраса. По-видимому, чувство слова и восприятие его в полнозначном смысле способствуют выражению глубинных утверждений авторской мысли. Факт размывания границ «низкого» и «высокого» после Пушкина становится естественным в русской литературе. Это, с одной стороны, - прогресс стиля, с другой, - разрыв с традицией классического искусства, когда вся лексика распределялась в соответствии с принадлежностью к определённому жанру. Так или иначе, гены литературы, по естеству своей жизнедеятельности, проявляют свою сущность в поколениях литературных жанров и стилей.

В стихотворении «Старик Державин» мы обращаем внимание на использование неточной цитации из стихотворения А. Пушкина. Цитата выполняла не только функцию возвращения к традициям, устоявшимся среди русских поэтов, но и возрождала функционирование слова в контексте: высокая лексика раскрывала высокую тему. Лира - название инструмента. Со временем произошла трансформация значения слова под воздействием поэтического мышления, и оно стало восприниматься в его метафорическом значении, обозначая творческое вдохновение, талант, но употребление его осталось в прежнем стилистическом контексте и в прежних жанровых рамках. Пушкин достаточно часто применял слово «лира» в различных стихотворениях. В стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» поэзия представлялась заветной, переживающей поэта и его времена, осознавалась как часть самого поэта:

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире Мой прах переживёт и тленья убежит.

В стихотворении «Поэт и толпа» (1829) муза противопоставлялась пошлости толпы и тем самым ещё более возвышалась над обыденным сознанием.

Подите прочь - какое дело Поэту мирному до вас! В разврате каменейте смело, Не оживит вас лиры глас!

Пушкин понимал поэзию как независимое явление, освещённое творческим вдохновением. У Некрасова подчёркивалась новая сторона поэзии, её главной функцией явилась функция служения народу, но стилистический аспект остался прежним, таким же, как и у Пушкина: Питая ненавистью грудь, Уста вооружив сатирой, Проходит он тернистый путь С своей карающею лирой.

«Блажен незлобливый поэт». В конце двадцатого века А. Тарковский, понимающий поэтическое творчество как свой собственный долг перед человечеством, напишет:

Наверчены звёздные линии На северном полюсе мира, И прямоугольная, синяя В окно моё вдвинута лира.

У Тарковского лексема «лира» употреблена в соответствии с целью поэта - передать «высокое» предназначение поэта. Важную роль в стихотворении играет иронический план, идущий наряду с высоким содержанием. Высокий пафос защиты Родины и торжественный момент передачи лиры в поэтической среде представлен у Самойлова наряду с ироническим изображением образа Державина.

Отличительной чертой художественного метода Самойлова является сопоставление драматического и иронического. Л. Лавлинский справедливо отметил: «Мрачные настроения он (Самойлов) разряжал шутками». Игровые элементы позволили поэту выстроить две параллели образа Державина в стихотворении. С одной стороны, он представлен ворчливым стариком, сетующим на отсутствие достойных преемников в военную пору, скаредом, но в целом его образ воспринимается величественно:

Был старик Державин льстец и скаред, И в чинах, но разумом велик. Знал, что лиры запросто не дарят. Вот какой Державин был старик.

Такое сочетание «высокой» лексики с просторечием отмечается у Ахматовой в стихотворении, посвященном Осипу Мандельштаму. Это ключики от квартиры, О которой теперь ни гу-гу... Это голос таинственной лиры, На загробном гостящем лугу.

Употребление слова «лира» у предшественников Самойлова было обусловлено выбором «высокой» темы и окружено соответствующим «высоким» контекстом, которые способствовали созданию высокого стиля произведения. У Самойлова рассматриваемая лексема стала употребляться рядом со словами «низкими»: черти, сволочи, скаред и так далее. Но, несмотря на такое положение, она продолжает сохранять принадлежность к высокому стилистическому пласту. Просторечные элементы здесь являются вторичными смыслообразовательными единицами, они лишь позволяют представить естественный ход событий.

Таким образом, в диалоге между поколениями поэтов от Пушкина до Самойлова и его современников, лексема «лира» продолжает сохранять своё основное значение и употребляться в «высоком» стилистическом плане. Но Самойлов сумел перешагнуть границы традиции и представить высокий пафос произведения наряду с ироническим планом выражения и просторечием, не нарушив гармоничного взаимодействия лексических пластов.

Показательно в творчестве Самойлова употребление слова «очи». Оно встречается в его текстах в различных вариациях. В стихотворении «Вот и всё. Смежили очи гении» слово «очи» обосновано выбором темы. Самойлов, посвятивший стихотворение своим учителям: А. Ахматовой и Б. Пастернаку, выразил глубочайшее признание их поэзии. Самойлов был одним из первых, кто откликнулся на смерть поэтов. В воспоминаниях Самойлов пишет: «После смерти Пастернака больше всех нужна была русской поэзии Ахматова. Поэзия падает, когда в ней не присутствует гений». После смерти Ахматовой Самойлов говорил, что литературный процесс лишился опорных фигур. В стихотворении Самойлова философские взгляды, обусловленные нравственным началом, отражают его духовную сферу. В разработке темы о потере поэтов - гениев Самойлов учёл и актуальную для двадцатого столетия тему «померкнувших небес», представленную как примету не только социальных (В. Шаламов, И. Лиснянская), но и культурных катастроф. Смерть гениев обозревалась как культурная катастрофа:

Вот и всё. Смежили очи гении. И когда померкли небеса, Словно в опустевшем помещении Стали слышны наши голоса.

Архаизмы в стихотворении «смежили», «померкли», «небеса» являются естественной почвой для лексемы «очи». Понимание Самойловым формирования поэзии после Ахматовой и Пастернака появилось не сиюминутно, а как отмечает И. Пруссакова, «..в процессе постоянной работы интеллекта. У древних еврейских богословов было понятие «отречение от принципа», как у Самойлова: «Нету их, и всё разрешено». В основе слов, таким образом, лежали слова нравоучительные, от богословцев, проповедующих истину. Но проповедником Самойлов никогда не мечтал стать. Поэт только противопоставил принципы нравственности принципам абсолютной свободы.

Заметим, что архаические обороты у Самойлова, отражающие «высокую» тему, находятся рядом с просторечием. Лексема «нету», принадлежащая к просторечной форме высказывания, сочетаясь с общей лексикой контекста, является разграничителем в образовании логико - понятийных авторских связей. Такое сочетание лексики, по словам Эйхенбаума, было свойственно Тютчеву, Хомякову, Ахматовой. По нашим наблюдениям, это качество присуще поэтам двадцатого века: Тарковскому, Строчкову, Слуцкому, Соколову и многим другим. Это показатель того, что формирование текста идёт по правилам сгущения разнонаправленной мысли, позволяющей внести в традиционное восприятие слова какой-либо новый смысловой элемент. Л Зубова, рассматривая употребление слова «очи» в современной поэзии, отмечала: «Анализ употребления слова «очи» в поэзии последних лет показывает, что современное сознание оперирует теми смыслами высокого слова, которые сложились в поэтической традиции, и вместе с тем осваивает новый его смысл, который складывается в новых контекстах». При непосредственном влиянии архаических слов на современный контекст рождается новая поэтическая сема. С. Городецкий в манифесте «Некоторые течения в современной русской поэзии», анализируя творчество М. Зенкевича, отмечал: «Махайродусы и ящерицы - доисторическая жизнь земли - пленили его воображение; ожили камни и металлы, во всём он понял скрытое единство души». У Самойлова нет анти эстетизма, как у Зенкевича, но есть возврат к поэзии, эстетизирующей пресмыкающихся. Слово «очи», применительно к животным, встречается в цикле его стихотворений «Балканские песни», в песне о построении кладенца.

Надо выкопать колодец,

Надо выкопать его.

Пусть живёт в колодце жаба-

Неземное существо. Будет, будет эта жаба

Петь в колодце по ночам.

Будет месяц литься слабо К золотым её очам.

Образ жабы, в соединении с лексемой «очи», возвращает читателя к абстрагированным образам символистов, в том числе и ко многим образам Блока. В стихотворении Самойлова жаба является хранительницей любви, образом загадочным и до конца не расшифрованным.

Блок представил в стихотворении «Прочь» образ «северной девы»: «Из очей её крылатых светит мгла». В другом стихотворении эта лексема была употреблена для зарисовки вымышленного символического образа:

Сны, метели светлозмейной, Песни вьюги легковейной, Очи девы чародейной.

«Крылья» (1908).

На основе рассмотренных примеров мы можем утверждать, что архаизмы, в частности лексема «очи», в поэзии двадцатого века стали употребительными в различных стилистических вариациях и применимы по отношению к различным объектам. У Тарковского находим:

Так долго я спал, что по русские очи С калёным железом пришла татарва.

«Тебе не наскучило каждому сниться».

В приведённом примере сочетание «русские очи» отражает высокое национальное сознание поэта и находится в оппозиции с сочетанием «пришла татарва», что позволяет увидеть авторское отношение к разрабатываемой им теме. По этой схеме построено и стихотворение Самойлова «Иван и холоп».

Дерзкие очи в Ивана вперя,

Ванька-холоп глядит на царя.

Просторечие, находящееся рядом с высоким словом «очи», намеренно снижает стилистическую окраску текста, нарушая не только закон классического разграничения лексики в соответствии с темой, но и указывая на новое смыслообразование. Сочетание «высокого» слова с «низким» просторечием является тем смысловым элементом, который позволяет проникнуть в сферу отношений царь-холоп. Сквозь внешний облик холопа просвечивает его мировоззрение: глупый бунтующий взгляд направлен против царя, но в то же время автор подчёркивает нечто высокое в приведённой ситуации. Установленная оппозиция повышает информационную нагрузку.

Лексический строй заключает в себе семантическую сторону: «В целостной структуре текста именно лексический уровень является тем основным горизонтом, на котором строится всё основное здание его семантики». Заметим, что сочетание «низкого» и «высокого» встречается и у других поэтов двадцатого века, например, у Вознесенского:

Сволочь очи подымает.

Сопоставление просторечной лексики с высоким словом «очи» отражает образование новой смысловой сферы, причём грамматическая форма «подымает» является усилением при сопоставлении слов.

В стихотворении Самойлова встречаем стилистически сниженное слово «очи». Оно находится в оппозиции с торжественным мировосприятием.

О, много ли надо земли, Чтоб очи продрать на рассвете...

Тема стихотворения раскрывается на фоне онтологических размышлений. В этом случае происходит восприятие себя ничтожной малостью в окружающем мире природы и человечества. Раздумья автора перемежаются с грустными размышлениями над тем, что нужно человеку для счастья.

О, много ли надо земли Для истины, веры и права, Чтоб засека или застава Людей разлучить не могли.

Такие же онтологические размышления встречаем у А. Межирова, который созерцает мир и постигает его законы с глубоким печальным чувством, размышляет над его законами и смотрит на всё, «уставясь тяжело печальными очами». В стихотворении А. Межирова сочетание просторечия «уставясь» с торжественным словом «очи» также рассматривается как фигура, способствующая стилистическому снижению текста, но это ещё и элемент, наполняющий стихотворение особым смыслом. Л. Зубова писала, что в таких случаях «элемент высокого стиля поддерживает утверждение человеческого достоинства в унынии - своеобразное поэтическое сопротивление казённому оптимизму, которого официальная идеология требовала от автора». Таким образом, в текстах поэтов двадцатого века происходит снижение стилистического статуса слов-архаизмов. С другой стороны, слова-архаизмы стали в современной поэзии изменять свой статус под воздействием системы языка, принимающей архаизмы как естественный языковой пласт, родственный современной лексике. По замечанию О. Шульской, «изменение стилистического статуса слова заложено в системе языка. Смешение стилей стало естественным процессом в литературе. Так, в идеологически направленной литературе, превозносившей патриотизм, не допускалось употребление слов - архаизмов. В комсомольской патриотической песне появляется такая конструкция:

Вдруг боец молодой, вдруг поник головой, И закрыл свои карие очи. Ты, конёк вороной, передай, дорогой, Что я честно погиб за рабочих.

Рифма «очи» и «рабочих» выглядит не совсем правильно с учётом ориентира на нормы словоупотребления в идеологически направленной поэзии. Однако эти слова стали восприниматься как слова одного лексического пласта, подчёркивая высокое и торжественное в рабочей среде. Подобную конструкцию находим у Самойлова в стихотворении «Прощание юнака», в котором поэт, создавая обыденный пейзаж, представляет архаический пласт лексики. Представляя перед читателем картину базара, говоря о вине и старом домике, он помещает в текст слово «очи», говоря о глазах матери:

Ты взгляни ей в очи прямо, Так, как ворон мне глядит.

По-видимому, аксиологический аспект предоставляет возможность сочетания слов, принадлежащих к различным пластам лексики. Высокие деяния человека показываются через выражение их действий посредством высокой лексики. Внутреннее содержание оказывается более значимым для поэтов современности. Говоря о синхронном срезе в литературе, следует отметить, что лексема «очи» стала уместной в своём применении по отношению к существам загадочным или к существам, относящимся к миру животных. Л. В. Зубова отмечает, что в текстах двадцатого века «наблюдается любопытное явление: слово очи употребляется без стилистического снижения чаще всего тогда, когда говорится о глазах животных, насекомых, птиц». Далее она ссылается на утверждение Яковлевой о том, что такое сочетание происходит вопреки представлению о том, что «стилистически высокое соотносится с духовной сферой, в которую «животному» вход закрыт». Образно-метафорический строй литературы и языка часто отражал представление о единстве человека и природы. Следы этих кодов проявились в творчестве Д. Самойлова и его современников (Ерёмина, Джангирова).

В литературе постмодернизма произошло расширение сочетаемости слов-архаизмов с обычной лексикой. Это семантическое расширение по закону языковых процессов и литературных приёмов нашло отражение в творчестве Самойлова.

Словесный пласт Самойлова включает употребление архаических слов, слов из литературных источников, а также основывается на языке народа, указывает на духовное родство с ним и способствует созданию реалистических образов и явлений. Истоки народного творчества, опыт предшественников и современников дали мощный потенциал творчеству поэта.

 

АВТОР: Трепачко А. Н.