Использование парадоксальных и провокативных методов в психотерапии

Метод провокации активно используется различными школами психотерапии, причем этот метод нередко оказывается незаменимым в работе с самыми трудными случаями.

Близки к провокативным методам (в нашем понимании) «парадоксальные вмешательства», которые используют многие психотерапевтические направления (экзистенциальная терапия, стратегическая, поведенческая, психоанализ, системная семейная, групповая, краткосрочная), разрабатывая свою теорию на эту тему.

Исследователи отмечают рост числа работ, посвященных парадоксальным методам (Кейд, О Хэнлон, 1998; Уикс, Л Абат, 2002). Большой вклад в разработку этой темы внесли Уикс и Л Абат, Хейли, Кейд., О Хэнлон, Вацлавик, Уикленд, Росси, Палаззоли и ее группа из Милана, Слюзский, группа из Центра Краткосрочной терапии Института Исследования Мозга в Пало Альто, Фиш и др. из Калифорнии и другие.

Свои классификации парадоксальных стратегий приводят Уикс и Л Абат, Кейд и Соусгейт, Фишер, Андерсен, Джонс, Вацлавик и сотрудники, Андольфи, Теннен, Пресс, Уайт, Раскин, Пикерин, Рорбаух.

Кейд и О Хэнлон определяют парадоксальные техники как «вмешательства, где терапевт, оказывая помощь, как бы укрепляет существующие проблемы, вместо того, чтобы с ними бороться» [Кейд., О Хэнлон 1998: 117].

Широко известна техника «парадоксальной интенции» Виктора Франкла, разработанная в 30-ые годы в рамках логотерапии. Задача этой техники - «взломать, разорвать, вывернуть наизнанку» тот порочный круг, в который попадает пациент с фобиями или навязчивыми идеями: симптом вызывает у него страх ожидания его повторения, в результате чего симптом действительно появляется вновь, подтверждая опасения больного. Суть техники в том, чтобы спровоцировать пациента специально вызывать у себя болезненный симптом, не избегать его [Франкл,1990: 342].

К парадоксальным техникам можно также отнести техники дефрейминга и рефрейминга [Бендлер, Гриндер 1995]. Они основаны на придании с помощью терапии нового смысла старому опыту пациента. При рефрейминге терапевт предлагает новое значение ситуации, переформулировав проблему. Б.Кейд, В.Х. О Хэнлон считают рефрейминг «необходимой и наиболее важной составляющей процесса изменений» [Б.Кейд, В.Х. О Хэнлон 1998: 91]. При дефрейминге терапевт только выражает свое сомнение в значении, которое клиент придает ситуации, не предлагая новой системы ценностей.

К парадоксальным техникам относят также провокацию или вызов, основанные на непосредственном провокационном сообщении со стороны терапевта, которое не является, однако, парадоксальным. Клиента мотивируют к прямому проявлению реакции, которая доказала бы ему и окружающим возможность справиться с трудностями.

Теннен делит парадоксы на рекомендацию, ограничение (отговаривание клиента от необходимости и возможности изменений) и обоснование («ликвидация проблемной позиции» - убедить клиента в своих силах, принять проблему или довести данную позицию до абсурда).

Фишер, Андерсен и Джонс выделяют 3 вида парадоксальных стратегий:

Даниель разработал аналогичную технику еще в 1920 году, назвав ее техникой «негативной практики», в 50-е годы Роузен работал подобным способом с острыми психозами. Авторы Моздеж, Маццителли и Лисецки доказали, что Альфред Адлер также часто использовал парадоксальную интенцию.

Переопределение (изменение значения или интерпретации симптома), эскалация (способ увеличить частоту проявления симптома, попытка привести ситуацию к кризису) и изменение направления (изменение одного аспекта симптома через вызывание симптома в конкретной ситуации).

Уикс и Л Абат задают два критерия классификации парадоксальных техник: их уровень (зависит от проблемы) и различие между парадоксами, базирующимися на подчинении и возражении. Они выделяют такие виды парадоксальных вмешательств (интервенций), как переформулирование и смену ярлыка; предлагают такие парадоксальные рецепты и описательные парадоксы как предписание симптома, рецепты, связанные со временем (домашние задания), описательные парадоксы (письма), сдерживание (негативные последствия изменений), торможение и запрещение изменений, декларирование беспомощности, предвидение или предписание рецидива, разделение позиции, опосредованные и скрытые парадоксы, а также парадоксы, ведущие к инсайту.

На сегодняшний день не существует однозначного отношения психологов к парадоксальной терапии, которая остается набором техник поиска теорий, что вызывает много проблем в области профессиональной этики. Ряд авторов (Вацлавик, Хейли) считают, что любая терапия и коммуникация включает элемент манипуляции, и важно использовать его для пользы пациента. Другие авторы устанавливают противопоказания к использованию парадоксальных техник (Фишер, Андерсон, Джонс, Уикс и Л Абате, Рорбау).

Б.Кейд и В.Х. О Хэнлон относятся к ним неоднозначно и считают, что эти техники «хороши, если их используют в меру» [Цит. по Кейду и О Хэнлону 1998: 124]. Они характеризуют эти техники как «эмпатию, а не обман» [Там же: 123]. Уикс и Л Абате призывают терапевтов, использующих парадоксальные методы работы, к ответственности и советуют быть осторожными «несмотря на то, что нам известны сотни случаев, указывающих на необыкновенную эффективность этого типа техник, эмпирических исследований на эту тему проведено немного» [Там же: 1998: 120].

Провокационная психотерапия Ф. Фарелли. Фрэнк Фарелли разработал специальное направление в психотерапии, непосредственно названное им «провокационной психотерапией», которая последние годы получила широкое распространение и в России. Приведем пример провокативного поведения терапевта по Фарелли: клиенту, исполненного жалости к себе, дается нарочито абсурдный совет: «Купите инвалидное кресло. Не надо тратить энергию на ходьбу! Можно приделать к креслу громкоговоритель с магнитофоном. Он будет объявлять: «Дорогу! Дорогу! Идет Страдалец Года!». Важно отметить, что при этом в своих работах Фарелли подчеркивает позитивную направленность метода, предупреждая против «ломки» личности пациента.

В качестве «особых техник провокационной терапии» Фарелли выделяет следующие: тест на реальность (доведение до абсурда), вербальная конфронтация, негативное моделирование, «объяснения», «противоречивые сообщения», перечисление. Особое значение в провокативной психотерапии приобретает юмор и такие его формы как преувеличение, мимикрия (передразнивание), высмеивание, передергивание (искажение), сарказм, ирония, шутки. К сожалению, автор не раскрывает сущность каждой из техник, часто ограничиваясь одними названиями [Фарелли, Брандсма 1996: 80-112]. Однако эту задачу отчасти выполнили его последователи. Так известный голландский психолог, специалист по НЛП, Дж. Холландер, проанализировав методы провокативного воздействия, которые использует Фаррелли, выявил так называемые «факторы Фаррелли», представляющие собой 39 поведенческих, стратегических и ментальных паттернов провокативного поведения, сгруппированных по 7 основным категориям. Все эти факторы описывают реальные действия, которые может выполнять человек, занимающийся провокативной терапией, на поведенческом, эмоциональном и когнитивном уровнях.

Цель провокационной терапии - спровоцировать больного на реакцию одного из следующих типов: утверждение своего «я» как вербально, так и поступками; самоутверждение соответственно ситуации; реальная самозащита; распознавание признаков дискриминации и адекватная реакция на него; участие в общении с элементами риска [Там же: 149].

Провокативные методы М. Эриксона и его последователей. Милтон Эриксон - один из великих психотерапевтов XX века, разработал метод клинического гипноза, позже названного эриксоновским гипнозом, который был положен в основу такого нового направления психотерапии как нейролингвистическое программирование (НЛП). М. Эриксон очень часто использовал провокативные методы, давая больным парадоксальные задания, используя сугубо индивидуальный подход и достигая при этом поразительных по быстроте и эффективности результатов. Например, клиенту, который жаловался на эпилептические припадки, случавшиеся с ним, как только он садился за руль автомобиля, Эриксон предложил надеть белый костюм и, сев за руль автомобиля, через определенные отрезки времени выходить и ложиться в грязь, стараясь вызвать у себя припадок [Уикс, Л Абат 2002: 102]. В описаниях работы М. Эриксона мы находим множество ставших классическими примеров использования провокативных воздействий «во благо» пациента, хотя самому клиенту и окружающим действия Эриксона могли казаться нелепостью и даже издевательством [Хейли 19986; Эриксон 1999].

Для введения клиента в транс он разработал вербальный «метод путаницы», основанный на использовании «игры слов или сообщений одинакового сорта, которое постепенно вводит путаницу в тот вопрос, что рассматривается пациентом и врачом, и ведет к запрещению обычных ответов, реакций, и, следовательно, к нарастанию необходимости дать ответ [Эриксон 1999: 151]. «Порой это напоминает детскую загадку: «Две утки впереди одной утки, две утки позади одной утки и в середине одна утка. Сколько уток всего? даже те, кто знает, что речь идет о трех утках, почувствуют себя безнадежно запутанными, если к загадке добавить такую фразу: «Конечно, Вы должны помнить, что они находятся за дверью с левой стороны» [Там же: 152].

Провокативные методы применяют также такие классики мировой психотерапии как последователь М. Эриксона Дж. Хейли, развивающий «терапию испытанием», К. Витакер, П.Пепп и многие другие. Однако из их противоречивых, острых, парадоксальных, порой жестких, шокирующе резких методов работы трудно вычленить отдельные приемы [Витакер 2004; Витакер, Бамберри 1997; За пределами психики 1999; Пепп 1998].

Метод тяжелого испытания Дж. Хейли затрагивает глубинные закономерности изменения. Он парадоксален и представляет собой очень трудное задание, предписанное терапевтом пациенту - задание субъективно более тяжелое, чем имеющийся у него симптом. Эффективность такого приема основана на том, что если для человека тяжелее иметь симптом, чем отказаться от него, он расстанется с симптомом [Хейли 1998а].

«Стиль работы Пегги Пэпп поражает своей провокационностью и вместе с тем бережным отношением к семье», - так характеризует работу П. Пепп российский психотерапевт А.В. Черников [Черников 1998: 5].

Профессора психиатрии, президента Академии психотерапии Карл Витакера называют «самым странным классиком семейной терапии, ее пророком и юродивым», который «говорит правду в иносказательной форме» («а правда - неуютная, жалящая, отменяющая привычную «картинку»), сумасшедшим или хулиганом, публично назвавшим свое профессиональное кредо «бредовой системой». Его подход полон экзистенциальных парадоксов, которые «озадачивают, а свобода мышления просто бьет наповал», постоянно напоминая «о зияющих совсем рядом черных дырах абсурда, сбивает с толку» [Михайлова 1997: 3].

Провокативные техники в психодраме. Многие направления психотерапии включают в себя отдельные провокативные техники и приемы. Так, например, в психодраме используется техника «контрастного дублирования», т. е. «дублирования наоборот». Когда протагонист в определенный момент сессии затрудняется прямо высказать свое чувство, чтобы спровоцировать в клиенте необходимую реакцию применяется техника «в обход». Например, если протагонист не решается произнести фразу, обращенную к дополнительному «Я», играющего его начальника: «Я тебя ненавижу», «контрастный дубль» может сказать от его лица: «Ты мне очень нравишься», что обычно вызывает обратную реакцию [Лейтц 1994].

Другая психодраматическая техника, также включающая провокативный элемент, - «максимизация чувств». Ведущий просит протагониста выразить свое внутреннее состояние через позу и усиливать ее до тех пор, пока это возможно, пока не родится трансформирующая энергия противодействия. Тогда может произойти катарсис, и вместе с позой состояние изменяется на противоположное. Иногда к телесному воздействию подключается речь: терапевт просит клиента или дополнительных «Я» произносить одну и ту же фразу много раз, громче и громче, доводя этим ее до абсурда [См. б этом Гриншпун, Морозова 2000; Морозова, Соболев 2002].

Из практики отечественных психотерапевтов можно привести следующие примеры использования провокативных методов.

«Потрясающая психотерапия» В.А. Ананьева. Близко нашему пониманию провокативности понимание «потрясения» в созданной В.А. Ананьевым «потрясающей психотерапии», опирающейся на философские положения теории сложных самоорганизующихся систем - синергетику, современные достижения психотерапии и медицинской психологии, а также древние знания и представляющей элемент «новой волны» в психотерапевтическом движении [Ананьев 1999].

«Потрясение» понимается В.А. Ананьевым как поворотный момент биографии человека, когда формируется новый взгляд на действительность; качественный скачок, пробуждение. «Потрясение» обязательно связано с переоценкой сторон жизни, видением нового пути, «перерождением» личности. Условием потрясения нередко выступает душевный кризис, трагедия потери.

Как отмечает В.А. Ананьев, потрясающая психотерапия больше представляет собой искусство в том смысле, что следует своим собственным интуициям и вдохновениям, а не догмам и правилам, опираясь лишь на универсальные закономерности. «Потрясение» сравнивается им с практикой дзен-буддизма, описывается как «просветление... под ударом бессмыслицы», «абсурд для скованного различного рода теориями и догмами ума», «моделирование хаоса», которое активизирует адаптационные механизмы человека с целью изменения функций и структуры личности человека. Для нее характерны также запредельные нагрузки, которые помогают выйти из болезни.

В качестве одной из важных стадий потрясающей психотерапии» В.А. Ананьев непосредственно выделяет стадию «провокации» (этап 6) или оценки достигнутого, выполняющим функцию проверки полученного результата, сравнение его с первоначально поставленной целью. Этому этапу придается особое значение, т.к. он является необходимым элементом работы на протяжении всего терапевтического процесса, а также после его окончания.

Известный психотерапевт А.Е. Алексейчик использует в групповой работе провокацию в качестве основного метода. Он специально грубо, агрессивно нападает на клиентов, высмеивает их, унижает (например, выкручивает им пальцы, заставляет долго и неподвижно стоять на одной ноге), выгоняет из группы. Параллельно он постоянно провоцирует решение нравственных проблем, в результате достигая сильного психотерапевтического эффекта [См. Хайруллаева 1993: 108-109].

Сам А.Е. Алексейчик называет боль, причиняемую клиентам во время терапии «делом обыденным», болью предупреждающей, «иммунизирующей», стимулирующей, объединяющей, исцеляющей [Алексейчик 1993: 116].

Знаменитый психиатр и психотерапевт М. Е. Бурно считает, что больше всего подобная терапия подходит пациентам «с тоскливым переживанием бессмысленности своей жизни и жизни вообще. Психотерапевт сгущает, заостряет это их тягостное переживание до остроумного гротеска сказочного абсурда» [Бурно 1993: 110].

Московский психотерапевт О. В. Немиринский отмечает, что впечатления от работы Апексейчика среди московских психологов самые разные и зачастую противоположные - от восхищения до возмущения. «Очевидно, что А.Е. Алексейчик задевает за что-то живое, что-то очень болезненное, грозящее эмоциональным взрывом (которого многие люди склонны бояться), часто дающее ощущение подлинности, эмоциональной наполненности и благодати» [Немиринский 1993: 104].

На протяжении всего времени проведения так называемых «антипсихиатрических групп» ведущий ничего не делает, оставаясь абсолютно пассивным. Он просто входит, садится и молчит. Группа обычно сначала напряженно ждет, не понимая, что происходит, потом постепенно активность пациентов возрастает, они начинают перешептываться, а под конец ведут себя «как безумные». В этом освобождении, спонтанном поведении и состоит провокативный эффект этого метода [Морозова 2005].

Провокативность и авангардные формы искусства в арт-терапии. Надо отметить, что провокативные методы в психотерапии нередко сравнивают с авангардным искусством. Так, например, отдельные провокативные техники Ф. Фарелли, в основе которых лежит абсурд, описываются как «сюрреалистические решения». Карла Витакера, благодаря использованию провокативных методов, называют одним из ее самых «авангардных» классиков в истории семейной терапии, а воздействие терапии А. Е. Алексейчика сравнивают с целительным эффектом от полотен Дали и Ионеско [Бурно 1993: 110-111]. Однако, обратного движения в России пока почти не происходит: хотя мультимедийная работа, все больше распространяющаяся в современной арт-терапии, напоминает инсталляции и перформансы [Копытин 1999: 211] по форме, однако, нечасто использует провокативные методы. Между тем, в Лондоне в рамках Британского Института Провокативной психотерапии существует арт-терапевтическая школа Hephzibah Kaplan. Из зарубежных авторов-арт-терапевтов осознанно опыт постмодернизма применяют в своей работе Э. Келиш, Р. Ееман, Г. Хульбут, М. Фабр-Левин, Р. Мартин, Макнифф [См. подробнее Арт-терапия в эпоху постмодерна 2002].

Психиатр и психотерапевт А.И. Копытин (С-Петербург) - основатель арт-терапевтической ассоциации, главный редактор журнала «Исцеляющее искусство», одним из первых в нашей стране начал использовать опыт современного искусства в групповой арт-терапевтической работе. В своих книгах описывает традиционные арт-терапевтические сессии и сессии с использованием «перформансов» и «инсталляций. Примеры наиболее успешных сессий, проведенных А.И. Копытином, включали методы и язык современного авангардного искусства. Так, например, группой под его руководством была создана композиция на тему «Помойка», включающая личные вещи и предметы [С.203-204], нередко используется форма лэнд-арта (ландшафтного искусства), где клиенты выходят на природу и создают композиции вне психотерапевтического кабинета. А.И. Копытин описывает случай использования им провокативного «трикстерского», абсурдного поведения в момент, когда группа зашла в тупик, работая над композицией на тему «Любовь». Ведущий отмотал кусок розовой туалетной бумаги и завязал у себя на шее в виде галстука, после чего дал каждому участнику группы по такому же куску со словами «Это ваш ваучер», подвесил на лестнице развернутый рулон туалетной бумаги, поджег ее и стал играть на флейте, пока она горела, повесив рядом портрет Горбачева [Копытин 2002: 191-195]. Автор отмечает, что подобные эксперименты вызывали больше энергии, радости и удовлетворения в группе, чем традиционные методы [Копытин 1999: 209-220].

А.И. Копытин отмечает также, что далеко не все произведения современного искусства предполагают использование арт-терапевтических достижений. Многие из них, использующие жесткие, агрессивные методы воздействия, А.И. Копытин рассматривает как «антипсихотерапевтическими», «в силу того, что они выполняют скорее деструктивную функцию по отношению к автору и воспринимающей их аудитории» [Копытин 1999: 211]. Для арт-терапии, по его мнению, больший интерес представляют те работы, использование которых может оказать позитивное, преображающее воздействие на психику человека и способствовать разрешению внутриличностных и социальных конфликтов.

А.И. Копытин констатирует, что «современное искусство нередко берет на себя психотерапевтическую функцию, в связи с чем можно говорить о растущем взаимопроникновении арт-терапии и художественного авангарда» [Там же: 211]. Он считает, что сотрудничество представителей новых художественных течений и арт-терапевтического сообщества будет весьма плодотворным как для развития арт-терапии, так и современного искусства. Однако, по его мнению, применение некоторых достижений современного искусства должно быть определенным образом адаптировано к контексту и специфическим задачам арт-терапевтической работы, особенностям клиентов или их групп.

По мнению Ю. А. Соболева, известного авангардного художника, пытавшегося объединить опыт провокативного искусства и арт-терапии, психотерапевтическая функция того или иного произведения будет тем больше, чем больше автор вложит в него своего опыта исцеления, личностного роста. Зачастую психотерапевтический эффект имеет место благодаря тому, что произведение искусства выступает в качестве «триггера», способствующего запуску определенных психологических процессов у воспринимающего лица [Там же: 214].

Если рассматривать арт-терапию более широко - как современную культурную практику, то можно говорить об особой терапевтической роли авангардного искусства и конкретно перформанса как жанра для самих художников, так и для культуры в целом [Морозова 1997а; Тихонович 2005]. Приведем в качестве примера выдержки из интервью с О.Б. Куликом после серии его наиболее радикальных перформансов, в ходе которых он некоторое время жил в образе «павловской» собаки. В нем художник говорит о том, что до этого перформанса «всегда стеснялся тела», «обнаженное тело для меня было табу», а после него «я полюбил тело», «стал более счастливым лично», «это сняло у меня много зажатостей» [Ритуал. Театр. Перформанс 1999: 84].

АВТОР: Морозова Е.А.