Пространственно-временная парадигма личности сонета эпохи романтизма и второй половины XIX века
В начале XIX века в жанровой системе лирики происходят существенные изменения и на первый план выдвигаются формы, способные отразить усложняющейся мир действительности. Центральное место занимает жанрово-строфическая форма сонета, которая воспринимается как «новая художественная модель мира, взорвавшая старую форму» (Титаренко С.Д., 1983. - С.24). Такая реконструкция жанровой системы была вызвана изменениями, произошедшими в сознании личности: отрицание возможности разумного совершенствования мира обусловило поиск идеального существования в иных, над реальных сферах. В этот период сонет развивался в русле элегического стиля, обогащался элементами психологизма и являлся формой выражения внутреннего мира личности, ее переживаний. Например, сонет В. А. Жуковского «К К.М. Соковниной»:
Протекших радостей уже не возвратить; Но в самой скорби есть для сердца наслажденье. Ужели все мечта? Напрасно ль слезы лить? Ужели наша жизнь есть только приведенье. И трудная стезя к ничтожеству ведет! Ах! Нет, мой милый друг, не будем безнадежны; Есть пристань верная, есть берег безмятежный; Там все погибшее пред нами оживет; Незримая рука, простертая над нами, Ведет нас к одному различными путями! Блаженство - наша цель! Когда мы к ней придем, Нам провидение сей тайны не открыло, Но рано ль, поздно ли, мы радостно вздохнем; Надеждой не вотще нас небо одарило. (Совалин B.C., 1986. - С.29)
Тематически сонет ориентирован на элегию, но «романтическая элегия - это стихотворение не о неразделенной любви, не о болезни, не о смерти, не о каком-либо злом случае, а о неправедном устройстве жизни, об извечных и неустранимых пороках бытия» (Фризман Л.Г., 1991. - С. 15}. Как и в элегиях, в сонете Жуковского лирический герой занимает промежуточное положение между миром идеально-духовным и миром реальным, но при этом «самого факта ухода нет... и бегство служит фоном как описательный и медитативный поток, вне какой-либо сюжетной перспективы» (Манн Ю.В., 2001. - С. 142). Основная цель повествования - изображение внутренних противоречий личности, направленных не на свое «я», а на «я» другого, что «создает условия для развития собственно диалогических структур» (Бройтман С.Н., 1989. - С. 16) в жанрово-строфической форме сонета.
Диалогизм сонета в данном случае проявляется в композиционно - образной структуре введением реального исторического имени, значимость которого прослеживается в сюжетной коллизии. Вынесение имени в заголовочный комплекс сонета определяет значимость выбранного адресата для автора и включает его в систему «читатель - заглавие - текст», где «заглавие полнее всего воплощает смысл текста..., содержит в себе весь текст целиком и служит для его познания» (Веселова Н.А., 1998. - С.5). Наметившаяся тенденция обращения лирического повествования к реальному образу современника, вынесение его имени в заглавие в дальнейшем расширит пространственно-временные границы романтического сонета и позволит автору провести параллель между миром прошлого и миром настоящего. Имя даст возможность художнику слова изобразить отношение личности и общества не статично и не только в вечно - бесконечном временном пространстве, а в сменяющих друг друга пространственно-временных и культурно-исторических плоскостях (например, В.И. Туманский «На кончину Ризнич»; Д.В. Веневитинов «Байрон»; А.А. Дельвиг «Н.М. Языкову», «С.Д. П-ой»; В.И. Козлов «Сонет А.А. Б-вой»; П.А. Плетнев «А.Н. Свой», «С.М. Салтыковой»; Н.М. Языков «К.К. Яниш» и другие). Использование исторически реальных имен в содержательной структуре формы влечет за собой цепочку образных ассоциаций, позволяющих выявить суть конфликта и мироощущения лирического субъекта сонета. Образ личность - центральное звено сюжетно - композиционной организации, он определяет дальнейшее развитие художественного события. «Я» - сложное психологическое явление, единство установок и целей творца слова.
В сонете В.А. Жуковского «К. М. Соковниной» лирический герой твердо убежден в существовании идеального мира: «Ах! Нет, мой милый друг, не будем безнадежны; /Есть пристань верная, есть берег безмятежный;/Там все погибшее пред нами оживет». Единственной реальностью в этом мире становится он сам, его душа, его ценностно - независимые сферы сознания. Парадигма образа в пространстве сонета «формируется преимущественно как художественная и в противоположность предыдущей парадигме оказывает структурообразующее влияние на процесс моделирования миропоэтической картины» (Чебанюк Т.А., 2000. - С.281). Лирический образ утрачивает свою связь с обществом, и его системообразующими параметрами являются субъективный идеализм и иррационализм.
С течением времени ситуация меняется и мир, созданный в воображении, претендует на свою универсальность, исключительность. Эпохальная личность стремится соединить в своем сознании два пространственно-временных континуума и создать нечто колоссальное, масштабное, отличное от установленных духовных потребностей общества, отвечающее только внутренним потребностям личности в процессе ее самопознания и самоосуществления. В результате актуализируется оппозиция личность/общество и усложняется парадигма личности, которая уже не может осознавать себя как нечто целое, что ведет к формированию оппозиции внешний/внутренний мир «я».
Сюжет сонета А. А. Дельвига «Я плыл один с прекрасною в гондоле...» построен по принципу обозначения превосходства одного лирического образа над параллельно существующим в пространстве сонета другим образом, введенными в структуру повествования в качестве фонового компонента:
Я плыл один с прекрасною в гондоле, Я не сводил с нее моих очей; Я говорил в раздумье сладком с ней Лишь о любви, лишь о моей неволе.
Брега цвели, пестрело жатвой поле, С лугов бежал лепечущий ручей, Все нежилось. - Почто ж в душе моей Не радости, унынья боле?
Что мне шептал ревнивый сердца глас?
Чего еще душе моей страшиться?
Иль всем моим надеждам не свершиться?
Иль и любовь польстила мне на час?
И мой удел, не осушая глаз,
Как сей поток, с роптанием сокрыться? (Совалин B.C., 1986. - С.40)
Категория индивида, который «интегрирован в общине не как ее автономный член, а как частица органического целого, немыслимая отдельно от него» (Кон И.С., 1984. - С.44), заменяется категорией индивидуальности, где «человеческое «Я» есть нечто автономное, отличное от общества, культуры, убеждений, ценностей, то есть от всякого другого» (Кон И.С., 1984. - С.125). Единичность лирического субъекта обозначена в первом катрене сонета, где образ «прекрасной» выступает в качестве слушателя и созерцателя лирического монолога героя, «я» которого «есть та точка, из которой говорящий смотрит и выражает в слове весь мир, но себя он не видит, а потому и выразить не может иначе, как общим символическим свидетельством бытия» (Булгаков С.Н., 1998. - С.78).
В центре повествования сонета бегство от «неволи» общества в мир иной реальности, реальности, существующей в воображении лирического субъекта, постепенно приходящего к осознанию иллюзорности своих стремлений. Для выражения мироощущения субъекта действия в структуру повествования вводятся символы лодки: «Я плыл один с прекрасною в гондоле» и «потока»: «Как сей поток, с роптанием сокрыться». Лодка - символ последней переправы, попытки перейти из одного мира в другой. В процессе движения наступает разочарование как в общественной системе, так и в системе мироотношения. В связи с этим возникают антиномии двойного порядка, которые реализуются в сонете символом «потока». Поток - «символ границы между двумя мирами и формами реальности» (Турскова Т.А., 2003. - С.480). С одной стороны, пересечение потока означает прорыв в мир ирреальный, в котором герой наделяется сверх силой, а с другой, поток - препятствие, преодоление которого влечет за собой потерю возможностей и уединение в своем внутреннем пространстве.
Но ни автор сонета, ни лирический герой не определяют конкретно выхода из сложившейся конфликтной ситуации. Попытка разрешения возникшего противоречия отводится читателю, образ которого выполняет важную роль в создании семантической композиции сонета. Диалог автор - герой - читатель, автор - читатель, герой - читатель расширяет пространственно-временные границы повествования, обусловливает специфику конфликта и сюжета. С одной стороны, конфликт строится на подчинении, а с другой, на сопряжении лирических образов.
В первом случае развитие сюжета проходит на уровне автор - герой, где утверждается единичность лирического субъекта как в плане его отторжения от мира, так и в плане его уникальности. В результате художественное пространство сонета сконцентрировано на реализации субъекта. В случае сопряжения лирических образов автор вводит в структуру сонета «фигуру» читателя как полноправного участника событий, и действие развивается на уровне герой - читатель (слушатель). Здесь художественное пространство семантически открыто, а антиномичная структура сонета дает возможность поэту наиболее полно изобразить борьбу реального и идеального «я» личности.
В целом внутренний конфликт «я» определяется не только особенностями миропорядка и мироощущения автора, лирического героя и читателя, но и спецификой сонета: жанрово-строфическая форма уже не стремится дать завершение конфликта в логическом синтезе, поскольку сонет, как и его лирический субъект, стремится к самосовершенствованию и самоопределению себя как жанра в лирической системе романтизма.
В период романтизма время-пространство сонета за счет обращения к субъективному «я» становится многоуровневым: время-пространство автора, время-пространство героя, время-пространство читателя, время-пространство эпохи. Такое раздвоение жизненного и художественного целого порождало поиски «третьей реальности», разрешающей противоречия или стоящей над ними. Сонет В.К. Кюхельбекера «Рождество» - размышление лирического субъекта над своей судьбой.
Сей малый мир пред оными мирами, Которые бесчисленной толпой Парят и блещут в тверди голубой, Одна пылинка; мы же - что мы сами?
Но Солнцев сонм, катящихся над нами, Вовеки на весах любви святой Не взвесит ни одной души живой; Не весит вечный нашими весами.
Ничто вселенна пред ее творцом; Вещал же так творец и царь вселенной: «Сынов Адама буду я отцом; Избавлю род их, смертью уловленный, - Он не погибнет пред моим лицом!» - И бог от девы родился смиренной. (Совалин B.C., 1986.-С.59)
В процессе идентификации «я» в культурно-историческом континууме усиливаются связи лирического субъекта с космосом, историей, обществом. В этой системе взаимосвязей акцентируется диалог человека со своим внутренним «я», активизируется процесс самопознания, происходит расширение духовно-личностной сферы и формируется диалогическое пространство, где «глубинное единство всего сущего проявляет себя через отношение Бога и мира (Творение), Бога и человека (Откровение), человека и мира (Спасение)» (Гиршман М.М., 2002. - С. 449). Такая система диалогических отношений образует двумерное пространство сонета: пространство внутреннего самосознания личности и пространство соотнесения «я» личности с образом мира и образом Творца вселенной. В результате соединения двух пространственно-временных плоскостей в структуре миропонимания осуществляется масштабное расширение пределов человеческой личности, и она сама оказывается в центре мира. Сфокусированность личности на своей значимости в социокультурном пространстве определяет и специфику ее сюжетного окружения: в структуру повествования вводятся абстрактные понятия, сюжет не ограничен конкретным пространственно-временным континуумом, время приобретает характеристики безмерности, бесконечности, происходит расширение самосознания личности до пределов Космоса и Бога. Но наполненность субъективного «я» исключительно знаниями о себе, своей сущности, лишает личность активности: нет «единства субъективного и объективного в динамке их превращений друг в друга, что является источником активности личности» (Иващенко А.В., 2000. - С.117). Поэтому структура диалогических отношений субъекта сонета сводится к вариативной, наполненной новой семантикой модели «я - мы», которая трансформируется в модель «я - мы - другой», где конечный компонент являет не только инвариант «я», но и олицетворяет собой божественное, обладающее сверхчеловеческой способностью преобразования не столько мира, сколько «я» личности.
Созданный автором миф о роли творца во вселенной соединяет в структуре повествования сонета две концепции времени: времени настоящего и времени прошлого. Для героя сонета разные временные планы совмещаются и «снимаются различия между далеким прошлым, недавними событиями и историческими и мифологическими ситуациями» (Николина Н.А., 2003. - С.114). Время в сонете, с одной стороны, циклично и замкнуто в пространстве внутреннего самоопределения героя, а с другой - автор предоставляет читателю возможность выстроить произошедшие события в линейный исторический и мифологический ряд, обозначить параллель прошлое-настоящее и предопределить дальнейшее развитие действия. Взаимодействие в сонете разных временных плоскостей и пространственных характеристик субъекта обусловливает сочетание в тексте контрастных эмоциональных тональностей: скорби (конца) и радости (начала), где роль мифологического подтекста отлична от предыдущего периода. В данном контексте «миф рассказывает, каким образом реальность достигла своего воплощения и осуществления,... о том, что себя в полной мере проявило» (Элиаде М., 2000.-С. 12).
Таким образом, пространственно-временную структуру лирического повествования романтического сонета можно определить как многоуровневую:
- пространство автора включает в себя пространственно-временные характеристики героя и читателя;
- пространство героя по своей сути антиномично и представляет соотношение двух временных континуумов: исторического и мифологического, каждому их которых присущ особый тип сознания;
- пространство читателя обусловливает равновесие пространств героя и автора в разных временных плоскостях;
- пространство эпохи определяется соотношением пространственно - временных характеристик автора, героя и читателя.
Развитие жанрово-строфической формы сонета в эпоху романтизма ознаменовано углублением личностного начала. Именно в этот период в русской литературе начинает формироваться новое восприятие сонета и свойственный только этому жанру тип лирического героя и его сюжетное окружение.
В целом в «эстетике романтизма решающее значение имели содержательные возможности сонета, его эмоционально-рефлексивный характер, способствующий реализации романтического самовыражения» (Кожинов В.В., 1978. - С.75). Популярность сонета в данный период обусловлена следующими причинами:
- сюжетно-композиционные особенности сонета, заключающиеся в его антиномичной структуре, позволяли поэтам-романтикам на минимальной площади концентрировать метафизическое значение мироощущения лирического героя;
- основной структурообразующий компонент сонета - антиномичность, воспринимался в эстетике романтизма как способ отражения действительности и являлся центральным в присущей этому периоду концепции личности;
- антиномичная структура сонета, являющая столкновение идеального и реального, составляла собой одно гармоничное целое, полностью соответствующее художественной картине мира и реализации «я» личности;
- склонность жанра сонета к самолюбованию, самосовершенствованию, стремление стать «универсальной поэтической формой» отвечала сложившемуся в этот период типу исключительного героя.
Период реализма, когда «субъективное романтизма обросло плотью объективного» (Манн Ю.В., 2001. - С.21), ознаменовал переход жанрово - строфической формы на новый этап развития. В эту пору сонет особой популярностью не пользовался, но тем не менее его формально - содержательные возможности значительно расширились. Образ личности в сонетах функционирует в более широком смысловом контексте, включает в себя результаты познавательной деятельности не только своего «я», но и «другого», определяет сюжетный шаг, воплощает особенности социального миропорядка и существует в исторически и социально обусловленном континууме.
В это время заголовочный комплекс сонета отражает время и пространство формы. В эпоху классицизма заглавие содержит определение жанра или непосредственно обращено к адресату (В.К. Тредиаковский «Боже мой! твои судьбы правости полны», А.П. Сумароков «Не трать, красавица, ты времени напрасно», М.М. Херасков «Сонет и эпитафия» и другие). В период предромантизма и романтизма в заглавие выносятся понятия, отдельные слова или развернутые реплики героев, определяющие их отношение к окружающей действительности. Помимо этого заглавие может содержать риторический вопрос, называть тему и героя: С.А. Тучков «Придворная жизнь»; М.Н. Муравьев «Возвращение весны»; М.И. Попов «О небо, для чего родился человек?»; В.И. Майков «Сонет к Михаилу Никитичу Муравьеву»; Д.В. Веневитинов «Байрон»; А.А. Дельвиг «Н.М. Языкову» и другие.
Во второй половине XIX века заглавие сонета указывает на время и место действия и тем самым участвует в создании художественного времени и пространства произведения. Например, сонет Я.П. Полонского «Ночь на восточном берегу Черного моря»:
Чу! - выстрел - встань! Быть может, нападенье... Не разбудить ли казаков?...
Быть может, пароход заходит в укрепленье Подать письмо с родимых берегов. Открой окно! - Ни зги! Желанных парусов Кто в эту ночь увидит приближенье? Луну заволокла громада облаков...
Не гром ли? - Нет, не гром - игра воображенья...
Зачем проснулись мы, увы, кто скажет нам! Одни валы шумят и плачут без ответа...
Так часто, в наши дни, в немой душе поэта Проходят образы, незримые очам, Но вожделенные, подобно парусам, Идущим в пристань до рассвета.
(Совалин B.C., 1986. - С.115)
Объявленная в заглавии двуплановость лирического повествования (ночь Черного моря - на восточном берегу) получает непосредственное структурное выражение: фрагментам прозаическим соответствуют высказывания лирического героя, непосредственно воссоздающие его душевную жизнь. Поэтический мир усложняется, и «в изображаемое включаются не только действия, но и действующие лица с их чувствами, взглядами, голосами, не только рассказываемое, но и рассказчики, и тем самым возникает необходимость словесного воссоздания в художественном целом многих различных и разнонаправленных интонаций, образующих определенную систему, изоморфную объективному миру с его субъективной многоплановостью и многоголосием» (Гиршман М.М., 2002. - С.425). В результате происходит укрупнение художественной детали, появляются переходы от художественной к вне художественной реальности, их взаимодействие, что влечет за собой вхождение в структуру повествования «не только человека в человека, но и реального другого» (Бройтман С.Н., 1989. - С.17). Так формируется поэзия действительности. Автор, таким образом, предпринимает попытку развить и дополнить поэтическое целое индивидуального сонета.
Указанное в заголовочном комплексе сочетание абстрактных «ночь Черного моря» и конкретных «на восточном берегу» характеристик лирического повествования обусловливает сложную и динамичную пространственно-временную организацию сонета, соединение в сюжетно - композиционной структуре элементов прозаических и поэтических. Такое комбинирование влечет за собой усложнение оценки героем своего «я». В его сознании происходит разделение, а не отождествление как в эпоху романтизма, компонентов такой модели как «я - мы - другой», где последнее понятие вычленяется из структуры и действует как самостоятельный, автономный член повествования. В связи с этим в хронотопе сонета появляется новый пространственно-временной уровень. Личное пространство героя расширяется и включает в себя не только пространство автора, читателя и эпохи, но и пространство других лирических образов сонета, которые являются полноправными участниками события. В результате усложняется субъектная организация текста и авторское «я» чередуется с «я» героя, с «мы» других персонажей. Несмотря на то, что сюжетное время сонета Я.П. Полонского определено позицией лирического героя и события происходят в одной временной плоскости - плоскости настоящего, такое включение объективного авторского «я» в структуру повествования дает возможность сопоставления реальных лиц и поэтических образов. Соотношение художественной и вне художественной реальности образует второй пространственно-временной план сонета: план времени частного и времени общего, где сквозь призму индивидуального проступает коллективное.
Таким образом, пространственно-временная организация сонета второй половины XIX века представляет сложное единство, формирующееся в процессе членения и комбинирования нескольких сфер восприятия одного пространственно-временного континуума:
- пространство героя вбирает в себя пространственно-временные характеристики автора, лирических образов, читателя и эпохи;
- время прошлое, настоящее или будущее включает в себя две сферы: времени частного - личного времени героя и времени общего - времени, в котором герой соотносит себя с окружающей действительностью.
Пространственно-временная организация сонета рассматриваемого периода обусловлена не только изменившейся концепцией личности и причинами культурно-исторического характера, но и формально - содержательными возможностями жанрово-строфической формы. Наиболее значимыми факторами сюжетно-композиционной организации сонета становятся (несмотря на его непопулярность), во-первых, выразительность, гармоничная законченность повествования, диалогичный характер структуры, причем диалогизм сонета основан на разрешении кризисных ситуаций путем комбинации диаметрально противоположных компонентов образа личности - общего и индивидуального, исторического и мифологического. Во-вторых, «способность схватить и запечатлеть» в предельно кратком стихотворении «тонкую, сложную и зыбкую жизнь души во всей ее сокровенной глубине..., целостную и ничем не ограниченную широту видения мира, единство и полноту поэтической концепции жизни» (Кожинов В.В., 1960. - С.30).
Во второй половине XIX века открытая эпической прозой объективная многоплановость бытия в полной мере отразилась в лирике. Такая тенденция развития лирики позволила художнику слова вывести образ личности за пространственно-временные границы отдельного сонета. Сосредоточение жанра на категории личности и определило новый этап в развитии сонета, пути его соотношения с другими родами литературы в целях многообразного охвата действительности. В сонетах этого периода реализуется основной компонент эпического повествования - чувство историчности общественной жизни, которое прочно связано с представлением о воспроизведении бытия в его целостности, с раскрытием сущности эпохи. Такая трансформация возможностей жанрово-строфической формы была обусловлена эволюцией идеи личности и необходимостью масштабно изобразить основные сферы человеческого бытия. Тяготение к изображению участия личности в историческом процессе, самосознания индивида и общественного сознания (исторического и мифологического) сближает принципы жанрово - строфической формы с жанровыми принципами эпического постижения сущности мироздания, поскольку именно эпос предполагает «системное, многоаспектное, целостное изображение общественного бытия и отношения к нему конкретного человека» (Головко В.М., 2001. - С.45). Примером может служить сонет П.Д. Бутурлина «Андрей Шенье»:
О, если бы во дни, когда был молод мир, Родился ты, Шенье, в стране богов рассвета, От Пинда синего до синего Тайгета Была бы жизнь твоя - прелестный долгий пир!
При рокоте кифар и семиструнных лир Венчали б юноши великого поэта, И граждане тебе, любимцу Музагета, В родимом городе воздвигли бы кумир.
Но Парки для тебя судьбу иную пряли! И ты пронесся в ночь кровавых вакханалий По небу севера падучею звездой!...
Как греческий рапсод, ты страстно пел свободу, Любовь и красоту бездушному народу И умер перед ним, как греческий герой. (Федотов О.И., 1990. - С.77)
Герой сонета представлен автором во всех сферах жизнедеятельности: нравственной - «Как греческий рапсод, ты страстно пел свободу...», социальной - «И граждане тебе, любимцу Музагета, в родимом городе воздвигли бы кумир», культурно-исторической - «О, если бы во дни, когда был молод мир, родился ты, Шенье, в стране богов рассвета...».
Композиционно-образная специфика сонета определена системой сопоставлений героя с присутствующей в структуре повествования мифологической образностью, что формирует две пространственно- временных сферы: историческую «О, если бы во дни, когда был молод мир,/Родился ты, Шенье, в стране богов рассвета» и мифологическую «Как греческий рапсод, ты страстно пел свободу, Любовь и красоту бездушному народу И умер перед ним, как греческий герой». Пространство существования лирического героя сонета представляет собой «бытие - между», межличностное содержание которого «несводимо ни к одной отдельной человеческой личности, но в то же время оно ни в каком своем даже универсальном значении не теряет конкретно-личностного характера и проявляется как первоначальная, «врожденная» энергия общения - диалога..., когда единое бытие-между по внутренней необходимости оказывается множественным, но в глубине своей неделимым» (Гиршман М.М., 2002. - С.450). Поэтому художественное время сонета не только событийно, но и концептуально: «временной поток в целом и отдельные его отрезки членятся, оцениваются, осмысливаются автором и героями произведения» (Николина Н.А., 2003. - С. 123), в результате чего возникает диалог прошлого и настоящего, античности и современности, что в целом определяет как индивидуальную, так и массовую модель мира. Такой подход к раскрытию образа личности и его пространственно-временных характеристик обусловлен эволюцией идеи личности жанрово-строфической формы сонета.
Идея личности определяет и пространственно-временную организацию лирического повествования жанрово-строфической формы. Хронотоп сонета представляет многоуровневую систему, включающую в себя пространство автора, героя, читателя и эпохи. Временная сфера каждого участника сонетных событий представляет комбинирование нескольких пространственно-временных континуумов. Прошлое, настоящее или будущее время сонета имеет свою структуру: сферу частных и общих пространственно-временных характеристик протекающего действия и его участников.
АВТОР: Анисимова Л.Г.